Перейти к содержанию

Рубин И. Рецензии на политэкономические сочинения⚓︎

Журнал «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», кн. 1, 1924, с. 478—490

Н. Dietzel, Vom Lehrwert der Wertlehre und vom Grundfehler der Marxschen Verleilungslehre. 1921⚓︎

Дитцель — один из известнейших германских экономистов, участник литературных споров конца XIX столетия, в которых противником его выступал Бем-Баверк. В своих статьях («Die klassische Werttheorie und die Theorie vom Grenznutzn» и «Zur klassischen Wert-und Preislehre») и в книге «Theoretische Sozialoekonomik» Дитцель защищал классическую теорию стоимости против нападок представителей австрийской школы. В глазах Дитцеля теория классиков есть теория издержек производства. Издержки производства, прямо или косвенно, сводятся к затратам труда. Но затраты труда влияют на величину стоимости только потому, что труд есть важнейшее благо, имеющееся в ограниченном количестве, или полезность. Теории трудовой стоимости и предельной полезности вполне примиримы друг с другом. Издержки производства, которые в последнем счете сводятся к субъективной трудовой стоимости (т. е. к оценке полезности труда), — такова была идея, при помощи которой Дитцель безуспешно пытался примирить или, вернее, затушевать принципиальное различие между обоими враждующими направлениями экономической мысли.

В своей новой книжке Дитцель опять выступает примирителем, на уже с другого конца. Он доказывает, что изучение экономических явлений не нуждается ни в теории трудовой стоимости, ни в теории предельной полезности. Вообще теория стоимости играет в науке, вопреки распространенному мнению, не роль фундамента, но только роль орнамента, которому приписывалось совершенно неподобающее значение. Виной этому «великий шотландец» Адам Смит, «поспешные суждения» которого о важной роли теории стоимости были приняты на веру экономистами (стр. 7, 37). Немало содействовал этому заблуждению и Рикардо, теоретическая система которого, как кажется на первый взгляд, построена целиком на теории стоимости (с. 8). Но это только видимость (с. 8). В сущности и Смит и Рикардо могли бы вполне развить свое учение — в частности теорию распределения, для обоснования которой будто бы необходима теория стоимости — без помощи последней. Установленный Смитом закон цен гласит, что, «если индивидуумы правильно понимают свой экономический интерес, то блага будут обмениваться в соответствии с издержками, сводящимися в последнем счете к количествам труда» (с. 7). Как теория цен Смита, так и его теория распределения, согласно которой капиталист и землевладелец, пользуясь своей экономической силой в качестве владельцев средств производства, получают в свою пользу «вычет из продукта», — построены без всякой помощи теории стоимости (с. 7).

То же самое относится к Рикардо. Наиболее важное значение имеет его теория цен, согласно которой цены определяются издержками, затраченными в наихудших условиях производства, или «максимальными издержками». «Закон максимальных издержек, этот основной закон образования цен, не связан с теорией стоимости. Он остается несвязанным с ней даже в том случае, если на вопрос, в чем же состоят издержки, мы ответим, что в последнем счете они сводятся к количествам труда, — ответ, который получается без помощи теории стоимости» (с. 9). Из закона максимальных издержек вытекает непосредственно теория ренты, как разницы между этими максимальными и индивидуальными издержками (с. 10). Далее, отсюда же можно было бы вывести и теорию заработной платы. Правда, Рикардо определил заработную плату, как стоимость воспроизводства рабочей силы, т. е. выводил ее из теории стоимости, но такой обходный путь не нужен. Дитцель, беря за основу идеи Тюнена, предлагает вывести закон заработной платы непосредственно из закона ренты (с. 21). Для упрощения он предполагает, что общество состоит только из землевладельцев и землевладельческих рабочих. Прожиточный минимум равен 8 единицам, напр., пудам хлеба. Значит ли это, что заработная плата не может превышать 8-ми пудов хлеба? Никоим образом. Пусть на разных участках земли, начиная.с более плодородных, один рабочий доставляет 15, 14, 13, 12, 11, 10, 9 пудов хлеба (всего семь категорий земель). Если рабочих так мало, что они удовлетворяют потребность в рабочих руках только первой категории землевладельцев, то вторая категория землевладельцев, в погоне за рабочими, готова будет повышать им заработную плату почти до уровня «полного продукта» на землях второй категории, т. е. почти до 14 пуд. хлеба. Приблизительно на этом уровне и установится, заработная плата. Если число рабочих достаточно для обработки земель первых трех категорий, то заработная плата их установится на уровне почти 12-ти пуд. хлеба. Только в том случае, если число рабочих достаточно для обработки земельных участков всех семи категорий, их заработная плата упадет до 8-ми, т. е. до прожиточного минимума (22—24). Итак, «заработная плата или стоимость товара — рабочей силы определяется не издержками ее воспроизводства, а продуктом последнего рабочего» (с. 24). Чем выше продукт последнего рабочего, тем выше заработная плата. Последняя повышается по мере повышения производительности труда. Если предложение рабочих рук сильно увеличивается одновременно с понижением производительности труда, заработная плата может упасть до уровня прожиточного минимума (с. 25). Но при обратных условиях она будет превышать этот уровень, определяясь во всех случаях не издержками воспроизводства рабочей силы, а продуктом, изготовленным в наихудших условиях (с. 26). Теория распределения может быть, таким образом, построена без теории стоимости.

Наконец, даже у Маркса теория распределения не связана логически с его теорией стоимости, Маркс определяет стоимость рабочей силы стоимостью средств существования, необходимых для ее воспроизводства. «Поэтому нам кажется, что его теория распределения вытекает из теории стоимости. Но и у Маркса, как у Рикардо, это только обманчивая видимость. Ибо между обеими теориями нет никакой логической связи», нет связующего звена (с. 13). Маркс просто воспринял от Рикардо «железный закон заработной платы», согласно которому заработная плата достаточна как раз для удовлетворения «потребности в пище и естественных потребностей» (с. 17). Закон этот, начиная с XVIII века, выводился экономистами из закона более быстрого возрастания населения по сравнению со средствами существования, — закона, формулированного впоследствии Мальтусом (с. 18). Закон народонаселения представляет единственное обоснование железного закона заработной платы, — обоснование, не имеющее ничего общего с теорией стоимости (с. 19). Но так как Маркс отрицал этот естественный закон народонаселения, то он вынужден был впоследствии (Дитцель, несколько раз подчеркивает это слово, как будто бы Маркс раньше обосновывал теорию стоимости рабочей силы законом Мальтуса) искать другое обоснование для «железного закона» и нашел его в факте вытеснения рабочих машиной и образования резервной рабочей армии (с. 19). Конкуренция безработных давит на заработную плату и не дает ей подниматься выше прожиточного минимума. Дитцель уклоняется от критики этих аргументов Маркса по существу, но считает «бесспорным, что они не имеют никакого отношения к теории стоимости» (с. 19, примеч.). Таким образом, и в марксовой системе теория распределения не вытекает из теории стоимости. Последняя представляет собой не более, как орнамент, бесполезный для экономиста, который хочет изучать явления реальной экономической жизни и в частности законы распределения. Сознание бесполезности теории стоимости начинает поэтому проникать и в среду марксистов. По мнению Энгельса, Каутского и других, теории стоимости и прибавочной стоимости не нужны для обоснования необходимости социализма или для доказательства факта эксплотации рабочих (с. 29—30).

Для оценки книжки Дитцеля характерным является то обстоятельство, что упомянутые цитаты из Энгельса, Каутского и других взяты Дитцелем, как он сам указывает, не из первых рук, а из книги Оппенгеймера, т. е. вырваны из контекста (с. 30, примеч.). Если бы Дитцель отнесся к своей задаче «опровержения» Маркса более серьезно и просмотрел эти цитаты в тексте, он увидел бы, что речь идет не о разочаровании марксистов в необходимости теории стоимости для теоретического объяснения капиталистического хозяйства, а в полемике их против утопических социалистов, которые на теории трудовой стоимости обосновывали право рабочего на полный продукт труда и необходимость социалистического переустройства общества. Вообще апологетическая задача, явно преследуемая Дитцелем (см. с. 15, примеч., 17, 39), принижает теоретический уровень его аргументации и кладет на нее заметную печать. Этим объясняются неправильности и недоразумения в его изложении и критике марксовой системы. В его изображении Маркс выступает сторонником «железного закона заработной платы», якобы отрицающим факт варьирования реального уровня заработной платы по месту и времени (с. 17). У читателя получается даже представление, будто Маркс первоначально обосновывал этот «железный закон» мальтусовским законом народонаселения и только впоследствии пришел к своему учению о резервной рабочей армии (с. 19). Итак, Дитцель неправильно трактует марксову теорию заработной платы, как «железный закон». Далее, он разрывает всякую связь между ней и теорией стоимости. В действительности учение о резервной рабочей армии и вытеснении рабочих машинами предполагает развитие производительности труда, происходящее в форме капиталистического хозяйства, т. е. хозяйства, движущей целью которого являются производство прибавочной стоимости для капиталиста, а не потребительных стоимостей для потребителя. Без столь нелюбезной сердцу Дитцеля «антиномии» между потребительной и меновой стоимостью Маркс не мог бы прийти к своему учению о резервной рабочей армии и кризисах. Конечно, марксова теория заработной платы предполагает двоякого типа отношения между людьми: 1) как между продавцами и покупателями (теория стоимости) и 2) как между капиталистами и наемными рабочеми (теория капитала). Поэтому, если мы возьмем только одну теорию стоимости, то из нее еще не вытекает теория распределения. Но отсюда никоим образом не следует, как то думает Дитцель, что последнюю можно построить без первой. Теория стоимости сама по себе есть необходимое, но не достаточное условие для правильного построения теории распределения1.

Что касается собственных построений Дитцеля, пытающегося дать теорию распределения (ренты и заработной платы) без теории стоимости, то в них нельзя не заметить противоречия между прежним Дитцелем, примирявшим теории трудовой стоимости и предельной полезности, и новым Дитцелем, отрицающим обе эти теории (попытка Дитцеля в примечании на стр. 4 доказать, что никакого противоречия здесь нет, весьма неубедительна). Заработную плату и ренту Дитцель выводит из рикардовской теории «максимальных издержек», в которой он усматривает теорию цен, построенную без помощи категории стоимости. Но категория «максимальных издержек» производства, как среднего уровня цен, отличающегося от индивидуальных издержек, неизбежно ведет нас к категория стоимости. Из чего состоят издержки производства, как они сравниваются между собой (только из их сравнения Дитцель выводит ренту и заработную плату), что такое деньги, делающие соизмеримыми различные издержки, возможна ли одновременная продажа всех товаров по их «максимальным» издержкам и не равносильна ли она продаже по их «средним» издержкам или стоимости, — все эти вопросы упираются в теорию стоимости. Дитцелю удается создать видимость устранения теории стоимости только благодаря тому, что он берет и ренту и заработную плату, как доли продукта в натуре (хлеба). Но как только от этого придуманного и нежизненного примера мы перейдем к проблеме распределения в капиталистическом обществе, к проблеме распределения стоимостей, а не продуктов в натуре, мы не сможем обойтись без теорий стоимости и денег.

В общем на книжку Дитцеля приходится смотреть не столько как на серьезную попытку критического разбора марксовой теории стоимости и распределения, сколько как на очередное «опровержение» ее, написанное на заранее данную тему.

G. Albrecht. Eugen Dührings Wertlehre. Nebst einem Exkurs zur Marxschen Wertlehre, 1914, S. 66.⚓︎

Книжка Альбрехта состоит из двух частей, между собой совершенно не связанных. На первых 47 страницах автор дает изложение теории стоимости Дюринга, — последние 19 содержат «экскурс о теории стоимости Маркса». Различие «естественных» и «социальных» законов хозяйства, совпадающее у Дюринга с различием между производством и распределением, приводит, по его мнению, к двум различным методам исследования: «теоретическому» и «политическому». Только соединение обоих методов дает полную картину экономической жизни. Различные стороны хозяйства (естественно-техническая и социальная) у Дюринга разрываются и превращаются в два слагаемых, из которых составляется сумма, — хозяйственная жизнь в ее конкретных проявлениях. В «теоретическом» исследовании Дюринг абстрагирует от общества, противопоставляя человека природе. Для изолированного человека образование стоимости предполагает: 1) субъективную потребность, как первичную причину оценки и 2) издержки воспроизводства, преодолевающего сопротивление природы. Однако, в человеческом обществе с его социальным неравенством человеку приходится преодолевать сопротивление не только со стороны природы, но и со стороны других людей (политические и общественные препятствия). Haряду с естественными издержками воспроизводства появляются «социальные причины образования цен» (с. 45). К естественной или «производственной стоимости» продукта прибавляется социальная или распределительная стоимость, являющаяся результатом социальной «позиции» отдельных лиц (монополия, захват и т. п.).

Излагая взгляды Дюринга на стоимость, Альбрехт не делает ни малейшей попытки их критического разбора. По его мнению, Дюринг — выдающийся экономист, один из предшественников новейших субъективных теорий стоимости.

«Экскурс о теории стоимости Маркса» посвящен только одному вопросу, — анализу понятия общественно-необходимого труда у Маркса. Спорный вопрос о совпадении или различии так называемого «технического» понятия общественно-необходимого труда (развитого в I томе «Капитала») и «экономического» понятия (намеченного в III томе «Капитала») Альбрехт предлагает решить исходя из «значения понятия потребительной стоимости» (с. 51). Он согласен с Татьяной Григоровичи, что речь идет о двух разных понятиях; но он оспаривает ее мнение, будто в I томе «Капитала», где дается «техническое» определение труда, общественно-необходимого для производства потребительной стоимости, Маркс в понятии потребительной стоимости уже предполагает количественно-определенную общественную потребность (с. 64—65. Ср. Григоровичи, Теория стоимости у Маркса и Лассаля. М. 1923 г., стр. 46—47). По мнению Альбрехта, в указанном определении I тома «Капитала» потребительная стоимость предполагает: 1) полезность, 2) созданную трудом и 3) предназначенную для удовлетворения потребностей не самого производителя, а других членов общества (с. 54—55). Речь идет о «естественной, идеальной стоимости» (с. 58), при исследовании которой в I томе «Капитала» Маркс еще не ставит вопроса о количественных размерах общественной потребности. Этот «количественный элементо есть то новое, что развито Марксом в III томе «Капитала» и что создает, наряду с прежней «естественной, идеальной стоимостью», новое понятие «рыночной стоимости» или цены (стр. 57, 60). Разницу между своим пониманием и взглядами Григоровичи Альбрехт резюмирует в следующих словах: «Реализация естественной стоимости в цене означает принятие двух взаимно дополняющих друг друга понятий стоимости; напротив, реализация рыночной стоимости, как ее понимает Григоровичи, означает только одно понятие стоимости, реализация которой не создает нового понятия, а только объясняет отклонения реализованной цены от этой рыночной стоимости. Наши взгляды сходятся в том, что необходимо различать стоимость и цену, — но у меня это два самостоятельных понятия, у Григоровичи же это одно понятие, для которого рыночная стоимость представляет правило, а цена — отклонения» (с. 66).

Экскурс Альбрехта представляет, по сравнению с книгой Григоровичи, не шаг вперед, а шаг назад. Если Григоровичи методологически сузила свою задачу благодаря тому, что придала чрезмерное значение интерпретации понятия «потребительная стоимость», то Альбрехт взял этот слабый исходный пункт за единственную точку опоры своего исследования. При этом ему, естественно, приходится чрезмерно расширять понятие «потребительной стоимости», внося в него, как необходимые моменты, не только полезность, но и факт затраты труда и производство для рынка, для других членов общества (с. 54—55). Впрочем, тут же у Альбрехта проскальзывает более правильный взгляд на последние два момента как на предпосылки превращения потребительной стоимости в носителя меновой стоимости, т. е. как на предпосылки последней, а не первой (с. 56). Григоровичи вполне правильно отличает рабочее время, необходимое при данных условиях техники для производства единицы продукта, от «рабочего времени, которое общество должно затратить на производство каждого особого рода продуктов для удовлетворения своих потребностей» (Григоровичи, см. 62); но она не разрывает связи между ними, хотя и не показывает, как эта связь создается и поддерживается. Альбрехт же разрывает связь между этими двумя понятиями, превращая их в два различных понятия стоимости: «естественной» и «рыночной». Само собой разумеется, что такая интерпретация, навеянная, быть может, преклонением Альбрехта перед Дюрингом, в корне противоречит основному построению марксовой теории стоимости и той роли, которая в этой теории отводится механизму отклонения цен от стоимости.

Там, где Альбрехт выходит за узкие рамки своей темы, он впадает в еще более грубые ошибки. Так, например, по его мнению, марксово понятие общественно-необходимого труда в конечном счете может быть сведено к «необходимому рабочему времени» (в отличие от прибавочного рабочего времени), в течение которого рабочий воспроизводит стоимость своих средств существования или заработной платы (с.с. 32—33, 60—61). Это значит, воистину, на место теории Маркса подставлять взгляды Дюринга.

В общем экскурс Альбрехта, несмотря на несомненную добросовестность автора, ни в малейшей мере не может способствовать выяснению понятия общественно-необходимого труда в системе Маркса.

R. Passow. Kapitalismus. Eine begrifflichterminologische Studie. Jena 1918, стр. 136.⚓︎

Работа профессора Пассова носит исключительно терминологический характер. Допустимо ли пользоваться в экономической науке термином «капитализм», спрашивает Пассов и отвечает в отрицательном смысле. Термин «капитализм», получивший в науке широкое распространение после Маркса и последовавшего его примеру Зомбарта (стр. 2—3), очень не нравится Пассову. Этот термин никуда не годится, во-первых, уже потому, что он стал «политическим лозунгом», имеющим оттенок «морального осуждения» современного строя (с. 9). Во-вторых, этот термин отличается «неясностью, неопределенностью и многомысленностью» (с. 15). Конечно, «для политического агитатора лозунги являются тем более подходящими, чем большей неясностью они отличаются» (с. 135), но наука должна оперировать только ясными, точно установленными терминами. Термин же «капитализм» употребляется в самых различных смыслах разными авторами. Доказательству этого положения посвящена книга Пассова.

Сперва Пассов останавливается на термине «капитал», доказывая, что различные авторы придают ему различный смысл. Наиболее часто встречаются в науке определения капитала как: 1) ссуды, приносящей процент, 2) имущества, приносящего доход (частно-хозяйственное определение) и 3) производственных средств производства (народно-хозяйственное определение капитала). Эти различные определения капитала дают начало различным определениям капитализма. Одни авторы усматривают характерную черту капиталистического хозяйства в господстве ссудного капитала (Прудон, Блюхер) другие — в том, что всякое имущество принимает форму денежной суммы, могущей приносить доход (Вальтерсгаузен, Лифман), третьи — в том, что в техническом процессе производства употребляются производные средства производства (Бем-Баверк). Все эти к определения Пассов считает неправильными. Что касается первого определения, то преобладающая роль ссудного капитала отнюдь не может быть признана характерной для современного хозяйства. Второе определение, по мнению Пассова, — совершенно им не доказанному, — сливает капиталистическое хозяйство со всяким денежным или меновым хозяйством. Относительно третьего определения Пассов правильно замечает, что употребление произведенных средств производства было свойственно всем формам хозяйства.

Все перечисленные экономисты имеют то общее, что в основу характеристики «капитализма» они кладут то или иное определение «капитала». Но в настоящее время в науке гораздо большее распространение получили взгляды различных экономистов, которые пытаются характеризовать капиталистическое хозяйство независимо от тех или иных определений капитала. Таковы авторы, которые усматривают характерные признаки капитализма в особых производственных отношениях между капиталистами и рабочими (Маркс), в «стремлении капитала к возрастанию» (Маркс, Зомбарт), в господстве «капиталистического духа» (Зомбарт, Макс Вебер), в «господстве капитала» или капиталистов над хозяйственной жизнью.

Отвергнув все перечисленные определения, Пассов в заключение приходит к выводу, что большинство исследователей, говоря о капитализме, имеют в виду обычно «развитие и распространение крупных предприятий» (с. 127). Раз «капитализм» и «крупное производство» тождественны, не лучше ли — спрашивает Пассов — совершенно отбросить первый термин, как неясный и многосмысленный, и употреблять только последний, не возбуждающий сомнений и разногласий.

Книжка Пассова на девять десятых состоит из цитат. Приступая к разбору того или иного определения капитализма, Пассов приводит многочисленные и подчас весьма длинные цитаты из различных авторов, у которых данное определение встречается, а в заключение несколькими незначительными фразами «опровергает» разбираемое определение. Нередко «критика» его заключается только в констатировании разноречий и противоречий у различных авторов, без малейшей попытки разобрать вопрос по существу и дать собственный ответ на него. Для характеристики того метода «критики», которым пользуется Пассов, приведем, как пример, разбор учения Маркса.

При помощи цитат Пассов устанавливает, что Маркс под капиталом разумеет «средства производства и существования, употребляемые для эксплоатации рабочих». «При этом эксплоатация рабочих понимается не в каком-нибудь туманном этическом смысле, но в специфическом смысле марксовой теории стоимости и прибавочной стоимости. Отсюда вытекает, что капиталистическим является такой способ производства, при котором рабочие, не обладающие капиталом, эксплоатируются «капиталистами» в специфическом смысле марксовой теории прибавочной стоимости» (с. 81). Выходит, что Маркс не выводит свою теорию прибавочной стоимости из характера производственных отношений, связывающих капиталиста и наемных рабочих, а, наоборот, определяет это производственное отношение, как отвечающее требованиям его теории стоимости.

Какие же доводы выставляет Пассов против марксова определения капитализма? Во-первых, это определение расходится с обычным словоупотреблением; во-вторых, неправильность определения Маркса вытекает уже из «несостоятельности теории прибавочной стоимости» (с. 81—82). Несостоятельность же последней не требует, по мнению Пассова, «подробных доказательств, так как она уже признана весьма многими» (с. 82). Вот и вся «критика» Пассова, не в сокращенном, а почти в буквальном виде. Поистине, несостоятельность подобной «критики» не требует «подробных доказательств».

Другой пример. Критикуя мнение Зомбарта, усматривающего характерную черту современного хозяйства в «капиталистическом духе» или стремлении к прибыли, Пассов ссылается на Шмоллера, который говорит что «громадные барыши обладают привлекательностью не только для предпринимателей, но и для большинства людей». «Если — спрашивает Пассов — речь идет об общечеловеческом свойстве, какой же смысл говорить о нем, как о свойстве капиталистов» (с. 93).

Приведенных примеров достаточно для оценки книжки Пассова. Единственная польза, которую из нее могут извлечь лица, специально занимающиеся вопросом о сущности капитализма, заключается в многочисленных цитатах и ссылках на литературу.

Franz Petry, Der soziale Gehalt der Marxschen Werttheorie. Jena 1916. S. 70⚓︎

Настоящая работа представляет собой докторскую диссертацию молодого многообещающего ученого Петри, преждевременно унесенного смертью. Мобилизованный на фронт в начале мировой войны, он скончался в лазарете в Вильне в сентябре 1915 года, 26-ти лет от роду. Работа, напечатанная уже после его смерти, снабжена предисловием К. Диля, содержащим некоторые биографические сведения об авторе.

Петри интересовался не только политической экономией, но и философией. Учителями его в этой области были Риль и Риккерт. Немецкая идеалистическая философия вообще и школа Риккерта в частности имели в нем своего верного ученика. Из литературы, посвященной марксовой экономической теории, на него, по-видимому, произвели наиболее сильное впечатление работы Гильфердинга, освещающие социологическую сторону марксовой теории, а также известная статья Зомбарта, посвященная III тому «Капитала». Своеобразное сочетание столь разнородных научных влияний сказалось на книге Петри, представляющей попытку освещения методологической стороны марксовой теории стоимости с точки зрения риккертовской философии.

По мнению Петри, вся марксова система проникнута методологическим дуализмом, она основана на «неестественном сочетании» идеалистической философии Гегеля с «материалистическими и естественно-научными задачами мышления» (с. 2.). В теории стоимости этот дуализм заключается в противоречии между исходящим от Рикардо «каузальным, естественно-научным объяснением явлений стоимости и цен» и «культурнонаучной тенденцией, которая хочет анализировать явления стоимости и цен со стороны их социального содержания, внести «общественную» точку зрения» (с. 2). В других местах Петри противопоставляет «объяснительно-каузальный способ исследования» способу исследования, «направленному на смысл и понимание общественных отношений» (с. 31), «чистотеоретическое исследование явлений цен» их «социальному пониманию» (с. 31—32). Смысл этих не совсем ясных выражений разъясняется, когда Петри противопоставляет австрийскую школу, ограничивающую «свою задачу только объяснением явлений обмена, которые не подвергаются ею оценке и рассматриваются в их естественной связи», — Марксу, который хочет «понять те же явления обмена в их культурном значении, который рассматривает их с точки зрения своеобразных социальных ценностей, выделяет социально значительное в них и делает понятным его смысл», (с. 59) Итак, перед нами известное риккертовское деление «наук о природе» и «наук о культуре», противопоставление естественно-научного метода, располагающего явления в их причинной связи, методу культурно-историческому, располагающему явления сообразно определенному оценочному принципу, правда, принципу не этическому, но гносеологическому (с. 32). Марксова теория стоимости — «двуликий Янус» (с. 28); она проникнута дуализмом методов генетического и критического (в смысле критической философии) (с. 21). Оставляя в стороне генетическую, каузальную сторону метода Маркса, Петри хочет выявить не обращавшую на себя внимания критическую, культурно-историческую или социальную сторону его методов. Он понимает, что такое изложение односторонне и может даже «показаться произвольным» (с. 3). Но он заранее оговаривается, что хочет представить не всю теорию стоимости Маркса, но только особенносто его метода, как критического или социального (с. 6).

Социальный метод Маркса заключается в том, что он изучает не отношения между вещами, но общественные производственные отношения между людьми (с. 5), «не реально-каузальные отношения между вещами или людьми как объектами внешнего мира», но «идеальное отношение между людьми, как субъектами» (с. 7—8), «общественные отношения между людьми, как субъектами права» (с. 17). Такой же общественный, а не вещный характер имеет, с точки зрения Маркса, и меновое отношение. «Но каким образом можно меновое отношение, которое кажется количественным отношением вещей друг к другу, представить, как общественное производственное отношение между людьми?» (с. 17—18). Очевидно, мы должны изучать не потребительную стоимость вещи, как предмета природы, но меновую стоимость вещи, как продукта труда, так как только через труд вещь может быть связана с общественными отношениями людей». «В потребительной стоимости, как продукте труда, воплотилась часть человеческой личности» (с. 18), и кто владеет этой вещью, тот располагает «косвенно и самим человеком» (с. 18). Судьба вещи отражает судьбу стоящей за ней личности, часть которой поглощена этой вещью в процессе производства (с. 19, 20). Взгляд на товары исключительно как на продукты человеческого труда переносит нас из процесса обращения в процесс производства, и только единство этих двух процессов превращает обмен товаров из «вещного отношения продуктов, не затрагивающего социальной структуры общества, в общественное отношение личностей производителей» (с. 20). Труд есть «средство анализа» общественных производственных отношений (с. 21), «мерило общественных отношений зависимости», «показатель социального содержания явлений цены» (с. 29). Только рассматриваемые, как продукты труда, блага являются «благами, т. е. культурно-значимыми объектами» (с. 60). Только априорная, методологическая точка зрения на труд, как на меру стоимости, дает возможность под вещными отношениями вскрыть отношения людей (с. 19), освободивши их от фетишистических, вещных форм.

Этому, так сказать, «априоризму труда», проникающему марксову теорию, Петри старается придать идеалистический характер. По его мнению, исключительное значение, приписываемое Марксом труду, акцентирование труда отражает тот «исключительный ценный акцент, который германский философский идеализм придает человеку, как волящему субъекту, в «противоположность материальной природе» (с. 18). Учение Маркса имеет своею предпосылкой «учение Канта о примате практического разума, которое с несравненным, особым, ценностным акцентом выделяет из всей природы человека и человеческие отношения» (с. 20—21).

Раз труд должен привести нас от вещи к личности, как самодовлеющеценному субъекту, противопоставляемому природе, то, понятно, и труд рассматривается с особой стороны. Это не «конкретный, полезный труд, как техническая сила природы» (с. 21). Это труд абстрактно-всеобщий, равный, простой, общественно-необходимый. Определения эти относятся не к естественной, но к социальной стороне труда. «Всеобщность труда, это — не естественно-научное понятие, заключающее в себе только общее физиологическое содержание, но частные работы являются абстрактно-«всеобщими и тем самым общественными, как выявление деятельности субъектов права» (с. 23—24). Равенство труда, это — неестественное, но «идеальное, правовое равенство», которому «соответствует равнозначность труда в обмене» (с. 24).

Итак, социальная сторона марксовой теории стоимости ставит себе целью не объяснить реальные эмпирические явления трудовой деятельности людей, но понят. е. «социальный смысл», «культурную значимость». «Исследование экономических явлений с точки зрения труда есть априорный методологический прием, субъективное условие познания», а не отражение «реального процесса в объекте» (с. 50). Идея трудовой стоимости, которая у Рикардо служила для причинного, естественно-научного объяснения реальных явлений обмена, превращается у Маркса — хотя и смешиваясь с причинной точкой зрения, унаследованной им от Рикардо — в «субъективное условие познания, которое только и конституирует социальную точку зрения» (с. 50). «Социальное заключается в своеобразно направленной цели познания, — не в особенностях объекта, но в формальной, методологической исходной точке зрения, характеризуемой субъективным способом исследования» (с. 59). Социальное надо искать не в «особенностях причинной связи» явлений (с. 59), но в особой гносеологической точке зрения. Поэтому, если Рикардо имел в виду «закон стоимости» (Wertgesetz), дающий причинное объяснение явлений обмена, то в теории Маркса надо скорее видеть «точку зрения стоимости» (Wertbetrachtung), имеющую целью вскрыть «социальный смысл» этих явлений, совершенно независимо от их причинного объяснений (с. 45, 48). Труд не есть «причина высоты цен» или «показатель меновых отношений» (с с. 42, 29, 36—37). «Трудовая точка зрения не имеет никакого отношения к «причинному механизму конкуренции» (с. 30) и к пропорциям меновых отношений (с. 27). Не признавая никакой связи между трудовыми затратами и пропорциями обмена, Петри дает также отличающуюся от обычной формулировку «количественной проблемы стоимости», которой он посвящает вторую половину своей книги (первая посвящена «качественной проблеме стоимости», под которой понимается изложенный априорный методологический принцип — «априоризм труда»).

Обычно под количественной проблемой стоимости понимают причинное объяснение меновых пропорций и явлений цены, подчиненных «закону стоимости». Но, по мнению Петри, социальный метод Маркса, будучи проведен последовательно и освобожден от элементов каузального объяснения явлений, не ставит себе целью найти причины изменений цен, вызываемых конкуренцией. Если в I томе «Капитала», при условии совпадения цен с трудовыми стоимостями, априорная, социальная, трудовая «точка зрения стоимости» (Wertbetrachtung) может быть ошибочно истолкована в духе Рикардо в смысле «закона стоимости», то в III томе расхождение между ними очевидно. Здесь цены не совпадают с трудовой стоимостью и последняя ни в каком смысле уже не является причиной, объясняющей образование цен и распределение доходов. Такой причиной является только конкуренция. «Распределение прибавочной стоимости и образование средней нормы прибыли объясняются исключительно мотивами отдельных капиталистов» (с. 45). «Распределение совокупной прибавочной стоимости выводится Марксом не из закона стоимости, но из определенных отношений конкуренции» (с. 49). III том Капитала представляет полный отказ от «закона стоимости», но в нем сохраняется «социальная точка зрения стоимости» (с. 48). Верный своей исходной методологической «трудовой» точке зрения, Маркс рассматривает различные доходы, как определенные «формы распоряжения человеческим трудом и, следовательно, как общественные отношения» (с. 30, 29). Он не объясняет нам причин распределения этих доходов, происходящего посредством механизма конкуренции, но хочет вскрыть социальный смысл результатов конкуренции (с. 30), «анализировать готовые результаты капиталистической конкуренции со стороны их социального содержания» (с. 31). В этом и заключается «социальная теория распределения» Маркса: не в причинном объяснении явлений распределения (которые вытекают из общественной конкуренции и мотивации капиталистов, а не из закона стоимости), но в оценке результатов распределения, их «социального смысла» с точки зрения априорного трудового принципа. Крушение «закона стоимости» в III томе «Капитала» не мешает последовательному проведению «точки зрения стоимости» (Wertbetrachtung) и даже с большей ясностью выявляет характерные черты этого «социального» или «критического» метода Маркса в его коренном отличии от метода причинного объяснения явлений (с. 45). У Маркса оба метода смешиваются, и социальная «точка зрения стоимости» принимает чуждый ей вид «закона стоимости», превращается в какой-то «самостоятельный причинный ряд, независимый от внешнего движения конкуренции» (с. 42), в сверхобщественную, метафизическую необходимость, от которой в зависимости находится конкуренция» (с. 43). Эту «экономическую метафизику» необходимо устранить (с. 42). Конкуренция вскрывает причинную связь явлений, «точка зрения стоимости» — их социальный смысл.

Таковы основные положения книги Петри. В приложении он дает краткий обзор марксовой теории денег, в котором встречаются правильные и меткие замечания. Попытка Петри осветить социологическую сторону марксовой теории стоимости была заранее обречена на неудачу по той причине, что он приступил к ней с предвзятой идеалистической точки зрения. Он привнес в марксову теорию не только чуждый, но и враждебный ей риккертовский взгляд на социальную науку, как оперирующую методом оценочного расположения явлений, а не методом их причинного объяснения. Система Маркса вся построена на строго проведенном методе причинного объяснения реальных явлений, и потому в высшей степени неправильно противопоставлято его метод, как «критический» (в смысле критической философии Канта), «генетическому» или причинному методу Рикардо. Сам Маркс противопоставлял свой метод, как «генетический», аналитическому методу классиков (Theorien über den Mehrwert, В. III, S. 572). Маркс, подобно Рикардо, стремится к причинному объяснению явлений, но, в отличие от Рикардо, ограничившего свое исследование причинным объяснением движения вещей на рынке, Маркс хочет найти причинное объяснение производственных отношений людей в их тесной связи с процессом материального производства. Петри высоко ценит заслугу Маркса, заменившего отношения вещей отношениями людей, вскрывшего под товарами общественные производственные отношения. Но в последних Петри видит не реальные общественные явления, подлежащие причинному объяснению, а «идеальное отношение», посредством которого субъект познания связывает явления, руководясь не их реальными особенностями, но своими «идеальными», гносеологическими, по существу оценочными, критериями. Отсюда характеристика общественного отношения, как «трудового» (априорный методологический трудовой принцип), не извлекается исследователем из самых реальных явлений, но приносится к ним извне, «примышляется» познающим субъектом. В конце-концов у Петри оказывается, что причинному, каузальному изучению подлежат только явления конкуренции или движение вещей на рынке. Но так как «социальная» или «критическая» априорная точка зрения требует «ценностного акцентирования личности» и противопоставления ее всей природе, то средством перехода от вещей (т. е. природы) к личности является труд. Можно сказать, что у Петри вещь — объект исследования, поскольку последнее носит каузальный характер, личность — цель исследования, а труд — «средство анализа», т. е. средство исследования. У Маркса же объектом изучения является трудовая деятельность общественного человека (а не «личности», как таковой). Но так как в товарно-капиталистическом хозяйстве трудовая связь людей осуществляется через переход вещей, то анализ движения вещей (цен, стоимости) служит средством познания производственных отношений людей. Связь между стоимостью и трудом вытекает из социальной формы товарного хозяйства, а не априорно «примышлена» субъектом познания для того, чтобы от вещи построить мостик к «личности». Отношения людей и движения вещей тесно переплетаются и взаимодействуют в реальной действительности, и отражением этой реальной связи явлений, а не результатом априорных гносеологических требований, является теоретическая связь между стоимостью и трудом в марксовой системе.

Если, таким образом, общая философская концепция Петри отрезала ему возможность правильно понять социологический метод Маркса, то все же надо отметить, что именно в этом методе, хотя неправильно им освещаемом, Петри чувствует наиболее характерную и сильную сторону Маркса. Значение производственных отношений людей, социальной формы хозяйства — в отличие от вещной поверхности рыночных явлений, отличие социологической точки зрения Маркса от вещно-технической, — подчеркиваются у Петри неоднократно. Петри ясно понимает, что целый ряд понятий носят у Маркса не естественный, а социальный характер (напр., абстрактный труд), но указать, в чем именно заключается последний, Петри не может. Отсюда двойственность в книге Петри: с одной стороны, полная неправильность общей точки зрения,а с другой стороны,ряд интересных замечаний, которые ставят, хотя нисколько не разрешают, вопросы марксовой теории, подчас не освещавшиеся даже марксистами. При чтении книги Петри получается иногда такое впечатление, что молодой ученый, чуждый марксизму по своему воспитанию, отделенный от него стеной философского идеализма, настойчиво стремится пробиться сквозь эти преграды к правильномупониманию марксовых идей, но преграды оказываются сильней его. Но на фоне обширной критической литературы о Марксе, столь изобилующей примерами простого непонимания Маркса и нежелания понять его, это добросовестное стремление Петри проникнуть в ход идей Маркса заслуживает быть особо отмеченным.

В марксистской литературе книга Петри нашла уже подробную оценку в превосходной статье Р. Гильфердинга («Grünbergs Archiv für die Geschichte des Sozialismus und Arbeiterbewegung», 1919 год, стр. 439—448).

Примечания⚓︎

  1. Ср. статьи. Н. Бухарина, Политическая экономия без ценности, и Отто Бауэра, Квалифицированный труд и капитализм. Сборник «Основные проблемы политической экономии», 1922, стр. 410 и 133 — 134. ↩