Каутский К. Загадка цены1⚓︎
Сборник «Основные проблемы политической экономии», 1922 г., с. 144—158
Брентано жаждет, чтобы его поучали: «Сегодня я хотел бы вообще не критиковать, а просить поучения у других»; «я был бы благодарен, если бы мне объяснили»; «я был бы весьма благодарен за разъяснение», — в таком духе написана вся его статья «Ist der Handel an sich Parasit?» («Nation», 1905, 28 Januar).2 Прежде всего он требует поучения от нас — марксистов; его статья носит подзаголовок: «Вопрос марксистам и другим». Он настоятельно требует от нас ответа, — он, очевидно, полагает, что мы не в состоянии дато его, что мы не можем разрешить загадку.
Своим тонким чутьем Брентано опять сумел найти непримиримые противоречия между марксовым учением о стоимости и другими взглядами Маркса. С торжествующею самоуверенностью он требует от нас объяснения этих противоречий.
К счастью, Брентано питает к нам сочувствие, по крайней мере, настолько, что, едва поставив нам задачу, он тут же значительно ограничивает ее объем. Если он в начале говорит о «взглядах Маркса», «несостоятельных» с точки зрения его собственного учения о стоимости, то тут он сводит эти «взгляды» к одному единственному, а именно: ко «взгляду Маркса на торговлю». Но и этот взгляд в свою очередь сводится к единственной фразе из «Капитала» Маркса, гласящей:
«Но так как из обращения самого по себе нет возможности объяснить превращение денег в капитал, образование прибавочной стоимости, то, раз обмениваются эквиваленты, торговый капитал представляется невозможным, поэтому его существование может быть выведено лишь, как результат двоякой эксплуатации покупающих и продающих товаропроизводителей паразитически внедряющимся между ними купцом. («Капитал», т. I, русс. перев. В. Базарова и И. Степанова, М. 1909 г., стр. 128).
Именно эта фраза глубоко печалит нашего профессора и вызывает у него горячую жажду поучения. То, что следует за этою фразою, его уже не интересует. А между тем уже дальнейшие слова «Капитала» показывают, что «взгляд Маркса на торговлю» отнюдь не был таким простым. Маркс продолжает:
«Чтобы объяснить возрастание торгового капитала иначе, чем простым надувательством товаропроизводителей, необходим длинный ряд промежуточных звеньев, еще совершенно не существующих для нас, так как единственной нашей предпосылкой является пока товарное обращение и его простые моменты» (там же).
В третьем томе «Капитала» Маркс подробно изложил эти посредствующие звенья, в свете которых прибыль торгового капитала не является простым только обманом. Но нашему профессору до этого нет дела. Он заявляет, что даже на самых первобытных ступенях товарного производства, когда оно еще не носит капиталистического характера, равные стоимости могут обмениваться между собою на основе марксова закона стоимости и притом доставлять купцу прибыль. Маркс же, напротив, утверждает, что на этой ступени простого товарного обращения прибыль купца может быть объяснена лишь нарушением закона стоимости, покупкою товаров ниже их стоимости или же продажею их выше ее.
Трудно придумать что-либо более остроумное, чем доказательство, которым Брентано уничтожает положение Маркса. Правда, оно отличается некоторою сложностью, но стоит хорошенько разобрато его. Поэтому пусть читатель не пожалеет труда. Мы воспроизводим это доказательство буквально. Правда, это не доказательство в духе классической политической экономии, но это классическое доказательство теоретического смысла современной университетской политической экономии.
«Даже с точки зрения учения о стоимости Маркса, — говорит Брентано, — его отношение к торговой прибыли несостоятельно. Оно было бы правильно только в том случае, если бы издержки производства товаров, обмену которых купец содействует, были равны для обоих товаропроизводителей: но тогда торговля вообще не происходила бы. Пример покажет это.
Возьмем известный пример Рикардо. Предположим, что производство 1000 кип сукна стоит в Англии годичного труда 100 рабочих, а производство 100 бочек вина — годичного труда 120 рабочих; в Португалии же производство 1000 кип сукна стоит годичного труда 90 рабочих, а 100 бочек вина — годичного труда 80 рабочих. Следовательно, годичный труд 100 рабочих в Англии дает 1000 кип сукна или 83,34 бочек вина, в Португалии же — 1111,12 кип сукна или 125 бочек вина.
В таком случае:
$$ 100 \text{бочек вина} \begin{cases}
\text{в Англии} = 1199,9 \text{кип сукна}.\ \text{в Португалии} = 888,8 » » » \end{cases} $$
Купец, покупающий 100 бочек вина в Португалии и продающий их в Англии, получает здесь за них 1 199,9 кип сукна, т. е. на 311,1 кип больше, чем сколько он получил бы в Португалии при затрате одинакового труда рабочих. Эти 311,1 кип сукна стоили бы ему в Португалии годичного труда 27,9 рабочих; следовательно, доставляя португальское вино в Англию и обменивая его здесь на сукно, он получает на 100 бочек вывезенною вина прибыль, равную годичному труду 27,9 рабочих. Другой купец, покупающий 1 000 кип сукна в Англии и продающий их в Португалии, получает здесь за них 112,4 бочек вина, т. е. на 29 бочек больше, чем сколько он получил бы в Англии при затрате одинакового количества труда. 29 бочек вина стоили бы ему в Англии годичного труда 35 рабочих; следовательно, доставляя сукно из Англии в Португалию и обменивая его здесь на вино, он получает на 1 000 кип вывезенного сукна прибыль, равную годичному труду 35 рабочих. Эту прибыль он получает не за счет английского ткача и не за счет португальского винодела, продукты которых он обменивает… Купец получает прибыль, как вознаграждение за то, что он доставляет каждый из обоих товаров из той местности, где его производство стоит наименьшего количества труда».
Надеюсь, что наши читатели внимательно следили за расчетом с достодолжным почтением к глубокой профессорской мудрости. Немного найдется читателей, которые будут проверять этот расчет. Да это и не необходимо, ибо вся сложность примера совсем излишняя; можно представито его гораздо проще, если обратить внимание на фактор, удивительным образом совершенно забытый у Брентано и играющий в торговле главную роль, а именно на деньги. Купец Брентано не покупает и не продает, а обменивает сукно на вино, как если бы он жил во времена глубокого варварства.
Перенесем его в век цивилизации и заставим его оперировать с деньгами; ведь эти операции должны быть знакомы даже королевско-баварским профессорам. Предположим, что годичный труд одного рабочего доставляет стоимость в 1 000 марок.
Следовательно: $$ \begin{matrix} 1 000 &\text{кип сукна стоят в Англии} 100 000 &\text{марок}\
100 &\text{бочек вина} \quad » \quad » \quad » \quad 120 000 & \text{»}\
1 000 &\text{кип сукна в Португалии} 90 000 & \text{»}\
100 &\text{бочек вина} \quad » \quad » \quad » \quad 80 000 & \text{»} \end{matrix} $$ Купец затрачивает 80 000 марок для закупки 100 бочек вина в Португалии и перевозки их в Англию. Издержки перевозки мы считаем, подобно Брентано, равными нулю: включение их усложнило бы расчет, не меняя его теоретического результата. Эти 100 бочек купец продает в Англии за 120 000 марок, получая прибыль в 40 000 марок. Но этим он не удовлетворяется. Он покупает 1 000 кип сукна за 100 000 марок и продает их в Португалии, однако не в обмен на вино, как заставляет его делать Брентано, а за деньги. Но немедленно же ему придется горько раскаяться в этом уклонении от метода исторической школы, ибо в Португалии 1 000 кип сукна стоят только 90 000 марок. Чудак купец теряет на этой сделке 10 000 марок. Разумеется, этот купец не паразит, но, конечно, дурак. Если бы он оставался верным учеником Брентано и видел бы в торговле обмен продуктов в натуральной форме, он обладал бы по крайней мере искусством затушевать эту глупость запутанными расчетами. Пожалуй, и в этом можно усмотреть своего рода «прибыль», но «торговую прибыль» в этом не увидели бы даже представители исторической школы.
Неверно далее, что «купец получает прибыль, как вознаграждение за то, что он доставляет каждый из обоих товаров из той местности, где его производство стоит наименьшего количества труда». Ибо, по предположению самого Брентано, не только вино, но и сукно стоит в Португалии меньшего количества труда, чем в Англии, следовательно, оба продукта должны вывозиться из Португалии в Англию.
Но пусть только читатель не подумает, что здесь какая-то ошибка. Нет, цифры вполне верно списаны из «известного примера» Рикардо. Но, разумеется, только цифры. В остальном же «известный» пример Рикардо остался «тайною» для нашего господина тайного советника. И в этом комичная сторона данного случая. Она показывает, как изучают наши научные светила классиков, на которых они смотрят свысока, с великим презрением.
Брентано не указывает, из какого места книги Рикардо берет он «известный пример». Но речь, без сомнения, идет о тех рассуждениях в главе о «внешней торговле» (7 глава «Principles» Рикардо), где Рикардо доказывает, что без такой торговли было бы невозможно разделение труда между различными нациями.
Это место у Рикардо гласит: «В Англии условия могут быть таковы, что производство сукна требует труда 100 рабочих в течение года, а на производство вина, — если бы она вздумала выделывато его, — потребовался бы труд 120 человек в течение того же времени. Поэтому Англия найдет более выгодным ввозить вино и покупато его посредством вывоза сукон.
Производство вина в Португалии может требовать только труда 80 человек в течение года, а производство сукна потребовало бы труда 90 человек в течение того же времени. Поэтому для нее будет выгодно вывозить вино в обмен на сукно. Этот обмен может иметь место даже в том случае, если ввозимый Португалией товар мог быть произведен там с меньшим количеством труда, чем в Англии. Хотя бы она могла изготовить сукно трудом 90 человек, она будет ввозито его из страны, где на производство его требуется труд 100 человек. Для нее будет выгоднее употреблять свой капитал предпочтительно на производство вина, за которое она получит больше сукна в Англии, чем она произвела бы сама, если бы она переместила часть своего капитала из виноделия в производство сукон» (цитир. по русск. изданию: Д. Рикардо. Собрание сочинений, Т. I, перев. H. Рязанова, 1908, стр. 82).
Таков «известный пример» Рикардо. Как видим, Брентано верно списал из него цифры годичного труда, требуемого для производства сукна и вина. Но этим совпадение обоих примеров ограничивается.
Прежде всего у Рикардо совершенно отсутствует центральная фигура Брентано, а именно чудак-купец, который, следуя заветам истинно-немецкой университетской премудрости, наживается на том, что покупает товары за 100 000 марок и продает их за 90 000. У Рикардо речь идет не о прибылях купцов, а о прибылях производителей и вытекающем отсюда развитии производства. Экспорт английского сукна, по 100 марок за кипу, в Португалию, где оно могло бы быть произведено по 90 марок, имеет теперь свой смысл. Этот экспорт является следствием того, что португальским капиталистам выгоднее сосредоточиться исключительно на производстве вина и совсем отказаться от изготовления сукна, ибо производительность труда португальцев, по сравнению с Англией, значительно выше в производстве вина, чем в производстве сукна; в последнем превосходство Португалии над Англией составляет только 10 процентов, в первом же — 33 процента.
При сравнении Англии с Португалией оказывается, что в Англии изготовление сукон производительнее, чем производство вина, в Португалии же имеет место обратное. Поэтому, при существовании между этими двумя странами торгового обращения, Англия целиком посвятит себя изготовлению сукон, а Португалия — производству вина. Но, конечно, тут речи нет о том, что купец якобы наживается оттого, что покупает сукно в Англии по дорогой цене и продает его в Португалии по дешевой цене.
Последнее предположение представляет настоящий фабрикат немецкой университетской политической экономии, — тот род фабрикатов, в которых наиболее ярко проявляется ее высокая производительность и которыми она поэтому ведет выгодную торговлю.
Но этим Брентано не удовлетворяется в своем стремлении исправлять классическую политическую экономию и заменять разум Рикардо нелепостями его потомков.
Он продолжает:
«Точно так же, как при обмене продуктов производителей, живущих в различных странах, дело обстоит при обмене продуктов двух производителей одной и той же страны».
Это положение кажется ему столь несомненным после предшествующего изложения, что оно даже не нуждается в доказательстве.
Рикардо же, напротив, в своем «известном примере» продолжает:
«Таким образом Англия отдавала бы продукт труда 100 человек за продукт труда 80. Такой обмен не мог бы иметь места между гражданами одной и той же страны. Труд 100 англичан не может быть отдан за труд 80 англичан, но продукт труда 100 англичан может быть отдан за продукт труда 80 португальцев, 60 русских или 120 индусов».
Как видим, и в данном случае в «известном примере» Рикардо дело обстоит совсем не «точно так же», как в примере Брентано, а как раз наоборот. И Рикардо тут же показывает, почему в международном обмене закон стоимости не действует с такою же силою, как внутри страны: переход капитала за границу труднее, чем переход его внутри страны из одной отрасли производства в другую. Но свободный переход и конкуренция капиталов составляют предпосылку закона стоимости; последний осуществляется благодаря тому, что отрасли производства, где цена выше стоимости (или цены производства, которая здесь нас не интересует), получают прибыль выше среднего уровня и тем привлекают к себе капитал; это увеличивает производство, повышает предложение и таким образом понижает цены. Обратное происходит в отраслях производства, где цены стоят ниже стоимости.
В политической экономии, как в любой науке, научное исследование более глубоких связей возможно только таким образом, что явления рассматриваются, по возможности, в наиболее простой и чистой форме, без всяких возмущающих побочных явлений. Поэтому и классическая политическая экономия и Маркс при исследовании простейших законов политической экономии обыкновенно исходят из общества, как из самодовлеющего хозяйственного организма, отвлекаясь от возмущающих побочных обстоятельств, какова, например, внешняя торговля. Лишь тот, кто всегда имеет это в виду, — человек научно мыслящий всегда имеет это в виду, — сможет понять «Капитал». Это верно и по отношению к цитированному выше положению о роли торговли при простом товарном обращении. Маркс прямо заявляет, что это положение полностью применимо только там, где обмениваются равные стоимости. Следовательно, при внешней торговле, поскольку она видоизменяет закон стоимости, положение Маркса о роли купца также претерпевает видоизменение.
Кто хочет опровергнуть Маркса, тот должен поэтому исходить из товарного обращения внутри страны и прежде всего здесь исследовать роль купца. Но Брентано принадлежит, к счастью, к исторической школе, которая благополучно отказалась от всякого ограничения своих свободных исследований оковами точного метода. Поэтому Брентано изучает прежде всего законы обмена товаров во внешней торговле и, как мы видели, успешно установив их при помощи ссылки на Рикардо, без всяких околичностей заявляет, уже в полном противоречии к Рикардо, что точно так же дело обстоит при обмене продуктов внутри страны. Положение Маркса, что при обмене равных стоимостей в простом товарном производстве прибыль купца может быть получена только путем обмана, он хочет опровергнуть примером, который прямо предполагает, что обмен равных стоимостей не имеет места.
Для внутренней торговли он не приводит никаких доказательств, но зато он теперь знакомит нас с своею теориею стоимости. И это, конечно, для нас немалая «прибыль». Ибо до сих пор мы напрасно искали во всех трудах Брентано хотя бы намека на ту теорию стоимости, на которой он строит свои экономические воззрения. До сих пор он удовольствовался тем, что постоянно заверял нас, что теория стоимости Маркса умерла, умерла окончательно, что она — допотопная окаменелость, в которую еще верят лишь некоторые застывшие догматики. Теперь, наконец, мы узнаем живое откровение, которое мы должны поставить на место мертвого фетиша.
Брентано заявляет:
«Каждому из них (т. е. из двух производителей, участвующих в обмене) купец дает в виде продукта другого такое количество труда, которое изготовление этого продукта стоило бы первому производителю. Для приобретения продукта от купца каждый из производителей должен пожертвовать меньшим количеством труда, чем если бы он сам изготовлял получаемый от купца продукт; поэтому купец получает разницу в виде прибыли, не нанося ущерба ни одному из производителей».
Такова новая истина, окончательно сокрушающая нас, марксистов. Одно только утешение брезжит нам в нашей гибели: теория Брентано есть также теория трудовой стоимости; и у него тоже стоимость определяется необходимым для производства продукта рабочим временем. Но как усовершенствовал Брентано свою теорию по сравнению с грубою теориею Маркса, которая говорит об общественно-необходимом рабочем времени! Брентано далек от подобных социалистических шаблонов; он — либерал, индивидуалист, и его теория стоимости очень просто приспособляется к особенностям каждого индивидуума.
Маркс, склонный к шаблонам, знает только одну стоимость, Брентано же заранее имеет в своем распоряжении две стоимости. При продаже товара купцу его стоимость измеряется рабочим временем, фактически затраченным на его изготовление производителем. Такова его стоимость, и ею продавец должен удовлетвориться. Получая ее, он не подвергается никакому обману.
Если же товар продается купцом потребителю, то его стоимость измеряется рабочим временем, которого он стоил бы потребителю, если бы он захотел изготовито его. Покупая товар по такой цене, потребитель получает его по его стоимости, без всякого обмана.
Разницу же кладет в свой карман купец, как благодетель человечества, создавший своим посредничеством разделение труда, повышение производительности труда и эту разницу между покупною и продажною ценою. Благодеяния же не делаются даром даже в этической экономии.
Действительно, современному экономисту дело ясно, как день. Но так как я, к сожалению, все еще принадлежу к застывшим фанатикам догмы, то мне оно все еще не совсем ясно.
Поэтому на вопрос, обращенный к «марксистам», я хочу ответить несколькими контр-вопросами.
1) Брентано утверждает, что взгляд Маркса на торговлю несостоятелен даже с точки зрения марксовой теории стоимости. Полагает ли он, что изложенная выше теория стоимость есть не собственная теория его, Брентано, а изложение теории Маркса? Если бы она была теорией стоимости Маркса, то, разумеется, «несостоятельным» оказался бы «взгляд» Маркса на торговлю да, кроме того, и все построение марксизма.
2) Каким масштабом измеряется рабочее время, которого изготовление продукта «стоило бы» потребителям? Как, например, измеряет господин профессор Брентано рабочее время, которого ему «стоило бы» изготовление пары сапог? И одинаково ли для всех покупателей-потребителей это рабочее время, которого им «стоило бы» изготовление продукта, или же купец, например, сапожник, назначает различным покупателям различные цены, в зависимости от их способности производить собственными силами данный этот продукт? В последнем случае купец назначал бы неслыханно высокую цену профессору, беспомощному во всяком производстве, и очень низкую цену сапожнику-починочнику, который покупает у него сапоги и в случае нужды мог бы сам изготовить их.
Брентано лишь воспользовался примером внешней торговли у Рикардо для того, чтобы доказать свой закон обмена. Но там речь идет о рабочем времени не различных индивидуумов, а различных стран, т. е. о рабочем времени, общественно-необходимом для производства продукта; при данных технических условиях это вполне определенная величина. «Трудовые же затраты» Брентано, т. е. не то количество труда, которое потребители действительно затратили, а то количество, которое они затратили бы или могли бы затратить, есть нечто совсем другое, чисто мнимая величина.
Но, как мне кажется, рабочее время, которое потребовалось бы отдельному потребителю для производства предметов его собственного потребления, есть не только величина, колеблющаяся в зависимости от индивидуума, несоизмеримая и часто не поддающаяся никакому измерению: обыкновенно это вместе с тем и величина невозможная, ибо при более или менее развитом разделении труда отдельному индивидууму совершенно невозможно изготовлять самому отдельные предметы своего потребления; для этого у него отсутствуют все предварительные условия. Но можно ли измерять невозможный труд?
3) Какое мерило стоимости применяется в том случае, когда двум производителям вздумается непосредственно обменяться своими продуктами без посредничества купца? Ясно, что два мерила стоимости не могут применяться одновременно. Если товары обмениваются в зависимости от труда, то либо в зависимости от того труда, который производители действительно затратили, либо же в зависимости от того труда, который потребители должны были бы затратить.
Первый случай не представит ничего нового. Но возьмем второй случай. Мы должны, конечно, предположить, что можно будет определить рабочее время, которое потребовалось бы потребителям. Возьмем двух потребителей, которые непосредственно обмениваются между собою; один из них, крестьянин, нуждается в холсте; он должен был бы затратить двухдневный труд для изготовления двух аршин холста; другой же, ткач, нуждается в 2 шефелях зерна, производство которых потребовало бы от него также двухдневного труда. Таким образом один получит 2 шефеля зерна, а другой — два аршина холста. Но тут-то появляется купец и говорит ткачу: «Ты затратил только один рабочий день на производство 2 аршин холста. Рабочий день стоит 2 марки. Согласно Брентано, ты обязан отдать мне свой продукт за эту цену». Что касается 2 шефелей зерна, то в них содержится лишь полудневный труд крестьянина, поэтому купец уплачивает последнему за них 1 марку. Сам же он, в согласии с законом Брентано, продает потребителям 2 аршина холста за 4 марки и 2 шефеля зерна за ту же цену. Ткач, получивший при непосредственном обмене 2 шефеля зерна, может купить теперь только 1, а крестьянин может получить даже только 1/2 аршина холста. Правда, пройдя школу Брентано, они получили утешительное сознание, что все произошло по его удивительному закону стоимости, без всякого обмана, но все же остается фактом, что, несмотря на новое мерило стоимости Брентано, каждый из производителей получал гораздо больше при непосредственном обмене, без посредничества купца, и что таким образом купец обогащается именно за счет продукта их труда.
Итак, будем ли мы измерять стоимость товаров при непосредственном обмене тем трудом, которого они стоили производителям, или же тем трудом, которого они стоили бы потребителям, мы постоянно приходим к тому результату, что посредничество купца при простом товарном обращении происходит за счет лиц, участвующих в обмене.
Какой же смысл имеет изобретенная Брентано стоимость, измеряемая тем трудом, которого продукт стоил бы потребителям? Это — достойное дополнение к его купцу, который обогащается, покупая товары за 100 000 марок, а продавая их за 90 000 марок. Но эта детская игра имеет свой глубокий смысл. Теория Брентано — не что иное, как идеализация капиталистической практики. Последняя состоит в том, что, благодаря частной собственности на средства производства, всякий прогресс в производительности труда, проистекающий из общественного развития, присваивается и монополизируется капиталом. Брентано утверждает, что разделение труда, эта основа всякого прогресса его производительности, возможно лишь благодаря капиталу, а прежде всего благодаря торговому капиталу. Из того, что при господстве частной собственности на средства производства далеко идущее разделение труда невозможно без посредничества купца, Брентано делает вывод, что купец создает разделение труда и вызывает проистекающее из него повышение производительности. Он не замечает, что сама торговля есть лишь продукт разделения труда и повышения производительности, создаваемого не торговлею, но всем процессом общественного развития.
Объяснив прогресс производительности посредничеством купца между производителем и потребителем, он отсюда выводит право купца и капиталиста на плоды этого прогресса. Тут-то зарыта собака.
Некогда господин Брентано очень возмущался «наглостью», с которою Маркс цитировал в учредительном адресе Интернационала фразу из речи Гладстона о том, что «опьяняющее увеличение богатства и могущества» за период от 1842 г. по 1861 г. «ограничивается исключительно имущими классами». В «Concordia», «органе союза германских фабрикантов», он анонимно заявлял в 1872 году: «Маркс и формально и по существу выдумал эту фразу». Впоследствии он также анонимно упрекал Маркса, говоря, что «упорная лживость», с которою он держится за эту цитату, «удивительна даже для человека, которому все средства кажутся хорошими для его разрушительных планов». Несмотря на все разъяснения, Брентано всегда избегал отказаться от этих милых излияний своего научного отрочества. Он повторил их в 1890 г. и, кажется, еще поныне гордится ими.
В настоящее время Брентано, «и формально и по существу», прибегает к невероятнейшим фокусам с целью доказать теорию, которая, будь она правильною, представила бы «опьяняющее увеличение богатств и могущества», вызванное разделением труда, продуктом «исключительно» класса капиталистов, продуктом, который при обмене равных стоимостей должен достаться ему одному. Отсутствие метода и «упорное» ожесточение, с которым он защищает здесь интересы капитала, «удивительны даже для человека», которому «все средства кажутся хорошими» для сокрушения идеи классовой борьбы и ее автора.