Перейти к содержанию

Ильенков Э. К «Тайне рождения души». Гегель⚓︎

Ильенков Э. Идеальное и реальность.1960—1979, 2018, с. 255—261

Гегель в «Феноменологии духа» (<в разделе> «Достоверность и истина разума») специально рассматривает вопрос об отношении «внутреннего» к «внешнему» в связи с критикой «физиогномики» и «френологии». Критика эта чрезвычайно актуальна в той части, где речь идет об отношении органа деятельности — к самой деятельности, к «внешнему обнаружению» этой деятельности. Недаром он так часто вспоминает тут о руке как об органе внешней (предметной) деятельности.

Орган (рука) не выражает «внутреннего» — он его осуществляет. — «Внутреннее, поскольку оно существует в органе, есть не выражение деятельности, а сама эта деятельность» (стр. 140)1.

«Работающая рука… является осуществляющим и действующим органом, заключающим в себе делание как делание, как таковое, или внутреннее

Обнаружение же, коего внутреннее достигает посредством руки, ест. е. дело, как отделившаяся от индивида (и от руки) действительность…» (там же).

(То же — ходьба по отношению к ногам. Ноги не «выражают» ходьбу, они ее осуществляют, и ходьба есть «внутреннее» ног прямо и непосредственно — «между ними нет опосредствующего звена», они суть прямо и непосредственно одно и то же.)

«Внутреннее само проявляется в них, не оставляя между собою и ими никакой противоположности; они передают не только выражение внутреннего, а его самое непосредственно» (всё там же).

Здесь «внутреннее» можно отделить от его «внешнего» осуществления только в абстракции. На самом деле этоодно и то же, и глупо спрашивать, как они тут «связаны» или «взаимодействуют».

С мозгом то же самое. Для Гегеля «психофизической» проблемы нет именно потому, что для него «внутреннее» (душа) = деятельности органа, функции органа — мозга, и потому для него сразу же снимается вопрос об «отношении» их друг к другу, — ибо «относиться друг к другу» вообще могут только разные вещи, а это — одна и та же вещь, только один раз — в бездействующем состоянии, а другой раз — в акте действия.

«Выражается» же эта деятельность не в имманентных шевелениях «волокон» — будь то волокна ног или мозга, — а в другом.

Деятельность ног — в пройденном пространстве, а деятельность «мозга» — в продуцированных им образах, словах, поступках.

Поэтому-то — «по делам их узнаете их», а не по рисунку и шевелениям «волокон»… Ибо «волокна» не «выражают» внутреннего, а осуществляюто его, непосредственно *и есть это «внутреннее».

Здесь Гегель мыслит как Спиноза контра Декарт. А с другой стороны, Спиноза тут ближе к Шеллингу, чем считается, ибо он это «внутреннее» считает природно врожденным телу и мозгу человека, — это умение совершать действие «по форме и расположению внешних тел», которым тело человека от рождения вовсе не обладает, а обретает его — и именно в ходе реального действования.

Тут дело сводится к противоположности схем Спинозы и Фихте, только с той оговоркой, что Спиноза сам не разобрал становления сей способности, а рассматривает ее готовой. И потому для Фихте ничего не стоило формально перевернуть схему.

«Внутреннее» относится к «внешнему» (к своему «обнаружению») как мыслящее тело — к продукто его деятельности, а «внешнее» к «внутреннему» <относится> как продукт деятельности других («неорганическое тело человека») — к мыслящему телу, в частности, к мозгу индивида.

И «распредмеченный дух» — это и есть душа; но дух — это предварительно опредмеченная душа, которая «сама в себе» уже есть Дух.

Тут-то идеализм Гегеля — Шеллинга.

Всерьез требует разбора отношение органа и функции:

Критика рассудочной абстракции, которая отделяет функцию от органа, а потом не знает, как их «соединить». И основа этой рассудочной фикции заключается в том, что «функция» действительно может осуществляться вне и независимо от этого (единичного) органаорганом другого человека

(И верно, что вообще «внутреннего» не может быть вне индивида вообще. Но оно может существовать вне этого индивида…)

Аргументы Гегеля против дуализма вполне достаточны, и потому вопрос об отношении «души» к «телу индивида», т. е. «психофизиологическая проблема», и не представляет ни труда, ни интереса. Она разрешается просто и блестяще.

Зато весь вопрос переносится в план отношения «духа» вообще — к телесности вообще, — в подлинно философский план из плана психофизиологии, где он и неразрешим…

Дух — это схема деятельности, осуществляемой телом, и фиксация схемы действия в противоположность самому действию — это и есть рассудочная абстракция, делающая возможным и даже неизбежным и дуализм, и спиритуализм, который и есть представление о «схеме деятельности» как таковой, — могущей существовать вне самой предметной деятельности, иначе, как ее непосредственная схема.

И факт, лежащий в основе, именно тот, что в развитой человеческой культуре схема деятельности может осуществляться вне самой деятельности — как чертеж хотя бы или как словесно описанная схема, инструкция насчет пути, а затем и в виде знаковой системы, что и лежит в основе всякого объективного идеализма.

Действие, совершаемое при отсутствии реального предмета, — идеальное, как «чистая схема деятельности», — жест, затем знак. Здесь и секрет изображения (рисунка), и игры, и даже театра. Эту диалектику превращения реального в идеальное — контра Гегель, контра его схемы, превращения идеального в реальное как процесса «обнаружения внутреннего» — и показать на ребятках2: распредмечивание как начало, а не «опредмечивание», как у Гегеля, которое есть вторая и производная фаза процесса…

Специально разобрать вопрос: почему по наблюдению за органом — сегодня за мозгом, как вчера за черепом или лицом, — нельзя установить того «внутреннего процесса», который и именуется «духовным», «психическим». И показать тупик, в который идет тут мышление, руководствующееся «принципом дополнительности» Бора — Гейзенберга, — статья «Психика и физика» («Наука и жизнь» № 7 за 71). Т. е. по существу та же кантовская невозможность соединить антиномически разведенные абстракции от одного и того же — от функционирующего органа, поскольку схема «функции» с самого начала локализована под черепной крышкой, как схема электромеханических процессов внутри мозга, а не как схема предметного действия человека (т. е. тела, бесконечно более сложного, чем «мозг», и вплетенного в сети действительности).

В мозгу — «кусочек», фрагмент этой «схемы», а начала и концы ее — вне мозга, в пространстве человекего предмет, где человек вначале — такой же «предмет», в коем нет и не может быть никакого «духа» ни «в себе», ни, тем более, «для себя»… А ведь это именно и предположено Гегелем в его «Реальной философии» и везде далее в той форме, что язык рассматривается как первая форма «обнаружения духа», а деятельность руки — как вторая и производная функция уже наличного (для себя) духа, проснувшегося в проговаривании себя, своей уже до этого сформировавшейся деятельности с ее схемами…

Культура — как вне, до и совершенно независимо от этого индивида сформировавшаяся культура, — неорганическое тело человека, вся масса предметов, созданных человеком для человека и его деятельностью постоянно воспроизводимая, — и есть то, что у Гегеля выступает как «опредмеченный дух», как мышление всех предшествующих поколений, реализованное и в каждый момент воспроизводимое в ходе создания и воспроизводства вещей (и самого человека), — как система схем, по коим начинают работать органы индивида. Перенимается тут деятельность с ее схемой — в том числе мозг (все контакты между нейронами, которых до этого не было) — «душа».

Все дело в том и заключается, что схема работы органа (руки) в структуре этого органа никак не заложена генетически, заложена лишь потенциясвобода от предопределенной изнутри схемы и потому возможность действовать по любой…

Схема перенимается «без материи» — отсюда и мудрое определение Аристотеля насчет «формы без материи» как сути ощущения.

Мне не приращивают чужую руку, умелую руку другого человека, я перенимаю схему ее работы и осуществляю собственной рукой, — это и есть акт распредмечивания (прекрасный термин — зачем «интериоризация» в паре с «экстериоризацией», то бишь «опредмечиванием»?).

Мозг — коротко о нем — относительно «вариабельности» нейродинамических стереотипов, обеспечивающих одну и ту же схему деятельности.

На ребятах видно, что одно и то же — слово «ложка» — обеспечивается совсем другими морфологическими системами, — не системой «голосовые связки — ухо», а «пальцыладонь». Стало быть, резонно допустить, что и нервно-мозговые контакты образуют совсем иные рисунки и конфигурации, чем у слышащего…

Резонно далее допустить, что и у двух слышащих системы контактов, обеспечивающих одно и то же действие, однозначно не предопределены, а завязываются так или иначе, в ту или другую конфигурацию в зависимости от условий, не от них зависящих.

У одного слово «мама» представлено в мозгу цепочкой А-Г-Ц-Р-П, а у другого — К‑Л‑М‑Н-О-П… Установив у одного цепочку и пытаясь вызват. е. деятельность в другом мозгу, мы получим не слово «мама», а, скажем, «шкаф» или, еще того хуже, акт мочеиспускания… Это гораздо более резонная гипотеза, чем гипотезы кибернетики, где схема связи нейронов обязательно и однозначно обеспечивает определенное действие в любом единичном теле. Это верно только по отношению к насекомому, и то сомнительно без оговорок и поправок, вносимых «единичностью»…

Мозг, по-видимому (А. Б. Коган3, представляет такую сеть «связей» между нейронами, в которой каждый нейрон практически (потенциально) связан с каждым другим нейроном. А их 14 000 000 000… — это не «цепочки», а именно сеть цепочек, и какая из переплетающихся между собою цепочек замыкается, зависит не от нее, как таковой, а от всей сети. Нейрон на один и тот же «входной» сигнал среагирует не однозначно, а или «да», или «нет», — замкнет или не замкнет цепь в зависимости от «настроения» всей массы окружающих его и соединенных с ним через синапсы других нейронов…

Посему было бы нелепо ожидать, что одно и то же «воздействие» (как хотелось бы механистам всякого рода, включая бихевиористов) на два разных мозга образует в обоих один и тот же рисунок, одну и ту же «цепочку» контактов — особенно в коре!

(Например, слово «свобода» у двух лиц с разным жизненным опытом и соотв<етственно> различными системами идеологических представлений… У одного оно запустит в ход одни «цепи», у другого — совсем другие, вплоть до цепей, связующих кору с таламусом (эмоциями) и пр. …)

Именно индивидуальность и психики, и мозга исключает тут возможность установить однозначную связь одного и того же предмета (и действия) с определенной системой нейроэлектрических контактов

Эта система контактов — как и «орган вообще» у Гегеля — не обнаруживает, а осуществляет деятельность как таковую; обнаруживает же она ее лишь в сфере внешнего действия, как своей противоположности, которой тут нет, а есть «одно и то же» (ср. Фейербах о мозге4).

Примечания⚓︎


  1. Ильенков приводит здесь номер страницы в дореволюционном издании: Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа /Пер. под ред. Э. Л. Радлова. СПб., 1913. На самом деле, однако, эта и все нижеследующие цитаты даны в собственном переводе Ильенкова, далеко не совпадающем с радловским. 

  2. «Ребятками» Ильенков называл воспитанников Загорского интерната для слепоглухих детей. 

  3. Коган Александр Борисович (1912—1989), нейрофизиолог с мировым именем, лауреат премий имени Павлова и Сеченова, с 1971 года возглавлял НИИ нейрокибернетики в Ростове-на-Дону. Полемизируя с Ильенковым, Коган доказывал возможность построения кибернетической модели человека, со всеми присущими ему «психическими явлениями» (О «тайнах черного ящика» // За советскую науку, 13 июня 1964, с. 4). 

  4. «“Мышление есть деятельная функция живого мозга, от материи мозга не отделимая. И если в виду имеется материя мозга, то вообще нелепо спрашивать, как мышление «связано» с ней, как одно соединяется и «опосредствуется» с другим, ибо тут попросту нет «одного» и «другого», а есть одно и то же: реальное бытие живого мозга и есть мышление, а реальное мышление есть бытие живого мозга”… Так понимаемое “тождество” мышления и бытия и должно составить, по Фейербаху, “аксиому истинной философии”» (Ильенков Э. В. Вопрос о тождестве мышления и бытия в домаркситской философии // Диалектика — теория познания: историко-философские очерки. М.: Наука, 1964, с. 36).