Перейти к содержанию

Ильенков Э. Поэма о ложке⚓︎

Ильенков Э. Идеальное и реальность.1960—1979, 2018, с. 249—254

За столом, за обыкновенным обеденным столом, сидит маленькая трехлетняя девочка Рита и ест ложкой суп. Обыкновеннейший суп, обыкновеннейшей алюминиевой ложкой. Суп вкусный, он явно нравится Рите, и Рита старается зачерпнуто его побольше, чтобы отправить по назначению — в рот. Дело, однако, непривычное, а потому непростое. Ручонка Риты, крепко обхватившая ложку, то и дело совершает неверные движения, и суп проливается то на клеенчатый фартучек, то обратно в тарелку, и никак не попадет в рот. Рита сердится. То ли на суп, то ли на непослушную ложку, то ли на себя. Устав от сосредоточенного труда, Рита начинает баловаться. Она болтает ножками под столом, плещет ложкой суп в тарелке, расплескивая его на скатерть. Но баловство — баловством, а дело — делом, и Рита, глубоко вздохнув, снова принимается за работу. Работа подвигается вперед с трудом. Но — подвигается. С помощью сидящей рядом молодой и ласковой женщины, терпеливо и неназойливо помогающей Ритиной ручонке делать то, что нужно… Вот и все, что происходит. Маленькая Рита учится есть суп с помощью ложки. Больше ничего. Ровно ничего.

Каждому знакомое, для каждого привычное, банальное и тривиальное, ежедневно повторяющееся перед глазами зрелище. В каждом доме, в каждом городе, в каждой стране в этот час происходит то же самое. Миллионы матерей, бабушек, нянь и сестренок учат маленьких человечков есть суп ложкой, учат их садиться на ночные горшки, умывать водой замусоленные рожицы и утирать их полотенцем, учат их лепетать слова, складывать кубики и фразы… Учат завязывать шнурки на ботинках и застегивать пуговицы. Учат, повинуясь тысячелетним обычаям всех матерей, всех бабушек, всех отцов. Обычаям, которые вошли в плоть и кровь каждого из нас, обычаям до того естественным и привычным, что они кажутся родившимися вместе с нами самими. Обычаям, которые кажутся нам до того простыми, само собой разумеющимися, что мы исполняем их совсем над ними не думая, почти инстинктивно, не размышляя и не теоретизируя.

Эх, если бы хоть один раз в жизни вы смогли внимательно вглядеться в эти обычные и всем знакомые, даже надоевшие, образы… Если бы вы хоть раз в жизни дали себе труд задуматься над тем, что происходит у вас перед глазами!

…Человек сидел летним вечером в саду, глядя в даль и о чем-то размышляя. О чем-то далеком, о чем-то таинственном и непонятном. Подул ветерок, колыхнул ветви старой яблони, и крупное созревшее яблоко, сорвавшись с ветки, глухо стукнулось оземь у ног человека. Человек взглянул на упавшее яблоко, потом перевел глаза вверх, к небу, и в глазах этих отразилось бездонное пространство, в котором несутся, вращаясь вокруг своих осей, гигантские огненные сфероиды, описывая окружности, эллипсы, параболы и гиперболы… Человек вернулся в дом, сел за стол и стал лихорадочно записывать на бумагу какие-то формулы, какие-то числа, какие-то знаки…

Имя человека было — Исаак Ньютон.

…Маленькая Рита учится есть суп ложкой. Так же учился есть ложкой суп и маленький сын Ньютонов, Исаак. Рита вырастет, и может быть, ее имя будет стоять в одном ряду с именем Исаака. Кто знает? Кто знает, не скажут ли и про нее: откуда взялось это необыкновенное чудо? Необъяснимо, непостижимо — откуда все это только берется? И станут искать, станут гадать — откуда? Откуда берется способность мыслить, способность думать, способность творить чудеса — писать «Войну и мир», «Волшебную флейту», «Сикстинскую мадонну», «Теорию относительности» и «Капитал»? Способность просто выражать свои впечатления в слове, в звучаниях оркестра, в переливах сверкающих красок, в гармонических пересечениях плоскостей и объемов?

Откуда берется это таинственное чудо — человеческое Я, личность, «душа», психическая индивидуальность, способная не только глядеть на окружающий мир и удивляться его непостижимому разнообразию, но и постигать в понятиях это разнообразие? Способное вдруг, в один неожиданный миг остановиться и спросить себя: а что же такое Я? Я сам? Я — это мой мозг или что-то другое? Я и мой мозг — что это, одно и то же? Или что-то другое? Способное вдруг сказать: «Я мыслю, следовательно, Я — существую…»

Существо, способное на самое себя взглянуть вдруг как бы со стороны — как на нечто «другое». Существо, способное увидеть само себя как бы в зеркале. В зеркале своей собственной речи, в зеркале своего собственного поступка, в зеркале своего собственного создания, своего собственного изделия, в зеркале другого такого же существа… Существо, умеющее самого себя увидеть в другом, а другое — в самом себе?

Чудо, необыкновенное чудо, вот уже тысячи лет занимающее своей непостижимой загадочностью человеческую мысль — науку и философию. И мало кто, ударившись в размышления об этом деликатном предмете, вспомнит при этом простую, всем знакомую и привычную картину.

Трехлетняя Рита учится есть суп ложкой. Всмотримся в это обыкновенное чудо.

Знаете, что происходит у вас на глазах? Таинство рождения человеческого Я. Возникновение человеческой психики. «Души», как принято иногда выражаться. Не «пробуждение», а именно рождение. Возникновение. На ваших глазах умирает легенда о «пробуждении» человеческой души силой Слова. Рушится старинный евангельский тезис: «В начале было Слово, и Слово было Бог». Тезис, на котором основываются чуть не девяносто процентов современнейших философских и психологических теорий «души» и процесса ее «пробуждения» в человеке.

Здесь, как на ладони, видно, что в начале была… ложка. А разве до этого не было ничего, спросите вы? Разве до этого не было самой Риты, ее матери и ее отца? Разве до этого не было мозга в голове девочки?

Были отец и мать. Был мозг в голове Риты. А самой Риты — не было. Не было сознания. Не было психики. Не только человеческой — вообще никакой. Не было Я маленькой Риты. Было только ее тело. Тело, которое родители, правда, называли «Ритой», хотя сама девочка этого не знала и не понимала, и на слово «Рита» никак не отзывалась, не реагировала. Сначала это обстоятельство родителей, естественно, не беспокоило — младенец как младенец. Они даже радовались, что девочка родилась такая спокойная, некрикливая. В положенные часы мать кормила ее грудью, меняла пеленки, и девочка спокойно спала до тех пор, пока ее не пробуждали ласковые материнские руки.

Но постепенно родители стали понимать, что творится что-то неладное. Тельце ребенка росло, увеличивалось в размерах, но оставалось таким же беспомощным, как и в первые дни своей жизни, своего существования. Прошли все сроки, а Рита не обнаруживала никаких признаков нормального развития. Она даже не пыталась «гулить», ползать, хватать ручонками, поворачивать голову в сторону звука или яркого света, не пыталась даже кричать, как все дети, когда что-то доставляет им неудобство. Она оставалась абсолютно безучастной ко всему окружающему, странно неподвижной, подозрительно пассивной. Все, чему она научилась, — это сосать материнскую грудь. Больше ничему. Абсолютно ничему.

И когда прошло полгода, врачи поставили окончательный диагноз — врожденная слепоглухонемота. Девочка родилась слепой и глухой, лишенной сразу и зрения и слуха. Это бывает. Редко, но бывает.

Не будем описывать чувства и мысли родителей Риты, когда им стала известна эта печальная правда, когда они отдали себе отчет в судьбе, которая уготована их ребенку. Горе их, вероятно, было бы меньшим, если бы Рита умерла при рождении. Но Рита не умерла, и мать, повинуясь чувствам, которые сильнее всех рассуждений, удвоила заботы о девочке, о ее здоровье, хотя и понимала, что все эти заботы нисколечко не изменят их общей трагической судьбы.

Судьба эта рисовалась — и с каждым днем обрисовывалась все жестче — следующим образом: Рита обречена на полурастительно-полуживотное существование. Она навсегда останется отростком материнского тела, лишенным своей воли, своего сознания, своего «Я», того самого «Я», которое одни называют «душой», другие — «психикой», «личностью».

Тело девочки, ее организм, будет развиваться, будет расти, увеличиваться в размерах и в весе, но психика ее навсегда останется на том самом уровне, на котором она находилась в первые часы жизни и даже еще раньше — в последние часы перед появлением на свет, в утробе матери. На нулевом уровне. Говоря короче и проще, человеческой психикой Рита никогда обладать не будет.

И это даже в том случае — а тот ли это случай, тоже проверить, по-видимому, невозможно, — если мозг девочки остался по счастью (или по несчастью?) здоровым, если он не был испорчен болезнью, которая пережгла зрительный и слуховой нервы и тем самым закрыла для Риты окна в окружающий мир. Опять мы выразились неточно. Не для «Риты», а для мозга ребенка, записанного в паспорте матери как «Рита».

Отрезанный от мира, от людей, от игрушек и книг, этот мозг никогда не превратится в орган человеческой психики, в орган человеческого мышления, в орган человеческой нравственности, в орган восприятия красоты. Он навсегда останется только органом управления процессами, совершающимися внутри тельца девочки — процессами кровообращения, пищеварения, газообмена, — и всё. Органом управления биохимическими и биофизическими процессами, протекающими в пространстве, ограниченном кожным покровом, — внутри «Риты».

А все, что происходит вне тела «Риты», для мозга попросту не будет существовать. Ни солнца, ни игрушек, которые будут долго и безуспешно совать в руки девочки, ни времени, ни пространства, ни матери, ни врача, каждый день посещающего ее комнату, ни комнаты, ни даже собственных рук и ног.

Да «Рита», а точнее — ее мозг, не будет знать, что у нее вообще есть руки и ноги.

Точно так же, как мы — пока нам не объяснят знающие люди — не знаем, что у нас есть почки и поджелудочная железа, гипоталамус и спинной мозг, то есть все те органы, которыми мы сознательно не управляем, не руководим. Точно так же, как не знает растение, что у него есть корни и листья…

Мозг «Риты» будет управлять всеми вегетативными процессами, протекающими внутри ее тела, будет регулировать теплообмен, газообмен, процесс разложения и синтеза белков, попавших в пищеварительный тракт, ритмические сокращения сердца и грудной клетки, — то есть все те органические функции, которые совершаются «сами собой» и не требуют никаких усилий сознания и воли, а стало быть, и самих сознания и воли… А «внешний», то есть за границами кожного покрова находящийся, мир для этого мозга существовать попросту не будет. Он будет входить в контакт, в соприкосновение с мозгом лишь постольку, поскольку он будет касаться кожи, кожного покрова организма «Риты». И именно поэтому все вещи и все события внешнего мира для Ритиного мозга будут существовать лишь постольку, поскольку они «отпечатываются» на коже, поскольку они уже превратились в ощущения на поверхности кожного покрова.

Поэтому никакого «внешнего мира» для Ритиного мозга существовать не будет, а будут только смутные кожные ощущения — приятные или неприятные.

«Мать» для мозга «Риты» будет существовать лишь постольку, поскольку «Рита» ощутит приятное прикосновение ее ладоней. А еще точнее, не прикосновение ладоней, а те физические изменения, которые вызовет в коже ее спины или живота это «прикосновение».

Для нее будет существовать не «мать» — не другой человек, появляющийся время от времени из непроглядного мрака и тишины, — а только собственные «переживания», возникающие время от времени неизвестно почему, неизвестно откуда.

Поэтому «психика» Риты — если вообще тут можно будет говорить о психике — вообще не будет различать «внешних» событий от «внутренних» — ощущений, возникающих из глубин ее собственного тельца, и ощущений, вызванных «внешними причинами». И те и другие будут восприниматься механизмами мозга совершенно одинаково — как чередование «приятных» и «неприятных» раздражений нервных окончаний. «Рецепторов», как ка- <продолжение отсутствует>.