Перейти к содержанию

Ильенков Э. К беседе про «идеальное»⚓︎

Ильенков Э. Идеальное и реальность.1960—1979, 2018, с. 99—105

1. Не лекция1, тем более не инструктивная лекция. Предупреждаю, чтобы от меня не ждали больше того, что я могу дать. Меня немного обеспокоило то обстоятельство, что А. Г. Спиркин рекламировал тут меня как автора некоей оригинальной концепции «Идеального». Ничего подобного я тут излагать не собираюсь, и не потому, что боюсь говорить то, что думаю, а по той причине, что таковой у меня не было и нет.

Все, что я могу, так это поделиться некоторыми соображениями по поводу понятия «идеального», — и если некоторые из этих соображений покажутся вам заслуживающими внимания и размышления, то я буду считать, что задачу свою выполнил. Так что прошу не относиться чересчур уж строго к тем формулировкам, которые я тут рискну давать, и тем более — не видеть в тех или иных формулировках «суть концепции».

Об этом, увы, приходится просить, ибо слишком часто приходится сталкиваться с людьми, которых интересует не мысль и не проблема, а именно «формулировки», по поводу которых, выдрав их из контекста, можно сочинить заявление в вышестоящие инстанции. Я исхожу из того предположения, что в данной аудитории таких любителей нет, однако недоразумения всегда возможны и между взаимно уважающими друг друга людьми, и потому считаю за лучшее, на всякий случай, предупредить.

Итак, никакой оригинальной концепции «Идеального» я излагать не собираюсь. Я самым искренним образом согласен с теми основополагающими определениями этой категории, которые всем известны. Например, с той формулировкой Маркса, согласно которой «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» (послесловие ко второму изданию «Капитала»). Надеюсь также, что меня не станут подозревать в материалистической неблагонадежности. Надеюсь, мне поверят, что я тоже, как и все здесь присутствующие, убежден в том, что «материя — первична», а сознание, мышление, идеальное — вторичны, производны, — и т. д. и т. п.

Во всем этом мне никогда не приходило в голову сомневаться, хотя такие люди, как Молодцов и Косичев2, и склонны меня в этом подозревать, и даже не стесняются делать об этом публичные заявления.

Все это я очень прошу учесть.

Теперь коротко о том, что А. Г. Спиркин назвал моей «оригинальной концепцией Идеального». Он, по-видимому, имел в виду ту статью под таким названием, которую я напечатал во втором томе «Философской энциклопедии»3.

Пересказывать эту статью я не хочу, — думаю, что в аудитории такого состава это делать не нужно, что ее многие читали, а если кто-то не читал, всегда может прочитать. Правда, статья написана уже 5 лет назад, и сейчас я многие вещи написал бы по-иному. Но основной подход, насколько я понимаю, мне менять бы не пришлось, — другого способа подхода к вопросу я пока не вижу, и более убедительного пути тоже за эти пять лет не встретил.

«Идеальное», насколько я помню, мне пришлось определить там следующим образом: это — «субъективный образ объективной реальности, т. е. отражение внешнего мира в формах деятельности человека, в формах его сознания и воли».

Как видите, ничего такого, что можно было бы назвать «концепцией Ильенкова», тут не было и нет.

Может быть, несколько более оригинальным могло показаться такое определение: «Идеальное есть поэтому не что иное, как форма вещи, но вне этой самой вещи. Где? — В человеке. В виде формы его активной деятельности».

Идеальное поэтому мне и кажется правильным определить как образ или способ деятельности человека, адекватный форме внешней вещи, совпадающий с нею, согласующийся с нею, так сказать, конгруэнтный ей, если для непонятности выразиться латинским термином.

Или — чтобы позлить педантов — образ (или способ) деятельности, тождественный форме внешней вещи.

Что я этим хочу сказать? Совсем не то, что пытаются мне приписать некоторые не совсем добросовестные люди.

Совсем не то, что «идеальное» и «реальное» тождественны в том смысле, что это — «одно и то же». Такой глупости я не говорил и не писал никогда, и даже не думал никогда. Дело тут в ином.

И если это положение объяснять наглядно, так сказать, на пальцах, то легче всего это проделать на совершенно конкретном факте, который мне самому посчастливилось наблюдать уже после того, как я написал статью про «Идеальное» в лаборатории А. И. Мещерякова.

Это лаборатория, где изучают и воспитывают слепоглухих. Юля В.4 Прогулка по оврагу. Придя домой, выполняет в пластилине контур оврага.

Что она непосредственно «выполнила»? Контур оврага? Но она этого контура непосредственно не воспринимала, не видела.

А что она воспринимала? Контур — траекторию — своего собственного движения по форме — по контуру — этого оврага.

Вот в этом виде, в виде системы активных действий по форме вещи и хранится, так сказать, в ее органическом теле образ этой вещи.

Форма оврага (его геометрические очертания) «снята» — скопирована, сфотографирована «внутри» Юли в виде способа активного построения геометрической формы этой вещи.

Она поэтому может активно воспроизвести — репродуцировать, чтобы для непонятности опять выразиться латинским термином, — объективную форму (пространственно-геометрический контур) внешней вещи.

При этом безразлично, выполнит она этот контур реальным движением своего тела, т. е. реальным действием своего тела в реальном пространстве, или же только движением руки, оставляющей след в пластилине. Во втором случае она и выполнит то, что на модном кибернетическом языке называется моделью. Т. е. она активно построит некоторый предмет, изоморфный по своей геометрической форме прообразу, реальному оврагу.

А что это значит?

А только то, что «образ оврага» — или «субъективный образ объективной вещи» (или то, что мы называем термином идеальное) — существует внутри этой Юли в виде способа активного построения некоторой внешней вещи, в виде формы активной деятельности.

(Тут видна глубокая правота мысли Фихте, который подчеркивал, что память человека сохраняет в себе не «вещи», а способ построения этих вещей.)

Здесь, мне кажется, и лежит та грань, которая отделяет материализм старый, метафизически-созерцательный, от материализма диалектического. Это — то самое принципиальное отличие, которое было сформулировано в «Тезисах о Фейербахе».

Старый материализм понимал процесс отражения как процесс «отпечатывания» одного тела природы в другом теле природы. Поэтому основной наглядный образ, к которому чаще всего прибегали, чтобы объяснить процесс отражения, и фигурировал такой: отпечатывание изображения в куске воска.

Это образ, который впервые ввел в обиход Аристотель в «О душе». Вот против понимания проблемы идеального по такой модели всегда и выступали идеалисты. И материализм, пока он оставался созерцательным, метафизическим, справиться с идеалистическими аргументами был не в состоянии. Почему? Да потому, что идеалисты в этом случае опирались на совершенно бесспорные факты.

И факты эти все как один были одного порядка: факты, которые связаны с тем, что человеческая психика — это не пассивный «воск», а процесс активной деятельности.

Ведь образ воска предполагает, что «воск» человеческой души есть нечто само по себе неподвижное, бесформенное, а внешняя вещь (которую тут уподобляют «печати») активна, она активно воздействует на «душу», на мозг человека, и оставляет в ней свой отпечаток.

На самом-то деле все обстоит не так. На самом-то деле скорее вещь остается чем-то «пассивным» и неподвижным, а человек, обладающий психикой, совершает по отношению к ней некоторые действия.

В полной мере это важнейшее обстоятельство и было учтено — если иметь в виду материалистов — только Марксом и Энгельсом. Именно поэтому-то только материализм Маркса и Энгельса и смог осуществить позитивное преодоление «умного», т. е. диалектического, идеализма, который учитывал, в пику материализму, эту «активную сторону», или видел «активную» сторону отношения человека к вещи в человеке, а не в «вещи».

Вот в чем и состоит то понимание, которое А. Г. Спиркин не совсем удачно назвал «концепцией Ильенкова», да к тому же еще и «оригинальной».

2. Остановлюсь еще на одном обстоятельстве, которое я уразумел уже после того, как напечатал статью «Идеальное», и уже ничего не мог в ней исправить.

Дело касается одной досадной неточности, обнаружив которую, я, с одной стороны, очень огорчился, а с другой — тоже очень — обрадовался.

В неточности этой, правда, виноват не я.

Речь идет о грубейшей неточности в переводах текстов Маркса. И именно тех мест из «Капитала», которые непосредственно трактуют о вещах, связанных с категорией «Идеального».

В «Философской энциклопедии» цитаты даны по русскому переводу «Капитала», и я помню, какой длинный комментарий мне пришлось писать, чтобы доказать правильность своего собственного понимания Маркса, чтобы доказать, что согласно Марксу «Идеальное» ни в коем случае нельзя понимать как феномен, пространственно локализованный под черепной коробкой человека. У Маркса понимание не такое.

В русском же переводе это важнейшее место звучит, к сожалению, так:

«Цена, или денежная форма товаров, как и всякая форма их стоимости, есть нечто, отличное от их чувственно воспринимаемой реальной телесной формы, следовательно, форма лишь идеальная, существующая лишь в представлении» (стр. 102).

И далее: «Стоимость железа, холста, пшеницы и т. д. существует, хотя и невидимо, в самих вещах» (в нем.: «так сказать, в их головах»...).

Это место доставило мне тогда много хлопот.

Во-первых, потому, что в переводе Марксу приписана вопиющая несогласованность между двумя положениями.

В первом говорится, что цена (как форма проявления стоимости) существует исключительно в представлении. В представлении, надо понимать — человека, то есть в сфере его воображения, как чисто субъективный образ, и только.

А следующая фраза гласит: стоимость существует в самих вещах, а вовсе не в голове человека только. Она существует, так сказать, в головах «самих вещей», самих «товаров».

Примечания⚓︎


  1. Запись лекции, прочитанной Ильенковым 24 января 1968 года в одном Институте повышения квалификации (ИПК). К этому времени уже несколько лет шли споры вокруг статьи «Идеальное» во втором томе «Философской энциклопедии» (1962), но в печати дебаты пока еще не развернулись. Длинная преамбула для любителей «сочинять заявления в вышестоящие инстанции» была вызвана не простой осторожностью. Как раз в это время разворачивалась очередная кампания травли Ильенкова (а также его друзей — Ф. Т. Михайлова и А. С. Арсеньева). 8 декабря 1967 года в молодежной газете «Комсомольская правда» появился большой репортаж журналистов И. Клямкина и А. Ципко «Мужество мысли…» о круглом столе, на котором обсуждался вопрос: что может дать философия молодым людям? «Философия — наука о мышлении», ее изучение развивает «культуру интеллекта», отвечал Ильенков. За такой взгляд на предмет философии Ильенков был некогда изгнан из МГУ. И вот теперь новое дело против упорствующего еретика… Отсюда — «ипохондрическое настроение», на которое он сетует в письме к Ю. А. Жданову от 18 января: «Не знаю, дошли <ли> до Вас отголоски истерики, которую упорно стараются разжечь последний месяц кое-какие из известных Вам деятелей от философии — Молодцов, Косичев, Готт, Трошин и их друзья, — вокруг злосчастной статьи в «Комсомольской правде». Принимают осуждающие решения на своих кафедрах и ученых советах, шлют истерические письма в вышестоящие инстанции, запугивают начальство и т. д. и т. п. … И валится все из рук, хочется махнуть рукой на всю эту философию несчастную и беспомощную и заняться чем-нибудь другим…» Таков был эмоциональный фон лекции об идеальном в ИПК. По содержанию же лекция особенно интересна тем, что в ней впервые Ильенков заговорил об эксперименте с участием слепоглухих детей. В то время он еще не был знаком с «ребятками» Мещерякова (знакомство это состоится три-четыре месяца спустя). Сквозь призму понятия идеального Ильенков рассматривает ситуацию «Юля и овраг»: слепоглухая девушка лепит из пластилина модель — геометрический контур — оврага, который во время прогулки она «ощупывала» ногами. 

  2. Два декана философского факультета МГУ, В. С. Молодцов — бывший (до 1968), А. Д. Косичев — будущий (с 1978), инициаторы изгнания Ильенкова из университета в 1955 году. 

  3. А. Г. Спиркин был заведующим редакции «Философской энциклопедии». В знак протеста против его редакционной политики Ильенков вышел из редколлегии во время работы над третьим томом. 

  4. Юля Виноградова — слепоглухая воспитанница выдающегося дефектолога И. А. Соколянского (1889—1960), дело которого продолжил его ученик А. И. Мещеряков. В 1955 году Соколянский начал экспериментальное обучение Юли в лаборатории по проблемам слепоглухоты Института дефектологии Академии педагогических наук РСФСР. Юля научилась хорошо говорить, стала квалифицированной швеей — ее галантерейные изделия продавались даже в московском ГУМе.