Сарабьянов В. Диалектика и формальная логика⚓︎
Журнал «Под знаменем марксизма», 1922, №1—2, с. 36—49
Хотя я и рискую попасть в немилость к т. Бухарину, однако мое марксистское сердце и горячая кровь диалектика заставляют меня снова ринуться в атаку на теоретика, пользующегося громадным авторитетом среди нашей молодежи, а потому чрезвычайно опасного в своих ошибках.
Вторая «Азбука коммунизма», она же «Теория исторического материализма», или «Марксистская социология», грозит превратиться в учебник, который будут не только зачитывать до дыр, но, боюсь, и заучивать.
Кое-что уже крепко запало в головы свердловцев:
«Идеологии — это сгустки общественной психологии».
И именно потому, что исторический материализм не изложен систематически, что «единственная попытка — книжка Гортера — страдает крайним упрощенством и совсем не затрагивает ряда сложных проблем», что «лучшие работы, соприкасающиеся с теорией исторического материализма, рассеяны по журналам, или изложены конспективно и трудны для понимания («Основные вопросы марксизма» Плеханова), или устарели по форме и потому непонятны для теперешнего читателя (напр., «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю»), или касаются только одной стороны вопроса (чисто философской), или представляют собой отдельные статьи в сборниках, которых нельзя достать»1 — именно потому, что т. Бухарин преподносит свою «социологию» в качестве «популярного учебника», претендующего на систематичность изложения теории исторического материализма, — именно поэтому нельзя молчать о новом труде т. Бухарина.
Если бы он не претендовал на роль учебника и не находился уже в процессе «становления» таковым, — можно было бы принять эту книгу с большой благодарностью, ибо книга несомненно яркая, ценная интересными парадоксами и схемами, на тому о которых стоит поспорить, а в результате сделать шаг вперед. Т. Бухарин, на мой взгляд, тем именно и ценен в качестве теоретика, что в нем ключом бьет кровь Неистового Роланда, что он ради теоретической схемы готов костьми лечь и что его буйный нрав ведет его сотоварищей вперед, хотя бы сам т. Бухарин делал шаг назад.
Главнейший недостаток т. Бухарина в его «Ист. М‑ме» заключается в том, что совершенно в духе г. Гортера он не продумал марксизма, как мировоззрения, как метода, что его мышление не диалектично, а материалистично в духе Бюхнера, перенесенного на почву общественности.
Т. Бухарин не диалектик, а самый доподлинный приверженец формальной логики, почему у него всякая истина обязательно и приводит к абсурду, ибо она логически проводится в бесконечность.
Как верный рыцарь ортодоксального марксизма, он клянется формулами марксизма, но тут же о них забывает.
Возьмем «Предисловие»:
«Автор выбрал тему об историческом материализме потому, что эта «основа основ» (! — Вл. С.) марксистской теории не имеет систематического изложения».
Мне, признаться сказать, было жутко читать эту фразу. Я привык думать, что наше поколение (к нему принадлежит и т. Бухарин) достаточно усвоило марксистское мировоззрение в боях с идеалистической эклектикой народников, с Богдановыми, Базаровыми, Луначарскими и прочими эмпирио-критиками, монистами, символистами…, в боях с Шулятиковыми, Фриче, чтобы перестать сбиваться на гортеровщину. Оказывается, и это поколение склонно сбиваться.
В 1908 г. вышла в русском переводе плохая книга — хотя и хороший справочник — Фр. Лютгенау «Естественная и социальная религия», в которой он писал, что «Маркс и Энгельс доказали ошибочность идеализма и основали диалектически-материалистическое мировоззрение, по которому мы теперь в экономических условиях видим фундамент как правовых, так и нравственных и религиозных представлений». Плеханов писал в ответ («Соврем. Мир» 1908 г. № 5):
«Разве же мировоззрение людей, — т. е. взгляд их на всю систему мира, — исчерпывается их взглядом на отношение экономических условий» к правовым учреждениям и нравственным и религиозным представлениям? Другими словами: разве исторический материализм есть целое мировоззрение? Конечно, нет! Он — только одна часть мировоззрения. Какого же мировоззрения? Ну, понятно — какого: материалистического».
Но при чем здесь т. Бухарин? — спросит читатель. О, очень причем! В данном случае вся цитата бьет не по одному Лютгенау, но и по т. Бухарину. С каких это пор исторический материализм превратился в «основу основ» марксистской теории?
Не с того ли момента, как часть марксистов, решив не засорять своих мозгов всякого рода теориями познания, выкинула из учебных планов вопросы широкого мировоззрения? Или т. Бухарин кроме «основы основ» знает еще и «основу основы основ»? Но в таком случае нужно было бы это оговорить, чтобы молодой читатель, не читавший Маркса, Энгельса, Плеханова, не принял исторический материализм действительно за основу основ марксизма.
Или скажут, что придираться к словам не следовало бы? Но разрешите, товарищи, к т. Бухарину сугубо придираться, ибо он несомненно светило не второй величины.
«Ошибки людей сильного ума именно тем и бывают страшны, что они делаются мыслями множества других людей».
В этих словах Чернышевского — моё оправдание.
Сам т. Бухарин на мои утверждения может, конечно, сказать, что я плохо читал его книгу и просмотрел главу III, озаглавленную «Диалектический материализм». Но в том то и беда, что о людях судят не по словам их, а по делам.
Т. Бухарин «приложился к мощам», выполнил религиозный обряд, написав 35 стр. о диалектическом материализме, но духом последнего не проникся, на деле его не применил, а в результате… исторический материализм, как «основа основ».
Но и глава III о «диалектическом материализме» не может выдержать строгой критики, ибо в ней автор обнаруживает плохое знакомство с историей философии, как раз тот грех, в котором обвинял Плеханов наших доморощенных философов «живого опыта», и с которым так зло и метко боролся т. Ленин в своем труде «Эмпириокритицизм…»
Т. Бухарин на 35 страницах перелистал всех крупнейших философов, из которых и в процессе преодоления которых вырос марксизм, как теория материалистической диалектики. Но изложил не каждого правильно. На стр. 58 он пишет:
«По Канту объективный мир существует («вещи в себе»), но он непознаваем и обладает нематериальной природой». Нет, т. Бухарин, Кант признавал, хотя и на свой лад, материальность вещей в себе, и когда Фихте попробовал привлечь Канта в лоно идеализма, Кант решительно отказался от подобной чести. И он не мог не отказаться, ибо признавал «вещь в себе» материальной, хотя, как правильно говорит Плеханов, «далеко не был чужд склонности признавать эти вещи чем-то нематериальным, т. е. недоступным нашим чувствам».
Не все мыслители последовательны, и в «учебнике»-то во всяком случае следовало бы сообщить читателю, что за штука непоследовательность, выделить эклектизм, дабы с ним не путали монизма, выявить Канта, как «ein Dreiviertelskopf» или же, если для учебника это сложно,… промолчать.
В той же III главе т. Бухарин пишет:
«Не трудно видеть, что наиболее последовательный вид идеализма есть солипсизм».
Не слишком ли сильно сказано?
Т. Бухарин мотивирует:
«В самом деле, из чего исходит, на что опирается идеализм? Почему он считает, что духовное начало есть первичное и основное? В конечном счете потому, что он полагает, будто непосредственно «мне» даны только мои ощущения».
Но, ведь, сам же т. Бухарин рассказывает о «субъективном» и «объективном» идеализме. Теперь напрашивается вопрос, является ли солипсизм «наиболее последовательным видом» всякого идеализма, или же только субъективного. У т. Бухарина идет разговор о солипсизме, как наиболее последовательном виде вообще идеализма (57 стр.), но в таком случае он снова обнаруживает незнакомство с историей философии.
Именно потому, что солипсизм в конечном счете должен признать существование «я» именно потому, что по солипсизму «непосредственно «мне» даны только мои ощущения», — именно поэтому объективный идеализм несравненно последовательнее субъективного с его крайней точкой — солипсизмом.
Объективный идеализм в лице Гегеля определенно говорит, что существует только разум в его различных «становлениях».
Это — последовательно.
Солипсизм же последователен только в одном отношении: в отрицании мира самого по себе, кроме «я».
Об этой непоследовательности солипсизма много хороших страниц написал Плеханов, и прав т. Ленин, когда он настойчиво рекомендует плехановские работы по философии в качестве обязательных учебников.
Жаль только, что новое поколение еще не начало всерьез изучать Плеханова, а старое — в некоторой части — уже позабыло его.
Энгельс говорил, что исторический материализм есть ничто иное, как диалектический материализм в приложении к истории общества.
Что это значит? И что отсюда следует?
Первым долгом, конечно, отсюда вытекает необходимость перенести, применить диалектику и материализм при изучении общества.
Но что означает материализм?
Да только то, что весь мир есть материя, обладающая различными свойствами, в том числе и духовными, что духа, изолированного от материи, не имеется, а материя без духовных свойств (без «души») существует.
Вот и вся мудрость материализма, которая, будучи доказана практически, а потому и теоретически, низвергает религии, застывшие догмы этики, эстетики, права и пр. и пр.
Материя и дух.
Как перенести эти категории на общество в его динамике и статике (условной)?
Подумал ли т. Бухарин над этим кардинальнейшим вопросом? Я склонен думать, что он не думал, ибо был по рукам и ногам связан предрассудками тех марксистов, которое любовно величают себя «экономическими материалистами», какового названия так усиленно чурался Плеханов хотя бы в полемике с Михайловским. Раскрываю 52 стр. бухаринской «социологии» и читаю:
«Духовная жизнь общества есть, выражаясь по-ученому, функция производительных сил. Какая функция, как в подробностях зависит духовная жизнь общества от производительных сил — об этом речь пойдет в будущем. Теперь мы должны лишь отметить, что при таком взгляде естественно общество будет представляться прежде всего не как «психический организм» не как совокупность всяческих мнений, в особенности из области «высокого и прекрасного», «возвышенного и чистого», а прежде всего как трудовая организация (Маркс выражался иногда: «производственный организм»). Это есть материалистическая точка зрения в области социологии. Материалистическая точка зрения, как мы знаем, вовсе не отрицает того, что «идеи» действуют. Маркс прямо писал про высшую ступень сознания, про научную теорию: «Всякая теория становится силой, если ею овладевают массы». Но материалисты не могут удовлетвориться простой ссылкой на то, что «люди так думали». Они спрашивают: почему люди в одном месте и в одно время «думали» так, а в другом «этак»? Почему вообще в «цивилизованном» обществе люди чрезвычайно много думают и надумали целые горы книг и прочего, а у дикарей этого нет? Объяснение мы находим в материальных условиях жизни общества».
Я не поленился переписать полстраницы из «социологии» т. Бухарина, потому что здесь мы находим «сгусток» бухаринской «материалистической» психики.
Но, ведь, и Бокль был материалистом, и те, кто до сего дня величают себя экономическими материалистами, тоже бесспорно материалисты, но… очень упрощенные. Так же упростил и т. Бухарин Маркс-Энгельсовский материализм, к тому же изрядно напутавши.
Духовная жизнь общества? Что она: функция ли одного независимого переменного, как выражаются математики, или нескольких? Если взять у т. Бухарина начало выписанной цитаты, то, как будто, таким независимым переменным является только категория производительных сил. Если обратиться к концу цитаты, то духовная жизнь общества оказывается функцией нескольких переменных т. е. «материальных условий жизни общества».
Если, наконец, предположить, что, по т. Бухарину, производительные силы и являются материальными условиями жизни общества, то мы от путаницы избавляемся, но за то попадаем в столь немарксистскую социологию, что и сам т. Бухарин от нее открестится и двумя и тремя перстами.
Противоречие на лицо, и мне хотелось бы выяснить, как образовался подобный неудобоваримый сгусток идей в голове т. Бухарина.
Для этого я первым долгом раскрыл предисловие Маркса к «Критике некоторых положений политической экономии» и сравнил, как оно процитировано т. Бухариным.
Сравнивая (см. стр. 238 и 285 «Ист. М‑ма»), я нашел в чем дело.
Он начал с того, чем Маркс закончил. В этом и обнаружилось, что т. Бухарин не продумал и вообще не думал, что значит «материя» и «дух» в применении к обществу. Если Маркс говорит в предисловии о материальных производительных силах, то это отнюдь не значит, что в этом и заключается материализм целиком. Правда, созвучие слов увлекает, но все же нам, марксистам, не пригоже строить свое мировоззрение на зыбкой почве звуков.
Несколько выше цитируемого т. Бухариным у Маркса имеются превосходные строки, показывающие, что следует понимать под общественными «материей» и «духом». Мы читаем:
«Первый труд, который я предпринял для разрешения осаждавших меня сомнений, был критический пересмотр Гегелевской философии права; вступление к этому труду появилось в Deutsch franzosische Jahrbucher, издававшихся в 1844 г. в Париже. Мои исследования привели меня к заключению, что правовые отношения, наравне с формами государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, но скорее коренятся в материальных условиях существования, совокупность которых Гегель, по примеру англичан и французов XVIII ст., называл «гражданским обществом»».
Тут и слова нет и быть не может о материальных производительных силах, ибо не в этом материализм.
Маркс отчетливо говорит о «гражданском обществе», о бытии, и противопоставляет ему сознание, отражающее это бытие («не могут быть поняты… из самых себя»). Для Маркса и базис и надстройка гражданского общества в лице общественных отношений суть материя, бытие, отражение же этих отношений (к природе и к людям) в человеческих головах есть дух, сознание. Именно поэтому формула Маркса гласит: «Не сознание людей определяет формы их бытия, но, напротив, общественное бытие определяет формы их сознания».
Материальные же производительные силы тут пока ни при чем.
Но, ведь, мы не только созерцаем, но и действуем.
Нас не может удовлетворить столь общая формулировка. Мы стремимся свой метод сделать универсальным оружием. Маркс все это понимал, а потому не ограничился определением понятий «общественное тело» и «общественная душа», но решил изучить строение этого тела.
Мы и читаем вслед за цитированными мною словами Маркса: «анатомию же этого общества нужно искать в политической экономии».
Задумался ли т. Бухарин над этим, всё расшифровывающим, словом: «анатомия»?
Боюсь что нет.
Иначе, он сначала перенес бы «материю» с «духом» на общество, а затем принялся бы за изучение анатомии материи, т. е. «гражданского общества», определенные же формы общественного сознания не причислил бы к надстройкам.
Если т. Бухарин писал на стр. 259 о «надстройках» и идеологии в том числе» (цитирую в другом падеже) имея в виду такие слова Маркса: «На различных формах общественности, на общественных условиях существования возвышается целая надстройка различных своеобразных чувств и иллюзий, взглядов и понятий»2, — то, ведь, ясно, что Маркс различает надстройки от надстроек. В одном случае (предисловие к «Критике») он берет общество, как материальное целое, и изучая анатомию этой материи, определяет, что в ней базис (производственные отношения и соответствующие им материальные производительные силы) и что — надстройка (прочие общественные отношения), в другом же случае он берет общество, как материю, имеющую свойство мыслить, сознавать, познавать etc., и все эти «своеобразные чувства и иллюзии, взгляды и понятия» определяет, как надстройку (сознание) над отношениями людей к природе и друг к другу (бытие).
Это совсем не та эклектическая похлебка, которую нам преподносит т. Бухарин в виде базиса с надстройками, и «идеологией в том числе».
Когда мы читаем у т. Бухарина: «Материальное производство и его средства («материальные производительные силы») — вот что составляет основу существования человеческого общества», мы подписываемся под этим полностью. Но когда нас станут уверять, что в этом именно квинтэссенция нашего материализма, мы решительно отмежуемся от подобной точки зрения, как узкой, противоречащей марксизму, и снова разграничим вопросы «материи» и «духа», с одной стороны, и вопросы их «анатомии», с другой. Так обстоит дело у т. Бухарина с материализмом.
Что же касается диалектики, то и в этой плоскости он оказался лишь верующим: он и к диалектике лишь приложился, как к мощам, а между тем и ее нужно перенести на общество, применить к нему. Применить же ее можно лишь путем перенесения в плоскость общественных и бытия и сознания категорий: Субъект и Объект.
Мир движется и изменяется именно потому, что Субъект приходит в соприкосновение с Объектом, причем последний является в то же время и Субъектом в отношении первого.
Непрерывное столкновение этих сил приводит к изменению всех Субъектов и всех Объектов.
Если мы берем общество в целом, то ему, как Субъекту, противостоят в качестве Объектов и весь материальный мир минус общество, а также и другие общества.
Здесь налицо столкновение противоречащих друг другу сил, Субъекта и Объекта, в результате какового изменяются и те и другие, в какой степени — это пока не важно.
Т. Бухарин не осознал этого кардинальнейшего положения материалистической диалектики, хотя и написал немало страниц о последней.
На стр. 60 читаем: «мы видели еще при рассмотрении вопроса о детерминизме, что воля человека вовсе не свободна, что она определяется внешними условиями существования человека».
Нет, т. Бухарин, совсем не так! Пределы свободы человеческой воли определяются не только внешними условиями существования человека, но и самим человеком, и его собственной волей.
Плеханов, цитируя Фейербаха: «Думает не отвлеченное существо, а именно это действительное существо, это целое», — продолжает3: «это тело есть часть космоса. Если внешние предметы действуют на него именно так, а не иначе, то, — как с объективной, и с субъективной стороны, — это обусловливается природой целого».
Это — настоящая материалистическая диалектика, формула же т. Бухарина просто игнорирует субъект, как часть «природы целого» и превращает диалектический материализм в механический, открывая двери врагам материализма, давая им право обрушиваться на «фатализм» марксистов.
Я бы не стал «придираться» к указанному месту в бухаринском «Ист. М‑ме», так как подобные фразы мы, марксисты, употребляем на каждом шагу в целях упрощения изложения, и беды в этом не было бы никакой, если бы предварительно этот вопрос был выражен и популяризован марксистски, если бы читатель видел в словах «воля определяется внешними условиями» именно упрощенность изложения и был предупрежден, что под ними нужно понимать.
Но цитированная фраза как раз имеет место в ударной части книги т. Бухарина, где он противопоставляет идеалистическому взгляду на общество материалистическую точку зрения.
Тут же, страницей позже (61 стр.) т. Бухарин делает еще одну грубую ошибку в объяснении роста духовной культуры, проникнутую духом спекулятивной философии. Он противопоставляет духовную культуру дикарей таковой же в эпоху капитализма и спрашивает, почему сумма «идей» у современных народов так сильно выросла по сравнению с суммой «идей» дикарей: «Почему же этот дух смог вырасти? Что было условием его роста»?
И отвечает:
«Развитие материального производства, повышение власти человека над природой, повышение производительности человеческого труда. Только тогда не все время должно уходить на горемычную материальную работу, части его освобождается у людей, что дает им возможность думать, размышлять, работать умственно, создавать «духовную культуру»».
Казалось бы, для нас, знакомых с Энгельсом, в этой фразе т. Бухарина не должно быть ничего ни нового, ни особенного, ни еретического.
Однако, если Энгельс и многие другие марксисты ссылались на возможность использовать свободное от материального производства время для «делания духовной культуры» только между прочим, т. Бухарин, это положение я бы выразился, обуниверсалил со свойственной ему легкостью и стремлением все универсалить.
Для нас является азбукой, что духовная культура создается в процессе овладевания человеком природы, в процессе борьбы человека с человеком, в действиях.
Мы знаем, что мозг человека потому и стал мозгом более высокого порядка, чем обезьяний, что человек, пользуясь орудиями труда и делая их, раздвигал поле своей деятельности и ставил свой мозг в условия все более сложной тренировки.
Мы знаем, что — возьмем в пример хотя бы искусство — духовная культура греков была культурой не только бездеятельных слоев населения, но и весьма деятельных (Фидий — ремесленник), что великие памятники культуры средних веков в виде всех этих храмов, художественных иконостасов и пр. были результатом действий трудового элемента общества, в процессе именно «горемычной материальной работы» год за годом, десятилетие за десятилетием и даже поколение за поколением (от отца мастера незаконченная работа переходила к сыну мастеру) создававшего материальные элементы духовной культуры.
Мы, наконец, знаем, что все эти машины с их винтиками и колесиками в значительной части «изобретались» в трудовом процессе «горемычными» рабочими.
Мы знаем еще и то, что наука особенно быстро стала развиваться с середины XIX в., когда была безапелляционно признана бесплодность словесных рассуждений, игры в силлогизмы, и естествознание решительно шагнуло в область опытного анализа, исследования, проверки.
Но что такое — работа с препаратами, колбочками, как ни самый доподлинный труд, процесс материального взаимодействия человека и природы, процесс, отнимающий время и порою изнуряющий материально!
Знание приобретается не в процессе размышления с приставленным ко лбу перстом, а в процессе действий.
Бергсон в «Творческой эволюции» писал:
«Животное, принужденное отыскивать себе пищу, развивало в себе активность и, вследствие этого, все более широкое и точное сознание».
Энгельс говорил о необходимости иметь свободное время для развития духовной культуры, имея в виду относительно поздний ее период, т. же Бухарин обернул это положение на духовную культуру в целом.
Вся беда его заключается именно в том, что он блестящий силлогист, но плохой диалектик, при чем формальную логику он прикрывает плащом диалектической фразеологии. В результате: диалектика — святыня, силлогизм — оружие практики; к первой т. Бухарин благоговейно прикладывается, вторым — действует, опровергает, ниспровергает и т. п.
И этот силлогистический склад ума приводит т. Бухарина в область бесплодных арифметических выкладок, типичнейшей из которых несомненно является его теория о «равновесиях» общества.
Кому она нужна? Оружием чего, в защиту чего она будет служить?
Голая арифметика из отдела «пропорции».
А между тем диалектика касается вопроса развития или вымирания общества, изменения и превращения «материи» и «духа», «бытия» и «сознания», и об этом пишет сам т. Бухарин, рассказывая в своем учебнике о «количестве» и «качестве».
Но в чем рабочее значение знаменитой гегелевской формулы о переходе качества в количество и обратно?
Судя по книге т. Бухарина, можно смело констатировать факт, «приложения к мощам», а в дальнейшем — забвения.
А если бы т. Бухарин перенес «количественно-качественный» взгляд на историю общества, он не стал бы открывать Америку равновесий, а сказал бы, что если качество надстроек соответствует качеству базиса, то налицо равновесие общества, что такового нет, если под надстройками данного качества уже покоится фундамент иного качества, что развитие так же как и вымирание зависит именно от такового соответствия качеств и количеств.
Дальше он отметил бы, что количественное изменение качества надстроек изменяет (не превращает!) базис в пределах данного качества, что надстройки, в свою очередь, под влиянием базиса не только изменяются в пределах своего качества, но и превращаются в иное качество.
Эта — диалектическая, а не арифметическая — точка зрения вывела бы т. Бухарина из тупика функциональной зависимости.
Он не стал бы писать такие эклектические фразы (стр 263):
«…неправильно рассуждать и с точки зрения важности «факторов»: экономика, мол, важный «фактор», а, скажем, политика или наука фактор «неважный»… Вопрос нелеп: «оба важнее»».
Т. Бухарин безнадежно в плену у формальной логики.
И действительно, что важнее: курок или ствол?
А не припоминаются ли т. Бухарину труды эсеровских «философов» в роде Делевского, которые отрицали причинность, заменяя ее пресловутой функциональной зависимостью, в таком приблизительно духе: «Иван выстрелил в Петра. Петр умер. Почему он умер? В силу совокупного действия ряда причин и условий (твердо помню: «причин и условий». (Книги Делевского под руками не имею. — В. С.); Иван нажал курок, сжатый газ вытеснил пулю, тело человеческое обладает свойством пропускать через себя более твердые и т. п. тела, наличие у Петра сложного организма, не терпящего значительных нарушений связи его частей и т. д., и т. п. Вот почему умер Петр».
Что важнее? Оба важнее. А причинность где?
Или причинность — метафизика, схоластика; а не заняться ли нам простым описанием ради авенариусовской экономии мышления?
На стр. 265 до этого т. Бухарин и договаривается:
«Этих примеров достаточно, чтобы видеть основной смысл разграничения между областью материального производства и областью идеологического и всякого «надстроечного» труда: ибо соотношение между ними заключается в том, что идеологический труд, будучи производной величиной, в то же время является регулирующим началом. По отношению ко всей совокупности общественной жизни разница коренится в разнице функций».
Но, т. Бухарин, диалектика не разрешает вам безнаказанно пользоваться таблицей умножения, ибо диалектика хотя тоже логика, но логика движения, ибо если вы будете в движении, на практике помножать какое либо качество X на 2, 3, 4, 5, то вы можете быть уверенными, что в результате получите после 2х, Зх, 4х, уже не 5х, а новое качество (1) у, ибо, одним словом, в жизни дважды два не всегда четыре.
А раз так, то и вопрос о разнице функций поставлен не марксистски, не диалектично, так как нужно говорить не о разнице функций, а об их различии (это уже не арифметика, не формальная логика), различия же бывают и количественные и качественные.
Правда, страницей раньше т. Бухарин пишет, что «все дело заключается в различном характере функций».
Из текста стр. 264 можно вывести заключение, что т. Бухарин обмолвился словом «разница», по существу же говоря, имеет в виду «различие функций»: Каждая надстройка занимается своим делом. Но в таком случае изложение т. Бухарина приводит нас к не марксистскому выводу, что надстройки любовно уживаются друг с другом и с базисом, что противоречий между ними нет. В известной доле это так, но мир развивается диалектически, на место соответствия приходит несоответствие, на место связи разрыв. Встает вопрос: в случае несоответствия, разрыва, кто кого одолеет, базис или надстройка? Следовательно, должен быть поставлен вопрос о различии в количественном и качественном отношениях, чего т. Бухарин не сделал.
Это — уже качественная оценка, а не только количественная. Но я уже говорил, что отдельные фразы т. Бухарина часто не стоят ни в какой связи между собою, что у него нет мировоззрения, а есть разговоры о последнем. Особенно это дает себя знать в разговорах о диалектике и в бухаринском методе объяснения общественных явлений.
Насколько диалектика чужда т. Бухарину, видно из следующих замечательных его слов: «…при всех взаимодействиях, переплетающихся явлениях и т. д., остается неизменным одно: в каждый данный (Выделение наше. — В. С.) момент внутреннее строение общества определяется соотношением этого общества с внешней природой, т. е. состоянием общественных материальных производительных сил; изменение же формы определяется движением производительных сил».
Так убивает т. Бухарин теорию взаимодействия, водворяя на ее место «божественную установленную гармонию». И действительно, если внутреннее строение общества определяется техникой в каждый данный момент, то откуда может взяться несоответствие экономики технике?
С теорией взаимодействия можно бороться и бороться победоносно только вооружившись диалектикой с ее «качество — количеством». А в таком случае нужно забыть эклектический вздор о разницах функций, перестать игнорировать вопрос причинности и… «что важнее?»
Когда нас спрашивают, что важнее — базис или надстройки, мы не имеем никаких оснований утверждать, что вопрос этот вздорен, мы не имеем права отводито его ссылкой в духе т. Бухарина (стр. 53):
«…нигде никогда не бывает, чтобы дети были старше родителей. “Дух” появился позднее, поэтому ему приходится быть ребенком, а вовсе не родителем, в которого его производят не в меру ретивые почитатели всего “духовного”».
Упрощенный читатель опрощающему т. Бухарину может, ведь, возразить, что бывает «велика Федора да дура», «мал золотник, да дорог».
А я снова укажу т. Бухарину, что к «качеству-количеству» нужно было не прикладываться, а ими вооружиться.
Ведь вопрос о «возрасте» материи и духа, базиса и надстроек имеет чисто генетическое значение, но не разрешает другого вопроса надстройка уже родилась и стала действовать на базис; в каких пределах?
На стр. 266 т. Бухарин отвечает: «в общих рамках, данных соотношением между обществом и природой».
Почти верно, т. Бухарин! Идите дальше, но предварительно распроститесь с формальной логикой и протяните руку диалектике не в качестве салонного джентльмена, а бойца, каковым вы в действительности и являетесь.
Тогда вы ответите, что базис важнее надстройки и не только потому, что первый — папаша, а вторая — дочурка, но еще и потому, что надстройка изменяется качественно только под воз действием базиса, а базис превращается в новое качество независимо от надстройки; что надстройка действует на базис, изменяя только количество базисного качества, тогда как базис и изменяет надстройку количественно и превращает ее в новое качество.
При такой постановке вопроса мы высвобождаем себя из пут только количественных оценок, мы перестаем быть эволюционистами в духе «мало-по-малу» «постепенно», «незаметно», а становимся диалектиками, т. е. сторонниками синтезированного метода эволюционно-революционного. А в таком случае законы формальной логики для нас становятся обязательными только в узких рамках постепенной эволюции данного качества и теряют силу, когда эта постепенность оборвалась («скачок»).
Весь учебник т. Бухарина проникнут духом силлогизма.
Отсюда ряд грубейших ошибок. Отсюда и исторический материализм, как марксистская социология. И действительно, если все в мире развивается только в пределах данного раз навсегда качества, то почему бы и не появиться социологии, изучающей это качество в целом?
Почему бы не ставить на разрешение таких вопросов:
От чего зависит развитие общества или его гибель? В каком отношении друг к другу находятся хозяйство, право, наука, религия, нравственность и т. д.? Чем объясняется развитие перечисленных рядов общественных» явлений? (см. Бухарина стр. 12).
Но вот, если качество через количественные изменения превращается в новое качество, то ответов будет столько, сколько общество пережило качеств, а потому и социология превращается в ряд социологий.
Но тогда и исторического материализма, как науки, быть не может, а появляются исторические материализмы? — спросит читатель.
Не так страшно, товарищи, и даже совсем не страшно.
Исторический материализм не занимается разрешением таких схоластических вопросов, как выискивание определенного соотношения между хозяйством, правом, наукой, и т. д., общего всем обществам всех времен и любых пространств.
Исторический материализм является тем же диалектическим материализмом в приложении к обществу, а потому его интересуют вопросы общие для всех времен и пространств только в пределах взаимоотношения Материи и Духа, Субъекта и Объекта и в пределах характера движения, т. е. Эволюции и Революции, Качества и Количества.
А все остальное — не обще, а частно: одни законы для классового общества (одно качество), другие — для коммунистического (другое качество); одни — для феодального, другие — для капиталистического и т. д.
Может быть т. Бухарина ввели в заблуждение социологические работы Маркса? Однако, эти работы, поскольку они напоминают социологические произведения, касаются общих законов только определенного общества, а не общества «вообще».
Даже «Коммунистический Манифест» является, если угодно, социологическим произведением, но говорит он о социологии классового общества. Да и т. Бухарин, не сознавая того, сбивается на таковую, посвящая 43 страницы, заключительную главу VIII, «классам и классовой борьбе». Вообще, вопрос о социологии, как особой науке, не маленький вопрос и уже во всяком случае дискуссионный.
А между тем т. Бухарин в своем «учебнике» отделывается от него двумя страничками и легковесной мотивировкой, даже не рассказав своим «ученикам» историю «социологии», как науки, и историю пресловутой «истории» (тоже наука?), с которой он оперирует всерьез, но будем надеяться не надолго.
Так нельзя писать учебники, а редакциям следовало бы критически относиться к трудам даже таких заслуженных теоретиков, как т. Бухарин, поскольку редакция имеет дело с учебником.
Слово не птица, вылетит не поймаешь.
Слова т. Бухарина вылетели и, боюсь, очень скоро влетят в мозги читателей и совьют там прочные гнездышки.
В данный момент больше, чем когда-либо, нужно усилить пропаганду материализма и диалектики, так как командные высоты пока заняты идеалистами эклектиками и упростителями даже в наших пролетарских высших школах. За полит. эк. Богданова товарищи потянулись к эмпириомонизмам и к «живым опытам», Кунов-степановщина (та же богдановщина) в плоскости религиозных вопросов заняла президентский пост, «естественники даже из марксистов все еще бредут под знаменем «природа скачков не делает», шулятиковщина свила гнездо в «марксистской» критике музыки (см. пресловутого Углова), вслед за единой организационной наукой Богданова на авансцену выплыл ее двойник — социология т. Бухарина. Нужно снять этот вредный налет.