Перейти к содержанию

Удальцов А. К критике теории классов у А. А. Богданова⚓︎

Журнал «Под знаменем марксизма», 1922, №1—2, с. 36—49

Среди представителей русского ревизионизма А. А. Богданов заслуживает наибольшего внимания. Это, несомненно, крупная философская величина. Первые два-три года после октябрьской революции приходится считать эпохой необычайной его популярности в широких кругах, всколыхнутых октябрем; т. Богданов считался как бы общепризнанным представителем «пролетарской идеологии», как бы официальным ее философом. В жизни пролеткультов это была, несомненно, эпоха почти монопольной идеологической его диктатуры. «Всеобщая Организационная Наука» — случалось — возводилась в ранг обязательных предметов преподавания даже на кратковременных педагогических курсах Наркомпроса. «Ортодоксальная» критика, когда-то гремевшая против Богданова, казалась забытой.

Практикой доказывает философия свою истинность. Философия Богданова не смогла служить надежным оружием в момент величайшего мирового кризиса, обостреннейшей классовой борьбы. Погасло и увлечение философией Богданова, сохранившись лишь кое-где в тесных кружках почти «сектантского» характера. Наступила пора трезвого, критического к ней отношения.

В настоящей, по необходимости беглой статье мне хотелось подвергнуть критическому анализу один из элементов учения Богданова — его теорию классов. Теория классов, несомненно, один из важнейших элементов в каждой философской и социологической системе, имеющий, к тому же и наиболее тесную связь с практикой. Отчетливость представлений здесь наиболее необходима.

Между тем, как раз теория классов у Богданова до сих пор вовсе почти не подвергалась критическому анализу. Наиболее видные представители ортодоксального марксизма, — т.т. Ленин, Плеханов, Аксельрод (Ортодокс), Деборин, — мало уделяли внимания учению Богданова об обществе, особенно его учению о классах, ведя полемику, главным образом, в области общефилософских проблем. В то же время Солнцев в своей работе «Общественные классы», — единственной пока марксистской монографии по этому вопросу, — считает учение Богданова о классах наиболее близким к учению самого Маркса.

Задача настоящей статьи — хотя бы бегло показать, насколько теория классов Богданова чужда материалистическому и вместе с тем революционному учению Маркса, — в частности, его учению об общественных классах.

Такой критический анализ учения Богданова кажется мне своевременным и потому, что все еще сохраняются идеологические течения, между прочим, и в коммунистической среде, — правда, в виде кружков сектантского типа, — которые свою теорию и практику текущего момента и ближайшего будущего строят на основе учения Богданова, усиленно отмежевываясь в то же время от марксизма Ленина и Плеханова. Показать научную несостоятельность теоретического оружия этих идеологических течений, — такова практическая задача настоящей статьи.

I⚓︎

Наиболее систематически изложена т. Богдановым его теория классов в III томе его «Эмпириомонизма»1; отдельные положения теории можно встретить и в более поздних его работах. Изложим эту теорию возможно полнее и точнее, придерживаясь ближе собственных формулировок Богданова, чтобы дать возможность читателю познакомиться со своеобразным стилем и терминологией автора.

«Разнообразие внешних природных условий (в связи с разрастанием общественного целого) дает исходную точку для развития „общественного разделения труда“, для отделения сельского хозяйства от обрабатывающей промышленности и от горного дела, а затем дальнейшего распадения этих отраслей на более мелкие»…

Такое «разделение труда» уменьшало степень непосредственной согласованности отдельных трудовых функций и увеличивало непосредственные противоречия технического процесса. Отсюда возникла необходимость приспособления, направленного к непосредственному и систематическому согласованию частей трудового процесса, к непосредственному и систематическому устранению выступающих в нем частных противоречий, — и такое приспособление выработалось в виде отделения организаторской функции от исполнительской.

«„Организатор“ трудового процесса (и) представляет из себя персональную форму „организующего приспособления“, как „идеология“ — форму безличную». («Эмпириомонизм», стр. 86).

Итак, «мы будем обозначать способ дробления общества этого рода (на организаторов и исполнителей) — термином „классы“. Таким образом, типическое отношение классов — господство-подчинение» (87).

Однако, «само по себе, разделение труда в обществе еще далеко не равняется его дроблению на… классы». Только тогда, когда возникающие различия и противоречия, не выходящие первоначально за пределы технического процесса, «организуются как таковые только тогда, когда они переходят в область организующих форм, так что создаются отдельные „идеологии“ — тогда можно уже говорить о классовом делении общества» (88).

Итак «организаторская функция сама по себе еще не обусловливает „классового бытия“ и классовой отдельности…, класс возникает только вместе с идеологической обособленностью „организаторов и исполнителей“, причем „организаторский класс“ обыкновенно складывается и становится классом раньше, чем „исполнительский“» (95).

Таким образом, основа классового деления лежит в техническом процессе, в «производстве»; но его формирующий момент есть идеология или, вернее, «идеологии» (89).

«Различие в содержании опыта для „организатора“ и „исполнителя“ с самого начала разделения этих функций и качественное, и количественное». Для организатора, — будет ли это патриарх родовой общины, или средневековый феодал, или рабовладелец античного мира, или предприниматель эпохи капитализма, — непосредственный объект деятельности — не природа вне-социальная, а другие люди; и орудие этой деятельности — не средства производства, а средства общения…. Его социально-трудовая роль, при всей своей громадной важности, стоит в „косвенном“ отношении к внешней природе, находится в области „идеологического процесса“».

«Организатор „обдумывает“, составляя наиболее целесообразный план организуемых трудовых процессов, и „распоряжается“, сообщая каждому исполнителю, что он должен делать, а затем „контролирует“ работу… Как видим, его работа воспроизводит в зародышевом виде и в текучем состоянии все три основные типа идеологических форм»…

«С количественной стороны опыт организатора также отличается от опыта исполнителя большей широтою и полнотою… Наконец, степень организованности опыта в психике организатора должна быть, для успешного выполнения его функций, значительно выше, чем та, которая требуется для исполнителя, — различие, которое вместе с предыдущим выражают обыкновенно одним словом — „образованность“. И действительно, „образованность“ во все времена была специфическим отличием организаторских классов». (92 — 94).

«Благодаря этому неравномерному распределению опыта… получается и неравномерное распределение идеологической творческой работы, которая в наибольшей части протекает в организаторской среде». Именно организаторы вырабатывают все или приблизительно все высшие звенья идеологической цепи (102 — 103). «Идеологическое творчество было вообще по преимуществу делом организаторов», потому что оно «рождается из социального избытка энергии из перевеса ее усвоения над затратами, — а этот избыток или перевес концентрируется… в „организаторской“ части социального целого» (107).

Эволюция каждого организаторского класса состоит в том, что такой класс, являющийся первоначально «носителем технического прогресса», в ходе истории прогрессивно удаляется от технически-производственного процесса, теряет, с течением времени, реально-организаторскую функцию, превращаясь в класс паразитический и неизбежно вырождаясь (141 — 142); эта эволюция организаторского класса означает сведение его к чисто эксплуататорской функции, его паразитическое «перерождение» (120). Теряя свою «организаторскую функцию», класс теряет, вместе с тем, и свою социальную силу. Тогда — или наступает «вырождение» всего общественного целого (пример — рабовладельческое общество античного мира), или на смену выступает новый организаторский класс. Так, в капиталистическом обществе «дело технического прогресса не терпит существенного ущерба от того, что капиталист эволюционирует в паразита, — оно переходит только в другие руки, — в руки более широкого и более жизненного класса капиталистических служащих, т. е. наемных организаторов» (192).

«Организаторская функция „высшего“ класса позволяет ему организовать жизнь „низшего“ класса посредством даже таких норм, которые не соответствуют жизненным условиям этого последнего. Такие нормы для подчиняемого им класса приобретают значение внешней силы, подобной силам вне — социальной природы, — силы враждебной, но к которой необходимо приспособляться. Таково первичное и основное классовое противоречие, — исходная точка развития всякой классовой борьбы» (141).

В процессе классовой борьбы пролетариата и буржуазии, возникающей на почве некоторой «социальной независимости» пролетария (он сам — свой собственный «организатор» и организатор своего частного хозяйства, напр., — «глава» своей семьи), «рабочий класс, выдвигая свои собственные нормы создает шаг за шагом свою собственную нормативную идеологию, что и делает его классом в самом полном и строгом значении этого слова» (130 — 131). «Эти нормы пролетарской идеологии имеют тенденцию передать рабочему классу общую организаторскую функцию в системе производства, которая пока принадлежит капиталистам». В то же время рабочий класс с течением времени сам приобретает организаторские функции в техническом процессе, как благодаря тому, что работа при машине имеет черты не только исполнительского, но и организаторского труда, так и благодаря тому, что в экономической борьбе рабочие реально ограничивают организаторскую роль капиталистов в их предприятиях, а в политической борьбе — организаторскую роль класса капиталистов во всей жизни общества» (133). В конце-концов, пролетариат, организовавшись в силу, способную стройно организовать все производство, завершив выработку новой идеологии, устраняет и анархию производства, и все нормы господства крупной буржуазии, заменяя все это новыми, своими формами жизни (139).

Такова, в главном, теория классов Богданова. В дальнейшем, не пытаясь дать исчерпывающую критику этой теории, постараюсь указать основные ее недостатки и противоречия с историческим материализмом Маркса.

II⚓︎

Рассмотрим первое положение т. Богданова, что классы возникают вместе с общественным разделением труда, на почве прогрессивного обособления организаторских и исполнительских функций в обществе.

Откроем, прежде всего, «Начальный курс политической экономии» того же А. А. Богданова. Здесь2, в ответе на вопрос: «Какое сотрудничество называется организованным и какое — неорганизованным?», — читаем: «Организованное — это такое сотрудничество, в котором имеется особая организаторская деятельность…, неорганизованное — такое, в котором ее нет… Современное общество (капиталистическое) должно быть признано экономически-неорганизованным, потому что оно состоит из отдельных, специальных предприятий, работающих самостоятельно одно от другого.

Мы знаем, конечно, что к тому же экономически-неорганизованному типу, кроме капиталистического, принадлежит и общество мелко-буржуазное (городское), и рабовладельческое, и крепостное, и в значительной мере феодальное; во всех них нет, следовательно, «организаторской деятельности», нет, очевидно, и «организаторов». Между тем, именно эти-то общества и являются классовыми обществами, тогда как общества бесклассовые (патриархальная община, социалистическое общество) — как раз обществами экономически-организованными. Классы оказываются именно там, где нет общественно-организаторской деятельности, и наоборот. В чем же дело?

Дело, очевидно, в том, что т. Богданов смешивает общественно-организаторскую и частно-хозяйственную, предпринимательскую деятельность (равно как общественное и техническое разделение труда) и, говоря об организаторах в экономически-неорганизованных обществах, он говорит, собственно, о предпринимателях, о частно-хозяйственных организаторах. Эта подмена одного понятия другим происходит незаметно, а между тем вместе с этим рушится и сама теория происхождения классов из общественного разделения труда и обособления в обществе организаторских и исполнительских функций.

Продолжим, однако, нашу цитату:

«Современная фабрика, взятая отдельно, — организованное предприятие: в ней хотя и господствует специализация работников, но над специализацией стоит организующая власть капиталиста, его директоров и инженеров, т.. е. авторитарные производственные отношения».

Итак, не образуются ли, быть, может, в таком случае, «организаторские» классы на основе технического разделения труда и технически-организационной (распорядительской) деятельности в пределах частных хозяйств?

Совершенно ясно, что каждый предприниматель, в какой бы экономически-неорганизационной общественной формации он не жил, может являться «организатором» (распорядителем) своего собственного хозяйства. Но здесь, рядом с ним, такие же «организаторские» функции несут представители технической администрации, в капиталистическом предприятии, напр., директора и инженеры, и не менее очевидно, что сама по себе такая организаторская деятельность не создает еще предпринимателя, не создает классового отношения «господства и подчинения». Что же выделяет предпринимателя из среды прочих организаторов, делает его представителем особого класса? Что создает, вместе с тем, рядом с организующей «властью» директоров и инженеров, командующую роль, «господство» капиталиста и подчинение ему не только рабочих, но и самой организующей «власти» — директоров и инженеров? Конечно, — владение средствами производства, являющимися средством эксплуатации, т. е. присвоения чужого прибавочного продукта.

Технически-организаторская функция вообще не составляет непременного признака класса собственников средств производства. Класс землевладельцев в капиталистическом обществе, как таковой, вовсе не характеризуется никакой организаторской деятельностью в производстве; это — класс монопольных земельных собственников, получающих, в силу одного этого, свою долю общественного дохода в виде ренты. Равным образом, акционерная форма капиталистических предприятий, характерная для эпохи финансового капитализма, вовсе не выражает собою какого-то «вырождения» капитализма или класса капиталистов, хотя последние, в этом случае, в типе, также не связаны ни с какой организаторской функцией в производстве; появление акционерной формы предприятий вовсе не характеризует собою также и потери классом капиталистов своей социальной силы, как это следовало бы по теории Богданова (ср. стр. 120 — 122 и 141 — 142 его Эмпириомонизма), хотя «организаторские» функции и переходят при этом в руки наемной технической интеллигенции. Потеря классом социальной силы, командующего положения в обществе связана не с потерей им своей организаторской функции, а с тем, что производственные силы (в основе — средства производства) в своем развитии приходят в противоречие с производственными отношениями, обусловливающими господство данного класса, подрывая это господство, уже не соответствующее интересам развития производительных сил, и подготовляя грядущую социальную революцию.

В чем же заключается, в таком случае, командная роль в производстве господствующих классов? В том, что производство ведется в их частно-владельческих интересах, независимо от того, кому реально принадлежит в отдельных предприятиях технически-организаторская функция: самим ли представителям этого класса, или получающим то или иное вознаграждение администраторам; предпринимательские интересы, интересы собственников средств производства — вот основной двигатель, командующий производством до тех пор, пока эти интересы не придут в противоречие с развитием производительных сил. В этом и заключается, следовательно, «командная» функция собственника средств производства, в отличие от чисто технически-организаторской функции.

Подчеркивая «организаторскую» роль господствующих классов, т. Богданов, зато, ни слова не говорит о классовой эксплуатации, как нормальном, непременном свойстве всякого классового общества, всякого господствующего класса. Ведь основной, командующий интерес собственника средств производства — получение в той или иной форме чужого прибавочного продукта или труда; самое появление классов связано с появлением прибавочного труда, как объекта присвоения. В противоположность этому, эксплуататорская роль «организаторских» классов представляется в теории т. Богданова, как она изложена им в его Эмпириомонизме, чем-то вторичным, выступающим только при «дезорганизации» организаторов, при вырождении носителей технического прогресса в паразитов. Сущность классовых отношений явно затушевывается мирной картиной «прогрессивно-организаторской» деятельности общественных организаторов, персонифицирующих собою организационные тенденции социального целого.

Посмотрим на конкретных примерах, в какой степени отвечает суровой исторической действительности идиллическая картина классовых отношений, рисуемая Богдановым.

Обратимся, прежде всего, к феодальному обществу. Средневековый феодал вовсе не является организатором хозяйственной жизни зависимого от него населения; деревенская жизнь регулируется стародавними обычаями, соблюдаемыми строго хозяйственными традициями: дела решают сходом или «стариками», хранителями дедовских обычаев. Феодал лишь с фискальной точки зрения заинтересован во всех деревенских делах, получая оброки и барщину и другого рода поступления. Его собственное барское хозяйство ведется часто на земле, разбросанной в виде участков чересполосно с участками других зависимых от феодала жителей деревни, причем принудительный севооборот и другие общинные распорядки нередко весьма ограничивают его права хозяйственного распоряжения землею.

Неверно и выдвигаемое т. Богдановым в некоторых его произведениях3 объяснение происхождения феодальной власти из военной роли феодалов, из их функции военных «организаторов», из их военного «опыта», как неверна и вообще теория о чисто военном происхождении феодализма. Феодализм возникает на основе первоначального накопления в одной части общества основных средств производства того времени, земли, или скота, или рабов, или их совокупности. Классовое отношение «господство-подчинение» возникает и здесь на основе эксплуатации, присвоения чужого прибавочного продукта или труда (оброк и барщина) собственником средств производства. Особенность феодальных отношений составляет лишь то, что во власти феодала сливается чисто-правовое экономическое господство и господство политическое, непосредственно осуществляемое представителями господствующего класса без помощи особого государственного аппарата.

Так же мало оправдывается теория т. Богданова и на примере развития капитализма. Возникновению капиталистического строя предшествует период первоначального накопления капитала, период жесточайшей эксплуатации, а не прогрессивно- организаторской деятельности нарождающихся капиталистов. Самое проникновение торгового капиталиста в область промышленности являлось процессом прогрессивно-увеличивающейся эксплуатации им мелкого производителя на почве постепенного овладевания средствами производства, а не процессом прогрессивно-организаторским; именно как эксплуататор, как собственник средств производства, и становится капиталист «организатором» своего собственного предприятия, в своих собственных, частных, материальных интересах, — вынуждается рыночной конкуренцией превращаться в «носителя технического прогресса».

Эпоха торгового капитализма характеризуется также установлением крепостного права в деревне. Помещик-крепостник, если и может изображаться в качестве «организатора», то опять-таки лишь в качестве организатора своего собственного помещичьего хозяйства, на основе эксплуатации закрепощаемых им крестьян; «организация» им своего хозяйства и является в то же время закрепощением им крестьян, их организованной эксплуатацией.

Всюду мы имеем картину, далекую от идиллической картины «прогрессивно- организаторской деятельности» носителей технического прогресса и культуры, от организационно-трудового происхождения источников их власти. Всякой новой общественной формации и появлению новых классов предшествует процесс, который можно назвать «первоначальным накоплением средств производства», характерных для данной формации и данного класса; такая монополизация в частную собственность средств производства кладет начало классовой эксплуатации нового типа. Этого рода эксплуатация, как нормальное явление всякого классового общества, как явление организованное, осуществляющееся в форме хозяйственно- организованного предприятия, есть категория экономическая и отличается от голого, вне-экономического (неорганизованного) насилия, нарушающего нормальный ход организованной эксплуатации и квалифицируемого как «преступление». В качестве эксплуататора, но эксплуататора в «организованной» форме, собственник средств производства и становится «организатором» особого рода.

Итак, для объяснения классовой дифференциации общества нельзя исходить из общественно-организаторской деятельности, возникающей в результате общественного разделения труда; ведь как раз классовые общества и оказываются обществами экономически-неорганизованными4. Не представляется возможным вывести классовое разделение общества и из технического разделения труда и технически-организаторской деятельности; для объяснения особой роли предпринимателя среди прочих организаторов его предприятия необходимо привлечь иное условие, — владение средствами производства, как основу «организационно-эксплуататорской» деятельности. Владение этого рода и создает командное положение, потому что ведь средства производства, — это и есть те самые производительные силы, которые лежат в основе всего общественного строения и развития.

Ошибка т. Богданова заключается в том, что основой своего анализа он сделал патриархально-родовую общину. Здесь, действительно, патриарх является своего рода «организатором» всего небольшого общественного целого, каким была его родная община; момент эксплуатации не выражен; организатор общественного производства является в то же время и идеологом. Перенося все эти патриархально-идиллические черты на остальные общественные формации, не анализируя особых материальных, экономических условий каждой, пользуясь картиной бесклассового общества для обоснования своей теории классов, — т. Богданов создал внутренне-противоречивое построение, которое должно быть отброшено.

Для выяснения генезиса классов в первоначально бесклассовом обществе, т. Богданову не надо было все свое внимание направлять на нормальные (положительные) особенности патриархально-родового общества; ему следовало бы обратить внимание на зарождающиеся в недрах этого общества новые, отрицающие это общество явления, на противоречия, растущие в нем на основе развития производительных сил и, в конце концов, дающие начало новому обществу, обществу классовому.

Начало неравномерного распределения средств производства лежит не в дифференциации общества на организаторов (патриархов) и исполнителей, а в неравномерном развитии производительных сил, — тех же средств производства. Эта неравномерность (в пределах социального целого) развития производительных сил создается частью географическими особенностями среды, неоднородной в пределах растущего первобытного общественного целого; например, местонахождения материалов, необходимых для орудий производства (кремень, медь, железо и т. п.д.), монополизируются местными жителями и становятся источником монополизации и самих орудий производства. С другой стороны, самое усовершенствование орудий в процессе их производства, «изобретение» новых, синтезирующее ряд предшествующих мелких улучшений в новую их комбинацию, дает монополию на эти орудия их «изобретателям», монополию, тщательно охраняемую, нередко под покровом религиозной тайны, передаваемой из поколения в поколение. Развиваясь различными путями5, такое неравномерное распределение средств производства раскалывает родовое общество, ослабляет родовые связи, а вместе с тем ослабляет и положение патриархов, как организаторов родового общества.

Развитие производительных сил «революционизирует» родовое общество и в другом отношении. Общий рост производительности труда, давая начало появлению прибавочного труда, прибавочного продукта, создает возможность их присвоения, возможность эксплуатации; неравномерное распределение средств производства, их монополизация, дает средства для такой эксплуатации: средства производства становятся, вместе с тем, средствами эксплуатации. Лишь с этого момента можем мы говорить о начале классовой дифференциации в обществе. Новый социальный слой собственников средств производства (орудий производства, скота, земли), эксплуатирующий людей, лишенных этих средств, развертывается в класс и разрывает в своем развитии старые, родовые общественные отношения, разлагая родовые объединения и создавая новые объединения феодального (не-родового) типа, на основе классового господства и подчинения. Не все главы родового общества (патриархи) переходят непременно в состав нарождающегося господствующего класса; не их функция «общинных организаторов» создает основу господства нового класса; организуемые, возглавляемые ими родовые ячейки разлагаются; лишь те из них, которые успели стать в ряды собственников средств производства, сохраняют свое командное положение; остальные переходят в разряд «идеологов», представителей жречества (духовенства) и прочей интеллигенции, занимающих часто второстепенное положение в обществе.

При разборе «организационной» теории классообразования необходимо, хотя бы бегло, коснуться вопроса о технической интеллигенции. Стоя на почве критикуемой нами теории, следует считать этот слой технических «организаторов» особым классом, как это и делает т. Богданов (стр. 122); даже более, предполагая на первой стадии развития социалистического общества, характеризуемого обобществлением средств производства, сохранение разъединения организаторской и исполнительской функций, а, следовательно, и сохранение технической интеллигенции в качестве класса общественных организаторов, в противоположность исполнительскому классу пролетариата, — можно и социалистическое общество в первой фазе его развития считать классовым. Можно идти и далее; мне приходилось уже слышать указание на логическую возможность такого вывода: социализм есть идеология технической интеллигенции, а не пролетариата: в своей роли технических «организаторов», представители технической интеллигенции органически заинтересованы в наилучшей (наиболее рациональной) «организации» общественного хозяйства, которой противоречит анархический, неорганизованный характер капиталистического производства, — а это и достигается в социалистическом (хозяйственно- организованном) обществе. Социалистическое общество, — с технической интеллигенцией во главе, с ее особыми классовыми интересами и общественными привилегиями, свойственными всякому «организаторскому» классу, но противоположными интересам пролетариата, класса «исполнительского», — такое социалистическое общество есть общество классовое.

В настоящей статье нет возможности рассматривать вопрос во всем его целом, — для этого он слишком сложен. Ограничимся указанием, что все это построение стоит и падает вместе с «организационной» теорией классов. Если не «организаторская» деятельность создает классы, но владение средствами производства, как средствами «организованной» эксплоатации, — ясно, что техническая интеллигенция не составляет класса; это — деклассированная социальная группа промежуточного характера. Момент деклассирования для этой группы лиц, лишенных средств производства, состоит в том, что в отношении их ослаблен или вовсе отсутствует момент эксплуатации, т. е. присвоения их прибавочного труда предпринимателем; более того, источником получаемого некоторыми категориями группы вознаграждения может явиться, частично, чужой прибавочный труд. Ясно, что это — неоднородная группа промежуточного характера, без ясно выраженного классового интереса; в социалистическом обществе, при обобществлении средств производства, это — привилегированная профессия, характеризуемая особыми, в силу высокой квалифицированности труда, профессиональными интересами, а не класс, — при том профессия, захватывающая все более широкие слои, теряющая привилегированное положение вместе с исчезновением монополий в области технического образования; это — пережиток предшествующей, капиталистической формации, а не характерный признак самого социалистического строя.

III⚓︎

Характерной особенностью изложенной нами в начале нашей статьи теории т. Богданова является чрезмерная идеализация предпринимателя-организатора, его личности и его деятельности. Это — центральная фигура общественной жизни, своего рода «организационно-мыслящая личность», противополагаемая толпе, — остальной серой исполнительской массе.

Вот какими чертами рисует т. Богданов в более поздних своих произведениях самое зарождение процесса выделения организаторских классов, появление патриарха-организатора в родовой группе:

«Началом обособления личности среди родовой группы было выделение организаторской функции. Тут впервые нарушается первобытное, безличное равенство людей в трудовой системе; руководитель производства — патриарх — противопоставляется прочим членам общины, как единственный носитель ее трудового опыта во всей его полноте, как живое воплощение родовых традиций, как человек, устами которого говорит коллективный интерес, указаниями которого выражается коллективное благо»… (Падение великого фетишизма, 1910 г., стр. 34 — 35).

«Глава общины сам обыкновенно не выполнял никаких физических работ. Посредством словесного общения он вызывал и направлял трудовую активность остальных членов группы, как мозг посредством иннервации вызывает и направляет физическую активность мускулов… К нему стекался опыт (всех рядовых членов общины), подобно тому, как к нервным центрам стекаются возбуждения от периферических органов чувств… Он концентрирует в себе жизненные активности своей системы; в нем по преимуществу община живет и сознает себя»… («Всеобщая Организационная Наука», т. I, 1913 г., стр. 204).

Для всякого, кто при чтении этих отрывков вспомнит конкретные примеры родовых обществ, будет ясно, что эти характеристики патриархально-родового строя совершенно произвольны. Нет такой резкой дифференциации функций; родовые вожди, кроме исполнения своей общественно-организаторской функции, обычно участвуют в производстве подобно прочим родовым родичам; выделение вождей происходит путем их избрания; их власть ограничена совещаниями глав отдельных семейств, первобытным «вече».

Тот же, своего рода, культ «организаторов», этих как бы общественных «героев», противопоставляемых «толпе», исполнительской массе, чувствуется и в той общей характеристике, какую дает т. Богданов представителям «организаторской части социального целого» любой общественной формации. Вспомним эту характеристику.

В отличие от исполнительской массы, работающей непосредственно в области производства, в непосредственном соприкосновении с внешней природой, трудовая роль предпринимателя-организатора, — будет ли это патриарх родовой общины, или средневековой феодал, или рабовладелец античного мира, или предприниматель эпохи капитализма, — находится «в области идеологического процесса»: непосредственный объект его деятельности не природа вне-социальная, но другие люди; орудие его деятельности — не средства производства, а средства общения.

Отметим, прежде всего, некоторое смешение понятий: деятельность нашего предпринимателя-организатора относится к области «организации людей» в процессе производства, а «идеологический процесс» протекает в области «организации идей», — как можно было бы сказать, пользуясь несовершенной терминологией самого Богданова6.

С другой стороны, средства общения являются орудием всякой социальной деятельности; это необходимое орудие всякого, например, продавца и покупателя, но из этого не следует, чтобы всякая торговая деятельность тем самым протекала в области «идеологического процесса»7. Это было бы произвольно-расширительным толкованием понятий «идеология», «идеологический процесс».

Однако, для т. Богданова идеологическая роль его «организаторов» подтверждается и в другом отношении: «идеологическое творчество рождается из социального избытка энергии, из перевеса ее усвоения над затратами, — а этот избыток или перевес концентрируется в «организаторской части социального целого». «Идеологическое творчество было вообще по преимуществу делом организаторов».

Отвечает ли, однако, такая картина исторической действительности? Конечно, предпринимательские классы всегда были более образованными классами, что обусловливалось, прежде всего, их имущественным положением, но осуществлялось ли ими непосредственно «идеологическое творчество» в области науки, искусства, религии, морали, политики, права? Средневековому феодалу, крепостнику-помещику или современному капиталисту вряд-ли к лицу костюм «идеологического творчества», — хотя, конечно, возможны и некоторые исключения. Обычно этим «творчеством» занимались особые «идеологи» (с так или иначе оплачиваемым трудом), составляющие особый социальный слой так называемой «интеллигенции».

Итак, в удел предпринимателю остается лишь его «предпринимательская психология», действительно накладывающая печать на всю идеологию соответствующей общественной формации, но составляющая отнюдь не продукт некоего «идеологического творчества» предпринимателя, но результат его деловых размышлений и выкладок, будничных житейских наблюдений, не всегда достаточно систематизированных, достаточно оформленных. Психология предпринимателя, конечно, отличается некоторыми особенностями, — большей широтой опыта и относительно большей, быть может, «организованностью», — но это «неравномерное распределение опыта» отнюдь не является еще тем самым и «неравномерным распределением идеологической творческой работы». «Организационно мыслящие» личности, творцы идеологий, оказываются простыми, трезвыми хозяевами-практиками, преследующими в своей деятельности чисто личные, частнохозяйственные, материальные интересы. Отрывая этих предпринимателей от хозяйственных, материальных условий их существования, перенося их деятельность в область «идеологического процесса», т. Богданов впадает в род исторического идеализма.

«Организационная» теория классообразования вообще приводит неминуемо к историческому идеализму. В ряде построений т. Богданова этот идеализм выступает совершенно ясно.

В самом деле, в силу чего появляются, согласно Богданову, организаторы в обществе? Что выделяет отдельные «личности» из общей массы? Очевидно, особенности их психологии, их «опыт»; «неравномерное распределение опыта» не только, следовательно, продукт, но и исходный момент выделения организаторов. «Психологический подбор» — таков, очевидно, основной, первичный фактор классовой дифференциации8.

Обращаясь к страницам, посвящаемым т. Богдановым зарождению классовой дифференциации на основе зарождения организаторской деятельности9, мы видим всюду, что исходный пункт классовой дифференциации — накопление опыта (а не средств производства!), неравномерное распределение «способностей» и их дальнейшее развитие; по своему генезису, «организаторы», — господствующие классы последующих общественных формаций, — это люди «лучшие», «более способные», «биологически выше организованные». Психическая дифференциация общества — исходный пункт классовой его дифференциации. Мы имеем перед собою, по существу, психологическую теорию классообразования.

Та же «психологическая теория» имеет место и при объяснении т. Богдановым окончательного сложения «организаторского» класса в дальнейшем общественном развитии. Этот процесс, совпадающий с идеологической дифференциацией общества10, изображается следующим образом.

Когда натуральное хозяйство патриархальной общины до-классического древнего мира шаг за шагом начинает осложняться меновым, когда возникают между-общинные сношения, — представителями родовых общин в их меновых и вообще внешних сношениях выступают, конечно, организаторы; для остальных членов общины жизнь по прежнему концентрируется внутри общины, в ее повседневном труде, в той часть ее хозяйства, которая все еще остается «натуральною». «Прежняя жизненная близость между главою общины и его подчиненными постепенно ослабляется, потому что содержание трудового опыта оказывается уже и количественно и качественно все более не одинаковым: опыт организатора включает в себя новое, расширяющееся содержание…; опыт исполнителей этого нового содержания не включает… Отныне организующая идеологическая деятельность двух частей общества оперирует над различным материалом, — исходный пункт „классового“ дробления имеется на лицо». Перед нами уже классовое, рабовладельческое общество классического мира (Эмпириомонизм, стр. 104 — 105).

Итак, простая «специализация» опыта на основе различного его содержания, — таков исходный пункт «классового» дробления. Но ведь подобного же рода различие в опыте дает и общественное разделение труда; «специализация» опыта возникает и здесь, — однако, в результате мы имеем не классовое дробление общества, но лишь «профессиональное» его дробление, выделение различных «социальных групп» (земледельцы, ремесленники, торговцы и т. п.д.), каждая со своей «профессиональной» идеологией.

Игнорирование классовых противоречий, связанных с классовой эксплуатацией и материальными классовыми интересами, конечно, заводит и здесь т. Богданова в тупик; кладя в основу классообразования «специализацию» опыта, нельзя ни понять, ни объяснить классовой дифференциации, никогда не отличить последнюю от профессиональной дифференциации. «Конституирование» класса (для себя), о котором говорит К. Маркс, есть осознание членами его своих классовых интересов и противоположности этих интересов интересам других классов, вырабатывающееся в результате долгой борьбы и становящееся, в свою очередь, основой новой борьбы борьбы политической. В противоположность этому, теория т. Богданова, чуждая этой борьбы, — лишь романтическая идиллия, далекая от суровой действительности, способная породить лишь романтизм и в политике.

В духе такой идиллии изображает т. Богданов и начало всякой классовой борьбы; вспомним соответствующее определение Богданова. «Организаторская функция „высшего“ класса позволяет ему организовать жизнь „низшего“ класса посредством даже таких норм, которые не соответствуют жизненным условиям этого последнего» и приобретает для него «значение внешней силы, подобной силам вне, — социальной природы, — силы враждебной… Таково первичное и основное классовое противоречие, — исходная точка развития всякой классовой борьбы» (стр. 141).

Итак, согласно Богданову, первичное и основное классовое противоречие лежит не в монополизации средств производства и не в антагонизме, возникающем на почве эксплуатации при распределении произведенного общественного продукта, — оно лежит в «позволении» «организаторской функцией» организовать жизнь низшего класса посредством чуждых ему норм! Идеалистический характер такого объяснения становится особенно ясным, если вспомним, что самое появление различия идеологий вообще, а следовательно и различия норм, связывается т. Богдановым со «специализацией» опыта.

Мы могли бы значительно умножить подобного рода примеры идеалистического понимания т. Богдановым общественных отношений, общественного развития; вряд ли, однако, это необходимо; читатель и сам сможет это сделать, хотя бы на основании сделанного нами в начале статьи изложения теории. Общий идеалистический характер всего учения о классах и об обществе у т. Богданова совершенно ясен, — это указывалось еще главными критиками его построений, и т. Левиным, и т. Аксельрод (Ортодокс). Стоит внимательно прочитать все произведения т. Богданова, особенно работы его 1899 — 1907 г.г., в которых он более, чем в последующих, уделяет внимания общей теории общественного развития, — чтобы убедиться, что, в общем, перед нами то направление в учении об обществе, которое характеризует так называемую психологическую школу в социологии, одно из течений исторического идеализма.

В результате нашего анализа теории классов у А. А. Богданова мы можем теперь установить идеалистический характер этой теории. Упорно отказываясь объяснять классы материальными условиями их существования, т. Богданов переносит центр тяжести вопроса в область психологии (организаторский «опыт») и «идеологического процесса», приходит к своего рода культу героев-организаторов, «организационно- мыслящих» личностей, «творцов» идеологий, возвышающихся над исполнительской, пассивной массой, — приходит к историческому идеализму.

Исторический идеализм Богданова в его теории классов стоит в тесной связи с его общефилософским идеализмом. «Организационная» теория классообразования есть лишь частное применение всеобщей организационной его теории. Общественные «организаторы» лишь персонифицируют в общественной среде «бесконечный поток организующейся активности», образующий собою вселенную11. Прогрессивно-организационная роль этих «организационно-мыслящих личностей», отражает собою общую тенденцию мирового прогресса: «идеальным началом этой мировой цепи прогресса была бы полная неорганизованность, чистый хаос элементов вселенной… Высшая до сих пор достигнутая ступень — человеческий коллектив с его объективно-закономерной организацией опыта, которую он вырабатывает в своем труде — миростроительстве»12.

Мы видим, таким образом, что «организационная» теория классообразования не только неверна по существу, — она не может быть совмещена с материалистическим учением Маркса, являясь разновидностью чуждого, враждебного этому учению идеализма.

Итак, теория классов у т. Богданова — в корне идеалистична. Но, взятое в целом миропонимание его, все же, не может быть названо до конца идеалистическим: оно несомненно эклектично, — форма мышления, характерная для ревизионизма. В общефилософской системе Богданова причудливым образом совместились Маркс, Мах, Авенариус, отчасти Бергсон. Рядом с идеализмом его теории классов стоит материализм в понимании им техники, как основы общественного развития, его «техницизм» в обосновании хода развития общественного сознания. Даже его отношение к общественным классам не выдержано до конца; рядом с чисто идеалистической теорией классов, конкретное объяснение т. Богдановым исторических классовых отношений в ряде случаев носит материалистический характер, противореча идеалистическому характеру самой теории, — даже на страницах того же самого «Эмпириомонизма». Можно было бы, параллельно статье, посвященной идеалистическому характеру его теории классов, без особого труда написать другую, посвященную материалистическим тенденциям в его конкретных картинах истории классов.

Анализируя теорию классов, как она дана в III томе Эмпириомонизма, мы имели ее перед собою почти в «чистом» виде, не в смеси с чуждыми ей материалистическими элементами.

Примечания⚓︎

  1. Стр. 85—142 (Исторический монизм. Б. Классы и группы). ↩

  2. Стр. 8 по 5 изд. 1919 года. Этот учебник испытал наибольшее влияние организационной теории классов Богданова, по сравнению, напр., с его же «Кратким курсом экономической науки», написанным ранее его «Эмпириомонизма». ↩

  3. Напр., в «Начальном курсе политической экономии» (стр. 47 — 48) и в «Науке об общественном сознании» (стр. 80 — 81). ↩

  4. Что же касается политической (государственной) «организаторской» роли господствующих классов в жнив общества, то эта роль является, конечно, результатом классовой дифференциации общества, а не ее причиной, выражает соотношение сил в классовой борьбе. ↩

  5. В настоящей статье нет надобности останавливаться подробнее на этом вопросе; ограничусь приведенным выше примерами. ↩

  6. Вообще, понятие организаторской функции у Богданова довольно неопределенно. Он, напр., относит сюда и труд рабочего при машине (ср. «Эмпириомонизм», стр.#133). ↩

  7. Впрочем, это возражение может показаться совершенно неубедительным т. Богданову, так как в своей книге «Основные элементы исторического взгляда на природу» (1899#г.) он считает, что распределение (и обмен, как одна из форм распределения) как раз и относится к идеологической области; он пишет (стр.#187): «Распределение есть процесс чисто идеологический, он происходит только в головах членов общества и состоит в том, что изменяется отношение людей к продукту их труда». ↩

  8. Психическому подбору отводит т.#Богданов основную роль в своей теории общества; ср., например, статью его «Общественный подбор» в III томе Эмпириомонизма; приведу некоторые положения Богданова: «Человеческая психика есть, во всяком случае, основное орудие социального развития, и «психический подбор» представляет, поэтому, главную форму воплощения «общественного подбора» (стр.#12 — 13). Роль психического подбора, как орудия подбора социального, не только вообще громадна во всех фазах развития человечества, но она, кроме того, возрастает с ходом социального прогресса. В обществах первобытных она значительно меньше, чем, напр., в современном» (стр. 13). ↩

  9. Напр., «Всеобщая Орган. Наука», I, стр. 213 — 219; «Новый мир», стр. 17 — 18 и др. ↩

  10. «Класс возникает только вместе с идеологической обособленностью организаторов и исполнителей» («Эмпириомонизм», III, 88, 95 и др.). ↩

  11. Философия живого опыта, стр. 240. ↩

  12. Там же стр. 243. ↩