Перейти к содержанию

Луппол И. К вопросу о теоретических корнях правого уклона⚓︎

Журнал «Большевик», 1929, № 18, с. 11—26

I⚓︎

В настоящее время мы охотно подчеркиваем основные положения азбуки марксизма: положения о том, что теория неразрывно связана с практикой, что только в связи с практикой находит теория свое самооправдание. Эти положения можно было бы варьировать и дальше: от самой «высокой» теории нити умозаключений, иногда невидимые для самого теоретика, ведут к определенным практическим выводам и действиям; с другой стороны, эти практические выводы и действия, видимыми или невидимыми путями ведут к определенным, пусть подчас неосознанным, теоретическим положениям.

Если к этому вспомнить, что «без революционной теории не может быть и революционного движения», т. е. революционного действия, практики, то следует сказать, что при прочих равных условиях малые ошибки в революционной теории приводят к малым ошибкам в революционной практике, а большие теоретические ошибки к большим же ошибкам на практике, в действии, — с другой стороны, ошибки в революционной практике не могут не быть связаны и с ошибками в революционной теории.

С указанной точкой зрения и право-оппортунистические ошибки на практике связаны, вернее сказать, обусловлены правооппортунистическими же ошибками в теории. Систематически и упорно выдвигаемые правооппортунистические положения означают уже программные разногласия. Последние имеют, конечно, свои социально-классовые корни, а также обусловленные ими корни обще-теоретические или методологические.

Если правый оппортунист — только практик, то он не осознает и не может осознать своих теоретических ошибок, своего теоретического оппортунизма; он просто следует за теми, кто теоретически возглавляет право-оппортунистический уклон. Но если перед нами оппортунист теоретик, то, — хотя субъективно он, быть может, и не сознает своих методологических ошибок, — он может и должен их видеть.

Конечно, эти теоретические ошибки и уклоны не так заметны, как практические, их труднее вскрыть, но, поскольку «без революционной теории не может быть и революционного движения», — тем необходимее их вскрыть и тем существенней их показать.

Поскольку мы говорим о правом уклоне внутри коммунистической партии, мы не должны ожидать сплошной социал-демократической практики, хотя при известных условиях уклон может перерасти за пределы коммунистической практики, тактики и программы. Вместе с тем поскольку мы говорим об обуславливающих правый уклон шатаниях, блужданиях, заблуждениях и ошибках пока еще внутри марксистской теории, мы не должны ожидать, например, сплошного идеализма; сплошного антимарксизма, хотя при известных условиях эти блуждания и заблуждения могут перерасти вовсе за пределы марксизма и утратить с ним всякую связь.

Однако, практические положения современного правого уклона в ВКП таковы, что не приходится говорить об отдельных, единичных ошибках теоретиков этого оппортунистического уклона по части марксистской теории, по части диалектического материализма. Теоретически вопрос стоит острее, чем можно было бы думать. В теоретических произведениях наиболее крупных представителей правого уклона элементы диалектического материализма плавают в густом настое чуждых марксизму принципов. На философском языке это называется эклектизмом, т. е. мешаниной из чуждых друг другу, несовместимых теоретических положений. Марксистские слова, термины, утверждения ухитряются уживаться бок-о-бок с чуждыми и даже враждебными диалектическому материализму представлениями. Все это сдобрено общей антидиалектической концепцией и приведено в своеобразную эклектическую систему принципов, — систему, — имеющую лишь отдаленное и притом внешнее сходство с диалектическим материализмом. Само собой разумеется, что в обще-теоретических произведениях наиболее крупного представителя оппортунистического уклона в ВКП — т. Н. И. Бухарина, мы находим все марксистские понятия: общество, производственные отношения, класс, классовая борьба; мы находим как в цитатах, так и в изложении много мыслей, основоположников марксизма; но, как сказано, весь строй мыслей, вся концепция самого автора чужда диалектическому материализму, что и обусловливает эклектический характер всей системы.

В настоящей статье мы и хотели бы на нескольких основных проблемах, имеющих важнейшее значение для революционно-марксистской общественной теории и практики, показать как эклектический характер теоретической концепции т. Н. И. Бухарина, так и связь ряда его немарксистских трактовок этих проблем с оппортунистическими практическими выводами.

II⚓︎

Общественные классы, борьбой которых заполнена арена мировой истории, суть категории исторические. Это значит, что было время на заре человеческой истории, когда классов не было (первобытный коммунизм); это значит далее, что будет время, когда не будет общественных классов. Различая таким образом эпохи истории, нужно помнить, что этого деления для уразумения общественных явлений далеко не достаточно. То время, когда существуют, действуют и борются классы, не есть эпоха недифференцированная, сплошная. Сами классы возникают, развиваются, исчезают в борьбе; класс угнетаемый становится господствующим и класс господствующий теряет свое господство. Это движение классов происходит не хаотически, а по определенным социально-историческим законам. Задача исторического материализма и заключается между прочим в открытии и изучении этой закономерности движения классов.

Классы в своей совокупности составляют то, что называется обществом. Конкретное определение общества, определение отражающее объективную действительность, входит важнейшей составной частью в марксистскую методологию познания социальных явлений. Уже отсюда видно, что марксистское определение общества не только должно учитывать закономерности движения классов, но должно основываться на закономерностях этого движения. Это необходимо тем более, что отдельные периоды в движении классов являются не простыми хронологическими, временными периодами, а представляют собою вполне определенные и исторические последовательные типы, структуры взаимоотношений и борьбы классов.

Такие социально-классовые структуры, об истинной природе которых нам придется говорить несколько ниже, и должны быть отражены в марксистском понятии общества. Только тогда оно будет обладать объективной познавательной и действенной ценностью. В противном случае при желании теоретика дать универсальное определение общества, т. е. такое, под которое могут подойти все люди всего земного шара, — исчезает социально-классовый характер экономических структур, общество становится безжизненным, — превращается в голую и пустую абстракцию. Именно такое бессодержательное и абстрактное определение общества дает т. Бухарин: «Наше определение общества, — пишет он, — будет таково: это есть наиболее широкая система взаимодействующих людей, обнимающих все длительные их взаимодействия и опирающаяся на их трудовую связь. Мы пришли таким образом к вполне материалистическому взгляду на общество. Основа его строения есть трудовая связь точно так же, как основа жизни есть материальный процесс производства»1.

Н. И. Бухарин убежден, что в своем определении он пришел «ко вполне материалистическому взгляду на общество». Несомненно, определяя общество как «систему взаимодействующих людей», он дает материалистическое определение. Однако, не всякий материализм есть, диалектический материализм, и не всякое материалистическое определение оказывается материалистическим в применении к обществу, т. е. историко-материалистическим определением.

Французские материалисты XVIII века были материалистами в области истолкования природы, но, перенося свой натуралистический материализм в область понимания общества, человеческой истории и не учитывая специфических особенностей общественных явлений, они оказывались в этой области не материалистами, а натуралистами. Мыслить же в применении к обществу натуралистически значит, как говорил Ф. Энгельс, мыслить неправильно. Равным образом, и Л. Фейербах, материалист в своем мировоззрении не был материалистом в своей трактовке общественных явлений. Понимая их по аналогии с явлениями естественными, он оказывался в области человеческой истории абстрактным метафизиком, не уловившим того, что специфически свойственно обществу. Понадобились тезисы К. Маркса о Фейербахе, вскрывшие созерцательность, абстрактность, антидиалектичность и антиисторичность Л. Фейербаха, чтобы «вполне материалистический взгляд» стал взглядом историческим, шире — диалектико-материалистическим.

Нечто подобное мы видим и в определении т. Бухарина. Определяя общество как «систему взаимодействующих людей» он дает, конечно, материалистическую установку, а не, скажем, психологическую или субъективно-идеалистическую. Но этого мало. Вместо того, чтобы идти дальше по пути конкретизации своего определения, он ставит себе задачу дать универсальное определение общества.

Марксистское понятие «всеобщего», конечно, не есть порок или погрешность, но, как требовал В. И. Ленин, всеобщее должно быть не просто абстрактным всеобщим, в котором исчезают все дальнейшие характеристики и признаки, а таким всеобщим, которое содержит в себе все богатства «особенного» и «единичного». Марксистское определение общества, стало быть, должно быть всеобщим, но таким, которое содержит в себе понятие производственных, классовых отношений и через них все единичные явления. «Всеобщее» же т. Бухарина есть «универсальное» и чем больше это универсальное по объему, тем меньше в нем содержания. Давая предельно универсальное определение: «наиболее широкая система», т. Бухарин и приходит не к «вполне материалистическому взгляду на общество»; а к совершенно абстрактному взгляду, в котором погибает все специфически-общественное. Под его определение подходят все люди всего земного шара.

Не говоря уже о том, что такое определение не обладает никакой познавательной ценностью, с этим определением «нечего делать», т. е. в применении к такому «обществу» нельзя выработать никакой нормы поведения, нельзя дать никакого действенного лозунга, нельзя, например, говорить об изменении такого общества, ибо действительное общество неправильно объяснено. Философы, — писал Маркс — занимаются тем, что так или иначе объясняют мир, а дело заключается в том, чтобы его изменить. Но прежде чем выработать тактику изменения мира, а в данном случае общества, нужно правильно, т. е. в согласии с объективной действительностью объяснить его. Н. И. Бухарин грешит против этого первого марксистского требования.

Один порок влечет за собой другой. Будучи абстрактным, бухаринское определение общества не заключает возможности выработать в отношении к себе какое-либо правило действия; вследствие этого оно является пассивным, созерцательным определением, что опять-таки чуждо марксизму. Но будучи абстрактным и созерцательным, оно является и антидиалектическим, т. е. метафизическим. В нем не заключена даже в потенции, в возможности борьба противоположностей и их единство.

«Общество» т. Бухарина есть механическая сумма людей, хотя и взаимодействующих. Солнечная система тоже не исключает, — а даже предполагает взаимодействие отдельных входящих в нее единиц, отдельных небесных тел. Всякая механическая система (часовой механизм, наборная машина и т. п.) включает взаимодействие отдельных частей, но строить общество по модели хотя бы и сложнейшего механизма, значит неправильно объяснять общество, значит не понимать марксистского определения общества.

Являясь механическим, а не диалектическим определением, бухаринское определение антиисторично. Если стать на точку зрения т. Бухарина, то нельзя понять движения общественных структур (хотя сам он и говорит о различных общественных структурах). Последнее свидетельствует лишь об эклектизме т. Бухарина.

В самом деле, абстрактно, механически понимаемое «общество» не может двигаться, изменяться, развиваться, ибо в нем не заложен источник движения. И феодальное общество есть «система взаимодействующих людей, обнимающая все длительные их взаимодействия и опирающаяся на их трудовую связь», и капиталистическое общество также обладает указанными признаками. Конечно, определение общества должно быть таким всеобщим, чтобы оно содержало в себе особенности и феодального общества и капиталистического общества, но содержало диалектически — и сохраняя их особенности, и снимая их, а не формально-логическим, в котором по мере увеличения объема уменьшается содержание. Определение общества должно быть таким, чтобы оно в порядке отражения действительности и логически делало бы возможным и понятным не только сосуществование различных обществ, но и смену одного общества другим, короче говоря, определение общества должно быть логически — историческим.

Бухаринское определение общества содержит много слов; не все они в отдельности неверны, но в совокупности они не ухватывают сути марксистского определения. Конечно, общество есть система людей, но речь и идет о человеческом обществе, а, говоря точнее, всякое общество и есть человеческое общество. Конечно, это система взаимодействующих людей, но это, как мы видели, характерно для всякой системы в противоположность хаосу, конгломерату, агрегату и т. п. Конечно, общество обнимает длительное взаимодействие, но вопрос времени не есть вопрос принципиальный. Где нижняя граница этой длительности и как ее понимать? Феодальное общество в Европе насчитывало почти тысячелетнюю длительность, а капиталистическое — всего несколько десятков лет, — когда Маркс уже «увидел» его гибель. Система «наследственных» пролетариев в капиталистическом обществе весьма длительна, но, скажем, система сезонных сельскохозяйственных рабочих в том же обществе весьма не длительна, что не мешает и в последнем случае говорить о капиталистических производственных отношениях. Наконец, указание на «трудовую связь» также абстрактно и недостаточно, ибо труд и трудовые связи можно усмотреть везде и всегда: и в муравьиных и пчелиных «обществах», и в семье, и в научном обществе.

Н. И. Бухарин пишет, что основа общества есть «трудовая связь, точно так же, как основа жизни есть материальный процесс производства». Странно, что т. Бухарин для жизни, биологическою явления, считает необходимым подчеркнуть «материальный процесс производства», а для общества заменяет его («точно так же») гораздо более абстрактным и неопределенным понятием «трудовой связи».

Абстрактное, созерцательное, антидиалектическое, антиисторическое определение общества у т. Бухарина является совершенно посторонним марксизму. Между тем оно составляет «длительное» достояние т. Бухарина. Оно дано последним в развернутой форме в «Теории исторического материализма», оно фигурировало у него и раньше в «Экономике переходного периода». В этом своем произведении т. Бухарин писал, что необходимо «брать натуральную форму вещей и рабочих сил, в этих единицах вести счет и самое общество рассматривать как организацию элементов в их натурально-вещественной характеристике»2.

Здесь мы видим все то же чисто механическое, вульгарно-материалистическое понимание общества, совершенно смазывающее основные моменты производственных отношений и связанной с ними классовой структуры общества. Вместо марксистской историко-материалистической точки зрения, видим точку зрения натуралистическую, которая, как мы говорили, в применении к обществу уже перестает быть материализмом. Вполне понятно, поэтому, что при чтении «Экономики переходного периода» против слов «мы брали общество как систему элементов in natura» Ленин на полях написал: «Караул!»3.

III⚓︎

Для Ленина была совершенно ясна немарксистская установка т. Бухарина. Это тем более понятно, что еще в 1894 г. в«Друзьях народа» Ленин развил непревзойденные в русской марксистской литературе мысли по поводу понятия общества. Полемизируя с народниками, отстаивавшими абстрактно-идеалистический взгляд на общество, Ленин писал:

«Начинать с вопросов, что такое общество, что такое прогресс, — значит начинать с конца. Откуда возьмете вы понятие об обществе и прогрессе вообще. Когда вы не изучили еще ни одной общественной формации, в частности не сумели даже установить этого понятия, не сумели даже подойти к серьезному фактическому изучению, к объективному анализу каких бы то ни было общественных отношений»4.

Основное, что требует Ленин, — замена абстрактного понятия общества, «общества вообще», понятием общественной формации. Это есть необходимая конкретизация, только при наличии которой можно понять движение, изменение, развитие обществ. Только понятие общественной формации делает определение историко-материалистическим, равно как необходимое понятие общественно-экономической формации делает его историко-материалистическим. В бухаринском определении нет ни того, ни другого. Поэтому оно не является ни историческим, ни материалистическим определением.

Ленин пишет, что Маркс «впервые поставил социологию на научную почву, установив понятие общественно-экономической формации, как совокупности данных производственных отношений, — установив, что развитие таких формаций есть естественно исторический процесс».

В самом деле, в «Наемном труде и капитале» К. Маркс дал свое развернутое определение общества:

«Производственные отношения в их целом образуют то, что называют общественными отношениями, обществом и к тому же обществом, находящимся на определенной исторической ступени развития, обществом с своеобразным, ему одному присущим характером. Античное общество, феодальное общество, буржуазное общество являются такими совокупностями производственных отношений, из которых каждая обозначает вместе с тем и особую ступень в развитии человечества».

Такое определение общества является прежде всего конкретным определением. Как понятие оно всеобще, но всеобщность его такова, что в нем сохраняются все особенные типы общества и все единичные их проявления и феодальное общество, и капиталистическое общество и т. д. Такое определение, далее, является диалектическим, поскольку оно является единством противоположностей, например, феодальных производственных отношений (помещик и крестьянин), капиталистических производственных отношений (капиталист и пролетарий). Основываясь на понятии производственных отношений, такое определение не смазывает, а подчеркивает классовый характер современных общественных формаций, именно их — классовые по природе производственные отношения, а не расплывчатую «трудовую связь» или сумму отдельных людей, или «систему элементов in natura», полагая во главу угла.

Вместе с тем такое определение общества является глубоко историческим определением. В нем подчеркивается «определенная историческая ступень развития», в нем, в порядке отражения или как Ленин выражался о понятиях, в порядке «сокращения» объективной действительности, логически заложены возможности сосуществования одного общества с другим или изменения одного общества в другое, т. е. движения, а стало быть и революционного превращения одной общественной формации в другую, например., феодального общества в капиталистическое или капиталистического в общество переходного к коммунизму периода.

Ленинский анализ советской действительности, ленинское указание на пять общественно-экономических укладов являются блестящим образцом применения марксистского анализа. Имея перед собой перечисляемые Лениным пять социально-экономических укладов, сложное сосуществование пяти типов совокупностей производственных отношений (1. патриархальное, т. е. в значительной степени натуральное крестьянское хозяйство, 2. мелкое и товарное производство, 3. частно-хозяйственный капитализм, 4. государственный капитализм 5. социализм), мы видим не только созерцательность логических определений, не только объяснение укладов, но и заложенный в них действенный момент изменения их.

Поняв действительность, мы, исходя из пролетарской классовой точки зрения, можем изменить ее, приняв и проводя определенную политику, определенную тактику в отношении к тому или иному укладу. Мы, например, всемерно развиваем пятый уклад — социалистический, всемерно уничтожаем третий уклад — частно хозяйственный капитализм, подтягиваем через кооперацию первый уклад к пятому; новыми формами смычки постепенно приобщаем второй уклад к тому же пятому и т. п.

Все это логически понятно с точки зрения марксистско-ленинского определения общества, но все это никак не может быть понято с точки зрения бухаринского определения, ибо оно бессодержательно, абстрактно и антиисторично.

Мировоззрение должно быть последовательным, единым во всех своих частях; именно таким является марксистско-ленинское мировоззрение. Нельзя последовательно проводить марксистско-ленинские принципы общественной теории в жизнь, оставаясь на точке зрения бухаринского определения общества. Но, действительно, можно с точки зрения этого последнего недоучитывать обострения классовой борьбы в переходный период» ибо в бухаринском определении нет классов, а есть сумма людей, «элементов in nature». Нельзя с бухаринской точки зрения охватить политику пролетариата и его партии в отношении всех пяти укладов, но можно говорить о развитии производительных сил вообще, даже о врастании кулака в’ социализм, вовсе не замечая за счет роста какого уклада может происходить это «врастание». Нельзя с бухаринской точки зрения говорить о движении и превращении одной общественной формации в другую, одного социально-экономического уклада в другой, но можно эклектически говорить о превращении «как таковом», о трансформационном процессе «вообще».

Как эклектик, впитавший в себя разрозненные элементы марксизма, тов. Бухарин, говорит, конечно, об «экономике переходного периода», но его общетеоретические основы продолжают оставаться абстрактными, метафизическими. В данной связи чрезвычайно интересно, что начав читать «Экономику переходного периода» В. И. Ленин задержался на первой же странице. Уже подзаголовок книги тов. Бухарина «Общая часть трансформационного процесса» своей абстрактностью и бессодержательностью заставил его остановиться и написать на полях «Что такое??? «вобче»? à la Spencer?».

При беглом чтении можно, конечно, не обратить на это особого внимания, но если принять во внимание все, что мы говорили выше, то замечание Ленина встанет во весь свой рост. Очевидно, зная установку тов. Бухарина в общественно-теоретических вопросах, Ленин сразу понял абстрактную постановку вопроса у тов. Бухарина, постановку вопроса о «трансформации» «вобче» и правильно квалифицировал ее как спенсеровщину, как эволюционно-позитивистскую метафизику.

IV⚓︎

Но, скажут нам, неужели же у т. Бухарина, в его общественно-теоретической концепции нет понятия производственных отношений? Конечно, есть — ответим мы. В эклектической системе все есть. Есть у тов. Бухарина и производственные отношения, но беда в том, что трактовка этих отношений этой важнейшей категории общественной теории Маркса абсолютно не марксистская. Зато она вполне гармонирует с немарксистским пониманием общества.

Опасаясь как бы не впасть в психологизацию общественного базиса, к которому относятся производственные отношения, и считая самым дельным аргументом в руках антимарксистов то, что «понятие отношения между людьми предполагает их психическое взаимодействие», тов. Бухарин предполагает оказать марксизму большую услугу, решительно и воочию материализовав недостаточно материальные в марксизме производственные отношения. Но вместо того, чтобы развивать положения марксизма дальше в духе того же марксизма и, стало быть, в согласии с объективной действительностью, он бросается вспять, в сторону вульгарного, механического материализма.

С тов. Бухариным происходит то, что не раз уже происходило c людьми, желавшими оказать марксизму «дружескую» услугу. Не так еще давно покойный А. А. Богданов писал, что настало время уточнить не точные общественные науки. Благая мысль! Но «уточнять» общественные науки можно лишь на основе того, что дал Маркс, как это и делал Ленин, а не путем вывертов, поворотов вспять и уснащения общественной науки не присущей ей терминологией, взятой из области так называемых естественных и точных наук.

В свое время тов. Н. И. Бухарин в полемике с Э. Енчменом по конкретному случаю показал неосновательность биологизации общественных явлений. Однако, возражая против биологизации, тов. Бухарин сам решительно склонился в пользу механизации этих явлений. Думая материализовать производственные отношения в якобы недостаточной марксистской трактовке, он попросту механизировал их, конструируя их по модели механических систем. Вместо материализации получилась механизация, а вместе с тем снова из общественного понятия было выброшено то, что составляет специфическую сущность данного общественного отношения.

Тов. Бухарину следовало бы отправляться от таких классических положений марксизма: производственные отношения есть такие отношения, в которые люди вступают в общественном отправлении своей жизни; которые далее не зависят от воли самих людей; которые соответствуют определенной ступени развития материальных производительных сил; которые в совокупности своей образуют экономическую структуру общества; которые, по выражению Маркса, в целом образуют то, что называют общественными отношениями, обществом; которые, далее, в классовом обществе не могут не быть классовыми по своей природе, ибо именно классы и являются субъектами общественных производственных отношений, которые, наконец, не воспринимаются непосредственно глазом, носом, ухом, руками, а могут быть вскрыты лишь теоретическим анализом, чему в отношении капиталистических производственных отношений лучшим свидетельством являются томы «Капитала».

Вместо всего этого тов. Бухарин, поставивший себе целью материализовать производственные отношения так, чтобы никакому психологисту неповадно было, решил «опредметить», овеществить их настолько, чтобы их можно было ощупать, понюхать и увидеть глазами. Уже по самому заданию видно, что мы имеем дело с механическим, метафизическим, а не диалектическим материалистом.

Как же материализует производственные отношения тов. Бухарин? Он пишет:

«Под производственными отношениями я разумею трудовую координацию людей (рассматриваемых, как «живые машины») в пространстве и времени»5).

Замена производственных отношений распорядком, расстановкой, хотя бы и трудовой, людей, да еще понимаемых как «живые машины», в пространстве и времени и есть механизация, а вместе с тем и вульгаризация диалектического материализма. Конечно, люди материальны, но эти бухаринские материальные люди абстрактны; они еще более абстрактны, чем абстрактный человек Л. Ф. Фейербаха. Ссылка на время и пространство звучит очень учено, но и старые метафизические материалисты до-фейербаховского периода, очевидно, рассматривали людей во времени и пространстве. Указание на пространство не делает еще данного положения материалистическим, равно как и указание на время не делает его историческим. Абстрактная, механическая трактовка производственных отношений остается в полной силе. В отношении бухаринского понимания производственных отношений следует повторить то же самое, что было сказано о его определении общества. Это понимание абстрактно, созерцательно, антидиалектично и антиисторично.

V⚓︎

Субъектом общественных производственных отношений являются классы. Субъектами феодальных производственных отношений являются помещики и крестьяне; — капиталистических — капиталисты и пролетарии. При бухаринском же механическом определении классы выпадают. Это составляет коренной порок бухаринской концепции, теоретический порок, который невидимыми нитями связан и с его современным недоучетом сложного классового переплета переходного периода, недоучетом обострения классовой борьбы. Но с выпадением классов из производственных отношений натуралистическая трактовка их перестает быть историко-материалистической, оказываясь идеалистической и в. лучшем случае позитивистской.

Но, скажут нам опять, вы преувеличиваете. Неужели так-таки у т. Бухарина в его общественно-теоретической концепции выпадают классы? Неужели он не говорит о классовом строении общества? Конечно, тов. Бухарин говорит о классах, конечно, он посвятил этой проблеме целую главу, в которой есть много ценного и верного, но речь идет об общей методологической установке тов. Бухарина. Как эклектик он вобрал в свое учение и положение марксизма о классах и классовой борьбе, но как эклектик же он не переварил этого учения, не освоил его, не подчинил ему свои методологические установки, и поэтому в решающих принципиальных местах его общественная точка зрения дает себя знать.

О классах тов. Бухарин пишет:

«Классы представляют собой прежде всего группы лиц. объединенных общими условиями и общей ролью в производственном процессе со всеми, вытекающими отсюда, последствиями для процесса распределения»6.

В «Теории исторического материализма» он дает следующее определение:

«Под общественным классом разумеется совокупность людей, играющих, сходную роль в производстве, стоящих в процессе производства в одинаковых отношениях к другим людям, при чем эти отношения выражаются также и в вещах (средства труда). Отсюда вытекает и то обстоятельство, что в процессе распределения продуктов каждый класс объединен единым источником дохода, ибо отношения распределения продуктов определяются отношениями их производства»7.

Определение распределения продуктов отношениями их производства не является предметом спора. Но кроме этого у тов. Бухарина есть ряд недоговоренностей, который и его определение класса делает таким, что его нельзя назвать марксистским. Прежде всего мы опять встречаемся у него с абстрактной постановкой вопроса. Речь идет о производственном процессе как таковом, о производственном процессе вообще. Это связано с систематически проводимой сплошной, недифференцированной трактовкой производственных отношений. Часто не знаешь, говорит ли он об общественных производственных отношениях, или о технических производственных отношениях. Последние как бы поглощают первые, что вновь и вновь закрывают ему доступ к — по необходимости тонкому — анализу конкретных общественных явлений. Общественные производственные отношения у тов. Бухарина тонут в технических отношениях, в «трудовой координации» «живых машин».

Равным образом в трактовке класса у тов. Бухарина речь идет и о «производственном процессе» («Экономика переходного периода») и о «процессе производства» («Теория истор. мат.»), но нигде не сказано, об общественном ли, или лишь о техническом процессе производства идет речь. Это может привести к путанице, а для самого тов. Бухарина, желает он того или нет, осознает он это или нет, приводит к парадоксу — к выхолащиванию классового содержания в самом определении класса.

Возьмем его определение:

«Классы… — группы лиц, объединенных общими условиями и общей ролью в производственном процессе со всеми, вытекающими отсюда, последствиями для процесса распределения».

Наемные рабочие подходят под это определение? Подходят. Капиталисты подходят? Подходят. Очень хорошо. Однако с другой стороны, группа рабочих, работающих у станка, поскольку она объединена «общими условиями и общей ролью в производственном процессе со всеми, вытекающими отсюда последствиями для процесса распределения» тоже подходит под это определение. В этом, конечно, также нет ничего удивительного В то же время, скажем, на советской фабрике, мы видим группу заведующих отделениями или их помощников. Они также «объединены общими условиями и общей ролью в производственном процессе со всеми вытекающими отсюда последствиями для процесса распределения» (более высокий уровень заработной платы). Следует ли отсюда, что группа рабочих от станка и группа заведующих отделениями или их помощников принадлежат у нас к двум различным общественным классам? Конечно, нет, а между тем это следует из бухаринского определения, данного им в «Экономике переходного периода»,

Ошибка тов. Бухарина в данном случае заключается в том, что он забыл об одном слове, имеющем однако важнейшее в данной связи значение. Н.И. Бухарин должен был бы сказать, что речь идет об общественном процессе, общественном строе производства.

Определение «Теории исторического материализма» повторяет ту же ошибку. В одном отношении оно однако лучше. Вместо расплывчатых «всех вытекающих отсюда последствий для процесса распределения» там идет речь о едином для каждого класса источнике дохода (например, заработная плата, прибыль и т. д.). Тем не менее и это еще не все для марксистского определения классов. В определении класса не может быть обойден момент классовой эксплуатации, т. е. эксплуатации одного класса другим. Ничего этого нет в бухаринском определении класса. Оно выглядит очень приглаженно, академично и так сказать беспартийно.

Прочитав определение класса в «Экономике переходного периода» которое мы дважды привели выше, В. И. Ленин написал на полях:

«Классы представляют собой прежде всего «группы лиц» (не точно сказано), различающихся положением в общественном строе производства и отличающихся так, что одна группа может присваивав себе труд другой группы».

В этой заметке на полях Ленин подчеркнул оба момента, о которых мы говорили выше и без которых определение общества не может быть названо марксистским.

Для сравнения приведем ленинское определение классов, данное в «Великом почине»:

«Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их месту в общественной организации труда, а следовательно, по способам и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это — такие группы людей, из которых одна может присваивать себе труд другой, благодаря различию их места в определении уклада общественного хозяйства»8.

В нашу задачу не входит комментарий к этому определению Ленина. Следует лишь сказать, что в противоположность бухаринскому определению, оно связывает класс с производственными отношениями и историческими общественными формациями, что оно не только отражает объективную действительность, но и делает возможным, логически обосновывает классовую политику пролетариата.

Метафизически-позитивистская установка тов. Бухарина сказывается даже в мелочах. Так в «Экономике переходного периода» он пишет:

«Пролетариат строит фундамент будущего общества. И притом строит его, как классовый субъект, как организованная сила».

Получается так, что слова «организованная сила» поясняют слова «классовый субъект». Ленин не мог пройти мимо такого «пояснения». Против последних слов: «как организованная сила» он записал на полях: ??? «важнее», чем класс!»

Бухаринское расчленение пролетариата как класса и как организованной силы может иметь тот смысл, что «классовый субъект» есть содержание, а «организованная сила» есть форма. Беда тов. Бухарина в данном случае заключается в том, что он способен мыслить содержание раздельно от формы, а форму раздельно даже от такого содержания как классовость пролетариата.

«Задачи — пишет он далее, — стоящие перед пролетариатом, в общем и целом, формально, т. е. независимо от социального содержания процесса те же, что и для буржуазии, при расширенном отрицательном воспроизводстве».

Вполне понятно, что и по этому поводу Ленин не мог удержаться, чтобы не сделать, нужно сказать, весьма меткого замечания. «Моя» богдановская Begriffsscholastik (схоластика понятий. И. Л.), есть главный враг «мой», — записал он на полях, перефразируя известную поговорку: язык мой — враг мой.

Однако здесь дело не только в языке. По тов. Бухарину возможна такая метафизика, когда форма пролетариата отделяется от его содержания, когда пролетариат ставит задачи формально, независимо от социального содержания общественного процесса. Это и есть теоретическая лазейка, которая допускает практическое соскальзывание с классовых позиций пролетариата попускает отход от классовой политики.

Теоретически метафизическое разделение формы и содержания может привести к весьма опасным выводам, окончательно порывающим с марксистской трактовкой общественных проблем. Если форма пролетариата, как классового субъекта есть организованная сила и если пролетариат ставит задачи «формально, независимо от социального содержания процесса», т. е. если форма мыслится отдельно от содержания, то теоретически и практически возможно, что организованная сила пролетариата, как форма, отделяется от своего содержания, т. е. от него же, как классового субъекта.

Именно эта метафизика приводит тов. Бухарина к следующей формулировке.

«При развертывании революционного процесса в мировой революционный процесс гражданская война трансформируется в классовую войну, которую со стороны пролетариата ведет регулярная «Красная армия».

Проходя мимо заключения тов. Бухариным слов «Красная армия» в кавычки, заметим следующее. Классовая война ведется не Красной армией со стороны пролетариата, а ведется самим пролетариатом, одной из организаций которого является Красная армия. Красную армию нельзя отделять от пролетариата, ибо это тоже будет метафизическое, формальное рассмотрение вопроса «независимо от социального содержания процесса». Во-вторых, говоря о трансформации гражданской войны в классовую войну, которую ведет Красная армия пролетариата, нельзя обходить молчанием факта превращения пролетариата в господствующий класс, т. е., захвата пролетариатом государственной власти. Иначе получается совершенно нелепая картина: пролетариат ведет классовую борьбу, классовую же войну с его стороны ведет неизвестно откуда пришедшая и неизвестно какая по своей классовой природе «Красная армия» в кавычках. Очевидно, именно это имел в виду Ленин, когда написал по поводу приведенных слов тов. Бухарина: «Уродливая и неверная терминология, смазывающая завоевание государственной власти классом»9.

VI⚓︎

Классовое содержание систематически выхолащивается тов. Бухариным в его теоретической концепции и притом даже тогда, когда он говорит о классах. Это не может не отразиться и в трактовке проблем строительства социализма во всех его (строительства) формах: будет ли речь идти о социалистической индустриализации страны, о социалистической реконструкции сельского хозяйства, о кооперации как пути к социализму. Мы не хотим сказать, что правые уклонисты против социализма, против социалистического строительства, но ведь и германские социал-демократы не против социализма, они лишь несколько «своеобразно» представляют себе путь к социализму. Равным образом несколько «своеобразно» представляют себе пути и формы социалистического строительства и правые уклонисты.

Выхолащивая классовое содержание из категорий исторического материализма, они выхолащивают классовое содержание и из путей и форм строительства социализма. В первом случае исторический материализм перестает быть историческим материализмом; во втором случае строительство социализма грозит перестать быть строительством социализма. На языке практиков классовый характер и клаcсовая тенденция социалистической реконструкции заменяется словами вообще о народном труде; на языке теоретиков — словами о соотношении людских элементов, о равновесии между абстрактным, метафизическим, почти внеклассовым обществом и внешней средой.

«Прочность, — пишет т Бухарин. — всякого структурного равновесия, т. е. равновесия между различными общественно-людскими группировками, людскими элементами общественной системы, опирается на определенное равновесие между обществом и внешней средой»10.

Общество переходного периода, т. е. общество с пролетариатом в качестве господствующего класса во главе, несомненно должно подчиняться тем же законам. Стало быть «прочность равновесия между людскими элементами» этой общественной структуры также опирается на определенное равновесие между ней (структурой) и внешней средой.

Прежде всего, если мы хотим что-нибудь понять, нужно перевести с бухаринского языка на марксистский. По поводу этого языка В. И. Ленин скромно написал: «эта терминология, умышленная замена классов группировками и т. п., не есть ли шаг назад к «социологии» в кавычках», т. е. (необходимо пояснить), — к абстрактным, метафизическим ничего общего с марксизмом не имеющим общественным теориям».

После перевода положение тов. Бухарина будет выглядеть так: прочность общественных отношений, т. е. отношений между различными классами опирается на равновесие между обществом и средой. Ежели равновесие в пользу общества, то и отношения между классами прочны, если равновесие не в пользу общества, то отношения между классами непрочны! Совершено нелепая, поистине чуждая марксизму постановка вопроса. В применении к СССР, это будет звучать еще нелепее: прочность отношений между классами в СССР опирается на равновесие между обществом (и притом бухаринским, совершенно игнорирующим наши общественно-экономические уклады) и внешней средой. В годы массового неурожая, например, когда пролетарское государство, т. е. организованный в господствующий класс пролетариат оказывает в особенности помощь бедняцкому и середняцкому крестьянству, отношения между этими классами должны быть непрочны. С другой стороны, в годы хорошего урожая, когда, с точки зрения, бухаринских политических принципов, особенно хороши виды на «врастание кулака в социализм» эти отношения должны быть особенно прочны.

Читатель видит, к каким нелепым немарксистским выводам может привести бухаринская теория равновесия. В данном случае в ней выхолащивается не только классовое содержание, но вообще всякое общественное содержание. Механистические принципы и дурной натурализм проявляются в ней вовсю.

Напрашивающиеся выводы чрезвычайно просты: среда дает — строим социализм, среда не дает — не строим социализма. Классовая структура общества переходного периода вовсе исчезает из поля зрения теоретика. Единственный выход: спасай какой угодно ценой равновесие между обществом и средой, ибо в нем залог прочности равновесия между «людскими элементами», между «различными общественно людскими группировками», развивай какой угодно ценой, какими угодно путями производительные силы, чтобы равновесие между обществом и средой дало плюс в пользу бухаринского общества, в котором потонули все классовые различия, все социально-экономические уклады.

Немудрено, что такая теория общественного равновесия понравилась и заслужила одобрение у эсерствующего «социолога» П. Сорокина, который писал:

«Наиболее интересными и ценными главами книги гр. Бухарина являются главы, трактующие о равновесии общества с природой и элементов первого друг с другом, а затем глава, посвященная учению о нарушении и восстановлении общественного равновесия. Не скажу, чтобы эта трактовка была новой. В труде буржуазного Парето («Tractato di sociologia generale» мы находим более глубокую трактовку тех же вопросов»11.

В настоящей статье в нашу задачу не входит ни критика теории равновесия в целом, ни критика всей «Теории исторического материализма» тов. Бухарина, но и из рассмотренных нами бухаринских трактовок общества, производственных отношений и классов ясно, что эта теория представляет собою одну из разновидностей абстрактно-социологических, механически-метафизических «теорий», которая, поскольку она пользуется марксистской фразеологией и впитала в себя отдельные положения исторического материализма и поскольку сам автор ее полагает, что он — диалектический материалист, — должна быть названа эклектической.

VII⚓︎

Метафизичность и эклектизм всей теоретической концепции тов. Бухарина, порывающей с историческим материализмом, метко и иронически были схвачены В. И. Лениным в его общей оценке «Экономики переходного периода». Намекая на пристрастие автора к иностранным ученым терминам Ленин писал:

«Автор рассматривает экономические процессы недостаточно конкретно in actu (в действии), часто впадая в то, что носит название «Terminus Technikus» (технического термина) «Begriffsscholastik» (схоластика понятий), и не давая себе отчета, что многие неудачные формулировки и термины вурцелируют в философии, попадая sub specie Grundgedanken (с точки зрения основных понятий) под линию idealismi philosophici sev agnosticismi (идеализма философского или агностицизма), recht oft und unkritisch von andern übernommen (довольно часто и не критически перенятого от других), отнюдь не materialismi (материализма)».

Метафизичность теоретических взглядов тов. Бухарина сказывается не только в абстрактном определении общества, трактовке его как суммы людских элементов с выхолащиванием классового содержания, но и в особенности в трактовке некоторых проблем эпохи пролетарской революции.

Как эклектик, воспринявший ряд положений марксизма, тов. Бухарин говорит и о пролетарской революции, и о захвате власти. Однако, для него момент захвата власти пролетариатом является не столько значительнейшей вехой в истории классовой борьбы, конституирующей пролетариат в господствующий класс, сколько пунктом, с которого начинается отмирание классовой борьбы. Теоретически и независимо от его желания момент взрыва революции и захвата власти пролетариатом является для т. Бухарина концом революции.

Ленин подчеркивал, что диктатура пролетариата есть продолжение классовой борьбы в новых формах. Н. И. Бухарин подчеркивает прямо противоположные моменты:

«В новом ряде развития, который начинается от рабочей диктатуры (я не говорю о возможности уничтожения рабочей диктатуры извне, как в Финляндии), мы имеем перед собой натуральный ряд, где развитие противоречий с известного времени начинает изживаться, т. е. мы будем иметь перед собою не расширенное воспроизводство противоречий нашей системы, а все уменьшающееся их воспроизводство, и эволюционным путем это воспроизводство системы превращается в развертывание коммунизма»12.

Здесь все характерно: и заключение возможности гибели рабочей диктатуры извне в скобки, как будто это есть нечто случайное, ни в какой связи с содержанием рабочей диктатуры не стоящее, как будто «извне» действуют не определенные классы — противники рабочей диктатуры, а некие нейтральные «людские элементы in natura», и молчаливое утверждение конца революции с заменой ее эволюцией.

Самое революцию т. Бухарин понимает метафизически, как пункт, открывающий собою эволюцию. С его точки зрения, именно в период эволюции, а не революции живем и действуем сейчас мы. В момент захвата власти революция уже закончена и вместо «линии катастроф» начинается «органический период развития». Для т Бухарина революция — «катастрофа», период «после диктатуры пролетариата» — органическая пора. Эта терминология, смена катастрофических периодов периодами органическими, ничего общего с марксизмом не имеет; это — старая позитивистская, метафизическая, надуманная терминология, искажающая действительность и ничего не объясняющая. Для марксизма революция не есть катастрофа, как и период после захвата власти и установления диктатуры пролетариата не есть органическая пора. Повторяем, противопоставление катастрофических и органических периодов, не говоря уже о неудачности самих терминов, сугубо метафизично.

Досаднее всего то, что т. Бухарин пытается навязать эту антимарксистскую терминологию В. И. Ленину.

«Особенно, — пишет т. Бухарин, — в своих последних статьях, например, где речь идет о кооперации, он (т. е. Ленин) прямо говорит, что если в предыдущий период исторического развития осью наших стремлений являлась наша революционная линия, линия катастроф, то теперь в текущий период нашего строительства, осью нашей политики является мирная организационная работа»13.

Не говоря уже о том, что у Ленина нет понятия «линии катастроф», по т. Бухарину выходит, что Ленин «мирную организационную линию» противопоставлял «нашей революционной линии». Это чудовищное извращение мыслей Ленина. У Ленина слова «мирная организационная работа» противопоставляются периоду борьбы пролетариата за власть до революции, с одной стороны, и войне, т. е., вооруженной защите социалистического отечества от капиталистов, — с другой, но отнюдь не «нашей революционной линии», которая, само собой разумеется, продолжается и после захвата власти и после отражения попыток интервентов. Коротко говоря, Ленин «мирную работу» противопоставляет войне, а т. Бухарин борьбе.

Из поля зрения т. Бухарина совершенно выпадает классовая борьба после захвата власти, диктатура пролетариата, как продолжение классовой борьбы в новых формах. На ее место в лучшем случае становится «эволюционная борьба хозяйственных форм», задачей которой является поддержание во что бы то ни стало равновесия между обществом, понимаемым, как «система элементов in natura» и внешней средой.

Немудрено после всего этого, что и «эволюционную борьбу хозяйственных форм» т. Бухарин понимает донельзя причесанно, приглаженно и мирно. Как метафизик он рассуждает по формуле: или — или.

«Мы преодолеем нэп, — пишет он, — не путем разгрома лавок в Москве и провинции, а путем преодоления его конкуренцией и растущей мощью нашей государственной промышленности и государственных организаций».

Таким образом, дилемма ясна: или разгром лавок, или конкуренция и растущая мощь промышленности. Но так как «разгром» лавок должен быть отвергнут, то остается мирная конкуренция. «Разгром» взят нарочито, ибо не физический же погром имеется в виду. Итак, если «разгром» лавок — позволительно спросить: чьих? — отвергается, то единственный путь преодоления нэпа — мирная конкуренция — позволительно спросить: с кем?

В указанных положениях, высказанных т. Бухариным в речи «Ленин как марксист», содержится отход от классовых позиций пролетариата, отход, который потенциально заключается в теоретических, в лучшем случае, эклектических изысканиях автора и который ныне проявляется на практике в виде оппортунистического уклона.

Концепция т. Бухарина, которую мы проследили лишь на нескольких проблемах, вредна и опасна при своем развитии, ибо она является теоретическим обоснованием правого уклона в ВКП. Будучи не марксистской, а эклектической, порывая с марксизмом в важнейших принципиальных проблемах теоретического обществоведения, она требует решительного отпора, быстрейшего преодоления, если не путем «разгрома», то и не путем мирной «конкуренции».

Примечания⚓︎

  1. Н. И. Бухарин. «Теория исторического материализма», М., 1921 г., стр. 95. ↩

  2. Н. Бухарин. «Экономика переходного периода», ч. I., М., 1920 г., стр. 44. ↩

  3. Экземпляр «Экономики переходного периода», с пометками В. И. Ленина, хранящийся в Институте Ленина. ↩

  4. В. И. Ленин. Собрание сочинений, т. I, стр. 74. ↩

  5. Н. И. Бухарин. «К постановке проблем теории исторического материализма». Сборник «Атака», М., 1924 г., стр. 121. ↩

  6. Н. Бухарин, «Экономика переходного периода», М., 1920 г., стр. 42. ↩

  7. Н. Бухарин, «Теория исторического материализма», М., 1929 г., стр. 325—326. ↩

  8. В. И. Ленин, т. XVI, «Великий почин», Собрание сочинений, стр. 249. ↩

  9. Н. Бухарин, «Экономика переходного периода», М., 1920 г., стр. 98—99, Экземпляр Института Ленина. ↩

  10. Н. Бухарин, «Экономика переходного периода», стр 87—88. ↩

  11. Рецензия П. Сорокина на «Теорию исторического материализма» т. Бухарина. «Экономист», 1922 г., № 3. ↩

  12. Н. И. Бухарин «Ленин, как марксист», сборник «Атака». М. 1924, стр. 276. ↩

  13. Ibid, стр. 275. ↩