Кон А. Критика «критиков»

Журнал «Под знаменем марксизма», 1922, № 5—6, с. 108—121

Месяца два тому назад вышла в свет интересная книга: «Теория Исторического Материализма» т. Бухарина.

Книга интересна с трёх точек зрения.

До сих пор, кроме Куновской «Die Marxsche Geschichts‑, Geselschafts- und Staats- Teorie», не переведённой на русский язык и глубоко реформистской по своему существу, у нас не было работы, где бы систематически, не в полемической, а в позитивной форме была изложена целиком марксистская система учений об обществе.

Поэтому, если бы даже книга т. Бухарина представляла собою простую сводку, изложение мыслей основоположников марксизма, она и в этом случае заслуживала бы самого напряжённого внимания, самого горячего приёма.

Однако Н. И. не ограничивается простым изложением: целый ряд вопросов марксистской социологии получает в работе т. Бухарина совершенно новое освещение, целому ряду проблем даётся оригинальная трактовка. Это может резко увеличить интерес к книге. Наконец — выпуском книги преследовалась цель дать учебник марксистской социологии для наших партийных школ. Появление книги и с этой точки зрения представляет собою целое литературное событие.

Уже сказанного достаточно, чтобы представить то значение, которое имеет книга для марксистского лагеря вообще, и в частности — для нашей партии, чтобы понять, с какой вдумчивостью и осторожностью нужно подходить к её критике.

Этих качеств далеко не проявили тт. Сарабьянов и Гоникман, критические статьи которых нашли себе место в № 3 журнала «Под Знаменем Марксизма». Статьи эти были помещены, правда, в дискуссионном порядке, однако непозволительная манера критики и самодовольно-презрительный тон статей заставляют нас думать, что их ни в каком порядке помещать не следовало.

Статьи уже появились, и нам остаётся только заняться довольно скучным делом, — придётся отвечать на статьи тт. Сарабьянова и Гоникмана.

* * *

«Горячая кровь» губит т. Сарабьянова. Он бросается в бой по каждому нужному и ненужному поводу. Бросается ослеплённый, не отличая друзей от врагов, не видя противника, не видя цели. Удивительно ли, что удары его попадают в воздух? Я внимательно дважды перечёл статью т. Сарабьянова, я вникал в каждое слово с надеждой понять, чего он хочет, чего добивается. Безнадежно!

Попробуйте составить тезисы статьи. Что получается? Ряд разрозненных, ничем между собою несвязанных мелких указаний, на манер списка опечаток, и положений, подчас прямо противоречивых, так на стр. 63 Сарабьянов заявляет, что «мышление» Бухарина «материалистично в духе Бюхнера», а на стр. 76 ставит знак тождества между бухаринской социологией и организационной наукой «идеалиста диалектика» Богданова. Сарабьянов, очевидно, полагает, что такое «противоречие» тоже является основой диалектики.

Однако попробуем разобрать главнейшие из указаний т. Сарабьянова (возражениями, пожалуй, и сам т. Сарабьянов не решится их назвать).

Книга т. Бухарина имеет подзаголовок: «Учебник марксистской социологии». Этого достаточно, чтобы т. Сарабьянов «ринулся в атаку».

Сарабьянов не признаёт социологии. По его мнению социология, как наука, может иметь право на существование только в том случае, «если всё в мире развивается только в пределах данного раз навсегда качества». Только в этом случае можно было бы задаваться вопросом: «от чего зависит развитие общества или его гибель? В каком отношении друг к другу находятся хозяйство, право, наука, религия, нравственность и т. д.? Чем объясняется развитие перечисленных рядов общественных явлений?».

«Но вот если качество, через количественные изменения, превращается в новое качество, то ответов будет столько, сколько общество пережило качеств, а потому и социология превращается в ряд социологий».

Т. Сарабьянов утверждает, что Бухарин именно потому и может говорить о социологии, как науке, что весь он находится во власти формальной логики, что «весь учебник Бухарина проникнут духом силлогизма».

Прежде всего интересно сопоставить такую точку зрения, со взглядом Плеханова. Плеханов на 71 стр. «Основных вопросов»¹ пишет: «очень характерно то обстоятельство, что последовательные противники материалистического объяснения истории² видят себя вынужденными доказывать невозможность³ социологии как науки⁴, это значит, что „критицизм“ становится теперь⁵ препятствием для дальнейшего научного развития нашего времени⁶».

А теперь рассмотрим вопрос по существу.

Сначала рассмотрим, действительно ли Бухарин игнорировал исторически-ограниченный характер категорий общественного порядка? Открываем разбираемую книгу на стр. 70 и находим «Общественная жизнь испытывает, как и всё в природе, непрерывное изменение. Так человеческое общество переживает различные ступени, различные формы своего развития или упадка.

Отсюда вытекает: во-первых, нужно каждую такую форму общества понять и исследовать в её своеобразии⁷. Это значит: нечего стричь под одну гребёнку все эпохи, все времена, все общественные формы», и далее: «В каждом строе есть особые черты, которые и нужно изучить. Только тогда мы и поймем процесс изменения. Ибо, если у каждой формы есть особые черты, значит есть и свои особые законы развития, законы движения этой формы».

Мы видим, что Бухарину не хуже, чем Сарабьянову, известна первая глава второй части «Анти-Дюринга». Цитированные места проникнуты духом неподдельной диалектики. О формальной логике здесь не может быть и речи.

Зато Бухарину, очевидно, гораздо лучше, чем Сарабьянову, знаком марксовский «Einleitung» .

В первой главе «Введения в критику политической экономии» Маркс пишет: «Может поэтому казаться, что для того, чтобы вообще говорить о производстве, мы должны либо заняться исследованием исторического процесса развития в его различных фазах, либо с самого начала заявить, что мы имеем дело с определенной исторической эпохой, например с современным буржуазным производством, которое, собственно, и является фактически нашей темой. Однако, всем эпохам производства свойственны некоторые общие признаки, некоторые общие определения. Производство в общем — это абстракция, но абстракция, имеющая смысл, поскольку она, действительно, выдвигает общее, фиксирует его и тем избавляет нас от повторений. Кроме того, это общее и сходное, выделенное путём сравнения, само является многократно расчленённым и содержит в себе различные определения. Одни относятся ко всем эпохам, другие общи лишь некоторым. Одни определения являются общими для современной и для древнейшей эпохи и без них невозможно мыслить себе производство⁸».

Товарищу Сарабьянову остаётся только заявить, что Маркс тоже находится во власти формальной логики, и мы будем вполне удовлетворены.

Есть целый ряд положений исторического материализма, без которых сам исторический материализм теряет всякий смысл, которые безусловно носят социологический характер (как, впрочем, и все положения исторического материализма) и безусловно относятся ко всем ступеням общественного развития.

«Сознание определяется бытием» только в капиталистическом обществе или во всяком, товарищ Сарабьянов?

Учение о базе и надстройках сохраняет силу только для менового общества или для всякого?

Таких вопросов товарищу Сарабьянову можно предложить без числа, причём на каждый из этих вопросов он будет вынужден ответить коротким, но убивающим его словом — «всегда».

Мыслите-ли вы, т. Сарабьянов, изложение теории исторического материализма без этих положений, относящихся ко всем ступеням общественного развития? А если не мыслите, то вы уже тем самым признаёте, во-первых, что в объём исторического материализма входит целый ряд положений, отвечающих на вопросы, самую возможность постановки которых вы отрицаете; во-вторых, что во всех эпохах, на всех ступенях общественного развития есть материал для единой науки — социологии.

Если Бухарин, действительно, игнорировал историческую ограниченность категорий социального порядка, то Сарабьянову, конечно, не стоило бы большого труда указать в книге места, которые свидетельствовали бы о том, что Бухарин возвёл какое-нибудь положение, относящееся только к одной эпохе, в высокий сан «естественного закона». Этим Сарабьянов, действительно, «поддел бы» Бухарина. Однако Сарабьянов, проповедующий конкретность мышления, такого места в книге Бухарина не указал и указать не сможет, ибо такого места нет.

А без этого критика Сарабьянова теряет всякий смысл, превращается в бесплодное сотрясание воздуха.

Мы видим, что за голым нанизыванием слов у т. Сарабьянова не кроется никакой конкретной мысли.

В таком же стиле построены все его «возражения: говорит человек, и говорит много, наводит туман, нанизывает строки. Кажется так много сказано, а копнёшь слегка и видишь, что не сказано решительно ничего, что изливается автор только потому, что ему нравится самый процесс нанизывания слов. Сарабьянов пишет так же, как читал гоголевский Петрушка.

К вопросу о соотношении базы и надстроек т. Бухарин в своей книге возвращается несколько раз:

На стр. 62 он пишет: «Духовная жизнь общества есть, выражаясь по-учёному, функция производительных сил».

На стр. 131 — 132: «При рассмотрении общества, условий его развития, его форм, его содержания и проч., нужно начинать это рассмотрение с анализа производительных сил или с технической основы общества».

На стр. 164 словами Маркса Бухарин подытоживает свои выводы. «Общественные отношения производителей, — пишет он, — общественные соотношения производства меняются, следовательно, с изменением и развитием материальных средств производства, т. е. производительных сил».

Далее на стр. 172: Социально-политическая надстройка «определяется классовым строением общества, которое, в свою очередь, зависит от производительных сил, т. е. от общественной техники».

На стр. 193: «Самое происхождение религии показывает, что она возникала, как отображение производственных отношений (именно тех из них, где налицо господство-подчинение) и обусловливаемого ими политического строя».

На стр. 224: «На разные манеры, прямо или косвенно, непосредственно или через многочисленные промежуточные звенья, искусство определяется, и притом с разных сторон — экономическим строем и уровнем общественной техники».

Наконец, на стр. 238, в качестве итога главы, Бухарин приводит знаменитый отрывок из Маркса: «В общественном отправлении своей жизни люди вступают в определённые, от их воли независящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определённой ступени развития их материальных производственных сил. Совокупность этих производственных отношений образует экономическую структуру общества, реальное основание, на котором возвышается правовая и политическая надстройка и которому соответствуют определённые формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает собой процесс жизни социальной, политической и духовной вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание⁹».

Я привёл несколько цитат, в качестве образчиков бухаринской трактовки вопроса о соотношении базиса и надстроек. Фактически этому вопросу посвящены сплошь несколько параграфов книги. Уже приведённых цитат оказывается совершенно достаточным, чтобы устранить всякую возможность сомнений в ортодоксальности Бухарина в разбираемом вопросе. Однако Сарабьянов и здесь ухитряется зацепиться и назвать бухаринскую трактовку вопроса «эклектической похлёбкой».

Какие основания? спрашивает читатель. Чтобы привести хоть какие-нибудь основания, Сарабьянов «не поленился переписать полстраницы из „социологии“ т. Бухарина».

Эти полстраницы заканчиваются словами: «Почему вообще в „цивилизованном“ обществе люди чрезвычайно много думают и надумали целые горы книг и прочли, а у дикарей этого нет? Объяснение мы находим в материальных условиях жизни общества»; т. Сарабьянов подцепил словцо «Материальные условия жизни общества» и ликует: «духовная жизнь общества оказывается функцией нескольких переменных, т. е. „материальных условий жизни общества“». Он готов «предположить, что, по т. Бухарину, производительные силы и являются материальными условиями жизни общества», и злорадствует: мы «попадём в столь не марксистскую социологию, что и сам т. Бухарин от неё открестится и двумя, и тремя перстами».

Не по коню, а по оглобле бьёте, т. Сарабьянов!

Конечно, Бухарин открестится, от такой социологии, конечно, в ней нет ни элемента марксизма, однако она не имеет также решительно ничего общего и с социологией Бухарина. Не Бухарин, а вы, товарищ Сарабьянов, «упрощаете Маркс-Энгельсовский материализм, к тому же изрядно напутавши». Действительно: почему т. Сарабьянов решил, что под вывеской «материальных условий жизни общества» кроются производительные силы?

Если бы он усвоил сущность марксизма, он, конечно, предположил бы, что «материальные условия жизни общества», в глазах Бухарина тождественны с экономической структурой общества, но, даже оставаясь собою, Сарабьянов мог понять это. Стоило ему только вдуматься в слова Маркса, которые мы только что привели, и он бы, конечно, обратил внимание на то, что, по мнению Маркса, «определённые формы общественного сознания» соответствуют «экономической структуре общества». Именно экономическая структура общества для Маркса являлась основанием общественного сознания.

Тем самым, что вы, т. Сарабьянов, заподозрили за материальными условиями существования производительные силы, вы, во-первых, превратили Бухаринскую социологию в такую социологию, от которой сам Бухарин открестится, а, во-вторых, вы показали, что искали корни общественного сознания непосредственно в производительных силах, а такая трактовка вопроса является несомненным упрощением по сравнению как с трактовкой Маркса, так и с совпадающей с нею трактовкой т. Бухарина.

Самый же термин: «материальные условия жизни общества» легализован и разъяснён самим Марксом, который в предисловии к «Критике» его определённо употребляет: «Правовые отношения, наравне с формами государства, — говорит он, — не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, но скорее коренятся в материальных условиях жизни, совокупность которых Гегель, по примеру англичан и французов XVIII ст., назвал „буржуазным обществом“¹⁰, и что анатомию буржуазного общества нужно искать в политической экономии».

Самое указание Маркса на то, что «анатомию» гражданского общества нужно искать в полит. экономии, вполне ясно показывает, что он подразумевал под «материальными условиями существования». Маркс имел в виду именно совокупность производительных сил и производственных отношений. То же самое, очевидно, имеет в виду и тов. Бухарин.

Курьёз усугубляется тем, что т. Сарабьянов сам вспомнил приводимую нами цитату из Маркса. И вот, чтобы как-нибудь связать концы с концами, он начинает говорить фразы, которых ни читатель, ни сам т. Сарабьянов понять не могут.

«Сравнивая, я нашёл в чем дело. Он начал с того, чем Маркс закончил. В этом и обнаруживается, что Бухарин не продумал и вообще не думал, что значит „материя“ и „дух“ в применении к обществу. Если Маркс говорит в предисловии о материальных производительных силах, то это отнюдь не значит, что в этом заключается материализм целиком»¹¹. В чём дело? Откуда следует, что Бухарин ограничивает содержание материализма указанием на материальные производительные силы? Ни из цитат, приведённых Сарабьяновым, ни из каких-либо других мест книги, ни из общего её содержания такое заключение не вытекает ни в какой мере.

Напротив того — из всего сказанного выше явствует со всею очевидностью, что трактовка исторического материализма Бухарина гораздо сложнее и правильнее упрощенных Сарабьяновских положений.

Но Сарабьянов продолжает напускать туман, «делая вид», будто за его словами, действительно, кроется какая-то серьёзная критика.

Приписав, как мы видели, Бухарину мысль, которой тот не высказывал, Сарабьянов, со всем свойственным ему пылом, начинает эту мысль громить.

«Для Маркса и базис, и надстройка гражданского общества в лице общественных отношений суть материя, бытие, отражение же этих отношений (к природе и людям) в человеческих головах есть дух, сознание».

Именно, именно, т. Сарабьянов! Бухарин так и говорит. Посвятив две с половиной страницы (95—98) специально доказательству того положения, что общественные отношения глубоко материальны, т. Бухарин пишет:

«Бесконечно разнообразные, сложные, необычайно богатые, блещущие всеми цветами радуги духовные узоры тех психических взаимодействий, которые составляют „дух“ современного общества, имеют и своё „тело“, без которого они не могут существовать так же, как не может существовать „дух“ отдельного человека без его грешной и бренной плоти. И этим „телом“ является трудовой остов, система материальных отношений между людьми в процессе труда или, как их называет Маркс, производственных отношений»¹².

Бухарин-то понимает, а вот т. Сарабьянов это иногда забывает, иначе он не обвинял бы Николая Ивановича в том, что тот подменил термином «материальные условия» термин «производительные силы».

Бухарин пишет: «Мы подошли здесь уже к более подробному рассмотрению значения всяких надстроек, в том числе и идеологий». Сарабьянов становится на дыбы — Бухарин причислил идеологию к надстройкам! Сарабьянов нашёл даже корень этой неисправимой ошибки. Бухарин, видите ли, не задумался «над этим всё расшифровывающим словом: „анатомия“ (гражданского общества)».

На этот упрёк мы не можем реагировать собственными словами, когда есть удачнейшая фраза Сарабьянова, как нарочно придуманная для этого случая:

«Жаль только, что новое поколение ещё не начало всерьёз изучать Плеханова, а старое — в некоторой части уже позабыло его».

К которой из этих двух категорий причисляете вы себя, тов. Сарабьянов? — Ведь Плеханов в «основных вопросах» совершенно отчётливо употребляет выражение «целая надстройка общественных отношений, чувств и понятий»¹³.

Не менее отчётливо Каутский в «Анти-Бернштейне» говорит о «политических и идеологических надстройках»¹⁴.

Мы-то, бедные, считали Плеханова и Каутского, с давних времён, крупными теоретиками марксизма и лучшими истолкователями Маркса и Энгельса, а они-то, оказывается, вместе с Бухариным, не вдумались в текст такой основной работы Маркса, как «Предисловие к критике», не поняли основных элементов марксизма!

Ну как не быть благодарным товарищу Сарабьянову, который снимает маски и ниспровергает богов?

Да что Плеханов и Каутский? «И на старуху бывает проруха» — Сам Маркс не выдержал экзамена т. Сарабьянова.

«На различных формах общественности, на общественных условиях существования возвышается целая надстройка различных своеобразных чувств и иллюзий, взглядов и понятий», говорит он.

Вы смущены? Я тоже. Не смущён только т. Сарабьянов. С той же уверенностью он продолжает:

«Маркс различает надстройки от надстроек. В одном случае (Предисловие к „Критике“) он берёт общество, как материальное целое и, изучая анатомию этой материи, определяет, что в ней базис (производственные отношения и соответствующие им материальные производственные силы¹⁵), в другом же случае он берёт общество, как материю, имеющую свойство мыслить, сознавать, познавать etc. и все эти „своеобразные чувства и иллюзии, взгляды и понятия“ определяет, как надстройку (сознание) над отношениями людей к природе и друг к другу».

Всё это верно, однако вы, т. Сарабьянов, сейчас признаёте, что Маркс, под тем или иным видом, относит идеологию к надстройкам. То же делают Плеханов и Каутский. А на двадцать строк выше вы заявили, что только недостаточной вдумчивостью т. Бухарина можно объяснить тот факт, что он отнёс идеологию к надстройкам. Вы чрезвычайно последовательны, т. Сарабьянов!

Что же касается вопроса о том, можно ли надстройки разных типов забирать за одни скобки, то вы, т. Сарабьянов, нашли уже на него ответ в приведенных мною цитатах из Каутского и Плеханова.

Мысль, высказанная Сарабьяновым в приведённых строках, по существу верна, однако её Сарабьянов вычитал у… того же Бухарина в VI‑ой главе его книги.

Николай Иванович в своё время показал, что Сарабьянов в спорах «бьёт челом нашим же добром»¹⁶. Сарабьянов неисправим.

И не надо думать, что это случайное недоразумение, что Сарабьянов просто не вспомнил, что мысль, которую он настойчиво рекомендует противнику, этим самым противником уже давно высказана. Нет, это — система, метод спора.

Возьмём для примера еще хотя бы вопрос о детерминизме. Тов. Бухарин на стр. 37 пишет:

«В неорганизованном обществе, как и во всяком обществе, события совершаются не помимо, а через волю людей. Но здесь над отдельным человеком господствует бессознательная стихия, которая является продуктом отдельных воль¹⁷». «После того, как получился тот или иной общественный результат отдельных воль, этот общественный результат определяет поведение отдельного человека¹⁸. Это положение необходимо подчеркнуть, так как оно очень важно»¹⁹.

На странице 3 он формулирует ту же мысль следующими словами:

«1) Общественные явления получаются из скрещивания индивидуальных воль, чувств, действий.

2) Общественные явления определяют собою в каждый данный момент волю отдельных людей.

3) Общественные явления не выражают воли отдельных людей, обычно идут в разрез с этой волей, принудительно господствуют над ней, так, что отдельный человек часто чувствует на себе давление общественной стихии»²⁰.

Далее на стр. 60 Бухарин ссылается на эти места:

«Мы видели еще при рассмотрении вопроса о детерминизме, что воля человека вовсе не свободна, что она определяется внешними условиями существования человека».

Сарабьянов, приведя последнюю цитату из Бухарина, заявляет:

«Нет, т. Бухарин, совсем не так! Пределы свободы человеческой воли определяются не только внешними условиями существования человека, но и самим человеком и его собственной волей».

Это как же прикажете понимать? Если вы хотите сказать, что воля отдельного человека входит как составная часть в «результанту» общественных воль, её ограничивающую, то ведь именно эта мысль высказана т. Бухариным. А ведь иначе понять вас не следует?

Или ещё пример.

На беглое замечание т. Бухарина, что «по Канту объективный мир существует (вещь в себе), но он непознаваем и обладает нематериальной природой», Сарабьянов возражает: «Кант… признавал вещь в себе материальной, хотя, как правильно говорит Плеханов, „далеко не был чужд склонности признавать эти вещи чем-то нематериальным“». Товарищ Сарабьянов, вы неподражаемы. Ради бога, укажите мне хоть какую-нибудь разницу в содержании между мнением Плеханова, которое вы выдвигаете против Бухарина, и взглядом самого Бухарина.

В разобранной «критике» сказался весь т. Сарабьянов. Однако несомненным перлом всей статьи является такая милая выходка — т. Сарабьянов упрекает Бухарина:

«Вопрос о социологии, как особой науке — не маленький вопрос и, уже во всяком случае, дискуссионный. Между тем т. Бухарин в своём учебнике отделывается от него двумя страничками и легковесной мотивировкой, даже не рассказав своим „ученикам“ истории „социологии“, как науки, и истории пресловутой „истории“ (тоже наука?), с которой он оперирует всерьёз, но, будем надеяться, не надолго».

Но послушайте, Владимир Николаевич, ведь если «вопрос о социологии, как науке — не маленький вопрос», то вопрос о истории, как науке, вопрос — не меньший. Если Бухарину нельзя разделываться с таким вопросом двумя страничками, то вам-то разделываться с историей двумя словами в буквальном смысле (тоже наука) ведь совсем неловко.

В таком же духе ещё одна выходка, ярко характеризующая как сарабьяновскую манеру писать, так и обоснованность его заключений: «Кунов-Степановщина (та же богдановщина) в плоскости религиозных вопросов заняла президентский пост», — пишет он.

С каких это пор, т. Сарабьянов, появился термин: «степановщина» и когда он стал синонимом «богдановщина»?

Для того, чтобы быть марксистом, товарищ Сарабьянов, нужно прежде всего уметь диалектически мыслить. Для того, чтобы быть журналистом, нужно уметь держать себя в рамках приличия.

«Марксистского сердца и горячей крови диалектика» здесь недостаточно, нужно иметь и ещё кое-что.

* * *

Перейдём, однако, к основному вопросу «критики», к проблеме равновесия. Здесь мы будем иметь дело уже не с одним, а с двумя противниками.

О теории, которая, безусловно, является «гвоздём» книги, наши «критики» отзываются следующим скромным образом.

Сарабьянов: «Силлогистический склад ума приводит т. Бухарина в область бесплодных арифметических выкладок, типичнейшей из которых несомненно является его теория о „равновесии“ общества. Кому она нужна? Оружием чего она будет служить? Голая арифметика из отдела пропорций».

Гоникман: «Механический метод т. Бухарина ничего общего с диалектикой Маркса и Энгельса не имеет».

Давайте разберёмся.

Совершенно ясно, что корни этих отзывов лежат в упрощённом понимании категории «система».

Мне припоминается один диспут, на котором т. Сарабьянов, со всей свойственной ему горячностью, доказывал, что мировое хозяйство представляет собою сумму, а не совокупность «национальных» хозяйств, его образующих.

Если не отличать понятия суммы (арифметической) от понятия «система», «совокупность», то, конечно, взаимоотношение частей всякой системы представляется «голой арифметикой из отдела пропорций». Однако, между арифметической суммой и системой есть громадная разница (виноват, виноват, т. Сарабьянов — не разница, а различие). И эта разница состоит в том, что между отдельными элементами, образующими систему, существует функциональная зависимость.

Арифметика не знает функциональной зависимости и, поскольку мы здесь с этой зависимостью сталкиваемся, из области арифметики мы выходим. Функциональная зависимость есть принадлежность движения. Поэтому, если мы и находимся в области математики, то, во всяком случае — математики диалектической. «Математика, занимаясь величинами переменными, вступает в диалектическую область», говорит… Энгельс²¹.

Если бы мы даже оставались в области чистейшей математики, это всё же не помешало бы нам уловить все тончайшие изгибы диалектики.

Однако мы не любим «заумственных» сфер и потому предпочитаем вернуться к знакомой, родной сердцу²² т. Сарабьянова материи.

Зависимость между отдельными элементами материальной системы отнюдь не является зависимостью теоретической, мнимой. Зависимость эта сказывается в изменениях материи, а где изменяется материя, там имеют место вполне материальные силы.

Элементы нашей системы оказываются связанными между собою целой сетью материальных сил, направленных, естественно, в различные стороны.

Каковы эти силы? Силы эти могут быть и физического, и химического, и биологического, и социального порядка. Это для нас не важно. Важно же то, что силы эти реальны, материальны и направлены в различные стороны.

Могут ли такие силы уживаться в одной системе, если между ними не будет определённого равновесия?

Ясно для каждого, что не могут. Они взорвут эту систему, разнесут её на куски и, в лучшем случае, к утешению т. Сарабьянова, превратят её в арифметическую сумму.

Однако целый ряд систем всё же существует, и существует длительно. Если они существуют, значит, могут существовать, а это мыслимо только в том случае, если внутри них существует определённое равновесие. Но тут с улыбкой, полной злорадства, появляется тов. Гоникман и задаёт «каверзный» вопрос: «как?! Вы говорите о механическом столкновении разных сил?»

Нам хотелось бы ответить т. Гоникману вопросом на вопрос: что понимает т. Гоникман под словом «механическое столкновение»? Разве не все отрасли природы подвержены законам диалектического развития? Разве механика находится на положении пария и к ней следует подходить с меркой формальной логики? Простите, пожалуйста, ни Маркс, ни Энгельс, ни Плеханов, ни кто либо другой из теоретиков марксизма так вопроса не ставили. А вот Максом Адлером такая постановка попахивает. Диалектический материализм именно тем и ценен, что он приложим ко всякому развитию, ко всякому движению, в какой бы области жизни это движение ни происходило.

Не забывайте, что Плеханов в своём предисловии к «Людвигу Фейербаху» подходит к диалектике именно от примера, взятого из области механики (Движущееся тело).

Однако, Гоникман не унимается, он раскрывает «Анти-Дюринг» на 106 стр. и закатывает нам цитату из Дюринга более чем на полстраницы. Цель? Т. Гоникман хочет доказать, что Бухарин своею «теорией равновесия» только повторяет Дюринга, так жестоко высмеянного Энгельсом.

Однако, тов. Гоникман, будемте внимательны. Дюринг в приведённой вами цитате всё время доказывает «нелепость понятия реального противоречия», Дюринг исключает противоречия, в то время как вся теория Бухарина клонится к тому, чтобы доказать наличие реальных противоречий и объяснить их.

Энгельс осуждал Дюринга не за то, что он ввёл понятие противоположности материальных сил, а за то, что устранял противоречивость движения.

На стр. 109 «Анти-Дюринга» Энгельс пишет:

«Если гегелевское „учение о сущности“ низведено до плоской мысли о силах, движущихся в противоположном направлении, но не противоречиво, то во всяком случае лучше всего уклониться от какого-либо применения этого общего места». У Дюринга нет противоречия движения. Для него количество остается количеством, а качество — качеством. У Бухарина количество переходит в качество, его движение противоречиво и слова Энгельса не подрывают, а укрепляют его позицию.

Кроме того, трижды прав т. Бухарин, когда он, предусматривая возражения т. Гоникмана, пишет:

«Против механических обозначений сравнительно недавно были протесты в среде почти всех марксистов. Это происходило потому, что старое представление об атомах рассматривало их, как обособленные, не связанные с другими, изолированные частицы. Теперь, с учением об электронах, об атомах, как целых системах, наподобие солнечной, нет никаких оснований бояться механических обозначений».

Таким образом мы, наконец, докатились с т. Гоникманом до того, что внутри системы существует равновесие между материальными силами, направленными в разные стороны.

Общество есть система, а потому всё сказанное относится к нему в полной мере.

Впрочем, пожалуй, не стоило так долго доказывать вещи давно известные:

Каутский оперирует с понятием равновесия вполне определённо. Третью главу своего «Vermehrung und Entwicklung in Natur und Gesellschaft» он заканчивает словами: «Мы скорее замечаем, как внутри отдельных организмов, так и в отношении различных видов друг к другу, тенденцию к созданию и укреплению равновесия (подчёркнуто в оригинале) между силами, созидающими особи и виды, и силами разрушающими» (подчёркнуто мною). Следующая (IV) глава, носящая смертельное для т. Гоникмана название: «Равновесие в природе» (Das Gleichgewicht in der Natur) начинается так:

«Если мы говорим, что в природе можно заметить постоянную тенденцию к состоянию равновесия между созидающими и разрушающими силами, то это на первый взгляд звучит несколько мистически, как вариант старой песни о всемудром творце, который в основу своего творения положил чудесную гармонию всех частей. Но чудо теряет свой сверхъестественный характер, если мы попытаемся представить себе, как в начале земной жизни должны были действовать силы разрушения и размножения (курсив мой. — А. К.)».

Далее на стр. 32 штутгартского издания (31 — русского перевода Рязанова)²³ Каутский пишет: «Если рассматривать всю совокупность организмов в целом, то прежнее равновесие между уничтожением, притоком питательных веществ и размножением никогда не может быть нарушено на продолжительное время; оно постоянно восстанавливается подобно равновесию частей каждого отдельного организма (курсив мой. — А. К.)… Если бы, однако, отдельные виды обнаружили тенденцию нарушить это равновесие, то сейчас же выступили бы другие тенденции, действующие в противоположном направлений» и т. д. и т. д.

Покойник Г. В. Плеханов, на стр. 324 «Критики наших критиков» писал: «Организация всякого данного общества определяется состоянием его производительных сил. С изменением этого состояния непременно должна, раньше или позже, измениться и общественная организация. Следовательно, она находится в неустойчивом равновесии везде, где растут общественные производительные силы» (курсив мой. — А. К.).

«Жаль только, что новое поколение ещё не начало всерьёз изучать Плеханова, а старое в некоторой части уже забыло его». Золотые слова, т. Сарабьянов!

Наконец, напомним Марксово равновесие между определёнными отраслями производства.

Таким образом, Каутский за двенадцать лет до появления книги т. Бухарина был его «неофитом» и освятил применение «его» теории к материальным системам природы, как к организмам («подобно равновесию частей каждого отдельного организма»), так и к совокупностям.

Плеханов и Маркс применяют эту теорию к совокупностям социального порядка (Плеханов — организация общества, Маркс — производство, как совокупность).

Единственное, что находит нужным сделать при этом Каутский, это подчеркнуть, что самая теория равновесия нисколько не упраздняет реальных противоречий, не подменяет антагонизма — гармонией. Эта оговорка ещё более укрепляет наши позиции.

Однако, «критики» ликуют. Наша система остаётся до сих пор неподвижной, и им представляется случай упрекнуть нас в статичности мышления, в оперировании категориями формальной логики и прочих смертных грехах.

Однако не спешите, товарищи, наша система придёт сей час в движение. Мы, конечно, привели бы её в движение немедленно, если бы были сторонниками теории т. Гоникмана и полагали вместе с ним, что всякая система развивается вследствие причин, заложенных в ней самой и только в ней.

Однако мы не можем согласиться в этом пункте с т. Гоникманом, ибо он сам определённо не сводит концов с концами.

Действительно, «среда является необходимым условием возможности развития», говорит т. Гоникман.

Это верно. Однако, т. Гоникман, сами вы протестуете против того, что «анализ причин Бухарин заменяет описанием». Давайте хоть мы с вами не делать этого. Попробуемте задаться вопросом, почему «среда является необходимым условием возможности развития?».

Ответ на этот вопрос мы найдём в той цитате из «Анти-Дюринга», которую вы же сами приводите в своей статье:

«Если подобное ячменное зерно находит нормальные для себя условия, если оно падает на благоприятную почву, то с ним, под влиянием тепла и влаги, происходит своеобразное изменение: оно пускает ростки» (курсив мой. — А. К.).

Оказывается — для того, чтобы зерно начало развиваться в растение, окружающая среда должна воздействовать на него при помощи физических (тепло) и химических (влага) сил.

Без приложения к зерну сил извне оно развиваться не будет. Где же лежат причины развития зерна: в зерне или вне его? И в зерне, и вне зерна, тов. Гоникман. Причины лежат в соотношении зерна с окружающей средой.

Возьмём ещё пример.

Для того, чтобы общество развивалось, необходимо, чтобы росли производительные силы. Однако, что такое производительные силы, если не определённый аппарат, создаваемый обществом для перекачки жизненных сил из природы в общество?

Рост производительных сил обозначает собою увеличение количества энергии, перекачиваемой ежегодно из природы в общество. Развитию общества предшествует увеличение количества энергии, поступающей в общество извне.

Где же лежат причины развития общества? В соотношении общества с природой, тов. Гоникман.

Только изменение соотношения явления с окружающей средой может вывести систему из равновесия, привести ее к движению, развитию или регрессу.

Однако тут необходимо устранить некоторое недоразумение.

Гоникман совершенно не понял бухаринского построения. Об этом с достаточной очевидностью свидетельствуют хотя бы такие выдержки из его статьи:

«Нужно ли понимать т. Бухарина так, что при неизменной среде останется неизменным и зерно?»

«От него (Бухарина) мы впервые узнаём, что вид может изменяться только тогда, если меняется окружающая среда».

О том же говорит длительное и скучное рассуждение Гоникмана о неизменном Б и изменяющемся А.

Поймите же, т. Гоникман, что для Бухарина дело не в изменении среды, а в изменении соотношения между средой и явлением.

Соотношение изменяется при изменении любого его члена — Каутский пишет:

«Изменения в общественных условиях сами являются следствием изменений в условиях природы, совершаемых самим человеком».

Естественное изменение или перемена природной среды приводит общество в движение, заставляет его деградировать или развиваться. Развитие же (или деградация) общества вновь изменяет соотношение между обществом и средой, и движение получает новый импульс.

Однако тут мы упираемся в поднятый т. Гоникманом вопрос, каким образом устойчивое равновесие сменяется неустойчивым, не становится ли тут необходимым вмешательство третьей силы, «чертовщины», выражаясь довольно своеобразно бухаринским языком.

Опять открываем Каутского (знаете ли, товарищ Гоникман, полезная вещь эти книги: право, иногда не вредно бывает в них заглянуть).

На странице 42 русского издания находим прямой ответ на все недоуменные вопросы т. Гоникмана.

«Когда мы говорим о равновесии между уничтожением и размножением организмов, то под этим надо разуметь не неподвижно-устойчивое состояние, а тенденцию, которая проявляется с большими или меньшими колебаниями, и лишь в среднем создаёт состояния равновесия».

На стр. 43: «Предполагаемое нами равновесие, однако, не заключает в себе ничего несовместимого с эволюционной теорией, хотя оно и делает маловероятной возможность дальнейшего развития в течение всего периода господства такого равновесия. Равновесие предполагает непрерывное повторение одних и тех же внешних условий, что не исключает возможности незначительных изменений в них».

Начинаете ли вы понимать, Гоникман, что об устойчивом равновесии говорится, как о некоей категории, имеющей более теоретическое, чем прикладное значение. В жизни равновесие всегда более или менее подвижно; только с некоторой степенью точности можно принять это равновесие за устойчивое. Пока воспроизводится система в целом в одном и том же виде (приобщительно), в соотношении окружающей её среды с средою среды могут происходить более или менее незаметные изменения, которые, достигнув определённого количества, переходят в качество и меняют среду для нашей системы (толчок, от которого начинается непрерывная линия развития). Может быть и так, что общество, достигшее равновесия со средой, его окружающей, перемещается в другую среду, где равновесие окажется нарушенным.

Как видите, т. Гоникман, мы благополучно обошлись без чертовщины, а вот обойдётесь ли вы без чертовщины со своим развитием, имманентным явлению?

* * *

Кстати: не потрудитесь ли вы разъяснить нам, кто это вложил в каждое явление такую полезную способность к развитию?

Однако наш ответ слишком затянулся. Вряд ли есть необходимость продолжать статью. Разве уже не ясно, насколько легковерна и несерьёзна «критика» смелых авторов.

Такая легковерность критики особенно неуместна, когда обсуждаются такие книги, как книга Бухарина.

Примечания

---

1. Изд. В. Ц. И. К. Москва, 1918 г. ↩

2. Курсив мой. — А. К. ↩

3. Курсив Плеханова. ↩

4. Курсив Плеханова. ↩

5. Курсив Плеханова. ↩

6. Курсив Плеханова. ↩

7. Курсив Бухарина. ↩

8. Курсив мой. Цитирую по переводу т. Е. Пашуканис. Сборник Основн. Проблемы полит. эк. под ред. Дволайцкого и Рубина. Москва, Гос. Изд. 1922 стр. 7. — А. К. ↩

9. Всюду курсив Бухарина. ↩

10. В других переводах — «Гражданским обществом». Цитирую во Изд. Сотрудник Петр. 1918 стр. ХII. Курсив мой. — А. К. ↩

11. Курсив Сарабьянова. ↩

12. Курсив Бухарина. ↩

13. Г. В. Плеханов «Осн. вопр. Маркс.». Изд. В. Ц. И. К. Москва стр. 42, курсив мой. — А. К. ↩

14. К. Каутский к критике Марксизма. Моск. Отд. Изд. 1922 г. стр. 21. Цитирую в другом падеже. Курсив мой. — А. К. ↩

15. Если бы мы захотели спорить «в стиле т. Сарабьянова», мы непременно задали бы Сарабьянову вопрос, что чему соответствует: материальные производительные силы — производственным отношениям или, наоборот, — производственные отношения — производительным силам. ↩

16. См. спор в № 1 и 2 Красной Нови. ↩

17. Курсив мой. — А. К. ↩

18. Курсив Бухарина. ↩

19. Курсив Бухарина. ↩

20. Курсив Бухарина. ↩

21. См. «Анти-Дюринг» изд. Петр. Сов. 1918 г. ↩

22. Почему-то оба «критика» считают нужным говорить о своих сердцах. Из статей мы узнаём, что Сарабьянов обладает «горячим сердцем», у Гоникмана «сердце детское». Товарищи «критики», нас интересуют не столько ваши сердца, сколько ваши головы. ↩

23. Изд. Гос. Изд. П. Т. г. 1921 ↩