Рубин И. Производственные отношения и вещные категории¹

Журнал «Под знаменем марксизма», 1924 г., №10—11, с. 59—68

Одним из интереснейших и труднейших вопросов марксовой экономической теории является вопрос о связи между производственными отношениями людей и вещными категориями политической экономии (стоимость, деньги, капитал, заработная плата, прибыль и т. д). Маркс показал, что все эти вещные категории выражают собою не что иное, как социальные формы продуктов труда, принимаемые последними в зависимости от различного характера производственных отношений, связывающих людей. Каждый тип производственных отношений людей придает вещам, через посредство или по поводу которых люди вступают в данное отношение, особую социальную форму. Происходит «овеществление» производственных отношений людей.

С другой стороны, в капиталистическом обществе люди вступают между собой в определенные производственные отношения лишь при наличии у них вещей, обладающих определенной социальной формой. Положение отдельных лиц в системе производственных отношений определяется социальной формой находящихся в их обладании вещей. Таким образом, с одной стороны, социальная форма людских отношений определяет социальную форму вещей, с другой же стороны, последняя определяет характер отношений между людьми.

Маркс ясно видел это кажущееся противоречие, характеризующее взаимную связь между производственными отношениями людей и социальными формами вещей. В одном месте он бросает загадочную фразу. Перечисляя противоречия товарного обмена, которые приводят к образованию денег (противоречие между потребительной и меновой стоимостью, конкретным и абстрактным трудом, частным и общественным трудом), Маркс прибавляет к ним, — очевидно, как наиболее глубокое, основное, — противоречие между «олицетворением вещей и овеществлением лиц» (К. 1, с. 81)². Здесь Маркс имеет в виду именно противоречие, указанное нами выше. «Овеществление лиц» означает, что производственные отношения людей придают определенную социальную форму вещам. «Олицетворение вещей» означает, что социальная форма вещей обусловливает определенный социальный характер их владельца и производственных отношений, участником которых он является³. В других местах Маркс отмечает ту же двойственную сторону явлений товарного фетишизма, не подчеркивая кажущегося противоречия между ними. Он говорит о «вещных отношениях лиц и общественных отношениях вещей», о «вещных чертах, которые получают общественные определения труда, и общественных чертах, которые получают вещи» (К. I, стр. 40 и 59). Те же две стороны процесса он характеризует как «обобществление общественно-производственных определений и олицетворение материальных основ производства», или, короче, как «овеществление производственных отношений и персонификацию вещей» (К. III2, стр. 410 и 360).

Итак, не попадает ли здесь марксова теория в порочный круг? С одной стороны, вещь приобретает известное общественное свойство, потому что люди находятся между собою в известных производственных отношениях. Но, с другой стороны, люди вступают в данные производственные отношения только потому, что являются владельцами вещей с определенными общественными свойствами. Возьмем, напр., капитал. «Капитал не есть вещь, а общественное отношение, опосредствованное вещами» (К. I, стр. 758—759). Вещь становится капиталом лишь при том условии, если она фигурирует в производственном отношении между капиталистом и рабочим. Но, с другой стороны, эти лица вступают между собою в данное производственное отношение только при условии, если у первого их них имеется капитал. «Капиталист не потому является капиталистом, что он управляет промышленным предприятием, наоборот, он становится руководителем промышленности потому, что он капиталист» (К. I, стр. 310), т. е. обладает капиталом.

Отмеченное нами противоречие может быть разрешено только в диалектическом процессе общественного производства, рассматриваемом Марксом как непрерывный, постоянно повторяющийся процесс воспроизводства, в котором каждое звено является следствием предыдущего и причиной последующего. Социальная форма вещей является результатом предыдущего процесса производства и предпосылкой дальнейшего.

Посмотрим сперва, как разбирает Маркс данный вопрос на конкретном примере того же капитала. «Деньги присваивают себе в процессе прибавочную стоимость только потому, что… они еще до процесса производства предполагаются в качестве капитала. В процессе они сохраняются, производятся и воспроизводятся как капитал… Но еще до процесса, — если только капиталистический способ производства уже дан… — они существуют, как капитал, сами по себе, по своему характеру, хотя и осуществляют его лишь в самом процессе… Если бы они не входили в процесс, как капитал, то и не выходили бы из него в качестве капитала… Капитал — не только результат, но и предпосылка капиталистического производства» (Theorien über den Mehrwert, B. III, 1921, S. 546. Курсив Маркса). Данный процесс производства организуется определенным образом, т. е. люди вступают в определенные производственные связи между собой только потому, что вещи уже обладают социальной формой капитала. Но чем создается эта последняя? «Что такое капитал, рассматриваемый не как результат, а как предпосылка процесса? Что делает его капиталом еще прежде, чем он входит в процесс?.. Это — общественная определенность, в которой он находится» (там же, S. 547). Эта «общественная определенность формы»⁴ или социальная форма капитала заключается в том, что материальные условия труда находятся в руках класса капиталистов и противостоят самому труду, как «чужая собственность, им командующая». Капитал, как предпосылка производства, капитал не в том виде, как он выходит из процесса производства, а в том виде, какой он имеет еще до вступления в него, представляет собою ту противоположность, в которой труд стоит к нему как чужой труд, или в которой он сам стоит к труду, как чужая собственность. В нем выражена построенная на противоречии общественная определенность (Там же). Расслоение общества на классы капиталистов и рабочих, занимающих каждый определенное место в процессе производства, придает средствам производства характер капитала». Капитал является здесь выражением или результатом определенных производственных отношений людей. Но эта социальная форма капитала, фиксировавшись за вещью и срастаясь с нею, становится уже как бы ее свойством. Когда вещь уже вышла из данного процесса производства и перестала фигурировать в качестве связующего элемента между данным капиталистом и нанятым им рабочим, она тем не менее сохраняет еще свое свойство «капитала» и тем самым побуждает своего владельца начать снова процесс производства, т. е. вступить опять в производственное отношение с наемными рабочими. Ибо в противном случае капитал останется «бездействующим» и не выполнит своего назначения, состоящего в том, чтобы доставлять своему владельцу определенный доход, прибыль. Вкладывая снова свои деньги в предприятие, капиталист уже заранее смотрит на них, как на «капитал», долженствующий приносить определенную «прибыль». Шансы на получение большей или меньшей прибыли и определяют его поведение, его склонность к расширению или сокращению производства. Являясь, следовательно, результатом господствующего в обществе типа производственных отношений людей, данная социальная форма вещей (капитал, прибыль и т. д.) служит предпосылкой конкретных, единичных производственных отношений, устанавливаемых людьми. Иначе говоря, результат массового поведения товаропроизводителей является предпосылкой индивидуального поведения отдельных товаропроизводителей. «Общественный результат определяет поведение отдельного человека»⁵.

Таким двойственным характером результата и предпосылки процесса производства отличаются все основные социальные формы, принимаемые продуктами труда в капиталистическом обществе и выражаемые вещными категориями политической экономии. Возьмем в качестве второго примера различные формы дохода. В капиталистическом обществе соединение всех факторов, необходимых для процесса производства, требует предварительного установления производственных отношений между предпринимателями-организаторами, с одной стороны, и рабочими, денежными капиталистами и землевладельцами — с другой. Эти различные типы производственных отношений, связующих представителей разных общественных классов, придают особые социальные формы тем долям вновь созданной стоимости, которые достаются указанным выше лицам. Получаются различные социальные формы дохода: заработная плата, предпринимательская прибыль, процент и земельная рента. Но каждый отдельный участник, прежде чем вступить в данное производственное отношение, уже заранее считает, что он, как владелец вещей, отличающихся определенной общественной формой (рабочей силы, отдаваемой в наем; землю, сдаваемой в аренду; денежного капитала, отдаваемого в ссуду), должен получить долю стоимости в определенной социальной форме (заработную плату, ренту, процент) и в таком-то размере. Будучи результатом производственных отношений между главными общественными классами современного общества, определенные социальные формы дохода являются предпосылкой для отдельных представителей этих классов, вступающих между собой в производственное отношение. Для предпринимателя-капиталиста «заработная плата представляется не частью всей стоимости товара, отрывающегося от своего целого в самостоятельной форме, а, наоборот, величиной данной и определяющей собой эту совокупную стоимость» (К III², стр. 400). Точно также и процент становится в глазах функционирующего капиталиста самостоятельным элементом, предпосылкой «производства товаров и их стоимости… Такую же роль в глазах земледельческого капиталиста играет земельная рента в форме, установленной контрактом арендной платы» (там же, стр. 401). Даже средняя прибыль, остающаяся самому капиталисту, заранее им антиципируется, «входит в практические соображения и расчеты самого капиталиста, как регулирующий элемент» (там же, стр. 400). Таким образом, «в действительном движении отдельных капиталов и их товарных продуктов не стоимость товара предполагается как данное при распадение ее на составные части, а, наоборот, составные части, на которые она распадается, выступают как предпосылка стоимости товаров» (там же, стр. 399), и создается иллюзия, будто данные элементы издержек производства сами создают стоимость. Отсюда известная двойственность в учении Адама Смита: то стоимость товара распадается у него на заработную плату, прибыль и ренту, то она складывается из них, чтобы преодолеть эту двойственность. Необходимо было понять, что социальные формы доходов, как и вообще социальные формы продуктов труда, являются одновременно результатом общественных массовых действий товаропроизводителей и предпосылкой индивидуальных действий отдельных лиц. С этой точки зрения критика, направленная Марксом против отмеченной двойственности в учении Смита и особенно против теории стоимости вульгарных экономистов, получает, как увидим ниже, более широкое, социологическое освещение. С этой же точки зрения понятно, почему Маркс в формах дохода, которые являются не только результатом, но и предпосылкой определенной связи людей в процессе производства, усматривал не только «распределительные», но и «производственные формы».

Теперь, после разбора отдельных конкретных примеров (капитала и форм дохода), мы можем дать общую формулировку интересующего нас вопроса. «Капиталистический способ производства, как и всякий другой, непрерывно воспроизводит не только материальный продукт, но и общественно-экономические отношения, экономически определенные формы его образования. Поэтому результат этого процесса производства столь же необходимо принимает вид его предпосылок, как его предпосылки — вид его результата» (К. III², стр. 401). В докапиталистических общественных формациях постоянное, почти неизменное повторение того же самого процесса производства вносило «регулярность и порядок» как в материально-технический процесс производства, так и в присущую ему систему производственных отношений людей, приобретавшую общественную устойчивость и независимость от простого случая или произвола» (там же, стр. 322). Но в капиталистическом обществе, как мы знаем, не существует постоянных производственных отношений, определяющих заранее место каждого индивидуума в общественном процессе производства. «В товарном производстве противостоят друг другу лишь взаимно независимые продавец и покупатель. Все отношения между ними обрываются, когда истекает срок заключенного ими договора» (К. I, стр. 571). Каким же образом воспроизводится эта система производственных отношений, представляющая собой совокупность кратковременных, прерывающихся частных сделок между отдельными товаропроизводителями?

В капиталистическом обществе по окончании данного процесса производства отношения, связующие его участников, прерываются. Но результатом процесса производства остается известная совокупность средств производства (материальных и личных) и продуктов труда, распределенных между различными общественными группами и обладающих различными «социальными формами» (капитал, рабочая сила, как наемный труд, земля, как объект собственности, заработная плата, прибыль, процент, земельная рента и т. п.). Эти социальные формы вещей являются выражением или результатом определенных производственных отношений людей, но результатом, продолжающим свое существование и после прекращения данного конкретного производственного отношения, в периоды перерывов между прекращением прежних и установлением новых конкретных отношений между участниками процесса производства. После окончания данного процесса производства (даже в случае увольнения предпринимателем рабочих) принадлежащие предпринимателю средства производства и деньги не теряют свойства капитала; они представляют «капитал в себе, потенциальный капитал» (К. III, с. 338), так как при господствующем в данном обществе типе производственных отношений между людьми могут и даже должны быть превращены в действительный капитал. Это значит, что определенная форма производственных отношений людей «овеществилась», «фиксировалась», «кристаллизовалась» в определенной социальной форме вещей, составляющей как бы объективное свойство самих этих вещий и присущей им независимо от перерывов в конкретных производственных отношениях людей. «Результат производства фиксируется, как прочное и потому предполагаемое условие производства, а именно как прочное свойство вещественных условий производства» (Theorien über den Mehrwert, В. III, S. 580. Курсив Маркса).

Раз произошло такое «овеществление» производственных отношений людей, продукт труда приобретает особую социальную форму, сохраняемую им, как мы видели, далее по прекращении того единичного, индивидуального производственного отношения, в котором он некоторое время фигурировал. Социальная форма вещей начинает существовать как бы независимо от производственных отношений людей. «Производственные отношения объективируются и приобретают самостоятельное по отношению к агентам производства существование» (К. III², с. 360)⁶. Отдельный товаропроизводитель находит уже готовые социальные формы продуктов труда, обладающие, как ему кажется, «прочностью естественных форм общественной жизни» (К. I, с. 43), Эти формы уже заранее действуют на него, вызывая в нем определенные мотивы и обусловливая его поведение. Товаропроизводитель со всех сторон окружен этими вещами, обладающими особыми социальными формами и побуждающими его вступать с другими людьми в определенные, соответствующие их форме производственные отношения. Получив по наследству имение, наследник хотя бы никогда в жизни не заключал арендных договоров, теперь вступает в производственное отношение с арендаторами, ибо такое поведение диктуется ему современной социальной формой полученной им земли, как долженствующей доставлять ренту. Эта социальная форма вещей, будучи результатом общественных производственных отношений людей, является здесь предпосылкой конкретных производственных отношений, устанавливаемых отдельными людьми. «Эти готовые отношения и формы являются предпосылками действительного производства, потому что капиталистический способ производства движется в им самим созданных формах, которые, будучи его результатом, вместе с тем в процессе воспроизводства противостоят ему как предпосылки. Как таковые, они определяют практическое поведение отдельных капиталистов, дают им мотивы и т. п.» (Theorien, III, S. 558).

Вульгарные экономисты видели только вторую половину описанного процесса, находящуюся на поверхности хозяйственной жизни. Они видели готовые формы вещей, определяющие мотивы и поведение отдельного капиталиста и отражающиеся в его сознании. Но за этою «внешнею видимостью» они не видели «внутренней связи» явлений, а именно не видели самого процесса образования этих социальных форм вещей из массовых производственных отношений людей. Так как отдельному товаропроизводителю эти социальные формы вещей противостоят уже как готовые предпосылки, то и экономисты усматривали в них естественную форму вещей, не требующую объяснения. Маркс же поставил себе главною целью показать «генетическое» развитие этих социальных форм из производственных отношений людей.

Каждая социальная форма, присущая продуктам труда, в капиталистическом обществе (деньги, капитал, прибыль, рента и т. п.) появилась в результате длительного исторического и социального процесса, путем многократного повторения и наслаивания однотипных производственных отношений между людьми. Пока данный тип производственных отношений людей носит еще редкий, исключительный характер в данном обществе, он не может наложить на фигурирующие в нем продукты труда постоянную, прочную социальную печать. «Мимолетный общественный контакт» людей сообщает продуктам их труда лишь мимолетную социальную форму, появившуюся вместе с породившим ее общественным контактом и исчезающую сейчас же по его прекращении» (К. I, с. 56). При неразвитом обмене продукт труда обладает меновою стоимостью только в самый момент обмена, не являясь стоимостью ни до, ни после этого момента. Когда обменивающиеся сравнивают свои продукты труда с третьим продуктом, последний в этот момент выполняет в зачаточном виде функцию денег, не будучи деньгами ни до, ни после этого акта обмена.

По мере развития производительных сил, вызывающего определенные типы производственных отношений между людьми, последние учащаются, многократно повторяются, становятся обычными и распространенными в данной социальной среде. Такое «уплотнение» производственных отношений людей приводит и к «уплотнению» соответствующей социальной формы вещей. Данная социальная форма «закрепляется», фиксируется за вещью, сохраняясь за нею и в моменты перерывов конкретных производственных отношений людей. Только с этого момента можно датировать появление данной вещной категории, как обособленной от породившего ее производственного отношения людей и, в свою очередь, воздействующей на него. «Стоимость» становится как бы свойством самой вещи, с которым она вступает в процесс обмена и которое она сохраняет по выходе из него. То же самое с деньгами, капиталом и другими социальными формами вещей. Из результата процесса производства они становятся вместе с тем и его предпосылками. Отныне данная социальная форма продукта труда служит уже не только «выражением» определенного типа производственных отношений людей, но и его «носителем». Наличие у данного лица вещи с определенною социальною формой побуждает его вступать в определенное производственное отношение, сообщает данному лицу особый социальный характер. «Овеществление производственных отношений» дополняется теперь «персонификацией вещей». Социальная форма продуктов труда, будучи результатом массовых действий товаропроизводителей, оказывается мощным средством давления на мотивацию отдельных товаропроизводителей и приспособления их поведения к господствующим в данном обществе типам производственных отношений людей. Через социальную форму вещей передается воздействие общества на индивидуума. Благодаря этому объективация или «овеществление» производственных отношений людей в социальной форме вещей сообщает экономическому строю большую прочность, устойчивость и регулярность. Происходит «кристаллизация» производственных отношений людей.

Критики Маркса совершенно упустили из виду, что процесс «кристаллизации» относится одинаково ко всем основным типам производственных отношений людей в товарной хозяйстве. Они обратили внимание только на фразы Маркса о «кристаллизации» труда в стоимости, о стоимости как «кристалле» общественного труда и на этом основании обвиняли Маркса в механически-натуралистическом понимании стоимости. Струве находит даже противоречие между теорией стоимости Маркса и его же социологической теорией товарного фетишизма⁷. Эти обвинения основаны на полнейшем недоразумении. Учение Маркса о «кристаллизации» труда в стоимости является не более, как приложением его учения о товарном фетишизме или о «кристаллизации» производственных отношений людей в социальных формах, принимаемых вещами. В одном месте Маркс прямо говорит, что стоимость есть «овеществленный, фиксированный или, если угодно, кристаллизованный общественный труд»⁸. Такой процесс кристаллизации Маркс констатирует не только в теории стоимости, но и в применении к другим основным вещным категориям политической экономии: каждая из них является результатом объективации или «оплотнения» производственных, отношений людей. Приведем только несколько примеров. Отношения людей в обмене «кристаллизуются в денежную форму», появляется «денежный кристалл», «золото кристаллизуется как деньги»; «перемена форм самих товаров кристаллизуется в определенных формах денег»; сравнение товарных цен .кристаллизуется» в счетных деньгах и т. п.⁹ «Определения, исходящие из процесса обращения, кристаллизуются как свойства определенных видов капитала, основного, оборотного и т. п., и таким образом кажутся данными свойствами, материально присущими определенным товарам» (Theorien, III, S. 558). «Всякая прибавочная стоимость, в какой бы особенной форме она впоследствии ни «кристаллизовалась, в виде ли прибыли, процента, ренты и т. п.» (К. I, с. 515)¹⁰. Последняя фраза очень характерна, так как в ней процесс кристаллизации означает появление тех «прочных», «твердых», «обособленных», «самостоятельных», «окостеневших» форм дохода (процента, предпринимательской прибыли, ренты), на анализе которых Маркс углубил свою теорию фетишизма в 48-ой главе III тома «Капитала». Пристрастие Маркса к термину «кристаллизация» легко объяснимо. Подобно тому, как постепенное насыщение определенного раствора приводит в известный момент к переходу количества в качество и выделению твердого кристалла, так длительное повторение определенного типа производственных отношений людей на известной ступени развития приводит к фиксации или закреплению за продуктами труда особой «социальной формы», прочного и как-будто постоянно присущего им свойства. «Текучие», динамические междулюдские производственные отношения от длительного повторения как бы отвердевают, оставляя осадок в виде прочных, «кристаллических», «застывших» форм вещей. Свести эти застывшие на первый взгляд статические формы вещей к живой динамике общественного процесса — такова основная задача марксовой экономической теории. Во всех вещных экономических категориях Маркс открывает «общественную связь в ее уплотненной форме», как он выразился однажды по поводу товара и денег¹¹.

Только на определенной ступени своего развития, после многократного повторения, производственные отношения людей оставляют, так сказать, осадок в виде фиксированных за продуктами труда известных социальных свойств. Пока данный тип производственных отношений не получил в обществе достаточно широкого распространения, он еще не может сообщить вещам соответствующую социальную форму. Когда господствующим типом производства было еще ремесло, которому ставилась задача «пропитания» ремесленника, последний в тех случаях, когда он расширял свое предприятие и по существу был уже капиталистом, живущим наемным трудом своих рабочих, все еще продолжал смотреть на себя, как на «мастера», и на доход свой, как на источник «пропитания». В этом доходе он еще не усматривал «прибыли» на капитал, как и в своих средствах производства еще не усматривал «капитала». Точно также, под влиянием господствовавшего над докапиталистическими общественными отношениями землевладения, в проценте долгое время еще не распознавали новой формы дохода, а усматривали в нем видоизмененную форму ренты. Так пытался еще вывести процент из ренты знаменитый экономист Петти. Происходит «подведение всех хозяйственных форм под господствующие» (К. III², с. 400), присущие данному способу производства. Этим объясняется, что должен пройти более или менее длительный период развития, пока новый тип производственных отношений «овеществится» или «кристаллизуется» в соответствующей социальной форме продуктов труда.

Зато, с другой стороны, новый тип производственных отношений с того момента, когда он упрочивается и достигает господства, в свою очередь, начинает окрашивать в свой цвет отличные от него производственные отношения, пережитки прежних или зачатки новых форм производства. Сильнейшее содействие этому оказывает описанный нами процесс кристаллизации производственных отношений в вещных категориях. С того момента, когда данный тип производственных отношений людей придал вещам специфическую социальную форму, последняя приписывается вещи даже в том случае, когда конкретно отсутствует соответствующее производственное отношение между людьми. Приведем примеры. В капиталистическом обществе, на основе обособления внутри класса капиталистов различных социальных групп, а именно денежных и промышленных капиталистов, совершилось обособление разных форм капиталистического дохода в виде процента и предпринимательской прибыли. Но эти формы дохода, будучи результатом процесса производства, в свою очередь, выступают в качестве данных, готовых, прочных его предпосылок. Благодаря этому, даже тот капиталист, который работает исключительно на свой собственный капитал и никому не обязан выплачивать часть своей прибыли в виде процента, тем не менее, усматривает в своем доходе две различные части: процент на свой капитал, соответствующий средней норме процента в данной стране, и остаток, который он считает своею предпринимательской прибылью. Здесь речь идет не только о мысленном акте подведения разных долей дохода под разные рубрики или социальные формы. Этот акт определяет собою все индивидуальное поведение данного капиталиста, заранее определяя или «лимитируя» (ограничивая) его в известном направлении и подчиняя обычному, типичному поведению представителей данной общественной группы. Здесь опять овеществление производственных отношений выступает в указанной нами выше роли: как средство давления общества на индивидуум и подчинения индивидуального поведения массовому. На поведение отдельного капиталиста влияют те «объективные» формы дохода (предпринимательская прибыль и процент), которые, будучи результатом овеществления или кристаллизации производственных отношений между представителями различных социальных групп (промышленными и денежными капиталистами), служат предпосылками для деятельности отдельных капиталистов. «Промышленный капиталист, если даже применяет только свой собственный капитал, рассматривает часть прибыли, как процент, потому что эта форма имеет обособленное существование» (Theorien. III, S. 483). «Обособленное существование» здесь, как и в других местах, означает не что иное, как овеществленное, кристаллизованное или фиксированное в форме свойства продукта труда. Встречающиеся у Маркса бесконечное число раз указания на «обособление» разных частей прибавочной стоимости или разных форм дохода становятся вполне понятными только на фоне его учения о фиксации или кристаллизации производственных отношений людей в вещах, т.е. на фоне теории товарного фетишизма.

Возьмем другой пример, еще более яркий, к которому Маркс возвращается неоднократно: самостоятельного мелкого производителя, например, ремесленника или мелкого крестьянина, работающего на собственной земле, без помощи яркого наемного труда¹². В странах высокоразвитого капитализма этот мелкий крестьянин, хотя бы ни с кем не делился своим доходом, все же усматривает в нем различные составные части: одну часть он считает рентой за свою землю, другую — заработной платой за свой труд, третью — прибылью. Соответственно с этим и на свои средства производства он начинает постепенно смотреть, как на капитал. В условиях развитого капитализма такой способ калькуляции имеет для крестьянина известный смысл и может оказаться необходимым для правильного ориентирования в окружающих хозяйственных условиях.

Данный пример представляет для нас особенный интерес, потому что на нем мы можем наглядно сравнить метод Маркса с методом классиков. На том же примере мелкого самостоятельного производителя останавливается и Адам Смит: «Какой-нибудь независимый ремесленник, располагая маленьким капиталом, достаточным для закупки материалов и для собственного содержания впредь до продажи продукта на рынке, вырабатывает зараз и заработную плату поденщика, работающего на хозяина, и прибыль, которую бы последний получил на его работе… Садовник, собственными руками обрабатывающий свой сад, совмещает в себе три различных лица: собственника, фермера¹³ и рабочего. Поэтому из произведений своего сада он должен выручить ренту первого, прибыль второго и заработную плату третьего, — а между тем все это вместе взятое считается обыкновенно результатом его личного труда. Здесь рента и прибыль смешиваются с заработной платой»¹⁴. Как видим, Адам Смит ни на минуту не сомневается, что мелкий производитель имеет «капитал» и действительно получает три вида доходов. Смит выражает даже недовольство тем, что последние недостаточно строго отличаются друг от друга. Взгляд Смита вполне последователен и даже неопровержим до тех пор, пока мы смотрим на заработную плату, прибыль и ренту только с «вещной» их стороны, т.е. пока мы видим в них три части, на которые делится продукт труда при распределении его между тремя лицами, участвующими в производстве (землевладельцем, капиталистом и рабочим). Если производство ведется крестьянином на собственной земле, и продукт труда или его стоимость целиком остается в его руках, то совершенно бесспорно, что крестьянин получил все три части, из которых продукт труда состоит, т.е. все три вида доходов.

Но мы придем, конечно, к иному выводу, если вспомним, что разные доходы суть не части продукта труда, а «социальные формы», принимаемые продуктом труда и выражающие производственные отношения людей. Три формы дохода предполагают существование трех обособленных общественных классов, между которыми делится стоимость продукта общественного труда. Если же крестьянин работает сам на собственной земле, то процесс производства не строится на основе соединения представителей трех указанных общественных классов, и, следовательно, отсутствуют и формы дохода, выражающие в вещной форме эти производственные отношения людей. Заработная плата и прибыль суть не разные части одной вещи, как кажется на первый взгляд, а вещные выражения одного производственного отношения между разными лицами. Раз в производстве участвует одно лицо, в руках которого остается стоимость всего продукта труда, это одно означает уже полное отсутствие тех форм дохода (заработной платы, прибыли и ренты), которые предполагают противопоставление разных людей в производстве. Крестьянин получает в самом деле некапиталистический, недифференцированный доход мелкого собственника. Неверно, что доход этот содержит в себе и заработную плату, и прибыль, и ренту. Наоборот, он не представляет собой ни первой, ни второй, ни третьей формы дохода, как и получатель его не является ни наемным рабочим, ни капиталистом, ни землевладельцем (в капиталистическом смысле слова, т.е. в смысле землевладельца, не участвующего в производстве).

Так именно смотрит на данное явление Маркс. В отличие от Смита, который считает нужным объяснить, почему крестьянин недостаточно строго проводит различие между разными частями своего дохода, Маркса интересует вопрос противоположного характера: почему крестьянин усматривает в своем едином и неделимом доходе различные составные части. Ответ на этот вопрос заключается в учении об овеществлении или кристаллизации производственных отношений людей. Обособление разных форм дохода представляет собой «овеществленный» результат производственных отношений капиталистического общества, противостоящий отдельному индивидууму как данная предпосылка, и применяемый «даже там, где совершенно отсутствуют самые предпосылки существования этих форм дохода» (К. III², стр. 405). Существование трех общественных классов с различными функциями в производстве сообщает средствам производства социальную, форму «капитала». Но после того, как эта социальная форма продуктов труда стала господствующей, всякое средство производства начинает считаться «капиталом», в чьих бы руках оно ни находилось и поскольку в собственнике этих средств производства начинает видеть quasi-капиталиста, хотя бы он и не нанимал рабочих. Вещь, получив свою социальную форму в результате массовых действий товаропроизводителей, бросает теперь отраженный свет на своего владельца, накладывая на него определенную социальную печать. Это и есть то, что Маркс называет «персонификацией вещей», которая является результатом предшествующего ей процесса «овеществления производственных отношений людей» (или, как Маркс иногда кратко выражается, «овеществление людей»). «Здесь резко обнаруживается тот факт, что капиталист, как таковой, есть лишь функция капитала, а рабочие — функция рабочей силы» (Теории прибавочной стоимости, т. I, стр. 333). Средства производства и живой труд, объединенные в хозяйстве крестьянина, заранее выступают в присущей им в капиталистическом обществе социальной форме: средства производства считаются «капиталом», а живой труд — «рабочей силой» или наемным трудом. Отсюда и собственник этого хозяйства как бы совмещает в себе два социальных характера. «Как свой собственный рабочий, он получает свою заработную плату, и как капиталист — свою прибыль». «Этот производитель сам разлагается в этом случае на различные экономические характеры» (Theorien, В. III, S. 483). Это мысленное «разложение» мелкого производителя на капиталиста и рабочего антиципирует и ускоряет действительный процесс такого разложения, т.е. превращения этого производителя либо в мелкого капиталиста, либо в наемного рабочего. И здесь мы видим, что фиксирование за вещами определенной социальной формы ускоряет процесс подчинения отдельных производителей господствующему типу производственных отношений, нашедшему свое выражение в данной социальной форме вещей.

Итак, связь между производственными отношениями людей и вещными категориями мы должны представлять себе в следующем виде. Каждый тип производственных отношений между людьми, характеризующих товарно-капиталистическое хозяйство, придает вещам, через посредство или по поводу которых люди вступают в данное отношение, особую социальную форму. Происходит «овеществление» или «кристаллизация» производственных отношений людей. Вещь, фигурировавшая в определенном производственном отношении между людьми и обладающая соответствующей социальной формой, сохраняет последнюю и по прекращении данного конкретного единичного производственного отношения людей¹⁵. Только при этом условии можно считать производственное отношение людей действительно «овеществленным», «кристаллизованным» в форме свойства вещи, присущего как бы ей самой и обособленного от этого производственного отношения. Раз вещи выступают в фиксированной за ними определенной социальной форме, они в свою очередь начинают воздействовать на людей, определяя их мотивацию и побуждая их устанавливать между собою конкретные производственные отношения. Обладая социальною формою «капитала», вещи делают своего владельца «капиталистом» и заранее определяют те конкретные производственные отношения, которые будут установлены между ним и другими членами общества. Социальный характер вещи как бы определяет социальный характер ее владельца, происходит «персонификация вещей». Капиталист таким образом светит отраженным светом своего капитала, но это возможно только благодаря тому, что последний, в свою очередь, отражает свет, присущий данному типу производственных отношений людей. В итоге получается подведение отдельных индивидуумов под господствующие типы производственных отношений. Социальная форма вещей обуславливает индивидуальные производственные связи отдельных людей только потому, что сама она является выражением общественных производственных связей. Социальная форма вещей выступает, как заранее данная, готовая, прочно фиксированная предпосылка процесса производства, только потому, что она сама является застывшим, кристаллизованным результатом динамического, вечно текучего и меняющегося общественного процесса производства. Так в диалектически непрерывном процессе воспроизводства разрешается кажущееся противоречие между «овеществлением людей» и «персонификацией вещей», т.е. между обусловленностью социальной формы вещей общественными производственными отношениями людей и обусловленностью индивидуальных производственных отношений людей социальной формой вещей.

Из указанных нами двух сторон процесса воспроизводства только последняя сторона, «Персонификация вещей», лежит на поверхности экономической жизни и доступна непосредственному наблюдателю. Вещи выступают в уже готовой социальной форме, воздействуя на мотивацию и поведение отдельных производителей. Эта сторона процесса отражается непосредственно в психике отдельных лиц и доступна прямому наблюдению. Гораздо труднее проследить образование самих социальных форм вещей из производственных отношений людей. Эта сторона процесса, т.е. «овеществление» производственных отношений людей, является гетерогенным результатом массовых, друг на друга наслаивающихся действий людей, социального процесса, происходящего за их «спиною», т.е. результатом, который не ставится заранее, как цель. Только при посредстве глубокого исторического и социально-экономического анализа удалось Марксу выяснить эту сторону процесса.

С этой точки зрения становится понятным различие, которое Маркс часто проводит между «внешней видимостью», «внешней связью», «поверхностью явлений», «формой проявления», с одной стороны, и «внутреннею связью», «скрытою связью», «имманентной связью», «сущностью вещей» — с другой¹⁶. Вульгарных экономистов он упрекает в том, что они ограничиваются изучением внешней стороны явлений, Адама Смита — в том, что он колеблется между «эзотерическою» (внутреннею) и «экзотерической» (внешнею) точками зрения. Смысл этих заявлений Маркса представлялся весьма туманным. Критики Маркса, даже из числа более доброжелательных, обвиняли его в экономической метафизике за желание объяснить скрытую связь явлений. Марксисты иногда объясняли это противопоставление Маркса, как различие между грубо-эмпирическим и абстрактно-изолирующим методами исследования¹⁷. Мы полагаем, что указание на абстрактный метод является, конечно, необходимым, но далеко недостаточным для характеристики метода Маркса, и не это имел последний в виду, противопоставляя внутреннюю связь явлений внешней. Абстрактный метод общ Марксу со многими его предшественникам, включая Рикардо. Но исключительно его заслугой является внесение в политическую экономию метода социологического, усматривающего в вещных категориях выражение производственных отношений людей. В этой социальной природе вещных категорий Маркс и видит их «внутреннюю связь». Вульгарные экономисты изучают только форму проявления, «отчужденную» от самих экономических отношений (К. III, с. 346 и др.), т.е. уже овеществленную, готовую форму вещей, не понимая ее социального характера. Они видят происходящий на поверхности хозяйственной жизни процесс «персонификации вещей», но не имеют понятия о процессе «овеществления» производственных отношений людей. Они рассматривают вещные категории, как данные готовые «предпосылки» процесса производства, воздействующие на мотивы производителей и отражающиеся в их сознании, не исследуя характера этих вещных категорий, как результата общественного процесса. Игнорируя этот внутренний социальный процесс, они ограничиваются «внешнею связью вещей, поскольку она проявляется в конкуренции; в конкуренции же все всегда проявляется навыворот — всегда имеет обратный вид» (Теор. приб. стоим., т. II, стр. 57), а именно производственные отношения людей кажутся зависимыми от социальной формы вещей, а не наоборот¹⁸.

Выводы, к которым мы пришли в настоящей статье, служат лишним подтверждением того совершенно исключительного монизма, который связывает воедино различные части экономической теории Маркса и даже отдельные его замечания, разбросанные в разных местах, на первый взгляд независимо друг от друга. Теория товарного фетишизма: две стороны процесса фетишизации общественных отношений, а именно: «овеществление людей» и «персонификация вещей»; «кристаллизация производственных отношений людей в свойствах вещей; превращение результатов процесса производства в его готовые предпосылки; противопоставление «внешней видимости» и «внутренней связи» явлений, — все эти стороны марксовой теории, обычно не обращавшие на себя достаточного внимания и в лучшем случае рассматривавшиеся изолированно, оказываются в самой тесной неразрывной связи между собою. Самые отдаленные и заброшенные уголки марксовой системы освещаются и обобщаются светом, исходящим из его теории товарного фетишизма. В тесной связи с перечисленным комплексом основных вопросов стоит; и целый ряд частных вопросов, о которых мы могли только мимоходом упомянуть: разложение прибавочной стоимости на разные виды доходов; роль последних, как форм «производственных», а не только «распределительных»[^19]; критика учения Смита о формах дохода, как конституирующих стоимость.

Теснейшая связь соединяет не только отдельные части экономической теории Маркса, но и последнюю в целом с его социологической теорией. В настоящей статье нам не раз приходилось отмечать роль вещных категорий, как средства давления на поведение отдельного производителя и подчинения его господствующему в обществе типа производственных отношений. Тем самым мы непосредственно подходим к одной из основных идей теории, исторического материализма, к идее примата общества над личностью. Как осуществляется этот примат общества над личностью в товарно-капиталистическом хозяйстве, построенном на видимой полнейшей автономности отдельных производителей, при разрешении этого вопроса немалую помощь может нам оказать учение Маркса об овеществлении или кристаллизации производственных отношений людей в социальных формах вещей. Эта тесная связь экономического и социологического моментов не является случайною особенностью данного вопроса, нами разобранного. Она проникает всю систему Маркса. В экономических сочинениях последнего разбросан богатейший социологический материал, привлечение которого к исследованию теории исторического материализма могло бы, вероятно, заполнить немало пробелов в последней и содействовать разрешению многих спорных и темных вопросов в этой области. Разработка экономической теории Маркса под углом зрения связи ее с теорией исторического материализма должна явиться одною из очередных задач марксистской теоретической мысли.

Примечания

19 С этой точки зрения становится понятным почему Маркс в письме Энгельсу от 24 августа 1867 г. считал самым лучшим в первом томе «Капитала» исследование: 1) двойственного характера труда и 2) «прибавочной стоимости независимо от ее особенных форм: прибыли, процента, земельной ренты». В другом письме Маркс прибавляет к этим двум пунктам третий: выяснение «иррациональной» формы заработной платы. Что общего между этими тремя пунктами? Общее в них — это учение об овеществлении или кристаллизации основных производственных отношений товарно-капиталистического общества в социальных формах вещей. Производственное отношение между капиталистами и рабочими овеществляется в разных формах дохода, с одной стороны, проистекающих из прибавочной стоимости, с другой — в заработной плате.

---

1. Расходясь с автором и политических воззрениях, редакция помещает настоящую статью, как имеющую значительный теоретический интерес. (Редакция журнала «Под знаменем марксизма») ↩

2. Буква «К» обозначает «Капитал». Цитируется нами по переводу В. Базарова и И. Степанова: I том в издании 1923 года, III том и издания 1908 года. ↩

3. О «персонификации» вещей в этом смысле см. «Капитал», т. III², стр. 348, 350, 354. ↩

4. «Bestimmtheit» обозначает здесь у Маркса то же самое, что «Formbestimmtheit». ↩

5. Н. Бухарин. Теория исторического материализма, 1923, стр. 37. ↩

6. У Маркса в подлиннике: «Vorsachlichung» и «Verselbstängigung» (Kapital, III1, S. 366) ↩

7. Предисловие П. Струве к переводу I-го тома «Капитала», 1906 г., стр. XXX. ↩

8. «Lohn. Preis und Profit». Издание Diehl-Mombert, Ausgewählte. Lesestücke Stu. dum d. polit. Oekonomie, Band V, S. 94, 95. ↩

9. Капитал, I, с. 54, 56 и др. Kritik der politischen Oekonomie, 1907, S. 52, 54, 74, 172 и др. (Русск. перев, П. Б., 1922 г., стр. 65, 66, 78, 134). ↩

10. Ср. письмо Маркса Энгельсу: «В противоположность всей прежней политической экономии, исследовавшей прежде всего особые части прибавочной стоимости в их твердых формах — как рента, прибыль, процент, считая их данными, я стал впервые изучать общую форму прибавочной стоимости, в которой все особые части еще, так сказать, находятся в растворенном состоянии» (Письмо Маркса и Энгельса, 1923 г., стр. 169. Курсив наш). ↩

11. У Маркса сказано: «in seiner kompakten Form», — Kritik der politischen Oekonomie», 1907, S. 129 (Русский перевод П. Б. 1922 г., стр. 109). ↩

12. См., напр., «Капитал», т. III², стр. 405—406; «Теории прибавочн. стоимости», т. I, Перевод под редакцией Г. В. Плеханова, 1906 г., стр. 332—З3З; «Theorien», B. III, S. 483—484. ↩

13. Под собственником здесь понимается собственник земли, под фермером — предприниматель-капиталист. ↩

14. А. Смит, «Исследование о богатстве народов», перев. М. Щепкина и А. Кауфмана, II-ое изд., стр. 63 (глава VI первой книги). ↩

15. Не следует думать, будто сохранение данной социальной формы вещи предполагает непременно неизменность натуральной формы последней: при изменении натурального вида вещи или замене ее другою, возможно сохранение той же социальной формы, представляемой этими вещами. Напр., изменение вида сырья в процессе производства на фабрике ни в малейшей мере не меняет социальной формы «производительного капитала», фиксированного в сырье на различных стадиях обработки.

    Вопрос о сохранении натурального вида вещи сам по себе (т.е. независимо от изменения ее социальной формы) сюда не относится.

    Далее, поскольку речь идет о сохранении социальной формы вещи, было бы ошибочно думать, что таковая сохраняется вечно, переходя в неизменном виде из одного процесса производства в другой. Такое постоянное существование такой же самой социальной формы отчасти предполагается только по отношению к «имуществам»: капиталу, земле (один и тот же капитал, хотя и через ряд метаморфоз, переходит из предыдущего процесса производства в следующий). «Доходы» же (мы оставляем в стороне накопление) потребляются, исчезают, и на следующем процессе производства воспроизводится не тот же самый, а аналогичный доход. Но такое исчезновение доходов не опровергает нашего положения о сохранении социальной формы вещей по прекращении данного конкретного производственного отношения людей. Рабочий, получив в конце недели свою заработную плату (и даже уволившись в этот момент с фабрики), не перестает смотреть на данную сумму стоимости, как на свой доход в определенной социальной форме (т.е. как на заработную плату). И это сознание побуждает его возобновить производственное отношение с капиталистом. Доход рабочего не теряет своих социальных признаков немедленно по прекращении данного конкретного производственного отношения и оказывает на индивидуума давление в сторону возобновления последнего. ↩

16. См. «Капитал», III2, с.316 и друг.; «Теория прибавочн. стоим.» т.II, ПБ, 1923г., стр.10, 57 и др.; Theorien, III, S. 576 и множество других мест ↩

17. См. Кунов, К пониманию метода исследования Маркса. Сборник «Основные проблемы политической экономии», 1922 г., стр.57—58. ↩

18. Из многочисленных, относящихся сюда, мест приведем одно: «Норма прибыли, точно так же, как и норма заработной платы, предполагаются данными. Это достаточно для образования цены производства. Они ей предпосланы. Они являются, таким образом, данными и для отдельного капиталиста, агента капиталистического производства, который устанавливает цену производства своего товара: столько-то на заработную плату и т.д., тому-то равняется всеобщая норма прибыли» (Теория приб. ст., т. III, стр.59). Как видно из всего контекста, именно в таком ограничении исследования данными предпосылками процесса производства Маркс усматривает игнорирование «внутренней связи» последнего. ↩