Розенталь К. Абсолютная рента и национализация земли¹

Журнал «Под знаменем марксизма», 1927, № 2—3, с. 119—144.

[# 119] Абсолютная рента занимает весьма своеобразное место в экономической системе Маркса. Как «результат общественных отношений, среди которых совершается обработка земли»[^2], абсолютная рента является одновременно выразителем общественных отношений и феодального и капиталистического способов производства.

Частная собственность на землю, собственно, и создающая абсолютную ренту, не только не соответствует общему характеру капиталистического производства, но и находится в явном с ним противоречии. Основному условию капиталистического способа производства — свободному приложению капитала, здесь, в земледелии, противостоит монополия на землю, осуществляемая классом землевладельцев, требующих известного вознаграждения за право приложения труда и капитала к принадлежащей им земле. И в этом смысле частная собственность на землю является серьезной помехой для быстрейшего развития капитализма. Удорожая на всю сумму абсолютной ренты цены на продукты сельскохозяйственного производства, частная собственность на землю на эту же величину уменьшает собственно капиталистическую прибыль. «Владелец частной собственности — вовсе не является необходимым агентом производства для капиталистического производства, хотя для последнего и нужно, чтобы земельная собственность принадлежала кому-нибудь, только не рабочему»³. «А эта цель достигается вполне, если земля становится государственной собственностью, и государство, следовательно, получает земельную ренту. Землевладелец, столь важный агент производства в древнем и средневековом мире, в промышленном мире представляет из себя бесполезный остаток. Поэтому радикальный буржуа, подбираясь бочком к уничтожению всех других налогов, теоретически приходит к отрицанию частной земельной собственности, которую он желал бы в форме государственности сделать собственностью класса буржуазии, капитала»⁴. На деле он, однако, не решается напасть на частную собственность на [# 120] землю, поскольку, с одной стороны, он и сам обзавелся землей, а с другой — землевладелец сделался в то же время и капиталистом.

Критикуя Родбертуса с его «первоначальностью» собственности на капитал и «производностью» собственности на землю, Маркс пишет: «Последний (род собственности) кажется производным, потому что в действительности современное землевладение является феодальным, но подвергающимся превращению, благодаря воздействию на него капитала, следовательно, в своей форме, как современное землевладение, производным, результатом капиталистического производства»⁵ (курсив Маркса. — К. Р.).

Общественное отношение феодального производства подразумевало двух лиц — феодала и работающего на него крестьянина. Капиталистическое производство в абстракции имеет дело с капиталистом и рабочими и не нуждается ни в каких других участниках производства. На практике, однако, сюда вмешивается еще и землевладелец, как живой свидетель отошедшего в прошлое феодального способа производства, и, как монопольный владелец земли, предъявляет свои притязания на определенную часть национального дохода.

Вот эта-то совершенно необязательная и даже противоречащая всему характеру капиталистического производства частная собственность на землю и породила те своеобразные общественные отношения, которые вошли в марксову систему как категория абсолютной ренты.

I

Анализируя категорию абсолютной ренты, Маркс, в силу своеобразия общественных отношений, лежащих в основе этой категории, оказался вынужденным рассматривать ее, с одной стороны, под углом зрения законов капиталистического производства, а с другой — действия причин, лежащих вне пределов собственно-капиталистического производства. Иначе говоря, — в какой мере абсолютная рента находит свое объяснение в теории трудовой стоимости и в какой степени существование ее связано с монопольными ценами, т. е. уже независимыми от стоимости и определяемыми, с одной стороны, монополией на землю, а с другой — конкуренцией самих земельных собственников и платежеспособностью потребителей.

С точки зрения теории трудовой стоимости абсолютная рента находит свое объяснение в низком органическом составе земледельческого капитала и ниже-среднего уровня заработной плате сельскохозяйственных рабочих. И в первом, и во втором случае сельскохозяйственный капитал создает стоимость, превышающую цену производства. В тех отраслях производства, где существует свободное приложение и передвижение капиталов, конкуренция уравнивает распределение прибавочной стоимости, созданной всем капиталом. В результате чего в предприятиях, с средним органическим капиталом, стоимость совпадает с ценами произ[# 121]водства, в то время как в предприятиях с высоким органическим капиталом — цена производства устанавливалась выше стоимости, а в предприятиях с низким органическим составом капитала ниже стоимости.

«Но если на практике встречается противоположное этому, если капитал наталкивается на чуждую силу, которую он совсем не может преодолеть, или может преодолеть лишь отчасти и которая ограничивает его приложение в особых сферах производства, допускает его лишь на условиях, вполне или отчасти исключающих упомянутое общее уравнение прибавочной стоимости по средней прибыли, то, очевидно, в таких сферах производства, благодаря избытку товарной стоимости над ценой производства этих товаров, возникает добавочная прибыль, которая может превратиться в ренту и в качестве последней обособиться от прибыли. Но как таковая чуждая сила и ограничение капиталу, при его приложении к земле, противостоит земельная собственность, или капиталисту — земельной собственник». «Земельная собственность служит здесь барьером, который, если не уплачивается пошлина, т. е. не взимается рента, не допускает новой затраты капитала на невозделанной до того времени или несданной в аренду земле». «Вследствие границы, которая ставится земельной собственностью, рыночная цена должна повысится до такого пункта, когда земля может уплачивать излишек сверх цены производства, т. е. ренту. Но так как согласно предположению стоимость товаров, производимых земледельческим капиталом, выше их цены производства, то эта рента… представляет излишек стоимости над ценой производства или часть этого излишка» (Капитал, III, ч. 2. стр. 297—298).

Таким образом, на определенной ступени развития земледельческого капитала абсолютная рента находит свое выражение в теории трудовой стоимости. Именно в силу законов капиталистического производства, объясняемых этой теорией, низкий органический состав капитала производит товары по стоимости, превосходящей цены производства и тем самым создает возможность, при известных условиях, уловить эту разницу между стоимостью и ценой производства. В условиях низкого органического состава капитала в земледелии и частной собственности на землю этот излишек улавливается, как абсолютная рента, владельцем земли.

И с этой же точки зрения, с точки зрения законов капиталистического производства и теории трудовой стоимости абсолютная рента должна была бы пропасть, если бы органический состав капитала в земледелии сравнялся с органическим составом капитала в других областях производства. Того излишка, той разницы между стоимостью и ценой производства, которые создавались низким органическим составом капитала в земледелии теперь бы не было, а, следовательно, не было бы и этой формы абсолютной ренты.

Именно так говорит и Маркс: «Если бы средний состав земледельческого капитала был таков или выше, чем состав среднего общественного капитала, то абсолютная рента — опять-таки в только что исследованном значении — отпала бы, т. е. отпала бы рента, которая отличается как от дифференциальной ренты, так и от ренты, покоящейся на собственно монопольной цене. Тогда стоимость земледельческою продукта не была бы [# 122] выше его цены производства и земледельческий капитал приводил бы в движение не большее количество труда, а, следовательно, реализовал бы не бо́льшее количество прибавочного труда, чем неземледельческий капитал. То же самое произошло бы в том случае, если бы с прогрессом культуры состав земледельческого капитала уравнялся с составом среднего общественного капитала» (Капитал, III, ч. 2, стр. 301).

Означало ли бы, однако, это уравнение состава земледельческого капитала с общественным исчезновение абсолютной ренты вообще, исчезновение того дохода землевладельца, который им получался с наихудших участков земли, дохода, который он получал как владелец, собственник этой земли? Конечно, нет. Абсолютная рента может быть равна (или меньше) излишку стоимости и над ценой производства, но может быть и больше, переходя в последнем случае в новую форму абсолютной ренты, объясняемую уже не законами капиталистического производства, «не ценой производства и не стоимостью товаров, а потребностью и платежеспособностью покупателей», на основе монопольного владения классом землевладельцев всей землей.

«Абсолютная рента, — пишет Маркс, — или предполагает, что реализуется избыток стоимости продукта над его ценой производства (может, и не полностью. К. Р.), или предполагает избыточную, монопольную цену, превышающую стоимость продукта» (Капитал, III, ч. 2, стр. 342). Эта вторая форма абсолютной ренты уже не может быть втиснута в рамки трудовой стоимости, и ее объяснение лежит за пределами законов капиталистического способа производства, — в монопольной собственности на землю, в игре спроса и предложения на продукты земледельческого капитала.

Так, в силу своеобразного положения (при частной собственности на землю) капитализма в земледелии, абсолютная рента получает и двойственное объяснение, с одной стороны, как выражение общественных отношений феодализма (монополии землевладения), с другой — капиталистических общественных отношений (низкий органический состав земледельческого капитала). Конечно, такое разделение различных форм абсолютной ренты возможно только в абстракции: практически, в жизни, и та и другая форма настолько переплетаются друг с другом, настолько друг с другом связаны, что попытка их отделить была бы еще более безнадежна, чем попытка отделить абсолютную ренту от ренты дифференциальной.

Но именно этим-то непониманием феодально-капиталистического характера абсолютной ренты и объясняется стремление С. С. Зака, а с его легкой руки и Н. Суханова опровергнуть Марксову теорию абсолютной ренты доказательствами среднего, по сравнению с общественным, органического состава земледельческого капитала⁶. Ухватившись за объяснение абсолютной ренты низ[# 123]ким органическим составом капитала, Зак проглядел все то, что говорилось Марксом о феодальном характере современного землевладения. «Если наихудшая земля не может возделываться, хотя возделывание ее принесло бы цену производства, пока она не приносит известного избытка над этой ценой производства, известной ренты, то, — пишет Маркс, — земельная собственность является творческой причиной этого повышения цены. Сама земельная собственность создала ренту» (Капитал. III, ч. 2, стр. 291).

В корне неверно, это свидетельствует лишь о полном непонимании природы абсолютной ренты, когда ее пытаются свести только к вопросу об органическом составе капитала (как это, к слову сказать, делает и Любимов), забывая, что основная и единственная причина возникновения абсолютной ренты — монопольное владение землей: «Неправда, — пишет Ленин, — что по Марксу абсолютная рента получается благодаря низкому строению земледельческого капитала. Абсолютная рента получается благодаря частной собственности на землю. Эта частная собственность создает особую монополию, не имеющую ничего общего с капиталистическим способом производства, который может существовать на общинной и на национализированной земле» ⁷ («Аграрная программа с.-д. в 1905—1907 г.г.) (Курсив наш. — К. Р.).

Здесь Ленин, между прочим, дает ответ и тем из экономистов, которые пытаются, вопреки приведенному заявлению Маркса, представить ту форму абсолютной ренты, которая получается как излишек над стоимостью, в виде специальной монопольной ренты, как будто монополия не есть признак и собственно абсолютной ренты.

Отличительным признаком обеих форм абсолютной ренты как раз и служит их монопольный характер, с той только разницей, что одна из них на определенной ступени развития земледельче[# 124]ского капитала может быть объяснена не только монополией землевладения, но на основе монопольного землевладения и теорией трудовой стоимости, как разница между стоимостью и ценой производства продуктов земледелия. И тот и другой вид абсолютной ренты говорит о монопольных ценах. И различие этих двух форм надо искать не по линии монопольных цен.

* * *

Однако частная собственность на землю, являющаяся причиной возникновения абсолютной ренты, создает абсолютную ренту не всегда, а только при определенных экономических условиях. Этими экономическими условиями, позволяющими землевладельцам уловить абсолютную ренту, является известный уровень цен на продукты земледелия, когда их рыночная цена превышает их цену производства. По сути дела абсолютной рентой, в ее всеобъемлющей форме, является излишек рыночной цены над ценой производства на худшем участке земли. И если в силу роста населения или в силу каких-либо других причин растущий спрос на продукты земледелия превышает их предложение и повышает их рыночную цену над ценой производства, частная собственность на землю позволяет этот излишек переложить в карман землевладельца. «Не рента с земли определяет цену его продукта, а цена этого продукта определяет земельную ренту». Этим положением Андерсона (которое отчасти находим и у Адама Смита) опровергнуто учение физиократов, — пишет Маркс. — Источником ренты является, следовательно, цена земледельческого продукта, а не самый продукт и не земля» (Маркс, Теории, II ч. 2, стр. 3).

Но, будучи уже установленной, абсолютная рента является данной извне, не составляющей часть рыночной ценности продукта земледельческого капитала. «И сельскохозяйственному капиталисту или арендатору она представляется заранее данной точно так же, как прибыль промышленнику». И «арендатор считает, точно так же, как капиталист: во-первых, затраты на постоянный капитал; во-вторых, заработную плату; в-третьих, среднюю прибыль, наконец, ренту, которая также представляется ему заранее данной. Это для него естественная цена, например, пшеницы. Будет ли она уплачена, это опять зависит от состояния рынка в данный момент» (Теории, II, ч. 2, стр. 61).

Таким образом, понимание Марксовой теории абсолютной ренты сводится к следующему: абсолютная рента категория феодально-капиталистического порядка. И именно поэтому она не укладывается целиком и полностью в теорию трудовой стоимости. Низкий органический состав капитала в земледелии лишь один из моментов и притом не решающий в понимании и определении величины абсолютной ренты. Монополия землевладения, конкуренция землевладельцев, степень напряженности платежеспособного спроса — вот основные факторы, определяющие размер абсолютной ренты. Являясь излишком над ценой производства, абсо[# 125]лютная рента на всю свою сумму повышает цену земледельческих продуктов и понижает капиталистическую прибыль. Интересы развития производительных сил как в промышленности, так и в земледелии, интересы самого капиталистического производства находятся в явном противоречии с монополией земельной собственности. Уничтожение земельной собственности означало бы понижение цен на земледельческие продукты и повышение средней нормы прибыли как промышленного, так и земледельческого капитала.

Можно ли было бы, однако, из признания цен продуктов земледелия монопольными, из признания монопольного характера обеих форм абсолютной ренты сделать вывод о возможности установления любых монопольных цен и безграничного увеличения абсолютной ренты? «На небольшом острове, — отвечает на этот вопрос Маркс, — где нет внешней торговли хлебом, хлеб, вообще продукты питания, как всякий другой товар, безусловно могли бы предаваться по монопольной цене, то есть по цене, которая определяется лишь данным спросом, то есть платежеспособным спросом; этот платежеспособный спрос обладает различной величиной и протяжением в зависимости от цены доставленного продукта».

«О таких исключениях и речи не может быть в европейских странах: даже в Англии, где значительная часть плодородной земли искусственно изъята из землевладения, вообще из рынка, с целью повысить ценность другой части; но, не говоря о таких исключениях, земельная собственность может влиять и даже парализовать действие капиталистов — их конкуренцию — лишь постольку, поскольку конкуренция капиталов модифицирует определение ценностей товаров». Но влияние модифицированной в цены производства ценности товаров ограничивает только собственно абсолютную ренту, только абсолютную ренту в ее капиталистическом выражении, как разность между стоимостью и ценой производства. Стремление же землевладельцев к повышению цены на продукты земледелия (ввозные хлебные пошлины и т. п.) находит противодействие в борьбе капиталистов за низкие цены на хлеб (отказ от ввозных хлебных пошлин и т. д.), в конкурентной борьбе дешевых продуктов земли заатлантических стран и колоний, в которых либо совсем отсутствует, либо чрезвычайно незначительна абсолютная рента (частная собственность на землю номинальна).

«Благодаря монополии на землю — пишет Каутский, — цена жизненных средств, как всякая монопольная цена, может превысить ценность. Величина этого превышения зависит от того, насколько в пределах монополии еще имеют силу законы конкуренции. Она определяется конкуренцией земельных собственников между собой и с другими странами, размерами, в которых добавочный капитал под влиянием растущих цен прилагается к лучшей земле и повышает ее производительность, и, наконец, и это важнейший момент, покупательной силой населения» (Агр. вопрос, стр. 108).

«Рост абсолютной ренты имеет свои границы, — продолжает дальше Каутский.— Землевладельцы не могут вполне произвольно повышать ее. В Европе до недавнего времени она, как и дифференциальная рента, постоянно росла, благодаря росту населе[# 126]ния, все более и более упрочивающему монопольный характер землевладения. Но заатлантическая конкуренция пробила сильную брешь в этой монополии» (Там же, стр. 111).

Таким образом, стремление использовать свое монопольное положение на рынке для установления максимально высоких цен на продукты земледелия, ограничено рыночной конкуренцией землевладельцев и противодействием капиталистов, пользующихся политической властью для ограничения аппетитов землевладельцев в интересах своего собственного кармана. Иначе говоря, в условиях свободного товарооборота размер абсолютной ренты регулируется ценами мирового рынка на продукты земледелия — их предложением и платежеспособностью покупателя.

II

Но если как для первой, так и второй формы абсолютной ренты и является общим наличие монопольной частной собственности на землю в руках класса, землевладельцев, разница между ними есть, и весьма существенная. И действие этих различных форм абсолютной ренты на прибавочную стоимость и норму капиталистической прибыли принципиально отлично.

Собственно абсолютная рента, представляющая из себя разницу между стоимостью и ценой производства и являющаяся результатом низкого органического состава земледельческого капитала, своим трудовым содержанием имеет неоплаченный труд самих сельскохозяйственных рабочих. Отсюда действие этой формы абсолютной ренты на капиталистическое производство идет, с одной стороны, по линии повышения стоимости рабочей силы и соответственного прямого сокращения всей массы прибавочной стоимости, а с другой — по линии удержания части прибавочной стоимости, создаваемой земледельческим капиталом в руках землевладельцев и благодаря этому понижение средней нормы прибыли.

Иное действие на капиталистическое производство имеет вторая форма абсолютной ренты, получаемая как превышение цен продуктов земледелия над их ценностью. Здесь абсолютная рента имеет своим трудовым содержанием не только неоплаченный труд рабочих сельскохозяйственного, но и промышленного производства. В условиях, когда органический состав земледельческого капитала равен среднему органическому составу общественного капитала, абсолютная рента является простым вычетом из всей производимой капиталом массы прибавочной стоимости как в земледелии, так и в промышленности и понижает доход непосредственных получателей неоплаченного, прибавочного труда на всю величину абсолютной ренты. Титул собственности на землю является вместе с тем титулом на присвоение известной части неоплаченного труда. И это является общим для обеих форм абсолютной ренты. Различным является лишь их проявление и характер влияния на капиталистическое производство. Но и в той и другой форме и это также является общим между ними, абсолютная рента чужда капиталистическому производству, и фигура землевладельца не только бесполезна, не нужна, но и слу[# 127]жит для него прямой помехой, как совершенно, с его точки зрения, незаконный притязатель на известную часть дохода капиталистического предпринимателя.

Каковы же в таком случае условия исчезновения абсолютной ренты? Очевидно, что основным условием, вне всякой зависимости от различия в органическом составе капитала, будет ликвидация частной собственности на землю, т. е. передача земли в монопольное владение капиталистического государства, т. е. всего класса капиталистов.

Но если это условие является общим для обоих видов абсолютной ренты, то повышение органического состава земледельческого капитала до уровня общественного — условие ликвидации только одной из форм абсолютной ренты, основанной на присвоении неоплаченного труда рабочих, занятых непосредственно самим земледельческим капиталом.

«Все, что может сделать капитал, это подчинить земледелие условиям капиталистического производства. Но он не может отнять у землевладельца той части земледельческого продукта, которую капитал бы мог присвоить себе, не на основании своей собственной деятельности, а только при предположении отсутствия земельной собственности. При существовании земельной собственности он должен, наоборот, предоставить землевладельцу излишек ценности сверх цены производства. Но самая эта разница получается лишь благодаря различию в органическом строении капитала». Но «это различие исторического характера, оно, следовательно, может исчезнуть. То же рассуждение, которое объясняет возможность существования абсолютной земельной ренты, доказывает, что ее реальность, ее существование есть исторический только факт, который связан лишь с известной ступенью развития земледелия, и на высшей ступени может исчезнуть» (Теории, II, ч. 2, стр. 11).

Таким образом, собственно абсолютная рента, абсолютная рента в ее капиталистическом выражении (стоимость минус цена производства) — исторический факт лишь на определенной ступени развития земледелия, имеющий тенденцию совершенно исчезнуть с повышением органического строения земледельческого капитала до уровня общественного. И тем не менее рентный доход землевладельца будет продолжать существовать не только в его дифференциальной, но и абсолютной форме, как доход с наихудших участков обрабатываемой земли.

Эксплуатация, присвоение неоплаченного труда рабочих земледельческого производства, заменяется присвоением части неоплаченного труда, создаваемого во всех отраслях производства. Удержание в силу частной собственности на землю излишка ценности над ценой производства, создаваемого непосредственно в самом земледелии, сменяется теперь прямым вычетом из всей, создаваемой капиталистическим производством, прибавочной стоимости, на всю величину абсолютной ренты.

Эта вторая форма абсолютной ренты оказывается более долговечной, и существование ее будет продолжаться до тех пор, пока земельная монополия будет находиться в руках класса землевладельцев, пока приложение капитала к земле будет ограничиваться этой монополией.

[# 128] В какой мере цена земледельческих продуктов влияет и определяет величину абсолютной ренты, можно судить по аграрному кризису, разразившемуся в Европе под влиянием развивающегося земледелия в заатлантических странах.

Показывая историю образования в заатлантических странах капиталистического земледелия, Маркс вместе с тем показал, как недостаточны были там предпосылки для образования абсолютной земельной ренты. Цены на продукты земледелия тяготели к ценам производства, в силу чего условия возникновения абсолютной ренты были весьма ограничены. Эта особенность заатлантического землевладения нашла свое выражение и в удельном весе ренты в земледельческом продукте. В своей работе «Капитализм и земледелие» Булгаков приводит следующие любопытные сравнительные данные, характеризующие удельный вес ренты в земледельческом продукте в Америке, стране нового, молодого земледелия, и в двух главнейших странах старого мира: Англии и Германии.

Удельный вес ренты в земледельческом продукте

Англия		Германия		Америка
(Конец 70, начало 80 г.г.)		(Конец 80 г.г.)		(Начало 80 г.г)
	%		%		%
Рента и налоги	28,91	Рента	24,5	Рента	8,5
Труд	20,32	Страх. и налоги	5,5	Налоги	1,2
Скот и корм	22,08	Труд	26,0	% на капит. (здания, строения, машины)	1,2
Удобрения	2,74	Удобрение	28,5	Вспашка	35,6
Разное	16,05	Общ. издержки	12,5	Посев	17,9
				Жатва и обмолот	35,6

Таким образом, удельный вес абсолютной ренты в земледельческом продукте в американском земледелии составляет только 8,5%, или 29% ренты в Англии и 24,5% ренты в Германии. Доля ренты в земледельческом продукте в Германии превышает долю в земледельческом продукте в Америке на 258, а в Англии даже на 340%!

Вполне понятно, что при такой ничтожной ренте, при такой незначительной, по сравнению с европейскими странами, доле ренты в сельскохозяйственном продукте, американское землевладение было грозным, разрушительным конкурентом для европейского и земледелия, и землевладения. Первым следствием конкуренции заатлантического земледелия, с его низким, а в некоторых случаях и совершенно отсутствующим рентным обложением было катастрофическое падение цен на продукты земледелия. Напрасно, например, Германия повышала ввозные хлебные пошлины, увеличив их с одной марки в 1879 г. до 5 марок в 1887 году за каждые 100 килограмм пшеницы и ржи и в 4 раза увеличив ввозную пошлину на овес и ячмень. Незначительность рентного обложения заатлантического земледелия позволяла не только выдерживать и эти, в четыре, в пять раз увеличенные пошлины, но и заставила идти по линии снижения цен на продукты туземного земледелия.

[# 129] Это катастрофическое падение цен продуктов земледелия не могло не отразиться и на цене земли, и на самой ренте. Во Франции это влияние падающих цен сказалось на падении арендной платы и цены земли. Лучшие участки пахотной земли за десятилетие 1882 – 1892 годов упали с 3.442 фр. до 2.866 фр. за гектар, лучшие участки лугов и пастбищ с 4.467 фр. до 3.730 фр. за гектар. В неменьшей степени упали в цене и худшие участки земли. Здесь продажная цена во франках за гектар упала для пахотной земли с 826 до 668, а для лугов и пастбищ с 1.218 до 1.008 франков (Булгаков, II, стр. 197 – 198). В Англии земельная рента упала на 25 – 30 и даже больше процентов. В некоторых случаях понижение ренты было даже еще более значительным. Так, в Норфолкском графстве, по показаниям парламентской комиссии, рента на тяжелых глинистых почвах упала на 60 – 70%. Не столь сильно, но все же значительно земельная рента понизилась и в Германии, равно как и в других странах Западной Европы»⁸.

«Кризис рос беспрерывно и безжалостно, — пишет Mr. Rew, — пока в 1893 и 1894 г.г. положение не сделалось ужасным и почти все фермеры не были разорены. Понижение ренты на 20 – 60% разорило многих землевладельцев, не оказав чувствительной помощи арендаторам. Много старых арендаторов, которые поколениями сидели на одной и той же земле, отказались от аренды… Много опытных хозяев разорились или находится на пути к разорению»⁹.

В итоге аграрный кризис рисуется следующим образом. Неразвитые капиталистические отношения в американском земледелии, наличие огромного количества пустующих земель, где приложение капиталов не встречало противодействия в земельной монополии, создали такое положение, при котором установление монопольных цен на продукты земледелия, превышающих их цену производства, ограничивалось конкуренцией самих землевладельцев. Юридически существующая, а фактически не играющая почти никакой роли, частная собственность на землю не могла создать той абсолютной ренты, которая к этому времени имелась в европейском земледелии. Специфические условия заатлантическою земледелия, когда цены на продукты земледелия незначительно отклонялись от цен их производства, вызвали в Европе страшный аграрный кризис, который разорил не только владельцев земли (вследствие большой ипотечной задолженности), но и капиталистических арендаторов и трудовые землевладения.

Аграрный кризис 70—90-х годов интересен в том смысле, что он показывает, как с распространением капиталистического производства, а следовательно, и рыночных отношений на весь мир, цена земледельческих продуктов и определяемая их величиной абсолютная рента зависит уже не столько от того или иного соотношения органического состава земледельческого и общественного капитала в от[# 130]дельных странах, сколько от цен на земледельческие продукты мирового рынка, определяемых, в свою очередь, уже не ценами наиболее дорого производящих стран, а странами производительницами и поставщиками земледельческих продуктов на мировой рынок. Эта зависимость величины абсолютной ренты, т. е. излишка рыночной цены над ценой производства земледельческих продуктов, чрезвычайно важна при установлении влияния национализации земли в отдельных капиталистических странах на цену земледельческих продуктов.

Совершенно понятно, конечно, что эта зависимость величины абсолютной ренты от мировых цен земледельческих продуктов, может выражаться не только в падении, но и росте абсолютной ренты. И если в конце XIX века Европе пришлось перенести все бедствия, связанные с выступлением на мировом рынке земледельческих продуктов заатлантических стран, то теперь есть некоторые основания предполагать, что Европе придется перенести бедствия, связанные ужо не с низкими ценами на хлеб, а с монопольными цепами, которые будут диктоваться мировым хлебным трестом, объединяющим главнейшие страны производительницы земледельческих продуктов: Соединенные Штаты, Канаду, Аргентину и Австралию. Если предположить, что эта попытка создания международного «пуля» будет осуществлена, то европейским капиталистическим странам, особенно странам потребительницам, есть все основания испытывать то неприязненное чувство беспокойства, которое ими овладело при одних только пока разговорах о международном «пуле». Объединение по принципу капиталистических монополий, производства и сбыта продуктов монопольного землевладения открывало бы возможности для установления таких монопольных цен на земледельческие продукты, которые поглощали бы не только излишек их ценности над ценой производства, но и часть прибавочной стоимости, создаваемой в неземледельческих отраслях производства, т.-е. прямую перекачку собственно капиталистических доходов в карман землевладельцев. Конечно, всякое повышение цен продуктов земледелия в заатлантических странах, объединенных в «пуль», означало бы вместе с тем, через их воздействие на цены мирового рынка, повышение цен на продукты земледелия и в странах, не вошедших в это объединение. А это в свою очередь повлекло бы и повышение в них абсолютной ренты, т. е. ренты, основанной на монополии частной собственности на землю.

Таким образом, в первый период своего развития свободное от феодальных уз — монополии частной собственности — и потому не обремененное абсолютной рентой, земледельческое хозяйство заатлантических стран, выступив как конкурент на мировом рынке земледельческих продуктов, легко одержало победу над земледельческим хозяйством Старого Света. Падение цен на продукты земледелия повлекло за собой не только падение абсолютной ренты и, отсюда разорение владельцев земли, но и капиталистов-арендаторов, сплошь и рядом оказавшихся не в состоянии реализовать даже средней прибыли, а подчас и просто вернуть затраченный на производство капитал.

[# 131] Намечающийся теперь известный поворот в политике заатлантического земледелия чреват непосредственно для самого капитализма значительными последствиями. Если падение хлебных цен в общем соответствовало интересам капиталистическим и в основном било землевладельца, то повышение цен на хлеб будет уже бить капиталиста и в полной мере соответствовать рентным интересам монопольного землевладения. С точки зрения интересов капиталистического производства, международный хлебный «пуль» — экономически реакционное явление, усиливающее в европейскпх странах власть феодальною землевладения и его притязания на собственно капиталистическую прибыль.

«18 брюмера Луи Бонапарта» открывается следующим словами Маркса: «Гегель заметил где-то, что все великие всемирно-исторические события и лица появляются в истории, так сказать, два раза. Он забыл прибавить: в первый раз как трагедия, во второй раз как фарс».

Старушке истории угодно позабавиться еще раз.

И в Европе в эпоху заката капитализма, накануне мировой пролетарской революции, она опять пытается, в совершенно иных исторических условиях и обстановке, конечно, поставить друг против друга, во всем их увядающем блеске, феодала и капиталиста в борьбе за власть над неоплаченным, прибавочным трудом рабочею класса.

III

Мы видели, что условием исчезновения первой формы абсолютной ренты является не только ликвидация частной собственности на землю, но и выравнивание до уровня общественного, органического строения земледельческого капитала, вторая ее форма связана только с земельной монополией и исчезнуть может только при условии уничтожения частной собственности на землю.

«Если бы в способе производства произошло такое изменение, что отношение переменного капитала к постоянному уравнялось бы с средним отношением их в промышленности, то излишек ценности пшеницы над ее ценой производства исчез бы, а вместе с тем исчезла бы и земельная рента, добавочная прибыль» (Теории, II, ч. 1, стр. 180).

Таким образом, исчезновение собственно абсолютной ренты отнюдь пе требует обязательной ликвидации земельной собственности. Наоборот, Маркс совершенно определенно указывают, что ликвидация этой формы абсолютной ренты может произойти и в условиях существования земельной монополии и что низкий органический состав земледельческого капитала отнюдь не есть нечто «врожденное», из веку присущее земледельческому капиталу. «Родбертус ошибается—пишет Каутский, — думая, что более низкое строение сельскохозяйственного капитала свойственно ему как таковому, при всех обстоятельствах».

Но если вопрос о ликвидации первой формы абсолютной ренты может быть разрешен и без уничтожения поземельной собственности самим ходом развития земледельческой техники, то вторая форма абсолютной ренты не может быть уничтожена помимо ликвидации поземельной собственности.

[# 132] «Теоретически вполне возможно совмещение капиталистического производства с отсутствием частной собственности на земли с национализацией земли, когда абсолютной ренты не было бы вовсе, и дифференциальная рента доставалась бы государству, — писал Ленин («Капитализм в сельском хозяйстве»>). «И многие последовательные буржуазные экономисты требовали национализации земли» (Ленин, Г.г. критики в аграрном вопросе).

Выше мы приводили слова Маркса, что «владелец частной земельной собственности — вовсе не является необходимым агентом капиталистического производства, хотя для последнего и нужно, чтобы земельная собственность принадлежала кому-нибудь, только не рабочему, следовательно, например, государству». Другое дело, что в действительности, в реальной жизни, землевладелец и капиталист сплошь и рядом настолько тесно переплелись друг с другом, что их иногда невозможно бывает отделить один от другого. Теоретически частная собственность на землю совершенно не обязательна для капиталистического производства и даже больше — противоположна интересам и капиталистов и всего общества в целом, и является «могущественным препятствием к рациональному сельскому хозяйству»¹⁰.

Итак, единственным радикальным условием уничтожения абсолютной рентам в обеих ее формах является ликвидация земельной собственности. Земля переходит в руки государства — коллективного выразителя воли и интересов класса капиталистов в целом; барьер, в лице монопольного землевладения, для свободного приложения капиталов, уничтожен и земледельческое хозяйство оказывается подчиненным общим законам капиталистического производства. Цена земледельческого продукта теперь определяется не стоимостью, а ценой его производства, повышается норма прибыли и понижается стоимость рабочей силы — капиталистическое хозяйство получает могущественный толчок к новому движению вперед.

Однако это совершенно бесспорное положение о величайшем значении уничтожения частной земельной собственности на все капиталистическое хозяйство, далеко не достаточно, когда мы переходим к анализу условий национализации земли в отдельных капиталистических странах и влиянию этой национализации на промышленность и народное хозяйство страны. В самом деле, можно ли сказать, что уничтожение частной собственности на землю в отдельных капиталистических странах уничтожит абсолютную ренту, не как выражения общественных отношений, среди которых происходит обработка земли, а как известный «излишек» в рыночной цене земледельческих продуктов над их ценой производства? Совершенно очевидно, что нет… Ведь «не рента с земли определяет цену ее продукта, а цена этого продукта определяет земельную ренту». И, следовательно, национализация или передача земли в руки капиталистического государства может уничтожить абсолютную ренту, как «излишек» над ценой производства земледельческих продуктов на худшей земле, только в том случае, когда цена продуктов нацио[# 133]нализированных земель оказывает решающее значение на цены земледельческих продуктов мирового рынка. Только в этом единственном случае излишек рыночной цены или ценности земледельческого продукта над его ценой производства должен будет отпасть.

На примере аграрного кризиса 70 – 80-х г.г. XIX века мы могли уже убедиться, как, через посредство мировых хлебных цен, действовало земледельческое хозяйство заатлантических государств на земледельческое хозяйств Европы и на величину земельной ренты: отсутствие, или незначительное рентное обложение продуктов земледелия заатлантических стран сказалось в понижении мировых хлебных цен и страшнейшем понижении земельной ренты в странах старого капитализма.. Тем не менее и конкуреция и влияние заатлантических стран имели, конечно, свои пределы, и абсолютная земельная рента окончательно уничтожена не могла быть.

Совершенно иное положение сложилось в результате империалистической войны. Ненормально высокие цены на продукты земледелия, поднявшие земельную ренту до 22% (в 1922 году), цены земледельческих продуктов, позволили пустить под обработку ранее невозделываемые, вследствие нерентабельности, участки земли. С окончанием войны, с постепенным установлением нормальных отношений в земледельческом хозяйстве, владельцы и арендаторы земель заатлантического землевладения понесли жестокое наказание.

Снабжавшие в 1913 году Европу 40% всего ввозимого ею хлеба Соединенные Штаты и Канада довели долю своего участия в хлебном снабжении Европы почти до 70% в 1920 – 1922 г.г. Индекс пшеницы, принятый для 1913 г. за 100, к январю 1921 г. поднялся до 202. Покупательная способность фермерских продуктов с 1913 по 1918 год возросла со 100 до 112. Но уже в 1923 году, когда сельское хозяйство пришло в более или менее нормальное состояние, когда оторванные войной сельскохозяйственные работники, вернувшись к земле, успели кое-как подлатать свое разоренное войной хозяйство, когда мировые цены на продукты земледелия обнаружили тенденцию к понижению, заатлантическое земледелие вступило в полосу тяжелого и затяжного кризиса.

По данным, приводимым проф. Кондратьевым, отношение цены пшеницы к среднему уровню цен, выражавшееся в Соединенных Штатах в 1920 г. цифрой 120, к 1923 г. упало до 85. Покупательная же сила сбора с акра, составлявшая в 1914 году 100, возросла к 1919 году до 111, для того чтобы уже к 1921 году упасть до 52. «Это неблагоприятная конъюнктура прежде всего должна была отсечь от расширенного производства те части, которые возникли и выросли за время нарушения нормальных до войны производственных и экспортно-импортных соотношений отдельных стран»¹¹.

Произведенное весной 1923 г. американским министерством земледелия обследование 68.000 фермеров, владеющих собственной землей, показало чрезвычайно тяжелую картину состояния американского фермерства. 4% фермеров лишились своих вла[# 134]дений из-за банкротства, такой же процент — покинули свои владения, не объявляя себя официально банкротами, 15% по существу обанкротились, но благодаря снисхождению кредиторов банкротства избежали. Еще более печально было положение арендаторов. 7,2% обанкротились окончательно, 7,8% покинули аренду без официального объявления о банкротстве и 21,3% остались на заарендованных ими землях только вследствие снисхождения кредиторов¹².

Такая зависимость, такая цепная связь между мировыми ценами на продукты земледелия и состоянием земледельческого хозяйства отдельных стран не может не иметь своего выражения и в движении абсолютной ренты.

И в тех случаях, когда национализация земли касается не всего капиталистического мира, не всех капиталистических стран мира, абсолютная рента как «излишек» цены над ценой производтва будет в той или иной степени существовать, не исчезает. Достаточно для этого представить себе два теоретически возможных случаях: 1) национализация земли в странах, производящих земледельческие продукты — экспортерах и сохранение частной собственности на землю в странах, с недостатком туземного продукта — импортерах и 2) национализация земли в странах-импортерах и сохранение частной собственности на продукты земледелия в странах-экспортерах.

Совершенно очевидно, что вторая из допущенных нами возможностей не поведет к уничтожению абсолютной земельной ренты ни в странах-экспортерах, ни в странах-импортерах с национализированной землей. В самом деле, поскольку цена земледельческих продуктов, а это в равной мере относится и к мировому рынку, определяется худшими условиями производства, или иначе, наиболее дорого стоящей частью продуктов земледелия, поскольку именно страны-экспортеры с сохранившейся частной собственностью на землю будут определять и рыночные цены мирового рынка на земледельческие продукты. Если же согласиться вместе с Марксом в правильности утверждения Андерсена, что «не рента с земли определяет цену ее продукта, а цена этого продукта определяет земельную ренту», то не может быть сомнения, что в странах-импортерах с уничтожением частной собственности на землю будет тот «излишек» рыночной цены над ценой производства, который и составляет абсолютную ренту. Совершенно иного порядка вопрос, что в странах с национализированной землей этот излишек возникает не как выражение определенных общественных отношений, при которых производится обработка земли, а как результат воздействия мирового рынка. Точно также нас здесь не интересует, куда, в чьи руки попадает этот излишек над ценой производства, в руки ли государства или в руки капиталиста-арендатора. Нам здесь важно было установить, что в этом теоретически возможном случае добавочный неоплаченный труд не идет в общий котел прибавочной стоимости, откуда рас[# 135]пределяется пропорционально представляемыми отдельными капиталистами общей суммы, принадлежащего им капитала, а остается вне его, уменьшая таким образом, как и в случае существования абсолютной ренты, среднюю норму капиталистической прибыли.

В несколько ином виде представится действие национализации земли в странах-экспортерах хлеба. В условиях, когда цены производства продуктов земледелия равны, как в странах с национализированной, так и ненационализированной землей, абсолютная рента, хотя и в значительно уменьшенном размере, сохраняется для стран с ненационализированной землей, стран-импортеров. Настоящий случай будет в основном, очевидно, сходен с теми отношениями, которые создались в результате выхода на мировой рынок земледельческих продуктов заатлантических стран, выхода, повлекшего за собой аграрный кризис 70 – 90-х г. г.

Будучи не в состоянии полностью удовлетворить потребительский спрос со стороны стран импортеров, цена на земледельческие продукты этих стран, очевидно, должна будет установиться как некая средняя, равнодействующая между ценами на продукты земледелия не подвергшихся и подвергшихся рентному обложению. Как показал аграрный кризис, рентное обложение не исчезло окончательно, а лишь было уменьшено под влиянием конкуренции земледельческих продуктов, не включавших вовсе или в незначительной степени рентное обложение.

Таким образом, уничтожение земельной собственности ликвидирует абсолютную ренту целиком и полностью, только в условиях уничтожения земельной собственности во всех решающих капиталистических государствах мира. В случаях же национализации земли в отдельных капиталистических государствах, абсолютная рента, как «излишек» стоимости над ценой производства, не отпадает и будет существовать до тех пор, пока мировые рыночные цены земледельческих продуктов не упадут до уровня их цен производства, т. е. когда национализация земли будет проведена в таком размере, что продукты с нее полностью будут определять мировые цены.

Мы повторяем, нас здесь не интересует, что в странах национализированного землевладения этот излишек над ценой производства создается не как результат известных общественных отношений, а как отраженное действие этих общественных отношений в странах с сохранившейся частной собственностью на землю, через посредство цен мирового рынка. Мертвые хватают живого. Действие остатков производственных отношений феодального порядка продолжает тяготеть и над странами свободного земледелия.

Нашей задачей было здесь показать, что уничтожение частной собственности на землю в таких странах-потребительницах хлебного продукта, как Англия или Германия и т. п., или даже в таких странах-производительницах, как Балканские государства или Россия¹³, в одном случае не оказало бы никакого [# 136] воздействия на мировые цены, а в другом — столь незначительные, что абсолютная рента, как излишек над ценой производства, не могла бы исчезнуть, но отпала бы.

Таким образом, повторяем, национализация земли в одной из капиталистических стран не может оказать сколько-нибудь значительного влияния ни на понижение цен продуктов земледелия, ни на повышение цен продуктов промышленности и нормы капиталистической прибыли. Это обстоятельство надо достаточно твердо усвоить, поскольку многочисленные замечания Ленина о влиянии национализации земли на капиталистическое хозяйство и совершенно, по сути дела, верное утверждение Каутского, что «национализация земли дала бы возможность уничтожить эту (абсолютную. К. Р.) ренту и понизить на сумму этой ренты цены земледельческих продуктов», сплошь и рядом грубо вульгаризируются отдельными экономистами, подменяющими капиталистическое хозяйство в целом отдельными капиталистическими странами.

IV

Предыдущим изложением мы в известной степени подготовили ответ и на вопрос о существовании абсолютной ренты в хозяйственной системе СССР. Как и в условиях национализации земли в отдельных капиталистических государствах, не имеющих решающего значения на мировом рынке земледельческих продуктов, но все же ориентирующих на него цены земледельческих продуктов туземного производства, земледельческое хозяйство СССР также должно реализовать некоторый излишек над ценой производства, представляющий в условиях частной собственности на землю — абсолютную земельную ренту. И так же, как и в условиях национализации земли в пределах одного государства капиталистического общества, этот излишек является не результатом определенным общественных отношений, среди которых совершается обработка земли, а отражением этих отношений, следствием их существования в тех капиталистических государствах, цены на продукты земледельческого хозяйства которых определяют цены мирового рынка¹⁴.

[# 137] Но за этим сходством условий образования этой своеобразной формы абсолютной ренты в капиталистических странах национализированною землевладения и СССР скрывается и глубокое принципиальное различие. Там неоплаченный труд, получающий свое выражение в этом излишке над ценой производства, идет классу капиталистов, как классу монополисту всех средств производства, включая и землю; здесь, в пролетарском государстве в условиях, когда в основной своей массе земледельческое хозяйство ведется мелкими индивидуальными крестьянскими хозяйствами, этот излишек в одной своей части поступает в руки государства, в другой — частично оседает в кулацко-капиталистическом хозяйстве деревни, в третьей — остается в руках класса, непосредственно его создавшею.

С этой точки зрения нельзя согласиться с тов. Берзтысом, когда он, совершенно правильно выводя наличие, как результат связей нашего земледельческого хозяйства с мировым рынком, известного излишка рыночной цены над ценой производства земледельческих продуктов в наших экономических условиях, дальше пишет:

«Следовательно, оба вида земельной ренты (и абсолютная, и дифференциальная. — К. Р.) продолжают существовать в экономических условиях СССР. Меняется лишь (!) присвоение и назначение земельной ренты. Если в условиях буржуазного строя национализация земли передает ренту в руки класса буржуазии, то в условиях диктатуры пролетариата огосударствление земли означает передачу права на ренту рабочему классу, стоящему у власти. Рабочий класс через органы своей власти направляет эти суммы прибавочной стоимости по каналам хозяйственной жизни к тем стратегическим пунктам, где они в каждый данный момент больше всего нужны и где больше всего они могут способствовать общему подъему народного хозяйства в целом, следовательно, общему подъему жизненного уровня самих трудящихся масс». И дальше: «В условиях буржуазного хозяйства монополия частной собственности на землю, как объект права и хозяйства, служит источником средств для прожигания жизни земельному собственнику. В условиях диктатуры пролетариата государственная монополия на землю, как на объект хозяйства и права, превращается в один из основных источников социалистического накопления. Рента, как категория капиталистического хозяйства, вступает в процесс своего превращения» (Берзтыс, Теория земельной ренты, стр. 145. Курсив автора).

В этом приведенном отрывке, прежде всего, поражает удивительная беззаботность автора в отношении «экономических условий СССР». Противоречивый характер нашей экономики, различие общественно-экономических укладов нашего хозяйства — все это осталось вне поля зрения тов. Берзтыса и в его анализ ренты в СССР не вошло. Но об этом дальше.

Можно ли сказать, как это делает тов. Берзтыс, что абсолютная рента, как категория, продолжает существовать в системе советского хозяйства, лишь (изумительное «лишь») изменяя свое «присвоение и назначение». Но именно изменение «присвоения и назначения» этого «излишка», уничтоже[# 138]ние общественных отношений, его создавших, уничтожают и абсолютную ренту, как категорию, как теоретико-экономическое выражение этих общественных отношений. С неменьшим правом могла утверждать оппозиция на ХIV съезде, что прибавочная стоимость на госпредприятиях существует, «лишь» меняя свое «присвоение и назначение» — раньше шла в карман капиталистам, а теперь идет в распоряжение государства, класса, непосредственно его создавшего. Только фетишизируя категории политической экономии, можно не понимать, что с изменением или уничтожением их общественного содержания изменяются и уничтожаются они сами.

Утверждение наличия или отсутствия абсолютной земельной ренты в советском хозяйстве можно вывести не из бездоказательного ее признания, как это делает тов. Берзтыс, а из анализа тех общественных условий, в которых происходит обработка земли в нашем Союзе.

Исходя из указанных Лениным пяти общественно-экономических укладов нашего хозяйства мы должны будем проанализировать только четыре последних: 1) трудовое крестьянское хозяйство, 2) хозяйство кулацко-капиталистическое, 3) госкапиталистическое (концессии и аренда) и 4) государственные (последовательно-социалистические) сельскохозяйственные предприятия. Совершенно очевидно, конечно, что ни в первом, ни в последнем случае абсолютной ренты, как категории, существовать не будет, поскольку в этих секторах хозяйства не происходит эксплуатации, не создается прибавочной стоимости и прилагаемым к земле труду и средствам производства не противостоит класс помещиков-землевладельцев. Общественные отношения, среди которых происходит обработка земли в трудовых крестьянских хозяйствах и государственных предприятиях безусловно исключают в них наличие абсолютной ренты как категории в смысле и понимании марксовой политической экономии.

С этой точки зрения безусловно не верным надо признать утверждение тов. Берзтыса, что национализация земли в условиях СССР с фактической передачей ее безвозмездно в руки трудового землепользования «означает передачу права на ренту рабочему классу». Каким же путем переходит эта рента в руки рабочего класса, в лице его государства? Нельзя же, в самом деле, рассматривать сельхозналог, как форму абсолютной ренты? Такое смешение понятий, такую путаницу нельзя вносив при исследовании нашей экономики переходного периода. Конечно, налог идет за счет прибавочного продукта, создаваемого в земледелии, но этот прибавочный продукт еще не есть прибавочная стоимость, а тем более абсолютная рента. Ведь не считает же т. Берзтыс кустаря создателем прибавочной стоимости, а промысловой налог, взимаемый с него, частью капиталистической прибыли? Наконец, чрезвычайно большой процент крестьянских хозяйств вообще не уплачивает сельхозналог. И наше государство отнюдь не является тем, заменившим помещика, получателем ренты, как это получается, вопреки несомненно его желанию, у тов. Берзтыса.

[# 139] Иные отношения складываются в госкапиталистическом секторе нашего хозяйства. Здесь и в концессионном, и в арендованном с.-х. предприятии существует и эксплуатация, и, следовательно, та прибавочная стоимость, которая, как известную часть, содержит и «излишек» над предпринимательской прибылью, соответствующий абсолютной ренте, но уплачиваемый в той или иной форме концессионером и арендатором государству. Поскольку же этот «излишек» над предпринимательской прибылью идет рабочему государству¹⁵, а не классу землевладельцев, постольку он теряет и тот характер общественных отношений, политико-экономическим выражением которого является абсолютная рента.

В особом положении находятся кулацко-капиталистические крестьянские хозяйства. Здесь пользователь земли, являющийся в то же время и капиталистическим предпринимателем и эксплуатирующий наемную рабочую силу, получает и предпринимательскую прибыль, как капиталистический предприниматель, и абсолютную ренту, как пользователь земли.

Таким образом, признание или отрицание наличия в советском хозяйство абсолютной ренты должно быть следствием установления тех общественных отношений, среди которых происходит обработка земли в различных секторах нашего хозяйства. Тов. Берзтыс этого основного условия, при разрешении проблемы абсолютной ренты не выполнил и потому скатился к грубой вульгаризации-фетишизированию политико-экономических категорий. Для основных секторов нашего сельскохозяйственного производства — трудового крестьянского землепользования и государственных с.-х. предприятий — абсолютная рента, как категория, выражающая определенные общественные отношения, не существует. Можно ли было бы, однако. отсюда сделать вывод, что национализация земли в СССР, уничтожив абсолютную ренту, понизила на эту сумму цены земледельческих продуктов и соответственно повысила цены на продукты промышленности? Конечно, нет. Так называемые «справедливые» цены на хлеб, ориентирующиеся на цены мирового хлебною рынка¹⁶, включают, как и последние, не только цену его производства, но и тот ценностный излишек, который в странах с сохранившейся частной собственностью на землю, принимает форму абсолютной ренты. И этот ценностный излишек, который в дореволюционной России шел землевладельцам-помещикам, теперь в значительной своей части улавливается именно крестьянским хозяйством (через «справедливые» хлебные цены) и государством, как монополистом внешней торговли хлебом. Таким образом, безусловно неверным надо признать тот вывод, что с национализацией земли у нас должны были на всю сумму абсолютной ренты упасть цены на продукты земледелия.

Именно отсюда вытекает и глубоко ошибочное утверждение т. Берзтыса, что монополия на землю в руках пролетарского [# 140] государства является источником только социалистического накопления. Это могло бы быть верным только при одном единственном предположении, что национализация земли в наших условиях «означает передачу права на ренту рабочему классу». Но фактически этого не было, да и не могло быть, поскольку союз рабочего класса и крестьянства имел своей основой известные экономические уступки последнему. И рабочее государство не могло взять на себя функцию того собирателя ренты, которую в капиталистической России нес землевладелец-помещик.

Монополия на землю в руках пролетарского государства, в условиях связи нашего земледельческого хозяйства и цен на его продукты с мировым хозяйством и мировыми ценами, источник не только социалистического накопления, но и крестьянского и, наконец, капиталистического накопления. И этому убыстренному подъему трудового крестьянского хозяйства и трудового крестьянского накопления и весьма ощутительному капиталистического сельскохозяйственного накопления, мы обязаны в значительной степени не только наличию у нас не улавливаемой полностью государством дифференциальной, но и «абсолютной» — как «излишку» рыночной цены над ценой производства — ренты.

И только по мере дальнейшего охвата пролетарской революцией ряда стран-производительниц земледельческих продуктов и передачи в них земли в руки пролетарского государства, по мере увеличения роли и значения на мировом рынке стран национализированного землевладения, абсолютная рента (как излишек рыночной цены над ценой производства) будет претерпевать неизбежное понижение, чтобы исчезнуть, наконец, совсем.

Все это, впрочем, не исключает того, что на определенном отрезке времени абсолютная рента, под влиянием целого ряда причин, как, например, удачного проведения организации международного хлебного «пуля», может еще весьма ощутительно возрасти. И в этом случае национализированное землевладение стран с советской системой хозяйства будет служить источником не только убыстренного социалистического, но и капиталистического накопления.

В противоположную крайность впадает т. Преображенский, когда утверждает, что «рента, в марксовом понимании этого термина, есть категория развитого капиталистического способа производства, захватившего сферу земледелия» и потому «независимо от факта национализации земли абсолютной ренты не может существовать там, где нет капиталистического землевладения, потому что в этом случае нет тех производственно-распределительных отношений, при которых вообще может существовать абсолютная земельная рента»¹⁷.

Прежде всего надо отметить, что рента «в марксовом понимании» есть отнюдь не специфическая категория капиталистического, да еще обязательно развитого капиталистического, способа производства. Рента есть категория феодально-капиталистического способа производства, и непонимание этой характернейшей особенности ренты неизбежно приводит (а на примере т. Преображенского мы можем убедиться, что и до [# 141] сих пор приводит) к самым грубым ошибкам, к неизбежной вульгаризации марксовой теории ренты. Мы уже приводили в начале статьи слова Маркса, что «современное землевладение является феодальным, но подвергающимся превращению благодаря воздействию на него капитала». Как же понимать слова т. Преображенского, что рента категория развитого капиталистического способа производства, как непонимание марксовой теории ренты, или сознательное ее искажение?

Пользуясь словами самого же Преображенского, мы можем сказать, что «предвидя эту путаницу, которая может произойти с его пониманием капиталистической ренты», —пример тому сам т. Преображенский, — Маркс особенно подчеркивал феодально-капиталистический характер современного капиталистического землевладения, покоящегося на частной собственности на землю, и наличие различных форм ренты, соответствующих различным ступеням развития общественного процесса производства.

Неверно также и решительно противоречит Марксу утверждение т. Преображенского, что «абсолютной ренты не может существовать там, где нет капиталистического земледелия». Этот свой вывод т. Преображенский пытается подкрепить словами Маркса, что «при анализе ренты вся трудность заключается в том, чтобы объяснить излишек земледельческой прибыли над средней прибылью, объяснить не прибавочную стоимость, а свойственную этой сфере производства избыточную прибавочную стоимость, следовательно, опять-таки, не «чистый продукт», а излишек этого чистого продукта над чистым продуктом других отраслей промышленности. Сама средняя прибыль есть результат, образование процесса социальной жизни, протекающего при вполне определенных исторических отношениях производства, продукт, предполагающий, как мы видели, очень сложные посредствующие звенья. Для того, чтобы вообще можно было говорить об избытке над средней прибылью, необходимо, чтобы вообще сложилась сама эта средняя прибыль в качество масштаба и — как при капиталистическом способе производства — в качестве регулятора производства. Следовательно, при таких общественных формах, где еще нет капитала, который выполняет ту функцию, что вынуждает весь прибавочный труд и присваивает в первую очередь себе всю прибавочную стоимость, следовательно, где капитал еще не подчинил себе общественного труда или подчинил его лишь местами, вообще не может быть речи о ренте в современном значении слова, о ренте, как излишке над средней прибылью, т. е. над пропорциональной долей всякого индивидуального капитала в прибавочной стоимости, произведенной всем общественным капиталом»¹⁸.

Но о чем здесь говорит Маркс? О том ли, как это хочет изобразить тов. Преображенский, что там, где не установилась средняя прибыль, там не может быть и излишка над этой прибылью, ренты вообще? Конечно, нет. Каждый, кто внимательно читал и понял Маркса, знает, что у Маркса имеются, кроме современных (развернутому капитализму) форм ренты и другие формы ренты, [# 142] соответствующие иным способам производства, как, например, «отработочная» рента, «рента продуктами», денежная рента, представляющие из себя не избыток над прибылью, а целиком ее поглощающие. Докапиталистические формы ренты, в отличие от измененных их капитализмом форм, представляют из себя весь неоплаченный труд, всю прибавочную стоимость. В приведенной выше цитате Маркса этот характер ренты «в современном (соответствующем капитализму. К. Р.) значении слова» и подчеркивается.

Наконец, тов. Преображенский пропустил мимо замечание о характере и законах, регулирующих «прибыль» в земледелии в тех условиях, когда промышленность уже захвачена капиталистическими отношениями производства, а сельское хозяйство находится вне сферы его влияния, когда, иначе говоря, еще не существует собственно капиталистическою земледелия. «Средняя прибыль и регулируемая ею цена производства образуется вне отношений деревни, в сфере городской торговли и мануфактуры. Прибыль крестьянина, уплачивающего ренты, не принимает участия в уравнении прибылей, потому что его отношение к земельному собственнику не есть капиталистическое отношение. Поскольку он получает прибыль, т. е. реализует — собственным ли трудом или эксплуатацией чужого труда — избыток над необходимыми средствами своего существования, это совершается вне нормального отношения и при прочих равных условиях, не высота этой прибыли определяет ренту, а, наоборот, сама она определяется рентой, как своей границей». Получает ли в этих условиях владелец земли абсолютную ренту, как известный излишек неоплаченного труда над прибылью за право приложения труда к наихудшим участкам земли? Конечно, получает. И хотя здесь еще нет собственно капиталистического земледелия, хотя средняя прибыль, образовавшаяся вне деревни, на отношения между крестьянином и землевладельцем не оказывает сколько-нибудь решающего значения, крестьянин из своей прибыли ренту уплачивает. К какой форме ренты отнесет тов. Преображенский этот вид ренты? Капиталистической или докапиталистической? Здесь формулой, применяемой тов. Преображенским: «да-да, нет-нет, а что свыше, то от лукавого» — не отделаешься!

В отличие от т. Преображенского Маркс допускал абсолютную ренту и в условиях отсутствия капиталистического земледелия, в условиях существования парцеллярной крестьянской собственности. Как правило, «при этой форме не уплачивается какой бы то ни было арендной платы, следовательно, рента не выступает в качестве обособленной формы прибавочной стоимости, хотя в странах, где в других сферах получил развитие капиталистический способ производства, она при сравнении с другими отраслями производства представляется добавочной прибылью, но такой добавочной прибылью, которая, как вообще вся выручка от труда, достается крестьянину»¹⁹. Однако это правило не является безусловном и при известных обстоятельствах эта добавочная прибыль может при[# 143]нимать форму абсолютной ренты, хотя эта форма ренты и «реже всего встречается при парцеллярном хозяйстве и мелкой земельной собственности, потому что как раз здесь производство в очень большой мере удовлетворяет собственными. потребностями и совершается независимо от регулирования общей нормы прибыли»²⁰.

Таким образом «добавочная прибыль» в мелком крестьянском хозяйстве может существовать и существует в тех случаях, когда цена на земледельческие продукты достигла такого уровня, при котором это хозяйство в состоянии не только удовлетворить свои потребности, но и получить некоторый сверх этого излишек. И в тех случаях, когда аренда отсутствует, рента не обособляется, не выступает в качестве известной части прибавочной стоимости. Но она может «обособиться» и выступить в этой форме ренты, коль скоро налицо будут арендные отношения.

Для того, чтобы разрешить вопрос об отсутствии или наличии в советской системе хозяйства абсолютной ренты, г. Преображенский должен был ставить вопрос не только в плоскости наличия или отсутствия соответствующих общественных отношений, но и в плоскости наличия или отсутствия известного ценностного излишка рыночной цены земледельческих продуктов над его ценой производства. Наличия юридической частной собственности на землю еще недостаточно для образования абсолютной ренты. Абсолютная рента возникает только при таких условиях, когда спрос на продукты земледелия постоянно превышает их предложение, когда рыночная цена превышает цены их производства. Но как раз этот-то вопрос и обходит т. Преображенский. В самом деле, откуда и как в наших условиях может возникнуть абсолютная рента в с.-х. предприятиях (что т. Преображенский допускает), если рыночная цена земледельческих продуктов не превышает их цену производства?

Тов. Преображенский хочет быть именинником и на Антона и на Онуфрия. И превышение рыночной ценой цены производства земледельческих продуктов признать для одной части с.-х. предприятий и отказать в этом для другой части с.-х. предприятий. Но разве не пытался тот же самый тов. Преображенский объяснить товарный голод тем, что в руках крестьянства с уничтожением частной собственности на землю остались те сотни миллионов арендных денег, которые раньше до революции они ежегодно выплачивали помещикам-землевладельцам? Но что такое представляли из себя эти арендные платежи? В первую очередь дифференциальную и абсолютную ренту, т. е. тот излишек над ценой производства земледельческих продуктов, который получал помещик за право приложения к земле труда и капитала. Теперь этот излишек в виде добавочной прибыли, как и в случае, описанном Марксом (парцеллярное хозяйство), остается, как правило, в руках самого крестьянина.

Но как всякое правило, так и это правило имеет свои исключения. И в условиях, когда цены на продукты земледелия таковы, что превышают цену их производства, когда мелкое крестьянское хозяйство пользуется правом сдачи (хотя бы и на определенный, законом ограниченный, срок) земли в аренду, эта [# 144] добавочная прибыль может принять форму абсолютной ренты.

Национализация земли в одной стране или даже в ряде стран, не имеющих, однако, решающего значения на мировые цены земледельческих продуктов, не приводит в этих странах к уничтожению того излишка рыночной цены над ценой производства земледельческих продуктов, который составляет материальное содержание абсолютной ренты. И в условиях СССР этот излишек сохраняется, представляя: добавочный прибавочный продукт в крестьянском хозяйстве (принимающий, впрочем, при определенных условиях, форму абсолютной ренты), абсолютную ренту в частно-капиталистическом секторе земледельческого хозяйства и источник социалистического накопления в государственных земледельческих хозяйствах.

Примечания

---

1. Статья дискуссионная. Ред. ↩

2. Маркс, Нищета философии, стр. 129. ↩

3. Маркс, Теории прибавочной ценности, II, ч. 1 стр. 194. В дальнейшем в тексте мы обозначаем сокращенно: Теории. ↩

4. Там же, стр. 138. ↩

5. Там же, стр. 196. ↩

6. В письме к Энгельсу от 9 августа 1862 года, Маркс писал: «что касается существования абсолютной ренты, то этот вопрос должен бы разрешиться статистикой». Вот это-то заявление и дало повод Заку заняться вычислениями органического состава капитала в земледелии, в результате которых он и пришел к выводу, статистических «данных вполне достаточно, чтобы признать, что статистика не поддерживает предположения Маркса», поскольку «Маркс связывает вопрос об абсолютной ренте с вопросом о строении капитала, и в низком строении земледельческого капитала он видит источник ренты» (Статья Зака, «Соц. земли и поземельная рента», в сборнике «Социализация земли». стр. 122 – 124). ↩

7. О степени «ортодоксальности» критики Варги со стороны А. Хевеша можно судить по следующему: «Неизбежным последствием отрицания низкого строения земледельческого капитала, как источника абсолютной земельной ренты, является отрицание самой абсолютной ренты, которая самым тесным образом связана с марксовой теорией стоимости («На Аграрном Фронте» № 2, статья А. Xевеша «Теоретическое примиренчество тов. Варги»). Если что тов. Хевеш и «примиряет» здесь, так это свой взгляд на абсолютную ренту с взглядом Зака, Суханова и др. Но как это однобокое изложение абсолютной ренты Хевеша, так и изложение ее Заком и Сухановым, находится на одинаковом расстоянии от объяснения самого Маркса. В диаметрально противоположную ошибку впадает Булгаков, когда утверждает, что «объективным условием происхождения ренты является возможность поднятия цены на земледельческие продукты выше ценности». Благодаря, — пишет он, — «земельной монополии цены поднимаются выше ценности до тех границ, до которых позволяют условия рынка» (т. I, стр. 113) Своей предпосылкой и ошибка Хевеша (то же самое имеется и у Любимова), и ошибка Булгакова имеют непонимание всего своеобразия абсолютной ренты, как категории феодально-капиталистического порядка. ↩

8. Туган-Барановский, Земельный вопрос и национализация земли, стр. 17. ↩

9. С. Зак, Земля и капитализм, стр. 9. ↩

10. Каутский, Аграрный вопрос, ст. 261. ↩

11. «Соц. Хоз.» № 9—10, стр. 122—123. ↩

12. Е. Варга, Проблема мирового аграрного кризиса, — «На Аграрном Фронте». ↩

13. В 1913 г. участке России в снабжении Европы хлебом выразилось в 20,3%. ↩

14. «Если переход от трехполья к многополью, представляющий собой своего рода «революцию» в крестьянском хозяйстве, совершится, … то даже без большой революции в области техники и орудий труда крестьянское хозяйство очень быстро может покончить с голодовками, с недородом и прийти к удвоению урожая. Пропорционально этому может расшириться с.-х. экспорт и также увеличение выхода зерновых проектов и других видов с.-х. сырья на мировой рынок, что уже в течение ближайших лет произведет величайший мировой экономический переворот. Аналогичное положение на европейском хлебном рынке создалось в 70—80-х г.г. прошлого столетия, когда сказалась американская конкуренция на рынке сырьевых продуктов. Это было одним из факторов, которые в огромной мере определили экономику того времени, при чем дешевый американский хлеб побивал европейский хлеб именно в силу того, что Америка не знала абсолютной ренты. Отмена у нас частной собственности пока еще не дала себя почувствовать на мировом рынке, но она даст себя почувствовать» (Сокольников, Пройденный путь и новые задачи). ↩

15. Мы здесь не касаемся того, что государству идет и известная часть предпринимательской прибыли концессионера и арендатора. ↩

16. В известных случаях, как мы это знаем, рыночная стихия может значительно превысить этот уровень «справедливых» цен и сделать экспорт хлеба вообще нерентабельным. ↩

17. Преображенский. Новая экономика, стр. 185 и 187. ↩

18. Маркс, Капитал, т. III ч. 2, стр. 319. ↩

19. Там же, стр. 341. ↩

20. Там же, стр. 347. ↩