Розенберг И. Теория стоимости у Рикардо и у Маркса

Розенберг И. Теория стоимости у Рикардо и у Маркса, 1924, с. 63—190

Введение

Идеи и теории тоже имеют свою, часто полную превратностей, поучительную историю; они тоже проходят в своей жизни различные процессы развития.

Большую и непрерывную историю, простирающуюся на различные эпохи и страны, имеет за собою и та основная идея, что человеческий труд является источником, основой и масштабом товарной стоимости.

Лишь постепенно развиваясь, эта идея нашла свое завершение в цельной, логической и научно обоснованной теории. Два мыслителя открыли в свое время новую эру для теории трудовой стоимости, и их учения еще до сих пор являются краеугольными камнями этой теории. Этими мыслителями были Рикардо и Маркс.

Что оба учения о стоимости находятся в тесном духовном родстве между собой и что марксово учение о стоимости является зданием, воздвигнутым на рикардовском фундаменте и построенным из рикардовских материалов, — безусловно сознавал сам Маркс, который на этот счет ни в ком не оставляет сомнений. Это открыто признает и Энгельс: «Маркс, — пишет он, — исходя из исследования Рикардо, говорит: «стоимость товаров определяется... трудом». Энгельс говорит также о «нашумевшей теории стоимости Рикардо — Маркса»¹. Того же мнения придерживаются почти все сторонники и друзья теории трудовой стоимости, равно как и многие противники и враги ее. Проф. Зибер, например, пишет: «Исследования Маркса составляют, в сущности, не что иное, как дальнейшее историческое развитие тех основных начал науки, которыми мы одолжены классическим экономистам»². У профессора Исаева мы читаем: «Рикардо строит свое учение о ценности, которое получило дальнейшее развитие и полное выражение в трудах Карла Маркса»³. Туган-Барановский считает даже возможным выставить такое смелое положение: «Карл Маркс прибавил мало существенно-нового к теории Рикардо и должен считаться верным учеником последнего. Конечно, это относится лишь к общей экономической теории Маркса»⁴. В таком же духе высказывается и такой враждебный Марксу критик, как г. Слонимский: «Маркс ни в чем не отступает от старых шаблонов, установленных экономистами-классиками... Маркс следует Рикардо не только в общем, но и в некоторых частностях и в самом методе исследования»⁵.

С другой стороны, социально-политические взгляды обоих авторов далеки друг от друга, как небо от земли, и — что еще важнее — эти различные взгляды представляют собою в известном смысле прямые выводы из обеих теорий стоимости. Многим поэтому должно было казаться странным и необъяснимым, как это из одних и тех же предпосылок, из одного и того же положения могли быть получены столь различные и даже диаметрально противоположные выводы. Различие в социально-политических взглядах Рикардо и Маркса и то обстоятельство, что теория трудовой стоимости сделалась в руках Маркса «подлинным фундаментом социализма»⁶ и «краеугольным камнем его социалистической системы»⁷ привели к тому, что в известных кругах немецких экономистов стало выявляться стремление насколько возможно уменьшать и затушевывать непосредствен Трудную связь и родство между рикардовской и марксовой теориями стоимости, игнорировать существенные моменты сходства этих теорий и раздувать до огромных размеров часто незначительные моменты расхождения. Этим путем некоторые экономисты пришли к противоположной крайности. Бем-Баверк, например, вполне согласен с Вериин-Стюартом, когда тот в своей работе «Рикардо и Маркс» утверждает, что «Маркс не продолжал учение Рикардо, а противопоставил ему свое собственное учение⁸». Аналогичные утверждения мы находим и у проф. Диля: «Расхождения между марксовой теорией стоимости и рикардовской настолько существенны, что сходство между ними только в деталях»⁹.

При наличности таких резко расходящихся мнений вопрос о взаимоотношении между этими двумя важнейшими теориями стоимости, создавшими целую эпоху в истории политической экономии, — вопрос, сам по себе чрезвычайно интересный и поучительный, получает особенно важное значение. И тем не менее, вопрос этот до сих пор еще не подвергался более или менее детальному исследованию¹⁰. Суждения, касающиеся интересующего нас вопроса, как мы видели выше, отличаются больше решительностью и непререкаемостью тона, чем деловитостью, глубиной и обоснованностью. Все это способствовало тому, что обе стороны стали приписывать друг другу какие-нибудь особые мотивы. Бем-Баверк, например, думает, что «социалистические писатели выдвигают трудовой принцип, как подлинную точку зрения Рикардо, для того чтобы воспользоваться его авторитетом»¹¹. Не менее резко, но с противоположным утверждением выступает проф. Исаев: «Боязнь, что принятие этой теории поколеблет право частной собственности... вот обстоятельство, окрыляющее многих экономистов при их полемике с учением Рикардо-Маркса... Эта боязнь за последние десятилетия перешла в панический страх»¹². Проф. Платтер дает еще более широкое обобщение точке зрения проф. Исаева: «Существование социал-демократической партии, — пишет он, — оказало на немецких экономистов столь могучее, гнетущее и подавляющее влияние, что многие из них не признают больше тех несомненно верных положений либеральной экономической науки, которые раньше принимались всеми, и заменяют их какими угодно пустяками, — только потому, что социалисты делают из этих положений некоторые неудобные выводы»¹³.

Причина тому, что этот пробел до сих пор не был заполнен, двоякая. Во-первых, с тех пор, как мы имеем марксову теорию стоимости в законченной форме, прошло только несколько лет, а так как в немецкой науке еще до появления 3-го тома (т. е. еще до того, как стали известны «важнейшие экономические учения Маркса») считалось, что недостаточность марксовой теории стоимости окончательно доказана»¹⁴, то ни у кого не было охоты снова поднимать вопрос и пересматривать вынесенный уже приговор в соответствии с новыми данными. Наоборот, всякий считал для себя более удобным говорить о противоречиях между Марксом и Рикардо и задним числом повторять старый приговор. Во-вторых, ученый мир уже вообще считает несвоевременным заниматься теорией трудовой стоимости, ибо она, по его мнению, уже давно оставлена, как «ошибочное учение»!

И можно ли ожидать объективного, обстоятельного, спокойного, свободного от предубеждений разбора до сих пор не разрешенных вопросов и проблем рикардо-марксовой теории стоимости там, где со стороны руководящих школ высказываются такого рода суждения: «Его (Рикардо) важнейшее учение, теория стоимости, — пишет проф. Диль в ценной энциклопедии нашей науки, — которая привела к роковым заблуждениям в нашей науке, представлена теперь отдельными лицами»¹⁵. Одним десятилетием раньше Бем-Баверк утверждал, что «настоящая теория трудовой стоимости едва ли имеет приверженцев вне социалистических кругов»¹⁶. Еще дальше в своем осуждении теории трудовой стоимости пошел проф. Густав Кон: «Взгляд, — пишет он, — согласно которому стоимость создается количеством примененной мускульной работы, в виду его поверхностности, не следует приписывать всем представителям научного социализма»¹⁷.

Приступая теперь к детальному исследованию соотношения между теориями стоимости Маркса и Рикардо и к возможно более точному и отчетливому выяснению пунктов сходства и различия между этими теориями, мы будем стремиться рассматривать теоретические вопросы совершенно независимо от практических выводов, избегать упомянутого смешения чисто теоретических проблем с партийно-политическими соображениями и оперировать аргументами вместо того, чтобы объяснять различие во взглядах обоих авторов практическими мотивами.

Если эта задача кажется на первый взгляд простой и ясной, то ее осуществление на деле связано с большими трудностями. Она требует большой предварительной работы, и, что еще хуже, приходится пускаться в полемику и споры с различными направлениями и взглядами. Ибо для проведения параллели между двумя различными величинами, в качестве предпосылки, необходимо, чтобы это были величины одного и того же порядка. Только в этом случае можно исследовать и познать взаимоотношения между ними.

При исследовании же теории стоимости Рикардо-Маркса надо еще предварительно посвятить много труда, чтобы доказать, что их теории однородны, что они являются теориями трудовой стоимости.

Марксова теория стоимости сама по себе выдвигает самостоятельную проблему: перед нами встает вопрос, является ли она единой, цельной теорией стоимости или она слагается из двух теорий — из теории трудовой стоимости в первом томе «Капитала» и теории издержек производства в 3-м томе. И если наша задача предполагает как нечто само собой разумеющееся систематическое изложение обеих теорий, то марксовой теории стоимости необходимо предпослать подробный анализ этого спорного вопроса, ибо и в этом вопросе дальше общих утверждений дело до сих пор не пошло.

Гораздо сложнее обстоит дело с рикардовой теорией стоимости. В ней нет почти ни одного более или менее существенного пункта, который не интерпретировался бы различно. В общем она рассматривается то как трудовая теория, то как теория издержек производства; иные не относят ее ни к той, ни к другой. Некоторые авторы, главным образом противники Рикардо, как мы увидим дальше, производят над ним такие насилия, которые затрудняют понимание его учений и разрушают их цельность. Отдельные места особенно выделяются, «как истинное мнение» Рикардо; отрицается связь между различными его учениями; нагромождаются противоречия. В настоящее время, пожалуй, еще чаще, чем когда бы то ни было, приходится сталкиваться с тем, на что так горько когда-то жаловался Баумштарк. «Большинство ложных и ошибочных толкований взглядов Рикардо, как нам кажется, происходит от того, что его существенное учение о стоимости воспринимается в каком угодно понимании, только не в понимании самого Рикардо. Опровергать таким способом Рикардо становится очень легким делом, ибо нападают не на его взгляды, а на взгляды, которые ему подсовывают, на положения, несостоятельность которых была известна еще до того, как они были ему приписаны»¹⁸. Но для того, чтобы выступить против различных ложных толкований, несостоятельных возражений и несправедливых упреков и доказать их неправильность, надо иметь под ногами прочный базис, а последний может быть создан только при предварительном систематическом изложении теории стоимости Рикардо в ее связи с остальными частями его системы и при максимальном использовании его подлинных слов. Первый отдел нашей работы будет поэтому посвящен изложению учения Рикардо.

Но этим наша задача еще не исчерпывается, ибо для того, чтобы правильно и по достоинству оценить вышедшую из недр рикардовой теории стоимости теорию Маркса в ее отношении к рикардовой, последняя должна быть подвергнута общему критическому разбору. Надо показать, что Рикардо сделал для теории трудовой стоимости, каких проблем он не разрешил вовсе, какие разрешены им неудовлетворительно; это дает нам возможность установить, в чем, собственно, теория стоимости могла пойти дальше того, что дал Рикардо. Этим критическим разбором и заканчивается наш 1-й отдел.

Наряду с этим марксова теория стоимости, в связи с новейшими попытками ее дальнейшего развития и критики трудового принципа, представляет собою вообще сложный самостоятельный вопрос.

Мы переходим непосредственно к нашей задаче.

Отдел первый. Теория стоимости Рикардо

I. Труд, как основа и масштаб меновой стоимости

«Определить законы, которые управляют этим распределением (продуктов земли между тремя классами общества) — главная задача политической экономии»¹⁹.

Эти вступительные слова Рикардо имеют огромное значение для понимания и оценки его системы. Он хочет исследовать только законы, показать только «естественный ход» (natural course) основных экономических явлений. Более того, в этих словах указано также, где надо искать, и где можно вскрыть закономерность явлений: не в психике, не в отдельном индивидууме и его хозяйстве, а в обществе, в его трех классах. Учету и исследованию подлежат типичные, регулярные, всеобщие, общественные явления, ибо только в отношении этих явлений может идти речь об общей общественной закономерности. Все единичное, индивидуальное и случайное, всякие исключения и отклонения от общественных типичных явлений, устраняется с поля исследования и не принимается во внимание. Баумштарк следующим образом характеризирует этот метод Рикардо: он (метод) предполагает устраненным, насколько это возможно, все местное, временное, субъективное и ориентируется на самые общие основные законы²⁰.

В соответствии с этим Рикардо поступает вполне последовательно, когда он только вскользь указывает на «редкостные блага», чтобы их затем совершенно оставить в стороне, ибо «такие товары составляют лишь незначительную долю», и к тому же «стоимость их... изменяется в зависимости от богатства и вкусов лиц, которые желают приобрести их» (стр. 6). Вследствие этого их меновая стоимость теряет свое твердое, реальное, общественное основание и становится игрой случайных, произвольных, индивидуальных оценок.

Если противники Рикардо впоследствии упрекали его в том, что он «не дает общей теории стоимости в целом»²¹, что «он сам оставил в стороне целую категорию благ»²², то это объясняется только тем, что критики, стоящие на противоположной, субъективно-индивидуальной точке зрения, совершенно проглядели метод Рикардо. Последний и не собирается включить в свою теорию все виды стоимостей. Он и не думает о том, чтобы «психически обосновать» стоимость благ, «количество которых может быть увеличиваемо по желанию». Упрек Цукеркандля, что «Рикардо отказывается объяснить принципы определения цен благ, количество которых может быть увеличено по произволу»²³ (а это с точки зрения сторонника субъективного направления является первородным грехом), мог быть выдвинут против Рикардо, этого сторонника «крайнего объективизма», только в силу недоразумения.

Впрочем, уже проф. Дитцель в свое время весьма просто справился с этим возражением. Он писал: «Психическое обоснование отсутствует у классиков потому, что в ту пору существовала похвальная привычка не говорить о том, что разумеется само собой и ясно с первого же взгляда»²⁴.

Другая категория благ, — «подавляющее большинство всех благ, являющихся предметом желаний, доставляется трудом» («Начала», стр. 6). Для этой категории благ характерно то, что «количество их может быть увеличено человеческим трудом, и в производстве их соперничество не подвергается никаким ограничениям». (Там же, стр. 6). Только такие блага Рикардо имеет в виду, когда он говорит «о товарах, их меновой стоимости и законах, управляющих их относительными ценами» (стр. 6).

О потребительной стоимости товаров он не говорит, ибо его «главная задача определить законы, которые управляют распределением между тремя классами» (стр. 2). Существенная роль потребительной стоимости, ее полезность, начинается в потреблении, т. е. после общественного распределения; она, таким образом, не относится к области последнего и потому не входит и в круг исследований Рикардо. «Полезность (потребительная стоимость) не может быть мерилом меновой стоимости», хотя она для него безусловно существенна (absolutely essential) (стр. 5).

В чем же заключается основа и мерило меновой стоимости?

Источником меновой стоимости и стоимости благ, количество которых может быть увеличено без ограничения, является «количество труда, требующегося для их добывания» (стр. 10). «Меновая стоимость товаров определяется количеством труда, овеществленного в них» (стр. 7). «Стоимость предметов увеличивается или уменьшается в зависимости от увеличения и уменьшения затраченного на них труда» (стр. 7). Поэтому «всякое возрастание этого количества должно увеличивать стоимость соответствующего товара, а всякое уменьшение — понижать ее» (стр. 6). Для меновой стоимости поэтому не может быть никакого другого мерила, кроме количества затраченного труда, при чем Рикардо, в противоположность Смиту, понимает под этим не то «количество его (труда), какое можно купить за этот предмет на рынке», ибо «эти количества труда неравны» (стр. 7). Далее, он имеет в виду не индивидуальный труд и не «наименьшее количество труда, необходимого для их производства при очень благоприятных условиях...», а «напротив, наибольшее количество труда, необходимо затрачиваемое на их производство... при самых неблагоприятных условиях... понимая под последними самые неблагоприятные из тех, при каких необходимо вести производство, чтобы было произведено необходимое количество продукта» (стр. 38).

Как легкомысленны и комичны наряду с этим следующие возражения Маклеода: если бы труд был мерилом стоимости, то мусор, вынутый из колодца, имел бы больше стоимости, чем алмаз, и далее: если бы издержки определяли стоимость, то масло, переправленное из одного места в другое, привезенное обратно и затем вновь доставленное на место назначения, было бы дороже того масла, которое было переправлено всего только один раз.

При таких возражениях нет ничего удивительного в характеристике, которую проф. Зибер дает Маклеоду: «Он принес науке громаднейшую услугу тем, что выворотил наизнанку важнейшие ее положения, а другие объяснил с непростительным легкомыслием»²⁵.

Рикардо не оставляет без ответа вопрос о том, почему именно «труд» является основой стоимости этой категории благ.

Во-первых, «полезность (utility) не может быть мерилом меновой стоимости». Во-вторых, «подавляющее большинство всех благ... доставляется трудом». Наконец, это может быть строго доказано и от противного и притом в духе учения Рикардо.

Кроме труда могли бы еще идти в расчет остальные два главных фактора производства: капитал и природа.

Но природа, по Рикардо, вообще не входит в стоимость в качестве составной ее части. Даже «та доля продукта земли, которая уплачивается землевладельцу за пользование первоначальными и неразрушимыми силами почвы (original and indestructille powers of the soil)» (стр. 34), т. е. «рента, не входит, и не может ни в малейшей степени входить, в качестве составной части, в цену» (стр. 42). Если здесь и платят за силы природы, то это делается за «то свойство ее, которое должно бы считаться недостатком ее» (стр. 40).

Но и капитал не может занять место труда, в качестве общей основы меновой стоимости, ибо он, по Рикардо, является не prius’ом, не первоначальной категорией производства, а только «накопленным трудом» (accumulated labour) (стр. 13). Правда, Рикардо, в противоположность Смиту, думает, что капитал уже в первобытном состоянии был необходим, но он вполне соглашается с тем положением Смита, что «труд был первой ценой, первоначальными деньгами, которыми платили за все предметы»²⁶. Рикардо сочувственно цитирует это положение и сам говорит о «труде, действительно затраченном на создание капитала». Капитал, согласно Рикардо, является, главным образом, двигателем производства. Его экономическая функция заключается в том, «чтобы труд мог произвести свое действие» (to give effect to labour) (стр. 53), и его значение так велико потому, что он сберегает труд и тем самым удешевляет продукт. «Всякое улучшение в машинах, орудиях, в постройках и в производстве сырья сберегает труд, дает нам возможность легче производить благо (commodity), в изготовлении которого эти машины, орудия и проч, применяются, и таким образом изменяет его меновую стоимость». Но «машины не могут быть построены без содействия людей, они могут быть произведены только при помощи их труда». Следовательно, капитал тоже не может занять место труда в качестве основания стоимости; наоборот, каждое расходование капитала можно в конечном счете свести к расходованию труда. Отсюда и положение: «меньше капитала — или что тоже — меньше труда»²⁷.

Если Бем-Баверк упрекает Рикардо в том, что он вместе со Смитом выставляет положение, согласно которому труд является принципом стоимости благ, «совершенно не обосновывая его и считая его аксиомой» (цит. соч., I, стр. 433), и если то же самое повторяет Цуккеркандль²⁸, то этот упрек не совсем правилен и не совсем справедлив. Они заходят слишком далеко, ибо это положение, как было доказано выше, не так уже необоснованно.

Закон, что труд является основой меновой стоимости, действителен на всех ступенях развития общества, не только «на ранних стадиях общественного развития» (стр. 6). Если мы даже «предположим, что количество отдельных занятий в обществе увеличилось, то и в этом случае меновая стоимость произведенных товаров пропорциональна труду, затраченному на их производство» (стр. 16). Более того, «если мы представим себе более прогрессивнее состояние общества, когда процветают промышленность и торговля, то по-прежнему найдем, что стоимость товаров определяется тем же принципом» (стр. 14). Это становится возможным благодаря тому, что Рикардо под «трудом» понимает «труд, затраченный не только на непосредственное производство, но и на те орудия или машины, которые требуются в каждом промысле» (стр. 14). Рикардо учитывает и рассматривает как производительные все виды труда — «все количество его, которое необходимо для изготовления их (вещей) и доставки на рынок» (стр. 14).

Рикардо при этом не забывает, что различные в качественном отношении виды труда образуют разные стоимости и различно оплачиваются. Но он думает, что «расценка труда различного качества скоро устанавливается на рынке с точностью, достаточной для всех практических целей» и что «раз сложившаяся скала подвергается незначительным изменениям» (стр. 12). С этой стороны трудовому принципу ничто не угрожает, ибо это обстоятельство, «если брать короткие периоды, мало влияет на относительную стоимость товаров» (стр. 13).

II. Распределение стоимости

А предприниматель? Он требует себе львиную долю от производства и притом не оплаты его труда, а вознаграждения за свой капитал — прибыли. И эта прибыль должна быть ему доставлена, ибо он обладает достаточной властью, чтобы получить ее: в его руках находятся средства производства.

Так как Рикардо на этой стадии исследования не допускает никакого отклонения меновой стоимости от трудовой и так как он твердо держится трудового принципа, как единственной основы меновой стоимости благ, которые могут быть произведены в любом количестве, то добавочное вознаграждение капиталиста, по его мнению, может происходить только из того же единственного источника стоимости, т. е. из труда, необходимого для производства указанных благ: доход от производства делится между рабочими и капиталистами (рента, по Рикардо, как известно, не входит в цену товаров).

Рикардо и идет этим логическим и последовательным путем для объяснения прибыли. Он находит, что «вознаграждение рабочего и то количество труда, которое он потратил, неравны между собой» (стр. 7). «В зависимости от условий... те, кто вложил капитал одинаковой стоимости в тот или другой промысел, будут получать половину, четверть или 1/8 добытого продукта, а остальное будет уплачиваться в виде заработной платы тем, кто доставил труд» (стр. 14). Так, происходит дележ стоимости, уже произведенной трудом. «Сравнительная стоимость... будет всецело регулироваться количеством труда, овеществленного в различных благах, каково бы ни было количество продуктов или как бы высока или низка ни была обычная заработная плата или прибыль» (стр. 15).

Рикардо, следовательно, дает своего рода теорию прибавочной стоимости, хотя он и не присваивает ей особого названия; или, как выражается Маркс, «его теория прибыли... фактически есть теория прибавочной стоимости»²⁹. Существование прибыли возможно только потому, что труд производит больше, чем это необходимо для его содержания, или, как говорит Рикардо, потому, что «естественная цена труда» ниже «естественной цены продукта».

Бем-Баверк преспокойнейшим образом обходит все эти положения; не признавая их взглядами Рикардо и приписывая ему другой взгляд на происхождение прибыли, он упрекает его в том, что «процент на капитал составляет (у него) необъясненное исключение, противоречащее принципу»³⁰.

Взгляд, приписываемый Бем-Баверком Рикардо, действительно «противоречил бы принципу», если бы этот взгляд принадлежал Рикардо. Но на самом деле это не так.

Проф. Диль также утверждает, что «Рикардо был очень далек от теории прибавочной стоимости» и что «он рассматривал прибыль, как самостоятельный источник дохода, хотя он и не развил подробной теории прибыли (Zinstheorie)»³¹. Правда, Рикардо не развил подробной теории прибыли, но смысл приведенных цитат достаточно ясен; часто повторяемый Рикардо закон, что «повышение стоимости труда невозможно без соответствующего падения прибыли» (стр. 21), также может быть объяснен и понят не иначе, как в том смысле, что прибыль происходит от деления трудовой стоимости на две части. И если проф. Диль в одном месте сам признал, что, по Рикардо, «меновая стоимость зависит почти исключительно от относительных количеств труда»³², и если он сам утверждал, что «Рикардо не развил подробной теории прибыли», то он, оставаясь последовательным, должен был бы присоединиться к нашей интерпретации, ибо «учение о том, что количества труда определяют меновые отношения, содержит в себе учение, что прибыль является вычетом из продукта труда» (результатом деления)³³.

Но Рикардо очень далек от того, чтобы усматривать в присвоении капиталистами прибавочной стоимости что-то ненормальное, незаконное. Напротив, все его мировоззрение, его учение о заработной плате и ренте, его взгляды на роль капиталистов в производстве и на ход развития народного хозяйства — все говорит в оправдание разумности такого рода присвоения.

Роль в производстве, которую Рикардо приписывает не только капиталу, но и капиталистам, чрезвычайно велика.

Правда, капитал сам по себе, как мы видели, не создает стоимости, но он является «базисом, от расширения которого всегда зависят размеры производящей промышленной деятельности страны». Более того, «население регулируется фондом, назначенным на доставление ему занятий, и, следовательно, всегда увеличивается или уменьшается с увеличением или уменьшением капитала» (стр. 42).

Это благоговение перед капиталом Рикардо переносит и на его собственников-капиталистов, по милости которых живет все общество, ибо если капиталист «не имеет никаких побуждающих причин быть бережливым в своих расходах, то уменьшается капитал страны».

К счастью для общества, желание капиталистов в этом отношении в известной степени несвободно, ибо каждый капиталист всегда стремится приложить производительно свей капитал. «Никто не накопляет иначе, как с целью производительного применения накопленного капитала» (стр. 73). Даже при выборе отрасли производства для вложения своего капитала капиталист зависит от экономических условий, ибо в жизни «господствует неугомонное стремление всех капиталистов оставлять менее доходное дело для более доходного», а это создает «сильную тенденцию приводить прибыль всех к одной норме» (стр. 49).

Итак, по Рикардо, в прибыли нет ничего ненормального, ничего незаконного; хотя ее источником и является деление продукта труда, но она вполне заслужено достается капиталисту.

Его учение о заработной плате тоже могло только усилить эту его склонность и симпатии к классу капиталистов.

Рикардо был ревностным сторонником и почитателем учения Мальтуса о народонаселении. Он даже «чувствует себя счастливым, что может выразить свое восхищение «Опытом о народонаселении».

При том уклоне, который Рикардо придал учению о народонаселении, оно в последнем счете является, скорее, проблемой дохода (фонда заработной платы). В прогрессивных культурных странах население держится на уровне дохода (фонда), находящегося в его распоряжении; и каждое увеличение или уменьшение последнего вызывает увеличение или уменьшение народонаселения. Только благодаря этому и становится понятным, почему «естественной ценой труда является та, которая необходима, чтобы рабочие имели средства к существованию и к продолжению своего рода, без увеличения или уменьшения их числа» (стр. 52). Эта «естественная» цена является центром тяжести, около которого колеблется заработная плата, и как бы рыночная цена труда ни отклонялась от естественной цены его, она, подобно цене товаров, имеет тенденцию согласоваться с нею» (стр. 53).

Это происходит согласно изложенным выше принципам. «Когда рыночная цена труда превышает его естественную цену, рабочий достигает цветущего и счастливого положения... Но, когда, вследствие поощрения к размножению, которое дает высокая заработная плата, число рабочих возрастет, заработная плата опять понижается до своей естественной цены. Она может даже иногда, в силу реакции, упасть ниже ее» (стр. 53). Положение рабочего класса в виду этого может быть цветущим только в течение короткого периода, — и это не результат внешних причин, а имманентных законов размножения народонаселения. А если это так, то существование прибыли, т. е. доли капиталистов в продукте труда, не может быть рассматриваемо, как обирание или эксплуатация. Правда, Рикардо хорошо видит противоположность интересов обоих классов; он даже формулирует ее в следующем положении: «все, что увеличивает заработную плату, уменьшает прибыль» (стр. 70); тем не менее, он не видит в этом никакого повода для вражды и ненависти между обоими классами, ибо причины противоположности их интересов являются не результатом их свободной воли, а коренятся в экономических условиях. Классовые противоречия, таким образом, являются, по Рикардо, результатом объективных сил и явлений. Этим подтверждается глубокий психологический взгляд, высказанный Спинозой: «Разрушительная сила природы не вызывает ощущения ненависти; вина здесь лежит на связи вещей»³⁴.

Об эксплуатации рабочего класса путем вычета прибыли и потому еще не может быть речи с точки зрения Рикардо, что он представлял себе процесс распределения таким образом, что заработная плата является первоначальным фактором, а прибыль вторичным. «Прибыль зависит от высокой или низкой заработной платы, заработная плата от цены предметов необходимости, а цена предметов необходимости, главным образом, от цены жизненных припасов» (стр. 71).

Наконец, ослаблению классовых противоречий способствует еще естественный ход экономического развития общества, который ведет к тому, что доля капиталистов все уменьшается. «Прибыль имеет естественную тенденцию падать» (стр. 49).

Существование прибыли, таким образом, отнюдь не модифицирует закона трудовой стоимости, и товары продаются «по их первоначальной и естественной цене», или соответственно «сравнительным количествам труда, необходимым для их производства».

Рикардо и не думает отрицать, что существуют «случайные и временные отклонения действительной или рыночной цены товаров от этой их первичной и естественной цены» (стр. 49); наоборот, он утверждает, что «нет ни одного товара, цена которого не подверглась бы случайным и временным изменениям». Но он считает правильным «не принимать их во внимание, когда он трактует о законах». Ибо эти нарушения вызываются лишь «временными или случайными причинами». «Стремление всех фабрикантов вынимать свои фонды из менее прибыльного и помещать в более прибыльное дело не позволяет рыночной цене товаров надолго оставаться или много выше, или много ниже их естественной цены. Соперничество между ними это устанавливает».

Мы приходим, таким образом, к двум важным предпосылкам системы Рикардо. Этими предпосылками являются «свободный капитал и свободный труд» и возможность их более или менее быстрого перемещения. Эти моменты приводят к тому, что «нормы прибыли капиталов одинаковы» и что «повсюду устанавливается естественная цена труда». Только благодаря одинаковой прибыли и одинаковой заработной плате в обмене сохраняется принцип эквивалентности. Только благодаря этому, «разделение (занятий) не отразится на относительной стоимости товаров; потому что будет ли прибыль на капитал больше или меньше,... будет ли заработная плата труда высока или низка, все это окажет одинаковое влияние на оба промысла» (стр. 14).

III. Отклонения товарных цен от трудовой стоимости³⁵

Тем не менее Рикардо увидел себя вынужденным допускать не только эти «временные» отклонения товарных цен от их трудовой стоимости, но признавать и постоянные отклонения и модификацию цен, — и притом не из-за «случайных причин», но из-за причин, коренящихся в самой сущности капиталистического способа производства.

До сих лор молчаливо предполагалось, что средства производства «одинаково долговечны и являются результатом одинакового количества труда». Но это имеет место только «на самых ранних стадиях общественного развития, до применения в больших размерах машин или долговечного капитала».

В современной же эмпирической действительности дело обстоит иначе, ибо «есть огромная разница во времени, в течение которого различные капиталы могут служить в производстве». В силу этого все капиталы принципиально распадаются на две категории. «В зависимости от того, быстро ли изнашивается капитал и часто ли требует воспроизведения, или же потребляется медленно, он относится или к оборотному, или к основному капиталу» (стр. 19).

Итак, обстоятельства и условия производства благ не одинаковы; они могут различаться следующим образом:

I. «В двух отраслях промышленности могут употребляться капиталы одинаковой величины, но эти капиталы различным образом подразделяются на долю основную и оборотную» (стр. 19).

II. «Два фабриканта могут употреблять основной и оборотный капитал одной и той же величины, но долговечность их основных капиталов весьма различна» или, «что то же, промежутки времени, через которые готовые товары поступают на рынок, различны» (там же).

Это различие условий производства не может не привести к различию в результатах производства, которое (различие) должно так или иначе проявиться. Допустим, что оба вида товаров, произведенных при различных условиях обращения капитала, будут взаимно обмениваться соответственно количеству заключающегося в них труда. Каков был бы в таком случае результат? Один из участников в дележе продукта труда, затраченного при менее благоприятных условиях обращения капитала, должен здесь пострадать: либо рабочие должны удовлетвориться меньшей заработной платой, либо капиталист — меньшей прибылью.

Первого случая Рикардо не рассматривает. Так как заработная плата держится на уровне минимума средств существования, то она не может надолго опуститься ниже этого уровня; кроме того, заработная плата является первоначальным моментом при распределении. Наконец, здесь дело идет вовсе не о различиях в труде. Но и прибыль не может быть уменьшена, ибо этого не допустит капиталист, предприниматель. Ведь он «свободен» и к тому же «стремится» переместить свои капиталы из менее прибыльного в более прибыльное дело.

Таким образом, одинаковая прибыль является для Рикардо реальным фактом, результатом реального соотношения сил, с которым необходимо считаться. Рикардо поэтому ничего другого не оставалось, как пойти обратным путем и признавать в таких случаях «значительную модификацию основного закона трудовой стоимости». Отсюда и получилось следующее положение: «в виду различной долговечности капиталов или, что одно и то же, в виду различий промежутков времени, через которые готовые товары поступают на рынок, стоимость их не будет точно пропорциональна затраченному на них труду... она будет несколько больше, чтобы вознаградить за больший промежуток времени, который должен пройти, прежде чем дорогой товар поступит на рынок» (стр. 21).

Итак, уже при нормальных, постоянных условиях происходит некоторый корректив закона трудовой стоимости: одинаковую меновую стоимость имеют только те блага, которые являются продуктами одинаковых количеств труда и одинаковых количеств основного капитала. Другие же блага, которые «в смысле основного капитала, произведен при иных условиях», имеют иную стоимость, чем первые. При изменяющихся условиях, при повышении меновой стоимости труда и вызванном этим падении прибыли» («повышение стоимости труда невозможно без соответствующего падения прибыли») к указанной причине, присоединяется еще один момент, «модифицирующий» меновую стоимость. «Понизится относительная стоимость всех товаров, в производстве которых употребляются очень ценные машины, или очень ценные здания, или которые требуют большого промежутка времени, прежде чем они могут поступить на рынок, тогда как относительная стоимость тех товаров, которые производятся, главным образом, трудом или которые быстро поступают на рынок, повысится» (стр. 22). Отрицательный закон, вытекающий из принципа трудовой стоимости, «в силу которого стоимость не изменяется вследствие повышения или падения заработной платы, ограничивается также вследствие неодинаковой долговечности капитала и неодинаковой скорости, с которой он возвращается к своему предпринимателю» (стр. 24).

Мы вполне согласны с Бем-Баверком, когда он утверждает, что «Рикардо делает уступки эмпирической действительности»³⁶. Но мы видим логическую непоследовательность Рикардо именно в том, что он, не замечая всей важности указанных уступок, удовлетворился лишь их констатированием.

Совсем другой вопрос, не изменил ли Рикардо принципу трудовой стоимости, и не следует ли его считать просто сторонником теории издержек производства, раз он признал упомянутые отклонения и модификации закона трудовой стоимости.

Если бы мы хотели выслушать самого Рикардо и довериться его bona fide, то такой вопрос был бы для него мучительным упреком. Для него «неправильно было бы приписывать ему (вышеизложенному обстоятельству) слишком большую важность» (стр. 23). Интересующая нас «модификация» является для него незначительной причиной изменения стоимости: ее «наибольшее действие не превысило бы», по его мнению, «6—7%» (стр. 22). Он даже считает возможным сделать такое заявление: «Хотя в следующих частях этого сочинения мне и придется иногда ссылаться на эту причину изменений, я все-таки буду рассматривать все крупные изменения..., как произведенные увеличением или уменьшением количества труда» (стр. 23).

Однако в последнее время с различных сторон делались попытки не очень то доверять Рикардо в его суждениях о самом себе и рассматривать эти последние, как своего рода самообман или доктринерское самоослепление.

«Молчаливо принимая каждую единицу труда равной одинаковой сумме (einem gleichen Betrag), Рикардо», по словам проф. Лексиса, «в сущности определяет стоимость издержками производства»³⁷. В том же духе высказывается и проф. Конрад: «Рикардо — говорит он — рассматривал издержки производства, как фактор, определяющий стоимость всех тех предметов, которые имеются в достаточном количестве»³⁸. Наконец, еще яснее высказывается проф. Диль: «По многочисленным оговоркам и модификациям, какие он допускает для установленного им вначале трудового принципа, его можно причислить к теоретикам издержек производства»³⁹.

Что же эти господа понимают под издержками производства? Во всяком случае не то, что под этим понимает сам Рикардо, когда он, абстрагируясь от отклонений от закона трудовой стоимости, говорит об издержках. Они вкладывают в эти слова другой смысл, чем Родбертус, когда он выставляет положение, что «блага стоят только труда»⁴⁰, и даже, чем Ад. Вагнер, когда он утверждает, что «все издержки... сводятся в конечном счете к затратам человеческого труда»⁴¹.

При таком понимании издержек последние представляют собою в более или менее чистой форме труд, и такая теория издержек есть не что иное, как теория трудовой стоимости. Но в этом смысле наши авторы не могут понимать издержки, ибо они в таком случае не считали бы возможным противопоставлять трудовую теорию теории издержек, отрывать Рикардо от трудовой теории и причислять его к теоретикам издержек. На самом деле, они понимают под теорией издержек нечто совсем другое. Для Лексиса «издержки производства являются в конечном счете заработной платой и прибылью»⁴². Для Рошера издержки производства — это «употребленные капиталы, расходы на процент, заработную плату и ренту... и невысокая предпринимательская прибыль»⁴³. Для Шеффле издержки состоят из категорий «а — е»⁴⁴ и т. д., и т. д.

В этих определениях нет никакой связи с трудом, как фактором, создающим стоимость и капитал. В лучшем случае место труда занимает здесь, как у Дж. Ст. Милля, «заработная плата» — элемент издержек производства, к которому прибавляется еще один необходимый элемент — капитал, представляющий собой результат «сбережения»⁴⁵.

На дальнейший вопрос, чем же определяется стоимость самих этих издержек, мы получаем различные ответы. Многие, именно «эмпирики» удовлетворяются указанием на то, что это «эмпирический» закон, тайну которого мы раскрыть не можем. Это — «теоретики издержек производства» de pur sang (чистой крови); для них понимание этих издержек скрыто за семью печатями.

Большинство экономистов не хочет, однако, довольствоваться этой «эмпирикой» и пытается эту тайну раскрыть как-нибудь теоретически. Здесь то и возникает масса направлений, которые связаны с объяснениями, даваемыми этому явлению.

Одни авторы склонны вместе с проф. Лексисом видеть в стоимости издержек только «результат отношений конкуренции и то лишь в общем и целом»⁴⁶. Но в настоящее время немногие остались сторонниками чистой теории спроса и предложения. Для определения стоимости издержек производства в настоящее время обыкновенно прибегают к трактовке субъективной школы в ее различных вариациях и ответвлениях, включительно до теории предельной полезности, в которой развитие субъективного направления достигло своего апогея.

Другие авторы, — а их в Германии незначительное меньшинство, — ищут за издержками производства, за отношениями конкуренции, не «психическое обоснование», не «индивидуальную оценку» и мотивацию, а регулирующую, единую, общественную силу, — силу человеческого труда, заключающегося в благах. К этим авторам принадлежат, между прочим, Родбертус, Маркс, а также Рикардо. Для Рикардо природа не есть фактор производства стоимости, и капитал представляет собою не самостоятельную категорию, а «накопленный труд»; стоимость капитала зависит не от «отношений конкуренции», а определяется затраченным на него трудом; обычная прибыль, с его точки зрения, не загадка, а определенная величина — разность между трудовой стоимостью благ и стоимостью рабочей силы. Все это свидетельствует о столь огромном принципиальном расхождении между Рикардо и теоретиками издержек производства, что не видеть этого, значит игнорировать всего подлинного Рикардо.

Правда, Рикардо допускал отклонения от закона стоимости. Правда и то, что он вполне отдавал себе отчет о всем значении этих отклонений. Но мы не можем и не должны забывать, что он допускал эти отклонения только «как уступку действительности». Вся его система построена на основном положении трудовой стоимости, и он совершенно упускает из виду упомянутую «модификацию». Опустите IV и V отделы первой главы, и ни одно предложение из «Начал» не изменится, — более того, она не будет нуждаться ни в малейших исправлениях. Выкиньте из Рикардо трудовой принцип, и «Начала» потеряют присущую им законченность и логическое единство. В дальнейшем мы увидим те попытки, которые действительно делались в этом направлении, и те результаты, к которым они приводили.

«Рикардо допускает отклонения и модификации». Но те же модификации допускают и другие. Корифеи австрийской школы сами признают, что для большинства потребительных благ определяющим в нашем народном хозяйстве является не их потребительская стоимость, а стоимость их производства»⁴⁷. Родбертус тоже говорит о труде, как о «лучшем мериле стоимости», лишь условно («если бы стоимость благ всегда была равна сумме издержек, вычисленных в труде»)⁴⁸. Маркс идет так далеко, что он признает, что только «случайно прибавочная стоимость, — а, следовательно, и прибыль, — действительно произведенная в какой-либо особой отрасли производства, может совпасть с прибылью, заключающейся в проданном товаре»⁴⁹.

Однако, теоретики предельной полезности гордятся своей научностью и причисляют Родбертуса и Маркса к «крайним» теоретикам трудовой стоимости. Но что справедливо по отношению к одному, должно быть справедливо и по отношению к другому: требование одинаковой мерки для всех остается в силе и при оценке научных суждений. А если это так, то Рикардо нельзя не причислить к величайшим теоретикам трудовой теории стоимости. Правда, его теория стоимости страдает фатальным, неизлечимым недостатком: «уступки эмпирической действительности» не согласованы у него теоретически с «философской исходной точкой», с законом трудовой стоимости. Но об этом ниже.

IV. Интерпретации рикардовой теории стоимости

А. Трудовая интерпретация

Такое произведение, как «Начала» Рикардо, не могло пройти незамеченным в научном мире. Вполне понятно, что оно тотчас же по выходе в свет нашло ярых поклонников и почитателей, с одной стороны, и не менее ярых противников различных направлений и оттенков, с другой.

Как же тогда понимали в обеих лагерях рикардову теорию стоимости?

У ближайших «учеников» Рикардо, «у Джемса Милля, Мак-Келлока и де-Квинси меновая ценность приобретает характер только внешнего проявления абсолюта, находя щегося вне относительных условий менового оборота и коренящегося в природе человека»⁵⁰. Допущенные учителем «модификации» они пытались различными, более или менее удачными, способами примирить с принципом трудовой стоимости. «Ничего другого нельзя разуметь, когда Милль утверждает, что в конечном счете ценность капитала сводится к труду, потому что первые продукты были произведены только трудом; или когда Мак-Келлок устанавливает понятие трудовой ценности всей совокупности предметов, которыми располагает общество; или, наконец, когда де-Квинси выдвигает труд, как principium essendi ценности»⁵¹.

Главные противники Рикардо того времени даже не сомневаются, что он развивает теорию трудовой стоимости, и все их аргументы направляются, главным образом, против этого пункта его учения.

Мальтус, «отражающий точку зрения целей группы экономистов того времени»⁵², «оспаривает учение Рикардо, не подвергая ни одной минуты сомнению того, что меновая ценность определяется доходами, оплата которых необходима, чтобы производство продолжалось... Он оспаривает только един пункт этой теории, введенный Рикардо, именно, что труд является мерилом ценности, как общее правило, и считает, что его отклонения и модификации теоретически и практически так важны, что совершенно разрушают это положение... При этом, однако, Мальтус прибавляет, что никто, сколько ему известно, никогда не отрицал, что различие в количестве труда, употребленного на производство, составляет самую важную причину различия ценностей»⁵³.

Ж. Б. Сэю тоже «представляется, что Рикардо принимает во внимание только один элемент стоимости предмета, а именно труд»⁵⁴.

Если Родбертус впоследствии писал, «что Смит ввел в науку, а школа Рикардо глубже обосновала положение, согласно которому все блага в хозяйственном отношении являются только продуктами труда и стоят только труда»⁵⁵, и если Маркс считал Рикардо «завершителем классической политической экономии, наиболее точно формулировавшим и развившим положение об определении меновой стоимости рабочим временем»⁵⁶, то мы на основании вышеизложенного, можем сказать, что и Родбертус и Маркс в своих утверждениях сходились со школой Рикардо и что они, следуя в оценке автора «Начал» установившейся традиции, базировались на действительных фактах. Утверждение, что социалисты объявили Рикардо теоретиком теории трудовой стоимости, чтобы нажить на его авторитете капитал, едва ли может претендовать на какое бы то ни было обоснование.

Вообще, это утверждение даже в отдаленной степени не соответствует действительности.

Интерпретация рикардовой теории стоимости, как трудовой теории дается не только социалистами, но и людьми самых различных научных и политических направлений. Мы приводим здесь лишь несколько иллюстрирующих примеров.

Коморжинский: «Рикардо прямо утверждает, что стоимость благ всегда может быть сведена исключительно только к определенному количеству труда»⁵⁷.

Проф. Цукеркандль излагает учение Рикардо таким образом, что «из основных положений путем последовательной дедукции получается, что блага обладают покупательной силой, соответствующей количеству затраченного на них труда»⁵⁸.

Проф. Эйзенгардт: «Рикардо думает, что из всех производящих сил (hervorbringenden Kräften) только один труд влияет на меновую стоимость благ, что капитал и земля не оказывают на нее никакого влияния и что товары не только в первобытный период, но и во все времена обмениваются друг на друга или на деньги только в соответствии с количеством труда, затраченного на их производство. Это, собственно, и есть учение Рикардо»⁵⁹.

Бывший русский министр финансов, проф. Н. X. Бунге: «Рикардо показал, что стоимость зависит прежде всего от количества труда, затраченного на производстве»⁶⁰.

Проф Эшли старается в своей статье «The Rehabilitation of Ricardo» сохранить внутреннее родство между социалистами (Родбертус и Маркс) и рикардовой теорией стоимости⁶¹.

Назовем, наконец, еще Е. Дюринга, для которого «относительно самой важной научной заслугой Рикардо является то, что он труд, как естественное явление, сделал мерилом стоимости всех производимых благ»⁶².

Но audiatur et altera pars! Дадим слово и представителям противной стороны и посмотрим, насколько они правы.

Б. Интерпретация в духе издержек производства

Уже у Джона Ст. Милля мы находим интерпретацию рикардовой теории стоимости в духе издержек производства. Он говорит, что «Смит и Рикардо называли «естественной стоимостью» или «естественной ценой» такую стоимость вещи, которая соответствует издержкам ее производства». Но тот же Милль в дальнейшем изложении сам признает, что «Рикардо высказывается в таком смысле, как будто количество труда, которое нужно затратить для производства товара и его доставки на рынок, является единственным моментом, от которого зависит стоимость»⁶³, — и он в качестве сторонника теории издержек производства считает себя вынужденным выступить против такого утверждения. Книс также говорит, что меновая стоимость по Рикардо, имеет не один, а два источника: редкость и количество труда, но что этот последний источник превращается у него из количества труда в «рассмотрение влияния издержек производства на меновую стоимость»⁶⁴.

Этот переход от «количеств труда» к издержкам производства происходит у Книса без всякой попытки его обосновать и остается для такого глубокого мыслителя необъяснимой непоследовательностью.

Верийн Стюарт утверждает: Для Рикардо трудовая теория не была основным принципом его учения. Его истинная точка зрения представлена общей теорией издержек, но она формулирована таким образом, что участие труда, вследствие принятия весьма существенных предпосылок и оговорок, диалектически выделяется сильнее всего⁶⁵.

Мнение Бем-Ваверка вполне совпадает с мнением Верийн Стюарта: — «Верийн Стюарт правильно открыл (?), что Рикардо, собственно, развивал довольно чистую и последовательную общую теорию издержек»⁶⁶. Позже Бем-Баверк писал: «Влияние второго фактора он формально отодвигает на задний план, хотя он материально его вполне признавал; он представлял труд в качестве главного и руководящего принципа стоимости, достигая этого путем систематического выдвигания труда на первый план и многократного диалектического подчеркивания труда, как главного принципа стоимости... При более внимательном рассмотрении оказывается, что он учил не трудовой теории стоимости, а общей теории издержек производства»⁶⁷.

Раньше Бем-Баверк сам не был так убежден и тверд в этом своем мнении. В своем главном труде он даже однажды упрекает Смита и Рикардо в том, что они «выставляют данный принцип (трудовой) аксиоматически и совершенно его не обосновывают»⁶⁸. Правда, и там в другом месте говорится: «Рикардо высказывается в смысле признания увеличения ценности благ, вызванного применением капитала»⁶⁹, т. е. он признает капитал как равнозначный фактор производства и стоимости. Но Бем-Баверк тут же признает, что «впечатление, производимое этим рассуждением, несколько ослабляется... другими местами, в которых Рикардо говорит о зависимости между прибылью и заработной платой... и об установлении чистого «трудового принципа» для первобытной эпохи хозяйства»⁷⁰.

Здесь, таким образом, делается попытка подсунуть самому Рикардо теорию издержек производства, как его «истинное мнение». Но это свое «истинное мнение» Рикардо старается формально отодвинуть на задний план. Напротив, трудовую теорию, «которая не является основным принципом его учения», он, систематически выдвигает на первый план», «многократно диалектически подчеркивает как главный и руководящий принцип».

Уже одно утверждение, что Рикардо, сам того не сознавая, придерживался двух совершенно противоположных точек зрения, едва ли может претендовать на правильность по отношению к такому признанному и выдающемуся логику.

Но какими средствами достигается эта интерпретация? В качестве «истинного мнения» Рикардо выдается допущенная в IV и V отделах первой главы возможность «модификации» основного закона. То обстоятельство, что сам Рикардо рассматривает эту «модификацию как менее значительную причину», которой «неправильно было бы приписывать слишком большую важность» (стр. 23), так же мало принимается Бем-Баверком во внимание, как и то обстоятельство, что все остальное учение и вообще все сочинение Рикардо построено на полном игнорировании упомянутой модификации, т. е. на базисе, прямо противоположном «истинному мнению» Рикардо, именно на принципе трудовой стоимости. Впрочем, Бем-Баверк и не думает отрицать, что проблема распределения, которая является для Рикардо «главной задачей политической экономии» (стр. 2), покоится на принципе трудовой стоимости. Он сам признает, что «места, где прибыль зависит от трудовой стоимости, ослабляют это истинное мнение». (Почему же они совершенно не опровергают его?). Но все эти места для него не имеют значения. Странным и необъяснимым остается, однако, то обстоятельство, что эти места, противоречащие «истинному мнению» и ослабляющие его, имеются даже в тех же IV и V отделах и не теряют своего значения даже в случаях модификации трудового закона. Возможно ли, чтобы Рикардо, излагая свое «истинное мнение» о стоимости, в тех же самых строках и при рассмотрении тех же самых вопросов не только допускал «ослабляющие места», но и использовал их для его обоснования?

И что достигается этой интерпретацией? Ничего другого, кроме искажения рикардовых «Начал». Вместо логической, цельной системы получается смесь непоследовательностей, друг друга «ослабляющих мест», «противоречащих принципу и необъясненных исключений»⁷¹. Если бы была поставлена задача исказить рикардово учение и научно его дискредитировать, то лучшей интерпретации для этой цели нельзя было бы и придумать.

Если «толкование» рикардовой теории стоимости, как теории издержек производства, еще можно так или иначе объяснить и понять (хотя она, как мы уже видели, совершенно несостоятельна), то попытка подсунуть эту теорию самому Рикардо, как его «истинное мнение», абсолютно необъяснима и совершенно неудачна.

Кассель тоже убежден, что Рикардо старается объяснить «образование цен издержками производства», но он пытается доказать это другим способом. Кассель соглашается с тем, что Рикардо признает не два равнозначащих фактора, а только один труд. Но он находит что Рикардо «своими, иногда довольно странными абстракциями и предпосылками» хотел в конечном счете «свести все различные факторы, действующие в производстве, к одному, дабы тем самым иметь возможность объяснить образование цен издержками производства»⁷², ибо «объяснение образования цен издержками производства предполагает в качестве необходимой и достаточной предпосылки, что все нужные факторы производства могут быть сведены к одному»⁷³.

Хотя Кассель ровным счетом ничего не говорит ни о том, на чем, собственно, базируется его мнение о намерениях Рикардо, ни о том, какие обстоятельства мешают ему допустить, что Рикардо, исходя из трудовой стоимости, более простым и более прямым путем дошел до единого фактора, тем не менее мы спокойно могли бы предоставить ему остаться при своем частном мнении, если бы он допускал логичный подход к Рикардо. Единственным путем — на это указывает сам Кассель — было бы «действительно свести факторы производства к одному», т. е. свести капитал к труду и сделать отсюда тот вывод, что все блага сводятся к труду и все издержки — к издержкам труда. Но этот путь должен был бы привести Касселя к заключению, что Рикардо был теоретиком трудовой стоимости. А так как Кассель этого ни в коем случае признать не хочет, то он заставляет Рикардо говорить нелепости. По словам Касселя, Рикардо для проведения редукции «прибегает к очень смелой предпосылке, допуская что употребление капитала, необходимого при каком-нибудь производстве, всегда пропорционально затраченному при этом труду»⁷⁴. Но своими предпосылками Рикардо совершенно отклоняется от действительности, «что он и сам сознавал» (это показывают отделы IV и V первой главы), ибо при первых же попытках приспособления к действительности приходится увеличивать число факторов, сперва на два (труд и капитал), а в дальнейшем еще на большее число. На этом теория издержек Рикардо терпит крушение; метод, которым он пользуется, оказывается совершенно негодным⁷⁵.

Одно и то же несчастье преследует эту интерпретацию теории стоимости Рикардо; если согласиться с ней, то выходит, что Рикардо был кем угодно, только не логически мыслящим и не логически действующим человеком.

Подумайте только: из-за какого-то доктринерского предубеждения он делает «странные абстракции», «смелые предпосылки», но поставленной им цели ему все-таки достичь не удается, «он даже сам это сознает» и допускает еще второй фактор. Но на этом все предприятие терпит крушение, «метод оказывается негодным», а он все-таки упорно продолжает стоять на своем.

Мы сомневаемся, требуются ли еще дальнейшие опровержения этой неудачной попытки, тем более, что сам Кассель, как мы уже отметили, не привел никаких доказательств в пользу своей точки зрения.

На одном пункте мы, однако, хотели бы еще остановиться. Кассель утверждает, что Рикардо пришел к своей теории ренты, как к предпосылке теории стоимости. Тоже пишет и Прингсгейм. «Рикардо, — говорит он, — пустился в свои исследования в области теории ренты явным образом (?) для того, чтобы подкрепить свое учение о стоимости»⁷⁶.

Это утверждение совершенно не соответствует действительности. Теория земельной ренты хотя бы уже по одному тому не могла возникнуть в качестве «предпосылки» или «подкрепления» его теории стоимости, что ее основная мысль принадлежит не ему. Сам Рикардо утверждает в предисловии к «Началам», что Мальтус и анонимный автор, член университетской коллегии в Оксфорде, опубликовали почти в одно и то же время истинное учение о ренте»⁷⁷.

Конечно, учение Рикардо о ренте находится в логической связи с его учением о стоимости, но не в той связи, о которой говорят наши авторы: первое не является ни предпосылкой, ни «подкреплением» последнего. С одной стороны мы видим, что Мальтус — противник теории трудовой стоимости — был автором учения о ренте; с другой стороны такой ярый сторонник этой теории стоимости, как Родбертус, резко выступал против того же учения о ренте. К тому же надо принять во внимание, что сводить теорию столь огромной важности, как учение о ренте, — в которой целый ряд исследователей и ученых видит главную заслугу Рикардо (напр., Дюринг, Макс Вирт, Бунге и т.д.), — к простой «предпосылке» другой теории, значит потерять всякую перспективу и симметрию при оценке научного произведения.

В. Интерпретация с точки зрения дохода

Мануилов видит во всей рикардовой теории стоимости только одну цель и одну заслугу: «он (Рикардо) определял условия, при которых изменения факторов распределения оказывают влияние на меновую ценность продуктов в связи с основным фактором производства — затратой труда»)⁷⁸. «Рикардо не была чужда мысль, что основанием оценки хозяйственных благ служит затраченный на их производство труд, но во всяком случае его система построена не на этой идее. В основу ее положено утверждение, что труд служит регулятором объективной меновой ценности, или покупательной силы предметов при известных гипотетических условиях»⁷⁹. «С его точки зрения все элементы стоимости производства могут оказывать влияние на относительную ценность предметов, но при установленных им условиях все элементы, за исключением налогов, изменяются параллельно одному из них — труду; и так как упомянутые условия покрывают собою значительную часть случаев в реальней жизни, то отсюда вытекает, что труд служит главным регулятором меновой ценности — главным, но не единственным»⁸⁰. Это имеет место только потому, что «труд caeteris paribus является верным показателем изменений затрат, производимых капиталистами»⁸¹. Под «факторами производства, от которых зависит относительная ценность продуктов», Мануилов понимает «доходы, из которых слагаются цены»⁸².

В качестве сторонников этой интерпретации Рикардо Мануйлов называет двух английских экономистов — Маршаля и Гоннера, «чью точку зрения он вполне разделяет»⁸³.

Эта искусственная и надуманная интерпретация не выдерживает, однако, даже легкого прикосновения критики. Ее неестественность и неправдоподобность становятся ясными с первого взгляда: стоит только подумать, как глупо и нелогично поступает, по Мануйлову, Рикардо, чтобы достигнуть приписываемой ему цели.

Цель эта заключается в тем, чтобы показать «влияние изменений факторов распределения на меновую ценность». Что для этого делает Рикардо? Он устанавливает гипотетические условия, «при которых высота заработной платы и прибыли (факторов распределения) не обнаруживают своего действия на меновую ценность»⁸⁴. Единственным регулятором при этих условиях остается количество труда.

Почему труд фигурирует в качестве такого регулятора? «Потому, что труд — отвечает Мануйлов — caeteris paribus является верным показателем затрат, производимых капиталистами». Опять-таки необъяснимая и непонятная глупость со стороны Рикардо. Разве он не знал, что единственное, что при всех обстоятельствах интересует капиталиста и чему он ни одной минуты не перестает вести точного учета по правилам двойной бухгалтерии, есть вложенный капитал? Ведь ясно, что если в экономических вопросах исходить из точки зрения капиталистов и интересоваться, как это, по мнению Мануйлова, делает Рикардо, только относительной стоимостью товаров, то нет лучшего «показателя» чем вложенный капитал. В лице последнего Рикардо имел бы «показатель», годный при всяких обстоятельствах. Ему не пришлось бы при этом устанавливать гипотетические условия, которые к тому же «охватывают только большую часть случаев» и при том еще «caeteris paribus». — Ценность этого сомнительного предприятия становится еще более сомнительной, если учесть какими средствами куплена достигнутая цель.

Что эти средства заключаются в насильственном навязывании Рикардо искусственного объяснения и комментирования отдельных его положений, в подсовывании ему мыслей, которых он не высказывал, — этого не отрицают и сами сторонники рассмотренной интерпретации. Напротив, они, так сказать, считают это своим долгом. Мануйлов сочувственно цитирует, как «единственно правильный критический прием», принцип, выставленный Маршаллом: «интерпретировать Рикардо широко, — шире,

чем он сам интерпретировал Адама Смита»⁸⁵. Когда Гоннер утверждает, что Рикардо считает основанием меновой ценности полезность благ (хотя и сам признает, что Рикардо склонен говорить о труде, как основании меновой ценности), потому что он, Гоннер, убежден, что Рикардо не придавал труду такого значения, то и он встречает полное сочувствие со стороны Мануйлова⁸⁶.

Чтобы показать, как далеко наши авторы пошли в этом направлении и к каким злоупотреблениям их привел их таким образом понятый долг, приведем пару примеров.

Основное положение Рикардо, что «полезность не может быть мерилом меновой стоимости» («Начала», стр. 5) превращается в утверждение, что она является ее основой, а ясное, часто повторяемое положение, что количество труда «является основанием меновой стоимости», (стр. 7) превращается в свою прямую противоположность. Совершенно не обращается внимание на тот основной тезис Рикардо, что распределение продукта между классами предпринимателей и рабочих «не отразится на относительной стоимости» (стр. 14); в качестве задачи его теории стоимости ему приписывается нечто совершенно противоположное. Это действительно современное свободное хозяйствование на поприще чужих идей!

И всем этим достигается только один результат: искусственно построенный карточный домик, которому они присвоили название «рикардовой теории стоимости», стоит совершенно особняком в системе Рикардо и не находится ни в какой связи с остальными частями его учения, из коих некоторые даже теряют свой теоретический базис. Так, например, становится непонятным положение, в силу которого «повышение стоимости труда невозможно без соответствующего падения прибыли» (стр. 21). Ту же участь разделяет и тезис, что «прибыль имеет естественную тенденцию падать» (стр. 71).

Но может быть есть специальные причины, заставляющие принять эту интерпретацию? Послушаем доказательства Мануилова и проверим их.

Свои главные аргументы Мануилов черпает из второго отдела первой главы. В этом отделе Рикардо старается доказать, что «различное вознаграждение за труд различного качества не служит причиной изменения относительной стоимости товаров» (стр. 11), ибо «расценка труда различного качества скоро устанавливается на рынке» и «раз сложившаяся скала подвергается незначительным изменениям» (стр. 11). «Так как анализ ставит себе целью исследовать влияние изменений не абсолютной, а относительной стоимости товаров, то — утверждает Рикардо — для нас вовсе не важно рассматривать сравнительную оценку различных родов человеческого труда» (стр. 12—13).

Здесь на сцену появляется Мануилов и делает свои выводы: «Рикардо не интересует то, что он называет абсолютной ценностью, т. е. исследование причин, ведущих к тому, что данный предмет, вообще, не имеет экономическую ценность»⁸⁷. «Рикардо не задается вопросом, изменяется ли оценка предмета под влиянием того, что производство его требует больше труда, чем раньше»⁸⁸. Только потому, что различные оценки приняты неизменными, они не оказывают никакого влияния на стоимость. Но если бы отношение было переменной величиной, то «количество труда, затраченного на производство, уже не могло бы служить верным мерилом меновой ценности»⁸⁹, и «Рикардо пришлось бы принять в соображение и относительную высоту вознаграждения рабочего»⁹⁰.

Эти выводы, правда, очень смелы, но совершенно несостоятельны, они, отчасти логически недопустимы, отчасти совершенно не соответствуют действительности.

А. Неверно, будто Рикардо совсем не интересовался абсолютной стоимостью. В отделе I главы о стоимости он достаточно ясно разбирает эту тему; на вопрос, «изменится ли оценка предмета от того, что на его производство нужно затратить большее количество труда», Рикардо, ясно и отчетливо отвечает на стр. 16—19 и ниже. Задачи, навязанной Мануйловым Рикардо, — проанализировать различные изменения в абсолютной стоимости, — последний выполнить не мог, так как ему в противном случае пришлось бы писать не об основных законах народного хозяйства, а историю товарного производства и трудовых цен товара.

Б. Этот вывод Мануйлова неверен уже в своем исходном пункте. По Рикардо, различная оценка труда различного качества не потому не сказывает влияния на меновую стоимость, что «скала неизменна», а потому, что «она (различная оценка) устанавливается на рынке». Силой, осуществляющей это выравнивание, является рыночная конкуренция. Неизменность скалы является только условием, которое, не изменяя сущности самого явления и нс оказывая на него никакого влияния, упрощает исследование.

А что было бы, если бы скала легко подвергалась изменениям? Мануилов спешит нас уверить, что закон трудовой стоимости в этом случае потерпел бы фиаско. В действительности ничего подобного не было бы. Нивелирующая деятельность рынка, которую признавал Рикардо, должна была бы чаще оказывать свое влияние — и только. Совершенно непонятно, почему эта выравнивающая сила, уже раз сказавшая свое влияние, не сможет, сказаться еще и еще раз.

Этим самым, как нам кажется, совершенно опровергнут первый и главный аргумент Мануилова.

Ту же самую систему косвенных доказательств Мануилов применяет и ко всем другим предпосылкам рикардовой системы: его цель заключается в том, чтобы из условности этих предпосылок извлечь аргументы в пользу своей интерпретации. Как известно, между этими предпосылками наиболее важным является одинаковый уровень и заработной платы и прибыли, ибо только при наличности этих условий можно допускать, что каждое их изменение должно оказывать всеобщее и более или менее продолжительное влияние.

Но Мануилов опять торжествует: раз эти предпосылки не выполнены, то, ведь, Рикардо сам признает, что различная высота доходов будет влиять на меновую стоимость; следовательно... у Рикардо нет безусловного признания, что труд является основой меновой стоимости благ: он признает только, что труд «при известных условиях саеteris paribus является верным показателем изменения затрат, производимых капиталистами»⁹¹.

Опять таки чересчур смелые и для его задачи совершенно бесполезные выводы.

Правда, трудовая стоимость, при отсутствии указанных выше предпосылок, не могла бы проявляться. Но эти предпосылки являются результатом одной большой общей предпосылки — существования свободной личности, свободного договора, свободной конкуренции, свободного распоряжения рабочего самим собой, а капиталиста и самим собой и своими капиталами. Правда, при отсутствии этой предпосылки было бы невозможно говорить о законе трудовой стоимости, а тем самым и о всех других законах, изложенных в системе Рикардо. «Начала» в этом случае либо вовсе не были бы написаны, либо Рикардо дал бы нам нечто совсем другое. Без этих предпосылок, конечно, было бы невозможно установить трудовой закон. Но тогда была бы не менее невозможна и столь близкая сердцу Мануилова интерпретация рикардовой теории стоимости. Мануйлов вместе с водой выплескивает из ванны и ребенка.

В общем, картина, набросанная Мануйловым, больше всего подходит к теории стоимости Дж. Ст. Милля. Но по характеристике Милля, данной самим Мануиловым, «в его (Милля) формулировке теория Рикардо утрачивает свою характерную черту, делающую ее трудовой»⁹².

Мануилов приводит еще несколько косвенных доказательств в пользу своей интерпретации, но уже не из теоретической части «Начал», а из глав, касающихся налогов, и из прочих сочинений Рикардо. Для прямого доказательства своей точки зрения он прибегает к отрывкам из писем Рикардо. Но после всего сказанного, мы считаем излишним следовать за ним и здесь.

Г. Эмпирическая интерпретация

Совсем другой точки зрения придерживается Прингсгейм. Он даже не сомневается, что Рикардо принципиально стоит на точке зрения трудовой стоимссти и что «стоимость блага (по мнению Рикардо) зависит исключительно от количества труда, затраченного на его производство посредственно и непосредственно»⁹³ Его интерпретация ограничивается лишь объяснением того, каким образом Рикардо дошел до трудового принципа. По его мнению, ход рикардовского исследования таков: «Одинаковый уровень прибыли приводит к тому, что товары обмениваются в отношении количеств труда, затраченных на их производство. А из этой предпосылки, соответствующей экономической действительности, вытекает рикардова теория стоимости... Он хочет только объяснить, что когда прибыль одинакова, то и товары обмениваются соответственно овеществленным в них количествам труда. Одинаковый уровень прибыли является осью всего хозяйственного строя, а тем самым и образования стоимости»⁹⁴. «Учение о труде, как о принципе и мериле стоимости,... является лишь следствием другого положения, — положения об одинаковом уровне прибыли»⁹⁵.

Прингсгейм сам признается, что эта эмпирическая интерпретация не есть простое, невынужденное изложение хода мыслей Рикардо; он сам говорит, что систематических выводов в том виде, «как они даны выше, у Рикардо во всяком случае найти нельзя»⁹⁶.

Автор уже этим до известней степени сам дискредитирует свою попытку интерпретации Рикардо, но можно и прямо доказать, что его попытка совершенно неудачна.

1. «Одинаковый уровень прибыли» приводит к тому и т.д. Но тот же самый «одинаковый уровень прибыли» вызывает, по Рикардо, отклонения от трудового закона — его «модификацию». Допустимо ли, однако, логически, чтобы Рикардо взял в качестве «основы» и теоретического исходного пункта закона трудовой стоимости такой принцип, который он сам же считал обоюдоострым оружием для трудовой стоимости?

2. К тому же утверждение Прингсгейма, что «одинаковый уровень прибыли является осью всего хозяйственного строя», фактически неверно. По Рикардо, прибыль вообще есть только та часть дохода от производства, которая остается после уплаты заработной платы, и уровень ее зависит от уровня заработной платы. Одинаковый уровень прибыли возможен лишь постольку, поскольку первичный фактор распределения стремится к одинаковой величине — «к естественной цене труда» — и поскольку он тем самым служит общей основой одинакового уровня вторичного фактора распределения — прибыли. Прингсгейм старается использовать для своей интерпретации то обстоятельство, что «Рикардо отнюдь не проявляет нежелания модифицировать теорию стоимости там, где она противоречит своей предпосылке, одинаковому уровню прибыли»⁹⁷. Но и этот аргумент только на первый взгляд говорит в пользу Прингсгейма. Мы видели выше, что при «модификации» трудового закона ставится под знак вопроса либо равенство заработной платы, либо равенство прибыли. Об отказе Рикардо от одинакового размера заработной платы не может быть и речи, ибо он является для него первичным фактором, который к тому же коренится глубоко в его взглядах на проблему народонаселения. Но Рикардо не мог и не хотел отказываться и от одинакового уровня прибыли.

3. Эта «эмпирическая» попытка с самого начала построена на песке. Заметьте только: закон трудовой стоимости является, по Прингсгейму, простым выводом из фактов «экономической действительности», а Рикардо допускает модификации «экономической деятельности» и считает, что закон трудовой стоимости в своей чистой форме, без модификации, осуществляется только «на ранних стадиях общественного развития». («Начала», стр. 27); к тому же Рикардо тактически «выводит» свой трудовой закон противоположным путем: он начинает свое исследование с самых ранних стадий общественного развития (стр. 6).

Д. Интерпретация в смысле редкости

Проф. Конрад находит, что Лассаль и Маркс придали «неправильное толкование учению Рикардо о причинах стоимости», ибо Рикардо приписывает редкости благ значительнее влияние и ни в коем случае их не обходит, как это впоследствии делалось социалистами⁹⁸.

Этот взгляд ученого профессора несколько странен и непонятен. Если сказанное подразумевает «редкостные блага», то это не относится ни к Рикардо, ни к «социалистам», ибо Марксу, например, и в голову не приходило отрицать, что такие - блага не могут быть подведены под закон товарной стоимости, что они не оцениваются соответственно затраченному на них труду. Маркс даже открыто допускал существование монопольных цен, а «редкостные цены», по сути дела, представляют собой ничто иное как монопольные цены. Если же проф. Конрад этим своим утверждением хочет сказать, что Рикардо придает какое-нибудь значение редкости даже в пределах категории благ, «количество которых может быть увеличиваемо до бесконечности», то это то же самое, что приписать ему contradictio in adjecto. Кажущееся противоречие между Марксом и Рикардо в формулировке «субстанции» или «источника» стоимости объясняется просто различием их точек зрения, исходя из которых они исследуют явления стоимости. Но об этом ниже.

В связи с этой «редкостной» стоимостью находится одно возражение, которое впервые было формулировано Книсом, которое повторялось бесчисленное количество раз и которое затем выдвигалось и самим проф. Конрадом.

Это возражение заключается в следующем: Рикардо придавал редкости слишком небольшое значение во всем народном хозяйстве. В особенности, он ошибался тогда, когда он считал, что землю худшего качества следует рассматривать, как свободное благо, ибо земля всех качеств ограничена и в силу этого представляет собой хозяйственное благо, обусловливающее существование абсолютной ренты⁹⁹.

Мануилов тоже находит это возражение весьма удачным и серьезным, ибо если только допустить, подобно Рикардо, что редкость является источником и причиной стоимости, то и земля, ввиду ее ограниченности должна обладать особой стоимостью, независимой от трудовой¹⁰⁰.

Не вдаваясь здесь в дискуссию о рикардовой теории ренты, мы хотели бы только заметить, что это обстоятельство только в том случае можно превратить в оружие против теории стоимости, если смешивать стоимость земли со стоимостью продуктов земли. Оставим в стороне цену земли. При существовании частной собственности, ведь, можно допустить, что и земля худшего качества будет иметь какую-нибудь цену — по Рикардо, который связывает этот вопрос с законом убывающего плодородия, — «цену будущего» (Zukunftspreis), ибо земля эта рано или поздно будет давать не только обыкновенную прибыль, но даже ренту. Но одного этого обстоятельства еще недостаточно для того, чтобы обработка такой земли оказалась выгодной уже теперь, когда общественная потребность в продуктах земли еще не настолько велика, чтобы земля такого качества могла быть пущена под обработку. Однако, и в этом случае нельзя было бы еще говорить о ренте. Но пока не доказано, что всякая земля не только имеет цену, но что она дает прибыль и ренту, т. е., что выгодно обрабатывать всякий участок земли, — до тех пор мы при рассмотрении теории стоимости можем спокойно пройти мимо этого вопроса, совершенно не опасаясь за судьбу теории трудовой стоимости, которой с этой стороны ровно никакой опасности не угрожает.

V. Критика Рикардовой теории стоимости

Предшествующим анализом мы старались доказать, что теорию стоимости Рикардо, правильно понятую и последовательно истолкованную, необходимо рассматривать и оценивать, как трудовую теорию. В силу этого к ней относятся все возражения и опровержения, которые выдвигались с различных сторон по поводу трудового принципа, его применения и вытекающих из него выводов. Но рассмотрение этих возражений не входит в задачу нашей работы, ибо наша цель, как мы уже говорили во введении, заключается в том, чтобы, во-первых, доказать, что рикардова теория стоимости есть трудовая теория и, во-вторых, в том, чтобы точнее исследовать взаимоотношения между теориями стоимости Рикардо и Маркса. В виду этого мы в нашей критике будем подходить к теории стоимости Рикардо как к трудовой теории, и, исходя из этой точки зрения, попытаемся рассмотреть, что она сделала для трудового принципа, в каких пунктах она оказалась недостаточной, в каких вопросах научные последователи Рикардо должны были развивать его учение и где они вынуждены были прокладывать новые пути.

Свою главную задачу Рикардо видел в том, чтобы «определить законы, которые управляют распределением благ между тремя классами общества» («Начала», стр. 2). Базисом для этого послужила ему теория стоимости. В связи с этим, при оценке его научного значения прежде всего возникает вопрос: как он разрешал эту свою главную задачу, и служила ли ему при этом трудовая стоимость руководящей точкой зрения?

Ответ на этот вопрос может быть только положительный. Рикардо на основе трудовой стоимости с полной ясностью показал закономерность распределения и глубоко и научно обосновал его законы¹⁰¹. Как он этого достиг, показывают рассуждения проф. Зибера, к которым мы в общем и целом присоединяемся. «В его учении мы встречаем вполне отчетливое решение всех задач, находящихся в связи с вопросом о происхождении чистого дохода из производительности труда, при условии купли-продажи рабочей силы. Здесь показано, во-первых, что труд, содержащийся в товарах, есть вполне универсальное мерило их меновых пропорций; во-вторых, что этот труд и еще неистраченная рабочая сила совсем не одно и то же, и, в третьих, что хотя чистый доход и выплачивается в цене или в меновой ценности произведений, но что это только форма дела, и получается он у себя в мастерской, от производительности труда своих наемных рабочих»¹⁰².

Громадные научные заслуги Рикардо открыто признает и Энгельс. 4Он пишет: «Из того, что товарная стоимость товара определяется количеством реализованного в товарах труда, он выводит распределение между рабочими и капиталистами того количества стоимости, которое присоединено трудом к сырому материалу, ее распадение на заработную плату и прибыль (т. е. в данном случае прибавочную стоимость). Он показывает, что стоимость товаров остается той же самой, как бы ни изменялось отношение между этими двумя частями, — закон для которого он допускает лишь единичные исключения. Он даже выясняет некоторые важные законы, касающиеся взаимного отношения между заработной платой и прибавочной стоимостью (взятой в форме прибыли), хотя и в слишком общем понимании, и показывает, что земельная рента есть избыток сверх прибыли, отпадающий при определенных условиях»¹⁰³. Что Рикардо не переоценил значения упомянутой задачи и что ее решение является одной из главных его заслуг, подтверждает и Маркс, ибо и он пишет: «Как важно было свести стоимость к труду, совершенно так же важно было прибавочную стоимость, которая представлена в прибавочном продукте, свести к прибавочному труду. В сущности, это было сказано уже А. Смитом и составляет главный момент в том, что дал Рикардо»¹⁰⁴.

То обстоятельство, что Маркс на основе тех же самых принципов впоследствии построил в области распределения совершенно новое колоссальное здание идей, что он сделал это в совершенно другом стиле и получил совсем другие, чаще всего прямо противоположные выводы, может лишь в незначительней степени умалить приведенную выше благоприятную оценку заслуг Рикардо на этом поприще. Ибо причины расхождений между Марксом и Рикардо лишь в малой мере покоились в области теории стоимости. В общем и целом эти расхождения были результатом различных исторических, социологических и философских воззрений Рикардо и Маркса.

Менее удовлетворительные, менее глубокие результаты дает рикардовское построение самой теории стоимости, ее обоснование и развитие. Если у Рикардо и здесь можно найти большой прогресс в развитии принципа трудовой стоимости по сравнению с теорией Смита, с одной стороны, и многих его «последователей», с другой, то все же нужно признать что теория стоимости у Рикардо не лишена многих недостатков, пробелов и неясностей. Многие стороны и важные пункты этой теории затронуты им лишь поверхностно, мимоходом; отсутствует строгость в употреблении технических терминов. Благодаря всему этому Рикардо сам немало содействовал позднейшим многочисленным искажениям и ложным толкованиям своей теории. Хуже всего, однако, то, что сам Рикардо оставил огромную брешь, в которую свободно мог проникнуть каждый его противник, чтобы опрокинуть и уничтожить всю его постройку. — Рассмотрим однако, детальнее слабые стороны и недостатки его теории стоимости.

«Что же оставалось автору «Капитала» прибавить к этому, помимо более точной, подробной и понятной формулировки?» — спрашивает проф. Зибер. «А только то, что производительность труда наемного рабочего не есть явление, существующее вне условий пространства и времени, а составляет результат приложения прибавочной работы в течение прибавочного времени для создания прибавочной стоимости»¹⁰⁵.

Этот взгляд неправилен в двояком смысле. С одной стороны, проф. Зибер переоценивает заслуги Рикардо, когда думает, что он одну только эту проблему оставил неразрешенной. Мы в дальнейшем попытаемся показать, что таких пунктов имеется несколько. С другой стороны, проф. Зибер недооценивает Рикардо, когда он утверждает, что автор «Начал» оставил этот вопрос открытым, и когда он приписывает разрешение этой задачи «автору Капитала», считая это его главной задачей. Мы выше цитировали слева Маркса и Энгельса, из которых явствует, что, по их мнению, это доказано уже Рикардо;. Маркс видит в этом даже «главный момент в развитии Рикардо».

Ратнер, со своей стороны, усматривает главный основной недостаток теории стоимости Рикардо в том, что «буржуазное хозяйство не выделено им, как особый исторический момент, характеризующийся специфическими чертами, а между тем эти черты имеют существенное значение. Рикардо для доказательства закона ценности обратился к примерам из первобытных несложных отношений, отличавшихся однообразием меновых сделок, и затем допустил, что такой же закон действует и в современном обществе. В результате получился абстрактный закон, хотя отнесенный к современному хозяйству, но взятый вне непосредственной связи с конкретными условиями нашего времени»¹⁰⁶.

Эти соображения не оригинальны и не новы. Они сами по себе взяты у Маркса. Новым и вместе с тем неправильным является их специальное применение к теории стоимости Рикардо, а именно утверждение, что в этом главный ее недостаток. Правда, Рикардо, к сожалению, недостает исторического чутья и исторического понимания, но это не имело для его теории стоимости столь огромного, фундаментального значения, ибо в корне неверно, что Рикардо не «понимал характерных черт капиталистического хозяйственного строя». Как раз наоборот: отсутствие историзма у Рикардо привело к непониманию и отрицанию всех других хозяйственных форм как в прошлом, так и в будущем, и к увековечению капиталистического строя. Ратнеру известно относящееся сюда замечание Маркса, и он вполне соглашается с автором «Капитала», когда последний пишет о Рикардо: «Параллелограммы господина Оуэна являются, по-видимому, единственной известной ему формой общества, за исключением буржуазной»¹⁰⁷.

Неверно и утверждение Ратнера, что Рикардо для «доказательства закона ценности обратился к примерам из первобытных, несложных отношений». Во-первых, «примитивные эпохи» наделены у Рикардо всеми характерными чертами и признаками капиталистической эпохи. Все те признаки, которыми Маркс характеризует капиталистический строй — разделение труда, распадение общества на классы, полная свобода и, в частности, свобода распоряжения самим собой и своим имуществом и, как результат этого, свободная конкуренция между капиталистами и рабочими — все это имеется уже в «первобытные эпохи» Рикардо. Поэтому сомнительно, можно ли вообще говорить об особой первобытной эпохе у Рикардо. Во-вторых, Рикардо вовсе не умозаключает от одной эпохи к другой. Он затрагивает первобытную эпоху лишь мимоходом; он был принужден к этому своей полемикой со Смитом, который хотел провести принципиальную грань между обеими названными эпохами. Рикардо против этого энергично боролся.

В действительности слабая сторона Рикардо заключается в том, что он в изложении трудового принципа и трудового закона мало обосновывает и мало доказывает: он все время логически развивает положения и выводы, не заботясь об их обосновании, — обстоятельство, на которое многократно указывалось его противниками. Правда, последние идут слишком далеко, утверждая, что Рикардо совсем не обосновал трудового принципа и что он выставил его только как аксиому. Это, как мы уже доказали, сильно преувеличенно, ибо если даже у него и не хватает непосредственных доказательств, то имеются косвенные доказательства и подтверждения правильности трудового закона. Однако, этот недостаток ясного доказательства и обоснования основного закона может и должен быть отмечен здесь, при критике рикардовой теории стоимости.

Хотя Рикардо были известны специфические признаки буржуазного общества, но непонимание исторической обусловленности капиталистического способа производства и рассмотрение его как «вечной естественной формы общественного производства» мешало ему полностью понять проблему стоимости. В этом, думал Маркс, заключается причина того, что классической политической экономии «никогда не удавалось из анализа товара и, в частности, товарной стоимости вывести форму стоимости, которая именно и придает товару характер меновой стоимости»¹⁰⁸.

Мы оставляем открытым вопрос, действительно ли недостаток исторического понимания, помешал классикам дать исчерпывающий анализ стоимости. Во всяком случае, для рикардовой теории стоимости имело роковое значение то, что он так мало интересовался анализом самой стоимости, абсолютной стоимости и процесса ее возникновения и развития. О возникновении стоимости он говорит лишь мимоходом, кратко и в общих выражениях. Фактически она у него потом распадается на прибыль и заработную плату¹⁰⁹, но он этого никогда подробно не рассматривал и даже ни разу не формулировал ясно и определенно.

Маркс часто указывал на этот основной недостаток рикардовой теории стоимости: «Рикардо — писал он — прибавочную стоимость, — как таковую, не отделял, как особую категорию от особенных ферм, которые она принимает в прибыли и земельной ренте. Отсюда много ошибок и недоразумений в исследовании»¹¹⁰. О том, какое огромнее поле для исследования упустил этим самым Рикардо, можно судить только по тому анализу и тем выводам, которые впоследствии сделал в этой области Маркс, исходивший из тех же основных идей и принципов. Только при этом условии можно себе отдать отчет в том, что рикардова теория стоимости, в виду отсутствия в ней анализа абсолютной и прибавочной стоимости, не может быть названа совершенной теорией и что для последователей Рикардо здесь осталось широкое поприще для самостоятельной дальнейшей разработки трудовой теории; мы познаем здесь оригинальность Маркса и научаемся ее ценить¹¹¹.

Это пренебрежение абсолютной стоимостью является причиной и другого основного недостатка рикардовой теории стоимости, — причиной того, что Рикардо не провел ясного, точного и резкого разграничения между живым трудом, переменным капиталом, израсходованным на заработную плату, и накопленным трудом, постоянным капиталем. Иногда Рикардо подает даже повод думать, что и накопленный труд — капитал — производителен, но против этого протестует вся его система в целом. Возможность допущения, что Рикардо считал постоянный капитал производительным, была использована многими его противниками, которые пытались представить его просто как сторонника теории издержек производства. Эта неясность еще более затемняется, благодаря некритическому «удерживанию», как выражается Маркс, «смитовского смешения категорий постоянного и переменного капитала с категориями основного и оборотного капитала», ибо соединение переменного капитала с частью постоянного, т. е. с расходами на сырье и вспомогательные материалы, в одну категорию «оборотного капитала» действительно могло дать ложный повод считать Рикардо сторонником теории издержек производства. Что Рикардо не может быть отнесен к числу последних, было уже нами в достаточной мере выяснено, и мы не считаем нужным дальше на этом останавливаться.

Однако, следующие причины содействовали, если не уничтожению, то во всяком случае значительному ослаблению вредных последствий упомянутой неясности и путаницы:

1. Сам Рикардо рассматривает разделение на основной и оборотный капитал, как «раздвоение несущественное, в котором разграничительная линия не может быть точно проведена» («Начала», стр. 19). Такое «несущественное разделение» не может и не должно поэтому служить орудием для опровержения трудового принципа у Рикардо.

2. Рикардо, как мы знаем, подробно проанализировал проблему стоимости, главным образом, с точки зрения процесса обращения, т. е. реализации стоимостей во взаимном обмене товаров. С этой точки зрения, деление на живой и на накопленный труд, т. е. на переменный и постоянный капитал, теряет свое острое значение, а другое деление — на основной и оборотный капитал — вполне оправдывается. Этим можно также объяснить, почему Рикардо вообще удерживал это «смещение». «С точки зрения процесса обращения на одной стороне находятся средства труда: основной капитал, на другой стороне — материал труда и заработная плата: текущий капитал, и совершенно безразлично, в каком отношении данная стоимость оборотного капитала распадается на материал труда и заработную плату»¹¹².

3. Маркс указывает еще на одно обстоятельство: при более близком рассматривании оказывается, что «часть капитальной стоимости, затраченная на материал труда (сырые и вспомогательные материалы) не появляются ни на той, ни на другой стороне. Она исчезает совершенно. Она не подходит к категории основного капитала, так как она по способу своего обращения вполне совпадает с частью капитала, затраченного на рабочую силу. С другой стороны, она не может быть подведена под категорию оборотного капитала, так как вместе с этим устранилась бы возможность считать равнозначащими противопоставление «основной и оборотный капитал» и противопоставление «постоянный и переменный капитал», — между тем Рикардо молчаливо воспринимает проскальзывающее у А. Смита отождествление этих двух противопоставлений. Рикардо обладает слишком сильным логическим инстинктом, чтобы не почувствовать этого, и потому-то упомянутая часть капитала вовсе исчезает у него»¹¹³.

Рикардо, таким образом, мало интересуется абсолютной стоимостью, и хотя он ясно высказался относительно ее принципа и установил основное условие для ее анализа, он тем не менее оставил ее в стороне. Имея, таким образом, в своих руках ключ к полному пониманию капиталистического способа производства, он тем не менее закрыл себе пути к уяснению того, что происходит за кулисами капиталистического хозяйства. Рикардо сам как бы намекает на это¹¹⁴.

Совершенно, однако, не соответствует действительности взгляд Энгельса, который считает, что один из двух пунктов, о которые разбилась школа Рикардо, состоит в следующем: «Труд есть мера стоимости. Но живой труд при обмене на капитал имеет меньшую стоимость, чем овеществленный труд, на который она обменивается... В таком понимании вопрос, действительно, неразрешим. Марксом он правильно поставлен, и тем самым на него дан ответ. Труд не имеет стоимости, а рабочая сила»¹¹⁵. И далее: «Основываясь на теории прибавочной стоимости, он (Маркс) развил первую рациональную теорию заработной платы, какую мы только имеем»¹¹⁶.

После всего того, что мы сказали в нашем систематическом изложении и в критике Рикардо, нам кажется достаточно доказанным, что рассуждения Энгельса не содержат в себе правильного изложения взглядов автора «Начал» на интересующий нас вопрос. Мы поэтому удовлетворимся указанием, что это утверждение находится в прямом противоречии с тем, что сам Маркс думал об отношениях между ним и Рикардо в этом вопросе.

В главе XV-ой I тома «Капитала» Маркс исследует соотношения между ценой рабочей силы и величиной прибавочной стоимости. Предполагая, что «величина рабочего дня и интенсивность труда постоянны», и что «производительность труда изменяется», он выставляет три закона, которыми определяется «стоимость рабочей силы и прибавочная стоимость», и пишет при этом: «Рикардо первый строго формулировал три установленные выше закона»¹¹⁷. Если же Рикардо установил законы стоимости рабочей силы, то, ему должно было быть известно и понятие рабочей силы, и его школа не могла потерпеть крушения из-за незнания различия между трудом и рабочей силой. Этого не могло случиться и потому, что Рикардо в своей теории фактически всегда различает оба понятия: труд и рабочую силу.

В качестве второго пункта, послужившего причиной «крушения» рикардовой школы, Энгельс — уже с большим правом — приводит следующий момент: «По закону стоимости Рикардо, два капитала, применяющие одинаковое количество одинаково оплачиваемого живого труда, предполагая все прочие условия равными, производят в течение времени одинаковой продолжительности продукты равной стоимости, а также прибавочную стоимость или прибыль равных размеров. Фактически равные капиталы в разное время производят в среднем равную прибыль, независимо от того, много или мало живого труда они применят. Следовательно, тут явное противоречие закону стоимости»¹¹⁸.

Начнем с маленькой, но очень существенной поправки. Это противоречие между теоретическим законом и эмпирической действительностью в своем полном объеме заключается не в «рикардовом» законе, как это утверждает Энгельс, а в принципе трудовой стоимости и в трудовом законе вообще, и чем строже и последовательнее проводится принцип трудовой стоимости, тем яснее и резче проявляется это противоречие. Из этого следует, что каждый теоретик трудовой стоимости должен стремиться к тому, чтобы как-нибудь защитить это уязвимее место, теоретически согласовать трудовой принцип с фактами и разрешить указанное противоречие.

Для этого прежде всего необходимо, чтобы теоретик трудовой стоимости видел эту трещину, учитывал ее значение и не успокаивался ложными компромиссами.

Будучи, с одной стороны, совершенно согласны с Энгельсом, что именно отсюда возникла величайшая опасность для школы Рикардо, мы, с другой стороны, придерживаемся того мнения, что эта опасность стала вопросом жизни для его теории, не благодаря тому, что он формулировал это противоречие, а потому, что он его не формулировал.

Но так как Рикардо совершенно оставил в стороне редкостные блага, то это «смешение» причинило небольшой ущерб учению о трудовой стоимости. Кроме того этот метод изолирования не мог дать особенно плохих результатов для закона трудовой стоимости, поскольку в первых отделах предполагается, что типичный, единственный реально существующий для Рикардо меновой акт действительно совершается в соответствии с трудовой стоимостью обмениваемых благ. Но Рикардо признает, что этот меновой акт при определенных обстоятельствах может и должен состояться при отклонении от трудовой стоимости, что на него оказывают влияние другие моменты и факторы. Здесь поэтому сам собой напрашивается вопрос: что же остается от трудового закона, в чем выражается его существование и влияние?

Рикардо не видел, к сожалению, всего значения этого противоречия; он поэтому успокоился на предположении, что отклонения от трудовых стоимостей не часты и не значительны и что в действительности трудовой принцип находит свое полнее применение в огромном большинстве меновых актов. Мы знаем, однако, что это допущение было соблазнительно, но совершенно ошибочно, и что противники не замедлили ухватиться за эту ошибку. Уже Мальтус указывал Рикардо на то, что исключения из закона так многочисленны, что «правило должно быть признано исключением, а исключение правилом»¹¹⁹. Коморжинский, например, тоже выдвигает этот аргумент на первый план. «Закон цен, — пишет он, — который был выведен вначале с такой резкостью, этим обстоятельством не только модифицируется, но совершенно опровергается»¹²⁰.

Какие же средства дает Рикардо в своей теории стоимости для борьбы с этим важным, правильным и уничтожающим аргументом? Никаких. Таким образом, его ученикам4 и последователям оставалось только одно из двух: либо жалеть о «непоследовательности» учителя и стараться затушевать и скрыть это противоречие, либо, признавая это противоречие, избрать на свой риск и страх новые пути и взяться за самостоятельное разрешение проблемы.

По первому пути, — по пути уверток — пошли эпигоны, малые мира сего, которые не доросли до этой проблемы. Вторым путем пошли великие мыслители, которые поставили своей целью дальнейшую разработку и развитие трудовой теории.

Родбертус, например, не боится открыто признать, что «в отдельности, т. е. в каждом предприятии, на любой ступени разделения труда, продукт не может точно обмениваться по количеству содержащегося в нем труда»¹²¹, но это не мешает ему быть ярым и убежденным сторонником теории трудовой стоимости.

Еще более открыто и безоговорочно признавал это противоречие Маркс. «Теперь, — писал он, — только случайно прибавочная стоимость, — а, следовательно, и прибыль, — действительно произведенная в какой-либо особой отрасли производства (не только в отдельном предприятии, Р.), может совпасть с прибылью, заключающейся в продажной цене товара»¹²², и тем не менее никто столь глубоко не убежден в реальности и важности закона трудовой стоимости, как Маркс.

Приходится удивляться тому неоспоримому факту, что сам Рикардо чувствовал это противоречие довольно туманно и никогда не отдавал себе ясного отчета обо всем его значении. Поэтому он и оставил эту важную позицию неприкрытой и незащищенной; более того, он даже не дал никаких указаний для защиты этой позиции от враждебных нападений.

Тот странный факт, что такой дальновидный и острый мыслитель обнаружил в столь важном вопросе такую недальновидность, находит свое объяснение в методе, в точке зрения, и вообще в характере его анализа проблемы стоимости.

Так как мы имеем здесь ключ ко всем недоразумениям, неясностям и недостаткам рикардовой теории стоимости, то мы рассмотрим вопрос несколько подробнее.

Мы уже видели, что Рикардо поступал совершенно неправильно и выворачивал вопрос наизнанку, когда он разбирал теорию стоимости и связанные с нею явления в процессе обмена, в сфере обращения и, таким образом, оперировал с готовыми величинами, возникшими за его спиной. Если бы Рикардо при исследовании явлений стоимости остался верен той же самой точке зрения, которую он применял при проблемах распределения, если бы он исследовал каждое явление, каждый фактор, в его влиянии на все общество, в его связи с другими экономическими явлениями, елевом, если бы он вел свой анализ с точки зрения всего народного хозяйства, то он вполне постиг бы интересующее нас противоречие, равно как и многие другие недостатки своей теории. Вместо этого он, к сожалению, применяет в главе «о стоимости» совсем другой метод. Когда он говорит «о благах и законах, определяющих их взаимную цену», то речь у него идет об отдельном меновом акте; он оперирует с двумя взаимно обменивающимися товарами. Его интересуют, следовательно, только хозяйственные интересы частных контрагентов, только причины и законы этого менового акта. Правда, этот исследованный им меновой акт является типичным, но только одним из бесчисленного множества параллельно совершающихся меновых актов; он представляет собой частно-хозяйственное явление. Более того, хотя для Рикардо с самого начала существует два типа меновых актов: один меновой акт для редкостных благ и другой для благ, «количество которых может быть увеличиваемо до бесконечности», тем не менее он нигде не попытался привести эти два типа во взаимную связь и проанализировать положение, которое в результате этого получилось бы. Если бы он это сделал, то он сразу увидел бы, что с точки зрения всего народного хозяйства, т. е. при учете связи общественного богатства с общественным производством, выражение: «Товары свою меновую стоимость черпают из двух источников: своей редкости и количества труда» — поверхностно и недопустимо. Ибо если редкостные блага, действительно, имеют более высокую меновую стоимость, благодаря своей монопольной цене, то это значит, что те блага, количество которых может быть увеличиваемо до бесконечности, при обмене на редкостные блага в такой же мере теряют в своей меновой стоимости. При существовании двух самостоятельных «источников» меновой стоимости они, приходя в соприкосновение, должны вступить между собою в конфликт: чем выше поднимается «редкостное благо», тем ниже падает стоимость обмениваемого на него блага, «количество которого может быть увеличиваемо до бесконечности». Рикардо увидел бы тогда, что учение о двух «источниках» меновой стоимости с народно-хозяйственной точки зрения не соединимо с им же самим прокламированным положением, что «труд одного миллиона человек на фабриках всегда произведет одну и ту же стоимость» («Начала», стр. 181). Ибо это положение оказывается несостоятельным, если рассматривать «редкость», как нечто совершенно самостоятельное, а не как это имеет место в действительности — в качестве фактора распределения, который дает одному то, что отнимается у другого.

Совершенно ясно также, что трудовая теория не может и не должна ограничиться узким полем отдельных меновых актов, которые совершаются между отдельными частными хозяйствами. Судьба трудовой теории не зависит от того, продаются ли в эмпирической действительности отдельные товары по их трудовой стоимости. Задача трудовой теории не может и не должна ограничиваться объяснением «правила, определяющего, сколько одного товара дается в обмен за другой товар». Трудовая теория, вообще, не идентична объяснению фактических товарных цен. Трудовой принцип покоится на объективном, неоспоримом, социологическом базисе. Человек рождается голым, и все то, что производится, собирается и накопляется обществом в качестве богатств, благ и капитала, вырвано у природы человеческой рабочей силой, т. е. «совокупностью физических и духовных способностей, которыми располагает конкретный организм»¹²³, и притом не трудом оторванных друг от друга индивидуумов, а связанных между собой трудовыми отношениями. В силу этого и трудовая теория не может быть проведена строго индивидуалистически; она с самого начала базируется на общественных — социологических — явлениях, и меновая форма трудовой стоимости должна поэтому рассматриваться с общественной точки зрения. Если одни товаропроизводители, благодаря данному соотношению сил в обществе, имеют возможность выигрывать за счет других в меновых актах, в товарных ценах, то это еще не есть смертельный аргумент против трудовой теории. Это означает только, что задача последней становится гораздо сложнее, что проблема, быть может, должна быть поставлена иначе, наконец, что надо попытаться разрешить противоречие теоретического закона с эмпирической действительностью, согласовать их и объяснить. И если трудовой принцип не определяет непосредственно размеры цен отдельных товаров, то нельзя ли показать, что он делает это косвенно и, таким образом, все-таки оказывает решающее влияние на товарные цены?

Рикардо оставил незатронутыми все эти трудные и важные задачи трудовой теории; он, может быть, даже не подозревал их существования. Поэтому рассмотренное противоречие стало таким опасным для его теории стоимости; поэтому же «школа Рикардо споткнулась об этот камень» (Маркс). Приведенные выше опровержения действительно убийственны для рикардовой теории стоимости, но не для самого трудового принципа. Благодаря этому дальнейшее развитие трудовой теории стоимости должно было, использовав много ценного и верного из теории стоимости Рикардо, внести наряду с этим много новых точек зрения, идей и взглядов и, в частности, открыть новые пути для разрешения указанного противоречия. Маркс взялся за эту задачу и разрешил ее. Но об этом в следующем отделе.

Отдел второй. Теория стоимости Маркса

I. Цельность марксовой теории стоимости

Почти три десятилетия отделяют появление третьего тома главного произведения Маркса — «Капитала» — от момента выхода в свет первого тома. Эта чисто внешняя случайность (ибо третий задолго до своего появления в печати лежал готовым в рукописи) не благоприятствовала правильному пониманию, толкованию и разбору теории стоимости Маркса, в особенности со стороны его противников. Каждый научный исследователь имеет право на то, чтобы его произведение разбиралось и оценивалось в целом, а не частями, отрывками. Но как раз последнее выпало на долю марксовой теории стоимости.

Не обращая внимания на то, что важнейшие экономические учения Маркса далеко еще не нашли своего завершения в 1 томе «Капитала» и игнорируя оговорки и ссылки Маркса на дальнейшие части его труда, — ссылки, касающиеся важнейших проблем теории стоимости (об этом позже), его друзья и недруги, сторонники и противники, ничтоже сумняшеся, определили свое отношение к Марксу, базируясь исключительно на первом томе. Исходя из того же первого тома «Капитала», одни заостряли свои стрелы и метали их в сторону противника, а другие защищались.

Так по отношению к теории стоимости Маркса образовалось нечто в роде научной рутины, которая рассматривалась как нечто установленное и законченное.

Но вот появился третий том «Капитала» с его новыми понятиями, новой постановкой проблем и новыми решениями. С этого момента критика марксовой теории стоимости пошла по двум путям. Так называемые «марксисты» пришли к тому заключению, что, благодаря третьему тому, в понимании и разборе теории стоимости Маркса стала необходима «ревизия»; «ревизия» эта, заключавшаяся в исправлении теории и приспособлении ее к новой форме, действительно была произведена.

Иначе обстояло дело в другом лагере, в лагере критиков и противников Маркса. На их мнение о Марксе и об его теории стоимости третий том не оказал никакого влияния. Они цеплялись за старые возражения и старую критику с упорством, настойчивостью и пристрастием истинной «ортодоксии». Третий том удостоился лишь немногих «опровержений»; критики пустили в свет известную сказку о «противоречии», провозгласили «Маркс contra Маркс» и... успокоились на старом. Вместо того, чтобы подвергнуть серьезной «ревизии» вынесенный ранее несправедливый приговор, они сочли более удобным еще pas просто его подтвердить.

Так поступили «противники» Маркса, а по их стопах пошли и сторонники критического социализма и ревизионизма¹²⁴.

Третий том с его практическим применением теоретических принципов к капиталистическому обществу до сих пор обычно не существует для них, когда они «излагают» марксову теорию стоимости.

Возьмем, например, наиболее солидную справочную книгу — вышедший в 1901 году седьмой том второго издания, «Handwörterbuch der Staatswissenschaften». В этом томе мы находим большую статью Бем-Баверка о стоимости. Бем-Баверк ведь считается самым значительным критиком теории стоимости Маркса. Как же он трактует эту теорию? Ее изложение ограничивается только первым томом «Капитала». Затем следует критика, которая особенно подчеркивает один момент, а именно, что на «меновую стоимость продуктов фактически влияет также величина и продолжительность инвестированного капитала»¹²⁵.

А третий том? Для него в тексте нет места; ему не посвящена ни одна строка. Бем-Баверк справляется с третьим томом в подстрочном примечании, которое служит для подтверждения правильности «критики» Бем-Баверка. Вот это примечание: «В посмертном третьем теме «Капитала» этот факт, временно (sic!) обойденный в основных первых томах системы, отчетливо признается самим Марксом»¹²⁶.

И это все: ни звука больше ни о содержании третьего тома, ни о том, каким «способом» Маркс «признал это явление». Зато Бем-Баверк старается успокоить читателя утверждением, что этот замалчиваемый им «способ», этот неизвестный \(х\), «явно неудовлетворителен», что он находится «в противоречии с основными предпосылками его (Маркса) теории стоимости» и т. д.

Заметьте только: Бем-Баверк знает, что Маркс в первом томе обошел «этот факт» только «временно»; он не сомневается также в подлинности третьего тома, и все-таки он его очень мало беспокоит. Третий тем существует только для того, чтобы подтвердить его, Бем-Баверка, «критику».

Поведение Бем-Баверка объясняется, однако, очень просто: уже в первом издании «Handwörterbuch», появившемся в 1890 году, Бем-Баверк, игнорируя сообщение о предстоящем выходе в свет третьего тома и не обращая никакого внимания на заявление Энгельса, что в этом томе будет дано «разрешение временно обойденных явлений», подобно оракулу изрек, что «несостоятельность теории стоимости Маркса окончательно (!) доказана (?) перед лицом ученого мира». Но «ученый мир» не отличается особой подвижностью, и если он, не выжидая третьего тома, поспешил вынести свой «окончательный» приговор, то у него естественно мало охоты заново взяться за дело. Поэтому можно с полным правом говорить об «ортодоксальности» противников.

Но является ли третий том «Капитала» подлинным сочинением Маркса? Это, конечно, не подлежит сомнению. В этом не сомневаются и противники Маркса, как Бем-Баверк, проф. Диль и другие. Усомнился в этом один слишком ревностный сторонник Маркса. Он пишет: «К слову заметим, что наш автор, подобно многим другим критикам марксизма, очень любит ссылаться на злополучный (!) 3-й том «Капитала» и делать Маркса ответственным за все, что в этом томе сказано или недосказано. Автор, однако, забывает, что 3-й том «Капитала» был составлен после смерти Маркса разными (?) друзьями и преемниками его... Им приходилось на основании различных отрывочных заметок самостоятельно восстановлять то, что, по их мнению, хотел бы или мог бы сказать Маркс, если бы остался в живых. Ясно, что при таких условиях 3-й тем «Капитала» нельзя считать аутентичным творением Маркса»¹²⁷.

Автор, по-видимому, хотел оказать Марксу большую услугу — взять его под свою защиту против его «критиков». Но он взялся за дело не особенно удачно.

На самом деле Энгельс дал нам в предисловии к третьему тому «Капитала» подробный отчет о своей работе по редактированию этой книги. На основании предисловия мы всегда можем установить, какие места принадлежат перу Маркса, что им оставлено в виде фрагментов, и что принадлежит не ему.

Прежде всего неверно, что «различные» друзья занимались редактированием третьего тома. Энгельс категорически объявляет, что он проделал всю работу один.

«Нельзя делать Маркса ответственным». За что? За то, чего не хватает? Этого никто не утверждал. Может быть, за способ изложения? Но это менее всего важно. Не подлежит, однако, никакому сомнению, что способ «разрешения» проблемы стоимости, все учение о «ценах производства, об общей и средней норме прибыли» и т. д. не только принадлежат Марксу, но (а это особенно важно) что все это было ему ясно уже при появлении первого тома «Капитала».

Лучшим свидетельством для этого является то, что Маркс, по рассказу Энгельса, «между 1863 и 1867 гг.... составил в наброске две последние книги «Капитала» и подготовил к печати рукопись первой книги» (К. III, стр. VII). Значит, когда Маркс подготовил к печати рукопись первой книги, он уже имел «в наброске две последние книги».

Но перед нами не только «набросок» тех отделов третьего тома, в которых трактуется проблема нормы прибыли и теории стоимости вообще: эти отделы — II—IV, — были в такой мере обработаны Марксом, что Энгельс — как он сам говорит, — «не говоря о стилистической редакции, почти сплошь мог придерживаться оригинала рукописи» (К. III, стр. VIII).

Многие места первого тома также подтверждают, что Маркс ясно понимал «проблему» — «противоречие между законом стоимости и действительностью». Более того, Маркс уже в первом томе дает указания на способ «решения» этой проблемы в духе III тома; он говорит в одном месте «о средних ценах», которые регулируются «в последнем счете» стоимостью, «но не совпадают непосредственно с величиной стоимости товаров». Полностью это подтверждается недавно опубликованным в «Neue Zeit» письмом к Кугельману от 11 июля 1868 г., в котором Маркс ясно пишет: «Вульгарный экономист не имеет ни малейшего представления о том, что действительные обыденные отношения обмена и величины стоимости не могут быть непосредственно тождественны»¹²⁸.

Из всего этого ясно следует, что теория стоимости первого и третьего тома «Капитала» является духовной собственностью Маркса и что выводы III тома были известны Марксу, когда он опубликовал первый том¹²⁹.

Стало быть, для самого Маркса его теория стоимости существовала как цельное, законченное, последовательное учение, внутри которого нет места для противоречий, для «опровержений» одной части другою.

Но «критиков» все это мало трогает. Господа из субъективной школы «субъективно» находят очевидные «противоречия»: «Третий том «Капитала» отрицает первый», утверждает — Бем-Баверк¹³⁰. «Решение третьего тома стоит в открытом противоречии к прежним выводам Маркса», — аккомпанирует ему проф. Диль¹³¹.

Рядом цитат из первого тома «критики» стараются доказать, что Маркс приписывал стоимости реальное значение (Диль), при чем под «реальным значением» подразумевается то, что «теория стоимости служит правилом для отдельных бесконечно переплетающихся и сложных явлений цены»¹³². «Меновая ценность есть следовательно то отношение, в котором обмениваются друг на друга блага, а теория меновой ценности занимается изучением причин, определяющих высоту этого отношения»¹³³.

Серьезнее подходит к делу Руэфли. Он исходит из того, что закон стоимости, по Марксу, применим только для капиталистического общества. Но так как «меновое отношение не есть сама стоимость, а только необходимый способ выражения или форма ее проявления», то «в этой форме проявления» должна заключаться тенденция к совпадению со стоимостью»... «Из этого с железной необходимостью вытекает закон стоимости, как закон обмена», и Руэфли в силу этого находит между первым и третьим томом противоречие, «резче которого и быть не может»¹³⁴.

Наши критики хотят, следовательно, поставить Маркса в противоречие с самим собою. Но наличность такого внутреннего противоречия можно было бы доказать только тогда, если бы было доказано, что Маркс изменил своим принципам, своему методу и выводам из своего учения.

«Нельзя правильно и верно судить о системе» — говорит Куно Фишер, —«если к ней в качестве критерия применяются чужие взгляды, на основе которых определяется ее приемлемость и ценность», но именно так поступают наши цитированные выше критики. Проф. Диль и Франк ставят свои требования теории стоимости Маркса, — при чем сам Франк, например, признает, что Маркс совсем и не думал так ставить проблему, и анализировать ее так, как это делает он, Франк¹³⁵, — и находят «противоречие» в том, что теория Маркса не соответствует их требованиям.

Господин Руэфли требует, чтобы «в форме проявления заключалась тенденция к совпадению со стоимостью; но он не хочет видеть, что по Марксу это «совпадение» осуществляется совсем иначе, чем это представляет себе он, Руэфли. «Реальное значение» значит по Дилю «правило для отдельных явлений цены»; он не хочет считаться с тем, что по Марксу «реальное значение» заключается уже в том, что «закон стоимости управляет движением цен» (К. III¹, стр. 158). По Дилю, теория стоимости вообще не может иметь другой цели, кроме той, чтобы быть правилом для отдельных явлений цены. По Марксу же, величайшее значение для его теории стоимости имеет то обстоятельство, что на ее основе «раскрыта внутренняя зависимость» (капиталистического строя), и притом «впервые» (К. III¹, стр. 147).

Мы, таким образом, видим, что наши критики, которые хотят открыть логические противоречия у Маркса, поступают весьма нелогически.

Но был ли или остался ли Маркс верен самому себе? Ответ на этот вопрос дает нам анализ его метода: в методе и в плане его работы кроется объяснение и уничтожение кажущегося противоречия между результатами первого и третьего тома.

Как Маркс исследует явления народного хозяйства? «Исследование, — говорит Маркс, — должно детально освоиться с материалом, проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь» (К. I, стр. XXXIV). Но это может быть достигнуто только в том случае, если исследовать явления «там, где они проявляются в наиболее отчетливей форме и наименее затемняются нарушающими их влияниями, или же, если это возможно, производить эксперимент при условиях, обеспечивающих ход процесса в чистом виде» (К. I, стр. XXVII). Но так как хозяйственные явления представляют собою не индивидуальные, а общественные массовые явления, при которых общее, типичное часто отклоняется от частно-индивидуального, и так как в этой области не могут быть произведены никакие реальные эксперименты, то из этого следует, что «при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции» (К. I, стр. XXV11).

Отсюда часто вытекает необходимость принимать для исследования различные предпосылки, гипотезы и временные допущения, которые дают возможность в деталях представить явление в чистой, типичной форме, понять и объяснить его.

Второй принцип, которым руководствуется Маркс, заключается в том, чтобы «в... общем исследовании... действительные отношения изобразить лишь постольку, поскольку они выражают свой собственный общий тип» (К. III¹, стр. 120). Под этим типом всегда «имеются в виду средние, нормальные отношения» (К. III¹, стр. 121).

Конструирование «средней», как синтеза отклоняющихся в различные стороны однородных явлений, является поэтому необходимым и излюбленным методом Маркса. «Средняя», в которой выравнивается всякое отклонение и в котором исчезает все случайное, индивидуальное и произвольное, выражает, по Марксу, то «общественно-необходимое» и типичное, которое содержится в каждом явлении. Чем больше количество явлений, охватываемых «средней», тем больше вероятность, что эта «средняя», с одной стороны представляет собой общественный тип, но, с другой стороны, что отдельные явления от нее отклоняются.

Мы находим у Маркса массу понятий, которые он устанавливает указанным путем; таковы: «рыночная стоимость» и «рыночная цена», «средняя норма прибыли» для отдельных отраслей производства и «общая норма прибыли», средний органический состав капитала для отдельных сфер производства и для всего общественного капитала, общественно необходимое рабочее время, средняя заработная плата, средний рабочий день, средняя интенсивность труда и т. д. и т. д.

Таким образом уже в методе Маркса, последовательно проведенном с первых страниц первого тома до последней страницы третьего тома, кроется не только возможность, но и необходимость образования абстракций, гипотез, средних чисел и т. п.

Поэтому нет ничего странного, неожиданного и ненормального в том, что Маркс в первом томе проводит гипотезу, в силу которой цены товаров равны их стоимости. Там, где исследование ведется в целях раскрытия противоположности между обоими классами и где оно касается анализа процесса производства в капиталистическом обществе, эту гипотезу необходимо было провести, чтобы не затуманить исследование. Иначе обстоит дело при переходе к распределению прибавочной стоимости между отдельными капиталистами. Здесь, в сфере распределения стоимости, дело шло о том, чтобы учесть новые эмпирические факты, объяснить их и привести их в соответствие с теорией. Таким основным фактом капиталистического способа производства является существование всеобщей средней нормы прибыли. С этим фактом надо считаться; его нельзя ни отрицать ни затушевывать (как это, например, делает Рикардо). Маркс при разрешении проблемы, которое так не нравится его противникам, снова прибегает к абстракциям и средним величинам, он на один момент рассматривает весь общественный капитал, как совокупный капитал со средним общественным органическим составом, чтобы таким образом иметь возможность конструировать всеобщую норму прибыли, — и в этом нет никакой непоследовательности, никакого отклонения от его метода. Конечно, это «решение» и учет эмпирической действительности путем введения общей нормы прибыли в учение о ценах производства очень неудобны для старой, закоснелой ортодоксальной критики, ибо вся сила этой «критики» заключалась в том, что капиталистическая эмпирическая действительность противоречит гипотезе первого тома, по которой товарные стоимости равны их ценам. Само собой разумеется, что решение, данное Марксом, делает невозможным обвинение его в том, что он не учитывал действительности.

О самостоятельной, законченной теории стоимости в первом томе «Капитала» не может быть речи уже по одному тому, что это означало бы игнорировать весь план этого произведения и весь ход марксова исследования капиталистического общества.

Свое исследование Маркс ведет таким образом, что он начинает с самого простого и постепенно переходит к более сложному. Так как «отдельный товар является элементарной формой богатства, то наше исследование начинается анализом товара», — пишет Маркс в начале «Капитала». И, действительно, чем дальше Маркс уходит в свое исследование, тем больше он втягивает новых факторов и моментов, которые делают хозяйственные явления все более разнообразными и сложными.

Первый отдел первого тома он рассматривает, предполагая примитивное общество, состоящее только из самостоятельных товаропроизводителей. Потом он делает шаг дальше, втягивает в сферу своего исследования проблему прибавочной стоимости и переходит таким образом к капиталистическому производству, которое он во всем первом томе рассматривал только в стадии процесса производства и с точки зрения антагонистических отношений между классами капиталистов и рабочих. Во втором томе он выдвигает на первый план новый фактор — отношение капиталиста к своему капиталу и изучает процесс обращения. В третьем томе он разбивает единство класса капиталистов и рассматривает взаимоотношения отдельных категорий капиталистов между собой, равно как и распадение прибавочной стоимости на различные части — на прибыль, процент и ренту. Только теперь он приближается к полной капиталистической действительности в ее основных явлениях и основных чертах. Эти дальнейшие шаги, понятно, приносят с собой новые проблемы.

Могут ли критики Маркса действительно серьезно думать, что он дал в первом томе полную, готовую законченную теорию стоимости, приспособленную к капиталистической действительности, и забыл при этом несколько «мелочей» — конкуренцию капиталистов между собой, торговый капитал, процент, ренту, одним словом, самое капиталистическую действительность? «Третий том отрицает первый», но в чем? Разве Маркс в первом томе не рисовал класс капиталистов, как господствующий класс, руководящий капиталистическим производством и имеющий только одно стремление — прибыль, и разве не было уже ясно со времен классической политической экономии, что это стремление с необходимостью должно привести к образованию общей нормы прибыли?

«Этим решением Маркс признает, что товарные цены не совпадают с их «стоимостями», но ведь это неминуемо там, где капитал является господствующей силой, ибо капитал, resp. денежный капитал («каждый капитал начинает свое жизненное поприще, как деньги, и кончает как увеличенное количество денег»), при таких условиях однороден и равноправен; он не знает, — как заметил еще старый Кенэ, — ни короля, ни родины. И разве Маркс не показал в первом томе, что та же власть капитала приводит в капиталистическом обществе к еще более чудовищному явлению, — к отклонению стоимости рабочей силы от стоимости продукта труда, к существованию наемного труда, с одной стороны, и прибавочной стоимости, с другой? Конкуренция, которая у рабочих доводит заработную плату к экзистенц-минимуму (I том), совершенно последовательно и логически приводит у капиталистов к общей норме прибыли, которая дает возможность одним капиталистам присвоить себе часть добычи (прибавочной стоимости) своих коллег (III том). Ибо мы живем в антагонистическом обществе point d’honneur которого состоит в присвоении чужого труда.

К этим результатам ведет последовательное, строго логичное проведение метода, принципов и учений первого тома «Капитала».

Стоит только несколько глубже вникнуть в предмет, чтобы понять, что между различными частями «Капитала» нет никакого внутреннего противоречия. Чтобы признать это, вовсе не надо быть неисправимым «марксистом».

Точно так же неправильно утверждение, что благодаря «решению» третьего тома стоимость потеряла у Маркса всякое реальное значение. Для самого Маркса верно как раз обратное, ибо он и после данного им «решения» остается в полном убеждении, что стоимость оказывает свое влияние на цены и на их движение. Ведь сам Бем-Баверк выдвигает четыре аргумента, на основе которых Маркс считал себя вправе придерживаться практического реального значения закона стоимости и после «решения» III тома.

Этим собственно цель нашего исследования достигнута.

Его результат таков: теория стоимости Маркса может и должна быть рассматриваема как единое, последовательно проведенное целое. В этом же духе ее приходится излагать и оценивать.

II. Стоимость и формы стоимости

Товар, выступающий в качестве элементарной формы богатства обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, «есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая по своим свойствам способна удовлетворить какую-либо человеческую потребность». (К. I, стр, 3). «Полезность... делает ее потребительной стоимостью» (К. I, стр. 4).

«Товарные тела представляют соединение двух элементов — естественного материала и труда» (К. 1,стр.9).

Так как «общественное разделение труда... составляет условие существования товарного производства», и «только продукты самостоятельных, друг от друга не зависящих индивидуальных работ, противостоят один другому, как товары» (там же), то вполне понятно, что «для производства товара необходимо произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительскую стоимость» (там же, стр. 8). Но эта сторона товаров, их полезность, их потребительная стоимость не интересует Маркса. «Потребительные стоимости товаров, — говорит он, — составляют предмет особой самостоятельной дисциплины, — товароведения» (стр. 4). Его анализ имеет в виду «количественные соотношения, пропорцию, в которой потребительные стоимости обмениваются на потребительные стоимости другого рода», т. е. меновую стоимость. Но меновая стоимость сама «должна представлять способ выражения, — «способ проявления», какого-то содержания, отличного от него» (стр. 4), ибо меновое отношение «всегда можно выразить уравнением», которое говорит нам, что «в двух различных вещах существует нечто общее равной величины» (стр. 5). «То общее, что выражается в меновом отношении или меновой стоимости товара, и есть его стоимость» (стр 6).

Из чего же состоит это общее, т. е. стоимость? Маркс находит, что «этой общей основой не могут быть геометрические, физические, химические или какие-либо иные естественные свойства товаров. Их телесные свойства подлежат здесь рассмотрению вообще лишь постольку, поскольку от них зависит полезность товаров, т. е. поскольку они делают товары потребительными стоимостями. Очевидно, с другой стороны, что меновая стоимость товаров отвлекается от их полезности. В пределах менового отношения товаров каждая данная потребительная стоимость играет совершенно ту же роль, как и всякая другая, если только она имеется в надлежащей пропорции... Как потребительные стоимости, товары различаются прежде всего качественно; как меновые стоимости, они могут иметь лишь количественные различия, следовательно, не заключают в себе ни одного атома потребительной стоимости. Если отвлечься от потребительной стоимости товарных тел, то у них остается лишь одно свойство, а именно то, что они — продукты труда» (стр. 5). Но это отвлечение от потребительной стоимости товаров имеет своим результатом то, что «вместе с полезным характером продукта труда исчезает и полезный характер представленных в нем работ, исчезают, следовательно, различные конкретные, определенные формы этих работ, последние не различаются более между собой, а сводятся все к одинаковому человеческому труду, к абстрактному человеческому труду» (стр. 5). «Эти вещи представляют теперь лишь выражение того, что в их производстве затрачена человеческая сила, накоплен человеческий труд. Как кристаллы этой общей им всем общественной субстанции, они являются стоимостями» стр. 6).

Величина стоимости продукта, следовательно, равна количеству представленного в нем труда, «субстанции, образующей стоимость». «Количество самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем, а рабочее время находит в свою очередь меру в определенных долях времени, каковы: час, день и т. д.» (стр.6). «Следовательно, один и тот же труд в равные промежутки времени создает всегда равные по величине стоимости, как бы ни изменялась его производительная сила» (стр. 121). Однако, не всякий индивидуальный труд может быть принят в расчет на одинаковых правах с другим и полностью. Напротив, в расчет необходимо внести два момента. 1) При каждом индивидуальном труде нужно отвлечься от индивидуальных свойств производителя и условий производства и свести их к средней рабочей силе и среднему рабочему времени. Товар может иметь определенную стоимость лишь постольку, поскольку он содержит общественно-необходимое рабочее время, т. е.«то рабочее время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной стоимости при наличных общественно-нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда... Каждый отдельный экземпляр функционирует в данном случае лишь как средний экземпляр своего рода» (стр. 6—7). 2) Так как имеются различные виды труда (труд одного вида бывает сложнее, чем труд другого вида) и так как более сложный труд «есть проявление такой рабочей силы, образование которой требует более высоких издержек, производство которой стоит большего рабочего времени и которая имеет поэтому более высокую стоимость, чем простая рабочая сила» (стр. 135), то «в каждом процессе образования стоимости высший труд всегда должен сводиться к среднему общественному труду, например, один день высшего труда к двум дням простого труда» (стр. 136). «Сложный труд есть только возведенный в степень, или скорее, помноженный простой труд... Опыт показывает, что такое сведение сложного труда к простому совершается постоянно» (стр. 11).

Но возникшая таким образом стоимость проявляется, как мы видели, только в меновом отношении товаров, в их меновой стоимости, — ибо меновая стоимость есть необходимый способ выражения, необходимая форма проявления товарной стоимости» (стр. 6), — и это происходит именно потому, что «общественное разделение труда делает труд столь же односторонним, сколь разносторонни его потребности. Именно поэтому продукт представляет лишь меновую стоимость» (стр. 60)».

Строго следуя кратко изложенному нами выше методу, т. е. начиная исследование сложных явлений с их самых простых элементарных форм и, переходя затем к дальнейшим усложнениям, Маркс и здесь начинает с элементарных явлений. «Простейшее отношение стоимостей есть, очевидно, отношение между стоимостями данного товара и единичного товара другого сорта, — все равно, какого именно» (стр. 14). Эта «простая, единичная или случайная форма стоимости» заключается в стоимостном выражении двух взаимно обменивающихся и потому взаимно обусловливающих друг друга товаров и показывает, что в обоих представлена общая, а потому и соизмеримая величина стоимости. Однако, эти «два разнородных товара... играют здесь, очевидно, две различные роли. Первый товар играет активную, второй пассивную роль. Стоимость первого товара представлена как относительная стоимость, или находится в относительной форме стоимости. Второй товар функционирует как эквивалент, или находится в эквивалентной форме» (стр. 14).

Смысл и значение этой формы стоимости состоит именно в том, что она выражает величину стоимости первого товара; это осуществляется благодаря тому, что другой, отличный от него товар, служит для него мерилом. При этом второй товар выступает здесь не как конкретный товар, а только как воплощение определенной величины субстанции стоимости, как материализация абстрактно-человеческого, общественного труда.

Эта простая форма стоимости, при которой каждому простому товару, находящемуся в относительней форме, соответствует товар, находящийся в эквивалентной форме, — «на практике встречается, очевидно, лишь при первых зачатках обмена, когда продукты труда превращаются в товары лишь в исключительных и случайных актах обмена» (стр. 28). Но этим самым дана возможность более полной формы, ибо «по мере того, как один и тот же товар вступает в меновые отношения с каждым из этих других видов товара, возникают различные простые выражения его стоимости. Число возможных выражений его стоимости ограничено только числом отличных от него видов товара» (стр. 25).

Таким образом мы получаем полную или развернутую форму стоимости. Благодаря обмениваемости (resp. стоимостному выражению) одного товара на все другие, «товар становится гражданином этого мира... В то же время бесконечный ряд его выражений показывает, что товарная стоимость относится с полным безразличием ко всякой особой потребительской форме, в которой она проявляется» (стр. 26). «Развернутая форма стоимости впервые осуществляется фактически тогда, когда один какой-нибудь продукт труда... уже не в виде исключения, а как общее правило, обменивается на многие другие товары» (стр. 28).

Но и эта форма имеет большие недостатки, ибо «ряд, выражающий стоимость, безграничен»... и «представляет пеструю мозаику переплетающихся между собой и в высшей степени разнородных выражений стоимости» (стр. 27); не хватает, следовательно, ясности и единообразия. Но хуже всего то, что она не дает возможности сравнивать стоимость различных товаров между собой. «Так как натуральная форма каждого отдельного товарного вида является здесь особенной эквивалентной формой наряду с бесчисленными другими особенными эквивалентными формами, то существуют вообще лишь ограниченные эквивалентные формы, из которых каждая исключает все остальные» (стр. 27). Имеется, однако, весьма простое средство уничтожить все эти недостатки. Так как в этой форме первый товар может быть обменен на все остальные (в действительности эта обмениваемость представляется как «сумма простых относительных выражений стоимости») (стр. 28), то достаточно только перевернуть ряд. Вместо того, чтобы противопоставлять один товар в относительной форме всем другим товарам в эквивалентной форме, гораздо целесообразнее и последовательнее противопоставить один этот товар в эквивалентной форме всем остальным товарам, которые находились бы по отношению к нему в относительной форме. Тогда мы получаем общую форму стоимости. Этим самым сразу меняется все дело. «Теперь товары выражают свои стоимости: 1) просто, т. е. в одном единичном товаре и 2) единообразно, т. е. в одном и том же товаре. Форма их стоимости проста и обща им всем, следовательно, всеобща». Один этот товар приобретает благодаря этому характер всеобщей эквивалентной формы, он «находится в форме, дающей ему способность непосредственно обмениваться на все другие товары» (стр. 30). Всеобщая эквивалентная форма может, собственно, принадлежать любому товару, и только тогда, когда эта форма окончательно связывается с каким-нибудь специфическим товаром, «единая относительная форма стоимости товарного мира приобретает объективную прочность и всеобщее общественное значение. Специфический товарный вид... становится денежным товаром, или функционирует в качестве денег. Играть в товарном мире роль всеобщего эквивалента делается его специфической функцией, а следовательно, его общественной монополией. Это привилегированное место среди товаров... завоевал в истории определенный товар, а именно золото» (стр. 31). Так мы получили денежную форму.

Что эта денежная форма господствует в обществе товаропроизводителей, известно всякому. «Каждый знает… — что товары обладают общей формой стоимости... денежной формой» (стр. 14). Нам надо поэтому точнее исследовать и представить результаты, к которым приводит введение этой формы.

По существу введение денег ничего не меняет в принципе стоимости и в отношении стоимости обмениваемых товаров: они, как и раньше, обмениваются в отношении содержащегося в них общественного рабочего времени. Ведь и «золото лишь потому противостоит другим товарам, как деньги, что оно раньше противостояло им как товар» (стр. 32), а «его (золота) собственная стоимость определяется рабочим временем, необходимым для его производства, и выражается в том количестве всякого иного товара, в каком кристаллизовалось столько же рабочего времени» (стр. 49).

Напротив, с точки зрения формы введение денег приносит с собой полный переворот в общественном процессе обмена. На место непосредственного обмена продуктов, где каждый акт продажи своего товара означает единовременно куплю чужого, необходимого для потребления, товара, и где весь процесс обращения заканчивается с переменой места и владельца потребительной стоимости, — с введением денег выступает гораздо более сложное, но вместе с тем значительно более свободное, не связанное товарное обращение, осуществляемое через форму цены.

Так как деньги получают клеймо подлинной общественной формы проявления и функционируют как всеобщий представитель стоимости, то каждый товар, прежде чем вступить на рынок, должен иметь свою цену, т. е. «денежное название овеществленного в товаре труда» (стр. 57). «Хранителю товаров приходится... навесить на них бумажные билетики, чтобы поведать внешнему миру их цены» (стр. 52). На самом рынке дело товаровладельца состоит прежде всего в том, чтобы реализовать цену своего товара, превратить идеальную цену в действительные деньги, ибо «всеобщую, сбщественно-значимую эквивалентную форму он (продукт) получает лишь в деньгах» (стр. 60). По завершении этой первой метаморфозы товара (товар-деньги, — продажа товара за деньги) он принимает чистую идеальную форму стоимости и тем самым превращается «в однородную общественную материализацию безразличного человеческого труда» (стр. 63). Но эта первая метаморфоза только вступительная. Конечной целью обмена является купля, обратнее превращение денег в товар, необходимый для потребления. Только после того, как эта вторая заключительная метаморфоза, — обратное превращение денег в товар — деньги-товар-купля — совершилась, вся операция, а вместе с ней и жизненный путь товара, заканчивается. «Если мы возьмем теперь в целом метаморфозу какого-либо товара... то мы увидим... что метаморфоза состоит из двух противоположных и дополняющих друг друга движений: товар-деньги и деньги-товар» (стр. 64), при чем «обе противоположно направленные фазы товарной метаморфозы образуют кругооборот: товарная форма, сбрасывание товарной формы, возвращение к товарной форме» (стр. 65), и «процесс обмена товара совершается в виде следующего превращения формы: товар-деньги-товар» (стр. 66).

Но каждый акт обмена есть акт двусторонний, разыгрывающийся между двумя, находящимся на противоположных полюсах, лицами. «Один его полюс составляет продажа товаровладельцем, противоположный полюс — купля владельцем денег» (стр. 62). В силу этого получается так, что указанные метаморфозы постоянно переплетаются: в то время, как один товар вступает на рынок и начинает свой кругооборот, другой товар, который раньше проделал акт продажи на деньги, заканчивает свой кругооборот. «Таким образом, кругооборот, описываемый рядом метаморфоз каждого данного товара, неразрывно сплетается с кругооборотами других товаров. Процесс в целом представляет обращение товаров» (стр. 65).

Если кругооборот товара и здесь завершается только тогда, когда он проделал обе метаморфозы, то товарное обращение, в отличие от непосредственного обмена продуктов, ведет к тому, что товаровладелец, завершив первую метаморфозу своего товара и имея уже в кармане деньги, этот «абсолютно отчуждаемый товар» (стр. 63), может перенести заключительную метаморфозу, как во времени, так и пространстве. «Никто не обязан немедленно покупать только потому, что он нечто продал. Обращение товаров разрывает временные, пространственные и индивидуальные границы обмена продуктов» (стр. 66). Более того, только благодаря этому становится возможным производить товары и продавать их в целях накопления полученных при этом денег.

«Товар продается не для того, чтобы купить другие товары, но для того, чтобы заместить товарную форму денежной. Из простого посредствующего звена при обмене веществ эта перемена формы становится самоцелью... Деньги окаменевают в виде сокровища, и продавец товаров становится собирателем сокровищ» (стр. 80). В силу этого становится возможным тот факт, что когда многие покупатели откладывают свои покупки, то ощущается недостаток в покупателях. «Эти формы заключают в себе возможность — однако, только возможность — кризисов» (стр. 67).

III. Стоимость и прибавочная стоимость, или капиталистический способ производства

Предпосылкой нашего исследования до сих пор была наличность общественного разделения труда, а следовательно, и товарного производства, но не расчленение самого общества на классы. В таком обществе, все члены которого являются самостоятельными, свободными, независимыми товаропроизводителями, «потребление, удовлетворение потребности, одним словом, потребительная стоимость есть конечная цель» (стр. 96) производства. Происходит ли заключительная метаморфоза товаров раньше или позже, «деньги, в конце концов» всегда «превращаются в товар, функционирующий как потребительная стоимость» (стр. 95). Хотя при этом, как мы уже видели, всегда обмениваются эквиваленты, хотя никто не выигрывает за счет другого, и «оба крайних товара являются товарами одной и той же стоимости» (стр. 97), — тем не менее обращение товаров не представляет собой чего-то бессодержательного. «Обмен продуктов... составляет здесь содержание движения» (стр. 97). Но таксе общество не есть капиталистическое; в нем нет самого характерного явления, капитала. Поэтому Маркс, приблизившись (во втором отделе первого тома) в своем исследовании к капиталистической действительности, приступает, прежде всего, к анализу этого основного явления, капитала.

Что такое капитал?

Непосредственно в процессе обращения, которого исследование касалось до сих пор, капитал выступает как деньги, брошенные в обращение для определенных целей. «Деньги» описывающие в своем движении этот последний цикл (\(Д—Т—Д\), превращение денег в товар и обратное превращение товара в деньги), превращаются в капитал, становятся капиталом и уже по своему назначению представляют капитал» (стр. 94). Если мы хотим уяснить себе содержание и значение этого второго процесса обращения, — процесса, в результате которого владелец денег или капиталист (ибо, «как сознательный носитель этого движения, владелец денег становится капиталистом») (стр. 99) владеет тем же, что и в начале, т. е. теми же самыми однообразными деньгами, — то сейчас же становится ясным, что их не следует искать в качественной стороне дела. «Процесс \(Д—Т—Д\) обязан своим содержанием не качественной разнице между своими крайними пунктами — оба они деньги, — а лишь их количественному различию. В результате этого процесса из обращения извлекается больше денег, чем первоначально было брошено в него... Поэтому полная форма, рассматриваемого процесса выражается так:\(Д—Т—Д'\), где \(Д'—Д=ΔД\), т. е. равно первоначально авансированной сумме плюс некоторое приращение. Это приращение, или избыток над первоначальной стоимостью, я называю прибавочной стоимостью. Таким образом первоначально авансированная стоимость не только сохраняется в обращении, но и изменяет свою величину, присоединяет к себе прибавочную стоимость, или самовозрастает. И как раз это движение превращает ее в капитал» (стр. 97).

На этой прибавочной сумме денег (или прибавочной стоимости) концентрируется весь интерес и весь смысл этого движения не только для капиталистов, но и для исследования; откуда она берется и какими средствами капиталисту удается извлечь из обращения больше, чем он бросает в него. Этот вопрос превращает проблему в проблему прибавочной стоимости, и из теории стоимости возникает теория прибавочной стоимости.

Допуская, что обмениваются эквиваленты, мы тем самым ведь делаем невозможным извлечение из обращения большего количества стоимости. Не остается, следовательно, ничего другого, как допустить, что обмениваются не-эквиваленты. Этим было бы фактически совершенно уничтожено все наше исследование. Но и этот кажущийся столь вероятным выход оказывается в действительности совершенно невозможным. Этот обмен не-эквивалентами был бы возможен только при следующих условиях: 1) если «продавец обладает необъяснимей привилегией продавать товары выше их стоимости» или 2) если «покупатель обладает привилегией приобретать товары ниже их стоимости» (стр. 104). Не следует, однако, забывать; что в пределах кругооборота товара, каждый товаровладелец меняет свое положение, выступая то как продавец, то как покупатель. Результат, следовательно, получился бы такой, что, выступая в одной роли, каждый терял бы то, что он выигрывал, выступая в другой роли. «В общем дело сводится к тому, что все товаровладельцы продают друг другу свои товары дороже (или ниже) их стоимости, а это совершенно то же самое, как если бы товары продавались по их стоимостям» (стр. 105).

Точно так же невозможно, чтобы это изменение суммы стоимости денег совершалось в самих деньгах, ибо, как «покупательные средства или платежные средства они реализуют лишь цену товаров, покупаемых на них или оплачиваемых ими. А поскольку они остаются тем, что есть, сохраняют свою собственную форму, они представляют лишь окаменелости застывших, неизменных величин стоимости» (стр. 110).

Но, может быть, производители обладают привилегией продавать потребителю свои товары с прибылью? Однако и это не меняет дела, ибо если «продавец сам произвел свой товар или представляет его производителя, то равным образом и покупатель сам произвел товары, выраженные в его деньгах, или представляет их производителя. Следовательно, производитель противостоит производителю» (стр. 106). Наконец, может быть, выход из положения заключается в том, что одни товаропроизводители обирают других? Но это имело бы своим результатом то, что деньги одних перекочевывали бы в карман других, т. е., что изменялось бы их распределение. «Очевидно, сумму находящихся в обращении стоимостей нельзя увеличить никакими изменениями в их распределении... Весь класс капиталистов данной страны в целом не может наживаться на счет самого себя... как ни вертись, а факт остается фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются не-эквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости. Обращение, или обмен товаров, не создает никакой стоимости» (стр. 107).

Чтобы понять образование прибавочной стоимости, надо выйти из сферы обращения и перенестись в сферу производства товаров. Там, в мастерских и на фабриках, где производится стоимость, должно совершаться и производство прибавочной стоимости.

«Мы знаем, что стоимость каждого товара определяется количеством труда, материализованного в потребительной стоимости товара, — т. е. рабочим временем общественно необходимым для его производства» (стр. 127). Но мы еще не знаем, при каких условиях и обстоятельствах совершается весь этот процесс труда, каков процесс производства товара и стоимости. Обратимся к рассмотрению этого вопроса.

Стоимость создается в процессе труда. «Простые моменты процесса труда следующие: 1) целесообразная деятельность, или самый труд, 2) предмет труда и 3) орудия» (стр. 120). В качестве предметов труда могут служить или «данные природой предметы», или такие предметы, которые «уже были, так сказать, профильтрованы предшествующим трудом». Последние мы называем «сырым материалом». «Средство труда есть предмет или комплекс предметов труда... Он пользуется механическими, физическими, химическими свойствами тел для того, чтобы в соответствии со своей целью заставить их как силы действовать на другие тела» (стр. 120). И средства труда первоначально доставляются человеку природой. «Являясь первоначальной кладовой его пищи, земля является также и первоначальным арсеналом его средств труда» (стр. 121). Но лишь только «процесс труда достиг хотя бы некоторого развития, он нуждается уже в некоторых подвергшихся обработке средствах труда» (Там же).

В результате процесса труда возникает полезный предмет, продукт, и с точки зрения этого процесса «средства труда и предмет труда являются средствами производства, а самый труд — производительным трудом» (стр. 122). Как таковой, он не только придает предмету труда новую стоимость, но и обусловливает то, что «стоимость средств производства сохраняется, переносясь на продукты» (стр. 136). Однако не вся стоимость всех средств производства переходит на продукт. «Лишь постольку, поскольку средства производства во время процесса труда утрачивают стоимость, существовавшую в форме старых потребительных стоимостей этих средств производства, они переносят стоимость на новую форму продукта. Максимум той потери, которую их стоимость может перетерпеть в процессе труда, очевидно, ограничен той первоначальной величиной стоимости, с которой они вступают в процесс труда, или рабочим временем, необходимым для их собственного производства» (стр. 141). «Итак, та часть капитала, которая превращается в средства производства, т. е. в сырой материал, вспомогательные вещества и средства труда, в процессе производства не изменяет величины стоимости. Поэтому я называю ее постоянной, неизменяющейся частью капитала, или, короче, постоянным капиталом» (стр. 144).

Совсем иначе обстоит дело с живым трудом, «с действующей рабочей силой... Каждый момент его движения создает добавочную стоимость, новую стоимость... Эта стоимость образует излишек стоимости продукта над теми элементами последней, которые своим происхождением обязаны стоимости средств производства. Эта — единственная новая стоимость, возникшая в этом процессе, единственная часть стоимости продукта, произведенная самим этим процессом» (стр. 143). «Та часть капитала, которая превращена в рабочую силу, в процессе производства изменяет свою стоимость... Поэтому я называю ее переменной частью капитала, или, короче переменным капиталом» (стр. 144).

Результатом нашего анализа является то, что в процессе труда или производства принимают участие два главных элемента: вещи, средства производства, и живой действующий труд, а это для капиталиста обозначает распадение его капитала на постоянную и переменную часть. Далее наш анализ показал, что только переменная, расходуемая на содержание труда часть капитала производит стоимость и, что следовательно, только она может производить прибавочную стоимость. Однако, мы еще ни на един шаг не подвинулись в объяснении проблемы прибавочной стоимости, ибо пока мы остаемся, как до сих пор, на почве единого общества, состоящего из самостоятельных, независимых товаропроизводителей, проблема прибавочной стоимости не может быть разрешена. Ибо прибавочной стоимости и капитала в таком обществе не существует. Собственным трудом «товаровладелец может создать... стоимости, но не самовозрастающие стоимости» (стр. 109), не прибавочную стоимость. Создание прибавочной стоимости возможно только тогда, когда общество разделено на классы и когда на рынке наряду с готовыми товарами, т. е. с уже овеществленными массами стоимости, появляется и рабочая сила, т. е. субстанция, образующая стоимость. «Владелец денег лишь в том случае может превратить свои деньги в капитал, если найдет на рынке свободного рабочего, свободного в двояком смысле: во-первых, он должен располагать своей рабочей силой, как свободная личность своим товаром, во- вторых, не должен иметь для продажи никакого другого товара, должен быть гол, как сокол, свободен от всех предметов, необходимых для практического применения рабочей силы» (стр. 112). Покупкой за известную плату рабочей силы или способности к труду, т. е. «совокупности физических и духовных способностей, которыми располагает конкретный организм» (стр. 110), капиталист приобретает право «заставлять носителя рабочей силы, рабочего, потреблять посредством своего труда средства производства»; «рабочий работает под контролем капиталиста, которому принадлежит его труд» (стр. 125) и который является собственником продукта.

Посредством этого потребления труда, посредством целесообразной траты рабочей силы, рабочий воспроизводит не только стоимость последней, но создает еще и прибавочную стоимость.

Объясняется это следующим образом. «Стоимость рабочей силы, как и всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для производства, а следовательно, и воспроизводства этого специфического предмета торговли... Рабочая сила существует только как способность живого индивидуума... Для своего самосохранения живой индивидуум нуждается в известной сумме средств существования. Таким образом, рабочее время, необходимое для производства рабочей силы, сводится к рабочему времени, необходимому для производства этих средств существования», сумма которых должна быть достаточна для того, чтобы «поддержать трудящегося индивидуума, как такового, в состоянии нормальной жизнедеятельности» (стр. 113) — и при том не только его самого, но и его «заместителей, т. е. детей рабочих» (стр. 114). «Размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способы их удовлетворения, сами представляют продукт истории и зависят по большей части, от культурного уровня страны.» (стр. 114).

Эту стоимость рабочей силы владелец денег платит рабочему в форме дневной заработной платы. Разумеется эти средства существования или рабочая сила могут стоить лишь половину рабочего дня или содержать лишь 6 часов труда. Но так как капиталист или «владелец денег уплатил дневную стоимость рабочей силы, то ему принадлежит потребление ее в течение дня, дневной труд. То обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня вдвое больше, чем ее собственная дневная стоимость, представляет лишь особое счастье для покупателя» (стр. 132). В действительности капиталист заставляет рабочего работать не половину дня, потребного для производства эквивалента стоимости уплаченной ему заработной платы, а целый день, чтобы он в прибавочное время произвел для него (для капиталиста) прибавочную стоимость. «Процесс увеличения стоимости есть не что иное, как процесс образования стоимости, продолженный далее известного пункта» (стр 133).

Этим разрешена проблема прибавочной стоимости. Прибавочная стоимость есть неоплаченная стоимость, т. е. стоимость, созданная рабочим временем, оплата которого попадает в карманы капиталистов, вместо того, чтобы попасть в карманы действительных производителей. Этим самым разрушается единство общества. Капиталистическое общество, состоит из двух антагонистических классов: из класса рабочих и класса капиталистов, и это разделение общества становится основой дальнейшего марксова анализа общественного процесса производства.

Хотя «при определении стоимости дело идет об общественном рабочем времени вообще, о количестве труда, которым вообще может располагать общество» (К. III², стр. 420), однако «отношение капитала к наемному труду определяет весь характер данного (капиталистического) способа производства» (там же, стр. 418). Рабочий класс и класс капиталистов являются главными агентами производства.

Руководителем и властелином общественного производства является класс капиталистов, рассматриваемый как нечто единое и однородное. «Производство прибавочной стоимости» является для него «прямой целью и определяющим мотивом производства» (там же, стр. 419). Этой своей жизненной цели класс капиталистов достигает, благодаря тому, «что он господствует над трудом» и что капитал «как высасыватель прибавочного труда и эксплуататор рабочей силы, по энергии, ненасытности и активности превосходит все прежние системы производства, покоящиеся на прямом принудительном труде» (К. I, стр. 227).

Этим класс капиталистов достигает возможно более высокой нормы прибавочной стоимости, т. е. «относительного увеличения переменного капитала или относительной величины прибавочной стоимости» (там же, стр. 149). Норма прибавочной стоимости может быть увеличена следующими тремя способами.

1. Посредством удлинения рабочего дня или «экстенсивной величины» труда до его максимальных пределов. Это стремление встречает на своем пути два препятствия: во-первых, «физический предел рабочей силы» (стр. 162), а во-вторых «морально-социальный» предел, заключающийся в необходимости удовлетворить «интелектуальные и социальные потребности, объем и количество которых определяется общим состоянием культуры» (стр. 162).

2. Посредством увеличения и усиления интенсивности труда или «интенсивной величины» труда, ибо «эта сжатая в пределы данного периода времени большая масса труда рассматривается теперь как большее количество труда, чем оно является в действительности» (стр. 309).

3. Посредством уменьшения необходимого рабочего времени, т. е. оплаченного труда. Это может быть осуществлено двояким путем: либо «путем понижения платы рабочего ниже стоимости его рабочей силы» (стр. 231), либо уменьшением стоимости самой рабочей силы, что в свою очередь предполагает уменьшение стоимости средств существования. Но последнее «невозможно без повышения производительной силы труда», т. е. без «изменения в процессе труда, сокращающего рабочее время, общественно-необходимее для производства данного товара», или без того, чтобы «меньшее количество труда приобрело способность произвести большее количество потребительной стоимости» (стр. 232).

«Стремление свести издержки производства к их минимуму становится сильнейшим орудием повышения общественной производительной силы труда» (К, III², стр. 419).

Таковы основные и характерные черты капиталистического способа производства, производства стоимости и прибавочной стоимости. С изготовлением товара и созданием стоимости и прибавочной стоимости заканчивается вторая стадия кругооборота капитала. Но чтобы достигнуть своей цели и извлечь из обращения добавочную сумму денег, или прибавочную стоимость, капиталист должен еще реализовать созданную прибавочную стоимость, превратить ее в деньги. Это осуществляется третьей стадией кругооборота. «Капиталист возвращается на рынок, как продавец; его товар превращается в деньги, или проделывает акт обращения \(Т—Д\).» (К. II, стр. 1). Эта последняя стадия содержит, однако, новые проблемы — проблемы распределения, к которым мы теперь и переходим.

IV. Распределение прибавочной стоимости

Из мастерских и фабрик, т. е. из процесса производства, товары выходят готовыми не только как стоимости, но и как продукты, т. е. как потребительные стоимости; там производится стоимость совокупного продукта годового труда. С момента выхода из процесса производства ничто не может увеличить стоимости товаров, а с общественной точки зрения, — величины, и суммы общественной стоимости. Сколько издержек и труда не обусловила бы собой третья стадия, «содержание этой работы все равно не создает ни стоимости, ни продукта», и «время, употребляемое на это, представляет издержки обращения, ничего не прибавляющие к совершающим свое превращение стоимостям» (стр. 107—108).

Стоимость годичного совокупного продукта, следовательно, должна быть реализована она должна быть превращена посредством продажи в денежную форму и одновременно распределена.

Это распределение имеет двоякий характер. Прежде всего вся стоимость и весь продукт распадаются, как мы знаем, на две главные части: на стоимость и прибавочную стоимость или на необходимый и прибавочный продукт, из которых первая часть выплачивается потом рабочему классу в форме заработной платы¹³⁶, а вторая часть, — прибавочная стоимость и прибавочный продукт — выпадает на долю совокупного класса капиталистов.

Распределение первой части стоимости, внутри самого рабочего класса не представляет никаких трудностей. Предполагается, что каждому рабочему выплачивается стоимость его дневной рабочей силы. После этого рабочий класс совершенно сходит со сцены. Иначе обстоит дело с распределением прибавочной стоимости внутри совокупного класса капиталистов. Здесь перед нами выступают совершенно новые проблемы. Первую проблему приносит с собою распадение общественного производительного капитала на отдельные самостоятельные части и распадение самого производства на различные сферы; вторую проблему представляет собой расчленение совокупного общественного капитала на различные формы или факт существования купеческого или торгового капитала, денежного или ростовщического капитала и ренты.

Рассмотрим сперва первую проблему.

Вся цель и все содержание капиталистического способа производства состоит, как мы уже видели, в получении прибавочной суммы денег, или прибавочной стоимости, и притом в возможно большем количестве. Чтобы достигнуть этого, капиталист производит различные необходимые затраты в деньгах, или в капитале. Та роль, какую играют в производстве различные части капитала для его безразлична. «Он одинаково авансирует все составные части,... чтобы произвести известный избыток стоимости» (К. III¹, стр. 15). Он вынужден это делать, ибо «капиталист может эксплуатировать труд лишь при посредстве авансирования постоянного капитала и увеличить стоимость постоянного капитала лишь при посредстве авансирования переменного» (там же, стр. 16). От всего этого авансированного капитала он ожидает получения барыша или, по терминологии Маркса, «прибыли»; при этом «капиталист ждет одинакового барыша от всех частей авансированного им капитала» (стр. 10).

Но чтобы знать свою прибыль, капиталист должен знать, сколько ему стоит товар, издержки его производства. Капиталист измеряет эти последние «затратой капитала» (стр. 21). «Издержки производства товара образуются исключительно капиталом, действительно затраченным на его производстве» (стр. 7), т. е. из «снашиваемой части основного капитала и из оборотного капитала». В состав этих капиталистических издержек производства товара, прибавочная стоимость не входит, потому что «заключающийся в товаре прибавочный труд ничего не стоит капиталисту». «Прибавочная стоимость — соответственно прибыль — состоит как раз из избытка товарной стоимости над издержками производства, т. е. из избытка всей суммы труда, заключающейся в товаре, над заключающейся в нем оплаченной суммой труда» (К. III¹, стр. 16). Это количество прибавочной стоимости, или прибыли, вычисленное по отношению ко всему капиталу предприятия, или другими словами «величина прибавочной стоимости в ее отношении ко всему капиталу, называется нормою прибыли» (стр. 16), и единственно она интересует капиталиста.

Но существуют, ведь, целые легионы капиталистов, и все капиталисты воодушевлены одним и тем же стремлением: погоней за возможно более высокой нормой прибыли. Между ними поэтому возникает беспощадная конкуренция и притом а) между различными предпринимателями внутри одной и той же отрасли производства и б) между различными отраслями производства. В результате получается, что «в действительности, — отвлекаясь от несущественных, случайных и взаимно уничтожающихся различий, — в разных отраслях промышленности не существует различия между средними нормами прибыли, да и не может существовать его без разрушения всей системы капиталистического производства» (стр. 131), где «равенство издержек производства образует базис для конкуренции применяемых капиталов, при помощи которой осуществляется средняя прибыль» (стр. 132).

И если Маркс отчетливо видит этот эмпирический факт, то он видит и то, что это резко противоречит теории стоимости и закону стоимости. «Итак, по-видимому, теория стоимости несогласима с действительным процессом, несогласима с фактическими явлениями производства» (стр. 131). Более того, Маркс развивает и формулирует это противоречие всесторонне и в различных вариациях.

Это противоречие может развиваться по двум направлениям, и прежде всего внутри одной и той же отрасли производства. Каждый капиталист может различными способами изменять норму прибыли своего капитала, ибо она зависит от различных элементов и моментов. Норма прибавочной стоимости может быть различная, в зависимости от степени эксплуатации рабочих, от различной длины рабочего дня, от интенсивности и оплаты труда. Но допуская даже неизменную норму прибавочной стоимости «норма прибыли, доставляемая определенным капиталом, может повышаться или понижаться в зависимости от обстоятельств, которые повышают или понижают стоимость той или другой части постоянного капитала, и, следовательно, вообще изменяют соотношение между постоянною и переменною составными частями капитала»... «Обстоятельства, удлиняющие или сокращающие время оборота капитала, также могут оказывать аналогичное влияние на норму прибыли» (стр. 120).

Эта изменчивость нормы прибыли находится, конечно, в противоречии с фактическим существованием обшей нормы прибыли, но это противоречие легко разрешается и преодолевается Марксом.

Соответственно своему методу, по которому «действительные отношения изображаются в общем исследовании лишь постольку, поскольку они выражают свой собственный общий тип» (стр. 120), Маркс мало заботится о возможности отклонения индивидуальных стоимостей от их цен, которые могут иметь место при существовании одинаковой нормы прибыли. Он открыто признает, что «индивидуальная стоимость некоторых из этих товаров будет стоять ниже их рыночной стоимости, индивидуальная стоимость других товаров — выше их рыночной стоимости. Рыночная стоимость должна рассматриваться, с одной стороны, как средняя стоимость товаров, произведенных в данной отрасли производства, с другой стороны, как индивидуальная стоимость товаров, которые производятся при средних условиях данной отрасли и которые составляют значительную массу продуктов последней. Только при исключительных комбинациях рыночная стоимость регулируется товарами, произведенными при наихудших или наиболее благоприятных условиях, при чем эта рыночная стоимость, в свою очередь, является центром колебаний для рыночных цен, — которые, однако, всегда одинаковы для товаров одного и того же вида» (стр. 156—157).

В первом случае, т. е. в самом обычном, нормальном случае, обе крайности, т. е. товары, для производства которых потребовалось меньше или больше рабочего времени, чем это необходимо при нормальных общественных условиях уравновешивают друг друга, «и средняя стоимость товаров, принадлежащих к ним, равна стоимости товаров, принадлежащих к средней массе. Рыночная стоимость определяется стоимостью товаров, произведенных при средних условиях. Стоимость всей товарной массы равна действительной сумме стоимости всех товаров, вместе взятых, как тех, которые произведены при средних условиях, так и тех, которые произведены при условиях лучших или худших, чем средние» (стр. 161). Чтобы этот случай был господствующим и нормальным при образовании средних стоимостей и средних или рыночных цен и чтобы рыночные цены были поэтому равны рыночным стоимостям товаров внутри одной и той же отрасли производства, — об этом заботится уже конкуренция. «Конкуренция, колебания рыночных цен, соответствующие колебаниям отношений между спросом и предложением, всегда стремятся свести к этой мере общее количество труда, затраченного на каждый вид товаров» (стр. 172).

Итак, противоречие между законом стоимости и капиталистической действительностью преодолено без большого ущерба для закона стоимости, благодаря допущению, что вся масса товаров одного и того же вида, производится при сравнительно одинаковых, нормальных условиях. Гораздо хуже, однако, обстоит дело при сравнивании капитальных вложений в различных отраслях производства. Здесь противоречие выступает гораздо ярче, различия гораздо глубже и резче; поэтому и решение, хотя бы и выведенное тем же методом, имеет менее удовлетворительный и менее примиряющий характер.

Именно здесь противники Маркса усматривают его слабое место. Трудность заключается в следующем: точно также как для каждого товара, предполагается определенная рыночная цена, для каждой отрасли производства предполагается капитал определенного органического состава, т. е. определенного «отношения между его активной и пассивной составной частью, между переменным и постоянным капиталом» (стр. 122). При этом подлежат рассмотрению два отношения. Во-первых, определенное отношение между живым трудом и проводимой им в движение массой потребляемых средств производства. «Это отношение образует технический состав капитала» (стр. 122). Под вторым отношением Маркс понимает «отношение между стоимостью переменного и постоянного капитала, а вместе с тем и состав капитала по стоимости» (стр. 123).

Этот двоякого рода состав капитала совершенно различен в различных отраслях производства. В одной отрасли переменный капитал представляет собой большую часть всего капитала, в другой — малую. В результате получается, что «капиталы одинаковой величины производят при равном рабочем дне и равной степени эксплуатации труда весьма различное количество прибыли, так как они производят различные количества прибавочной стоимости: вследствие различного органического состава капиталов в различных отраслях производства, различны их переменные части, следовательно, различно количество приводимого ими в движение живого труда, а потому различны и количества присваиваемого ими прибавочного труда, этой субстанции прибавочной стоимости, а, следовательно, и прибыли» (стр. 126). Следовательно, если «товары продаются по своим стоимостям», то норма прибыли различна. Кроме того сюда присоединяется еще один момент: «различная продолжительность периода оборота в различных сферах производства» (стр. 129).

Есть два обстоятельства, которые при сравнении капитальных вложений в различных отраслях производства гораздо резче заостряют противоречие между теоретическим законом стоимости и эмпирическим фактом существования всеобщей равной нормы прибыли и делают разрешение этого противоречия гораздо более трудным. Во-первых, здесь дело не идет уже не об индивидуальных, а потому случайных отклонениях и различиях, а об объективных, общественных технических фактах. Во-вторых, Маркс выше с полным правом мог допускать, что большинство предприятий одной и той же отрасли производства, при развитом капиталистическом способе производства, работает в среднем в более или менее однородных, общественно нормальных условиях и что, поэтому, отклонение цен от стоимости или от средней стоимости, или же рыночной стоимости от индивидуальных стоимостей либо вовсе исчезает, либо выражается в ничтожно малых долях совокупного капитала. Но здесь различия в органическом составе капиталов различных отраслей производства настолько значительны, что сам Маркс в своих таблицах принимает переменный капитал, равным от 5 до 40% совокупного капитала.

Таким образом получилось, что применение при разрешении противоречия одного и того же метода здесь дало совсем другой результат. Маркс должен был открыто и ясно признать, что цены товара, благодаря образованию общей нормы прибыли и введению нового понятия цен производства, как общее правило не совпадают с их индивидуальными стоимостями, что они не совпадают даже со средними стоимостями соответствующих отраслей, и что цены часто значительно отклоняются от стоимости.

Перейдем, однако, к изложению самого «решения» проблемы. Точно также, как каждый капитал, рассматриваемый с общественной точки зрения внутри одной и той же отрасли производства, должен сбросить свои индивидуальные свойства и фигурировать только как нормально-средний капитал, так и каждая отрасль производства при вычислении и установлении общей нормы прибыли должна, по Марксу, потерять индивидуальные свойства своего органического состава и доставить созданную ею массу прибавочной стоимости и прибыли всему совокупному, солидарному классу капиталистов, чтобы потом получить обратно из этой огромной счетной суммы прибыль, пропорциональную ее участию в совокупном капитале. Это осуществляется следующим путем.

Капиталы всех отраслей производства складываются, как части совокупного капитала, в результате чего получается общественный капитал со средним органическим составом; массы прибылей или прибавочных стоимостей всех отраслей производства также складываются в общую сумму, которая делится на весь общественный капитал. Таким путем получается средняя норма прибыли. Последняя, в качестве прибыли действительно присваиваемой классом капиталистов, присоединяется к действительным капиталистическим издержкам производства. «При равномерном ее распределении на каждую соответственную часть всего капитала... различные капиталисты относятся здесь друг к другу, как простые акционеры одного акционерного предприятия, в котором прибыль, приходящаяся на долю отдельных членов, распределяется равномерно на каждую сотню капитала» (К. III¹, стр. 136). Получаемая этим путем цена называется ценой производства. Товары действительно продаются по ценам производства. «Таким образом, если капиталист продает свой товар по цене производства, то он выручает количество денег, соответствующее стоимости капитала, потребленного им в производстве, и извлекает прибыль, пропорциональную его авансированному капиталу, просто как определенной части всего общественного капитала. Издержки производства в каждой данной сфере производства носят специфический характер. Прибыль, присоединяемая к этим издержкам производства, не зависит от условий соответствующей особой формы производства и есть простая средняя на каждую сотню авансированного капитала» (стр. 137).

Что цены производства товаров отклоняются при этом от их стоимостей, образовавшихся в отдельных отраслях производства, — это совершенно ясно. Товары, произведенные капиталом высшего органического состава, т. е. таким капиталом, «который содержит больший процент постоянного, и, следовательно, меньший процент переменного капитала, чем средний общественный капитал» (стр. 142), продаются выше их стоимости. Напротив, товары, произведенные капиталами с низшим органическим составом, продаются ниже их стоимости. Только для товаров, произведенных капиталами, «в которых состав случайно совпадает с средним общественным составом, стоимость и цена производства равны» (там же). Таким образом «отклонения цен взаимно уничтожаются... В том же самом отношении, в каком одна часть товаров продается выше, другая часть продается ниже ее стоимости. И только продажа их за такие цены делает возможным то явление, что норма прибыли одинакова. Весь этот процесс нивелирования совершается благодаря взаимной конкуренции капиталистов в их погоне за прибылью. «Что осуществляет конкуренция и при том первоначально в отдельных сферах производства, так это установление одинаковой рыночной стоимости и рыночной цены из различных индивидуальных стоимостей товаров. Но только конкуренция капиталов в различных отраслях производства создает цену производства, уравнивающую норму прибыли между различными отраслями» (стр. 159). Это совершается посредством иммиграции и эмиграции капиталов: «капитал извлекается из отрасли с более низкой нормой прибыли и устремляется в другие, которые приносят более высокую прибыль» (стр. 175). Было бы, однако, неправильно думать, что все это «решение» представляет собой искусственно придуманный теоретический компромисс. Напротив, образование общей нормы прибыли и продажа товаров «по меньшей мере» по ценам производства, по мнению Маркса, коренятся в самой сущности и природе капиталистического производства. «Во-первых, капиталистическое производство само по себе относится совершенно безразлично к определенной потребительной стоимости и вообще к специфическим особенностям того товара, который оно создает»... «Во-вторых, одна сфера производства действительно не имеет никаких преимуществ или недостатков по сравнению с другими» (там же), потому что каждая удовлетворяет какую-нибудь общественную потребность. Во всех случаях дело идет о том, «что бы на капитал, авансированный на производство, извлечь ту же самую прибавочную стоимость, или прибыль, какая приходится на всякий другой капитал такой же величины, или pro rata его величины»... « В этой форме капитал сам начинает сознавать себя, как общественную силу» (стр. 174—175).

Этим и разрешена первая проблема распределения: образование общей нормы прибыли на основе закона стоимости. Остается неразрешенной вторая основная проблема распределения — существование торговой прибыли, процента и ренты.

Этот вопрос, со своей стороны, распадается на различные вопросы второго порядка: 1) Если вся общественная стоимость имеет своим источником только процесс производства, и если после его завершения в процессе обращения не создается ни атома стоимости, то как это возможно, что целая категория капиталов, которые не входят в процесс производства и тем самым не принимают участия в процессе создания стоимости, а именно вся масса купеческого капитала, дает столько же прибыли, сколько и настоящий производительный капитал? Откуда, следовательно, происходит торговая прибыль? 2) Как это возможно, что владелец денег, который сам не применяет их в качестве капитала, а лишь уступает другому лицу для его предприятия, сам получает от этого барыш и что это другое лицо также при этом выигрывает? Откуда, следовательно, берется процент? 3) Каким образом землевладелец, несмотря на существование общей нормы прибыли, может еще, кроме этой последней, получать еще особые доходы? Откуда, следовательно, берется рента? Уже из этой различной постановки и формулировки вопросов ясно, что и объяснения должны быть различны. И действительно, при двух последних вопросах мы имеем дело с двумя самостоятельными теориями: с теорией процента, связанной в свою очередь с областью денег и кредита, и с теорией ренты. Однако для нас эти теории подлежат рассмотрению лишь постольку, поскольку их принципиальное решение связано с теорией стоимости, т. е. поскольку они выводятся из теории стоимости. Мы поэтому рассмотрим вкратце только одну эту принципиальную сторону вопроса.

Общее для всех этих трех категорий капиталистических доходов состоит лишь в том, что все они представляют собой вычет из общественной прибавочной стоимости или из всей массы прибавочного труда, выжатого из рабочего класса производительным капиталом. Но присвоение прибавочного труда различно у каждой категории и зависит от ее функций.

Экономическая функция купеческого капитала состоит в том, что он авансирует капитал промышленному капиталисту и планомерно организует куплю и продажу товаров, так что «при его посредстве происходит метаморфоз товарного капитала, функционирование последнего в качестве товарного капитала, т. е. его превращение в деньги; он осуществляет это посредством постоянной купли и продажи товаров. Это его исключительная операция» (К. Ill2, стр. 257). Этим самым сокращается время обращения капитала, а, «чем короче период оборота, тем меньше по сравнению со всем капиталом празднолежашая часть капитала и, следовательно, при прочих равных условиях, тем больше становится присваиваемая прибавочная стоимость» (стр. 45). Отсюда следует, что купеческий капитал, «поскольку он содействует сокращению времени обращения, косвенным образом может содействовать увеличению прибавочной стоимости, производимой промышленным капиталистом. Поскольку он влияет на расширение рынка и обслуживает разделение труда между капиталами, следовательно, дает капиталу возможность работать в более крупном масштабе, его функция повышает производительность промышленного капитала и способствует его накоплению. Поскольку он сокращает время обращения, он повышает отношение прибавочной стоимости к авансированному капиталу, следовательно, норму прибыли. Поскольку он уменьшает ту часть капитала, которая должна постоянно оставаться в сфере обращения, как денежный капитал, он увеличивает часть капитала, употребляемую прямо на производство» (стр. 263). Купеческий капитал поэтому рассматривается, как косвенно производительный капитал и трактуется при распределении общественной прибыли наравне с промышленным капиталом. Он поэтому «влияет определяющим образом на образование общей нормы прибыли pro rata той доли, какую он составляет от всего капитала» (стр. 268). Но благодаря этому и общая норма прибыли видоизменяется. «Она определяется всей прибылью, которую производит весь производительный капитал; она высчитывается на весь производительный капитал плюс торговый капитал» (там же). Благодаря учету торгового капитала при образовании средней нормы прибыли, величина последней уменьшается. Купец платит промышленному капиталисту не полную цену производства товаров, а вычитывает из нее торговую прибыль. «Таким образом цена, по которой купец продает, выше той, по которой он покупает, не потому, что первая выше всей стоимости, но потому, что вторая ниже ее» (стр. 269).

Иначе обстоит дело с капиталом, приносящим проценты. Характерное для этой категории капитала состоит в том, что владелец денег ссужает на определенное время свои деньги какому-нибудь предпринимателю и тем самым дает ему возможность производить прибавочную стоимость. «Деньги могут быть превращены на основе капиталистического производства в капитал, и вследствие такого превращения из данной стоимости делаются самовозрастающей, увеличивающейся стоимостью» (стр. 322). Употребляет ли предприниматель эти деньги в качестве промышленного или торгового капитала, — это совершенно безразлично; они, во всяком случае, становятся при вычислении общей нормы прибыли составной частью совокупного капитала общества, и, следовательно, дают прибыль. Если предприниматель «уплачивает собственнику (денег) часть произведенной прибыли, то он оплачивает таким образом потребительную стоимость, их функции, как капитала, функции, необходимой для производства прибыли. Часть прибыли, уплачиваемая владельцу этих денег, называется процентом, что, следовательно, является ни чем иным, как особым названием, особой рубрикой той части прибыли, которую функционирующий капитал должен выплатить владельцу капитала вместо того, чтобы положить ее в собственный карман. Обладание (деньгами) дает их владельцу силу привлечь к себе процент» (стр. 323). Для того, чтобы можно было экономически объяснить эту операцию отдачи денег в ссуду, необходимо предположить, «что деньги действительно употребляются, как капитал» (стр. 334). С другой стороны, необходимо, однако, заметить, что один и тот же капитал применяется производительно только один раз и что он поэтому получает только один раз выпадающую ему pro rata часть прибыли, соответствующую по своей величине общей норме прибыли. «То обстоятельно, что одна и та же сумма денег двукратно существует, как капитал для двух лиц, не удваивает прибыли. Эта сумма может функционировать, как капитал для обоих только благодаря тому, что прибыль делится. Та часть, которая достается кредитору, называется процентом» (стр. 338). Процент превращается со временем в самостоятельную форму, «которую приносит... всякий капитал, как таковой, взят ли он в ссуду или нет» (стр. 364). Другая часть валовой прибыли достается должнику, предпринимателю в качестве предпринимательской прибыли.

Обратимся к ренте. Чтобы подойти к этому явлению в его чистом виде и понять его, Маркс, уже в самом начале своего исследования, исходит «из того предположения, что земледелие — точно так же, как мануфактура, — подчинено капиталистическому способу производства, т. е. что сельское хозяйство ведется капиталистами, которые отличаются от других капиталистов в первую очередь только тем элементом, к которому прилагается их капитал и приводимый в движение этим капиталом наемный труд» (К. III², стр. 154). Капитал, вложенный в сельскохозяйственные предприятия, кроме прибыли капиталисту, приносит еще особую дань — ренту за пользование земли — землевладельцу, не принимающему никакого участия в процессе производства. Итак, как капиталисты получают возможность уплачивать дань земельным собственникам, не принимающим никакого участия в процессе производства? Этот вопрос противоположен вопросу о капитале, приносящем проценты. Там вопрос заключается в том, чтобы из одной средней прибыли удовлетворить двух капиталистов; здесь же трудность заключается в том, «чтобы объяснить излишек земледельческой прибыли над прибылью» (там же, стр. 319).

Для объяснения этого явления Маркс прибегает к явлению, которое он отмечает уже раньше, но о котором мы еще не упомянули, — именно к добавочной прибыли.

Маркс признает, что отдельные предприниматели во всех отраслях производства при известных обстоятельствах могут получать индивидуальную добавочную прибыль. Эти обстоятельства могут быть различного характера и различной продолжительности. Они могут заключаться в случайных происшествиях в процессе обращения, но они могут также заключаться в том, что какому-нибудь предпринимателю удается использовать особенно выгодные естественные условия. Чтобы эти причины могли действовать нормально и на продолжительный срок, они должны представлять собой в известном смысле явления монополистического порядка. Но если в промышленных предприятиях условия производства в общем и целом однородны, то в земледелии дело обстоит иначе. Различные земельные участки различаются между собой, по Марксу, не только своим плодородием, но и другими моментами (стр. 190). Таким образом получается, что целые группы земельных участков находятся в особенно выгодных условиях, и поэтому «добавочная прибыль может образоваться различными путями»¹³⁷. «Эта добавочная прибыль превращается в земельную ренту, если одинаковые количества капитала и труда с неодинаковыми результатами заняты на одинаковых по величине земельных участках»¹³⁸. Особые выгоды и благоприятные результаты, даваемые определенным участком земли, в силу их монополистического характера, не принимают участия в образовании всеобщей средней нормы прибыли, и образуют добавочную прибыль, которую капиталист должен выплачивать собственнику, землевладельцу. «Повсюду, где природные силы могут быть монополизованы и обеспечивают применяющему их промышленнику известную добавочную прибыль... лицо, признаваемое в силу своего титула на часть земли собственником этих предметов природы, улавливает у функционирующего капитала эту добавочную прибыль в форме ренты»¹³⁹. Стало быть, землевладельцы присваивают себе часть прибавочной стоимости, т. е. избыток над средней прибылью. Это и есть рента.

Этим мы заканчиваем изложение теории стоимости Маркса. Мы видели, что Маркс при объяснении цены, прибыли и т. д. прибегает к целому ряду абстракций и обобщений, и что результат всего этого сводится к тому, что товары не продаются по их стоимости и что их цены не совпадают с их трудовыми стоимостями. В силу этого само собой напрашивается вопрос: какую пользу приносит теория трудовой стоимости и какое значение может быть приписано закону стоимости? Правда, сам Маркс этого вопроса не ставил, но он предвидел его и в различных местах постоянно возвращался к тому, чтобы показать важность закона стоимости. Маркс дает и отправные точки для ответа на поставленный вопрос.

Польза, которую приносит нам теория стоимости для познания капиталистического общества, имеет громадное значение. Маркс даже думает, что только на основе теории стоимости, «эта внутренняя зависимость была раскрыта» и при том «впервые» (К. III¹, стр. 147). Этот пункт не следует рассматривать, как quantité négligeable и его значение не следует, как это, к сожалению, часто бывает, недооценивать.

И если Зомбарт видит все значение марксовой теории стоимости только в том, что она «вспомогательное средство нашего мышления, к которому мы прибегаем, чтобы понять явления хозяйственной жизни»¹⁴⁰, то он находится в резком и явном противоречии с самим Марксом, ибо Маркс был очень далек от такого рода оценки своей теории стоимости. В противоположность Зомбарту, Маркс был убежден, что теория стоимости есть «эмпирический факт», проявляющийся в меновых отношениях капиталистически произведенных товаров. По Марксу, «вполне соответствует обстоятельствам рассматривать стоимости товаров не только как теоретическое, но и как историческое prius по отношению к ценам производства» (там же, стр. 155).

Далее, Маркс придерживается того мнения, что закон стоимости, если рассматривать его с общественной точки зрения, не находится в противоречии с ценами производства, ибо «сумма прибыли всех сфер производства должна быть равна сумме прибавочной стоимости, и сумма цен производства всего общественного продукта. должна быть равна сумме его стоимости» (стр. 151). Кроме того, «каждый отдельный капиталист точно так же, как и совокупность капиталистов каждой отдельной сферы производства, участвует в эксплуатации всего рабочего класса всем капиталем и в степени этой эксплуатации и участвует не только в силу общей классовой симпатии, но и непосредственно экономически». (стр. 176). По Марксу, закон стоимости имеет огромное практическое значение и для отдельного товара. 1) «Как бы ни регулировались цены, получаются следующие выводы: закон стоимости управляет движением цен; уменьшение или увеличение количества труда, необходимого для производства, заставляет цены производства повышаться или понижаться. 2) Средняя прибыль, определяющая цены производства, неизбежно должна быть приблизительно равна тому количеству прибавочной стоимости, которое приходится на данный капитал, как соответственную часть всего общественного капитала» (стр. 158). И если закон стоимости имеет столь важное значение уже при определении цены, то он оказывает решающее влияние на изменение и движение цен. Для более коротких периодов его следует даже рассматривать, как подлинную причину изменения товарных цен. «При рассмотрении сравнительно коротких периодов (совершенно независимо от колебаний рыночных цен) всегда следует изменение цен производства объяснять в первую очередь действительным изменением стоимости товаров, т. е. изменением общей суммы рабочего времени, необходимого для их производства» (стр. 144). Это происходит потому, что «действительное изменение общей нормы прибыли, поскольку оно не вызывается какими-либо исключительными чрезвычайными экономическими событиями, есть очень поздний результат целого ряда колебаний, захватывающих очень продолжительные периоды, т. е. колебаний, требующих много времени для того, чтобы консолидироваться и уравновеситься, вызвав изменение общей нормы прибыли» (стр. 144).

V. Взаимоотношения между рикардовой и марксовой теориями стоимости

Во введении мы на нескольких примерах показали, какие разнообразные, противоположные мнения высказывались в научной литературе по вопросу о взаимоотношении между теориями стоимости Рикардо и Маркса. Не надо, однако, удивляться этому, на первый взгляд, странному явлению. В таком сложном вопросе, богатом столькими тонкостями и нюансами, почти неминуема опасность неправильного, одностороннего суждения и поверхностного и неправильного обобщения — до тех пор, пока критики остаются на поверхности проблемы и не стараются проникнуть глубже, во внутреннюю сущность вопроса. Именно этим основным недостатком страдает большинство суждений, которые мы встречаем в литературе.

Чтобы избегнуть этой опасности, мы считаем более целесообразным предпосылать общей оценке этого интересующего нас вопроса более детальную параллель между главными моментами обоих теорий. Начнем наш анализ с труда. Обе теории являются трудовыми теориями. Этот наш главный тезис мы считаем достаточно доказанным и обоснованным всем нашим исследованием. Этим самым уже сказано, что человеческий труд, измеряемый временем, является для обоих наших авторов основой и мерилом меновой стоимости. Далее, в стоимость продукта входит составной частью не только непосредственно затраченный труд, но и затраченный косвенном образом, именно при производстве материалов и предметов труда. Рикардо определяет труд, как «источник», «основу» стоимости. Маркс — как «субстанцию» стоимости. То обстоятельство, что Рикардо считает еще «редкость» источником меновой стоимости «редкостных благ», в то время, как Маркс видит в «труде» единственный источник и субстанцию стоимости, при ближайшем рассмотрении оказывается совершенно несущественным, второстепенным пунктом расхождения между ними. В действительности они оба согласны в том, что «редкостные блага» обладают монопольной ценой, которая зависит только от покупательной способности тех, которые ощущают потребность в такого рода благах: Маркс признает это так же, как Рикардо. Но для Маркса, который рассматривает вопрос с народно-хозяйственной точки зрения, такое благо является для общества фиктивной стоимостью, а в руках его собственника могущественным средством для присвоения большей доли общественного труда. Таким образом редкость является для Маркса фактором распределения, влияющим на распределение труда или стоимости в пользу редкостных благ; он, следовательно, мог бы сказать вместе с Рикардо: «Стоимость их совершенно не зависит от количества труда, затраченного на их производство» (Начала, стр. 6). С другой стороны, если Рикардо говорит «о редкости», как об «источнике» меновой стоимости, то он это делает потому, что рассматривает явление стоимости с частно-хозяйственной точки зрения. Для отдельного «индивидуума», для владельца блага, редкость, конечно, есть «источник» меновой стоимости. Тот факт, что общество от этого не выигрывает и даже становится, благодаря монополиям, беднее, Рикардо сам признал: он открыто высказал это в главе о «стоимости и богатстве». В этой главе он пишет: «Конечно, человек, владеющий редким товаром, богаче, если, с помощью этого товара он может получить более значительное количество предметов необходимости и комфорта. Но так как общая сумма, откуда берется богатство каждого человека, уменьшилась на все количество, взятое из нее отдельным человеком, то доля других людей необходимо уменьшится в зависимости от того, какое большое количество может присвоить себе лицо, поставленное в благоприятнее положение» («Начала», стр. 184). Это — правильная народнохозяйственная точка зрения, и только исходя из нее Маркс выставляет основное положение, согласно которому труд является единственной субстанцией стоимости. То, что противники трудовой теории стоимости провозгласили основным противоречием между обеими теориями стоимости, при ближайшем рассмотрении оказывается принципиальным сходством; кажущееся противоречие объясняется лишь тем, что оба автора рассматривают одно и то же явление с различных сторон. С частно-хозяйственной точки зрения, редкость является «источником» стоимости; с общехозяйственной же точки зрения этот «источник» оказывается мнимым, а стоимость, образуемая им, — лишь «фиктивной стоимостью». Это неосторожное противопоставление Рикардо «труда» и «редкости», как «двух источников меновой стоимости», содействовало, однако, тому, что это противопоставление без критической проверки выставлялось, как «основное положение» Рикардо.

Далее следует вопрос: какой труд создает стоимость и в какой степени?

Здесь между обоими авторами также наблюдается полное согласие насчет того, что не всякий индивидуальный труд полноценен (vollgültig) и может создавать стоимость, и что к индивидуальному рабочему времени и трудовой деятельности должно прилагаться общественное мерило. Но наши авторы несколько расходятся при более точном определении этого мерила. Маркс с самого начала определяет труд, образующий стоимость, как «общественно-необходимый труд», под которым он понимает «общественно-нормальные условия производства и средний в данном обществе уровень умелости и интенсивности труда» (К. I, стр. 6). Рикардо же, несколько расширяет понятие «общественно-необходимого» труда, образующего стоимость и определяющего ее. Товары, произведенные «при наименее благоприятных условиях», не только сохраняют свою полную трудовую стоимость, но стоимость их определяет и стоимость других товаров, «если только спрос на товары позволяет продолжать производство»; следовательно, и труд, затрачиваемый при условиях, которые ниже средних общественно-нормальных, сохраняет свою полную стоимость, если только он необходим для удовлетворения общественных потребностей. Зато в вопросе о квалифицированном труде взгляды обоих авторов совершенно совпадают. По Рикардо, как и по Марксу, квалифицированный труд в одно и то же время создает большую стоимость, чем простой труд, и это различие в стоимости выравнивается на рынке, благодаря различию в заработной плате. Квалифицированный труд можно, таким образом, свести к простому.

Однако, в другом, очень важном пункте оба автора резко расходятся между собой. По Рикардо, всякий труд производителен и создает стоимость. Он не проводит никакого различия между трудом, действительно затраченным на изготовление продукта, и тем трудом, который расходуется в процессе распределения, в транспортировании и т. д. готового продукта. Под «общей суммой труда» у него на равных правах фигурирует «труд, необходимый для их изготовления и для доставки на рынок». Труд «мелкого торговца и многих других лиц», если только он общественно-нормален, является для Рикардо таким же трудом, образующим стоимость, как и затрачиваемый в производстве («Начала», стр. 14). Маркс же, который также принимает понятие «непосредственного» и «косвенного» труда, понимает под этим только труд, необходимый для изготовления продукта. По Марксу, производителен и создает стоимость только тот труд, который непосредственно и косвенно входит в продукт, содействуя его изготовлению. С того момента, как продукт готов, к нему не может быть прибавлено ни атома стоимости. Весь аппарат торговли, труд купцов, приказчиков, транспортников, грузовых носильщиков, бухгалтеров и т. д. может быть «общественно-необходимым», он не производителен и не создает стоимости. Как раз наоборот, по Марксу это — издержки, издержки обращения, вычет из стоимости. Единственный полезный момент в образовании самостоятельных торговых, транспортных и др. профессий заключается в том, что без них дело обстояло бы еще хуже — издержки были бы значительно выше. Итак, под «совокупным трудом», образующим стоимость, Маркс, в противоположность Рикардо, понимает только труд «общественно-необходимый для изготовления продуктов». Другая категория труда, труд, общественно-необходимый для «доставки на рынок», подпадает, по Марксу, под другой «общий закон», согласно которому «все издержки обращения, вытекающие лишь из превращения формы товара, не прибавляют к нему никакой стоимости» (К. II, стр. 125).

Если в этом пункте совершенно ясно выступает различие во взглядах Рикардо и Маркса, то их точки зрения на производительность труда, которые по сути дела одинаковы, дают нам много материала для сложных и богатых тонкими нюансами сопоставлений.

Понятие «производительность труда» было ясно и для Рикардо, и кратко формулированный Марксом закон, в силу которого «стоимость товаров обратно пропорциональна производительной силе труда» (К. I, стр. 236), выражая и взгляд Рикардо на этот предмет. Значение повышения производительности труда заключается в удешевлении продуктов. Но оказывает ли удешевление продуктов, — происходящее, благодаря увеличению производительности труда и замене человеческого труда более производительными, следовательно, более дешевыми машинами, — какое-нибудь влияние на распределение дохода между антагонистическими классами?

Конечно, — отвечают наши авторы, — введение машин может привести к ухудшению положения рабочего класса, в случае, если живой труд заменяется мертвым, если многие рабочие выбрасываются на мостовую и наступает безработица. Что это возможно, Рикардо в конце концов признал так же, как и Маркс.

Но в частностях во взглядах обоих авторов выступают и различия. Допустим, что производительность труда поднялась в тех отраслях, в которых производятся предметы потребления для рабочих. По мнению Маркса, положение рабочих немедленно же ухудшилось бы, и распределение дохода изменилось бы в пользу капиталистов, ибо результатом повышения производительности было увеличение относительной прибавочной стоимости, благодаря удешевлению средств существования рабочего и понижению заработной платы. Если бы даже производство настолько расширилось, чтобы спрос на труд не уменьшился, то рабочий класс и тогда явился бы стороной теряющей, а капиталисты — выигрывающей, ибо относительная прибавочная стоимость увеличивается. По Рикардо же, в последнем случае «положение всех классов улучшается», в частности «положение рабочего класса значительно улучшается» (стр. 269)¹⁴¹.

Допустим теперь, что повышение производительности труда происходит в тех отраслях, которые производят средства потребления не для рабочих, а для капиталистов. Каков был бы тогда результат? По Марксу, «при капиталистическом производстве развитие производительной силы труда имеет целью сократить ту часть рабочего дня, которую рабочий употребляет на самого себя, и как раз для того, чтобы удлинить другую часть рабочего дня, в течение которой рабочий даром работает на капиталиста», и «этот результат» — думает Маркс — «достижим без удешевления товаров» (К. I, стр. 238). По Рикардо же, не может быть и речи о том, чтобы имело место увеличение доли капиталистов при распределении продукта труда. Наоборот, согласно основным положениям Рикардо, это может привести к уменьшению доли капиталистов. По Рикардо, капиталисты от этого выиграли бы не при распределении дохода, а лишь при потреблении своей доли. Благодаря удешевлению продуктов потребления, они были бы в состоянии делать сбережения на своих расходах и превращать в капитал большую часть своих доходов. Но тогда наступило бы как раз обратнее, и доходы капиталистов должны были бы упасть. В течение более или менее коротких периодов это пошло бы на пользу рабочим, потому что с увеличением. капитала и заработная плата поднялась бы выше «естественной цены труда». Но и для более продолжительных периодов класс капиталистов мог бы только потерять, а положение рабочего класса осталось бы то же самое; выиграли бы только землевладельцы, ибо увеличение капитала по Рикардо, неминуемо вызывает размножение народонаселения, а «с увеличением капитала и народонаселения растут цены на средства пропитания», а это означает абсолютное увеличение ренты, относительное (в деньгах) увеличение заработной платы и абсолютное уменьшение прибыли. В вопросе о производительности труда мы имеем, таким образом, маленький пример того, как у наших обоих авторов в одном и том же вопросе переплетаются и спутываются различия и сходства во мнениях.

Иначе обстоит дело с последним из главных пунктов проблемы труда, образующею стоимость, а именно с интенсивностью труда. Рикардо просто не знает этого понятия; поэтому продолжительность труда и количество рабочих остается для него единственно возможным и вполне достаточным мерилом величины труда. Он прокламирует такое положение: «Труд одного миллиона человек на фабриках всегда произведет одну и ту же стоимость» («Начала», стр. 181). Маркс же совершенно правильно считал, что увеличение интенсивности труда идентично соответствующему увеличению расходования энергии и напряжению со стороны рабочего и что «более интенсивное расширение рабочего времени» означает поэтому «увеличение затраты труда в единицу времени» (К. I, стр. 308). «Более интенсивный час... содержит... больше труда, т. е. затраченной рабочей силы, чем более пористый час» (там же, стр. 309). Его продукт содержит поэтому большую стоимость.

Природа. Если мы здесь сейчас же за «трудом» переходим к «природе», то мы делаем это только потому, что природа обыкновенно рассматривается, как главный фактор производства. Для наших авторов силы и дары природы, хотя они и являются необходимей, незаменимей предпосылкой всякого производства вообще, не участвуют в создании стоимости, ибо «никто не взимает платы за пользование этими силами природы, потому что они неистощимы и могут быть использованы всяким» («Начала», стр. 35). Поэтому рента и для Рикардо, и для Маркса является лишь «добавочной прибылью», дифференциальной рентой. Рента платится не за естественные вспомогательные средства, а как раз наоборот: она обязана своим происхождением несовершенству земли, одним словом, закону убывающего плодородия. Здесь взгляды наших обоих авторов совершенно сходятся. И если Маркс все же допускает существование абсолютной ренты, которую Рикардо отрицает, то это не имеет ничего общего с их взглядом на «естественные вспомогательные средства», ибо, по Марксу, причина абсолютной ренты заключается в правовых отношениях, в частной собственности на землю.

Капитал. Своеобразную картину дает сопоставление взглядов наших авторов на капитал. Они сходятся в своих взглядах на капитал и его функции в производстве. Капитал сам по себе не создает никаких стоимостей, но он абсолютно необходим для всякого производства. Его функция заключается в том, что он «приводит в движение труд», делает возможным процесс труда и повышает его производительность. Собственники капитала, предприниматели, являются фактическими руководителями производства, ибо в их руках находится общественное богатство, капитал, средства производства, без которых рабочие не могут проявлять свою деятельность. Они фигурируют поэтому, как работодатели, они организуют предприятие, им принадлежит готовый продукт, и они получают прибыль. Благодаря этому капитал, как таковой, приобретает функцию самовозрастать, как стоимость, и доставлять своим владельцам доход, прибыль. Хотя капитал сам по себе не создает никаких стоимостей, но, как общественная сила, он получает возможность доставлять своим владельцам стоимость из другого источника. Но все капиталы одинаково могут, посредством каких угодно предприятий, давать прибыль, они могут быть вложены в самую выгодную отрасль, поэтому они равноправны и доставляют своим владельцам одну и ту же норму прибыли pro rata величины их капитала. Борьба различных капиталистов между собой за прибыль, т. е. конкуренция, приводит к образованию «общей одинаковой нормы прибыли» и вызывает «стремление привести прибыль всех к одной норме» («Начала», стр. 49). Достижение общей нормы прибыли фактически становится исключительней конечней целью каждого капиталистического предприятия, а так как капитал сам не может создавать стоимости, то образование общей нормы прибыли осуществляется путем изменения в распределении стоимости, созданной трудом, путем присвоения одинаковой части прибавочной стоимости pro rata капитала предприятия. В результате, товары, произведенные капиталом «различного органического состава» (или капиталами с «относительно различным количеством основного капитала» или же товары, которые «не могут в то же самое время быть доставлены на рынок»), в действительности продаются не по их стоимости. Цены в этом случае определяются издержками производства, плюс средняя прибыль, т. е. ценами производства. Таким образом капитал обходным путем, т. е. через конкуренцию, достигает того, что он становится решающим фактором при определении цен отдельных товаров, или «менового отношения товаров друг к другу». Весь этот ход рассуждений содержит в себе, если не по характеру изложения то по существу, основные моменты во взглядах наших обоих авторов на значение и функцию капитала. Это именно и придало обеим теориям стоимости их своеобразную, специфическую и общую физиономию, благодаря которой эти чистые теории трудовой стоимости при поверхностном рассмотрении принимают вид теории издержек производства.

Но наши авторы резко расходятся между собой в таком немаловажном пункте, как в ответе на вопрос: что такое капитал?

По Марксу, капитал есть сумма денег, которую ее собственник употребляет каким угодно способом, но так, чтобы она доставляла ему прибавочную сумму денег, чтобы она возрастала, как стоимость. Каждый капитал начинает свой жизненный путь в качестве денег и заканчивает его, как увеличенная сумма денег. Для Рикардо денежная форма не существенна при определении капитала. Наоборот, для него важна натуральная форма капитала, готовых потребительских стоимостей, продуктов, которые при определенном способе применения — и в этом наши авторы опять сходятся — становятся капиталом. Для Рикардо капитал представляет собой «первоначальное имущество, предназначенное для производительного потребления», разница «между ежегодным производством и потреблением». Причины расхождения взглядов наших авторов на понятие капитала заключаются в различии их теорий денег. А результатом этого расхождения является большое принципиальное различие в их взглядах на процесс обращения капитала.

Деньги и кругооборот товара и капитала. Оба автора согласны в том, что вторжение денег между двумя обмениваемыми товарами не влияет на отношение их стоимостей и не изменяет его. Но то значение, которое оба автора придают этому вмешательству и посредничеству денег, весьма различно, ибо их взгляды на функцию и значение самих денег расходятся между собой,

Для Рикардо деньги — первые среди равных, такое же благо, как и все другие. Они суть и остаются «товаром, как и другие предметы, добываемые при тех же условиях». То обстоятельство, что деньги являются «у образованных народов общим средством обмена», вносит не принципиальное, а лишь количественное различие между ними и всеми другими товарами. Поэтому и роль посредника, которую деньги играют в меновом процессе товаров, имеет лишь практическое значение: при посредстве денег упрощается процесс обмена товаров. Принципиального качественного различия между непосредственным обменом продуктов и товарным обращением, с одной стороны, и кругооборотом товара и кругооборотом капитала, с другой стороны, для Рикардо не существует. Капитал начинает свой жизненный путь тем, что он «применяется производительно». Жизненный путь капитала так же, как и товара самостоятельного товаропроизводителя, начинается в процессе производства. Там, в мастерских, в процессе труда, непосредственным трудом создается стоимость; там же образуется и прибавочная стоимость, как результат того, что производитель — уже не самостоятельный, а наемный работник. Процесс производства, если пользоваться терминологией Маркса, является первой метаморфозой не только товара, но и капитала. Haряду с этой первой метаморфозой у Рикардо стоит вторая, заключительная метаморфоза, реализация стоимости. И здесь опять нет разницы между самостоятельным производителем и капиталистом. Оба «доставляют продукт на рынок», т. е. совершают его заключительную метаморфозу, реализацию стоимости или стоимости и прибавочной стоимости. Эта реализация не завершается, как у Маркса, лишь тогда, когда владелец товара получил за него деньги. Напротив, для Рикардо превращение товара в деньги является лишь преходящей, незаконченной стадией. Отсюда такой тезис: «Продукты всегда покупаются за продукты или услуги; деньги только служат орудием, посредством которого совершается этот обмен»¹⁴². Рикардо, следовательно, знает только один кругооборот — \(Т—Д—Т\), как для продукта самостоятельного товаропроизводителя, так и для капитала. Более того, для него не существует никакого принципиального различия между этим кругооборотом и простым процессом обмена \(Т—Т\). Резкого разграничения между процессом производства, в котором стоимость возникает, и процессом обращения, в котором стоимость претерпевает превращение, меняет свои формы, для Рикардо вообще не существует.¹⁴³ По Рикардо, каждый продукт, в силу его взгляда на производительный труд (см. выше), может увеличивать свою стоимость на любой стадии своего жизненного пути; она может увеличиться в результате вновь затраченного на него труда транспортника, бухгалтера, крупного и мелкого торговца, если только их труд расходован нормально. Таким образом, процесс увеличения стоимости не прерывается до тех пор, пока продукт не попадает в сферу потребления.

По Марксу, деньги получают форму денег тоже только потому, что они уже раньше были товаром; деньги, как и все остальные товары, должны содержать свою полную стоимость. Но, с другой стороны, товар-деньги приобретает, по Марксу, общественную монополию, выражающуюся в том, что все стоимости выражаются в деньгах. Деньги, как «абсолютно отчуждаемый товар», приобретает функцию общественного эквивалента. Каждый товар должен поэтому идеально и реально принять эту форму, превратиться в деньги. Если эта метаморфоза товара в деньги является только средней стадией кругооборота товара, — стадией, соответствующей обмену, то она для кругооборота капитала, как мы уже видели, становится исходным пунктом и конечной целью движения. Нам не нужно здесь повторять взгляды Маркса. Читатель все это найдет в нашем изложении теории стоимости Маркса. Достаточно только вспомнить исследования Маркса в этой области, чтобы сразу же убедиться, что между Рикардо и Марксом в относящемся к этому вопросу анализе — дистанция огромного размера.

Деление капитала на его составные части. Маркс знает двоякого рода деление капитала. 1) Деление на постоянный и переменный капитал. Оно служит ему путеводителем при определении и установлении нормы прибавочной стоимости. Рикардо, в качестве сторонника трудовой теории, фактически оперирует этим делением капитала, но он, как это довольно часто с ним бывает, не дает никакой формулировки понятий постоянного и переменного капитала. Возможно, что у него и не было отчетливого представления об этих понятиях. 2) Деление капитала на «основной» и «оборотный», — деление, которым Маркс оперирует при вычислении капиталистических «издержек производства». Это деление целиком совпадает с делением на «fixed» и «circulating capital», которое Рикардо перенял от Смита.

Прибавочная стоимость. Прибыль. Рикардо не имеет еще представления о том громадном значении и о той роли, какую может иметь развитие понятия «прибавочной стоимости». Рикардо еще не знает даже слова прибавочная стоимость, хотя «прибыль» у него представляет собой то же самое, что у Маркса, а именно неоплаченный труд, прибавочную стоимость, вычисленную на весь авансированный капитал. Наши авторы согласны между собой не только в вопросе о возникновении прибыли, но и в том, что прибыль вычисляется на весь авансированный капитал предприятия, и что при нормальных условиях, при существовании развитого капиталистического способа производства, над различными предприятиями одной и той же отрасли производства и над различными отраслями производства должна господствовать одинаковая величина прибыли, или «всеобщая одинаковая норма прибыли». Как для Маркса, так и для Рикардо двигательной силой, осуществляющей это равенство прибылей, является конкуренция между капиталистами. И если доход у Рикардо, как и у Маркса, распадается на предпринимательскую прибыль и процент, то Рикардо все же не знает того резкого принципиального различия между этими обеими частями дохода, которое впоследствии было сформулировано Марксом. Точно так же и рента является, по мнению обоих авторов, добавочной прибылью, возникающей в результате монополий. Принципиальное различие между ними возникает в вопросе о торговой прибыли. По Марксу все торговые расходы как на труд, так и на капитал, равно как и вся торговая прибыль, являются лишь издержками обращения, вычетом из стоимости. По Рикардо, всякая затрата труда производительна, и потому часть торговой прибыли создается затраченным в этой области трудом.

Цена и стоимость. Мы знаем, что у обоих авторов стоимость товаров равна затраченному на них труду. Но мы знаем также, что существование «общей нормы прибыли» имеет своим последствием то, что товары не продаются по их действительным стоимостям. Авансированный капитал плюс средняя прибыль является, по мнению наших обоих авторов, решающим при определении меновых отношений между товарами. Образовавшуюся таким образом цену Рикардо называет «естественной ценой», Маркс — «ценой производства». Кроме того, наши авторы знают еще рыночную цену, которая может временно отклоняться от цены производства или естественной цены. Во всем этом, следовательно, оба наших автора согласны между собой. Но они расходятся при решении вопроса, какая категория предприятий должна быть рассматриваема, как общественно нормальная, как определяющая цену. По Рикардо, «меновая стоимость всех товаров... регулируется... количеством труда, необходимо затрачиваемого на их производство теми... кто... продолжает производить при самых неблагоприятных условиях — понимая под последними самые неблагоприятные из тех, при каких необходимо вести производство, чтобы было произведено необходимое количество продукта» («Начала», стр. 38). Напротив того, Маркс думает, что рыночная стоимость есть средняя стоимость, — средняя различных стоимостей, произведенных при различных условиях. Следовательно, в среднюю стоимость входят стоимости, произведенные как при наиболее благоприятных, так и при наименее благоприятных условиях, но рыночная стоимость только в исключительных случаях определяется стоимостью, произведенной при худших и при лучших условиях. Обычно, в нормальных случаях, обе крайности уравновешивают друг друга, так что «средняя стоимость товаров... равна стоимости товаров, принадлежащих к средней массе» (К. Ill, стр. 161). Эта средняя стоимость и есть рыночная стоимость.

Из этого пункта расхождения следует, что существование добавочной прибыли — понятие, по существу известное обоим авторам, — по Рикардо, представляет собой более частное явление, чем по Марксу, ибо, по Рикардо, и капиталы, примененные в условиях ниже средних, должны давать более высокую норму прибыли, чем средняя, т. е. добавочную прибыль.

Заработная плата. Наши авторы резко расходятся в своих взглядах на проблему народонаселения. Рикардо является ярым сторонником учения Мальтуса, Маркс — решительным противником этого учения. Но исходя из различных посылок, они все-таки приходят к одним и тем же выводам в вопросе о заработной плате. Заработная плата есть, по их мнению, только часть созданной трудом стоимости. При нормальных условиях и для более продолжительных промежутков времени она постоянно держится на одном и том же уровне — на уровне минимума средств существования. Такая заработная плата есть, по Рикардо, «естественная цена труда». «Естественной ценой труда является та, которая необходима, чтобы рабочие имели средства к существованию и к продолжению своего рода без увеличения или уменьшения» («Начала», стр. 52). Но и здесь у Рикардо не хватает ясной формулировки и анализа понятий, мы не находим у него разграничения между трудом, уже затраченным, и рабочей силой, — факт, который повлек за собой массу недоразумений.

По Марксу, такая заработная плата содержит полную стоимость рабочей силы, которую он отличает от затраченного труда. «Стоимость рабочей силы, как и всякого товара, определяется рабочим временем, необходимым для производства, а, следовательно, и воспроизводства этого специфического предмета торговли» (К. I, стр. 11З). «Стоимость рабочей силы сводится к стоимости определенней суммы средств существования» (Там же, стр. 114).

Небольшие расхождения имеются и здесь. Уже в одном том, что закон заработной платы для Рикардо является «естественным законом», а для Маркса историческим законом капиталистического общества, заключается источник расхождений в их оценке этого закона. Далее, хотя заработная плата, по мнению обоих авторов, не может при нормальных условиях долгое время оставаться выше или ниже ее «естественного состояния» — эксистенц-минимума, однако, по Марксу, она под давлением резервной армии может долго оставаться ниже этого уровня. С другой стороны, сам минимум средств существования есть, по Марксу, переменная категория, изменяющаяся соответственно культурному развитию. Рикардо, как и всюду, воспринимает здесь явления в их застывшем, неподвижном состоянии. Но если наши авторы в общем и целом сходятся в вопросе о заработной плате, то они совершенно расходятся по вопросу об эксплуатации рабочей силы.

Рикардо не интересуется этим вопросом. Для него совершенно безразлично, каким способом рабочему удается получить свой эксистенц-минимум. Так как абсолютная стоимость его мало интересовала, то область отношений между капиталистами и рабочими осталась для него совершенно неизвестной, неисследованной областью. Под влиянием закона о народонаселении, с одной стороны, и закона об убывающем плодородии, с другой, Рикардо конструировал основной закон распределения, на основании которого доля землевладельцев, рента, имеет тенденцию беспрерывно увеличиваться, прибыль — падать, а заработная плата — оставаться на уровне «естественной цены» труда. Но он совершенно упустил из виду, что за одну и ту же плату может быть продан разный труд (Leistungen), что с увеличением рабочего дня или с усилением интенсивности труда доля рабочего понижается, его положение ухудшается, и заработная плата косвенным путем опускается ниже минимума средств существования. Он не заметил и другого важного обстоятельства, — все растущего вовлечения женщин и детей в армию трудящихся. Так как эксистенц-минимум вырабатывается при этом несколькими членами рабочей семьи, то это в действительности означает ухудшение положения рабочего класса, понижение заработной платы.

Напротив того, для Маркса здесь открылось в высшей степени благодарное поприще. Маркс с удивительней виртуозностью вскрыл все тайники капиталистической эксплуатации рабочих. Поэтому он наряду с законом тенденции нормы прибыли к понижению, аналогичным закону Рикардо, выведенному, правда, из других предпосылок, мог обосновать другой, на первый взгляд, противоречащий первому, закон тенденции нормы прибавочной стоимости к повышению.

Наше исследование отдельных пунктов и основных проблем обеих теорий показало нам, насколько разносторонне и сложно взаимоотношение между этими двумя теориями стоимости. Каждый отдельный вопрос при более детальном сопоставлении представляет собой пеструю картину пунктов сходства и различия, разнообразных оттенков и нюансов. То принцип и исходный пункт одинаковы у обоих, а выводы различны; то результаты одинаковы, хотя исходные пункты и даже сами понятия различны; то мы имеем полное совпадение во всем, только не в обосновании.

Если мы хотим дать общую оценку теории стоимости Рикардо, то нужно сказать со всей ясностью, что изложенные нами во введении резко расходящиеся и противоречащие друг другу мнения о Рикардо просто неверны.

Неверно утверждение, что марксова теория стоимости «противоположна» теории Рикардо, или что они «сходятся только в деталях».

В действительности Маркс своей теорией стоимости целиком стоит на плечах Рикардо. Исходный пункт, основные черты и выводы удивительно похожи у обоих авторов. Труд, как основа стоимости, распадение стоимости на стоимость и прибавочную стоимость или — что то же — деление на заработную плату и прибыль, существование общей одинаковой нормы прибыли и, как вывод из нее, определение цены издержками производства плюс средняя норма прибыли, — разве все эти главные пункты совпадения между обеими теориями (не говоря уже о бесчисленных менее важных чертах сходства) только «детали»? Где же в таком случае решающие пункты теории стоимости, в которых Маркс «противопоставляет» себя Рикардо? В самом деле, если рассматривать взаимоотношение между обеими теориями только в их основных чертах, так сказать, с птичьего полета, то создается положение, при котором исследователь склонен скорее не замечать различий и расхождений, чем отрицать сходство и духовное родство этих теорий.

Однако, не менее неправильно вводить себя в заблуждение сходством между Марксом и Рикардо, не замечать пунктов различия между ними, пытаться отрицать оригинальность и самостоятельность теории стоимости Маркса, говоря о Марксе, как «о верном ученике Рикардо», который «мало прибавил существенного», или, наконец, утверждать, что «Маркс никогда не отклонялся от шаблонов классических экономистов». Ведь мы уже видели, что нет почти ни одного вопроса, при анализе которого Маркс не отклонился бы «от шаблонов», что имеются целые области, почву которых он первый подверг обработке, и даже такие, которые он впервые оплодотворил своим исследованием.

Многочисленные расхождения и пункты различия между теориями стоимости Рикардо и Маркса могут быть сведены к четырем основным положениям, как к их причинам.

1. Различие точек зрения, исходя из которых наши авторы рассматривают и трактуют явления стоимости. В нашей критике рикардовой теории стоимости мы подробно рассмотрели этот вопрос и показали, какое множество ошибок, неясностей и неправильных выводов набралось в ней, благодаря тому, что Рикардо в главе о стоимости стал на точку зрения индивидуального хозяйства и рассматривал явления стоимости индивидуалистически. Мы указали также на то, что дальнейшее развитие трудовой теории стоимости должно было иметь своей предпосылкой изменение течки зрения. Это и было сделано Марксом. Он, оставив индивидуально-хозяйственную точку зрения, стал на точку зрения народно-хозяйственную и со всей ясностью и последовательностью провел ее в своем исследовании. Поэтому ему и удалось разрешить многие противоречия и отделить видимость от фактов.

2. Различие в трактовке абсолютной стоимости. Маркс блестяще исправил второй большой недостаток теории стоимости Рикардо — игнорирование им абсолютной стоимости. С самого начала было ясно, что для объективной теории стоимости, каковой является трудовая теория, принципиально неправильно анализировать основной вопрос, процесс производства стоимости так поверхностно, как это делал Рикардо. Поставив себе главной задачей исследование процесса производства капитала, Маркс открыл себе для исследования огромное новое поле, на котором можно было укрепить и полностью развить принципы трудовой стоимости. В этой области лежат величайшие достижения и заслуги Маркса; его выводы изобилуют новыми оригинальными и блестящими идеями. Не видеть всего этого — значит смотреть на вещи с закрытыми глазами.

3. Недостаток в историческом понимании у Рикардо, его неподвижная логика в противоположность гибкой исторически-эволюционистской и диалектической трактовке проблем у Маркса.

4. Оригинальная теория денег Маркса и вытекающие из нее различия в их взглядах на капитал. Благодаря тому, что Маркс пропускает через деньги весь общественный капитал, что капитал у него начинается с денежной формы и к ней же возвращается, между его теорией стоимости и теорией Рикардо возник целый ряд принципиальных и основных расхождений. Так, у Маркса возникла особая формула для кругооборота капитала, резкое разделение на процесс производства и обращения, разделение труда на производительный (в процессе производства) и непроизводительный (в процессе обращения). Результатом той же теории денег был, наконец, весь второй том «Капитала», трактующий о процессе обращения капитала.

Ко всему этому присоединяется еще один источник всякого рода расхождений в разборе научных вопросов. Мы говорили о духовном различии Рикардо и Маркса. Рикардо всегда стремится прямолинейно к своей главной цели, его мало занимают детали, практические факты, он не дает себе труда точной и ясной формулировки понятий, которыми он оперирует. Маркс же постоянно дает отчетливые, резкие формулировки; он медленно, с трудом, пробирается вперед к своей цели. Путь его сопровождает целый ряд вспомогательных средств: логический анализ, диалектические приемы, исторические экскурсии. К этому присоединяется еще обстоятельность и проникновение в самые мелкие детали. Все это приводит к тому, что одинаковые у обоих авторов идеи принимают совершенно различную форму.

Теперь можно резюмировать наше исследование. Маркс безусловно является непосредственным преемником Рикардо в разработке и развитии теории трудовой стоимости. Его теория стоимости — прямая наследница теории Рикардо. Маркс использовал отчасти в неизмененной, отчасти в измененной форме ее основные идеи и понятия. Можно смело сказать, что без рикардовой теории стоимости не была бы возможна и теория Маркса. Но надо, с другой стороны, открыто признать, что теория стоимости Маркса есть не новое издание рикардовой теории, а совершенно самостоятельное, оригинальное творение большого, самостоятельного и гениального мыслителя. Мы выше видели, какие преимущества принципиального значения теория Маркса имеет перед теорией Рикардо. И если рикардова теория стоимости составляет эпоху в процессе развития принципа трудовой стоимости в научно обоснованную теорию, то марксова теория стоимости составляет вторую эпоху той же истории. В этом периоде, в этой фазе развития трудовой теории мы находимся еще и теперь, ибо теория стоимости Маркса является кульминационным пунктом достигнутого ею до сих пор состояния.

«Так как Рикардо, — писал когда-то Маркс, — в качестве завершителя классической политической экономии наиболее точно формулирует и развивает определение меновой стоимости рабочим временем, то естественно, что против него именно и направляется, главным образом, полемика, начатая со стороны экономистов»¹⁴⁴. Но положение тем временем изменилось. «Поток объективизма находит свое завершение в экономической системе Маркса»¹⁴⁵. «Ни один экономист-теоретик не может в настоящее время уклониться от выявления своего отношения к Марксу»¹⁴⁶, — гласит теперешний пароль.

Итак, критика теории стоимости Маркса сливается у его противников с критикой теперешнего состояния теории трудовой стоимости и принципов трудовой стоимости вообще и становится для них единственной и единой задачей. Как же они выполняют эту задачу? Что они могут возразить против теории стоимости Маркса и трудовой стоимости вообще? И насколько их возражения справедливы и состоятельны? Ответ на эти вопросы и разбор этой интересной и поучительной задачи мы собираемся дать в ближайшем будущем.

Примечания

---

1. Herrn Dürings. Umwälzung der Wissenschaft, 3-ье, изд. 1894, стр. 202. ↩

2. Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях. Издание 3-е, 1897 г., стр. 139. ↩

3. Начала полит, экономии. Изд. 7-ое, 1908 г., стр. 449. ↩

4. «Мир Божий», апрель 1901 г., стр. 82. ↩

5. «Маркс и его школа», «Вестник Европы», том 11, стр. 296, 302. ↩

6. Schäffle, Quintessenz des Sozialismus, стр. 44. ↩

7. Ad. Wagner, Grundlegung, 2-ое изд., стр. 45. ↩

8. Jahrbuch für Nationalökonomie und Statistik, III. F. В. I, стр.380. ↩

9. Handwörterbuch der Staatswissenschaft, II. Aufl., В. VI, стр. 340. ↩

10. Существует, правда, два сочинения, в которых этот вопрос специально рассматривается: проф. Зибер. «Рикардо и Маркс» и Verrijn Stuart, Ricardo en Marx, Haag, 1890, но обе эти работы были написаны до появления 3-го тома «Капитала», т. е. до того, как их авторы знали марксову теорию стоимости полностью. Их анализ от этого много проигрывает. ↩

11. Kapital und Kapitalzins, Band I, 1884, стр. III. (Ср. русск. перевод «Капитал и прибыль». С.-Петербург, 1909 г. стр. 118). ↩

12. «Начала политическ. экономии» 7-ое изд. Петербург, 1908 г., стр. 461. ↩

13. Kritische Beiträge zur Erkenntnis unserer sozialen Zustände und Theoricn, 1894 г., стр. 177. ↩

14. Böhm-Bawerk, Handwörterbuch der Staatswissenschaften I. Aufl, В. VI. стр. 688. ↩

15. Handwörterbuch der Staatswissenschaften. II Aufl., B. VI, стр. 428. ↩

16. Wert, Kosten und Grenznutzen. Jahrbuch für Nationalökonomie und Statistic, III. F., B. III, стр. 331. ↩

17. System der Nationalökonomie, В. I, Grundlegung, 1885г., стр. 203. ↩

18. Volkswirtschaftliche Erläuterungen vorzüglich über Ricardos System, 1838, стр. 288. ↩

19. Давид Рикардо. — Собрание сочинений. Перевод с английского пол ред. Д. Рязанова. Том I. Начала политической экономии и податного обложения. СПБ. 1908 г., стр. 2. (В дальнейшем все цитаты из Рикардо приведены по этому изданию. Перев.). ↩

20. Erläuterungen, стр. 288. ↩

21. Knies, Credit. II. 1879, стр. 61. ↩

22. Böhm-Bawerk, Kapital und Kapitalzins, I, стр. 441. ↩

23. Zur Theorie des Preises. 1889, стр. 160. ↩

24. Zur klassischen Wert- und Preislehre, Jahrbücher für Nat. u. Stat., III. F., В. I, стр. 70. ↩

25. «Рикардо и Маркс», стр. 101. Удивительна живучесть легкомысленных и ошибочных взглядов. После ряда десятилетий в сочинении, появившемся в 1902 г. (Dr. W. Liebknecht, zur Geschichte der Werttheorie in England), автор находит возможным не только повторить эти маклеодовские «возражения», ссылаясь на «первоисточник», но даже выставить их, как один из шести «главных недостатков учения Рикардо», «разобранных и уничтоженных впоследствии Марксом» (Liebknecht, ук. соч., стр. 91—92). Мы хотим здесь указать еще на одну историческую ошибку, в которую впадает проф. Филиппович. Он пишет: «Социалистическая концепция видит в издержках производства (Kostenwert) только труд, необходимый для производства... при чем этой «истинной» стоимости, как исключение, противопоставляется стоимость редкостей». (Grundriss der Pol. Oekon., В. I, 3 Aufl. 1899, стр. 202). Проф. Филиппович просмотрел здесь, что происхождение этой концепции ничего общего с «социалистами» не имеет, ибо она, как это после всего сказанного ясно нашим читателям, берет свое начало ни от кого другого, как от самого Рикардо. ↩

26. The Wealth of Nations, ed. Collier and Son. New-York, I. p. 76. ↩

27. Рикардо, стр. 45. В цитированных предложениях Рикардо вполне ясно высказывается относительно функций технических вспомогательных средств; их значение заключается в том, что они увеличивают производительность трупа. И если проф. Лексис утверждает, что «правильный взгляд, согласно которому машины и технические вспомогательные средства производства вообще не являются самостоятельными факторами, а только увеличивают производительность труда, впервые высказан Родбертусом», но это утверждение исторически неверно. Этот «правильный взгляд» высказан гораздо раньше и принадлежит Рикардо. ↩

28. «Рикардо не дал никаких доказательств правильности своего учения». Zur Theorie des Preises, 1889, стр. 258. ↩

29. «Капитал», т. I, 1919 г., стр. 202. ↩

30. «Капитал и прибыль», стр. 311. ↩

31. Handwörterbuch der Staatswissenschaften. II. Aufl., В. VI, стр. 430, 431. ↩

32. Handwörterbuch der Staatswissenschaften, стр. 430. ↩

33. Zuckerkandl, Zur Theorje des Preises, 1889, стр. 256. ↩

34. Куно Фишер. — История новой философии, т. II. СПБ. 1906 г., стр. 448. ↩

35. Для этой главы мы отсылаем читателей к отделам 4-му и 5-му 1-й главы: «О стоимости». ↩

36. Handwörterbuch der Staatswisscnschaften, В. VI. I Aufl., стр. 688. ↩

37. Wörterbuch der Volkswirtschaft, В. II, стр. 887. ↩

38. Grundriss zum Studium der polit. Oekon., I. Teil, 3. Aufl. 1900, стр. 16. ↩

39. Handwörterbuch der Staatswissenschaften, II. Aufl. В. VI, стр. 430. До того Диль следующим образом характеризовал теорию стоимости Рикардо: «Рикардо впервые выставил закон трудовой теории во всей его остроте и последовательности». (Proudhon, seine Lehre und sein Leben, Halle, 1888, стр. 121). ↩

40. Zur Erkenntnis unserer staatswirtschaftlichen Zustände. 1842, стр. 27. ↩

41. Grundlegung, 2. Aufl., 1879, стр. III. ↩

42. Wörterbuch der Volkswirtschaft, В. II, стр. 888. ↩

43. System der Volkswirtschaft, В. I. Grundlagen, 21. Aufl. 1894, стр. 272. ↩

44. Das gesellschaftliche System der menschlichen Wirtschaft, стр. 191. ↩

45. Grundsätze, В. II, стр. 128. ↩

46. Wörterbuch der Volkswirtschaft, В. II, стр. 887. ↩

47. Philippowich, Grundniss der politischen Oekonomie, Allgemeine Wirtschaftslehre, 3. Aufl., 1899, стр. 206. Wieser, Der natürliche Wert, 1899, стр. 48—50. ↩

48. Zur Erkenntnis etc., стр. 31. ↩

49. «Капитал», т. 3, ч. I, стр. 146. ↩

50. А. Мануйлов. «Понятие ценности по учению экономистов классической школы». Москва. 1901, стр. 163. ↩

51. Там же, стр. 165. ↩

52. Там же, стр. 201. ↩

53. Там же, стр. 184. ↩

54. Примечания к французскому переводу «Начал», стр. 8. ↩

55. Zur Beleuchtung der sozialen Frage, 1875 г., стр. 24, 25. ↩

56. К критике полит. эконом. «Московский Рабочий», 1922. стр. 44. ↩

57. Zeitschrift für gesammte Staatswissenschaften, 1869, стр. 193. ↩

58. Zur Theorie des Preiscs, 1889. стр. 256. ↩

59. Geschichte der Nationalökonomie, II. Aufl., 1891, стр. 107. ↩

60. Esquisses de Litterature politico-économique, 1900. стр. 34. ↩

61. Цитирую по Касселю. — Zeitschrift für gesamte Staatswissenschaft, 57. Jahrg., 1901 г., стр. 75. ↩

62. Kritische Geschichte der Nationalökonomie und des Sozialismus, III. Aufl., 1879, стр. 217. Дюринг и здесь имеет большие претензии на «оригинальность». Он в резком противоречии с общепринятым мнением утверждает, что подходить к Рикардо строго логически значило бы заниматься совершенно беспочвенным делом» (там же, стр. 216). ↩

63. Grundsätze der polit. Oekon., 4. Aufl. 1885, В. II, стр. 125. ↩

64. Kredit, Bd. II, стр. 61. ↩

65. Цитирую по реферату Бем-Баверка в Jahrbuch für Nationalökonomie und Statistik, III, В. I. стр. 318—380. ↩

66. Там же. ↩

67. Handwörterbuch der Staatswissenschaften, II. Aufl., В. VII, стр. 753. ↩

68. «Капитал и прибыль», Петерб., 1909 г., стр. 427. ↩

69. Там же, стр. 117. ↩

70. Там же, стр. 118. ↩

71. «Капитал и прибыль», Петерб. 1909, стр. 118 и 311. ↩

72. Die Produktionskostentheorie Ricardos. Zeitschrift für gesamte Staatswissenschaft. 57. Jahrgang, 1901, стр. 72. ↩

73. Там же, стр. 69. ↩

74. Там же, стр. 74. ↩

75. Там же, стр. 78. ↩

76. Die Ricardosche Werttheorie in ihrem Zusammenhangn mit den Lehren von Kapital und Grundrente, 1883, стр 33. ↩

77. Предисловие к первому изданию, стр. 2. См. насчет того же: Prof. Leser. Untersuchungen zur Geschichte der Narionalökon. 1881. ↩

78. Мануилов. Понятие ценности и т. д., стр. 132. ↩

79. Там же, стр. 165. ↩

80. Там же, стр. 141. ↩

81. Там же, стр. 132. ↩

82. Там же, стр. 132. ↩

83. Там же, стр. 208. ↩

84. Там же, стр. 132. ↩

85. Мануилов. «Понятие о ценности» и т. д., стр. 207. ↩

86. Там же, стр. 207. ↩

87. Мануилов. «Понятие о ценности» и т. д., стр. 127. ↩

88. Там же, стр. 128. ↩

89. Там же, стр. 123. ↩

90. Там же, стр. 129. ↩

91. Мануилов. «Понятие о ценности» и т. д., стр. 132. ↩

92. Там же, стр. 203. ↩

93. Die Ricardosche Werttheorie et., стр. 33. ↩

94. Там же, стр. 52. ↩

95. Там же, стр. 53. ↩

96. Там же, стр. 52. ↩

97. Там же, стр. 55. ↩

98. Grundriss zurn Studium der polit. Okonomie. T. I, Aufl. Ill, 1900. стр. 334. ↩

99. Кnies. Der Kredit, II, стр. 61, 68, Wieser, Der natürliche Wert, стр. 116 и Conrad, Grundriss, I, стр. 335 и стр. 17. ↩

100. «Понятие о ценности», и т. д., стр. 54. ↩

101. Ср. Маркс: «Рикардо разлагает цену товара на эти составные части (заработная плата и прибыль). Следовательно, величина стоимости для него prius»... «Капитал». Т. II, стр. 375. ↩

102. Зибер. «Рикардо и Маркс», стр. 329. ↩

103. «Капитал». Т. II. Предисловие, стр. XX. ↩

104. «Капитал». Т. II. стр. XXII. ↩

105. «Рикардо и Маркс», стр. 329. ↩

106. «Русское Богатство», 1897 г. Май, стр. 104. ↩

107. «Капитал». Т. I, прим. 34. ↩

108. «Капитал». Т. I, стр. 40, прим. 37. ↩

109. «Его теория прибыли фактически есть теория прибавочной стоимости». «Капитал». Т. II. стр. 202. ↩

110. «Капитал», т. II, стр. XX. ↩

111. Ср. Энгельс, предисловие к II тому «Капитала»: «Марис исследовал труд со стороны его свойства создавать стоимость и в первый раз установил, какой труд и как образует стоимость» (стр. XXV). ↩

112. «Капитал». Т. II, стр. 194. ↩

113. «Капитал». Т. II, стр. 195. ↩

114. «Начала», стр. 12. — «Так как анализ, на который» и т. д. ↩

115. «Капитал». Т. II. Предисловие, стр. XXVIII. ↩

116. Там же, стр. XXVI. ↩

117. «Капитал». Т. I, стр. 400. ↩

118. «Капитал». Т. II, стр. XXVIII. ↩

119. Definitions, стр. 27. ↩

120. Zeitschrift für gesamte Staatswissenschaft, 1869, В. XXV, стр. 195. ↩

121. Zur Erkenntnis etc., стр. 130. ↩

122. «Капитал». Т. III, ч. I, стр. 146. ↩

123. «Капитал». Т. I, стр. 110. ↩

124. Ср. Böhm-Bawerk, Zum Abschluss des Marxschen Systems. Festgabe für Knies, 1896, S 11, Prof. Diel. Jahrbuch. für Nationalökonomie und Statistik. dritte Folge, B. III, S. 189—190; Ruefli. Zur Lösung. Schweizer Blätter für Wirtschafts- und Sozialpolitik, 1895. Sombart, Brauns Archiv, Bd. VII, 1894, S. 572. 1894, стр. 572; Struve, там же, 1899, стр. 14 и «Научное Обозрение», 1900: С. Франк, Теория ценности Маркса и ее значение, 1900. ↩

125. Handwörterbuch der Staatswissenschaften, В. VII, стр. 754. ↩

126. Там же. ↩

127. В. Ул. «Научное Обозрение», Март, 1901, стр. 289. ↩

128. Письма к Кугельману. Госиздат. Пет., 1920, стр. 63. ↩

129. Ср. «Капитал», т. I, Целый ряд цитат приводит Г. П. в «Заре». Т. II и Ill, стр. 324 и сл., т. IV. стр. 236 и сл. На целый ряд цитат из первого тома в свое время указал и проф. Платтер. «Die Lösung», Schweizer Blätter fur Wirtschafts- und Sozialpolitik. 1895,.стр. 175. ↩

130. Zum Abschluss des Marxschen Systems, Festgaben für Knies, стр. 111. ↩

131. Jahrbuch für Nationalökonomie und Statistik, B. Ill, F. XVIII, 1899, стр. 104. ↩

132. Ueber das Verhältnis von Preis und Wert bei Marx. Festgaben für Conrad. 1898, стр. 4. ↩

133. Франк. «Теория ценности Маркса и ее значение», стр. 7. ↩

134. Zur Lösung. Schweizer Blätter fijr Wirschafts-und Sozialpolitik. 1895, стр. 388—394. ↩

135. Франк, там же, стр. 18. ↩

136. Мы говорим потом (nochträglich), потому что, по Марксу, не капиталист авансирует и кредитует рабочего, а наоборот, рабочий — капиталиста. «Во всех странах с капиталистическим способом производства рабочая сила оплачивается лишь после того, как она уже функционировала в течение срока, установленного договором о ее купле, например, в конце каждой недели». «Капитал», т. I, стр. 116. ↩

137. «Капитал». Т. III, ч. 2. стр. 263. ↩

138. Там же, стр. 189. ↩

139. Там же, стр. 309. ↩

140. «Научное Обозрение», 1898 г., №3—4: стр. 692. ↩

141. Ср. «Начала», стр. 269. ↩

142. «Начала», стр. 193. ↩

143. Ср. различные взгляды на деньги у канонистов, меркантилистов и физиократов. Проф. Онкен, Geschichte der Nationalökonomie, т. I, 1902. стр. 126—128, 155—157 и 366—369. ↩

144. «К критике полит. экон.», изд. «Московский Рабочий’), 1922 г., стр. 72. ↩

145. Prof. Sombart. Brauns Archiv, 1894, В. VII, стр. 591. ↩

146. Lange. Marx als volkswirtschaftlicher Theoretiker, Jahrbuch für Nationalökonomie und Statistik, III. F., В. XIV, стр. 541. ↩