Месяцев П. [Рецензия] Б. Д. Бруцкус. Аграрный вопрос и аграрная политика

Журнал «Под знаменем марксизма», 1922, №3, с. 104—114

(Петроград, Издат. «Право» 1922 г.)

Проф. Б. Д. Бруцкус в связи с происходившим на днях Всероссийским Агрономическим Съездом и диспутом «Грядущее Сельск. Хозяйства», — приковывает к себе внимание не только специалистов-экономистов, но и широких общественных кругов. Цельность и определённость его аграрных взглядов, которые за время Революции поменялись чрезвычайно мало, невольно привлекает на его сторону часть народнической интеллигенции, не отличавшейся никогда ясностью своего миросозерцания (пример Н. П. Органовского на агрономическом съезде).

Будучи сторонником крупного землевладения и крепкого крестьянского хозяйства и высказываясь за предоставление неограниченной свободы не только рыночного оборота продуктов сельского хоз., но также и земельного оборота (продажа и залог земли), он тем не менее, как настоящий реальный политик, учитывает также и условия современного момента. В силу этого, высказываясь за отмену продналога и замену его денежным обложением, он учитывает, что в настоящее время отмена продналога невозможна и предлагает перейти к денежному обложению лишь тогда, когда изменившиеся экономические условия будут для этого благоприятны. То же самое относится и к земельному обороту: признавая правильным современное земельное законодательство, стремящееся создать прочность и устойчивость трудового землепользования, проф. Бруцкус считает его лишь первым шагом и настаивает на необходимости в дальнейшем провести полную свободу распоряжения землей путём разрешения аренды, залога, купли и продажи.

Заслуживает внимания и его аргументация, стремящаяся опереться на К. Маркса. Купля и продажа земли, по его мнению, необходима в интересах рабочих, давая им возможность выгодно ликвидировать свои земельные участки, а, следовательно, содействует пролетаризации в деревне с одновременным созданием крупного и крепкого сельского хозяйства. Этой же цели содействует и залог земли.

Борьба с дроблением земли, стремление создать крупное сельское хозяйство и обеспечить отход из деревни излишних рабочих рук на фабрики и промыслы — вот цель предлагаемой им земельной политики. Но и здесь он делает оговорку, что эта мера требует в качестве предпосылок устойчивости народного хозяйства и стабилизации денежной системы.

Кооперации проф. Бруцкус не придаёт серьезного значения и в своих выступлениях об ней почти совсем не упоминает, даже мелкий кооперативный кредит им совершенно замалчивается. Поэтому крупное землед. хозяйство рисуется ему, как единоличное землевладение, а земельный кредит — как кредит капиталистический.

Как искренний «сменовеховец», он на агрономическом съезде заявил, что политику творила не только коммунистическая партия, но весь народ в целом, который в целом и должен нести ответственность — но, идя в «Каноссу», он стремится повернуть руль современной политики Советской власти в направлении осуществления своих собственнических идеалов, пытаясь при этом даже доказать, что купля, продажа и залог земли отнюдь не противоречат национализации земли.

На фоне изложенного выше книга проф. Бруцкуса «Аграрный вопрос и аграрная политика» приобретает огромный интерес. Для коммунистической партии его взгляды любопытны ещё и в том отношении, что по ним мы можем проверять правильность своей аграрной позиции.

Проф. Бруцкус любит часто ссылаться на Маркса, но, как видно из дальнейшего изложения, он понимает его чрезвычайно односторонне и берёт из него лишь то, что гармонирует с его собственническим мировоззрением.

В предисловии к своей книге он указывает, что «партия, осуществившая октябрьскую революцию, прокламировала тот аграрный переворот, о котором мечтало русское крестьянство, о котором мечтала народническая интеллигенция. Колоссальная катастрофа голода, которая обрушилась на страну, теперь, кажется, всех убедила, что переделить землю не значит ещё преодолеть аграрный кризис». Как видно из его выступления на агрономическом съезде, причиной голода в Поволожье он считает по преимуществу неправильную политику Советской власти.

О том, как коммунистическая партия в прошлом расценивала и рисовала себе аграрную революцию, имеется много указаний у т. Ленина. Достаточно напомнить хотя бы следующие цитаты из его статей: «Центральным фактом в области аграрных порядков России, — писал он еще в 1902 году, — мы признаем классовую борьбу. Мы строим всю свою аграрную политику (а, следовательно, и аграрную программу) на неуклонном признании этого факта со всеми последствиями, вытекающими из него. Наша главная ближайшая цель — расчистить дорогу для свободного развития классовой борьбы в деревне».

Объявляя классовую борьбу своей руководящей нитью во всех «аграрных вопросах», мы тем самым решительно и бесповоротно отделяем себя от столь многочисленных в России сторонников половинчатых и расплывчатых теорий: «народнической», «этико-социологической», «критической» и др.

Чтобы расчистить дорогу для свободного развития классовой борьбы в России вообще, и в русской деревне в частности, необходимо устранить все остатки крепостного порядка, которые теперь прикрывают зачатки капиталистических антагонизмов внутри сельского населения, не дают им развиться. И мы делаем последнюю попытку помочь крестьянству снести одним решительным ударом все эти остатки, — «последнюю потому, что и сам развивающийся русский капитализм стихийно творит ту же работу, ведёт к той же цели, но ведёт свойственным ему путём насилия и гнета, разорения и голодной смерти» (Заря № 4).

Даже в разгар аграрного движения наша партия по прежнему смотрела на свою программу, лишь как на начало. «Аграрную программу нашей партии (пишет т. Ленин) всё равно придётся довольно скоро опять пересматривать заново: и в том случае, если упрочится дубасовско-шиповская „конституция„, и в том случае, если победит крестьянское и рабочее восстание. Значит особенно гоняться за тем, чтобы строить дом на вечные времена не доводится». «Это движение (революционно-демократическое крестьянское), как всякое глубокое народное движение вызвало уже и продолжает вызывать громадный революционный энтузиазм и революционную энергию крестьянства. В своей борьбе против помещичьей собственности на землю, против помещичьего землевладения, крестьяне с необходимостью доходят и дошли уже, в лице передовых своих представителей, до требования отмены всей частной собственности на землю вообще.

Что идея общенародной собственности на землю чрезвычайно широко бродит теперь в крестьянстве — это не подлежит ни малейшему сомнению. И несомненно также, что, несмотря на всю темноту крестьянства, несмотря на все реакционно-утопические элементы его пожеланий, эта идея в общем и целом носит революционно-демократический характер. Социал-демократы должны очищать эту идею от реакционных и мещанских социалистических извращений её — об этом нет спора. Но социал-демократы поступили бы глубоко ошибочно, если бы выкинули за борт всё это требование, не сумев выделить его революционно-демократической стороны.»

«Позиция социал-демократов в аграрном вопросе может быть в настоящее время, когда дело идет о доведении демократического переворота до конца, лишь следующая: против помещичьей собственности за крестьянскую собственность при существовании частной собственности на землю вообще. Против частной собственности на землю за национализацию земли при определённых политических условиях» (Ленин. Пересмотр аграрной программы 1906 г.). (Курсив мой).

Мы сомневаемся, чтобы этого не знал проф. Бруцкус, но он, очевидно, умышленно упращивает взгляды противников, чтобы создать более выгодную позицию для нападения.

Аграрную политику он мыслит как «систему государственных мероприятий, имеющих целью регулировать экономические отношения сельского хозяйства. Аграрная политика складывается под влиянием государственных потребностей и интересов стоящих у власти классов. Но, с развитием в новейшее время экономической науки, более просвещенные правительства стремятся использовать научно-обработанные материалы и добытые наукой выводы, чтобы их аграрная политика, интересам каких бы классов она на первом плане ни служила, одновременно содействовала наивысшему развитию производительных сил в сельском хозяйстве и благоприятствовала росту экономического благосостояния наиболее широких кругов сельского населения».

Определение чрезвычайно интересное, подход в достаточной мере широкий.

Однако, в дальнейшем изложении постановка аграрного вопроса им значительно суживается и трактуется лишь, как проблема земельно-хозяйственного устройства. Положительным является признание, что «аграрный кризис разрешается, конечно, не единственно в пределах сельского хозяйства; решающее значение имеет и общее развитие народного хозяйства».

Книга проф. Бруцкуса разбивается на 5 глав. После конспективной и местами односторонней характеристики основных течений аграрной политики в России и за границей (этому посвящена первая глава), он во 2‑й главе переходит к оценке аграрной эволюции в России и аграрной политики русского правительства, начиная с характеристики сельского хозяйства в эпоху крепостничества, применительно к отдельным районам и разрядам крестьян, подробно останавливается на условиях и порядке освобождения крестьян от крепостной зависимости, называя эту эпоху, как «эпоху великих реформ», затем переходит к оценке в сельскохозяйственном отношении периода со дня освобождения крестьян до революции 1917 г.

Основной причиной низкого уровня сельского хозяйства и тяжёлого положения крестьянства проф. Бруцкус считает отнюдь не крепостническую закабалённость крестьянина помещиками и даже не малоземелье, а по преимуществу «аграрное перенаселение», которое он до сих пор считает «источником нашей катастрофы» (см. его доклад на Агрономическом Съезде). «Согласно господствовавшему до революции взгляду, — говорит он: — русский аграрный кризис есть результат неправильного распределения земельной собственности». «Крестьяне, — пишет он в другом месте, — причиной своего неудовлетворительного экономического положения считали недостаточность наделов. Подчиняясь этим настроениям народных масс, и русская интеллигенция, в лице господствовавших народнических течений, усматривала причину аграрного кризиса в недостаточности наделов, в „малоземелье“. Это „малоземелье“ признавалось необходимым устранить дополнительным наделением крестьян.

Однако, ближайший анализ понятия „малоземелье“ приводит к убеждению, что оно бедно содержанием, и как способ объяснения такого сложного явления, как аграрный кризис, является несостоятельным»

«А. А. Кауфман, вникая в происхождение русского аграрного кризиса, пришёл к выводу, что его причиной является в значительном большинстве случаев „относительное малоземелье“, под которым он разумел плохое использование наличного земельного фонда (курсив мой), и сравнительно редко „абсолютное малоземелье“, под которым он разумел объективную невозможность прокормиться от данного надела».

Проф. Бруцкус, конечно, не мог не знать, что по земельному обеспечению 30 тысяч помещиков (с владением свыше 500 дес.) имели земли столько, сколько, 10 1/2 милл. крестьянских дворов, при этом свыше 1/3 крестьянских дворов имело на хозяйство от 3 до 10 дес. Помимо малоземелья, крестьянство страдало еще от чересполосицы своих владений с помещичьими землями, дальноземелья (нередко земля находилась в 15 местах и вёрст за 10 — 20 от селения), вклиниванья помещичьих земель («отрезки»), отсутствия лугов, пастбищ и т. п. Это и было главной причиной аграрного перенаселения и низкого уровня сельского хозяйства.

Выхода из этого положения он ищет в недрах помещичьего строя. «Однако, аграрный кризис нельзя объяснять, считаясь только с доходностью надельной земли, ибо благосостояние крестьянства может в сильнейшей мере зависеть от доходов, которые ему предоставляется возможность извлечь из окружающих вненадельных земель…» (курсив мой).

«Вненадельные земли могут служить для крестьянства арендным фондом»… «Но на вненадельных землях может быть организовано и крупное хозяйство, и тогда оно имеет значение для крестьянства, как источник заработной платы»… «Крестьяне могут извлекать доходы из сельского хозяйства, не только работая на соседних полях, но и работая в хозяйствах более отдаленного района; так, для крестьянства северного чернозёма очень серьёзное значение имел спрос на его труд со стороны хозяйства степной полосы»… «Но крестьянин не обязательно должен быть только сельским хозяином»… «В России крестьянская семья сплошь и рядом дополняет свои земледельческие заработки заработками промысловыми или на месте в, так называемой, кустарной промышленности, в лесных промыслах, или в отходе…»

Итак, по мнению проф. Бруцкуса, крестьянство могло бороться с упадком сельского хозяйства не уничтожением помещичьего землевладения и крепостнических кабальных отношений в деревне, а арендой, наймом на работу к помещику и кулаку, кустарными промыслами и отходом на сторону. Для него было не важно то обстоятельство, что нужда в земле побуждала крестьян очень дёшево продавать свой труд и дорого платить помещику за арендуемую у него землю. По отношению к беднейшему крестьяству аренда служила новой кабалой, вследствие натуральной оплаты за землю, а отработочная система была всегда значительно выше денежной. Кроме того аренда увеличивала земельное неравенство в деревне, ибо от 50 до 84 % всей земли было сосредоточено в руках зажиточного крестьянства.

Что же касается наёмной платы сел.-хоз. рабочим, то она была чрезвычайно низка: для 1910 г. в среднем 86 руб. годовому рабочему на своих харчах.

Из этих фактов становится понятным, почему крестьянство не было заинтересовано в сохранении помещичьего землевладения, а тем паче кабальных зависимостей от него. Если половина нетрудовых земель перед революцией была фактически в руках крестьянства, которое от этого должно было откупаться крупной арендной платой, а на второй половине земли работать за нищенскую плату, или получать за отработки, то какой же смысл был для крестьянства сохранять паразитическое в значительной части помещичье землевладение? Да и сам проф. Бруцкус вынужден констатировать, что «аграрное перенаселение вызвало в чернозёмной полосе разложение крестьянского хозяйства и окончательное превращение прежнего дворянина-хозяина в эксплуататора крестьянской нужды». По его мнению, революция 1917 — 18 г.г. в России «произошла не на почве аграрной политики старого режима: её вызвал распад народного хозяйства, вызванный войной» и благодаря этому «натурально-хозяйственная стихия стала хозяином положения». Он всё же считал, что «кабальные формы аренды сами собой изживались уже накануне революции».

Временами он правильно учитывает, что осуществление аграрной программы всецело определяется классовым соотношением сил; так, он считает, что близкая для его мировоззрения аграрная программа партии народной свободы в революции 1905 — 6 г. не могла претвориться в жизнь: «осуществление её означало бы окончательное лишение правящего дворянства его социальной базы, на что оно, конечно, не могло пойти. Такая реформа требовала перехода власти в другие руки, а этой предпосылки в данном случае не было, — революция не сумела выбить власть из рук дворянства: зато при победе революции шансы на успех имела только программа без компромиссов».

Это и случилось в октябре 1917 г. Однако, собственническое мировоззрение помешало проф. Бруцкусу правильно понять аграрную тактику коммунистической партии. «Получившая власть коммунистическая партия, — говорит он: — не была в силах осуществить своей социалистической программы, ей пришлось считаться с настроением крестьянских масс… В отличие от народнических партий, коммунистическая партия не создавала себе никаких иллюзий относительно творческой роли закона о социализации земли, но в тот момент партия творческими задачами и не задавалась». При этом он приписывает даже коммунистической партии стремление «равняться на нищету». «Коммунизм стоит на точке зрения отрицания частной предприимчивости в хозяйственной жизни… Коммунизм стоит за полное равнение крестьянства, которое должно путём „убеждения“ подпасть под руководство социалистической власти; при этом лучше, если крестьянские хозяйства раньше сольются в артели и коммуны».

К русской общине проф. Бруцкус относится весьма отрицательно и считает её главной причиной «аграрного перенаселения». «Несмотря на сознание экономической несостоятельности общины правительство и после реформы (1861 г.) для обеспечения тягла решилось укрепить этот институт», но община сама по себе способна вызвать аграрный кризис и может его избегнуть лишь «в условиях земельного простора или в условиях наличности внешней, крепостнической силы, регулирующей жизнь крестьянства».

«Технический прогресс несовместим с общинным землевладением»… «Община не создавала условий для культурного хозяйства»…

Поэтому становится понятным, что он приветствует все меры правительства, направленные к разрушению общины, а характеристике и оценке столыпинского землеустройства им посвящена особая, чрезвычайно интересная глава, касающаяся не только русского, но и иностранного землеустройства.

Останавливаясь на причинах сильного развития выхода на хутора и отруба (10,5 % всех крестьянских дворов), он считает, что здесь действовал один и тот же хозяйственный процесс уподобления земли капиталу, который «породил в своём последовательном развитии освобождение крестьян от помещиков и через 45 лет освобождение крестьян от мира; этим же объясняется и география выходов из общины».

По его мнению, «в процессе грядущего возрождения русского народного хозяйства вообще, и сельского хозяйства, в частности, хуторами и отрубникам суждено сыграть не последнюю роль».

При этом, отмечая, что «отношение социал-демократии к общине совпадало с правительственным», он на этот раз всё же сумел правильно подметить и оценить разницу: «социал-демократия рассматривала процесс выделения крестьян из толщи однородного крестьянства, как начинающийся процесс дифференциации».

Однако, не на хуторах и отрубах проф. Бруцкус строит будущее сельского хозяйства в России, он строит его на интенсификации сельского хозяйства при помощи широкого развития земельного кредита.

Характеризуя деятельность Крестьянского Банка, проф. Бруцкус утверждает, что «правительству удалось в рамках свободного оборота организовать мобилизационный процесс значительного размаха в направлении, вполне соответствующем интересам народного хозяйства, и при том в интересах не привилегированной группы крестьян, а рядовых масс последних».

«Никто больше крестьянина не может выработать ценностей из земли, а при правильно организованном кредите земля тяготеет, именно, к трудовому крестьянству. Дифференциация крестьянства неизбежна, но она при нормальном развитии народного хозяйства идёт совсем не в том направлении, в котором её усматривают марксисты. Речь идёт не о выделении из трудового крестьянства небольшой группы крепких хозяев и деградации остальной массы трудового крестьянства на ступень полупролетариев. При нормальном развитии народного хозяйства значительная часть прироста населения необходимо должна оставлять сельское хозяйство и даже оставлять деревню. Свободная продажа земли и хорошо налаженный ипотечный кредит этот процесс профессионального разделения облегчает».

По его мнению, и для настоящего времени «свободный оборот земли и свободно устанавливающиеся цены на неё имеют громадное значение для развития сельского хозяйства в соответствии с потребностями рынка и требованиями правильного распределения народного труда. Они прежде всего указывают на некоторый минимальный уровень интенсивности сельского хозяйства, который для каждого хозяина является обязательным. Правда, мелкие участки часто оцениваются слишком высоко, но это толкает сельское население, в соответствии с потребностями народного хозяйства, использовать свой труд на другом поприще. В противоположность земельному строю Западной Европы, отрицание в России свободной мобилизации земли, свободно образующихся земельных цен и всяких рентных платежей снимает с крестьянина ответственность за надлежащее использование земли — этого драгоценного народно-хозяйственного достояния; тем самым сельское хозяйство лишается важнейшего стимула для его развития в соответствии с потребностями рынка, и население теряет регулятор, необходимый для правильного распределения труда между различными отраслями народного хозяйства».

В противовес мнению проф. Бруцкуса о необходимости для сельскохозяйственного кредита свободного оборота земли (купли, продажи и залога) небезынтересно привести мнение другого экономиста А. И. Чупрова, который в своей книге «Мелкое земледелие и его основные нужды», изд. 1918 г. по вопросу о кредите пишет следующее: «Долгое время и в теории и в практике господствовало мнение, что единственною основою кредитоспособности служит обладание имуществом. У кого не было достатка, могущего обеспечить ссуду, тот признавался неблагонадёжным относительно её возврата. Оттого считалось, что кредит людям, не имеющим ничего, кроме рабочей силы, может быть построен только на благотворительном начале. Но более внимательный анализ кредитной сделки показал, что такие понятия основаны на недоразумении. При заключении кредитной сделки весь вопрос сводится к тому, способно ли предприятие, для которого занимается капитал, воспроизвести его с известной прибылью. Если существует твердое основание думать, что предприятие восстановит в заключении производительного процесса ссуженый капитал, то такое предприятие должно считаться и считается кредитоспособным, хотя бы у его хозяина не имелось не только имущества, равного по размеру ссужаемому капиталу, но даже никакого имущества. Условия правильного воспроизведения капитала заключаются частью в свойствах предприятия, частью в качествах заёмщика: но если они налицо, то кредитоспособность предприятия не может подвергаться сомнению: в этом случае самый факт затраты капитала создаёт источник для оплаты долга» (курсив мой).

«Организация мелкого земледельческого кредита основана на применении кооперативного принципа. Если группа мелких заемщиков, ведущих жизнеспособные предприятия, обяжется нести круговую ответственность за целость и исправный возврат занятых на стороне капиталов, то кредитор может с полной безопасностью ссудить ей средства, хотя у должников не имеется никакого вещественного обеспечения».

Да и опыт Западной Европы показывает, что ипотечные долги не содействуют, а приводят к упадку производительных сил земледелия. Но из этого проф. Бруцкус выходит ссылкой на особые условия в Западной Европе, где «государству приходится заботиться не о том, чтобы многочисленное сельское население нашло себе достаточный заработок, государству приходиться заботится о том, чтобы сельское население, в погоне за более выгодными городскими заработками, не покидало массами деревень и не обессиливало тем сельского хозяйства». «Смущает обезлюдение деревни, потому что страны Западной Европы уже сейчас находятся в своём пропитании в зависимости от импорта, и что зависимость эта всё усиливается, так что на случай войны, которая, в конце-концов, так-таки обрушилась на Европу, предвиделись серьёзные затруднения с продовольствием. Наконец, как ни блестяще развивается промышленность Западной Европы, и в этом развитии замечаются заминки, кризисы, и представляется чем-то ненормальным если, при наличии известного кадра безработных, земля, которая могла бы впитать в себя труд значительного населения, надлежащим образом не используется. Вот те два мотива, один — классовый, а другой — государственный, которые двигают в настоящий момент земельной политикой большинства цивилизованных стран Западной Европы».

Полная свобода земельного оборота сейчас для нас неприемлема, потому что она противоречит идее национализации земли, которая остаётся одним из величайших завоеваний нашей революции; помимо этого, развитие этой меры противоречило бы интересам значительной массы крестьянства и рабочих, ибо при настоящих условиях упадка промышленности земля является единственным источником существования миллионов трудящихся масс.

Кредиту в сельском хозяйстве Советская власть придаёт огромное значение (ст. 9 резолюции по сел. хоз. IX Всеросс. Съезда Советов), но этот кредит может быть лишь государственным. Что же касается обеспечения за крестьянством использования затрат на улучшение земель, то это нашло себе отражение в последних земельных законах. В качестве одного из существенных мероприятий для борьбы с аграрным перенаселением он считает также переселение и колонизацию окраин.

Переходя к идеалам проф. Бруцкуса, необходимо отметить, что теперь этот идеал им мыслится несколько иначе, нежели до Октябрьской революции. Таким идеалом для него является трудовое крестьянское хозяйство, но с тем условием, чтобы ему была предоставлена возможность значительного территориального развития (от бедняков и рабочих он предлагает откупиться платой за их землю). «С народно-хозяйственной точки зрения, — говорит он: — целесообразным является развитие хозяйств не полупролетарских, а способных вполне использовать труд семьи, дающих избытки продуктов для рынка и создающих рынок для продуктов промышленности. Даже 25 дес. — небольшая земельная норма для таких хозяйств, а с более широким распространением пользования сел.-хоз. машинами, эта норма должна возрасти».

«С точки зрения капиталистической крестьянское хозяйство является нецелесообразной экономической организацией. Однако, крестьянское хозяйство отличается от капиталистического не только своими размерами но и качественно. Недаром и самый термин „крестьянское хозяйство“ и в большинстве стран Западной Европы не вышел из употребления и даже утвердился в науке, хотя сословные грани, отделявшие некогда крестьян уже давно там стёрлись.

Крестьянское хозяйство следует рассматривать преимущественно, как организацию, длительно обеспечивающую наилучшее при данных условиях народного хозяйства использование труда крестьянской семьи».

«Господство крестьянского хозяйства укрепляет экономическую позицию трудящихся классов и повышает ёмкость территории страны для населения».

В этом он сближается со сторонниками семейно-трудовой теории крестьянского хозяйства (проф. Чаянова, Челинцев и др.). Однако, товарное крестьянское хозяйство он мыслит, как переходящее постепенно в крупное капиталистическое хозяйство — в этом состоит его основной сельскохозяйственный идеал. И этим он отличается от экономистов ревизионистов и народников, но одновременно с этим он отличается и от марксистов.

Для нас также идеалом является крупное сельское хозяйство, но хозяйство социалистическое, и мы также вынуждены сейчас начинать работу с развития и укрепления трудового крестьянского хозяйства, но мы полагаем, что он пойдёт не по пути кулачества и эксплуатации, а путём его трудового объединения в крупное хозяйство трудового типа в лице коллективов и производственной кооперации. К этому же будет толкать его развитие промышленности и применение электричества в сельском хозяйстве.

Книга проф. Бруцкуса «Аграрный вопрос» не является экономическим исследованием в области сельского хозяйства и даже научным обобщением в этой области, это скорее работа из области экономической политики и публицистики. Это необходимо помнить при её оценке. Но, несмотря на это, она представляет всё же весьма крупный интерес, как показатель того, каковы стали ныне идеалы прежних сторонников крупной земельной собственности.