Перейти к содержанию

Мендельсон А. Средства обращения и капитал⚓︎

Журнал «Под знаменем марксизма», 1923, №8-9, с. 252—267

«Пока просвещенная экономия толкует о «капитале» ex professo, она с величайшим презрением взирает на золото и серебро как на форму капитала, в действительности в высшей степени безразличную и бесполезную. Как только она начинает говорить о банковом деле, все это совершенно изменяется. и золото с серебром становятся вдруг капиталом par excellence»... |К. Маркс. «Капитал», т. III, ч. 2-я изд. «Моск. Книгоиздат.» 1908 г., стр. 110].

I⚓︎

Спор о средствах обращения и капитале тянется свыше ста лет. В своей книге «Учение о деньгах и кредите»1 проф. Каценеленбаум снова поднимает этот вопрос. Речь идет о том, следует ли различать при так называемых кредитных сделках ссуду денег (средств обращения) и ссуду капитала, или же всякая ссуда есть всегда ссуда капитала.

Маркс в свое время уделил этому вопросу много внимания. Все относящиеся к данной контроверзе материалы Энгельс сгруппировал в V отделе третьего тома «Капитала».

Маркс вел борьбу на два фронта: с одной стороны он критиковал точку зрения Тука, Фуллартона и других, устанавливавших различение между средствами обращения и капиталом, но устанавливавших его неправильно2; с другой стороны — он вскрывал ошибочность точки зрения видных английских банковых практиков, в частности г.г. Нормана и Оверстона, утверждавших, что при кредитных сделках мы всегда имеем дело только с ссудой капитала, и вносивших вообще чрезвычайную путаницу в этот вопрос3.

Проф. Каценеленбаум, принимающий в основном Марксову теорию кредита, в вопросе о различении денег и капитала становится на ту точку зрения, что при кредитных сделках этому различению не должно быть места, что в данном случае речь идет всегда о ссуде капитала и только капитала.

Развернув довольно полно и подробно критическую аргументацию, Маркс в то же время нигде не дал догматического изложения своей точки зрения. С полной ясностью на этот счет высказался лишь Энгельс в своих примечаниях, вкрапленных в самый текст «Капитала», при чем высказался в том смысле, что в зависимости от конкретных условий сделки нужно различать ссуду денег и ссуду капитала.

Возникает вопрос, является ли точка зрения Энгельса в то же время и точкой зрения Маркса, правильно ли развил Энгельс мысль Маркса4. И если б нам удалось установить, что Энгельс не «извращает» Маркса, то все же остается основной вопрос: кто же, в конце концов, прав в этом споре о деньгах и капитале, — те ли, кто утверждает, что при кредитных сделках может итти речь о получении заемщиком только капитала, или же те, кто различает ссуду денег и ссуду капитала.

Речь при этом идет не только о больших «тонкостях» теории. Тот или иной ответ на вопрос имеет большое практическое значение. Говоря о финансовых комбинациях Лоу, Макс Вирт в своей «Истории торговых кризисов» замечает: «Он (Лоу. А. М.), смешивал деньги с капиталом, и эта ошибка приводила созданные им предприятия и операции, на зло совершенно верной мысли, нередко лежавшей в их основании, после кажущихся блистательных успехов, к конечному крушению, — неизбежному следствию ложного принципа. Итак, Лоу смешивал, как мы уже сказали, деньги с капиталом, и так как он по опыту знал, что бумажные знаки через кредит во многих случаях совершенно заменяют деньги, то он думал, создавая бумажные знаки, создать капитал, и через это простое средство обогатить страну»5.

Огромное значение имеет различение ссуды средств обращения и ссуды капитала при анализе конъюнктур. Проф. П. Момберт в своем «Введении в изучение конъюнктур» посвящает этому вопросу специальную главу «Der Kapital- und Geldmarkt»6.

II⚓︎

В первой части нашего небольшого исследования мы ставим себе задачу проверить, правильно ли развил Энгельс мысль Маркса; другими словами, мы хотим выяснить, имеется ли у Маркса различение денег и капитала при так называемых кредитных сделках.

По самому характеру поставленной задачи нам придется оперировать с текстом «Капитала», и цитаты, порой довольно длинные, при этом неизбежны. Но мы надеемся, что соответственные выдержки из «Капитала» в значительной мере помогут нам уяснить вопрос и по существу.

Мы начнем с цитаты из того примечания, в котором Энгельс с ясностью, не оставляющей места никаким сомнениям, ставит и решает вопрос о деньгах и капитале... «Это представление, перенесенное из банкирской конторы в политическую экономию, создало спутывающий спорный вопрос, является ли то, что банкир наличными деньгами предоставляет в распоряжение своего торгового клиента, капиталом, или же только деньгами, средством обращения, currency? Чтоб разрешить этот — по существу простой — спорный вопрос, мы должны стать на точку зрения клиентов банка. Все зависит от того, чего те требуют и что получают.

Если банк соглашается дать своему торговому клиенту заем просто под личный его кредит, без представления с его стороны обеспечения, то дело ясно. Клиенту безусловно авансируется определенного размера стоимость как дополнение к его капиталу, которым он до сих пор располагал. Он получает аванс в денежной форме, т. е. получает не только деньги, но и денежный капитал.

Если же он получает ссуду, выданную под залог ценных бумаг и т. п. то это аванс в том смысле, что ему даются деньги под условием их обратной уплаты. Но это не авансирование капитала. Потому что ценные бумаги тоже представляют капитал и притом на большую сумму, чем ссуда. Следовательно, получатель берет меньшую стоимость капитала, чем отдает в залог; такая операция отнюдь не представляет для него приобретения добавочного капитала. Он совершает сделку не потому, что ему нужен капитал, — он уже имеет его в своих ценных бумагах, — а потому, что ему нужны деньги. Здесь, следовательно, перед нами ссуда денег, а не капитала.

Если аванс выдается под учет векселей, тогда исчезает и форма аванса. Налицо простая купля-продажа. Посредством передаточной надписи вексель переходит в собственность банка, а деньги — в собственность клиента; о возврате их с его стороны нет и речи. Если клиент покупает наличные деньги векселем или другим орудием кредита, то это такой же аванс, не больше, не меньше, как если бы он купил наличные деньги каким-нибудь другим товаром, — хлопком, железом, хлебом. И всего меньше может быть тут речь об авансировании капитала. Всякая купля-продажа между торговцем и торговцем есть передача капитала. Ссуда же имеет место только там, где передача капитала не является взаимной, а происходит односторонне и на срок. Поэтому ссуда капитала посредством учета векселей может иметь место только там, где вексель — бронзовый вексель, который отнюдь не представляет проданного товара и которого не берет ни один банкир, раз он знает, что это за вексель; следовательно, в нормальной учетной сделке клиент банка не получает никакого аванса ни капиталом, ни деньгами; он получает деньги за проданный товар.

Таким образом случаи, когда клиент требует у банка и получает капитал, очень ясно отличаются от тех, когда он получает в ссуду деньги или покупает деньги у банка.7

На конкретном примере, при помощи анализа соответствующих форм кредитных сделок Энгельс устанавливает различие между получением в ссуду денег и капитала.

Соответствует ли это тому, что говорил Маркс?

В самом начале V отдела III тома «Капитала», в главе XXI, Маркс заявляет: «Прежде всего мы рассмотрим своеобразное обращение капитала, приносящего проценты. Затем, во вторую очередь, следует рассмотреть тот особый способ, каким он продается как товар, именно как он ссужается, а не уступается раз-на-всегда.

Исходной точкой служат деньги, которые А ссужает В. Ссуда может быть сделана под залог или без залога; однако первая форма более древняя, если исключить ссуды под товары или долговые обязательства, как-то: векселя, акции и т. д. Эти особые формы нас здесь не интересуют. Мы имеем здесь дело с капиталом, приносящим проценты, в его обычной форме»8. Отсюда ясно, что, во-первых, Маркс ставит себе задачу дать анализ «капитала, приносящего проценты» вообще, выяснить сущность кредита, как такового, и что, во-вторых, случаи, рассмотренные Энгельсом под №2 и №3 (номерами 1-ый, 2-ой и 3-ий мы будем в дальнейшем обозначать для краткости анализируемые Энгельсом случаи бланкового кредита, ссуды под залог и учета), Маркс считает «особыми формами», анализом которых он не собирается заниматься.

Но все же в дальнейшем ему приходится касаться интересующего нас вопроса. Так, в частности он приводит диалог между Оверстоном и представителем парламентской комиссии (парламентский отчет под №3758). «Следовательно, вы хотите сказать, что затруднения купцов здесь в стране в периоды недостатка в деньгах вследствие высокой нормы учета состоят в том, чтобы получить капитал, а не в том, чтобы получить деньги? — Вы смешиваете две разные вещи, которых я в этой форме не соединяю; трудность состоит в том, чтобы получить капитал, и точно так же трудно получить деньги... Трудность получить деньги и трудность получить капитал одна и та же трудность, рассматриваемая в два различных момента ее развития.9 По поводу этого диалога Маркс замечает: «Здесь рыба снова крепко попалась. Первая трудность — учесть вексель или получить ссуду под залог товара. Трудность состоит в том, чтобы превратить деньги в капитал или торговый знак стоимости капитала. И эта трудность выражается, между прочим, в высоком размере процента. Но раз деньги уже получены, в чем же тогда состоит вторая трудность? Если речь идет только о платеже, разве кто-нибудь найдет трудность в том, чтобы освободиться от своих денег? А если речь идет о купле, разве у кого бы то ни было встречалось когда-нибудь в эпоху кризиса затруднение купить товар? И если даже допустить, что это касается особого случая вздорожания хлеба, хлопка и т. д., то ведь трудность эта могла бы выражаться не в стоимости денежного капитала, т. е. не в размере процента, а только в цене товара; и эта трудность ведь преодолевается тем, что у нашего человека теперь имеются деньги для купли»10.

Снова возвращается Маркс к этому вопросу, критикуя первый вариант туковского различения средств обращения и капитала. «Если же говорят, что банк дает при этом в ссуду капитал, а не средства обращения, то это имеет двоякий смысл. Во-первых, что он дает в ссуду не кредит, а действительную стоимость, часть своего собственного или положенного у него вкладом капитала. Во-вторых, что он дает в ссуду деньги не для внутреннего, а для международного обращения, дает мировые деньги; а для такой цели деньги всегда должны находиться в своей форме сокровища, в своей металлической телесности, в форме, в которой они не только представляют форму стоимости, но сами равны той стоимости, денежной формой которой они являются. Хотя это золото как для банка, так и для экспортирующего торговца золотом представляет капитал, банкирский капитал или купеческий капитал, однако спрос на него возникает не как спрос на капитал, а как на абсолютную форму денежного капитала. Он возникает именно в тот момент, когда иностранные рынки переполнены не находящим реализации английским товарным капиталом. Следовательно, при этом требуется капитал не как капитал, а капитал, как деньги, в форме, в которой деньги суть общий товар мирового рынка; а это — первоначальная форма денег, благородный металл. Следовательно, отлив золота не a mere question of capital, не простой вопрос капитала, как говорят Фуллартон, Тук и др., но a question of money, вопрос денег, хотя и в их специфической функции. То обстоятельство, что это не вопрос внутреннего обращения, как утверждают защитники Currency-Theorie, конечно, не служит доказательством того, что это только вопрос капитала (question of capital), как полагают Фуллартон и другие. Это вопрос денег (a question of money) в той форме, в которой деньги служат международным платежным средством»11.

На стр. 440 — 441 Маркс приводит два конкретных примера, явно друг от от друга отличающихся по своему содержанию — те «особые формы», о которых он говорит в XXI гл., — и ставит затем вопрос: «В какой же мере можно рассматривать ссуду банка лицу А, как ссуду капитала или просто как ссуду платежных средств?».

На поставленный вопрос Маркс ответа не дал. Энгельс же непосредственно вслед за этим вопросом поместил примечание, в котором повторил то, что говорил в цитированном нами примечании в XXVI гл.

Во второй части третьего тома «Капитала» Маркс снова возвращается к интересующему нас вопросу. «Единственные трудные вопросы, к которым мы теперь подходим в нашем исследовании кредита, суть следующие: «и во-вторых: в какой степени денежное стеснение, т. е. недостаток в ссудном капитале, выражает собою недостаток в действительном капитале (товарном капитале и производительном капитале?) В какой степени, с другой стороны, оно совпадает с недостатком денег как таковых, с недостатком средств обращения?»12

В главах ХХХII и XXXIII — решающие замечания, на которые ссылается Энгельс. «В периоды угнетения спрос на ссудный капитал есть спрос на платежные средства и ничего более... Поскольку купцы и производители могут доставить надежное обеспечение, спрос на платежные средства есть просто спрос на средства для того, чтобы превратить капитал в деньги; поскольку же это не имеет места, следовательно, поскольку аванс платежных средств доставляет капиталистам не только денежную форму, необходимую для платежа, но также недостающий для этой цели эквивалент в какой бы то ни было форме, постольку спрос на платежные средства есть спрос на денежный капитал».13 «Различие между выпуском средств обращения и ссудой капитала обнаруживается лучше всего в процессе действительного воспроизводства... При развитом кредитном деле, когда деньги концентрируются в руках банков, эти последние и являются, по крайней мере номинально, той стороной, которая авансирует деньги. Такого рода авансирование касается лишь денег, находящихся в обращении. Это авансирование средств обращения, а не авансирование капиталов, приводимых благодаря этому в обращение»14.

И, наконец, следующее чрезвычайно характерное замечание, выявляющее точку зрения Маркса: «Спрос и предложение ссудного капитала были бы тождественны со спросом и предложением капитала вообще... лишь в том случае, если бы вовсе не существовало денежных заимодавцев, а вместо них имелись бы капиталисты, владеющие машинами, сырыми материалами и т. п. и отдающие эту свою собственность в ссуду или в наем — подобно тому, как теперь сдаются дома, — промышленным капиталистам, которые сами являются собственниками части этих предметов. При таких обстоятельствах предложение ссудного капитала было бы тождественно с предложением элементов производства промышленным капиталистам или товаров купцам»15.

Количество цитат можно было бы увеличить; но, думается нам, и приведенных вполне достаточно для того, чтобы можно было судить, прав ли был Энгельс, когда он, продолжая мысль Маркса, находил, что нельзя сваливать в одну кучу все различающиеся по своему содержанию сделки, фигурирующие в обиходе капиталистической практики под одним общим названием кредитных. Совершенно ясно, что Энгельс в своих примечаниях лишь систематизировал отдельные высказывания Маркса и на конкретных примерах иллюстрировал применение общих принципов абстрактной теории.

III⚓︎

Поскольку учение о кредите есть часть марксовой экономической системы и поскольку в основе всех экономических построений Маркса лежит его теория стоимости, постольку нам кажется правильным, исходя из понятия стоимости, как основного, проанализировать сначала сущность кредитной сделки как таковой, и затем те «особые формы», которые рассматривает Энгельс.

Категории, с которыми нам в дальнейшем придется иметь дело, это — товар, деньги, капитал. Не развертывая полностью их характеристики, мы установим лишь их отличительные признаки с точки зрения стоимости и лишь в той мере, в какой это нам нужно в данном конкретном случае.

В то время как товар мы можем мыслить, как единство стоимости и потребительной стоимости, для характеристики денег и капитала нужно ввести функциональный признак. Деньги — это стоимость, выполняющая одну или одновременно несколько из функций: мерила стоимости, средства обращения, средства платежа или сокровища. Капитал — стоимость, приносящая прибавочную стоимость.

Сведенные к своему первоисточнику — деньги и капитал — представляют по существу разные функции одной и той же субстанции. Одна и та же субстанция — стоимость-товар в зависимости от того, какую она выполняет в данное время функцию, может являться либо деньгами, либо капиталом.

Когда мы говорим о товаре, деньгах и капитале, мы имеет дело не с застывшими, окаменевшими образованиями. Поскольку в основе этих явлений лежит стоимость, — товар, деньги, капитал — подвижные общественные отношения, переходящие одно в другое, одно другое сменяющие.

Этих методологических предпосылок не следует забывать, когда мы приступаем к анализу, сущность которого состоит в том, чтобы уметь отличать эти с одной стороны столь близко соприкасающиеся с другой стороны столь различные категории.

Общая формула движения стоимости при кредитной сделке имеет следующий вид:16 D⟹D⟹Т⟹D’⟹D2

D находится в кассе кредитора.

Это — стоимость=деньги, поскольку, находясь в кассе, D выполняет функцию сокровища.

Кредитор ссужает D заемщику.

Он ссужает D, как D, которое вернется в виде D = Δ D, т. е. дает заемщику стоимость в форме денег с тем, что эта стоимость не только вернется к нему (кредитору), но принесет еще некий прирост Δ, новую стоимость.

Для кредитора с передачей D в руки заемщика это D превращается в стоимость, функция которой состоит в производстве прибавочной стоимости; следовательно, стоимость=деньги с момента перехода от кредитора к заемщику превращается для кредитора в стоимость=капитал.

Для заемщика — если мы возьмем кредитную сделку в чистом виде, не осложненную залогом и не в специфической форме учета — полученное им от кредитора D должно также функционировать в качестве превращающегося в новое D', чреватое прибавочной стоимостью, т..е. D для заемщика — стоимость, которая приносит стоимость=капитал.

Одна и та же стоимость Б является стоимостью — деньгами пока находится в кассе кредитора и превращается в стоимость = капитал после передачи ее в качестве ссуды заемщику.

Этот случай, соответствующий в коммерческой практике бланковому кредиту, рассмотрен Энгельсом под № 1.

Посмотрим, что происходит, когда в обеспечение ссуды вносится залог — у Энгельса казус № 2. Для упрощения предположим, что, во-первых, в залог внесен товар и что, во-вторых, ссуда выдана в размере залога (обычно она меньше).

Можно ли этот случай подвести под общую формулу кредитной сделки D⟹D⟹Т⟹D’⟹D2? — Отнюдь нет.

У кредитора — стоимость-деньги. У заемщика — стоимость-товар. В результате ссуды под залог стоимости и кредитора и заемщика остался прежние; тот и другой обмениваются лишь потребительными стоимостями: у кредитора стоимость из формы денег превращается в форму товара, у заемщика — из формы товара — в форму денег.

Первая часть нашей формулы

D⟹D,

которая отображает перемещение стоимости от кредитора к заемщику при бланковом кредите, теперь выглядит так:

D⇆D

При предположении, что ссуда=залогу (в действительности она обычно меньше, и это лишь укрепляет нашу позицию) равновеликие стоимости проделывают прямо противоположные движения. С точки зрения перемещения стоимости (а если мы говорим о ссуде капитала, то речь идет именно о стоимости) после сделки нет никаких изменений по сравнению с тем, что было до сделки.

В предприятии заемщика функционирует в качестве капитала стоимость, которая была в предприятии и до займа (в форме товара), кредитор получает процент за предоставление не стоимости, а потребительной стоимости, за превращение стоимости заемщика из одной формы в другую.

С точки зрения тех авторов, которые выдвигают момент доверия, как основной признак кредита, равно как и тех, которые придают существенное значение формальному юридическому признаку и считают характерным для кредитных сделок обращение в предприятии заемщика чужого капитала, ссуда под залог не должна бы, собственно, фигурировать в числе кредитных сделок.

Когда мы на основании анализа ссуды под залог утверждаем, что в данном случае дело идет о получении заемщиком от кредитора денег, а не капитала, то в такой общей форме наше утверждение имеет силу лишь при так называемых нормальных условиях.

При диалектическом рассмотрении явлений экономической действительности мыслима такая комбинация условий, когда ссуда денег при нашей сделке может превратиться в ссуду капитала. Но тогда дело будет итти о модификации основного явления.

Допустим, например, что заем сделан в момент благоприятной конъюнктуры, и заемщику под залог 1.000 пуд. хлеба, оцененных в 1000 руб., выдали ссуду в 750 руб. С нашей точки зрения в данном случае имеет место ссуда денег. Через некоторое время конъюнктура резко изменилась к худшему и заложенный хлеб оценивается теперь в 500 руб. Дальше, если допустить, что заемщик не внес по требованию кредитора дополнительного обеспечения и что кредитор не успел вовремя реализовать заложенный хлеб по достаточно высокой цене, то создается такое положение, что 250 р. (разница между ссудой и залогом) функционируют в предприятии заемщика, как дополнительный капитал: из стоимости-денег, чем была ссуда в момент заключения сделки, часть полученной ссуды превратилась в стоимость-капитал.

Если принять во внимание различные модификации, которые могут иметь место, то возможен и такой, казалось бы, парадоксальный случай — парадоксальный с точки зрения сторонников взгляда, что при сделке № 2 всегда ссужается дополнительный капитал — когда заемщик не только не получает дополнительного капитала, а, наоборот, капитал получает кредитор.

Мы не будем касаться ростовщических сделок. Но, если, следуя проф. Каценеленбауму, включим в число кредитных сделок и потребительски-кредитные сделки, и проанализируем ломбардные операции, то, несомненно, обнаружится масса случаев, когда в конечном счете излишек стоимости остается в руках кредитора и функционируя в качестве стоимости, приносящей прибавочную стоимость, превращается в капитал17. В то время как по внешней своей форме эти сделки в обиходе житейской коммерческой практики фигурируют в качестве ссуды заемщику и с точки зрения проф. Каценеленбаума являются ссудой капитала, на деле они являются даже не ссудой, а полной передачей в собственность так называемым заемщикам так называемому кредитору стоимости-капитала.

Внешняя форма сделки и внутреннее содержание ее находятся в данном случае в несомненном противоречии.

С точки зрения того, как явление выглядит с внешней стороны и с чем мы имеем дело в действительности, с точки зрения различения формально-юридической внешности и экономической сущности, которую можно распознать исключительно при помощи анализа стоимостных отношений, не представит трудности решить вопрос, если мы усложним наш пример предположением, что в залог внесен не товар, а ценные бумаги, либо возьмем сделку, рассматриваемую Энгельсом под № 3.

IV⚓︎

Выступая сторонником монистического понимания денежного рынка, дроф. Каценеленбаум не дает критического разбора точки зрения сторонников различения денег и капитала. В отношении упоминаемого им Тука этого не нужно, поскольку взгляды последнего в достаточной мере полно разобраны и опровергнуты Марксом.

Не трудно было также ему разделаться с точкой зрения авторов сборника «Русские биржевые ценности 1914 — 1915 г.г.»: ненаучное различение денег и капитала не представляет трудности для опровержения. Хотя нужно признать, что критические замечания профессора с методологической точки зрения неправильны.

Признавая ненаучным деление стоимости на деньги и капитал на основании количественного признака18, мы все же должны констатировать, что в основе этого деления лежит совершенно правильно вводимый в понятие капитала количественный момент. Поскольку капитал есть стоимость, приносящая прибавочную стоимость, а в условиях капиталистической действительности стоимость для того, чтобы приносить прибавочную стоимость, должна иметь некоторую величину, определяемую конкретными условиями каждого отдельного предприятия, постольку, по нашему мнению, количественный момент входит в понятие капитала.

Методологически неправильно опровергать точку зрения авторов арника предъявлением требования установить цифру, с которой данная сумма денег становится капиталом. «Раньше всего, что собственно представляют собою «деньги, соединенные в массы» и в чем отличие этих денег от «денег просто»? Установить здесь какую бы то ни было логическую грань не представляется возможным. Что такое «масса денег», которой можно присвоить название капитала, есть ли это 10, 100, 1.000 или миллион рублей? До какого размера сумма денег представляется «деньгами просто» и с какого размера она превращается в массу?»19. — Теоретическая экономия не занимается составлением прейскурантов.

Ошибка авторов состоит в том, что они хотят в основу классификации положить признак, имеющий значение лишь для части явлений, которые подлежат классификации — для капитала, и никакого значения для другой группы явлений — для денег.

Упоминанием о Туке и опровержением точки зрения авторов сборника ограничивается критическая часть отдела, посвященного контроверзе о деньгах и капитале. Странным кажется, что автор совершенно обошел молчанием Маркса и Энгельса, взгляды которых - ему несомненно известны, поскольку он принимает марксову теорию кредита.

Переходя к обоснованию своей точки зрения, профессор Каценеленбаум ставит альтернативный вопрос: «Что следует понимать под тем «капиталом», который передается в данном случае в чужое предприятие для обращения, надо ли под ним понимать капитал в вещной форме, в форме всех разновидностей вещного капитала, или же под ним следует понимать капитал в форме денежных знаков? Лежит ли в основе кредита передача чужому предприятию зданий, орудий производства, сырья или же в данном случае речь идет о передаче в чужое предприятие монеты?»20.

Прежде всего на счет «монеты». «Монета» вместо «денег» пущена автором в оборот, очевидно, для вящего посрамления противников: не нам, разумеется, объяснять автору двухтомного «Учения о деньгах», что между «монетой» и «деньгами» — дистанция огромного размера, что «деньгами» в нашем бренном мире интересуются многие, в том числе часто и те, кто ищет так называемого кредита, а для того, чтоб найти интересующихся «монетой», придется, пожалуй, обратиться к литературным образцам и заняться психологией Скупого рыцаря и Плюшкина.

На поставленный выше вопрос автор отвечает: «Не трудно видеть, что в основе кредита лежит передача одними лицами другим для временного обращения в их предприятиях вещного капитала, а отнюдь не монеты» (там же). Любопытно сопоставить это со взглядом, высказанным в свое время г. Норманом, директором Английского банка, при опросе его в парламентской комиссии. «Не угодно ли будет вам пояснить, что разумеете вы под капиталом, помимо банкнот и металлических денег? — Я полагаю, что обыкновенное определение капитала таково: это товары или услуги, употребляемые в производстве 3636. — Все ли товары вы включаете в слово капитал, когда говорите о проценте? — Все товары, употребляемые в производстве 3637. — Все это вы разумеете под словом капитал, когда говорите о проценте? — Да. Допустим, что хлопчатобумажному фабриканту требуется хлопок для своей фабрики; по всей вероятности, он раздобудет его таким образом, что возьмет ссуду у своего банкира н отправится с полученными таким образом банкнотами в Ливерпуль и купит хлопок. Что ему действительно требуется, так это хлопок; банкноты или золото ему требуются только как средство получить хлопок. Или, напр., ему требуются средства для расплаты с рабочими; тогда он снова занимает банкноты и уплачивает ими заработную плату своим рабочим; рабочим, в свою очередь, требуется пища и квартира, и деньги являются средством для платежа за них»21.

Всякий беспристрастный читатель заметит, что в положении, выставленном проф. Каценеленбаумом, и в приведенных только что рассуждениях о капитале и деньгах г-на Нормана имеется чрезвычайно много общего и в первую голову то «...открытие, что банкноты и золото являются средством что-нибудь купить, что их берут взаймы не ради их самих»22.

В дальнейшем, в результате анализа роли денег в кредитных сделках, профессор в следующих словах резюмирует свой вывод: «В современном хозяйстве каждая кредитная сделка является по существу передачей чужому предприятию для временного обращения известной доли национального вещного капитала, а по форме — передачей заемщику со стороны кредитора известной суммы денег» (цит. соч., 21 стр.).

Положение безусловно правильное, если б оно было отнесено не к «каждой кредитной сделке», а только к тому типу их, который может быть подведен под категорию сделок бланкового кредита. Поскольку же понятием кредитные сделки охватываются также и ссуда под залог и учет — а проф. Каценеленбаум их не выделяет, следовательно, и к ним относит свой вывод — постольку это положение, как мы надеемся, доказали выше, неправильно.

Если автор, принимая учение Маркса о кредите, принимает также его учение о капитале — что было бы вполне естественно, ибо у Маркса все части его экономической системы находятся в органической связи, — то нужно было бы доказать, где ошибка в рассуждениях Энгельса и Маркса, выделяющих ссуду под залог, как сделку, в которой мы имеем дело с ссудой денег, а не капитала23. Если же у автора имеется свое понимание капитала, то нужно было бы познакомить с ним читателя, и тогда выяснилось бы, насколько оно совместимо с учением Маркса о кредите.

Отсутствие ясного определения понятия «капитал» тем более досадно, что по отдельным замечаниям, разбросанным в разных местах книги, может составиться впечатление, что автор слишком «овеществляет» капитал и в своем понимании приближается к трактовке капитала, как «товаров, употребляемых в производстве», а такая трактовка идет вразрез с марксовым учением о капитале и вряд ли совместима с его учением о кредите.

Для учебника, быть может, и достаточно тех аргументов, которые приводит автор в защиту своего взгляда, но для научного обоснования спорного положения их, разумеется, мало. Поставив себе задачу доказать, что «все эти предположения о существовании двух разновидностей явления кредита, кредита, как спроса и предложения денег, и кредита, как спроса и предложения капиталов, основаны на недоразумении», автор выполнил лишь часть задачи: он доказал, что при кредитных сделках речь идет вообще об обращении капитала, и сконструировал понятие кредита, соответствующее одной группе явлений — явлениям типа так называемого бланкового кредита. Проф. Каценеленбауму несомненно не удалось опровергнуть взгляды тех, кто различает деньги и капитал при кредитных сделках и обосновывает свою точку зрения теоретически — не так, как это сделали авторы статей вышеупомянутого сборника «Русские биржевые ценности 1914—1915г.г.» — в частности аргументацией профессора совершенно не задеты взгляды Маркса и Энгельса, а из более современных сторонников различения средств обращения и капитала — Р. Гильфердинга24.

Ошибка проф. Каценеленбаума состоит в том, что он конструирует общее понятие кредита, исходя — сознательно или бессознательно — из случая бланкового кредита. Под созданное таким образом понятие кредита автор механически подводит затем все сделки, фигурирующие в хозяйственном обиходе под названием кредитных. Анализа «особых форм» профессор не дает.

Если принять определение автора, по которому «кредит есть такая форма междухозяйственного оборота, при которой капитал передается на время для обращения в чужое предприятие с целью извлечения дохода» и признать, что эта формула имеет силу для всех так называемых кредитных сделок, в том числе и для. ссуды под залог, тогда придется также признать, что в последнем случае, как и в случае бланкового кредита, имеет место передача дополнительного капитала в предприятие заемщика. Или, переводя это на язык цифр, получим: если в предприятии было товара на 1.000 руб. и заемщик заложил его — допустим для упрощения, что ссуда равна залогу — за 1.000 руб., то теперь в предприятии вместо одной — две тысячи рублей.

Выше, при помощи абстрактного анализа, мы исследовали явления, имеющие место в данном случае, и видели, что такое утверждение несостоятельно. Но и с эмпирической точки зрения можно убедиться в неправильность его. Уже простая бухгалтерская запись, имеющая своей задачей в первую голову фотографирование процессов, происходящей в хозяйстве, констатирует разницу в природе сделок № 1 и № 2: в то время, как в первом случае она регистрирует одно движение «вещественного» характера от кредитора к заемщику и противоположное движение «невещественного» характера (обязательство) от заемщика к кредитору, во втором случае регистрируются два взаимно-противоположных движения и оба «вещественного» характера. Вполне реальная осязаемая сущность этих движений сама за себя уже кое-что говорит.

Особенно наглядной станет ошибочность утверждения, что при ссуде под залог в предприятии заемщика налицо два капитала — собственный, отданный в залог, и дополнительный, полученный от кредитора — если взять тот случай, когда «нормальное» течение сделки нарушается. Предположим, что заемщик не может вернуть ссуды — потому ли, что его предприятие убыточно, потому ли, что ссуда даже не «дошла» до предприятия: заемщик потерял, растратил или т. п. деньги, полученные от кредитора. Какой «капитал» выбывает в этом случае из предприятия — если решать вопрос не с формальной точки зрения, а по существу, с точки зрения экономического эффекта — 1.000 или 2.000 руб.? — Вряд ли кто-либо затруднится ответить.

Не спасут положения также ссылки на то, что поскольку весь риск в отношении залога — вся прибыль и весь убыток — ложится на пайщика, следовательно, заложенный заемщиком товар, ценные бумаги и т. п. нужно считать его, заемщика, капиталом наряду и одновременно с той суммой, которая входит в предприятие заемщика от кредитора. Нельзя проводить аналогию между тем положением, когда товар лежит на складе у будущего заемщика, и тем, когда тот же товар функционирует в качестве залога. Капитал в товарной форме на складе у заемщика — потенциальный капитал для предприятия, поскольку в любой момент его можно реализовать, хотя бы даже и с убытком, и заставить функционировать в истинной его роли — стоимости, приносящей прибавочную стоимость. Если же допустить, что нельзя реализовать товар, то вряд ли он в таком случае сможет быть использован в качестве залога. Ссуды под залог выдаются лишь при том условии, что залог имеет какую-либо цену: ссуда — обычно какая-то дробь залога.

Попадая к кредитору, товар-залог связывается, и условием его освобождения является возврат кредитору эквивалента; прибыль и убыток в отношении его не является результатом его функционирования в качестве капитала, как такового, в предприятии заемщика. Повышение и понижение его стоимости в связи с изменением конъюнктуры происходит как бы «сами собой». Те явления, которые имеют место при изменении стоимости залога, если не фетишизировать прибыль и убыток, лишь подтверждают, справедливость положения, что в данном случае дело идет об одной стоимости — для предприятия заемщика, — но в разных формах.

В самом деле, что значит — получена прибыль на товар, находящийся у кредитора в качестве залога? Если проанализировать, что при этом происходит во взаимоотношениях заемщика и кредитора, то мы увидим, что это обозначает возможность увеличения, а обыкновенно и фактическое увеличение ссуды в соответственной пропорции. Обратно — в чем проявляется убыток на товаре, отданном в залог? — Экономический эффект убытка — требование дополнительного обеспечения, либо возврата ссуды. Наиболее осязательно обнаруживается связь между колебаниями величины обеспечения и величины ссуды в так называемых онкольных счетах.

В этом именно и заключается не формально-юридическая, а принципиальная разница — разница в экономической природе — между куплей-продажей и ссудой под залог. В первом случае происходит окончательный обмен эквивалентами; при ссуде — условный. Колебания в стоимости залога — прибыль или убыток — непосредственно отражаются на ссуде: стоимость-капитал в предприятии заемщика после ссуды, как и до ссуды, одна. Ее изменения обнаруживаются, как созвучные колебания эквивалентов.

Для уяснения природы того или иного явления следует изучать его не только в нормальных условиях, но также и в условиях нарушенного равновесия системы. Сторонники монистического взгляда на природу кредитных сделок, как сделок, при которых имеет место всегда только ссуда капитала, должны были бы взять на себя труд объяснить, в чем нуждаются фабриканты, купцы и т. д. «в известные моменты кризиса, именно при полном крушении кредита, когда становится невозможным не только продавать товары и ценные бумаги, но, и учитывать векселя, и когда не остается ничего иного, как платеж наличными или, как говорят купцы, касса?»25. В чем нужда тогда — в вещном ли капитале, который имеется в изобилии, или в деньгах, как таковых, в их функции платежного средства?

Нет ничего удивительного в том, что английские банковые дельцы не слишком тонко разбирались в деталях теоретико-экономического анализа. Здоровый инстинкт практиков и здравый смысл людей дела заменяли им теоретические предпосылки в их «экономической политике»... «В глубине души у него (Нормана. А. М.), Оверстона и других пророков currency principle таится нечистая совесть, так как они путем искусственного законодательного вмешательства стремились сделать капитал из средства обращения как такового и повысить процент»26.

Тук проработал колоссальный конкретный материал для своей «Истории цен». Чутьем исследователя-эмпирика он нащупал правильное решение проблемы — различение денег и капитала, но не смог его теоретически обосновать.

Маркс и Энгельс, руководствуясь методом стоимостного рассмотрения явлений капиталистического хозяйства, дали совершенно определенное и ясное решение спорного вопроса. На тех же самых страницах, на которых Маркс развертывает свое понимание кредита, он устанавливает также различение средств обращения и капитала. Проф. Каценеленбауму, с одной стороны принимающему марксову теорию кредита, с другой стороны, выступающему сторонником «монистического» понимания денежного рынка, нужно было либо доказать ошибочность марксова решения рассматриваемой нами контроверзы, либо свое монистическое решение достаточно обосновать и связать с теорией стоимости, на которую опирается в конечном счете теория кредита. Ни того, ни другого мы в «Учении о деньгах и кредите» не находим.

Примечания⚓︎

  1. 3.С. Каценеленбаум. «Учение о деньгах и кредите», ч. II.: «Кредит и кредитные учреждения», Ярославль 1922 г., лекция 2-я: «Денежный рынок». ↩

  2. Ср. два варианта теории Тука. «Но при этом просматривается то, что только те экземпляры, которые образуют внутреннее обращение страны, могут быть обозначаемы названием денежного обращения страны, между тем как нечеканенное золото следует рассматривать только как капитал. Различие между металлом как товаром или капиталом и монетою как деньгами или обращением страны может быть показано в тех случаях когда чеканка подвергается уплате монетного налога, или где, как в Гамбурге, употребительные в ежедневных сообщениях деньги (Courant-geld) состоят главным образом из различных чужих сортов монеты, которая по условной ценности переходит из рук в руки, между тем как все платежи в торговых делах производятся на банковые деньги (Banco-geld), т. е. через перевод капиталов, которые в виде чистого серебра лежат в банках». (Выдержки из сочинения Тука «История цен». — «Сочинения Давида Рикардо». Перевод Н. Зибера. С.-Петербург 1882 г., стр. 655 — 656.) ↩

  3. Ср. «Капитал», т. III, ч. 1, гл. XXVI, и т. III, ч. 2, гл. XXXII. ↩

  4. В таком именно смысле был поставлен вопрос проф. Каценеленбаумом в семинарии теоретической экономии Института Красой Профессуры. По мнению профессора, Энгельс неправильно толкует Маркса в своих примечаниях: у Маркса нет того различения денег и капитала, которое проводит Энгельс. ↩

  5. Макс Вирт, «История торговых кризисов в Европе и Америке», перев. с немецк. С.-Петербург 1877 г., стр. 12. ↩

  6. Dr. Paul Mombert, «Einführung in das Studium der Konjunktur», Leipzig 1921 г,. S. 93-131. ↩

  7. «Капитал», т. III, ч. 1-ая, стр. 414-415, Гос. Изд., 1922 г. ↩

  8. Там же, стр. 324-325. ↩

  9. Там же, стр. 417. ↩

  10. Там же, стр. 417 — 418. ↩

  11. Там же, стр. 438. ↩

  12. «Капитал», т. III, ч. 2, изд. «Моск. Книгоиздат.», 1908 г., стр. 13 — 14. ↩

  13. Там же, стр. 53. ↩

  14. Там же, стр. 69. ↩

  15. Там же, стр. 56 — 57. ↩

  16. Маркс дает формулу: D⟹D⟹Т⟹D’⟹D’ Ввиду того, что D, возвращающееся к заемщику из оборота, и D, попадающее от заемщика к кредитору, величины разные, и первое при «нормальных» условиях всегда больше второго — иначе для заемщика ссуда теряет смысл, — мы считаем более удобным обозначить эти D различно: D’ и D2. ↩

  17. Вот что сообщает нам автор, специально изучавший ломбарды в России: «Умеренная и осторожная оценка принимаемых в заклад вещей ведет к тому, что и вещи не проданные с аукциона обычно в громадном числе продаются ломбардом с прибылью. Вот сведения о продаже московским городским ломбардом вещей, оставшихся от аукциона в 1916 г. В течение всего 1916 года предлагалось к продаже — 16.477 закладов. Из них продано с 1 торга. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16.621 закл. « « « « « «со 2 торга. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 679 » Осталось за ломбардом. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 177 » Из них ломбардом продано из магазина. . . . . . . . 164 » Осталось непроданными. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13 » При этом из 164 закл. продано с прибылью. . . . . 128 » « « « « « « « « « « « без прибыли . . . . 26 » « « « « « « « « « « « с убытком. . . . . . . 10 » В общем следует признать, что ломбарды при опытном ведении дела оценки закладов обеспечены вполне по своим ссудам». (И. А. Кириллов. Ломбарды в России. Н.К.Ф. Финанс.-Экон. Бюро. 1922 г., стр. 56- 57). ↩

  18. Следующим образом формулируют свою точку зрения авторы сборника: «Под денежным рынком обычно понимают соединение двух рывков — рынка краткосрочных помещений и рынка капиталов. Краткосрочный рынок снабжает народное хозяйство, главным образом торговлю и промышленность, оборотными средствами... Капитальный рынок имеет назначением предоставление заемщикам не просто денег, а денег, соединенных в массы, т. е. капиталов» («Русские биржевые ценности 1914—15 г.», стр. 126). ↩

  19. З. С. Каценеленбаум, «Учение о деньгах и кредите», ч. II, Ярославль 1922 г., стр. 17. ↩

  20. Там же, стр. 18. ↩

  21. К. Маркс, «Капитал», т. III, ч. 1, стр. 403. ↩

  22. Там же, стр. 404. ↩

  23. С точки зрения кредитора всякая ссуда денег есть ссуда капитала, поскольку она всегда должна заканчиваться для него получением процента. Но точка зрения объективная, научная, опирающаяся на стоимостный анализ, совпадает с точкой зрения заемщика, различающего ссуду денег и ссуду капитала. ↩

  24. «Деньги всегда ссужаются под процент, следовательно для ссужающего всегда принимают характер капитала. Поэтому, наоборот, всякие ссужаемые деньги, каковы бы ни были потом их действительные функции, будут ли эти деньги исходным пунктом нового производительного капитала, или же они обслужат лишь процессы обращения уже существующего капитала, — во всех этих случаях ссужаемые деньги рассматриваются, как капитал, и спрос на деньги, как платежное средство, смешивается со спросом на них, как на денежный капитал» (курсив мой. А.М. (Р. Гильфердинг, «Финансовый капитал», Гос. Изд. 1922 г., стр. 80 примеч.) ↩

  25. К. Маркс, «Капитал», т. III, ч. I, стр. 445. ↩

  26. К. Маркс, «Капитал», т. III, ч. I, стр. 405. ↩