Мендельсон А. Категории полезности и потребности в теории стоимости Маркса

Сборник «Работы семинариев философского,   экономического и исторического за 1921—1922 г.г.», 1923, с. 127—155

Теория стоимости¹ в том виде, как она сконструирована Марксом, включает ряд частных проблем: взаимоотношение полезности и труда, как факторов стоимости, сведение сложного труда к простому, стоимость и цена и т. д.

Настоящий доклад посвящен исследованию вопроса о том, какую роль играют категории полезности и потребности в теории стоимости Маркса.

Для нас ясно, что сосредоточивая внимание на одной частности целой концепции, легко потерять перспективу, и может случиться то, что бывает, когда слишком близко подходишь к картине: она превращается в хаос бессмысленных линий и пестрых пятен. Не всегда слишком пристальное разглядывание деталей приводит к лучшему осознанию целого. Учитывая опасность, мы все же решаемся поставить в поле нашего специального исследования частный вопрос.

Для нас теория стоимости является исходным пунктом, прожектором, освещающим весь механизм жизни и развития капиталистического общества.

Мы должны ею овладеть до конца, хотя бы на время пришлось превратить ее в груду не связанных между собой частностей и деталей.

В первой книге «Богатства народов» Ад. Смит расчленил понятие стоимости на стоимость потребительную и стоимость меновую — «value in use» и «value in exchange».

С тех nop, — говорит Реслер, — эти «membra disjecta» стоимости, служащие постоянным яблоком раздора, никому еще не удалось соединить в одно целое².

Шеффле в своей «Сущности социализма», спустя несколько лет после выхода 1-го тома «Капитала», имея в своем распоряжении «Zur Kritik» и «Капитал», критикуя теорию стоимости Маркса, заявлял, что эта теория не годится, так как она игнорирует момент полезности. И тогда еще, в 1877 г., в «Vorwarts’e» ему разъясняли, что момент полезности не игнорируется трудовой теорией, но что ему отводится в этой теории надлежащее место: полезность служит предпосылкой стоимости товара.

Упрек в игнорировании момента полезности и игнорирование действительного соотношения полезности и труда, как факторов стоимости, в том виде, как оно дано теорией Маркса, проходит красной нитью и через дальнейшую критику трудовой теории.

Указания на то, что полезность, т. е. способность удовлетворять какую-либо общественную потребность, есть предпосылка бытия товара, такие указания мы находим и у Смита и у Рикардо. Но они не развили этого положения.

Маркс же с определения соотношения этих двух моментов — полезности и труда, как факторов стоимости — начинает свой анализ товара.

Разница между ролью, которую играет полезность, и той, которую играет труд, сводится, с точки зрения Маркса, к разнице между условием и причиной какого-либо явления.

Поясним примером.

Наличность почвы определенного состава есть условие того, чтобы могли вырасти рожь, пшеница или овес; но что вырастет в действительности, зависит от того, какие семена попадут на эту почву; причиной появления ржи будет служить то, что в землю попадут семена именно ржи, хотя для того, чтобы выросла рожь, необходимым условием, предпосылкой, является наличие почвы определенного химического состава.

«Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая своими свойствами удовлетворяет какую-либо человеческую потребность»³. «Никакая вещь не может быть ценностью, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и содержащийся в ней труд бесполезен, не считается за труд и потому не создает никакой ценности»⁴.

Но, с другой, стороны, «характерным для менового отношения товаров является именно его независимость от потребительных ценностей»⁵; «все эти вещи теперь выражают собою лишь тот факт, что при их производстве потрачена человеческая рабочая сила, что в них накоплен человеческий труд. В качестве кристаллов этой общей всем им общественной субстанции они являются ценностями — товарными ценностями». «Как же... измерить величину этой ценности? Посредством количества содержащейся в ней «созидающей ценность субстанции», т. е. труда»⁶. «Величина ценности какой-либо полезной вещи определяется только количеством общественно-необходимого труда или общественно-необходимого для ее производства рабочего времени»⁷.

Из приведенных выдержек — число их можно было бы увеличить — ясно, какое значение отводится полезности и труду: лишь при наличности полезности продукт человеческого труда становится товаром. Полезность — условие, труд — причина, источник стоимости.

Так решил вопрос о взаимоотношении этих двух моментов — полезности и труда — Маркс.

И никакого основания не имел Реслер в 1868 г., спустя год по выходе в свет первого тома «Капитала», говорить о «membra disjecta». У Маркса — это не «membra disjecta», а два момента, вполне координированные в своем отношении к образованию стоимости товаров.

Другой вопрос, почему Маркс так определяет роль труда и полезности в образовании стоимости, — имел ли он на это право? Почему только труд признается им источником стоимости?

Обвинение Маркса в petitio principii за то, что он не обосновал своего положения, что субстанцией стоимости является труд, С. Булгаков, в бытность свою марксистом, парировал тем, что трудовая теория «не только не обоснована, но и не может быть обоснована, как не может быть обоснован исторический факт»⁸. Обоснованием этого положения являются три тома «Капитала» и остальные труды Маркса. Указания же на то, почему полезность не может служить источником стоимости, имеются в самом начале изложения теории стоимости.

«Характерным для менового отношения товаров является именно его независимость от потребительных ценностей. В самом процессе обмена одна потребительная ценность стоит ровно столько же, сколько и всякая другая, раз она имеется в надлежащей пропорции»⁹.

Бем-Баверк этой аргументацией недоволен. По его мнению, в акте обмена «отвлекаются от специальной формы, в которой может выступать потребительная ценность товаров, т. е. от того, служит ли товар для пропитания, жилища, одежды и т. д., но никак не от потребительной ценности вообще»¹⁰.

С точки зрения формальной логики он, быть может, и прав¹¹.

Но меньше всего занимался Маркс схоластико-логической эквилибристикой, меньше всего играл словами. Он подходил к явлениям жизни вплотную и из них черпал материал для своих построений.

В разных местах «Капитала» разбросаны отдельные замечания, из которых можно сконструировать ту цепь рассуждений, которая отображает путь, пройденный продуктами человеческого труда в процессе их развития из продуктов в товары-стоимости.

Помня о том, что «при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами», и что «и то и другое должно быть заменено силой абстракции»¹², мы попробуем проанализировать главные моменты в этом развитии.

Изолированное натуральное хозяйство. «Так как политическая экономия любит робинзонады, то прежде всего посетим Робинзона на его острове. Как он ни скромен, все же ему нужно удовлетворять различные потребности, а потому он должен исполнять различного рода полезные работы... Сама нужда заставляет его строго распределять свое время между различными функциями... Его инвентарь содержит в себе перечень всех предметов потребления, которыми он обладает... обозначение рабочего времени, которое он в среднем тратит на определенные количества этих различных продуктов. Все отношения между Робинзоном и вещами, которые составляют созданное им самим богатство, просты и очевидны»¹³. Элементы стоимости — полезность и труд — налицо, стоимости нет.

То же самое имеет место в другой форме изолированного хозяйства — в общинном. «Чтобы познакомиться с общинным, т. е. непосредственно обобществленным трудом, нам нет надобности обращаться к его примитивной, естественной форме, которая встречается на пороге истории всех культурных народов. Более близкий пример такого труда представляет деревенское патриархальное производство любой крестьянской семьи, которая производит для собственных потребностей хлеб, скот, пряжу, холст, одежду и т. и. Эти различные предметы являются для данной семьи различными продуктами ее семейного труда, но они не выступают друг против друга, как товары».

Это состояние самодовления есть результат слабого развития производительных сил. Продуктов производства хватает только на удовлетворение собственных потребностей. Рост производительных сил, приводящий к образованию излишков, влечет за собой также и появление обмена; при чем «обмен начинается, так сказать, на конечностях общественных организмов, в местах их соприкосновения с другими общественными организмами или с членами других общественных организмов».

Сначала обмен носит случайный характер. Продукта человеческого труда в этой стадии имеют двойственный характер: и предметов для собственного потребления, и товара. Поскольку излишек случаен, легко допустить, что вступающими в обмен принимается во внимание полезность для себя обмениваемого продукта наряду с трудом, затраченным на его производство. Продукт находится на грани превращения в товар, но он еще не товар, он еще не произведен специально для обмена; он может еще легко превратиться в полезность для своего владельца.

Но «постоянное повторение обмена превращает его в правильный общественный процесс. С течением времени, поэтому, известная, по крайней мере, часть продуктов труда производится специально для целей обмена. С этого момента укрепляется разграничение между полезностью вещи для непосредственного потребления и полезностью ее для обмена, — потребительная ценность отделяется от меновой»¹⁴. Продукт превращается в товар. Для того, чтобы покончить со всякими построениями экономистов, которые при анализе капиталистического товарного хозяйства продолжают апеллировать к «излишкам», достаточно вспомнить Лассаля. «Господин Борзиг сначала производит машины для своего семейного потребления. Остающиеся машины он продает. Магазины траурных платьев сначала предусмотрительно работают ввиду смертных случаев в собственном семействе. Но так как число этих случаев слишком скудно, то оставшиеся траурные материи они обменивают. Господин Вольф, собственник здешнего телеграфного бюро, прежде всего получает депеши для собственного назидания и удовольствия. Когда же он достаточно насытится ими, то остаток он обменивает с биржевиками и редакциями газет, которые, с своей стороны, награждают его оставшимися в избытке газетными корреспонденциями и акциями!»¹⁵.

Ироническая форма, которую придал своей критике Лассаль, лишь ярче оттеняет всю бессмыслицу и нелепость предположения, что полезность и именно «полезность для себя» — исходный пункт для построения теории стоимости.

Если оставить в стороне клоунаду Бем-Баверка — ибо иначе, как клоунадой нельзя назвать его предложение в товарах «поискать» кроме полезности и труда другие общие свойства — «не остается ли у благ, имеющих меновую ценность, например, еще то общее свойство, что они редки по отношению к потребности? Или то, что они являются предметами, спроса и предложения? Или то, что они аппроприированы? Или то, что они «продукты» природы»¹⁶, — если оставить эти «общие свойства» в стороне, то в товарах остается лишь два момента — полезность и воплощенный в них труд — из-за которых, как источников стоимости, идет спор.

Если из двух конкурирующих моментов один, с нашей точки зрения, должен покинуть поле сражения, то, естественно, оно остается за вторым, и потому Маркс имел полное право объявить труд единственной, «стоимость-образующей» субстанцией.

И поскольку реальностью является труд человеческий, постольку же реальность — и стоимость, им образуемая.

Сомневающимся: в том, что стоимость есть реальность, следует помнить, что разница между реальностью и абстракцией сказывается в том, что реальность обнаруживает себя in actu. (См. «Капитал» т. II, стр. 81.) Г. Струве, пытавшийся превратить реальность в абстракцию, в фикцию, на себе испытал все неудобства таких экспериментов. Он превратил реальность — стоимость-труд в фикцию — «флогистон» политической экономии для того, чтобы одним взмахом... пера уничтожить и стоимость и трудовую теорию; реальность — стоимость-труд, проявляющаяся в капиталистическом обществе, как стоимость и прибавочная стоимость и объективирующаяся в классовой борьбе, выставила г. Струве за границу и предоставила ему возможность и досуг размышлять о стоимости и фикции, труде и флогистоне.

* * *

Полезности на стороне объекта — товара соответствует потребность на стороне субъекта — общества.

Посмотрим, какое место отводит категории потребности Маркс в своей теории стоимости.

Основной вопрос, который здесь возникает, состоит в том, что чем определяется: потребности производством или, наоборот, производство потребностями?

От того или иного решения этого вопроса зависит также и ответ на вопрос о том, что является — в последнем счете — источником стоимости, где искать корней ее: в труде ли или в потребностях?

Речь, конечно, не может идти о решении этого вопроса с физиологической точки зрения. С точки зрения вопроса о том, что чему предшествует, быть не может: потребность, имеющая своей конечной целью потребление, и труд — усилия, направленные на добывание средств удовлетворения потребности — это две стороны одного и того же процесса — жизни.

Когда ставится, альтернативный вопрос о потребностях и труде, как источниках стоимости товаров, предпосылкой является факт перехода общества из того состояния, в котором добываемых средств едва хватает для поддержания существования, для удовлетворения минимальных физиологических потребностей, в такое состояние, при котором появляются излишки.

Речь идет о том, возникают ли новые потребности вследствие развития производительных сил или, наоборот, развитие производительных сил есть следствие развития потребностей.

Маркс на этот счет высказывается категорически. «На чем покоится система потребностей в их совокупности: на мнении ли или на общей организации производства? В большинстве случаев потребности возникают из производства или из общего строя вещей, покоящегося на производстве. Мировая торговля почти всецело регулируется именно потребностями производства, а не личного индивидуального потребления. Или возьмем другой пример: разве потребность в нотариусах не предполагает собою такого гражданского права, в котором выражается лишь определенное развитие собственности, т. е. производства?»¹⁷. «Его (потребителя. А. М.) «предположение» или «мнение» зависит от его средств или потребностей; то и другое, в свою очередь, определяется его социальным положением, которое зависит от обще-социальной организации. Без сомнения и работник, покупающий картофель, и изнеженная содержанка, покупающая кружева, оба следуют своему собственному «мнению», но различие их мнений объясняется различием того положения, которое они занимают в свете, и которое, в свою очередь, есть продукт социальной организации»¹⁸.

Когда ставится вопрос о том, что чему предшествует — развитие ли производства появлению новых потребностей, или рост и изменение потребностей влекут за собой соответственные изменения в производстве, речь идет, мы должны твердо помнить об этом, о явлениях массовых: о производстве, результатом которого являются товары, о потребностях, для удовлетворения которых также нужны товары.

На стр. 66-й «Нищеты философии» Маркс снова касается этого вопроса, проверяя справедливость своего утверждения относительно примата производства на конкретном примере. «Хлопок, картофель и водка — предметы всеобщего потребления. Однако, картофель породил золотуху; хлопок в значительной мере вытеснил овечью шерсть и холст; хотя и холст и шерсть во многих случаях гораздо полезнее даже в гигиеническом отношении. Наконец, водка одержала верх над пивом и виноградным вином, хотя она, как вкусовое вещество, всеми признана за яд. В продолжение целого столетия правительства, тщетно борются с этим европейским опиумом, но экономика сохранила за собой решающий голос и продиктовала потреблению свои законы.

Но почему же хлопок, картофель и водка стали главными товарами (Angelpunkte) буржуазного общества? Потому, что для производства их не требуется большого количества труда, вследствие чего и цены их очень низки. Но почему же минимум цены предметов является решающим моментом относительно максимума потребления? Быть может, потому, что эти предметы абсолютно полезны; быть может, им присуща полезность, они наиболее полезным образом удовлетворяют потребностям работника, как человека, а не человека, как работника? — Нет, а потому, что в обществе, покоящемся на нищете, самые нищенские продукты пользуются совершенно естественным преимуществом служить для массового потребления.

Говорить, что наиболее дешевые предметы наиболее полезны, потому что они более других потребляются, это значит утверждать, что потребление водки, ставшее явлением далеко распространенным, вследствие дешевизны производства, есть самое убедительное доказательство ее полезности».

Мимоходом касается этого вопроса Маркс в десятой главе III т. «Капитала» при анализе спроса и предложения. «Общественная потребность», т. e. то, что регулирует принцип спроса, существенно обусловливается отношением различных классов друг к другу и их взаимным экономическим положением, а, следовательно, во-первых, отношением всей прибавочной стоимости к заработной плате и, во-вторых, соотношением различных частей, на которые распадается прибавочная стоимость (прибыль, процент, земельная рента, налоги и т. п.)».

Влияние производства на потребление сказывается в трех направлениях. «Производство... создает потребление: 1) производя для него материал, 2) определяя способ потребления, 3) тем, что возбуждает в потребителе потребность, предметом которой является созданный им продукт»¹⁹.

В этом-то создании производством новых потребностей лежит примат труда над потребностью.

За вычетом элементарнейших физиологических потребностей, которые общи человеку с животными, вся остальная обширная гамма потребностей вызвана к жизни исключительно теми возможностями, которые созданы трудом.

В настоящее время мы присутствуем при том, как производственные возможности обусловливают собою нарождение потребности, которая спустя некоторое время несомненно превратится в «естественную» — мы говорим о потребности перемещаться по воздуху.

Конечно, сторонники различных «теорий полезности», базирующие свои теории на потребностях индивидуума, могут возразить, сославшись на Икара, как на доказательство того, что потребность летать присуща человеку с незапамятных времен. Предоставим любителям тешиться мифами. Для нас же, берущих жизнь такою, как она есть, ясно, что лишь развитие техники, создание мощных двигателей и т. д., — словом, весь комплекс производственных возможностей современности обусловил собою овладение воздушной стихией и превратил мечтания людей в действительность. И недалеко то время — большая или меньшая близость его обусловливается опять-таки производственными возможностями, — когда появится новая «общественная потребность»: перемещаться по воздуху. Как отмерла потребность из одного города попадать в другой на лошадях, когда появились железные дороги, так отомрет потребность в пользовании железными дорогами, когда разовьется воздушное сообщение.

Если бы кто-нибудь взялся написать историю развития человеческих потребностей, ему предварительно пришлось бы написать критическую историю технологии, о которой Маркс говорит в первом томе «Капитала», ибо здесь лежит разгадка появления и отмирания различных общественных потребностей.

В итоге своего анализа взаимоотношений производства, распределения, обмена и потребления Маркс заявляет:

«Результат, к которому мы пришли, заключается не в том, что производство, распределение, обмен и потребление — одно и то же, но что все они образуют собою части целого, различия внутри единства». Но при этом «производство в противоположности своих определений охватывает как само себя, так и остальные моменты. С него каждый раз начинается снова процесс... Определенная (форма) производства обусловливает, таким образом, определенные (формы) потребления, распределения, обмена, и определенные отношения этих различных моментов друг к другу»²⁰.

* * *

До сих пор мы рассматривали вопрос о взаимоотношении труда и потребности с точки зрения того, что чему предшествует, что чем определяется — с точки зрения взаимоотношения причины и следствия.

Но категории потребности Маркс касается и в другой связи: при анализе понятия общественно - необходимого труда²¹.

«Может показаться, что раз ценность товара определяется количеством потраченного на его производство труда, то чем ленивее или неискуснее человек, тем большую ценность имеет его товар, так как тем больше времени ему требуется для его приготовления. Однако, труд, образующий субстанцию ценности, есть одинаковый человеческий труд, затрата одинаковой человеческой рабочей силы. Совокупная рабочая сила общества, выражающаяся в товарных ценностях, рассматривается здесь, как одна и та же рабочая сила, хотя она состоит из бесчисленного множества индивидуальных рабочих сил. Каждая из этих индивидуальных рабочих сил представляет собою такую же человеческую силу, как и все другие, поскольку она обладает характером средней общественной рабочей силы и как таковая действует, т. е. употребляет для производства какого-либо товара лишь средне-необходимое или общественно-необходимое рабочее время. Общественно же необходимым рабочим временем является то рабочее время, которое, при существующих, нормальных в данном обществе, условиях производства и средней степени умелости и напряженности труда, необходимо для изготовления той или другой полезной вещи. Напр., после введения в Англии парового ткацкого станка было достаточно, может быть, лишь половины прежнего труда для превращения известного количества пряжи в ткань. Английский ручной ткач на самом деле и теперь еще употребляет для этого превращения столько же рабочего времени, как и прежде, но продукт его индивидуального часа представляет собою теперь лишь половину общественного рабочего часа, а потому и ценность его понизилась на половину против прежней.

Поэтому величина ценности какой-либо полезной вещи определяется только количеством общественно-необходимого труда или общественно-необходимого для ее производства рабочего времени. Каждый отдельный товар считается здесь вообще как средний экземпляр данного рода товара»²².

Речь в данном отрывке, как это ясно каждому, идет о технической необходимости, которая «зависит от исторически данного уровня производительности труда».

Однако, уже и эту ясную теорию общественно - необходимого в техническом смысле труда г. Франк стремится «углубить». Раскрывая содержание понятий «необходимый» и «считается», он заявляет: «Данное количество труда создает ценность, т. е. считается общественно-необходимым трудом, поскольку этот труд затрачивается при. условиях, качественно совпадающих с средними общественными условиями. Впрочем, уже и тут источник ценности указывается собственно не в самом труде, а скорее в мнении о нем общества, или — что при нашем хозяйственном строе то же самое — во мнении рынка»²³.

Этим, вскользь брошенным замечанием, г. Франк ограничивается, чувствуя, по-видимому, слабость своей позиции в виду очевидной согласованности теории общественно-необходимого труда в только что указанном смысле с общим духом трудовой теории стоимости.

Но у Маркса имеется и другая трактовка понятия общественно-необходимого труда — так наз. экономическая. Для уяснения этой точки зрения мы приведем две довольно длинные цитаты из третьего тома «Капитала», в которых она подробно развивается. «Не существует никакой необходимой, а наблюдается лишь случайная связь между всем количеством общественного труда, затраченного на данный общественный продукт, — т. е. между той соответственной частью всей рабочей силы, которую общество употребляет на производство этого продукта, следовательно, между размерами, которые производство этого продукта занимает во всем производстве, с одной стороны, — и, с другой стороны, между теми размерами, в которых общество стремится покрыть потребность, удовлетворяемую данным определенным продуктом. Хотя каждый отдельный продукт или каждое данное количество определенного сорта товаров заключает в себе лишь общественный труд, необходимый для его производства, и с этой точки зрения рыночная стоимость всей массы товаров данного сорта представляет только необходимый труд, тем не менее, раз определенный товар произведен в количестве, достаточно превышающем общественную потребность, часть общественного рабочего времени оказывается растраченной попусту, и вся масса товаров представляет тогда на рынке гораздо меньшее количество общественного труда, чем то, которое в нем действительно, заключается»²⁴. Еще определеннее формулирует Маркс свою точку зрения в 37-ой гл. третьего тома: «... Закон стоимости проявляется не по отношению к отдельным товарам или предметам, но каждый раз по отношению ко всей совокупности продуктов отдельных, обособившихся благодаря разделению труда сфер производства; следовательно, не только в том, что на каждый отдельный товар употреблено лишь необходимое рабочее время, но и в том, что из всего общественного рабочего времени на различные группы употреблено лишь необходимое пропорциональное количество. Потому что условием остается, чтобы товар представлял потребительную стоимость. Но, если потребительная стоимость отдельного товара зависит от того, удовлетворяет ли он сам по себе какую - либо потребность, то потребительная стоимость известной массы общественных продуктов зависит от того, адекватна ли она количественно определенной общественной потребности в продукте каждого особого рода и, следовательно, от того, пропорционально ли, в соответствии ли с этой общественной количественно определенной потребностью распределен труд между различными сферами производства... Общественная потребность, т. е. потребительная стоимость в общественном масштабе, — вот что определяет здесь количества всего общественного рабочего времени, приходящиеся на различные особые сферы производства. Но это — все тот же закон, который обнаруживается уже по отношению к отдельному товару, а именно, тот закон, согласно которому потребительная стоимость товара есть предпосылка его меновой стоимости, а потому и его стоимости... Пусть, наприм., бумажных тканей произведено непропорционально много, хотя во всем этом продукте, в этих тканях реализовано лишь необходимое для этого при данных условиях рабочее время. Но вообще-то на эту особую отрасль затрачено слишком много общественного труда; т. е. часть продукта бесполезна... Эта количественная граница тех количеств общественного рабочего времени, которое можно целесообразно затратить на различные особые сферы производства, есть лишь более развитое выражение закона стоимости вообще; хотя необходимое рабочее время приобретает здесь иной смысл. Для удовлетворения определенной общественной потребности необходимо столько-то рабочего времени. Ограничение проявляется здесь при посредстве потребительной стоимости. Общество, при данных условиях производства, на такой-то продукт определенного рода может затратить лишь столько из всего рабочего времени, которым оно располагает»²⁵.

Эти места окрыляют критиков Маркса, особенно из числа тех, которые «имеют смелость» утверждать, что критическая разработка теории стоимости Маркса должна заключаться в «исправлении и углублении ее на почве тех данных, которые были добыты новейшим развитием западно-европейской теоретической экономии»²⁶.

Под понятием общественно-необходимого труда, по мнению Франка, «нужно подразумевать то, что источником меновой ценности служит не только бо́льшее или меньшее количество «общественно-необходимого» труда, но и бо́льшая или меньшая необходимость этого труда. Другими словами, источником меновой ценности служит не сам труд, а величина общественной потребности в продукте»²⁷. И затем — «понятие “общественной необходимости” труда само указывает на то, что источником меновой ценности служит не сам труд, а общественная потребность в нем»²⁸.

Итак, выходит, что Маркс, начав за здравие, кончил за упокой: начав в первом томе с того, что труд является единственным источником стоимости, в третьем томе кончает признанием потребности за начало всех начал. Ко всем прочим «противоречиям» присоединяется еще одно, и не самое малое.

Отсюда стремление всех «углубителей» Маркса «дополнить», «исправить» трудовую теорию стоимости. Если у самого Маркса теория стоимости не удержалась на одном ките — труде, то им и подавно можно и даже должно подвести под свои сооружения, второго кита — потребности (см. Бернштейн, Франк, Туган-Барановский, и проч., и проч.).

То, что в интерпретации критиков Маркс выступает против Маркса, и все его учение — сплошное «противоречие», это — не удивительно, на то они и «критики».

Но по вопросу о понимании общественно-необходимого труда не совсем благополучно обстоит дело и среди марксистов.

Так, А. Богданов в 4-м выпуске второго тома «Курса политической экономии» следующим образом излагает «экономическую версию» теории общественно-необходимого труда.

«Предположим, что товар произведен при нормальных для данного общества технических условиях, и заключает в себе определенную сумму труда — абстрактного простого человеческого труда. Этим еще не решен вопрос о стоимости. Остается узнать, найдет ли общество весь этот выполненный труд необходимым; а практически такая «необходимость» выразится в рыночном спросе. Если, например, спрос меньше предложения, то, значит, на производство данного продукта обществу необходима менее значительная сумма труда, чем та, которая в действительности затрачена, и «стоимость» каждой единицы продукта, а вместе с тем ее цена, будет соответственно ниже фактически воплощенного в продукте количества труда. Наоборот, если спрос превышает предложение, то, значит, «общественно-необходимая» сумма труда в данной отрасли больше, чем та, которая была применена на деле, и «стоимость», а параллельно с нею денежная цена, в такой же мере превосходит реальную трудовую затрату».

Изложив содержание «экономической версии», Богданов продолжает: «Получается, как видим, полное объяснение одновременно и стоимости и цены, при чем никаким устойчивым и закономерным уклонениям от нормы не остается места. Но, к сожалению, теоретическая сила закона оказывается при этом иллюзорной, объяснение — мнимым. Оно должно было показать нам связь производства и обмена, как двух моментов социального процесса; а, между тем, в «объясняющем» понятии смешаны воедино и производственные условия, и вся меновая конъюнктура. Всякая возможность дальнейшего анализа исчезает, и дело сводится к бессодержательной формуле: товар «стоит» именно столько, сколько общество, представленное рынком, находит «необходимым» за него давать».

А посему, «понятие «общественно-необходимого» труда, очевидно, должно приниматься исключительно в смысле техники, и тогда оно позволяет объяснять закономерность обмена, исходя из условий производства. Только в таком виде может и должна приниматься трудовая теория»²⁹.

В примечании Богданов заявляет: «надо признать, что и у Маркса можно встретить целый ряд мест, которые явно тяготеют к той же («экономической». А. М.) версии, в противоречии с изложением доктрины в ее целом».

«Circulus vitiosus» в «экономической версии» понятия общественно-необходимого труда в том виде, как она изложена у Богданова, несомненен. Но вопрос в том, можно ли ее приписывать Марксу.

Прежде всего нужно покончить с могущей получиться у незнакомых с историей написания «Капитала» хронологической аберрацией, будто бы третий том был написан позже первого, так что при развитии своей точки зрения Маркс впал в противоречия. По достаточно компетентному свидетельству Энгельса, «между 1863 и 1867 г.г. Маркс... составил в наброске две последние книги «Капитала» и подготовил к печати рукопись первой книги»³⁰. Мало того, третья книга «написана, по крайней мере, в большей своей части, в 1864 и 1865 годах. Лишь после того, как она в существенном была готова, Маркс приступил к обработке книги 1-ой напечатанного в 1867 г. первого тома»³¹. Все те «противоречия», которые находят между первым и третьим томами «Капитала», не только смутно бродили в голове Маркса, но были им выявлены во всей полноте. Трудно предположить, чтобы Маркс, которому даже злейшие враги не отказывали в железной логике, мог не заметить таких «мелочей», как «противоречия», которые ему приписывают, в частности — отказ от признания труда единственным источником стоимости. У него, очевидно, эти противоречия как-то примирялись. Поэтому нам кажется правильным обратиться непосредственно к Марксу для уяснения его точки зрения на категорию общественно-необходимого труда.

Прежде всего нужно твердо помнить о методе исследования, которого придерживается Маркс на протяжении трех томов «Капитала».

«Исследование Маркс ведет таким образом, что начинает с самого простого и постепенно переходит к сложному. «Так как единичный товар — элементарная форма богатства, то наше исследование начинается с анализа товара», — пишет Маркс в начале «Капитала». И, в действительности, чем дальше Маркс подвигается в своем исследовании, тем больше привлекает он новых факторов и моментов, которые делают хозяйственные явления все более многообразными и сложными.

В первом отделе первого тома он исходит из предположения о примитивном обществе, состоящем из самостоятельных товаропроизводителей. Затем он делает шаг вперед, привлекает к рассмотрению проблему прибавочной стоимости и переходит, таким образом, к капиталистическому производству. Последнее он рассматривает во всем первом томе лишь в стадии процесса производства и с точки зрения антагонистических взаимоотношений капиталистов и рабочего класса. Во втором томе он в первую голову выдвигает новый фактор — отношение капиталиста к своему капиталу, и рассматривает процесс обращения. В третьем томе он уничтожает единство класса капиталистов, рассматривает отношения отдельных категорий капиталистов друг к другу и распадение прибавочной стоимости на различные части — прибыль, процент и ренту. Лишь тогда приближается он к полной капиталистической действительности в ее основных проявлениях и характерных чертах. Дальнейшее продвижение вперед, влечет за собой, само собой разумеется, постановку новых проблем»³².

Исходя из этого, нельзя, конечно, говорить о законченном изложении теории стоимости в первом томе. Естественно было ожидать, вместе с усложнением объекта исследования, выявления тех моментов в первоначальной концепции, которых Маркс не касался, пока исследовал явление в упрощенном виде.

Нужно также помнить о другом принципе марксова анализа: «в... общем исследовании... действительные отношения изображаются лишь постольку, поскольку они выражают свой собственный общий тип — ... средние, нормальные отношения»³³. Поэтому «образование «среднего», как синтеза единичных явлений одного и того же рода, отличающихся друг от друга в различных отношениях, является у Маркса необходимым, излюбленным приемом. «Среднее», в котором выравниваются все отклонения, где пропадает все случайное, индивидуальное и произвольное, выражает согласно Марксу «общественно-необходимое», типичное, что заключается в каждом единичном явлении. Чем больше явлений охватывается понятием «среднее», тем, с одной стороны, вероятнее, что это «среднее» представляет общественно-типичное, с другой стороны — что некоторые явления отклоняются от него.

Мы находим у Маркса большое количество понятий, которые он получает таким путем: «рыночная стоимость», «рыночная цена», «общественно-необходимое рабочее время»³⁴.

При первом подходе к анализу стоимости в простейших элементарнейших условиях ее проявления, стоимость выступает, прежде всего, как труд. Но тут же Маркс указывает и первый атрибут, который должен точнее определить этот существеннейший признак — общественную необходимость в техническом смысле.

Так понимаемый общественно-необходимый труд объясняет нам «без отказа» все явления, анализируемые на протяжении I и II т.т.

В третьем томе Маркс переходит к анализу капиталистического производства, взятого в целом. Теперь уже те «Kleinigkeiten», от которых можно было отвлечься раньше — конкуренция, торговый капитал, процент, рента — словом «вся капиталистическая действительность» выступает во всей своей полноте.

Установленное раньше понятие общественно-необходимого труда подвергается дальнейшему усложнению.

Стоимость превращается в рыночную стоимость. О том, что это — разные категории, свидетельствует целый ряд мест, например, «... и то и другое изменяется как раз потому, что изменяется вследствие изменения стоимости рыночная стоимость»³⁵; или «спрос и предложение предполагают превращение стоимости в рыночную стоимость»³⁶.

С категорией рыночной стоимости мы встречаемся у Маркса при анализе спроса и предложения. Товар-стоимость находится в самом круговороте товаров — на рынке; он должен принять присущую ему форму меновой стоимости, окончательно количественно определиться.

Мы не будем останавливаться на подробном анализе понятия рыночной стоимости; но поскольку мы достигли того пункта, где стоимость товара должна окончательно конституироваться, попробуем конкретизировать наш анализ примером.

Допустим, что речь идет об электрических лампочках. Степень развития производительных сил позволяет тратить на производство лампочки один час. Фабриканты производят согласно этой нормы. Если исходить из технического понимания общественно-необходимого труда, каждая произведенная с соблюдением вышеуказанных условий лампочка (с затратой одного часа труда) должна иметь стоимость в один час труда. И сколько бы мы ни произвели лампочек, все они должны иметь эту стоимость.

Допустим, что обществу нужно для удовлетворения его потребностей плюс запас один миллион лампочек; их же произведено два миллиона. Будет ли каждая лампочка сверх миллиона (вполне удовлетворяющего все потребности общества в лампочках вплоть до образования запаса) иметь стоимость?

Мы помним, что условием, предпосылкой стоимости является полезность — способность удовлетворять какую-либо общественную потребность. Если потребность общества вполне удовлетворяется миллионом штук, то, очевидно, каждая лампочка сверх миллиона никакой потребности не удовлетворяет, следовательно, лишена предпосылки, основного условия стоимости — полезности, а потому и стоимости.

Для того, чтобы каждая лампочка представляла собою стоимость, общество должно было бы произвести миллион лампочек; но раз произведено два миллиона, то либо один миллион не будет иметь никакой стоимости, ибо не обладает предпосылкой ее; либо, в силу того, что общественная потребность эластична, все два миллиона лампочек будут приравнены по стоимости одному миллиону, и стоимость каждой понизится наполовину; либо количественная граница установится где-то между одним и двумя миллионами штук, и индивидуальная стоимость одной лампочки выразится в соответствующем частном от деления миллиона часов на число штук.

Соответствие общественной потребности и есть «количественная граница тех количеств общественного рабочего времени, которые можно целесообразно затратить на различные особые сферы производства».

О том, что такой постановкой вопроса вводится существенный корректив в установленное прежде понимание общественно-необходимого труда, Маркс давал себе ясный отчет. В цитированном нами отрывке он указывает — «необходимое рабочее время приобретает здесь иной смысл». И в то же время — это «есть лишь более развитое выражение закона стоимости вообще».

Обратимся к изложению «экономической версии» А. Богдановым.

Возможно, что такое толкование общественно-необходимого труда и существует, но оно не соответствует тому, о чем говорил Маркс.

В изложении Богданова получается полное отождествление стоимости и цены, и устанавливается непосредственная зависимость между спросом и стоимостью.

Ничего подобного у Маркса нет.

При анализе превращения стоимости товара в цену Маркс вводит две вспомогательные категории — рыночную стоимость и цену производства. Получается следующая цепь превращений: стоимость — рыночная стоимость — цена производства — цена.

«Стоимость» соответствует высшей степени абстракции; по мере своего приближения к реализации она обрастает дополнительными характеристиками.

Подробный анализ всех этих категорий не входит в нашу задачу, но в нескольких словах придется на них остановиться.

При идеальных условиях, если бы не было никаких отклоняющих обстоятельств, обмен товаров должен был бы совершаться пропорционально количествам общественно-необходимого труда (в техническом смысле), заключенного в продуктах, при условии, что каждый из них был бы полезностью, т. е. удовлетворял бы какую-либо общественную потребность. Но в действительности выступает целый ряд осложняющих моментов, в частности, тенденция нормы прибыли к уравнению.

И вот стоимость отдельных товаров и целых групп товаров испытывает под влиянием этой тенденции некоторую модификацию. «В I и II кн. мы имели дело только со стоимостями товаров. В настоящее время... конструировалась цена производства, как превращенная форма стоимости товара»... «Стоимость = всему количеству заключающегося в товаре оплаченного и неоплаченного труда; цена производства = сумме оплаченного труда, плюс определенное количество неоплаченного труда, независимое от условий самой данной сферы производства»³⁷.

Здесь мы имеем дело с трансформацией стоимости под влиянием одного определенного обстоятельства.

Но одновременно с приближением момента реализации стоимости, обнаружения ее, как цены, является необходимость точнее определить другие признаки ее. Этому служит категория рыночной стоимости.

В то время, как вспомогательная категория цены производства есть стоимость, рассматриваемая с точки зрения соотношения оплаченного и неоплаченного труда, рыночная стоимость — категория, которая должна отобразить тот момент, когда стоимость превращается в цену. Категория рыночной стоимости должна отобразить процесс, само превращение стоимости в цену. Отсюда понятна та неясность, незаконченность, как будто бы даже смешение категорий стоимости и рыночной стоимости, рыночной стоимости и цены, которые замечаются при чтении 10-ой главы.

Рыночная стоимость — это стоимость, перестающая быть стоимостью, но еще не превратившаяся в цену.

Десятая глава III тома, посвященная в значительной своей части анализу рыночной стоимости и рыночной цены, является блестящим примером анализа процесса и в то же время доказательством того, как ограничен человеческий язык, как слова, прекрасно выполняющие свои функции, пока речь идет о запечатлении статических моментов, оказываются бессильными при изображении динамики явления.

Одна категория заступает место другой — «цена производства заступает место рыночной стоимости» (стр. 159), цена и рыночная стоимость отождествляются — «средняя цена или рыночная стоимость» (стр. 159) и т. д. И грани между всеми категориями как будто совершенно стираются.

И наряду с этим имеются точные указания на различный характер всех этих категорий.

Различение стоимости, цены производства и цены не представляет трудности. Значительно сложнее обстоит дело с рыночной стоимостью.

Отличие рыночной стоимости от стоимости состоит в том, что более точные контуры приобретает категория общественно-необходимого труда. При чем уточнение происходит по обоим направлениям — и в технической и в так называемой экономической трактовке.

Когда мы впервые встречаемся с определением общественно-необходимого рабочего времени в техническом смысле, оно выступает перед нами, как «рабочее время, которое, при существующих нормальных в данном обществе условиях производства и средней умелости и напряженности труда, необходимо для изготовления той или другой полезной вещи»³⁸.

Но когда стоимость превращается в рыночную стоимость, тогда общая формула — «средне-необходимое или общественно-необходимое рабочее время» наполняется более конкретным содержанием.

Рыночная стоимость, с точки зрения Маркса, «должна рассматриваться, с одной стороны, как средняя стоимость товаров, произведенных в данной отрасли производства, с другой стороны, как индивидуальная стоимость товаров, которые производятся при средних условиях данной отрасли и которые составляют значительную массу продуктов последней». При этом возможны три случая: либо рыночная стоимость «определяется стоимостью преобладающей средней массы товаров, либо она регулируется товарной массой, произведенной при худших условиях, либо ее регулирует часть товаров, произведенная при наилучших условиях»³⁹.

Анализируя товар, Маркс устанавливает двойственный характер его, как потребительной стоимости и стоимости меновой; при чем потребительную стоимость он характеризует только с качественной стороны, не останавливаясь на количественной.

С превращением стоимости в рыночную стоимость, потребность в большей определенности приводит к подчеркиванию момента, не выявленного с достаточной определенностью прежде, — а именно, необходимости соответствия между массой труда, затрачиваемого на какую-либо отрасль производства, и величиной общественной потребности в продуктах этой отрасли. Вскользь брошенные раньше замечания развиваются в третьем томе в целую теорию.

Ошибка так называемой экономической версии в изложении А. Богданова состоит в том, что отождествляются понятия «общественная потребность» и «спрос». («Остается узнать, найдет ли общество весь этот выполненный труд необходимым; а практически такая «необходимость» выразится в рыночном спросе» (ц. с.).)

Между тем, между категориями «общественная потребность» и «спрос» в трактовке Маркса существует такое же отношение, как между стоимостью и ценой, между абстракцией и конкретным ее проявлением. Маркс определенно разграничивает эти две категории. «Пределы, в которых потребность, представленная на рынке, или спрос на товары, количественно отклоняется от действительной общественной потребности, конечно, очень различны для различных товаров»⁴⁰. «Общественная потребность», т. е. то, что регулирует принцип спроса»⁴¹.

Вопрос о том, как сказывается, как обнаруживается влияние общественной потребности при образовании стоимости, нас не касается. Это явление того же порядка, как редукция сложного труда к простому, как определение общественно-необходимого времени в техническом смысле. Но то обстоятельство, что мы не можем себе представить, как общественная потребность оказывает свое влияние, не дает еще нам права подставлять вместо нее спрос. Категория спроса никакого отношения не имеет к стоимости; она соотносительна цене.

Простое декретирование того, что «понятие «общественно-необходимого» труда... должно приниматься исключительно в смысле техники» (Богданов и Степанов: «Курс пол. эк.», стр. 93), еще не решает вопроса.

Игнорирование общественной потребности, как количественной границы при определении полезности товара, а, следовательно, и стоимости его, приводит лишь в дальнейшем анализе капиталистического хозяйства к противоречиям. Богданов, который в такой категорической, хотя и не убедительной, форме выдвигает технический момент, упуская общественный, сам принужден обратиться к последнему, критикуя теорию кризисов Туган-Барановского. «Именно потребительную ценность товаров или, точнее, характер их общественной полезности упустил из виду в своих многочисленных схемах г. Туган-Барановский. У него получается так, что, например, при сужении ткацкой промышленности производство ткацких станков... может все-таки расширяться. «Машины» будут куплены «для производства новых машин». Как будто всё они для такого дела годятся!»⁴².

Что это, как не апелляция к общественной потребности?

Кризис и есть та форма, в которой обнаруживается вся иллюзорность стоимости, которой будто бы обладают объекты, произведенные с затратой среднего общественно-необходимого в техническом смысле труда, но без соблюдения соответствия с величиной общественной потребности в данных объектах.

Мы не будем распространяться насчет того, что при кризисах речь идет не только о цене, но именно о стоимости: мы сошлемся на соответственные места в «Theorien über den Mehrwert»⁴³. «Итак, согласно нашего предположения рынок переполнен, например, хлопчато-бумажной пряжей настолько, что часть ее нельзя продать — совсем нельзя продать, либо можно продать лишь значительно ниже ее цены, или, мы скажем, стоимости. Мы будем пользоваться термином стоимость, так как при рассмотрении процесса обращения или процесса воспроизводства мы имеем дело со стоимостью, а не с ценой производства и тем менее с рыночной ценой... Подобно тому, как для товаров, для того, чтобы они продавались по их стоимости, необходимо, чтобы они содержали лишь общественно-необходимое время, точно так же для отдельной сферы производства необходимо, чтобы из всего рабочего времени общества лишь необходимая часть была затрачена на эту особую сферу, лишь рабочее время, которое требуется для удовлетворения общественных потребностей (спроса). Если же затрачено больше времени, то хотя каждый отдельный товар содержит в себе лишь необходимое рабочее время, но все количество товаров содержит рабочего времени больше общественно-необходимого, и хотя каждый отдельный товар и имеет потребительную стоимость, но вся сумма товаров, при данных условиях, часть своей потребительной стоимости теряет».

Правильность развиваемой нами точки зрения подтверждается также целым рядом мест из первого тома «Капитала». Это указывает только на то, что понимание общественно-необходимого труда в указанном нами смысле не является случайным у Маркса. Он только нигде подробно его не развил и не придал ему законченной формы. Но таких незаконченных вопросов осталось вообще не мало у автора «Капитала».

«Их (товаров) потребительная ценность должна быть установлена на опыте, прежде чем они могут реализоваться, как ценности, потому что затраченный на их производство труд идет в счет лишь постольку, поскольку он потрачен в полезной для других форме. Но полезен ли он для других, т. е. способен ли его продукт удовлетворить чужие потребности, это может показать только обмен»⁴⁴. В главе III — «Деньги или обращение товаров» — Маркс снова возвращается к этому вопросу: «Товар прежде всего должен быть потребительной ценностью для владельца денег; потраченный на него труд должен быть, следовательно, потрачен в общественно-полезной форме или выдержать испытание, как звено общественного разделения труда. Но общественное разделение труда есть естественно развивающийся производственный организм, нити которого были вытканы и продолжают ткаться за спиной у товаропроизводителей... Данный продукт сегодня удовлетворяет какой-либо общественной потребности; завтра, быть может, он будет целиком или частью вытеснен с своего места каким-либо другим сходным продуктом. Если даже какой-нибудь труд, как, например, труд нашего ткача, является патентованным звеном в системе общественного разделения труда, то это еще ни в коем случае не гарантирует потребительной ценности произведенных именно этим ткачем 20 арш. холста. Если общественная потребность в холсте, которая, как и все другое, имеет свои границы, удовлетворена уже другими соперниками ткачами, то продукт нашего приятеля становится излишним и потому бесполезным» (там же, стр. 64), а потому, продолжим мы, не имеет никакой стоимости.

Еще яснее и определеннее выступает роль общественной потребности в качестве «количественной границы... количеств общественного рабочего времени, которое можно целесообразно затратить на различные особые сферы производства» в следующем отрывке. «Допустим, что каждый, находящийся на рынке кусок холста содержит в себе только общественно-необходимое (очевидно, в техническом смысле. А. М.) рабочее время. Все-таки вся сумма кусков может содержать в себе излишне затраченное рабочее время. Если желудок рынка не может поглотить всего количества холста по нормальной цене в 2 шилл. за аршин, то это указывает, что в форме труда ткачей холста потрачена слишком большая часть общей суммы общественного рабочего времени. Действие от этого получается то же самое, как если бы каждый отдельный ткач на производство своего индивидуального продукта потратил рабочего времени больше общественно-необходимого... Весь холст на рынке считается, как один товар, а каждый кусок — лишь как известная часть его. И, действительно, ценность каждого индивидуального аршина есть также лишь овеществление того же самого общественно-определенного количества однородного человеческого труда»⁴⁵.

Нас не должно смущать то обстоятельство, что Маркс при помощи одного и того же термина «общественно-необходимый» обозначает явления разного порядка — техническую необходимость и т. н. экономическую. По поводу аналогичного явления он замечает: «Употребление одних и тех же termini technici в различных смыслах неудобно, но неизбежно во всякой науке. Его мы встречаем при изучении высшей и низшей математики»⁴⁶.

Энгельс в предисловии к «Нищете философии», написанном в 1884 г., высказывается в том же духе.

Разбирая теорию стоимости Родбертуса, он говорит: «Труд здесь опять принимается без всякой критики... Тратят ли производители 10 дней на производство продуктов, которые можно произвести в один день, или только один день; применяют ли они орудия наилучшие или наихудшие (общественно-необходимый труд в техническом смысле. А. M.), употребляют ли они рабочее время на выделку общественно-необходимых предметов и в общественно - потребном количестве или же они выделывают предметы совершенно ненужные или предметы нужные изготовляют в количестве большем или меньшем необходимого» — общественно-необходимый труд в экономическом смысле, — «обо всем этом не говорится ни слова»⁴⁷.

То же двойственное понимание общественно - необходимого труда, не вносящее путаницы, а, наоборот, придающее этой категории необходимую полноту и цельность, мы видим в следующем отрывке: «Если бы он (Родбертус. А. М.) спросил себя, вследствие чего и каким образом труд создает ценность, а следовательно, определяет и измеряет ее, то он пришел бы к общественно-необходимому труду, — к труду, необходимому для каждого отдельного продукта, как относительно всех прочих продуктов того же рода, так и относительно общественно - совокупной потребности»⁴⁸.

Все приведенные цитаты подтверждают, думается нам, наличие в теории стоимости Маркса т. н. экономической версии в установленном нами понимании.

Но это еще не исключает возможности противоречия между такой трактовкой общественно - необходимого труда и теорией стоимости в целом.

Мы не будем останавливаться на возражениях г. Прокоповича⁴⁹. Они построены прежде всего на смешении категорий общественной потребности и спроса; а, во-вторых, г. критик прибегает к такому приему: сначала он приводит места, выявляющие понимание общественно - необходимого труда в техническом смысле, совершенно игнорируя имеющиеся там же, в I т., указания на экономическую трактовку; а потом вспоминает про пропущенные ранее места и... вскрывает противоречие.

Гораздо серьезнее кажется на первый взгляд возражение Э. Бернштейна.

«Согласно теории Маркса природа капиталистического хозяйства такова, что это отношение — общественная потребность — всегда неопределенна, а потому в действительности стоимость никогда не обнаруживается, либо обнаруживается случайно, что, с точки зрения науки, не может приниматься во внимание»⁵⁰.

Исходя из этого, Бернштейн уличает Маркса, выражаясь мягко, в теоретическом маневрировании. При принятии во внимание категории общественной полезности, категория стоимости лишается устойчивости, а вместе с тем оказывается невозможным сконструировать теорию прибавочной стоимости. И вот, Маркс, чтобы избежать этого, «фактически ограничивается категорией рабочего времени в техническом смысле, отвлекаясь от второго момента»⁵¹.

Нам кажется, что нельзя исходить из момента неустойчивости, неопределенности при критике категорий, задача коих отобразить явление в его движении. Такого испытания, пожалуй, не выдержит и категория общественно - необходимого труда в техническом смысле.

В самом деле. Мы определяем общественно-необходимое рабочее время в техническом смысле, как «рабочее время, которое при существующих нормальных в данном обществе условиях производства и средней степени умелости и напряженности труда, необходимо для изготовления той или другой полезной вещи». При построении абстрактной теории нам совершенно не важно установить, чему равна в действительности «средняя степень умелости», «средняя степень напряженности», что такое «существующие нормальные условия» и т. п. В капиталистическом обществе все это устанавливается само собой, и тем не менее познавательное значение вышеупомянутых категорий огромно.

Точно так же обстоит дело с категорией общественной потребности. Несмотря на то, что «общественная потребность... существенно обусловливается отношением различных классов друг к другу и их взаимным экономическим положением, а, следовательно, во-первых, отношением всей прибавочной стоимости к заработной плате и, во-вторых, соотношением различных частей, на которые распадается прибавочная стоимость (прибыль, процент, земельная рента, налоги и т. п.)», т. е. общественная потребность является категорией производной по отношению к стоимости, но в то же время величина ее является той границей, за пределами которой продукты человеческого труда перестают быть потребительными стоимостями, а следовательно, и стоимостями.

Общественная потребность — не источник, не причина стоимости; она играет лишь роль лакмусовой бумажки, при помощи которой выясняется, обладает ли данный предмет человеческого труда полезностью — предпосылкой стоимости. Но стоимость и величина ее определяются исключительно количеством кристаллизованного в товарах данной отрасли человеческого труда.

Такое «взаимодействие между различными моментами» не должно нас смущать, ибо «это бывает во всяком органическом целом»⁵².

Резюмируем выводы, к которым мы пришли.

У Маркса имеется двоякая трактовка понятия общественно-необходимого труда: техническая и т. н. экономическая.

Экономическая трактовка не носит случайного характера, и не только не противоречит технической, но, наоборот, дополняет ее. Без нее характеристика двойственного характера труда, создающего стоимость — товар, как труда конкретного и абстрактного, не была бы полна. Конкретный труд, охарактеризованный с качественной стороны, не был бы определен со стороны количественной.

Принятие одной только технической трактовки, не коррегированной категорией «общественной потребности», лишает категорию стоимости ее общественного характера. Между тем, как с точки зрения Маркса, «создателем стоимости является именно общественный человеческий труд, а не просто труд, как технический фактор производства».

* * *

Сторонники психологического направления могут заявить: если общественная потребность есть «количественная граница... количеств общественного рабочего времени, которые можно целесообразно затратить на различные особые сферы производства», то должна, очевидно, иметь место оценка, какое именно количество тех или иных продуктов необходимо. Ведь вот и по отношению к понятию общественно-необходимого труда в техническом смысле г. Франк обнаружил, что «источник ценности указывается собственно не в самом труде, а скорее в мнении о нем общества».

Следовательно, примем ли мы только техническую трактовку категории общественно - необходимого труда, либо будем рассматривать техническую и т. н. экономическую трактовку, как последовательные ступени развития одного и того же понятия, как это сделано в настоящей статье, нам все равно придется столкнуться с вопросом о том, вовремя ли мы прерываем анализ.

Вопрос, поставленный таким образом, приводит нас к необходимости выяснить, что же такое стоимость, понятие, которым мы оперируем все время.

Напрасно стали бы мы искать у Маркса словесного определения этого понятия - формулы. Он имел к своим услугам целый букет определений. «Стоимость есть способность предмета быть обмениваемым; правило, устанавливающее количество одного предмета, которое должно быть дано в обмен за другой; количество одного продукта, получаемого в обмен на другой; внутренняя способность к обмену; общая покупательная сила; свойство, вытекающее из нашего суждения над полезностью, а отнюдь не внутреннее; косвенная полезность; степень полезности; значение блага для хозяйственного сознания; отношение между промениваемыми услугами; мера власти природы над человеком». (Зибер: «Давид Рикардо».) Однако Маркс не воспользовался ни одним из этих определений и не прибавил к уже существующим нового, своего.

Он определяет стоимость, указывая основные ее признаки — субстанцию, мерило и форму. Субстанция стоимости — это человеческий труд, мерило — рабочее время, форма, в которой стоимость проявляется, это — меновая стоимость.

Точно так же поступает Энгельс в «Анти-Дюринге». «Говоря, что товар имеет данную определенную стоимость, я говорю: 1) что он представляет из себя общественно-полезный продукт; 2) что он произведен за частный счет отдельной личностью; 3) что он, будучи продуктом частного лица, в то же время, как бы без ведома и против воли производителя является продуктом целесообразного общественного труда, представляя собою в процессе обмена только известное количество такого труда; 4) что это последнее количество определяется не непосредственным трудом, затраченным на производство данного товара, а путем сравнения этого товара, рабочего времени, с другими товарами».

Как видим, и здесь ни одного слова нет сверх перечисления признаков стоимости.

Если Маркс в своем анализе стоимости не апеллировал к «значению», «оценке» и т. п., так это потому, что он считал, что в своем исследовании подошел к границе, за которой начинается область иррационального. Редукция сложного труда к простому, общественная необходимость труда, как в техническом, так и в экономическом смысле «устанавливаются посредством общественного процесса за спиной производителей».

Попытки рационализировать отношения, которые рационализации не поддаются, служат лишь психологической предпосылкой появления, как чистых теорий полезности, так и эклектических потуг разных примирителей.

Австрийцы, «разыгрывая симфонии на субъективных потребностях» индивидуума, в лучшем случае дают картину борьбы мотивов в душе потребителя, когда он очутится перед выставкой товаров, невесть откуда явившихся, вероятнее всего, как манна, с неба; эклектики же создают конструкции, которые соответствуют формам, либо уже отошедшим в область прошлого, либо таким, которые будут иметь место лишь в будущем.

Есть два принципиально различных типа хозяйства: либо сознательно, планомерно регулируемое — изолированное натуральное хозяйство в прошлом, социалистическое — в будущем; либо такое, в котором, сознательное регулирование единой волей отсутствует, — товарное.

В первом случае соотношение между трудом и потребностью вполне ясно. «В том случае, если производство совершается по заранее намеченному плану под действительным контролем общества, общество создает связь между количеством общественного рабочего времени, затрачиваемого на производство определенного продукта и размерами общественной потребности, подлежащей удовлетворению при помощи этого продукта»⁵³. «В будущем обществе, в котором ни классовой противоположности, ни классов уже не будет, потребление не будет зависеть, от минимума производственного времени; наоборот, время, отводимое на производство различных предметов, будет определяться их общественной полезностью»⁵⁴.

В сознательно регулируемом обществе мы имеем элементы стоимости — полезность и труд — налицо. Но стоимости нет.

Иначе обстоит дело в товарном, капиталистическом обществе. Здесь соотношение между потребностями и количеством труда, затрачиваемого на их удовлетворение, устанавливается стихийно, «за спиной производителей»; лишь этой стадии общественного развития соответствует появление стоимости в ее форме меновой стоимости. «Форма, в которой проявляется... пропорциональное распределение труда, при таком общественном устройстве, когда связь общественного труда существует в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда, — эта форма есть меновая стоимость этих продуктов»⁵⁵.

Туган-Барановский, устанавливающий пропорциональность между полезностью продуктов и количеством затрачиваемого на них труда для товарного общества, переносит отношение, которое будет иметь место в социалистическом обществе, в общество капиталистическое. Превращая же ценность и стоимость в вечные, логические категории, он игнорирует принципиальную разницу между сознательно регулируемым обществом, и обществом анархическим, стихийно живущим и развивающимся.

* * *

Анализируя роль категорий полезности и потребности в трудовой теории стоимости, мы не можем обойти молчанием возражения, опирающиеся на апелляцию к конкретным фактам.

Поскольку речь идет об «ученых критиках», мы бы считали разбор этих возражений совершенно излишним; ибо им известно, либо должно было быть известным, что абстрактная теория — а таковой именно и является марксова теория — вовсе не ставит себе целью объяснить каждый, отдельный случай во всей его конкретности.

Закон тяготения дает нам общий принцип для понимания явлений этого порядка, но вовсе не объясняет нам каждый частный случай, где переплетается чрезвычайное множество осложняющих моментов, вносящих значительную модификацию в проявление данного закона.

То же самое имеет место по отношению и к экономическим законам.

Если мы все же решаемся коснуться вопроса о применении закона, трудовой стоимости к объяснению конкретных случаев, то делаем это в «силу того соображения, что хотим проверить, существует ли принципиальная невозможность объяснения таких фактов или нет; а затем также потому, что в современных аудиториях, наполненных новыми слушателями — рабочими и крестьянами — часто приходится слышать из уст людей, мало искушенных в вопросах методологии научного мышления, вопросы, совершенно идентичные с теми, которые задают «критики».

«Наивный реализм», с которого начинают свое развитие впервые приступающие к изучению проблем теоретической экономии, является высшей мудростью «критиков», специализирующихся на борьбе с трудовой теорией.

Приведем пример опровержения трудовой теории при помощи «фактов». «Вот факты, доказывающие, что меновая ценность непропорциональна труду. В один день охоты я убиваю козу, вы убиваете зайца. И заяц и коза будут продуктом одного и того же усилия, в течение одного и того же времени; но будут ли они иметь одинаковую меновую ценность? Нет, коза может служить мне пищею в течение пяти дней, заяц — в течение одного. Ценность первой будет в пять раз более ценности второго. Вино Шато-Лафит стоит по 15 фр. за бутылку, вино соседнего холма стоит франк. И, однако, первое не требует вдвое большего труда, чем второе и т. д. и т. д., следовательно, меновая ценность непропорциональна труду... В действительности меновая ценность проистекает из полезности»⁵⁶.

Разбором этого «опровержения» мы заниматься не будем. Интересующиеся найдут блестящую критику этой «критики» у Плеханова⁵⁷. Нас в этом примере интересует методологическая невинность бельгийского профессора. Для опровержения теории, претендующей на объяснение законов жизни и развития капиталистического хозяйства, он апеллирует к формам хозяйства, ничего общего не имеющим с подлежащим объяснению.

Так как по существу между всеми этими апелляциями к «фактам» разницы нет, то мы обратимся к другим «фактам», где интересующее нас явление выступает в чистом виде.

«Лучшие сорта угля выручат на рынке более высокую цену, чем худшие сорта, несмотря на то, что оба сорта добывались с равными издержками», — заявляет Маклеод. Сажень березовых дров стоит дороже сажени осиновых, хотя на ту и на другую затрачено одинаковое количество труда, — переводит с английского языка на русский ярый противник социализма и Маркса проф. Бунге.

«Я сам сею рожь и пшеницу, и одного и того же труда стоит мне пуд ржи и пуд пшеницы, а за пуд пшеницы мне на рынке платят дороже, чем за пуд ржи», — заявляет слушатель-крестьянин, впервые знакомящийся с трудовой теорией.

Нам предлагают объяснить, как это может быть с точки зрения трудовой теории стоимости, что продукты, на производство которых затрачено равное количество человеческого труда, имеют разную стоимость.

Не проистекает ли в данном конкретном случае — березовые и осиновые дрова — большая стоимость березовых дров из их большей полезности, и не следует ли исправить односторонность трудовой теории признанием полезности в качестве второго источника стоимости?

Для ответа на поставленный таким образом вопрос нужно принять, во внимание следующие два обстоятельства.

Во-первых, для объяснения большей полезности березовых дров по сравнению с осиновыми, вовсе не нужно обращаться к субъективным вкусам индивидуума. Большая полезность сводится к получению от березовых дров большего теплового эффекта. Разница в качестве — береза и осина — сводится к разнице в количестве и носит совершенно объективный характер. Вязанкой березовых дров можно отопить, скажем, 2 комнаты, в то время, как такой же вязанкой осиновых — только одну комнату. Отношение \(2:1\) — примерное, для простоты расчета.

Во-вторых, нужно принять во внимание соображения Маркса, изложенные им в конце 44-ой гл. 2-ой ч. III т. — «Дифференциальная рента с наихудшей из возделываемых земель». «Одно из самых забавных явлений заключается в том, что все противники Рикардо, отвергающие определение стоимости исключительно трудом, по отношению к дифференциальной ренте, вытекающей из различий земли, подчеркивают, что здесь стоимость определяется природой, а не трудом... Один и тот же труд дает одинаковую стоимость для продукта, созданного в течение данного времени; но величина или количество этого продукта, а потому и та часть стоимости, которая приходится на соответственную часть этого продукта, при данном количестве труда зависит единственно от количества продукта, а последнее, в свою очередь, от производительности данного количества труда, не от абсолютной величины этого количества. Обязана ли эта производительность своим происхождением природе ■ или обществу... совершенно безразлично».

Возвращаемся к нашему примеру. Допустим, что на заготовку дров: общество тратит из имеющегося в его распоряжении рабочего времени — \(6.000.000\) ч.; на заготовку одной сажени — безразлично березовых или осиновых дров — уходит 6 ч.; по своему тепловому эффекту \(1\) с. бер. дров равна \(2\) с. осиновых дров. Сажень осиновых дров принимается нами за тепловую единицу.

Если бы березовые дрова имелись в неограниченном количестве, то к заготовке осиновых не обращались бы в силу т. н. экономического принципа — при наименьшей затрате получать максимальный результат. Но так как березовых дров не хватает, то общество вынуждено обратиться к заготовке и осиновых дров также.

Допустим, что на заготовку тех и других дров общество тратит поровну по \(3.000.000\) ч., заготовляя по \(500.000\) с. каждого сорта.

Мы приняли 1 саж. осиновых дров за тепловую единицу. \(500.000\) с. осиновых дров равны \(500.000\) тепл, единиц; 1 с. березовых дров равна по своему тепловому эффекту 2 саж. осиновых дров = 2 тепл. единицам. \(500.000\) с. березовых дров \(= 1.000.000\) тепл, единиц. Общество, затратив \(6.000.000\) час., получило \(1.500.000\) тепл., единиц. Стоимость одной единицы \(= 6.000.000\) час.: \(1.500.000\) тепл. ед. \(= 4\) час. Но одна сажень березовых дров равна 2 тепл. ед., следовательно, стоимость ее, выраженная в часах = \(4 * 2 = 8\) час.

Итак, общая стоимость всех заготовленных дров остается 6.000.000 ч.; но в виду различной производительности труда, приложенного к заготовке разных сортов, происходит перераспределение всего затраченного времени между всей суммой полученных тепловых единиц, ибо «тождество рыночной цены однородных товаров есть способ, посредством которого на базисе капиталистического способа производства и вообще производства, покоящегося на обмене товаров между отдельными производителями, проявляется общественный характер стоимости» (там же, стр. 197).

Из этого примера видно, что нет принципиальной невозможности объяснить с точки зрения трудовой теории факт большей стоимости, березовых дров по сравнению с осиновыми, при условии, что на заготовку сажени того и другого сорта идет одно и то же количество труда.

Затруднение, которое видят критики, является следствием их индивидуалистической точки зрения. Но картина сразу меняется, если посмотреть на наш «факт» с точки зрения общества, а эта точка зрения и является исходным пунктом трудовой теории стоимости Маркса.

* * *

Заканчивая анализ роли категорий полезности и потребности в трудовой теории стоимости, мы не можем не упомянуть о новейшей попытке произвести нападение на теорию Маркса.

В первом номере «Экономиста»⁵⁸ — Вестник XI Отд. Русск. Техн. Об-ства — помещены статьи г.г. Бруцкуса и Чубутского, которые критикуют трудовую теорию, исходя из опыта русской революции.

Свою статью «Предпосылки реальной экономической политики» г. Чубутский начинает констатированием, прежде всего, того факта, что «родина наша искони веков была страной лжи и неправды». И, очевидно, для подтверждения этого тезиса и поддержания открытой им традиции он свою критику начинает со злостного извращения.

Он предлагает объяснить с точки зрения трудовой теории вздорожание хлеба в \(175.000\) раз, в то время, как цена квалифицированного умственного труда увеличилась только в \(2.500\) раз. Очевидно, речь идет о конце 1921 г. и о факте, который целиком или, по крайней мере, корнями своими глубоко уходит в период т. н. «военного коммунизма».

Но кто, где и когда говорил, что теория стоимости Маркса годится для всех времен? Или с точки зрения г. Чубутского ничего не произошло, и период военного коммунизма с его почти полным отсутствием свободного рынка был типичной капиталистической формацией, объяснению коей и только ее служит теория стоимости Маркса?

Если бы он, приступая к критике враждебной теории, взял на себя труд ознакомиться с точкой зрения сторонников критикуемых им взглядов, он нашел бы не мало указаний на то, что в период социальной революции категории чистого капитализма перестают служить «без отказа».

И вот, поставив так вопрос, г. Чубутский заявляет: «Факт этой переоценки всех ценностей не случаен... Если политико-экономическая теория оказывается неприложимой к его объяснению, она тем самым упраздняет себя».

Пользуясь таким методом, можно «опровергнуть» не только Маркса. Не знаем, найдется ли хоть один закон в какой бы то ни было области знания, который устоял бы против такой критики.

Но посмотрим, как г. Чубутскому служит теория предельной полезности, которая, с точки зрения ее последователей, «все может», годится для всех времен и народов.

Начнем с примера, о котором говорит г. Чубутский. «До войны черный хлеб стоил 2 к. за фунт, а за лист хорошего беллетристического произведения платили в среднем по 200 руб., т. е. существовало отношение \(1:10.000\). В настоящее время фунт плохого ржаного хлеба стоит около \(3.500\) р., а беллетристам за лист платят самое большее \(500.000\) р. («прекрасный гонорар»), т. е. отношение изменилось, как \(1:143\). В то время, как хлеб вздорожал в \(175.000\) раз, цена квалифицированного умственного труда увеличилась только в \(2.500\) раз, в \(70\) раз меньше хлеба».

В чем искать причины такого изменения отношения в цене хлеба и квалифицированного умственного труда?

«В том, что изменилось количество общественно-необходимого труда, вкладываемого в производство хлеба?... Конечно, нет. Едва ли затраты труда в земледелии вообще увеличились, скорее наоборот. Быть может, упало количество труда, заключавшееся в разных видах квалифицированного умственного труда, сводимого к тому или иному количеству «простого труда»? Конечно, ни одному серьезному наблюдателю не придет в голову строить подобные предположения. Как бы мы ни вертели «понятие» труд, каким бы искусным или искусственным операциям его не подвергали, при его помощи мы ничего не поймем в этом не случайном, не мимолетном, а годами длящемся факте, в результате которого продукт труда крестьянина стал цениться в 70 раз дороже высшего продукта квалифицированного умственного труда».

Раз «труд» не может нам объяснить факта, нужно обратиться к полезности. Посмотрим, как г. Чубутский при помощи «полезности» объясняет.

Изложив пресловутую схему Менгера, раскрывающую борьбу мотивов в душе потребителя, познакомив с категорией «первых» фунтов хлеба, г. Чубутский заключает: «При помощи столь простого механизма и создалось, в конце концов, такое положение, что труд обыкновенного земледельца стал цениться в 70 раз дороже труда высококвалифицированного умственного работника».

Он брался доказать, почему труд земледельца стал цениться дороже именно в 70 раз, а не в 7 или 700 раз, а кончил не доказательством, а... простым констатированием факта: «создалось», «стал цениться»...

Там же, где г. Чубутский подходит к объяснению, он становится на путь, ничего общего не имеющий с теорией предельной полезности.

«В результате войны и в особенности внутренней разрухи, у нас уменьшилось количество всех продуктов, в частности предметов питания... Каждое уменьшение количества предлагаемых продуктов питания вызывало новое повышение цен», и т. д.

Не кажется ли г. критику, что есть какая-то связь между производством хлеба и его предельной полезностью? Не видит ли г. Чубутский связи между количеством труда, которое затрачивает общество в целом на производство хлеба, и количеством получаемого хлеба, между количеством получаемого хлеба и степенью полезности «первых» фунтов хлеба? А если так взглянуть на дело, то не ясно ли станет каждому, что количество всего затрачиваемого обществом труда на производство хлеба и есть та причина, которою, в конечном счете, обусловливается предельная полезность его.

Г. Чубутский прекращает свое исследование там, где во всей своей силе выступает основной фактор всех экономических явлений — труд. Революция лишний раз доказала, где нужно искать объяснения явлений этого порядка.

Основное условие существования общества — труд. «Каждый ребенок знает... что всякая нация, переставшая работать, не скажу на год, но хотя бы на несколько недель, пропадет с голоду. Каждый ребенок знает также, что массы продуктов, соответствующие различным массам потребностей, требуют различных и количественно определенных масс общественного труда» (K. Маркс: Письма к Кугельману).

Империалистская война, а затем война гражданская потребовали колоссальной затраты сил. Для обслуживания своих нужд у общества осталось мало рабочей силы. Произошло перераспределение ее между различными отраслями народного хозяйства. В витринах, перед которыми останавливался «с борющимися в душе мотивами» потребитель, выставлялось все меньше товаров. И соответственно имевшемуся налицо ассортименту перестроилась и вся скала разнообразных потребностей у индивидуума.

Здесь, в сокращении количества труда, которое общество в данное время затрачивало на поддержание своего существования, лежит ответ на вопрос, поставленный г. Чубутским.

Мы знаем, почему изменилось соотношение между ценами хлеба и квалифицированного умственного труда; но почему именно в 70 раз — мы никогда не собирались объяснять.

А г. Чубутский, пообещавший нам объяснить это с точки зрения теории предельной полезности, попал как будто бы в положение... синицы, обещавшей зажечь море.

Г. Бруцкус в IV гл. своей статьи делает открытие, что «марксист С. Струмилин, который попытался вникнуть в проблему учета в социалистическом (курсив наш. А. М.) хозяйстве... считает необходимым ввести понятие полезности хозяйственных благ». При чем, читая соответствующие рассуждения С. Струмилина, г. Бруцкус был удивлен, «как это почтенный экономист не вспомнит про учение предельной полезности».

Для того, кто изучал Маркса, нет ничего удивительного в том, что, решая проблему учета хозяйственных благ в социалистическом обществе, С. Струмилин вспомнил о категории полезности.

Мы в своем месте приводили соответствующие выдержки из «Нищеты философии» и «Капитала», где Маркс вскользь затрагивает эту проблему.

Мы указывали, что специфической чертой социалистически регулируемого хозяйственного организма является «сознательное координирование количеств затрачиваемого в разных сферах труда с количественно определенными потребностями».

С. Струмилин лишь подробнее развил в связи с требованиями момента указания, имевшиеся лишь в зародыше у Маркса.

Не знаем, как изучал г. Бруцкус Маркса — по Марксу или по... изложениям. Если бы г. Бруцкус, не превращая «Капитал» в святой коран, просто удостоил Маркса своим вниманием прежде, чем говорить о нем, ему не пришлось бы удивляться тому, что марксист Струмилин развивает идеи... Маркса.

Правда, игнорирование Струмилиным теории предельной полезности наводит г. Бруцкуса на грустные размышления о том, что «и С. Струмилин принадлежит к тем весьма обширным кругам русской интеллигенции, которые приняли «Капитал» Маркса, как святой коран, и согласно формуле, приписываемой Омару, полагают, что если последующая политическая экономия повторяла «Капитал», то она не нужна, ежели же она утверждала то, чего нет в «Капитале», то она, наверно, не нужна».

Нам вполне понятна скорбь г. Бруцкуса об ослепленной интеллигенции. Мы сочувствуем ему от всей души в его попытках спасения заблудшихся.

Но что ж поделаешь, если, при попытках применить предлагаемую им теорию к явлениям капиталистического хозяйства в целом, предельная полезность ее равняется, как это установлено еще до нас, беспредельной бесполезности. Более скромной роли ее — как «политической экономии рантье» — мы не отрицаем.

Г. Бруцкус совершенно правильно определяет сущность своих разногласий с Струмилиным: «С. Струмилин пытается воспроизвести в социалистическом обществе как раз тот механизм, который согласно воззрениям современной политической экономии, действует в капиталистическом хозяйстве».

Другими словами, принцип, что трудовые затраты должны распределяться в соответствии с общественными потребностями — этот принцип, с точки зрения марксистов, есть принцип будущего социалистического общества, а с точки зрения «современной политической экономии» сознательное распределение затрат труда соответственно потребностям общества происходит уже теперь в капиталистическом обществе.

Итак, класс капиталистов, в качестве класса, владеющего орудиями и средствами производства, фактически дающий направление всему производству, руководится соображениями об удовлетворении общественных потребностей? Вот какие мотивы открывает в душе капиталиста современная политическая экономия, претендующая на обогащение экономической теории психологическим анализом!

Когда противник скрывается в окопы субъективизма, спорить с ним трудно. У всякого барона своя фантазия. Но не всякая фантазия является научной теорией, хотя бы она была даже помещена в толстейших Handbuch’ax. Не нужно быть особенно глубоким психологом, не нужно производить слишком длительные и сложные наблюдения над капиталистическою действительностью, чтоб открыть, что не соображения о полезности для общества того или иного продукта руководят капиталистом в его деятельности, а стремление к прибыли. «Норма прибыли, это та сила, которая приводит в движение капиталистическое производство; производится только то и постольку, что и поскольку можно производить с прибылью»⁵⁹. В капиталистическом обществе «расширение и сокращение производства определяется не отношением производства к общественным потребностям, к потребностям общественно развитых людей, а присвоением неоплаченного труда и отношением этого неоплаченного труда к общественному труду вообще или, выражаясь капиталистически, определяется прибылью и отношением этой прибыли к затраченному капиталу, следовательно, известной высотой нормы прибыли... Капиталистическое производство доходит до своего предела при такой степени расширения, которая, наоборот, при других предпосылках, оказалась бы в высшей степени недостаточной. Оно приостанавливается не тогда, когда этого требует удовлетворение потребностей, а тогда, когда этой остановки требует производство и реализация прибыли» (там же, стр. 234—5).

В социалистическом обществе распределение трудовых затрат соответственно потребностям совершается сознательно и планомерно, в капиталистическом обществе — стихийно.

Элементы, из которых конструируется механизм экономической жизни общества, даны вместе с обществом — это труд и общественные потребности. Но то или иное сочетание элементов создает разные механизмы, обусловливающие собою принципиально различные общественные формации.

Перенесение механизма, который будет действовать в социалистическом обществе, в капиталистическое означает, во-первых, полное игнорирование действительности; во-вторых, отвлечение от стремлений к переустройству современного общества на новых началах.

«Современная политическая экономия», от имени которой говорит г. Бруцкус, знает, что делает, когда утверждает, что уже существует то, что, по мнению ее противников, должно лишь еще быть завоевано.

* * *

Произведенный нами небольшой экскурс в область теории стоимости должен иметь не один только чисто теоретический интерес. Мы вообще мало верим в «чистую» теорию в области экономических проблем.

В связи с общим ходом событий России пришлось взять курс на государственный капитализм. В течение некоторого времени рационализация хозяйственного процесса, к чему, в первую очередь, сводится социализм, не сможет быть осуществлена.

Снова наступает господство свободного рынка, а с ним вступают в силу и категории капиталистического хозяйства.

Теперь особенно важно отточить и научиться пользоваться скальпелем, которым мы вскрываем сложные фетишистские покровы простых, в конце концов, отношений товарного хозяйства.

Ответ на вопрос о том, что мы считаем исходным пунктом в построении теории стоимости — труд или субъективную потребность, — предрешает ответы на все остальные вопросы, среди которых не последнее место занимает вопрос о классовой — буржуазной или пролетарской — идеологии.

Примечания

---

1. Мы пользуемся всюду термином стоимость, разделяя точку зрения, высказанную в предисловии редакторами перевода I т. «Капитала» в изд. «Московского Книгоиздательства» 1909 г. В цитатах — сохраняем терминологию подлинников. ↩

2. «Zur Theorie des Werths» — Hildebrand’s Yahrbücher, 1868 г., стр. 239. ↩

3. К. Маркс. «Капитал», т. I, перевод под ред. П. Струве, 1899 г., стр. 1. ↩

4. Там же, стр. 6. ↩

5. Там же, стр. 3. ↩

6. Там же, стр. 4. ↩

7. Там же, стр. 5. ↩

8. С. Булгаков. «Что такое трудовая ценность». Сб. Правовед, и обществ, знаний т. VI, стр. 235. ↩

9. «Капитал», т. I. стр. 3. ↩

10. Е. Бем-Баверк. «Капитал и прибыль», 1909 г., стр. 483. ↩

11. Ср. Богданов. «Обмен и техника» в сб. «Очерки реалистического мировоззрения». ↩

12. «Капитал», т. I, предисловие. ↩

13. Там же, стр. 38—39. ↩

14. «Капитал», т. I, стр. 48. ↩

15. Лассаль. «Капитал и труд». 1905 г., стр. 72—73. ↩

16. Цит. соч., стр. 484. ↩

17. К. Маркс. «Нищета философии». 1918 г., стр. 45. ↩

18. Там же, стр. 44. ↩

19. К. Маркс. «Введение к критике политической экономии» (сб. «Основные проблемы политической экономии» под ред. Ш. Дволайцкого и И. Рубина. Гос. Изд. 1922 г., стр. 15). ↩

20. К. Маркс. «Введение к критике политической экономии», стр. 23. ↩

21. В несколько переработанном виде эта глава нашего исследования была помещена в журнале «Под знаменем марксизма» №7—8, за 1922 г. под заглавием: «Понятие “общественно-необходимый труд”, как элемент теории стоимости Маркса». ↩

22. «Капитал», т. I, стр. 5. ↩

23. Франк. «Теория ценности», стр. 115. ↩

24. К. Маркс. «Капитал», III, 1, стр. 162—163. Изд. «Моск. Книгоиздат.». ↩

25. «Капитал», т. III, 2, стр. 172—173. ↩

26. Франк, цит. соч., предисловие. ↩

27. Там же, стр. 120. ↩

28. Там же, стр. 121. ↩

29. А. Богданов и И. Степанов. «Курс политической экономии», т. II, вып 4-й. Гос. Изд. 1919 г., стр. 92—93. ↩

30. «Капитал», т. III, предисловие. ↩

31. «Капитал», т. II, предисловие. ↩

32. I. Rosenberg. Ricardo und Marx, als Werttheoretiker, стр. 73—74. ↩

33. «Капитал», т. III, 1, стр. 118—119. ↩

34. I. Rosenberg, цит. соч., стр. 71—72. ↩

35. «Капитал», т. III, 1, стр. 167. ↩

36. Там же, стр. 170. ↩

37. «Капитал», т. III, 1, стр. 138—141. ↩

38. «Капитал», т. I, стр. 5. ↩

39. «Капитал», т. II, 1, стр. 157—160. ↩

40. «Капитал», II, 1, стр. 164. ↩

41. Там же, стр. 156. ↩

42. А. Богданов и И. Степанов. Цит. соч., стр. 111. ↩

43. K. Marx. «Theorien über den Mehrwert», т. II, ч. 2 стр. 299—300. см. также относящиеся к данному вопросу стр. 267—269. ↩

44. «Капитал», т. I, стр. 46. ↩

45. «Капитал», т I, стр. 65. ↩

46. Там же, стр. 160. ↩

47. К. Маркс. «Нищета философии», предисловие Энгельса, стр. 12—13. ↩

48. Там же, стр. 18. ↩

49. Прокопович. «К критике Маркса», отд. I. ↩

50. E. Bernstein.«Arbeitswerth Oder Nutzwerth» (Neue Zeit»). XVII, 2, стр. 549—550. ↩

51. Там же, стр. 550. ↩

52. К. Маркс. «Введение к критике политической экономии». (сб. «Осн. проблемы полит, экономии», стр. 23). ↩

53. «Капитал», т. III, 1, стр. 165. ↩

54. К. Маркс. «Нищета философии» стр. 67. ↩

55. Письмо К. Маркса к Кугельману от 11 июля 1868 г. ↩

56. Em. de Laveley. «Le socialisme contemporain». ↩

57. Бельтов. «За 20 лет» или Г. Валентинов. «Отечеств. записки» за 1881 г. № 11. ↩

58. За 1922 г. ↩

59. «Капитал», III, 1, стр. 235. ↩