Перейти к содержанию

Лившиц Б. К выяснению теоретических основ земельной ренты⚓︎

Журнал «Под знаменем марксизма», 1925, № 1-2, с. 191—209

Тов. Е. Варга — один из авторитетных теоретиков-экономистов Коминтерна. Поэтому его заявление о том, что, по его мнению, «такого рода положение — политическое единение при имеющихся теоретических разногласиях — только потому возможно, что как раз теоретическая основа (земельной ренты) объективно недостаточно ясно проработана» («Правда», № 282), должно побудить всех коммунистов, которые усвоили себе ленинское отношение к вопросам теории, принять участие в проработке этой чрезвычайно важной для программы Коминтерна проблемы. Исходя из этого, а также из предложения редакции «Правды» перенести дискуссию о теоретических взглядах по этому вопросу т. Варги на страницы наших журналов, мы и решили предложить вниманию партии свою попытку освещения корней ошибки т. Варги.

Но, считаясь с тем, что теория земельной ренты обычно является камнем преткновения и для наших рабфаковцев и вузовцев, мы намерены посвятить данную статью не только критике взглядов т. Варги, но, главным образом, выяснению вообще основных вопросов марксовой теории ренты. Это потребует от нас уделения некоторого внимания и тому из предшественников Маркса, на основе критики теории которого была, главным образом, построена теория Маркса. Мы имеем в виду, как понимает читатель, Д. Рикардо. Разбор основных положений его теории, а также тех, которые, по существу, после Маркса, опять вернулись к Рикардо, облегчит нам понимание ошибки тов. Варги.

Постановка вопроса⚓︎

«В конкуренции, — говорит Маркс, необходимо различать двойную (doppelte) тенденцию выравнивания. Капиталы внутри одной и той же сферы производства выравнивают цены произведенных внутри данной отрасли товаров к одной рыночной цене, поскольку стоимость этих товаров всегда проявляется (sich verhalte) в этой цене. Средняя рыночная цена должна быть равна стоимости, если не имеет место выравнивание между, различными отраслями производства. Между этими различными отраслями конкуренция выравнивает стоимости в цены производства, поскольку борьба (Aktion) капиталов между собою не тормозится, не нарушается каким-либо третьим элементом — земельной собственностью и т. п.»1

Итак, если нет препятствия со стороны каких-либо посторонних явлений, то вся прибавочная стоимость идет, так сказать, в общий котел и распределяется пропорционально авансированным капиталам. Вся прибавочная стоимость имеет тенденцию к равномерному распределению в виде прибыли на капитал. Но откуда же в таком случае получается тот вид дохода, который именуется земельной рентой?

Что является источником этого дохода?

Если источником его является та же совокупная общественная прибавочная стоимость (ибо никакого другого источника нетрудового дохода мы не знаем), то не является ли земельная рента одним из видов прибыли на «капитал» в виде земли? Но такое предположение абсурдно, ибо как может земля, не представляющая собою овеществленного труда, превратиться в капитал, приносящий прибыль, т. е. стать «самовозрастающей стоимостью»?

Но, может быть, она является формой добавочной прибыли на капитал, вложенный в землю?

Если так, то она должна была бы носить временный характер, ибо процесс выравнивания нормы прибыли не дает возможности постоянно удерживать отдельным предприятиям или отдельным отраслям производства за собою эту добавочную прибыль, — а земельная рента есть ведь постоянный вид дохода. Как примирить это противоречие?

Если имеются какие-либо препятствия, не дающие возможности этой добавочной прибыли войти в общее распределение: и закрепляющие ее за данным капиталом, — то каковы эти препятствия?

Кроме того, мы ведь знаем, что добавочную прибыль дают лишь те капиталы, которые производят данный товар с меньшими издержками, чем средние издержки в данной отрасли; следовательно, капиталы, производящие данный товар с большими, чем средние, издержками, не могут не только доставлять добавочную прибыль, но, наоборот, лишаются возможности доставить даже общую среднюю норму прибыли; а земельную ренту ведь дают и эти капиталы; откуда они ее получают? Не видоизменится ли при вложении капитала в землю закон сведения индивидуальных стоимостей в общественную стоимость — или, вернее, индивидуальных цен производства в общую для данной отрасли цены производства — в том смысле, что регулирующей общую цену производства будет цена производства не того типа капитала, который выпускает преобладающее количество товаров, а того, который применен в худших условиях, т. е., иначе говоря, что общественно-необходимым количеством труда в данном случае будет являться количество труда, затраченное в худших условиях?

Если да, то получается ли рента с капитала, вложенного в землю при худших условиях, который, при утвердительном ответе на предыдущий вопрос, даст все же лишь среднюю прибыль — не больше?

Если при худших условиях не получается ренты, то из каких источников платится этим капиталом при наличии частной собственности на землю аренда за пользование землей? (Мы предполагаем, конечно, как непременное условие, чисто капиталистическое производство).

Если же и этот капитал доставляет ренту, то, во-первых, в результате чего она экономически может получиться и, во-вторых, каковы отличительные черты этой ренты от вышеуказанной, которая, по нашему предположению, является особым видом добавочной прибыли, закрепленной, благодаря каким-то условиям, за этим капиталом и не идущей в общее распределение прибыли?

Вот вопросы, на которые должна ответить теория земельной ренты, опирающаяся на марксову теорию стоимости и марксову постановку проблемы распределения.

Поскольку мы отвергаем подход к земельной ренте, как к виду прибыли, доставляемой «капиталом» — землей, — постольку мы ее можем рассматривать лишь, как вид добавочной прибыли, доставляемой теми из капиталов, которые находятся в более благоприятных производственных условиях, чем другие. Уже из этого вытекает необходимость рассмотрения двух видов земельной ренты, поскольку, во-первых, среди самих капиталов, вложенных в обработку земли, имеется различие в величине доставляемой ренты, т. е. добавочной прибыли, а, во-вторых, капиталы, доставляющие наименьшую по величине ренту, оказываются, таким образом, в более благоприятных условиях, чем капиталы в других отраслях, поскольку последние могут получить лишь среднюю прибыль2.

Мы рассмотрим сначала первый вид ренты, т. е. дифференциальную.

Причины, обусловливающие возможность появления дифференциальной земельной ренты⚓︎

Представляет ли этот вопрос какие-либо трудности для марксистской политической экономии? Маркс неоднократно подчеркивает, что этот вопрос не есть вопрос, отличающий земледелие от промышленности. «Существование различных прибавочных прибылей, или различных земельных рент на земельных участках различной плодородности не отличает земледелие от промышленности» («Теории», том II, часть I, стр. 187). «Дело идет больше не о том, чтобы объяснить, как происходит, что цена товара, кроме прибыли, приносит еще и земельную ренту, следовательно, по- видимому, нарушает всеобщий закон ценности и благодаря поднятию его цены над [уровнем, данным] его имманентной прибавочной ценностью, приносит больше всеобщей нормы прибыли на капитал данной величины» (Там же, стр. 142). Таких заявлений Маркса можно было бы привести много. Для него, разрешившего противоречия между теорией трудовой стоимости и фактом равенства норм прибыли, было совершенно ясно, что с другой стороны — особые благоприятные условия, в которых находятся отдельные капиталы, дают им возможность получать добавочную, сверх средней, прибыль, как и особые неблагоприятные условия приводят к тому, что соответствующие капиталы недополучают и этой средней нормы прибыли и вынуждены или эмигрировать в другие отрасли производства, или повышать свой органический состав. В этом проявляется закон движения капиталистического общества, регулирующая роль закона стоимости, как в области распределения общественного труда между различными отраслями производства, так и в области развития производительных сил.

Эти благоприятные условия могут выражаться как в повышенном органическом составе капитала по сравнению с средним, типичным составом (в использовании более усовершенствованной техники по сравнению о господствующей), так и в использовании особых естественных преимуществ, сокращающих издержки производства на единицу товара по сравнению с данными, господствующими методами производства и данным господствующим уровнем техники. В этом отношении нет принципиальной, качественной разницы между земледелием и промышленностью. В этом смысле имеет большое значение пример Маркса с водопадом, силу которого использует промышленный капитал. Как известно, этот пример особенно не понравился Булгакову, признавшему его «неудачным», меж тем нам думается, что здесь вполне применима следующая перефразировка слов того же Булгакова из другой его работы («О рынках» и т. д.), сказанных по поводу схем воспроизводства Маркса: в одном эти примере с водопадом больше теоретического смысла, чем во всех предшествовавших (а зачастую и последующих — добавим мы) словопрениях относительно теории ренты.

Именно, непонимание Рикардо возможности получения добавочной прибыли промышленным капиталом, вытекавшее из обхода им противоречия между трудовой стоимостью и равенством нормы прибыли, привело его к необходимости построить свою теорию ренты на 1) предположении последовательного перехода от лучших земель к худшим и 2) «законе» убывающего плодородия почвы3

«Закон» убывающего плодородия почвы⚓︎

Тов. Е. Варга в обоснование того, что этот «закон» составляет одну из основ (наряду с частной собственностью) возможности земельной ренты (как дифференциальной, так и абсолютной) говорит следующее: «Если бы не было факта убывающего плодородия земли и если бы возможно было при помощи увеличенной затраты средств производства и рабочих сил добывать с той же площади земли практически неограниченное количество продуктов при неизменяющихся издержках производства на единицу продукта (что имеет место в индустрии), то ничтожная площадь земли оказалась бы достаточной для того, чтобы снабдить средствами существования все человечество; в таком случае остались бы без обработки огромнейшие площади земли, и в результате этого частная собственность на землю потеряла бы способность быть источником ренты»4 (На последней мысли о том, что частная собственность является будто бы «источником» ренты, мы остановимся ниже). В основном это доказательство напоминает доказательство Булгакова: «Земледелие всего земного шара можно было бы уместить на одной десятине», П. Маслова: «Не имело бы смысла расширять запашку, если бы возможно было при новом приложении труда и капитала на ту же площадь земли получить не меньшее количество продуктов, чем при предыдущей затрате» («Аграрный вопрос в России», стр. 67) и tutti quanti. Как прав был т. Ленин, когда писал, что «таков обычный (и единственный) довод в пользу «универсального закона» (том IX, стр. 54). Таков единственный довод и теперь всех тех, кто выступает «в пользу» этого закона. Но,— замечает тов. Е. Варга,— «если то же самое утверждали и буржуазные экономисты, то это меня совсем не пугает. Как много дали Марксу А. Смит и Рикардо!». Конечно, эти экономисты много дали Марксу, именно потому, что он критически подходил к каждому их положению, и поэтому их противоречия и ошибки оказались чрезвычайно плодотворными для него в смысле построения им собственной концепции, преодолевающей и разрешающей их противоречия и ошибки. После же Маркса и его блестящих ортодоксальных учеников возвращаться вновь к ошибкам его предшественников — заслуга не велика! Но, возражает и на это тов. Варга: «Даже ссылка на Ленина не удержит меня от защиты моих воззрений до тех пор, пока я сам не убедился в их неправильности» («Правда» № 282). В этом тов. Варга, конечно, прав.

Попытаемся разобраться в вопросе по существу. Тов. Варга, несмотря на то, что ссылка на Ленина для него еще не доказательство, все же сам приводит несколько цитат из Ленина и утверждает, что «Ленин признал факт убывающего плодородия при непрогрессирующей технике» (Курсив т. Варга). Т. Варга рассердился за то, что т. Милютин обвинил его в ревизионизме, но как же нам, читателям его статьи, не рассердиться за такое «цитирование» Ленина?

Тов. Варга плохо знает русский язык, но если он разобрал смысл тех вырванных им из общего контекста раз, то он должен был понять или заставить своего переводчика перевести себе все ту страницу, откуда он цитирует, тогда он не пропустил бы таких, например, фраз Ленина: «...Этот довод представляет собой бессодержательнейшую абстракцию, которая оставляет в стороне самое главное: уровень техники, состояние производительных сил. В сущности, ведь самое понятие: «добавочное (или: последовательное) вложение труда и капитала» предполагает (курсив Ленина) изменение способов производства, преобразование техники» (том IX, стр. 54 — 55). Итак, без изменения способов производства и техники нельзя в общем себе и мыслить этих добавочных вложений в один и тот же участок земли. Но т. Ленин допускает все же, что «неизменное состояние техники» все же оставляет возможность добавочного вложения капитала, но в очень узких пределах. На это опирается т. Варга, ища поддержки у Ленина. Но надо же цитировать всю мысль, т. Варга! «Но и в тех узких пределах, — говорит тов. Ленин, — в которых все-таки добавочное вложение труда и капитала возможны, отнюдь не всегда и не безусловно (курсив Ленина) будет наблюдаться уменьшение производительности каждого такого добавочного вложения» (ibidem). И дальше он ссылается на промышленность в эпоху, предшествовавшую введению машин, где пределы добавочных вложений труда и капитала в ручные кузницы и т. п. был крайне узки и когда наблюдалось громадное распространение мелких кузниц и т. д.

И в самом деле, ведь чрезвычайно ясно, что при данном уровне техники (что лежит в основе предположения и П. Маслова и т. Варга) нельзя предполагать беспредельную возможность увеличения размеров капитала и труда, которые можно прилагать к одному и тому же участку земли: лишних сотен пудов зерна в один и тот же участок земли не бросишь и лишних сельскохозяйственных машин на одно и то же поле не пустишь, ибо они будут лишь мешать. В тех же пределах, в каких еще возможно при том же уровне техники вложить капитал и труд в тот же участок земли, еще не известно, какое вложение окажется более производительным: предыдущее или это добавочное. И в этом нет никакой принципиальной, качественной разницы между промышленностью и земледелием. При данном, господствующем уровне производительности труда вложение новых капиталов в одно и то же предприятие без изменения техники имеет свои пределы. Количественная разница, конечно, имеется, ибо в промышленности установка добавочных машин того же типа, как и раньше, требует очень незначительного пространственного расширения предприятий, в земледелии же это расширение требует использования новых участков земли. Поэтому понятно, почему «земледелие всего земного шара» нельзя «уместить на одной десятине» точно так же, как все промышленное производство нельзя уместить на одном предприятии.

На этой количественной разнице основывается и т. Варга, связывая ее с «законом» убывающего плодородия почвы. «Площади, необходимые для увеличения промышленного производства, практически составляют ничтожную часть земной поверхности. Иначе обстоит дело в сельском хозяйстве. При любой до сих пор известной технике, — как примитивной, так и самой развитой, — начиная с определенного «оптимального» пункта (пункта наибольшей выгодности производства), необходимо брать в обработку новую площадь земли («Очерки», т. I, вып. I, 2-е примечание на стр. 15). Это положение должно служить у т. Варга доказательством действия «закона» убывающего плодородия почвы. Но при чем же тут этот «закон»? Ведь тот факт, что после «оптимального» пункта приходится обращаться к обработке новых земель, вытекает из наличия вообще предела в приложении капитала и труда в одно и то же предприятие при данном уровне техники, но это совершенно еще не говорит за то, что последующие затраты капитала в земледелии будут менее производительными, чем предыдущие. Количественная разница — повторяем — между промышленностью и земледелием, конечно, имеется, но она вытекает из технических условий производства, а не из естественных законов земледелия: чтобы поставить в промышленном предприятии новую машину, добавочную к уже имеющимся машинам такой же производительности, требуется небольшое пространство; а чтобы это же сделать в земледелии, нужно большое земельное пространство.

«Но решающим здесь, — по мнению т. Варги, — является то, что в то время, как в промышленности, при неизменяющейся технике, производство может быть все больше расширено, при остающихся неизменными или убывающих издержках производства, в сельском хозяйстве, при непрогрессирующей технике, доходность той же земельной площади может повышаться лишь (курсив мой. Б. Л.) при растущих издержках производства» («Правда» № 282). Это нужно еще доказать, т. Варга! В примере, который приводит вслед за этим т. Варга с совхозом, он, во-первых, допускает ту ошибку, что, предполагая экстенсивное хозяйство в нем, считает, по-видимому, что снабжение его новыми машинами и достаточным количеством искусственного удобрения не изменит в нем уровня техники. Во-вторых, он здесь уже смягчает свое предыдущее категорическое заявление о том, что «доходность той же земельной площади может повышаться лишь при растущих издержках производства». Здесь он заявляет уже, что из факта возросшего производства на каждого рабочего «вовсе не следует, очевидно, что издержки производства на единицу продукта сократились. Это может быть так, но может и не быть». Следовательно, т. Варга, издержки производства не обязательно должны возрасти; мало того, т. Варга допускает, что они могут даже сократиться. И этого достаточно.

Но самое важное заключается не в этом. Важно решить следующий вопрос: есть ли необходимость прибегать к помощи этого «закона» для объяснения факта наличия земельной ренты? Мн видели раньше, что возможность получения ренты, как вида добавочной прибыли, не нуждается в особых объяснениях. Весь вопрос заключается в том, почему обычно добавочная прибыль носит временный характер, а дифференциальная рента есть постоянный вид дохода? Чем объясняется факт фиксации этой, добавочной прибыли в особый вид дохода?

Ответ на этот вопрос мы получим, если вдумаемся в различие между причиной добавочной прибыли вообще и причиной добавочной прибыли, доставляемой капиталом, использующим естественные благоприятные условия. Вообще, добавочная прибыль может возникнуть «или вследствие того, что капитал исключительно крупными массами концентрируется в одних руках,— обстоятельство, которое отпадает, раз в среднем применяются равновеликие массы капитала,— или вследствие того, что капитал определенной величины функционирует особо производительным способом, — обстоятельство, которое отпадает, раз исключительный способ производства приобретает всеобщее распространение, или оставляется позади еще более развитым способом» («Капитал», т. III, 2, стр. 185). Использование же каких-либо естественных преимуществ, поскольку таких преимуществ имеется ограниченное количество, дает возможность этой добавочной прибыли фиксироваться в виде особого вида дохода. И это явление наблюдается как в промышленности, так и в земледелии. Ибо нет никакой принципиальной разницы между добавочной прибылью, получаемой при использовании промышленностью силы водопада, и добавочной прибылью, получаемой капиталом, примененным на участке, отличающемся особым плодородием, или благоприятным местоположением. Ибо ведь при этом «добавочная прибыль, происходящая от этого пользования водопадом» (или исключительного состояния данного участка земли по сравнению с другими), «происходит не из капитала, а из применения капиталом этой монополизируемой или монополизированной природной силы. При таких обстоятельствах добавочная прибыль превращается в земельную ренту» (там же, стр. 186).

Конечно, с прогрессом техники, и эта добавочная прибыль может также быть уничтожена: «если новый метод производства, не применимый при водяной силе, понизит издержки производства товаров, производимых при помощи паровой машины..., то исчезнет добавочная прибыль, а вместе с ней и рента» (там же, стр. 189). Это применимо, конечно, и к различию в плодородии к разнице положения. Известно, что применение усовершенствованных способов производства на худшей земле уничтожило дифференциальную ренту, получавшуюся ранее более плодородными землями, если они продолжали эксплуатироваться менее усовершенствованными методами.

При данном же господствующем уровне техники, применяемом на разных по своему естественному плодородию участках земли, капиталы, вложенные в более плодородные участки, дадут добавочную прибыль по сравнению с капиталами, вложенными в менее плодородные участки. Эта добавочная прибыль, поскольку при данном уровне техники использование этой естественной монополии уменьшает издержки производства на единицу продукта, превращается в дифференциальную ренту. Эту естественную монополию необходимо отличать от монополии частной собственности на землю, ибо даже при уничтожении частной собственности на землю, но при сохранении капиталистического способа производства, дифференциальная рента, как особая экономическая категория, остается и «перехватывается» (выражение Маркса) тем, кто использует эту естественную монополию, вытекающую из различия в плодородии земли или из различия в положении земли, т. е. из большей или меньшей близость ее к рынку (последнее связано, конечно, с данным состоянием транспортных связей).

Таким образом объяснение факта наличия дифференциальной ренты совершенно не нуждается в использовании этого пресловутого «закона» убывающего плодородия почвы, который и с фактической стороны был опровергнут еще Энгельсом в его статьях в «Deutsch-Französischen Jahrbücher»5.

То же относится к дифференциальной ренте II, т. е. ренте, получаемой вследствие различия производительности капиталов на одном и том же участке земли, ибо «дифференциальная рента II является другим выражением дифференциальной ренты I, а по существу совпадает с ней» («Капитал», том III, 2, стр. 217). При этом совершенно необязательно менее производительным должен сказаться последующий, а не предыдущий из вложенных в один и тот же участок земли капиталов.

Итак, «дифференциальная рента теоретически не представляет никаких трудностей. Это не что иное, как прибавочная прибыль, сверх-прибыль, которая существует в любой отрасли промышленности для всякого капитала, который работает при условиях выше средних. Только в сельском хозяйстве эта сверх-прибыль закрепляется, потому что основывается на такой солидной и (относительно) прочной основе, как различные ступени естественного плодородия различных сортов земли» (из письма Маркса к Энгельсу от 2 августа 1862 г., см. «Письма», перев. В. В. Адоратского, стр. 135).

Общественная стоимость земледельческого продукта⚓︎

Но, если дифференциальная рента есть добавочная прибыль, получаемая капиталом, работающим в условиях выше средних, то чем объясняется факт наличия дифференциальной ренты, т. е. добавочной прибыли у капиталов, работающих при средних условиях? Ведь, поскольку под этими средними условиями мы понимаем те типичные, преобладающие в данной отрасли производства условия, при которых индивидуальная цена производства совпадает с общественной (рыночной) ценой производства, то в них капитал кроме возвращения издержек производства (c+v), может доставить лишь среднюю прибыль (p). Откуда же здесь получается еще добавочная прибыль, фиксирующаяся в виде дифференциальной ренты? По сравнению с чем получается здесь differentia (разница)?

Итак, мы вынуждены здесь пересмотреть вопрос о том, какие условия производства, какой тип предприятия определяет общественную стоимость (общественную цену производства) земледельческого продукта.

Известно, что в то время, как А. Смит и Шторх считали, что общественная стоимость определяется лучшими условиями, Рикардо, наоборот, утверждал, что она определяется худшими. Марке по поводу спора между Шторхом и Рикардо говорит: «спор этот разрешается в том смысле, что оба они правы и оба неправы и что оба они совершенно упустили средний случай» («Капитал», т. III, 1, стр. 162, прим.). Таким образом вопрос сводится к тому, что стоимость определяется не обязательно лучшими, не обязательно худшими, но не обязательно и средними (как это часто изображается в марксистских учебниках), а общественно-необходимыми, каковыми в каждый данный момент могут быть одни из этих трех в зависимости от того, какие из них преобладают, господствуют определяют стоимость наибольшей части общего предложения товаров данного рода.

Но в земледелии, по-видимому, это не так. В противном случае, как мы уже установили, не было бы возможности постоянного получения капиталом при средних условиях добавочной прибыли. (Ясно, что в разные моменты времени эти средние условия будут различные, но все же в каждый данный момент капитал в этих средних для данного уровня производительности труда условиях будет доставлять дифференциальную ренту.) По-видимому, в земледелии регулирующими условиями являются всегда худшие условия, а не какие-либо другие. Так разрешает этот вопрос Маркс: «...цена производства на наихудшей земле, не приносящей ренты» (подразумевается дифференциальная рента, Б. Л.), «всегда служит регулирующей рыночной ценой» («Капитал», III, 2, стр. 198). Таких заявлений у Маркса много. Но в одном только месте, поскольку нам помнится, Маркс критикует Рикардо за это: «Рикардо, — говорит Маркс, — ...постоянно предполагает6, — (что теоретически неверно), — что рыночная стоимость определяется всегда тем товаром, который произведен при самых неблагоприятных условиях» (Письмо Маркса к Энгельсу от 9 августа 1862 г. — см. «Письма», стр. 136). Нам представляется, что эта критика должна быть понята в том смысле, что Марксом отрицается эта категоричность Рикардо. По-видимому, наиболее точной формулировкой мысли Маркса следует считать следующее место: «если нет свободного ввоза хлеба, или его действие лишь ограничено, потому что размер ввоза ограничен, то рыночную цену определяют производители, работающие на худшей земле, т. е. при условиях, более неблагоприятных, чем средние» (К. III, 2, стр.216). Таким образом, если мы отвлекаемся от влияния производственных условий вне данного круга предприятий, то регулировать общественную стоимость будут худшие среди них условия.

Но чем это объясняется? Каковы те особые обстоятельства, которые обусловливают такое исключение для сельского хозяйства? Тов. Варга дает на этот вопрос следующий ответ: «Фабрикант, у которого себестоимость продукта ниже по сравнению с его конкурентами, продает его по цене немного ниже рыночной цены с целью увеличить общую сумму своей прибыли «средством увеличения сбыта. Он следует такой политике, ибо он может производить неограниченно большое количество товаров с уменьшающимися издержками производства на единицу.

Сельскохозяйственный же производитель, возделывающий пшеницу на лучшей земле с более низкими затратами, не имеет никаких оснований продавать ее дешевле рыночной цены: ибо вследствие факта убывающего плодородия почвы он лишен возможности добывать на той же земле большее количество пшеницы с такими же низкими издержками производства. Такое увеличение производства вызвало бы, при неизменяющейся технике, возрастание себестоимости. Поэтому он не может подражать политике фабриканта, который сознательно понижает свою прибыль с единицы товара, чтобы посредством расширения сбыта увеличить общую сумму своей прибыли» («Очерки», т. I, вып. 1, стр. 22—23. Курсив всюду т. Варга. Б. Л.).

Мы уже останавливались раньше на выяснении этого «закона», как основы дифференциальной ренты вообще. Теперь этот закон служит объяснением и для дифференциальной ренты, доставляемой капиталом, применяемым в средних условиях. Нет надобности поэтому вновь возвращаться к анализу общей применимости этого «закона». Обратимся лучше к рассмотрению того, как может быть объяснена возможность этой дифференциальной ренты, если оперировать не натуралистическими моментами, а чисто-экономическими, т. е. социальными. Если нам это удастся, то это будет лучшим опровержением построения тов. Варги.

Но предварительно отметим здесь две теоретических неточности у тов. Варги: 1) Когда мы устанавливаем, какие условия определяют «общественно-необходимый труд» при производстве товара, то мы совершенно отвлекаемся от возможности имеющейся у капиталиста, применяющего свой капитал в лучших условиях, понижать цену на свой товар ниже общественной стоимости (resp. цены производства), ибо при этом мы определяем величину стоимости, а не конкретной цены7.

2) В качестве вывода из приведенной выше цитаты тов. Варга заявляет: «В сельском хозяйстве но существует конкуренции между отдельными предприятиями». В такой категорической форме это утверждение теоретически неверно. Правда, тов. Варга в примечании к этому месту заявляет, что «на мировом рынке существует конкуренция со стороны хлеба, производимого на вновь возделываемых землях... но отсутствует конкуренция отдельных предприятий друг с другом». Во-первых, разве на мировом рынке существует конкуренция только «со стороны хлеба, производимого на вновь возделываемых землях»? А в настоящее время нет разве конкуренции между хлебом, производимым на довольно почтенного «возраста» (в смысле эксплуатации их человеком) землях, напр., между американским (Соединенных Штатов), аргентинским, русским, канадским и др. хлебом? Разве аграрный протекционизм не вызывается боязнью конкуренции иностранного вообще, а не только с «вновь возделываемых земель» хлеба?

В сельском хозяйстве конкуренция, конечно, слабее, чем а промышленности. Но это объясняется не наличием «закона» убывающего плодородия почвы, а постоянным превышением спроса на хлеб по сравнению с его предложением (беря мировой масштаб, где отдельные государства могут рассматриваться, как отдельные предприятия), что объясняется относительно медленным темпом развития техники в земледелии.

Но вернемся к рассматриваемому нами вопросу: почему общественную стоимость земледельческого товара определяют худшие условия? Посмотрим, как отвечает на этот вопрос тов. Ленин. «Ограниченность земли ведет к тому, что цену хлеба определяют условия производства не на среднего качества земле; а на худшей возделываемой земле» (т. IX, стр. 66). Об этом факторе мы у тов. Варга не находим ни одного слова, хотя тов. Ленин довольно настойчиво его подчеркивает, разъясняя Булгакову разницу между монополизацией земли, как «объекта хозяйства», и монополизацией земли, как «объекта частной собственности» (стр. 65). Действительно, необходимо согласиться с тов. Варга, что «из этого вытекает необходимость, как можно раньше сделать для нерусских коммунистов доступными в авторитетном, добросовестно-проредактированном переводе соответствующие труды Ленина» («Правда» № 282).

Но что же значит эта «ограниченность земли» и каково влияние этого фактора? Так как тов. Ленин не останавливается на механизме, так сказать, посредством которого проявляет свое действие этот фактор, мы попытаемся изложить его действие, как оно нам представляется.

Совокупная стоимость всего продукта данной отрасли промышленности при данном состоянии производительности труда в ней есть не исходный пункт, а результат, представляющий собою произведение двух множителей: 1) данной величины стоимости единицы товара, определяемой общественно-необходимым количеством труда, зависящим от преобладающего уровня производительности труда в данной отрасли, и 2) данного размера предложения этого товара, т. е. количества произведенных товаров. Поэтому возможность получения добавочной прибыли в какой-либо отрасли производства сверх существующей средней, привлекая в нее новые капиталы, приводит обычно в тому, что прежнее количество товаров создается уже по пониженной стоимости, ибо повышается тип капитала, регулирующий общественную стоимость единицы товара. Это происходит даже при отсутствии новых технических усовершенствований уж просто потому, что новые капиталы вливаются обычно в лучшие а не худшие из имеющихся в данной отрасли предприятия, в результате чего повышается средний органический состав капитала в ней. И это возможно во всех отраслях производства, где приток капиталов даже при отсутствии новых усовершенствований ничем не ограничивается.

В земледелии же мы встречаемся с одним весьма существенным ограничением: при данном уровне техники и производительности труда приток новых капиталов возможен лишь в виде обработки новых земель, ибо, как мы уже указывали, в данный участок земли без введения новых усовершенствований нельзя безгранично вкладывать новые капиталы. Приток же новых капиталов для обработки новых земель, оказывается невозможным, ибо «предположение капиталистической организации земледелия необходимо включает в себе то предположение, что вся земля занята отдельными частными хозяйствами» (Ленин, т. IX, стр. 65-Курсив наш. Б. Л.).

Таким образом в ограниченности самой земли заключается препятствие к понижению общественной стоимости земледельческого продукта посредством притока новых капиталов в земледелие при данном уровне техники. Поэтому при данном необходимом предложении земледельческих продуктов, т. е. при общественной необходимости обработки и худших земель, общественная стоимость регулируется в этих пределах наличными в данный момент худшими условиями. Количество труда, необходимое для производства единицы продукта именно при худших условиях, явится в земледелии общественно-необходимым количеством труда. Этим объясняется и тот факт, что капиталы, примененные на среднего качества земле, дают также дифференциальную ренту, ибо индивидуальная цена производства произведенного ими товара ниже общественной цены производства8.

Абсолютная рента⚓︎

После изложенного встает вопрос: получается ли рента с капитала, вложенного в землю при наихудших условиях? Ведь индивидуальная цена производства товара, произведенного в этих условиях, совпадает с общественной ценой производства и поэтому, кроме средней прибыли, ничего дать не может (сверх покрытия издержек производства).

Как известно, Рикардо именно так и думал9. Но его ошибка вполне понятна, ибо, как говорит Маркс, «все воззрение Рикардо имеет смысл только при предпосылке существования капиталистического способа производства» («Теории», т. II, 1, стр. 214)10.

Если же мы хотим дать объяснение экономических явлений во всей их сложности и многообразии, мы должны рассмотреть, какую модификацию претерпевают законы чистого капитализма, если они скрещиваются с влиянием остатков предыдущих общественных формаций. Так подходил к этому вопросу Маркс, устанавливая, что и капитал, вложенный в землю в наихудших условиях, тоже приносит ренту, ибо капиталистические законы ценообразования наталкиваются на такое препятствие, как частная собственность на землю.

В чем же проявляется действие этого факта?

А в том, что при наличии частной собственности на землю ни один капитал не может быть вложен в эксплуатацию земли, если он не сможет доставить сверх средней нормы прибыли еще добавочную сумму для уплаты землевладельцу за право использования его земли.

Это достаточно ясно. Но встает вопрос: что же являет источником этой ренты, называемой Марксом абсолютной. В одной из вышеприведенных цитат тов. Варга говорит, что если бы не проявлялось действие «закона» убывающего плодородия почвы, то «в результате частная собственность на землю потеряла бы способность быть источником ренты» («Очерки», т. I, вып. I, стр. 16. Курсив наш. Б. Л.). Такая формулировка не точна, ибо частная собственность может рассматриваться в качестве «источника» ренты только землевладельцем. В экономической же науке источником всякого вида дохода должна быть какая-либо часть стоимости.

Но у тов. Варга это, по-видимому, не обмолвка, ибо, излагая на следующих страницах (16—17) теорию абсолютной ренты и цитируя Маркса, который говорит, что «сама земельная собственность создала ренту», он в примечании (стр. 17) противопоставляет этому положению Маркса «другую», по мнению тов. Варга, «неправильную теорию абсолютной ренты», которую Маркс развивает в «Теориях прибавочной ценности» (В. II, t. 2, S.15—175), где Маркс обосновывает эту ренту различием органического состава капитала. Тов. Варга впал в ту же ошибку, что и П. Маслов, который, отвергая влияние низкого органического состава капитала при образовании ренты, пришел к отрицанию вообще существования абсолютной ренты: «рента, — говорит П. Маслов, — не может образоваться вследствие превышения ценности продукта против издержек производства и средней прибыли вследствие низкого строения капитала. Если бы, благодаря этому, образовалась рента, то она была бы во всех производствах с низким органическим строением капитала и, прежде всего, в отраслях промышленности с дешевым сырым материалом, например, в производстве кирпичей сырой материал стоит не дороже, чем в земледелии» («Аграрный вопрос в России», стр. 110).

Ясно, что и тов. Варга и П. Маслов смешивают причину образования абсолютной ренты с условием экономической возможность ее получения. Причиной абсолютной ренты является частная собственность на землю, а условие, создающее экономическую возможность ее получения, является низкий органический состав капитала в земледелии. При повышении же органического строения капитала в земледелии до среднего общественного или выше, но при сохранении частной собственности на землю эта абсолютная рента превращается в монопольную. Вот чем объясняется различие, которое проводит Маркс между этими видами ренты в «Капитале» (III, 2, стр. 291 и 334, в русск. перев., изд. 1923 г., стр. 301 и 370), На что указывает тов. Варга. Никаких «колебаний» Маркс при этом не обнаруживает, по нашему мнению.

Разберемся в этом вопросе.

Как мы видели, и в сельском хозяйстве, и в промышленности, особенно в добывающей, вследствие ограниченности особо благоприятных естественных условий и невозможности поэтому для других капиталов, при данном состоянии производительности труда в этой отрасли производства, достигнуть издержек производства капиталов, находящихся в лучших естественных условиях, — добавочная прибыль, получаемая последними, фиксируется в особую экономическую категорию — дифференциальную ренту. Но, кроме этого вида добавочной прибыли, имеется возможность для образования добавочной прибыли в целой отрасли производства при продаже товара этой отрасли по цене, превышающей общую цену производства этого товара. Конечно, обычно это явление может оказаться в результате нарушения равновесия между отдельными отраслями производства, ибо конкуренция капиталов имеет постоянную тенденцию уничтожать этот вид добавочной прибыли путем прилива капиталов в данную отрасль и сведения прибыли, получающейся в ней, к общей, средней для всех отраслей производства, норме. Из этого ясно, что только в той отрасли, где существует какое-нибудь препятствие для притока новых капиталов, которые могли бы довольствоваться средней нормой прибыли, — там может этот вид добавочной прибыли сохраняться долго, а не уничтожаться при существующей тенденции к равновесию между всеми отраслями производства. Таким именно препятствием и является частная собственность на землю, не допускающая вложения капитала, если результатом его деятельности будет лишь общая средняя норма прибыли, т. е. если товар будет продаваться по общей цене производства. Рыночная цена должна превысить эту общую цену производства для того, чтобы сверх средней нормы прибыли, которая достается капиталисту, осталась бы еще определенная сумма для уплаты земельному собственнику за право приложения капитала к его земле, ибо в противном случае он не предоставит своей земли в пользование капиталу.

Из сказанного явствует, что является источником этого вида ренты. Продажа продукта земледелия по цене, превышающей его общую цену производства, дает возможность платить абсолютную ренту и с наихудшей из эксплуатируемых в данное время участков земли. Следовательно, превышение рыночной цены над общей ценой производства является источником абсолютной ренты, в то время как превышение общей цены производства над индивидуальной является источником дифференциальной ренты.

Но возможность длительного превышения рыночной цены над общей ценой производства может чаще всего иметь место при условии, если в данной отрасли производства стоимость превышает общую цену производства (с + v + m > с + v + р). Значит, и абсолютная рента может иметь место при превышении стоимости продукта данной отрасли его общей цены производства. Но последнее может иметь место лишь в отрасли, где органический состав капитала ниже среднего общественного. При этом низкий состав капитала ни в коем случае нельзя рассматривать, как причину абсолютной ренты. «Один простой факт излишка стоимости земледельческих продуктов над их ценой производства сам по себе далеко не достаточен для того, чтобы объяснить существование земельной ренты... которую мы можем назвать абсолютной рентой» («Капитал», III, 2, стр. 296). Для создания таковой, необходима именно такая «чуждая сила и ограничение капиталу при его приложении к земле», как частная собственность (там же, стр. 298).

Но, в таком случае, не соглашается ли Маркс с Родбертусом, что рента имеет своим источником относительно меньший постоянный капитал в сельском хозяйстве, чем в промышленности? Между ними та колоссальная разница, что Родбертус свою в некоторой мере правильную догадку испортил тем, что, во-первых, принял сырой материал в земледелии ничего не стоющим, то не только абсурдно, на что указал, между прочим, еще Плеханов (в своей статье о Родбертусе, вышедшей, как известно, задолго до опубликования не только «Теорией», но и II и III томов «Капитала»), но чем, как тонко подметил Н. Зибер11, «под видом дарового сырого продукта, присущего будто бы одному только земледелию... в более темной форме вводится в окно та самая физиократическая теория земледельческого produit net, которую Рикардо благополучно выпроводил в двери». Во-вторых, тем, что Родбертус принял это за условие образования всякой земельной ренты вообще; в-третьих, тем, что не учел противодействующего влиянию низкого органического состава капитала медленного оборота капитала в земледелии (на что указал Каутский, см. «Аграрный вопрос», ч. I, стр. 106—107); в-четвертых, тем, что низкий органический состав капитала он рассматривал как единственное (наряду с частной собственностью) условие для образования ренты.

Но, как указывает Каутский, «весьма сомнительно, чтобы в настоящее время интенсивное сельское хозяйство по органическому строению своего капитала стояло ниже среднего» (там же, стр. 106). Следовательно, при признании этого условия единственным, отпала бы вообще возможность получения ренты с наихудшей земли даже при наличии частной собственности на землю, ибо не было бы источника, откуда она извлекалась бы (стоимость была бы равна общей цене производства). Вот здесь-то и надо принять во внимание следующее замечание Маркса: «Если бы средний состав земледельческого капитала был бы таков или выше, чем состав среднего общественного капитала, то абсолютная рента — опять-таки в только что исследованном значении» (т. е. источником которой является превышение стоимостью общей цены производства) — «отпала бы; т. е. отпала бы рента, которая отличается как от дифференциальной ренты, так и от ренты, покоящейся на собственно монопольной цене» («Капитал», III, 2, стр. 301). Или в другом месте: «если она (монопольная рента) и не образует части избытка цены над ценой производства того самого товара, составную часть которого образует (как при дифференциальной ренте), или если она и не образует избыточной части прибавочной стоимости того самого товара, составной частью которого она служит, над частью его собственной прибавочной стоимости, измеряемой средней прибылью (как при абсолютной ренте), то все же она образует часть прибавочной стоимости других товаров, т. е. товаров, обмениваемых на этот товар, обладающей монопольной ценой» (там же, стр. 370). В последних словах дается ключ к пониманию источника ренты с наихудшей из эксплуатирующихся земель даже в том случае, если стоимость равна или ниже общей цены производства; таким источником явилась бы «монопольная цена» продукта. Следовательно, частная собственность на землю при указанных условиях приводит к тому, что не только прибавочная стоимость, создающаяся наемным трудом в земледелии, не идет в общее распределение при образовании средней нормы прибыли, но, наоборот, земледелие в результате частной собственности на землю при помощи монопольных цен перехватывает даже часть остальной общественной прибавочной стоимости для землевладельцев. Именно, благодаря этому, частная собственность на землю ложится бременем на весь процесс капиталистического производства.

Исходя из изложенного, мы не можем согласиться с тов. Варга, что в «Капитале» и в «Теориях прибавочной ценности» имеются две разные теории абсолютной ренты. И в «Капитале» и в «Теориях» у Маркса одна и та же теория абсолютной ренты. Мы привели цитаты из «Капитала», где доказывается так же, как и в «Теориях», что источником этого вида ренты является низкий органический состав капитала в земледелии. Роль же частной собственности на землю, как «создателя» (выражение Маркса, неправильно понятое тов. Варга) этого вида ренты, надо понимать в том смысле, что она дает землевладельцу экономическую власть присваивать себе часть общественной прибавочной стоимости.

Но как же тов. Варга объясняет вам происхождение абсолютной ренты? Мы знаем уже, что он считает частную собственность «источником» ее, но он, конечно, великолепно понимает, что этого недостаточно, и вот на сцену выступает ...все тот же «закон» убывающего плодородия почвы. Я извиняюсь перед тов. Варга за невинную шутку, но я не могу удержаться, чтобы не рассказать анекдота, который вспомнился мне при чтении эти глав работы тов. Варга. Учитель просит своих учеников назвать ему примеры пресмыкающихся животных. После длительного молчания один еврейский мальчик робко поднимает руку и нерешительно отвечает: «червяк». — «Молодец, — хвалит его учитель.— Ну, а еще пример?» Тогда этот мальчик уже более решительно отвечает: «еще червяк»!..

Что является причиной дифференциальной ренты? — «Закон убывающего плодородия почвы!

Чем объясняется тот факт, что в земледелии регулирующими являются худшие условия? — «Законом» убывающего плодородия почвы!

Что лежит в основе абсолютной ренты? — «Еще червяк», ...то бишь: «еще раз «закон» убывающего плодородия почвы».

Так можно было бы очень многое легко объяснить...

Вот, например, и проф. С. А. Фалькнер, считающий себя марксистом, объявил себя недавно сторонником этого «закона». (Однако, как много все еще у этой «убывающей» Дульцинеи «обожателей»!). Совершенно правильное положение, о том, что «аграрный протекционизм есть всегда лишь система фаворизации интересов землевладения за счет сжатия потребления всей массы населения страны, не приводящая к расширению и укреплению ее производственного аппарата», он обосновывает действием «закона» убывающего плодородия почвы12. Меж тем нам думается, что это является следствием существования класса земельных собственников, для которого является плюсом то, что «общество, рассматриваемое, как потребитель, переплачивает за земельные» продукты, то, что составляет минус реализации его рабочего времени в земледельческом продукте» («Капитал», III, 2, стр. 201), ибо, как говорит Маркс в другом месте, «чем больше капитала затрачивается на землю, чем высшего развития достигли в стране земледелие и цивилизация вообще, тем выше поднимается рента с акра, равно как и общая сумма рент, тем колоссальнее становится налог, который выплачивается обществом крупным землевладельцам в виде добавочной прибыли» (там же, стр. 261).

Кроме того, как на «одну из величайших помех рациональному земледелию», Маркс указывает на то, что «когда истекает определенный контрактом срок аренды..., тогда произведенные в земле улучшения достаются владельцу земли как акциденции, неотделимые от субстанции, от земли, как его собственности. Это приводит к тому, что «фермер избегает всяких улучшений и затрат, раз нельзя ожидать, что они целиком возвратятся до истечения срока его аренды» (там же, стр. 160). Именно этими обстоятельствами, вытекающими из наличия частной собственности на землю, объясняется и тот факт, что условия, создаваемые аграрным протекционизмом являются лишь «системой фаворизации интересов землевладения» и не приводят «к расширению и укреплению производственного аппарата» страны.

Но вернемся к общему вопросу о ренте.

Мы видели, что теория ренты, по Марксу, может быть вполне построена без привнесения в нее натуралистических законов. А тов. Варга, положив в основу всей теории ренты этот пресловутый «закон» убывающего плодородия почвы, должен логически отрицать реакционность с точки зрения капитализма абсолютной ренты. И это он и делает, объявляя, что дифференциальная рента — «с теоретической точки зрения образует вместе с абсолютной рентой чисто капиталистическую ренту» («Очерки», том I, вып. I, стр. 25). Вот именно «с теоретической точки зрения» необходимо не только отвлечься от конкретных модификаций арендной платы (что только и подразумевает тов. Варга), но учесть и факт противоречия между капиталистическим производством и частной собственностью на землю. Последнее для капитализма является пережитком феодализма, против которого буржуазия в период своей революционной молодости боролась. Сторонницей сохранения этой частной собственности на землю она стала на закате своих лет, когда борьба против частной собственности на землю грозила превратиться в борьбу против частной собственности вообще и тогда ее интересы через систему финансового капитала теснейшим образом переплелись с интересами землевладельцев, — иначе говоря, когда все они превратились в собственников ценных бумаг. Но это не дает нам права смешивать оба вида ренты, ибо «логически мы вполне можем представить себе чисто капиталистическую организацию земледелия при полном отсутствии частной собственности па землю, при нахождении земли в собственности государства или общин и т. п.» (Ленин, том IX, стр. 66).

Таковы результаты привлечения естественных явлений и законов (если бы они даже в действительности были законами) к объяснению экономических, т. е. чисто социальных явлений. Поскольку последние являются исторически-преходящими, постольку объяснить их могут явления и законы не природы (которые в этой связи могут рассматриваться, как относительно вечные), а только общества в его данной исторически определенной форме. Это является основным положением Марксовой методологии, и отступление от него чревато большими опасностями на пути теоретического исследования со всеми вытекающими отсюда последствиями. Последним замечанием мы ни в коем случае не думаем заподазривать политическую революционность и верность Коминтерновской линии (неоднократно доказанную) со стороны тов. Варга. Мы совершенно объективно устанавливаем ту опасность, от которой нас предостерегали вожди научного коммунизма — Маркс, Энгельс, Ленин.

Примечания⚓︎

  1. «Тheorien uber d. Mehrwert», В. II, t. 2, прим, на стр. 14 (курсив Маркса) ↩

  2. Ясно, что и тот и другой вид ренты присваивается не капиталистом; а землевладельцем, поскольку существует частная собственность на землю. Но это не меняет пока нашей постановки вопроса. ↩

  3. Первое предположение его давно опровергнуто и теоретически (Марксом) и исторически (Кэри и Родбертусом) и не находит себе теперь сторонников, вторая же основа его теории, заимствованная им у Мальтуса, по-видимому, несмотря на критику ее Марксом, Энгельсом, Каутским, Лениным, находит себе сторонников даже в нашей среде. Поэтому необходимо на ней остановиться. Как на курьез особого рода, необходимо обратить внимание на утверждение Н. Суханова, что «Рикардо в своем изложении не ставит теорию ренты в неразрывную связь с фактом убывающего плодородия земли при последующих затратах» («Зем. рента и принципы земельного обложения»,стр.56) В связи с упреком т. Ленина Булгакову в невнимательном чтении III тома «Капитала» Суханов заявляет, что «если бы Ленин уделил эту капельку внимания Рикардо, то он знал бы, что и Рикардо не связывал своей теории ренты с законом убывающего плодородия почвы» (там же, стр. 58). Ну, а известно ли Суханову, что вся концепция Рикардо об относительных изменениях ролей отдельных классов в общем народном доходе основана на этом «законе»? Вероятно, неизвестно, в противном случае ему были бы известны, например следующие места из Рикардо: «С прогрессом общества естественная цена труда всегда имеет тенденцию повышаться, потому что один из главных товаров, которым регулируется его естественная цена, имеет тенденцию становиться дороже, в зависимости от возрастающей трудности его производства» («Начала», перевод под ред. Н. Рязанова, стр. 52) Таких мест можно у Рикардо найти много. Но Суханов, вероятно, насмешливо улыбается и спрашивает, где же здесь утверждение об убывающем плодородии почвы на одном и том же участке? Если Суханов полагает, что Рикардо был настолько нелогичен что не связывал необходимости перехода к худшим землям с результатами дальнейшего приложения капиталов на лучшей земле, то он глубоко недооценивает этого гениального экономиста, ибо Рикардо говорит: «Если бы, следовательно, хорошей земли было гораздо больше, чем сколько ее нужно для снабжения пищей растущего населения, или если бы капитал можно было бы беспредельно прилагать к старой земле без уменьшения выручки, то рента не могла бы возникнуть, потому что рента неизменно происходит от того, что приложение добавочного количества труда дает пропорционально меньший доход» (там же, стр. 38; об этом он говорит и в своем трактате: «Опыт о влиянии низкой цены хлеба на прибыль от капитала» и т. д.). Но что говорить о Суханове, если он в предисловии ко 2-му изданию своей книги хвастается тем, что «некоторые профессора в эпоху столыпинской реакции решались рекомендовать эту книжку для руководства студентам, несмотря на его резко выраженный партийно-социалистический характер» и что «о ней считали возможным серьезно говорить компетентные люди, не имеющие ничего общего с «социалистическими утопиями»? А, может быть, именно поэтому они ее и рекомендовали и серьезно о ней говорили? Суханов так наивен, что не знает, что для «компетентных» людей, «не имеющих ничего общего с „социалистическими утопиями“», всякая критика Маркса ценна, и особенно даже ценна, если она окутана тоже-«социалистическим» (народническим) флером. ↩

  4. Очерки по аграрному вопросу, под ред. Е. Варга, т. I, вып. 1, стр. 15. ↩

  5. Опровержение этого закона на основе исторических справок имеется и у Богданова. См. А. Богданов и И. Степанов. Курс политической экономии, том I, стр. 84. ↩

  6. Речь идет в этом месте именно о земледельческом продукте. Б. Л. ↩

  7. В этом, между прочим, тоже, по-видимому, проявляется результат принятой тов. Варга «экономической версии» общественно-необходимого труда, приведшей его, как и Гильфердинга, к ошибочной теории денег, как в смысле утверждения о неизменной ценности золота, так и в отношении ценности бумажных денег, ибо цена у него не отличима от стоимости (По этому вопросу см. нашу статью: «К постановке денежной проблемы» в № 8 — 9 «Под Знаменем Марксизма» за 1924 г.). ↩

  8. Между прочим, и А. Богданов не учитывает влияния этого фактора, стараясь доказать, что и в земледелии регулирующими являются средние условия (см. его «Курс», т. II, вып. IV, стр. 61—63). ↩

  9. Его фраза о том, что «нет ни одного участка земли, который не приносил бы ренты» («Начала», стр 222), относится, конечно, к тому положению, когда приводится в действие дифференциальная рента II, и регулирующей становится производительность каких-то затрат на лучшей земле, и худшая земля будет также доставлять дифференциальную ренту. Рикардо этого случая не разбирает, но, по-видимому, подразумевает его. Этот случай разобран у Маркса (См. «Капитал», III, 2, стр. 275). ↩

  10. Совершенно же непростительной становится та же ошибка у П. Маслова, также отрицающего наличие абсолютной ренты: «Если худшие земли дают ренту, — говорит он, — то это обуславливается тем, что прилагаемый к ним капитал производительнее, чем последний капитал, затрачиваемый в земледелии на лучшей земле» (цит. из «Науки о народном хозяйстве», 2 изд., стр. 169). Мы знаем, что то, о чем говорит Маслов, есть вид дифференциальной ренты но как же объяснить тот случай, когда приложенный к худшей земле капитал не является более производительным, чем последний капитал, затрачиваемый на лучшей земле? Такую возможность Маслов совершенно отвергает. Поэтому он впадает, между прочим, в ту же ошибку, что и Рикардо, при объяснении платы за леса в Норвегии, которая является, по его мнению, платой «за обладавший стоимостью товар, находившийся на данном участке» («Начала», стр.34) Этим Рикардо подорвал значение своего закона трудовой стоимости, ибо получается, что стоимостью обладает товар, на производство которого не затрачено труда. П. Маслов делает ту же ошибку, когда говорит: «Когда скот пасется на нетронутых плугом землях, то труд, затрачиваемый на получение корма для скота, равняется нулю. Сделать труд производительнее этого довольно трудно, но количество корма, получаемого таким путем с единицы площади земли, наименьшее, урожайность земли наименьшая. Экономисты, которые не признают факта падения производительности последовательных затрат труда на ту же площадь земли, должны найти затраты труда меньше нуля, т е. должны утверждать нелепость» (Аграрный вопрос в России, стр. 65) Но нелепость, собственно, утверждает сам Маслов, ибо не может быть на поле, на котором совершенно не затрачено труда, не только большая производительность труда, но и вообще какая-либо производительность труда, ибо без наличия самого труда нельзя говорить и о количественной стороне этого труда, т. е. о степени производительности его. Поэтому и этот корм, полученный без затраты труда, не имеет никакой стоимости, а может иметь лишь цену, которая отражает не производительную силу какого-то незатраченного труда, а лишь факт наличия абсолютной ренты, ибо при отрицании наличия абсолютной ренты нельзя объяснить и факта существования цены даже у участка земли, еще не вошедшего в обработку, но находящегося в частной собственности. Мы видим, что к П. Маслову вполне применимы слова Маркса, характеризующие превосходство Ад. Смита по сравнению с Рикардо: «что является ошибкой Смита (falsch in Smith), так это то, что он не видит, что, если землевладелец продает свои продукты по их стоимости, то этим самым он продаст их дороже их достаточной (hinreichenden) цены. В чем он превосходит Рикардо (Was gut an ihm gegen Ricardo), так что в том, что он видит, как в зависимости от обстоятельств земельная собственность может или не может сделать себя экономически значимой (̈ökonomisch geltend)» (см. «Тheorien über den Mehrwert», В. II, I. 2, 8. 150; здесь Маркс, по-видимому, игнорирует монопольную ренту). ↩

  11. Н. 3ибер, К. Родбертус-Ягецов и его экономическое исследование, — «Юридический Вестник», 1881 год, март. ↩

  12. См. его предисловие к книге К. Тышка «Мирохозяйственная проблема современных индустриальных государств» в серии «Проблемы мирового хозяйства» под ред. проф. С. А. Фалькнера, вып. I, стр. 9. ↩