Кукс М. К проблеме абстрактного труда⚓︎
Журнал «Записки научного общества марксистов», 1928, №3, с. 63—82
[# 63] Если теория ценности с полным основанием может считаться краеугольным камнем марксистской экономической системы, то учение об абстрактном труде, в свою очередь, придаёт специфический характер самому содержанию ценности и всем категориям, производным от неё. Это обстоятельство объясняет острую научную полемику, разгоревшуюся в нашей экономической литературе по вопросу о проблеме абстрактного труда. Характерно, что спор идёт не столько о разработке действительных или мнимых пробелов в теории Маркса, сколько о понимании и толковании его положений, исчерпывающе изложенных уже им самим. Каждая из борющихся сторон («физиологисты» и «рубинианцы») считают, что именно её точка более соответствует «духу и тексту» Маркса. Мы не можем согласиться ни с той, ни с другой стороной. Это заставляет изложить наше понимание Маркса с неизбежным в таких случаях, хотя и несколько утомительным, цитированием «текстов».
I⚓︎
Нет нужды подробно указывать на значение, которое придавал Маркс своему учению о двойственном характере труда. В письме к Энгельсу, написанном вскоре после выхода «Капитала» (23 VIII 1867 г.), Маркс замечает: «Самое лучшее в моей книге: 1) в первой же главе подчёркнутая особенность двойственного характера труда, смотря по тому, выражается ли он в потребительной или меновой стоимости. (На этой теории о труда покоится всё понимание фактов.)»1. То же Маркс отмечает и в «Капитале».
Однако Каутский, один из первых и наиболее популярных его комментаторов, не обратил внимания на эти замечания: излагая теорию ценности, он ограничился несколькими ни к чему не обязывающими фразами об абстрактном труде: «С одной стороны, — рассуждает Каутский, — труд есть полезный расход человеческой рабочей силы, [# 64] вообще; с другой стороны — специальная человеческая работа, направленная к достижению определённой цели. В первом случае, труд по своей природе одинаков в каждой производительной деятельности человека и создаёт ценность меновую. Не качественно различная работа, как определённый, специальный труд, создаёт ценность, а работа вообще, как одинаковое во всех отраслях труда расходование человеческой рабочей силы»2.
Вот и всё. Абстрактный труд рассматривается просто, как «работа вообще». Отсюда и ведёт начало так называемое «физиологическое» понимание абстрактного труда.
«Физиологическая версия», считающая абстрактный труд простой затратой мускульной, нервной и пр. энергии, после выхода «Экономического учения» Каутского, получила безраздельное господство в марксистской и, в частности, русской литературе (исключение составляют лишь Гильфердинг и, пожалуй, Булгаков).
Каутский, со своей популяризацией, и ныне остаётся ещё наставником не только наших студентов, но и некоторых профессоров. Достаточно взять в руки новый «Курс политической экономии» проф. А. Кона, чтобы в этом убедиться. Оставим в стороне «формулировки, гласящие, что ”меновая стоимость” является ”овеществлением” закона (sic!) стоимости в товаре»3; будем считать случайной обмолвкой заявление, что стоимостью «называетеся ”труд”, затраченный на производство товара»4. И в таком случае теоретические положения автора, выигрывая в грамотности, не приобретают убедительности.
«Всякий труд, — пишет А. Кон, — можно рассматривать с двух точек зрения: с точки зрения потребительной стоимости, которую данный труд производит, и с точки зрения затраты энергии работника в процессе труда. Когда мы рассматриваем труд с точки зрения той потребительной стоимости, па создание которой этот труд направлен, мы можем говорить только о конкретном труде… Однако, стоит лишь отвлечься от той потребительной стоимости, на создание которой труд направлен, и всякий труд выступает в качестве целесообразной затраты физиологической энергии, и только. Это будет уже не конкретный труд, а труд вообще. Отвлекаясь от той потребительной стоимости, на создание которой направлен данный вид труда, мы сводим всякий труд к абстрактному труду»5. «Абстрактный труд, — замечает далее он, полемизируя с Рубиным, — отличается от конкретного только в том отношении, что конкретный труд есть труд в определённой отрасли производства, направленный на производство совершенно определённой конкретной потребительной стоимости: абстрактный же труд есть труд, взятый с точки зрения его [# 65] общих свойств и очищенный от особенностей, свойственных отдельным конкретным видам труда… Абстрактный труд представляет собою целесообразную затрату физиологической энергии человека»6.
Всё содержание абстрактного труда, «самого лучшего», что внёс Маркс в политическую экономию, сводится у Кона к тощему и лишённому социальной определённости понятию «труда вообще», как «затраты физиологической энергии».
Эту «физиологическую», или, лучше сказать, натуралистическую интерпретацию абстрактного труда нужно отвергнуть по следующим соображениям:
-
Абстрактный труд, определяемый как простая затрата физиологической энергии, получает характер непосредственно физической реальности. Так как, с точки зрения экономистов-натуралистов, он создаёт ценность, а по мнению Кона, даже называется ценностью7, то непосредственной физической реальностью становится и сама ценность. Таким образом, она выступает у фпзиологистов в качестве какой-то вещи, лишённой качественной характеристики, «вещи вообще», адекватной «труду вообще», как его вещное «отверждение». И такое наивно-реалистическое понимание выдаётся за подлинный марксизм!
-
Абстрактный труд, как простая затрата физиологической энергии, становится категорией внеисторической и лишённой какого бы то ни было социального содержания. Такой же внеисторической и не-социальной категорией становится ценность, если исходить из воззрений на «труд» и «ценность», господствующих среди натуралистов вообще, и у Кона, в особенности.
-
Натуралистическая интерпретация абстрактного труда, видимо, представляющая высшую форму социального объективизма, в действительности неизбежно приводит к грубейшему индивидуализму. В самом деле, если абстрактный труд представляет непосредственно (физически) данную затрату физиологической энергии, то реально («чувственно») он выступает лишь в ощущениях человека, производящего эту затрату. В. Базаров вполне последователен, приходя в своей натуралистической концепции к таким выводам: «…общественная стоимость затраченного труда (?!) измеряется… тем, во что обходится эта затрата живому носителю общественной энергии — человеку. Если данное количество килограмметров работы молотобойца и, в \(n\) раз меньшее, количество килограмметров работы станочника означает одинаковую степень использования психо-физиологического трудового аппарата обоях этих работников, вызывает одинаковую степень утомления в том и другом, то общественная стоимость, созданная этими энергетически — весьма различными затратами [# 66] труда, будет при прочих равных условиях одинакова»8. Ценность измеряется даже не количеством израсходованной энергии, а степенью утомляемости организма. Таким образом, мы вернулись к самым вульгарным мотивам смпианства, а вместо политической экономии получили нечто в роде физиологии труда.
-
Если не считать направления, избранного Базаровым, натуралистическая интерпретация абстрактного труда закрывает путь к пониманию теории редукции. Едва ли, однако, найдутся охотники признавать Базаровское решение проблемы Марксовым или хотя бы марксистским.
-
Натуралистическая (физиологическая) интерпретация решительно противоречит и тексту Маркса. Она опирается лишь на две-три совершенно не понятные фразы второго раздела первой главы 1 т. «Капитала» и стоит в резком противоречии даже с последующими страницами той же 1-й главы: достаточно привести лишь две-три цитаты. «Как стоимости, товары суть выражения одной и той же единицы абстрактного человеческого труда. В форме меновой стоимости они являются друг перед другом как стоимости, и относятся друг к другу как стоимости. Этим самым относятся они в то же время к абстрактному человеческому труду, как к своей общей социальной субстанции»9.
Кажется, здесь достаточно ясно указано, что абстрактный труд — общая социальная субстанция товаров и, следовательно, не может быть сведён к простой «затрате физиологической энергии. Не менее ясно Маркс выражает свою точку зрения и в следующих словах: «Но, разумеется, ни одна из этих частных работ в её естественной форме не обладает этою специфически общественною формою абстрактного человеческого труда…»10. Естественная форма труда «не обладает» по Марксу «общественной формой абстрактного труда». Было бы иначе, если бы Маркс разделял точку зрения Каутского, Кона и др. Тогда он должен был бы признать, что абстрактный труд, представляющий лишь «простую затрату физиологической энергии», можно непосредственно обнаружить во всякой «естественной» форме труда.
II⚓︎
Совершенно другую интерпретацию получает Марксова теория ценности и в частности учение об абстрактном труде в талантливой работе молодого немецкого экономиста, погибшего на одном из военных фронтов, Ф. Петри: «Der Soziale Gehalt der Marscschen Wert[# 67]theorie». Мы считаем нелишним вкратце остановиться, так как данная в ней интерпретация Маркса, прямо противоположная натуралистической, в известных пунктах оказала существенное влияние на точку зрения Рубина.
Ф. Петри принадлежит к методологической школе Риккерта и разделяет характерное для неё противопоставление естественно-научного метода, как каузально-генетического, «культурно-научному» «рассмотрению», которое ориентируется на априорные познавательные принципы. Это риккертианское противопоставление, красной нитью проходящее через всю работу Петри, препятствует ему понять своеобразие Марксовых социальных категорий. Исходная его посылка — резкое расчленение и логическое разъединение между внешней природой и миром человеческих, общественных отношений — исключающая единство метода исследования, ничего общего не имеет с марксизмом.
Различие в отправных гносеологических пунктах накладывает свою печать на все, порою очень интересные, рассуждения Петри. По его мнению, в марксизме борются две души. Основное противоречие, которое господствует в системе Маркса и делает невозможным монистическое понимание, заключается в противоестественном соединении идеалистических мотивов («Denkmotive»), являющихся наследием Гегелевой философии духа, с материалистическими и естественно-научными моментами («Denkabsichten»). Этот дуализм, характерный для системы в целом, простирается и на экономическое учение Маркса, где тоже «сталкиваются лбами» два противоположных метода. В частности, теория ценности является ареной борьбы естественно-научного мировоззрения, которое представляет продолжение построений Рикардо и ставит задачей причинное, естественно-научное объяснение «ценностных явлений» (явлений ценностей и цены), с противоречивой этому «культурно-научной» тенденцией, стремящейся дать анализ ценности с точки зрения её социального содержания, ввести социальный «способ рассмотрения»11 . В общем учении Маркса доминируют моменты материалистического, естественно-научного порядка: в экономической же его системе решающую роль приобретают «культурно-научные» мотивы, которые для Петри идентичны с социальными: именно в «Капитале» Маркс решительно противопоставляет исторический и социальный «способ рассмотрения» естественно-научному методу своих предшественников.
Это, по мнению Петри, не исключает того, что для интерпретации Марксовой теории ценности как категории с чисто «культурно-научным» или социальным содержанием, необходимо произвести несколько искусственную, пожалуй, даже насильственную абстракцию, дабы освободить «социальное» от привнесённых извне рикардианских естественно-научных моментов. В дальнейшем Петри и производит такую «насильственную абстракцию», постоянно оговаривая свою [# 68] «умышленную односторонность». Мы последуем за ним лишь постольку, поскольку предметом его рассуждения становится понятие абстрактного труда.
В Марксовой теории ценности Петри различает качественную и количественную проблемы ценности. Он оговаривается, что в «Капитале» Маркс указал лишь путь к такому различению, но не проводил его последовательно. Наоборот, неясности первой главы «Капитала» могут привести скорее к противоположному заключению. Однако Петри считает эти проблемы совершенно различными, разрешаемыми при помощи совершенно различных средств12. Действительно, абстрактный труд, который по Марксу измеряется общественно-необходимым рабочим временем, в толковании Петри исключает возможность количественного соизмерения. Для последнего ему приходится конструировать общественно-необходимый труд как понятие с совершенно особым содержанием, стоящее рядом с категорией абстрактного труда, но соответствующее иным исследовательским задачам и потому ничем с ним не связанное. Позже мы увидим, что так же пытается решить проблему и Рубин.
Центральным пунктом качественной проблемы ценности является учение об абстрактном труде. Уже в самом начале Петри объявляет, что социальные категории означают для Маркса не объективный знак («Merkmal») внешне данных предметов, а лишь определённый методологический отправной пункт социального исследования13. Это предопределяет и содержание категории абстрактного труда: очевидно, последний может быть только «априорным принципом труда», средством «социального анализа», принципом «ценностного рассмотрения» («Wertbetrachtung»).
Что же следует понимать под абстрактно-всеобщим трудом в противоположность к конкретному полезному труду? — спрашивает Петри. Интерпретируя это «тёмное неясное понятие», мы, по его словам, должны иметь в виду цель, которой оно служит, — анализ социальной структуры капиталистического хозяйства»14. В противоположность абстрактно-всеобщему труду Маркс конструирует понятие технического труда: как полезный труд, он образует потребительную ценность: как фактор производства, он, наряду с другими факторами производства и естественными силами, сам является лишь естественной силой человеческого организма.
В совсем ином аспекте рассматривается труд и его продукт как субстрат общественно-производственных отношений, как абстрактный всеобщий труд. Имеем ли мы здесь дело исключительно с негативным [# 69] процессом отвлечения, с «обеднением» содержания понятия конкретного полезного труда? — Различные места у Маркса можно понять в том смысле, что абстрактно-всеобщим трудом мыслится исключительно общее физиологическое содержание всех конкретных видов труда, просто расходование человеческой рабочей силы. Однако в действительности это понятие выходит за границы естественных сторон труда, ибо должно служить социальному анализу хозяйства. Исследование товарного фетишизма ясно показывает, что Маркс вовсе не имеет в виду физиологическое содержание, когда речь идёт об абстрактно-всеобщем труде. Специфический характер труда обусловливается здесь его общественной формой, которая выражает определённые общественные отношения. Поскольку же труд принимает определённую общественную форму, его следует считать деятельностью не индивидуальных людей в их естественной сущности и физиологических функциях, а людей в качестве сочленов общества и, следовательно, субъектов права15.
Понятие абстрактного труда погашает различие в конкретных формах труда не потому, что выражает родовую сущность труда, а поскольку характеризует трудовую связанность («совместность») людей как сочленов общества. Петри не видит, таким образом, необходимой связи между двумя отмеченными моментами (та же ошибка повторяется и Рубиным); не выражая объективно данного явления, категория абстрактного труда представляется ему исключительно «инструментальным» понятием, мыслительной или методологической категорией, в известном смысле произвольно сконструированной для «социального анализа хозяйства». Петри неустанно указывает на априорный методологический характер категории абстрактного труда16. Соответственно исключительно методологическому пониманию абстрактного [# 70] труда, сама ценность, в толковании Петри, перестаёт быть объективно данным явлением социальной действительности и превращается в априорный принцип «социального способа рассмотрения», в отправной пункт «культурно-научного» исследования. Поэтому Петри говорит не о «Wertgesetz», а о «Wertbetrachtung», считая ценность лишь «средством анализа общественных отношений».
Недостаток места не позволяет остановиться подробнее на работе Петри. Бесспорно, настойчивые указания на социальное содержание Марксовых экономических категорий, столь характерные для Петри, делают честь глубине его понимания. Однако его интерпретация не имеет ничего общего с действительным Марксом. В этом повинны философско-методологические предпосылки автора. Сосредоточив всё внимание на «социальном», он всё же не заметил, что Маркс открыл особый мир социальных явлений, существующих объективно помимо наших «познавательных целей» и познания вообще. Для Петри социальные явления — лишь мыслительные категории, тождественные с априорными принципами «культурно-научного» рассмотрения. Лишь непонимание действительной сущности социальных явлений и их логического отражения в категориях Марксовой экономии объясняет тот упрёк в методологическом дуализме, который Петри делает Марксу. В самом деле, социальные явления существуют объективно, вне сознания, и это сближает их с явлениями мира физического; с другой стороны, социальные явления как таковые не поддаются непосредственному наблюдению, так сказать, предметному ощущению, и это сближает их с мыслительными категориями. Своеобразие объективно данных социальных явлений, их специфическую «двойственность» и, в этом смысле, «внутреннюю противоречивость» Петри принимает за двойственность и противоречивость метода исследования. Отсюда — его необоснованный упрёк Марксу.
III⚓︎
В русской марксистской литературе натуралистическая концепция Каутского была впервые подвергнута систематической критике в блестящей работе И. И. Рубина «Очерки по теории стоимости Маркса». Рубин почти не полемизирует в прямой форме с Каутским, но, излагая своё понимание Марксовой теории ценности, он одновременно даёт критику натуралистической концепции. Всё же ему не удалось полностью освободиться от последней. Чрезвычайно интересная по тонкости и глубине анализа Рубиновская интерпретация теории ценности и, в частности, учение об абстрактном труде отчасти представляет, к сожалению, механическое соединение «методологического социологизма» Петри и натуралистической концепции Каутского.
Рубин прежде всего выступает решительным противником так называемого физиологического понимания абстрактного труда. Труд как физиологическая затрата энергии является общим условием [# 71] существования человеческого общества и не может обусловливать специфически исторического явления — ценности. При физиологическом понимании абстрактного труда мы приходим, — справедливо замечает Рубин, — к грубейшему пониманию теории ценности, превращая её в трудовую теорию богатства, от которой Маркс старательно отмежёвывается17. Для Рубина абстрактный труд как и ценность, — категория социальная и историческая. Затрата человеческой энергии ещё не составляет абстрактного труда. «Отвлечение от конкретных видов труда как основная общественная связь между отдельными товаропроизводителями — вот что составляет абстрактный труд. Понятие абстрактного труда заключает в себе характеристику общественной формы организации труда в товарном обществе: связанность отдельных товаропроизводителей не в самом производственном процессе, представляющем совокупность конкретных трудовых деятельностей, а в акте обмена, т. е. в отвлечении от этих конкретных особенностей»18. Таким образом, абстрактный труд отличается от конкретного не только чисто отрицательным признаком — «бескачественностыо», отвлечением от определённой конкретной формы, но имеет и собственное содержание. Это последнее заключается не в факте физиологического равенства различных трудовых затрат, а в социальном уравнении разных видов труда, реально происходящем в актах рыночного обмена. Именно в актах обмена конкретный труд становится, по Рубину, абстрактным: «Абстрактный труд появляется только в действительном акте рыночного обмена. Абстрактный труд создаётся обменом»19.
Последнее положение дало повод некоторым экономистам20 приписывать Рубину ту мысль, будто процесс производства лишён социальной определённости, которая появляется лишь в обмене, и, следовательно, лишь из обмена возникают ценность, прибавочная ценность и т. д. Надо признать, что приведённые формулировки, напр., «труд создаётся обменом», как и ряд других мест в работе Рубина, действительно дают основания приписывать ему такие воззрения. Всё же по существу Рубин весьма далёк от них, что, впрочем, отмечено им самим в докладе, прочитанном в одном из исследовательских институтов РАНИОНа.
Рубиновская интерпретация абстрактного труда встречает несравненно более серьёзное и обоснованное возражение, но совсем в другом [# 72] отношении. Верно, что абстрактный труд — категория социальная и историческая, несводимая к физиологической затрате. Значит ли это, однако, что физиологическое равенство трудовых затрат не включено в логическое содержание понятия «абстрактный труд»? Рубин отвечает на этот вопрос, по-видимому, утвердительно: «Мы установили, что в Марксовой теории стоимости понятие абстрактного труда выражает не физиологическое равенство различных конкретных видов труда, а приравнивание их в обмене»21. Уже в данной формулировке момент физиологического равенства исключается из признаков, характеризующих абстрактный труд. В дальнейшем это исключение проводится с ещё большей ясностью и решительностью: «…абстрактный труд есть понятие социальное, выражающее общественную форму организации труда в товарном хозяйстве. Этот абстрактный труд, иными словами, товарная форма хозяйства, и создаёт (разрядка автора) стоимость товаров»22.
Исключив физиологическое равенство трудовых затрат из понятия абстрактного труда, Рубин eo ipso исключил самый труд. От него осталась лишь повисшая в воздухе «общественная форма»: «…таким образом, под трудом как ”созидателем” стоимости надо понимать определённую общественную форму труда (товарную)»23. Не труд, обладающий определённой общественной формой, «создаёт» стоимость, а сама общественная форма как таковая. Об этом с категоричностью. не оставляющей места сомнениям, заявляет сам Рубин: «..”труд” (точнее, общественная организация труда в товарной форме) создаёт стоимость»24. Итак, стоимость из вещного выражения социально-определённого труда превращается в «вещное выражение специфических общественных свойств труда, а именно, организации его на основе самостоятельного ведения хозяйства частными товаропроизводителями и связанности их в обмене»25. Приведённые положения заключают в себе чрезвычайно существенную, так сказать, двухстороннюю ошибку: 1) абстрактный труд — лишь социально-определённая форма труда и в соответствии с этим — 2) ценность — «вещное выражение» социально-определённой, товарной формы труда. Вследствие этого Рубин в известной степени сближает свои воззрения с точкой зрения Петри, а Марксова теория ценности в интерпретации Рубина принимает совершенно несвойственную ей окраску.
Может быть, мы имеем здесь дело лишь с неудачными формулировками? Это предположение отпадает, однако, при внимательном анализе. «Если стоимость есть свойство общественное, — рассуждает Рубин, — может ли она быть создана трудом, хотя бы и абстрактным? [# 73] Пока мы видим в абстрактном труде понятие физиологическое, он не может, конечно, быть созидателем стоимости как общественного свойства»26. Имея дело с трудом, хотя бы и организованным в определённой социальной форме, мы не получим — по Рубину — ценности как свойства чисто общественного. Желание получить чисто общественное свойство вещи — ценность — и заставляет, по-видимому, Рубина выбрасывать из абстрактного труда, как «созидателя» ценности само понятие труда. Наше предположение подтверждается рассуждениями Рубина в докладе, напечатанном в журнале «Под знаменем марксизма». Там он говорит: «Наша задача заключается не только в том, чтобы показать, что стоимость продукта сводится к труду. Мы должны показать и обратное. Мы должны обнаружить, каким образом трудовые отношения людей находят своё выражение в стоимости… Если мы ставим вопрос таким образом, мы исходным пунктом исследования берём понятие труда, а не понятие стоимости: мы определяем понятие труда таким образом, чтобы из него вытекало и понятие стоимости». Da ist der Hund begraben! «Мы определяем… чтобы вытекало»… «Это методологическое требование уже даёт нам указания насчёт правильного определения абстрактного труда»27.
Рубин боится, что если в определение абстрактного труда включить «затрату труда в физиологическом смысле», то и в ценности тоже будет скрываться «нечто материальное». Именно эта, вообще говоря, вполне законная боязнь «материализации» ценности заставляет его считать абстрактный труд не общественно определённым трудом, а лишь общественно определённой формой труда, и в соответствии с этим ценность считать «овеществлением» не труда, а общественной формы трудового процесса.
Ошибочная интерпретация Рубиным абстрактного труда находит, по-видимому, «последнее основание» в неправильном понимании связи, существующей между трудом и ценностью в марксовой системе. Хотя Рубин и заявляет себя решительным противником натуралистов, рассматривающих отношение труда к ценности как отношения «физической причины к физическому следствию», по сути дела он недалеко ушёл от них. Как ни старательно «оковычевает» Рубин слово «создаёт», когда речь идёт о «создании» трудом ценности, всё же он постоянно вращается в этом кругу представлений.
Излишне говорить, что связь абстрактного труда с ценностью нужно мыслить по иному типу, чем связь конкретного труда и потребительной ценности. Конкретный труд представляет физический процесс, в результате которого создаётся определенная потребительная ценность. Иначе обстоит дело с абстрактным трудом. Он не завер[# 74]шается в продукте. Абстрактный труд ничего не создаёт. Он только учитывается. Абстрактный труд выражается («представляется») в ценности как в своей имманентной социальной мере28. Таким образом, ценность следует считать объективированной формой учёта общественной значимости трудового процесса, «показателем», «мерой» труда.
Наше понимание связи между абстрактным трудом и ценностью полностью опирается на положительные высказывания Маркса: «…Перемена в производительной силе нисколько не касается самого труда, представляемого стоимостью»29. Ценность (стоимость) — не продукт труда, не создаётся трудом, а представляет труд. «Из предыдущего следует, — продолжает Маркс несколько ниже, — что хотя в товаре и не заключается двух родов труда, но один и тот же труд определяется различно и даже противоположно, смотря по тому, имеет ли он отношение к потребительной стоимости товара как к своему продукту, или к стоимости товара только как к своему материальному выражению»30. Здесь Маркс чрезвычайно выпукло противопоставляет ценность как выражение («предметное отражение» — стр. 14) абстрактного труда, потребительной ценности, как продукту конкретного труда. Эта же мысль настойчиво повторяется в дальнейшем: «Сравнительно легко отличить… труд как созидатель потребительной стоимости от того же труда, вычисляемого в стоимости товара»…31Или: «Стоимость есть лишь определённый общественный способ выражать труд, потраченный на производство вещи»32. Наконец, в III т. «Капитала» Маркс даёт такое определение стоимости: «Всякая товарная стоимость является лишь мерой заключающегося в товаре общественно-необходимого труда»33.
При таком соотношении между ценностью и трудом рушится Рубиновская «боязнь» материализации ценности, являющаяся причиной его ошибочной интерпретации абстрактного труда. В самом деле, если ценность — не продукт труда, а лишь мера, показатель затраченного на производство товара социально определённого труда, то, очевидно, [# 75] нет нужды выбрасывать физиологическую затрату, т. е. самый труд, из понятия абстрактного труда, чтобы получить ценность как чисто «общественное свойство» вещи, в котором «нет ни грана материального». Излишне говорить, что наше понимание ценности стоит в ещё более остром противоречии с традиционными, господствующими среди натуралистов воззрениями, согласно которым труд создаёт ценность.
Против Рубиновского понимания абстрактного труда как исключительно общественной формы могут быть приведены ещё и другие возражения.
-
Исключив момент физиологической затраты из понятия абстрактного труда, Рубин превращает ценность в пустую «эманацию социального». Ценность утрачивает свою специфическую природу «социальной реальности», превращаясь в социально-методологическую категорию в стиле Петри. Она перестаёт быть общественно-трудовым отношением, лишается социально-трудового «субстрата». Она уже не выражает общественно определённый труд, затраченный на производство товара, а лишь отражает в товаре общественную определённость труда.
-
Рубиновская интерпретация абстрактного труда исключает возможность количественного измерения ценности. В самом деле: ценность не может иметь количественной определённости, если представляет лишь «выражение специфических общественных свойств труда» (Рубин), а не труда со специфически общественными свойствами, если она создаётся «общественной организацией труда в товарной форме». Ещё не придумано масштаба для измерения и количественного сравнения социальных отношений как таковых. Различные товаропроизводители произвели различные товары; поскольку последние являются продуктом труда, организованного в однозначной общественной (товарной) форме, постольку они обладают одинаковой общественной формой (отражающей общественную форму труда). Но и только. Нельзя произвести количественного соизмерения и сравнения этих общественных (товарных) форм. Нельзя же, в самом деле, сказать: в товаре \(A\) затрачено больше товарной формы труда или товар \(А\) выражает большую величину товарной формы, чем товар \(B\).
Рубин и сам, по-видимому, чувствует нелепость выводов, к которым необходимо приводит его точка зрения. Он пишет: «Нам могут возразить, что изложенное понимание абстрактного труда, как связанного с определенной социальною, а именно, товарною формою труда, выясняет нам только социальную, качественную сторону стоимости, но не количественные её изменения. Это возражение правильно. Понятие абстрактного труда относится к качественной стороне стоимости. Величина же стоимости находит своё выражение в понятии общественно-необходимого труда»34.
[# 76] В этом замечании слишком много от Петри и… ничего от Маркса. С точки зрения Петри, для которого теоретические категории — не отражение реальных объектов, данных в действительности, а лишь «инструментальные» понятия, проблему можно решить произвольным конструированием отдельных, ничем не связанных друг с другом понятий, — для качественной и количественной сторон ценности. Однако эта точка зрения опирается на совершенно иные философские и гносеологические посылки: Рубин, следовательно, не может пойти по этому пути, если не изменит своих общих философских посылок. Но в таком случае его замечание превращается в пустую, ничего не говорящую, отписку. Бесспорно, «понятие абстрактного труда относится к качественной стороне ценности»; однако это понятие, очевидно, предполагает количественное измерение ценности, должно допускать таковое. В противном случае понятие построено неправильно, не адекватно объекту, данному в действительности. Именно это мы и утверждаем о понятии абстрактного труда у Рубина.
-
Его интерпретация абстрактного труда, при которой ценность утрачивает количественную соизмеримость, в значительной степени лишает понятие ценности научного и «практического» значения. Мы далеко не склонны сводить значение ценности к объяснению конкретных рыночных цен. Однако теория ценности, не способная объяснить статику и, главное, динамику товарных цен, обнаруживает логическую несостоятельность и практическую «беспредметность». Именно это и происходит с теорией ценности в толковании Рубина: она не способна объяснить товарные цены, не является их основой, так как исключает количественную определённость.
-
Рубиновская интерпретация находится в резком противоречии с положительными высказываниями самого Маркса. Достаточно привести известное место из «Капитала»: «Всякий труд есть, с одной стороны, затрата человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова, и, в качестве такового одинакового или абстрактно-человеческого, труд образует стоимость товаров. Всякий труд есть, с другой стороны, затрата человеческой рабочей силы в особой целесообразной форме, и в качестве этой конкретной полезной работы труд создаёт потребительные стоимости»35. Если натуралисты делают ошибку, неправильно понимая цитированные положения, то Рубин впадает в противоположную крайность, вовсе пренебрегая ими. Он, правда, делает попытку истолковать по-своему это замечание Маркса; однако эту попытку нельзя признать удачной.
Одна ошибка влечёт за собой последующие. Чувствуя невозможность количественно определить ценность, Рубин, по-видимому, пытается спасти положение особой интерпретацией понятий: «содержание ценности» и «форма ценности». В сущности, здесь не может быть [# 77] речи об особой интерпретации. Рубин просто становится на вульгарную точку зрения натуралистов, дискредитируя все те новые социальные мотивы, которые сам привнёс в понимание Марксовой теории ценности.
«”Форма стоимости”, — пишет он, — характеризует общественную форму процесса производства в товарном хозяйстве. ”Содержание” же этого процесса составляет трудовая деятельность людей, направленная на добывание необходимых благ. Это ”содержание” есть процесс производства потребительных благ как таковой, вне той историческо-общественной формы, которую он принимает. Только ”форма стоимости” придаёт этому ”содержанию”, этому трудовому процессу, социальную определённость»…36 «”Стоимость” у Маркса, — продолжает Рубин, — означает ”содержание” стоимости, зависимость её от процесса материального производства… ”Форма стоимости” характеризует социальную форму этого процесса производства»37. «Содержание стоимости не характеризует исторических особенностей товарно-капиталистического хозяйства». И, наконец, ещё яснее: «Противопоставление ”субстанции” стоимости (т. е. труда) её ”форме” означает противопоставление техническо-производственного процесса его общественной форме»38.
Итак, субстанция, или содержание, ценности есть отражение материально-технического процесса производства, т. е. труда как конкретной, технически определённой деятельности. В таком случае ценность получает возможность количественного определения, но эта возможность куплена Рубиным ценой отказа от своих воззрений и перехода в лагерь архивульгарных натуралистов. Нет нужды особо указывать, что такая трактовка понятия «содержания ценности» (под которым Рубин подчас имеет в виду чуть ли не потребительную ценность) противоречит не только Марксу, но и собственному учению Рубина об абстрактном труде как созидателе ценности.
Материально-техническая трактовка «содержания» ценности призвана оказать Рубину и ещё одну, правда, значительно менее важную, «услугу». Те положения первой главы «Капитала», в которых Маркс даёт первую, так сказать, начальную, формулировку абстрактного труда в смысле затраты человеческой энергии вообще, толкуются Рубиным как соотнесённые к понятию «содержание ценностей», т. е. к характеристике трудового процесса в его естественно-технической определённости. Рубин прав, относя эти положения к «содержанию» ценности; однако в данном случае связь можно установить лишь через категорию абстрактного труда. Попытки же перескочить [# 78] через него непосредственно к содержанию ценности, неправильно трактуемому материально-технически, характеризует только трудное положение Рубина: в его концепции натуралистические мотивы «сталкиваются лбами» с мотивами социально-методологического порядка. В начале настоящей статьи это положение было лишь декретировано; теперь же мы приходим к нему как к необходимому выводу из анализа взглядов И. И. Рубина. Впрочем, в уже цитированном нами докладе («Под знаменем марксизма», № 6, 1927 г.) он, по-видимому, несколько изменяет свою точку зрения, изложенную в «Очерках». Всё же у нас, к сожалению, нет ещё данных говорить об устранении очень существенных ошибок, краткий разбор которых дан выше.
IV⚓︎
Вслед за Рубиным, или, вернее, Марксом, мы считаем абстрактный труд категорией социальной и исторической. Всякая общественная коллективность, независимо от своей формы, основана на трудовых связях. Товаропроизводящее общество отличается от других социальных формаций лишь характером этих связей. Труд, не распределяемый непосредственно как совокупный общественный труд, выполняет социальную функцию только в качестве труда, объективно завершающегося в общественно-полезных и необходимых формах. Организация общественного взаимодействия становится особой функцией труда, точнее, его продуктов: вещи организуют общество. Они, эти «отвердения» труда, не только дают общественную санкцию самому труду, их создавшему, но и детерминируют всё сплетение социальных связей.
Поэтому в рамках товаропроизводящего общества труд приобретает «двоякий» характер: непосредственно данное единство трудового процесса не исключает функционального раздвоения. С одной стороны, труд в материально-технической, качественной определённости кристаллизуется в известных продуктах, потребительных ценностях, ео ipso являясь одним из элементов в системе общественного разделения труда. Эта «субстанциональная» сторона неотделима от самого понятия труда и лишена какой бы то ни было социальной определённости. При организованном хозяйстве последняя придаётся ей лишь извне, актами планового общественного распределения и регулирования. Иначе обстоит дело в условиях товарного производства; социальная характеристика труда заключена здесь в самом труде, который приобретает «вторичное», функциональное бытие. Труд не только должен реализоваться как звено в исторически сложившейся системе общественного разделения труда, но и проявить своё специфическое социальное значение как составная часть совокупного общественного труда. Первую задачу можно разрешить лишь в силу материально-технических особенностей труда, специфичности его конкретной, [# 79] целесообразной формы; наоборот, вторая предполагает качественную социальную однозначность различных видов труда.
Ту и другую «форму реализации» труд получает одновременно лишь через посредство своего продукта. Последний представляет не только вещь, созданную технически специфическим трудом, но и объективированное выражение социально определённого и качественно однозначного труда. Бытие продукта удваивается: это — не просто потребительная ценность или вещь, удовлетворяющая известные общественные потребности, но и выраженное в вещной форме притязание труда на общественную санкцию. В качестве объективированной меры этого притязания, т. е. меры социально определённого труда, фиксированного в вещи, последняя приобретает особое, функциональное бытие — форму ценности. Становясь «внутренним свойством» товара, форма ценности восполняет внешнее социальное регулирование, отсутствие которого при атомистической структуре товарного производства отмечено выше. Итак, труд, представляемый ценностью товара, есть качественно однозначный, человеческий «труд вообще», или по терминологии Маркса «абстрактный всеобщий труд»39.
Исходное определение Маркса гласит: «Если отвлечься от определённого характера производительной деятельности и, следовательно, от полезного характера труда, то в нём остается лишь одно, что он является затратой человеческой рабочей силы. Как портняжество, так и ткачество, несмотря на качественное различие этих видов производительной деятельности, представляют производительную затрату человеческого мозга, мускулов, нервов, рук и т. д. и в этом смысле являются одним и тем же человеческим трудом»40. В первоначальной формулировке Маркс определяет абстрактный труд лишь одним признаком, как «труд вообще», т. е. как затрату энергии в физиологическом смысле. На этом определении основана вся концепция натуралистов. Действительно, было бы нелепо отрицать, что абстрактный труд представляет «труд вообще» как однозначную, безличную затрату энергии. Однако мы имеем здесь дело не с полной характеристикой абстрактного труда, а лишь с одним из составных моментов, образующих его содержание. Абстрактный труд включает в полноту своих определений труд как затрату энергии, но совершенно неправильно сводить его к последней, как делают натуралисты.
Они так же грубо заблуждаются, объявляя абстрактный труд «физиологической» категорией и считая его «физической [# 80] реальностью». В действительности, «физиологический» признак, как это ни парадоксально, имеет у Маркса чисто социальный характер. Абстрактный труд даже в «отрицательном» определении, как безличный человеческий труд, не дан непосредственно, конкретно: ещё никому, даже самым крайним натуралистам, не удалось обнаружить предприятие или производство, где труд затрачивается непосредственно в абстрактной форме. Таким образом, абстрактный труд не представляет явления, доступного внешнему, «предметному» наблюдению и, следовательно, не может почитаться «физической реальностью».
Но, отрицая за абстрактным трудом «физическую» реальность, не превращаем ли мы его в чисто мыслительную, логическую категорию, в некоторый «методологический принцип» в стиле Петри? Именно так, по-видимому, представляет себе дело А. Кон. С его точки зрения, явление, не обладающее физической материальностью, не может быть «объективно существующим явлением» и становится «идеалистическим варевом»40. Для Кона и его единомышленников вне «физической материальности» нет объективно существующего, реального. Иная точка зрения развита Марксом. Можно, пожалуй, сказать, что одним из важнейших его научных открытий, тем фундаментом, на котором покоится всё здание социальных наук, является понятие «социальной материи», «социальной реальности» как реальности sui generis. Только исходя из этой категории, можно понять марксову социально-экономическую систему и, в частности, его теорию ценности. Абстрактный труд — социальная реальность, т. е. представляет объективно-существующее явление, данное (вопреки Петри!) вне нашего сознания, хотя и не сводимое (вопреки натуралистам!) к «физической реальности».
Может ли, однако, абстрактный труд почитаться социальной категорией, если в число его признаков включается и «физиологический» момент? Мы указывали уже выше, что «физиологический» момент является здесь признаком чисто социальным. В самом деле, отвлечение от конкретных форм труда, сведение их к общему содержанию, «труду вообще», представляет единственный способ установить социальные связи и зависимости в обществе товаропроизводителей. Лишь в форме качественно однозначного труд может выполнить специфическую функцию — организацию социальных связей и социального регулирования, присущую ему благодаря особенностям общественной структуры товарного производства.
Труд не выступает непосредственно, как качественно однозначная деятельность, как «затрата энергии в физиологическом смысле»; он становится таковым лишь постольку, поскольку осуществляет общественную связь товаропроизводителей. Бытие труда [# 81] в качестве безразличного человеческого труда («затраты энергии в физиологическом смысле») есть не материальное, физическое, а чисто социальное бытие. Непосредственно (физически) дан труд конкретный, а не «труд вообще». Последний становится социальной реальностью лишь в усложнённой форме абстрактного труда, одним из моментов которого он является. Итак, если всё содержание абстрактного труда сводить к «труду вообще», т. е. затрате энергии в физиологическом смысле, даже тогда он останется категорией социальной, ибо имеет только «социальное бытие».
Абстрактный труд — категория не только социальная, но и историческая. Конечно, при любой общественной форме производства труд можно рассматривать как качественно однозначную деятельность, т. е. как затрату энергии в физиологическом смысле. Однако это будет лишь логической абстракцией, лишь методологическим приёмом — не больше. В результате чисто логического отвлечения от конкретных форм труда мы получим «труд вообще», но лишь как мыслительную, логическую категорию. Она остаётся таковой, поскольку это «отвлечение» происходит лишь в сознании, а не «совершается ежедневно в общественном процессе производства» (Маркс). Труд не приобретает «вторичного» функционального бытия, как в товарном обществе, где форма абстрактного труда объективно дана в социальной действительности, выражая общественные связи производителей.
Если нет оснований признавать определение абстрактного труда неправильным и противоречащим другим его высказываниям, — это не значит, что оно исчерпывающе. У Маркса, как известно, вообще почти нет закруглённых, абсолютных, застывших определений. Все основные понятия его системы непрерывно развёртываются, логически развиваются: развитие понятия абстрактного труда так же не заканчивается вторым разд. I гл. «Капитала». В дальнейшем Маркс указывает новые, существенные его признаки. Что абстрактный труд представляет «труд вообще» и обладает «физиологическим равенством» (Рубин), это лишь — первая его характеристика. Физиологическое равенство труда лишь постольку обладает социальным «весом», поскольку служит общим основанием общественного равенства различных видов труда. Значение «физиологического равенства» целиком «снимается» (в гегелевском смысле) в общественном равенстве.
С другой стороны, последнее, при товарной структуре производства, необходимо предполагает равенство «физиологическое». «Равенство работ, — говорит Маркс, — toto coelo различных друг от друга, может существовать лишь в отвлечении от их действительного неравенства, в сведении их к тому общему характеру, которым они обладают как затраты человеческой рабочей силы, абстрактно-человеческого труда»42. Таким образом, «физиологическое равенство» [# 82] труда в обществе товаропроизводителей оказывается фундаментом общественного равенства, которое в сущности и образует содержание абстрактного труда. «Условия труда, образующего меновую ценность, как они обнаруживаются при анализе последней, являются общественным определением труда, или определением общественного труда, но не просто общественного, а в особенном смысле. Это — специфический род общественности. Однородность труда есть прежде всего равенство труда различных индивидуумов, лишённого различий, взаимное отношение их труда как равного, которое достигается благодаря фактическому сведению всякого труда к однородному. Труд каждого индивидуума обладает этим общественным характером равенства постольку, поскольку он выражается в меновых ценностях»…42 Здесь подчёркивается общественный характер равенства как специфический признак труда, выражаемого ценностью, т. е. абстрактного труда.
Однако труд обладает общественным равенством лишь постольку, поскольку «выражается в меновых ценностях». Общественное равенство различных форм труда не может быть непосредственно установлено a priori. Оно реализуется лишь в форме ценности приравниванием вещей-продуктов труда. Это не может быть иначе: в товарном обществе нет непосредственного внешнего регулирования: товарное общество санкционирует или отвергает общественное значение труда, принимая или отвергая его продукты. Только в этой форме осуществляется необходимое социальное регулирование. Таким образом, общественное равенство различных форм труда вскрывается лишь косвенно, в форме приравнивания его продуктов.
Summa summarum: абстрактный труд представляет специфически определённую, историческую форму общественного труда. В качестве такового его можно определить как труд, обладающий:
- физиологическим равенством, являющимся необходимой предпосылкой
- общественным равенством, которое
- получает объективное выражение в опосредствованной «вещами» форме, в приравнивании товаров.
Таким образом, абстрактный труд, выражающийся в ценности как своей объективной общественной мере, принадлежит к числу категорий социальных и исторических, которые отражают явления, объективно данные в социальной действительности. Исторический характер абстрактного труда только отражает преходящий характер социальной среды, в недрах которой он возникает и развивается.
Примечания⚓︎
-
К. Маркс и Ф. Энгельс ↩
-
К. Каутский, Экономическое учение К. Маркса, стр. 13 и 14. ↩
-
А. Кон. Курс политической экономии, ч. I, М. 1928, стр. 36. ↩
-
Ib., стр. 37. ↩
-
Ib., стр. 23. Курсив автора. ↩
-
А. Кон. Курс политической экономии, ч. I, М. 1928, стр. 52. ↩
-
Ib., стр. 37. ↩
-
В. Базаров ↩
-
Маркс ↩
-
Ib., стр. 26. ↩
-
F. Реtry ↩
-
F. Petrу ↩
-
Ib., стр. 5. ↩
-
Ib., стр. 22. ↩
-
«Die Allgemeinheit der Arbeit ist nicht ein naturwissenschaftlicher Gattungsbegriff, — der nur den allgemeinen physiologischen Inhalt in sich aufnimmt, sondern die Privatarbeiten stellen sich dar als abstrakt-allgemeine und damit als gesellschaftliche, als Ausfluß der Betätigung des Rechtssubjektes; und wie der Begriff des Rechtssubjektes in seiner apriorischen Allgemeinheit gegen dieempirischen individuellen Bestimmungen der Menschen neutral ist, so fallen auch aus dem daraus abgeleiteten Begriff der abstrakt-allgemeinen Arbeit alle individuellen Unterschiede der konkret nützlichen Arbeit heraus». — Ib., стр. 24. ↩
-
«Hier stoßen wir auf den entscheidenden Punkt, wo das Apriorische in dem Prinzip der Arbeit als Maß des Wertes zutage tritt» (S. 18); «Wir sehen, wie die oben dargelegte Forderung Marxensinden Kategorien der politischen Ökonomie soziale, gesellschaftliche Produktionsverhältnisse zu erfassen in der Anwendung auf die Betrachtung des Tauschwertes unmittelbar zu der Arbeit als dem Prinzip des Wertes hinleitet» (S. 21); «Die Arbeit erschien dabei als Mittel dieser gesellschaftlichen Analyse» (S. 21); «…der Ausgangspunkt in der Wertlehre zu der Arbeit als dem Prinzip der Wertbetrachtung führte» (S. 27). ↩
-
И. И. Рубин ↩
-
Ib., стр. 102. — Подчёркивание автора. ↩
-
Ib., стр. 103. — Подчёркивание автора. ↩
-
Ср. И. Дашковский, «Абстрактный труд и экономические категории Маркса» («Под знаменем марксизма», № 6, 1926). См. также С. С. Шабс, «Проблема общественного труда в экономической системе Маркса», М., 1928 г. С. С. Шабс делает этот пункт одним из основных в своей критике Рубина, которая поэтому в значительной степени бьёт мимо цели. ↩
-
И. Рубин ↩
-
Ib., стр. 109. ↩
-
Ib., стр. 111. ↩
-
Ib., стр. 112. ↩
-
Ib., стр. 110. ↩
-
И. Рубин ↩
-
«Под знаменем марксизма», 1927, № 6, стр. 90. ↩
-
Принимаемый нами термин «мера» не следует понимать в смысле измерителя. Последнее понятие скрывает лишь внешнее количественное определение, безразличное к качеству. Напротив, мы пользуемся понятием «мера» в гегелевском смысле: «Мера есть специфически определённое количество, которое не является внешним, но определено природою вещи, качеством». (Гегель, Введение в философию. М. 1927 г., стр. 102.) ↩
-
К. Маркс ↩
-
Ib., стр. 11. — Подчёркивание Маркса. ↩
-
Ib., стр. 16. ↩
-
Маркс ↩
-
«Капитал». III, 2, М., 1923, стр. 389. ↩
-
И. Рубин ↩
-
К. Маркс ↩
-
Рубин ↩
-
Ib., стр. 85. ↩
-
Ib., стр. 89. ↩
-
«…труд, образующий меновую ценность, есть абстрактный всеобщий труд». Маркс, «К критике политической экономии», стр. 8; «В стоимости товара выражается просто человеческий труд, затрата человеческого труда вообще». «Капитал», I, М., 1923, стр. 11.
-
А. Кон ↩
-
«К критике политической экономии», стр. 11. ↩