Перейти к содержанию

Каутский К. Золото, бумажные деньги и товары⚓︎

Журнал «Под знаменем марксизма», 1922 год, №11—12, с. 142—163

1. Добыча золота и дороговизна1⚓︎

Рост дороговизны стал настолько постоянным и заметным явлением, что вопрос об её причинах занимает экономистов всех школ и направлений. Одной из причин дороговизны считают также революции в технике добычи золота. Отто Бауэр в своей работе о дороговизне поддержал этот взгляд; я лично сделал то же самое, — по крайней мере условно. Разумеется, ни я, ни Бауэр, — и, насколько я знаю, никто из социалистов-теоретиков, — не рассматривал понижение издержек производства золота, как единственную или даже наиболее существенную причину роста дороговизны. В моей работе по поводу действий масс2, я в качестве причин дороговизны считал:

«Повышающее цены влияние частной собственности на землю в Америке, усиливаемое последствиями хищной эксплуатации почвы в России и в Америке, — влияние роста союзов промышленников и торговцев — и, быть может, также влияние революций в добыче золота. Технический прогресс и открытие новых местоположений золота, возможно, сильнее понизили издержки производства и, тем самым, стоимость золота, нежели стоимость съестных припасов, так-как производительность, сельского хозяйства растёт лишь медленно, вследствие препятствующего влияния частной собственности на землю, сохранения технически отсталых мелких хозяйств и бегства рабочих. Если принять ещё во внимание рост покровительственных пошлин и налогов в течение последних лет, то окажутся на лицо почти все причины дороговизны. Все они имеют длительный характер. Даже от аграрных пошлин и повышения налогов господствующие классы добровольно не откажутся, — они необходимое следствие колониальной и милитаристской лихорадки империализма, овладевшей капитализмом».

Против взгляда, что стоимость золота может понизиться вследствие уменьшения издержек его производства, выступает Варга в статье о добыче золота и дороговизне в № 7 «Neue Zeit» за текущий год. Он не только утверждает, что стоимость золота фактически не понизилась (что, быть может, верно), но и отрицает вообще возможность понижения стоимости золота. Изменения в условиях добычи золота не могли бы, таким образам, ни в коем случае быть причиной дороговизны. Гильфердинг соглашается с этим утверждением и пытается дать ему более глубокое обоснование в своей статье о золоте, товара3.

Его теория формулирована смело и решительно, но при этом она настолько парадоксальна, что требует формально проверки. Этой проверке должна быть подвергнута, однако, прежде всего, теория бумажно-денежного обращения, которую Гильфердинг развил в «Финансовом капитале» и которую он превращает ныне в основание своей теории неизменности стоимости золота.

Я уже указал в своей рецензии о «Финансовом капитале» Гильфердинга («Neue Zeit» XXIX, I, стр. 771), что развитая там теория денег кажется мне неосновательной. Я думал ограничиться этим утверждением и уклонился от дальнейшего разбора, потому что моя рецензия и без того оказалась настолько обширной, что выходила из рамок статьи; кроме того, я должен был бы заняться таким детальным разбором, который массе читателей показался бы схоластикой и который не делается без крайней нужды в популярном произведении. Веских причин для подобного исследования, казалось мне, не было, ибо эта теория бумажно-денежного обращения не играет в книге Гильфердинга никакой роли и, таким образом, она ни в каком отношении не вредит дальнейшим его исследованиям. Он сам признает её практически неприемлемой. Я считал себя, поэтому, вправе рассматривать ее как «академический выверт».

Последняя статья Гильфердинга показала мне, что воззрения, на основе которых он развивает свою теорию бумажно-денежного обращения, могут, однако, приобрести большое значение. Он делает её здесь основанием для таких рассуждений, которые могут иметь решающее значение для ответа на важнейшую современную экономическую проблему — проблему дороговизны, — которые, если они верны, разрушают основы нашей теории стоимости.

Действительно ли они верны, — мы в нижеследующем исследуем.

2. Бумажная валюта⚓︎

Выслушаем прежде всего самого Гильфердинга. В его «Финансовом капитале» он говорит:

«Представим себе прежде всего чистое бумажное обращение (при этом всегда подразумевается государственный принудительный курс). Предположим, что в определённый момент обращение требует 5 миллионов марок, для чего необходимо приблизительно 3600 фунтов золота. Тогда всё обращение приняло бы у нас такой вид: (5 миллионов марок в) Т — (5 миллионов марок в) Д — (5 миллионов марок в) Т. Если золото заместили бумажными знаками, — что бы ни было оттиснуто на этих знаках, сумма их, во всяком случае, должна представлять сумму товарных стоимостей, следовательно, в нашем примере — 5 миллионов марок. Если отпечатано 5000 знаков равного достоинства, каждый будет равен 1000 марок; если оттиснуто 100.000 знаков, каждый будет представлять 50 марок. Если при прежней быстроте денежных оборотов сумма товарных цен удвоится, а количество знаков не изменится, то они будут равнозначущи 10 миллионам марок; если сумма цен упадёт наполовину, то — всего 21/2 миллионам марок. Иными словами: при чистом бумажно-денежном обращении с принудительным курсом, при неизменности времени оборотов, стоимость бумажных денег определяется суммой цен тех товаров, которые должны пройти через сферу обращения; бумажные деньги здесь приобретают полную независимость от стоимости золота и непосредственно отражают стоимость товаров, согласно закону, что их общее количество представляет стоимость, определяемую формулой: сумма товарных цен, делённая на число оборотов одноименных монет. Из этого тотчас же видно, что возможно не только обесценение, но и повышение стоимости бумажных денег по сравнению с их первоначальной стоимостью.» (Изд. 1922 г., стр. 19).

Гильфердинг указывает на опыт различных стран, в которых при обстановке свободной чеканки серебра, стоимость серебряных монет превышала стоимость их металлического содержания, что подтверждает его взгляд, — и приходит в заключение к следующему выводу:

«Как и раньше, деньги представляются мерилом стоимости. Но величина стоимости самого этого „мерила стоимости“ определяется уже не стоимостью того товара, из которого оно образовано, не стоимостью золота или серебра или бумаги. Напротив, эта стоимость в действительности определяется совокупной стоимостью товаров, находящихся в сфере обращения (причём предполагается неизменная быстрота оборотов). Действительное мерило стоимости не деньги: „курс“ самих денег определяется тем, что я назвал бы общественно-необходимой стоимостью обращения. Мы до сих пор для упрощения не останавливались на функциях денег, как платёжного средства, откладывая подробный их анализ до позднейшего времени. Но если мы примем их во внимание, то общественно-необходимая стоимость обращения выразится в формуле: сумма товарных стоимостей, делённая на быстроту оборотов денег, плюс сумма подлежащих погашению платежей, минус взаимно покрывающиеся платежи и, наконец, минус те обороты, в которых одна и та же монета попеременно функционирует то как средство обращения, то как платёжное средство» (Русск. изд. 1922 г., стр. 29).

Присмотримся теперь ближе к этим выводам. Уже первая фраза содержит в себе зародыш недоразумения. Он говорит: «Предположим, что в определённый момент обращение требует 5 миллионов марок, для чего необходимо приблизительно 3600 фунтов золота».

При подобном изложении можно было бы предположить, что 5 миллионов марок и 3600 фунтов золота суть две различные вещи: золото есть как бы средство ввести в обращение 5 миллионов марок. В действительности же 5 млн марок нечто иное, как те же 3600 ф. золота. Они идентичны с ними и не могут быть ничем иным. То, что требуется обращению — это 3600 фунтов золота. То, что 1/1395 фунта золота называют маркой, 3600 же фунтов в целом называются 5 миллионов марок, — имеет второстепенное значение.

Эта фраза Гильфердинга не содержат еще прямой ошибки, но несёт в себе уже зародыш заблуждения.

Следующая фраза уже опаснее:

«Тогда всё обращение приняло бы у нас такой вид: (5 миллионов марок в) Т — (5 миллионов марок в) Д — (5 миллионов марок в) Т».

Маркс пользуется формулой Т—Д—Т, чтобы характеризовать обращение товаров. Товаропроизводитель приходит на базар с товаром Т, представляющим стоимость определённой величины.

Он продаёт его, обменивает на определённое количество товара денег Д, имеющее равную по величине стоимость с товаром Т, и опять покупает посредством этого количества денег товар, равный по величине своей стоимости первому товару, — вследствие чего Маркс и обозначает этот товар также посредством Т, хотя он, как потребительная стоимость представляет собой нечто абсолютно иное, нежели первый товар.

Ясно, что Т означает здесь не определённое количество денег, а определённое количество товаров. Когда Маркс хочет обозначить Т конкретно, то он даёт вам определение товаров по весу или по числу кусков, штук: — 2 арш. полотна, 1 сюртук, 40 фунтов кофе, 1/2 тонны железа. Ему бы никогда и в голову не пришло сказать: 5 миллионов марок в Т. 5 млн марок означают, как мы знаем, также лишь определённое, по весу отмеренное, количество единичного товара, золота. Было бы бессмыслицей сказать, например, что в обращении товаров произошёл обмен 1360 фунтов золота в кофе, на 1360 ф. золота в золоте, на 1360 фунтов золота в железе.

Еще опаснее, однако, следующее: Т—Д—Т представляет собой формулу обращения для единичного товара. Но ведь то, что Гильфердинг здесь хочет показать, — это не обращение единичного товара, а оборот совокупной массы товаров и золота в обществе. Он представляет, однако, произведение, результат многочисленных процессов обращения, взаимно друг друга поглощающих, — совокупность которых невозможно выразить посредство формулы Т—Д—Т. В формуле Т—Д—Т, — Т по стоимости должно быть равно Д. Напротив, сумма стоимости обращающихся денег почти никогда не равна сумме стоимости товаров, обращение которых ими обслужено.

Всё это Гильфердинг знает так же хорошо, как и я; немногими строками ниже он сам излагает формулу Маркса, определяющую количество обращающихся денег. Если он употребляет, несмотря на это формулу (5 млн в) Т — (5 млн в) Д — (5 млн в) Т, то тут имеет место очевидно недосмотр, на который можно было бы не обращать внимания, если бы он не явился основанием дальнейших ошибок.

Гильфердинг продолжает:

«Если золото заместили бумажными деньгами, то, что бы ни было оттиснуто на этих знаках, сумма их во всяком случае должна представлять сумму товарных стоимостей, следовательно, в нашем примере — 5 млн марок».

Здесь мы имеем первое грехопадение, порождённое неясным способом выражения. Странным является, прежде всего, необычайно туманный способ выражения Гильфердинга в этой фразе: «Что бы ни было оттиснуто на этих знаках». Почему он не выражается яснее? Ведь, что может быть оттиснуто на этих знаках? Уже не цитаты ли из немецких классиков, как на новейшей клозетной бумаге? Лишь одно может быть на них оттиснуто, — что для нас в данном случае важно, — сколько золота они представляют. На каждом знаке оттиснуто, какое весовое количество золота он представляет. Не следует этого забывать.

Не менее неясно, чем выражение: «что бы на них ни было оттиснуто», — следующее за ними: «сумма их во всяком случае должна представлять сумму товарных стоимостей». Ведь речь идёт не о сумме знаков, а о сумме количеств золота, которую они представляют. Гильфердинг пользуется здесь нескладными, туманными выражениями, лишь бы устранить отношение бумажек к золоту.

И уж после этого для него оказывается лёгким сделать решительный шаг и заявить с полным спокойствием и уверенностью, как будто это само собой понятно и очевидно: «Сумма их во всяком случае должна представлять сумму товарных стоимостей, следовательно, в нашем примере — 5 миллионов марок».

«Если золото заместили бумажными знаками», то бумажки ведь служат представителями золота, определённых количеств золота, а не представителями товаров. Сумма стоимости, которую представляет совокупность знаков, должна ведь быть равна сумме золота, место которого они заступают. Это сумма, без сомнения, в примере Гильфердинга равна сумме стоимости циркулирующих товаров, — но этим ещё не сказано, что их сумма представляет сумму стоимости товаров, и там, где последняя отклоняется от суммы стоимости золота, требуемого для обслуживания товарного обращения.

Если золото замещают бумажными знаками, то они означают определённые количества золота, а не товарные стоимости. Они означают Д, а не Т. Сколько бы, однако, золота они ни представляли по оттиснутым на них названиям, — в действительности они не могут представлять больше золота, нежели требуется нуждами обращения.

Но Гильфердинг мне возразит, что всё это чистый педантизм. Количество золота, требуемое нуждами товарообращения, зависит от суммы стоимости товаров, обращение которых оно должно обслужить. Чем больше эта сумма, тем больше требуемое количество золота. Оба состоят в прочном взаимном соотношении.

Сам Маркс говорит в «Капитале».

«При этом предположении сумма средств обращения определяется суммой цен реализируемых товаров».

Не выходит ли, что Гильфердинг говорит то же самое?

Отнюдь нет, ибо Маркс говорит, что его утверждение верно лишь при определённом предположении. Как раз это предположение и старается усердно Гильфердинг устранить с пути.

«Это предположение» Маркс формулирует следующими словами: «В последующем стоимость золота предполагается данной, как она дана в момент установления цен».

Гильфердинг, напротив, хочет нам доказать, что бумажные деньги независимы от стоимости золота, что совокупная стоимость, которую они представляют, определяется прямо и непосредственно стоимостью противостоящей массы товаров (при неизменной быстроте обращения).

По учению Маркса, стоимость бумажных денег, без сомнения, тоже определяется стоимостью противостоящей массы товаров, но этот процесс осуществляется у него посредством золота, которое в своей телесности при бумажно-денежном обращении уже из него вытеснено, но, как и раньше, функционирует, как мерило стоимости, в качестве представляемого золота.

Противоположность обоих воззрений выступает ясно наружу в следующем абзаце «Финансового капитала»:

«Мне кажется, что правильнее всего формулировал Маркс законы бумажного (или с приостановленной чеканкой) денежного обращения, когда он говорит: „Неимеющие стоимости марки суть знаки стоимости лишь постольку, поскольку они представляют в процессе обращения золото, а они представляют его лишь постольку, поскольку последнее в виде монеты могло бы само войти в процесс обращения: величина, определяемая собственной стоимостью золота, если даны меновые стоимости товаров и быстрота их метаморфоз“ („К критике политической экономии“). Излишним представляется только тот обходный путь, в который пускается Маркс, определяя сначала стоимость необходимого количества монеты, и лишь через неё — стоимость бумажных денег. Чисто общественный характер этого определения выступает много яснее, если стоимость бумажных денег выходит непосредственно из общественной стоимости обращения. Что бумажно-денежные валюты исторически возникли из металлических валют, — это вовсе не основание рассматривать их так теоретически. Следует вывести стоимость бумажных денег не прибегая к металлическим деньгам» (Русск. изд. 1922 г., стр. 43).

Противоположность между Марксом и Гильфердингом мы имеем здесь ясно представленной. Последний полагает, что стоимость бумажных денег должна определяться вне всякого отношения к металлическим деньгам. «Muss ist eine harte Nuss», но в науке неприменимо sic volo, sic jubeo (так хочу, так приказываю). Здесь решает только разум. Рассмотренные попытки Гильфердинга устранить золото — не очень убедительны. Он хочет устранить золото при определении стоимости бумажных денег. Он хочет определить последнюю непосредственно стоимостью товаров. Это удаётся ему лишь потому, что он сам того не замечая, молча предполагает измерение стоимости товаров посредством золота. Иными словами — потому, что он отождествляет стоимость и цену. Вся его дедукция построена на предположении, что определённое количество марок представляет собой не определение цены, а определение стоимости. Но что сумма цен товаров определяет стоимость обращающихся денег, — этого Маркс отнюдь не оспаривает. Путь от стоимости к цене и есть именно тот окольный путь, «который прокладывается Марксом». Гильфердинг избавляется от этого «излишнего» окольного пути лишь тем, что употребляет стоимость и цену, как тождественные понятия. Его грехопадение проявляется в том, что он рассматривает 5 миллионов марок и 3600 фунтов золота, как различные вещи и формулу Г—Д—Т заменяет формулой: (5 млн марок в) Т — (5 млн марок в) Д — (5 млн марок в) Т.

Маркс говорит: при предположении стоимости золота как данной, — масса средств обращения определяется суммой цен, подлежащих реализации товаров. Гильфердинг же, напротив, заявляет, что сумма денежных знаков «должна представлять сумму стоимости товаров, — таким образом, в нашем примере должна быть равна 5 млн марок». Эти 5 миллионов марок не сумма стоимости, а сумма цен. Стоимость определяется общественно-необходимым рабочим временем. Если в массе товаров овеществлено общественно-необходимого труда в количестве 5 миллионов рабочих часов, то она будет иметь соответственную по величине стоимость. Если в течение рабочего часа производится 1/1395 фунта золота и это количество называют маркой, тогда можно также сказать, что сумма стоимости товарной массы составляет 5 миллионов марок. Точнее выражаясь, это, собственно, не сумма стоимости, а сумма цен, которой обозначают определённую величину стоимости, выраженную посредством количества золота, на которое она обменивается. Цена и стоимость отнюдь не совпадают, но для упрощения можно их иногда в теории приравнивать друг к другу. Но при этом не следует, однако, забывать, что выражение стоимости в деньгах предполагает наличие такой стоимости и без такого предположения — бессмысленно. И правильнее, действительно, подобное выражение обозначать как цену.

Почему говорит здесь Гильфердинг о сумме стоимости, вместо того, чтобы говорить о сумме цен? Сумма стоимости товаров дана сама по себе; она независима от стоимости денег. Сумма же цен предполагает, напротив, не только определённую стоимость товаров, но и определённую стоимость денег. Тем, что он отождествляет сумму стоимости и сумму цен, он делает возможным сделать цену независимой, также, как и стоимость от предположения определённой данной стоимости денег.

Подобным отождествлением стоимости и цены он создал условия для своей теории. Он продолжает:

«Если отпечатано 5000 знаков равного достоинства, каждый будет равен 1000 марок. Если оттиснуто 100.000 знаков, каждый будет представлять 50 марок. Если при прежней быстроте денежных оборотов, сумма цен удвоится, а количество знаков не изменится, то они будут равнозначущи 10 миллионам марок, если сумма цен упадёт наполовину, то — всего 21/2 миллионам марок».

Здесь с виду исчезает всякое отношение денег к золоту. Мы имеем на одной стороне массу товаров, — на другой — массу знаков. От стоимости массы товаров и количества знаков зависит, как велика стоимость каждого знака. Золото кажется полностью устранённым.

И тем не менее, несмотря на всё это, навязчивый металл пробирается также в это прекрасное бумажное хозяйство.

Что мы имеем по предположению Гильфердинга? Массу стоимости, скопление товаров, которые, может быть, представляют 5 миллионов рабочих часов, некоторое количество «одинаково напечатанных» знаков. Эти последние сами по себе лишены стоимости. Каждый получает свою стоимость благодаря монополии обслуживать циркуляцию товаров, предоставляемой ему государством. Стоимость каждого знака определяется стоимостью товаров, обращение которых он обслужил. Если на-лицо только 5000 знаков, то на каждый приходится стоимость в 1000 рабочих часов. Если 100.000, — то — 50 рабочих часов.

В такой форме бумажно-денежное обращение было бы плохой копией утопии рабочих денег. Об этих последних Маркс говорит:

«Вопрос, почему деньги не представляют непосредственно рабочее время, — так чтоб, например, какая-нибудь ассигнация изображала X рабочих часов, — очень просто сводится к другому вопросу: почему, на основании товарного производства, продукты труда должны представляться товарами, так как такое представление заключает раздвоение его на товар и денежный товар. Или почему частный труд нельзя рассматривать, как его противоположность — непосредственно общественный труд» («Капитал», т. I, примечание 55 на стр. 63, русск. издан. 1920 г.).

Гильфердинг освобождается от неприятной необходимости разрешить эти вопросы тем, что величину стоимости вместо рабочих часов обозначает посредством марок. Он может, однако, вертеться, как ему угодно, — но марка означает определённое количество золота.

Как только мы вводим золото, — дело приобретает опять некоторый смысл. Гильфердинг исходит из товарной стоимости в 5 миллионов марок. Это определённая величина представляемого золота, если понимать под маркой 1/1395 фунта золота. В целом это 3600 фунтов золота. Если он принимает, что для обращения этого количества товаров требуется равное количество золота, то мы имеем здесь опять-таки 3600 фунтов золота, но во всей их телесности.

Если эти 3600 фунтов замещаются представляющими их знаками, — то совокупная сумма их представляет также 3600 фунтов, как бы ни было велико их количество. На каждом напечатано, однако, указание, что он равен определенному количеству золота. В этом смысл указания, что он считается за 50 или 100 или 1000 марок. Другого смысла это не имеет и иметь не может. Если в обращение брошено больше таких знаков, нежели товарообращению требуется, — если выпускается больше представителей золота, нежели обращалось бы вместо них золота, — то все они вместе имеют в золоте стоимость, соответствующую потребностям товарообращения. Если оно требует 5 млн марок, а выпущено будет такое количество бумажных денег, которое представляет 10 млн марок, то каждый знак в двадцать марок будет равен по стоимости лишь кроне и будет иметь покупательную способность, равную ей.

В ином случае непонятна следующая фраза: «Если отпечатано 5000 знаков равного достоинства, каждый будет равен 1000 марок; если оттиснуто 100.000, каждый будет представлять 50 марок». Какие марки здесь могут подразумеваться, если не марки в золоте? Бумажная марка (или знак в 10, 100, 1000 марок) является представителем марки золотой, по меньшей мере, — представляемого золота. Здесь бумажная марка равна по стоимости бумажной марке. Указание, что 100 бумажных марок равны по стоимости лишь 50 маркам, разумеет под последними не что иное, как 50 марок золота. Где выпускают в обращение больше бумажных денег, нежели нужно товарообращению, — там при принудительном курсе образуются двойные выражения цен, — в бумажных деньгах и золотых деньгах. Базисом измерения стоимости остаётся, однако, всегда золото. Как мерило стоимости, золото не может быть устранено.

Это отрицает Гильфердинг. Он формулирует следующий закон:

«При чистом бумажно-денежном обращении с принудительным курсом, при неизменности времени оборотов, стоимость бумажных денег определяется суммой цен тех товаров, которые должны пройти через сферу обращения; бумажные деньги здесь приобретают полную независимость от стоимости золота и непосредственно отражают стоимость товаров» (Изд. 1922 г., стр. 19).

Стоимость денег определяется, таким образом, суммой цен товаров. Как определяется, однако, сумма цен товаров? Очевидно, стоимостью денег. Невозможно сказать, — товар стоит 10 марок, если неизвестно какую стоимость представляют 10 марок. По Гильфердингу выходит, однако, что стоимость денег при бумажно-денежном обращении определяется стоимостью товаров, выражаемой опять-таки деньгами.

К такому очевидному circulus vitiosus (порочному кругу) он мог прийти лишь вследствие отождествления стоимости и цены. Благодаря этому, могло возникнуть представление, будто товары, прежде нежели их стоимость выражена в деньгах, имеют уже не только определенную стоимость, но и определенную цену; между тем как последняя представляет собой определённое меновое соотношение с деньгами, стоимость которых была бы ведь в таком случае ещё неизвестна. Если бы это было возможно, — тогда, конечно, стоимость денег могла бы возникать из стоимости товаров и «непосредственно отражать стоимость товаров».

Каким образом возникает цена товаров, прежде нежели установилась стоимость денег, — этого Гильфердинг не открывает. А между тем это решающий вопрос. Не дав себе труда его разрешить, он приходит к выводу, что при закрытой чеканке стоимость денег, как мерила стоимости, определяется не стоимостью образующего их товара, но тем, что называют «общественно-необходимым минимумом обращения», устанавливаемым формулой: сумма стоимости товаров, делённая на быстроту оборота денег, равняется стоимости суммы денег (отвлекаясь от платежей, влияния которых мы здесь не учитываем, чтобы не усложнять без нужды дела).

Эта формула образована путём подражания формуле Маркса, гласящей: сумма товарных цен, делённая на число оборотов одноимённых монет, равняется массе денег, функционирующих в качестве средства обращения.

Обе формулы внешне кажутся тождественными, — в действительности же они в корне различны.

Маркс исходит из суммы цен товаров, что означает их стоимость, выраженную в определённом количестве монет, — скажем — марок. Сумма цен товаров, обращающихся за день на рынке, составляет, например, 5 миллионов марок. Это число разделим на среднее число оборотов, в течение дня, одноимённых монет. Так как сумма цен товаров выражена в марках, то и здесь мы опять-таки получим марки, причём независимо от того, сколько именно оборотов сделала каждая монета, — в двадцать марок и т. п. Если, допустим, каждая монета-марка в течение дня при покупках и продажах меняет свое место пять раз, то требуется миллион монет-марок для обслуживания покупок и продаж.

При всём этом, стоимость денег, стоимость марки, предполагается данной. С изменением суммы цен товаров и быстроты обращения денег, меняется не стоимость каждой отдельной монеты, а число находящихся в обращении монет.

Всё это ясно и просто. В формуле же Гильфердинга мы имеем, напротив, как это уже отмечено, — сумму стоимости товаров, которая должна быть превращена в сумму цен, прежде нежели определена стоимость денег. Для того, однако, чтобы была определена стоимость суммы денег и стоимость отдельной монеты, необходимо ещё принять во внимание быстроту обращения денег, определяемую количеством покупок, производимых за данный период времени. Это означает, что деньги, по формуле Гильфердинга, должны функционировать, как мерило стоимости и средство обращения, прежде нежели установлена их стоимость, превращающая их в мерило стоимости и средство обращения. Сначала продавец устанавливает цену своего товара. Затем он продаётся за определённое количество денег и только в результате этой операции выявляется, какова стоимость отдельной монеты. Стоимость денег, которая должна быть установленной до начала обращения товаров, обмена товара на деньги, — делается результатом этого обмена.

Если я правильно понял Гильфердинга, — мне кажется, что его теория иначе и не может быть понята, — то она действительно имеет странную природу.

Но всё же она не совсем непостижима. Она не взята из воздуха, а представляет собой попытку объяснить определённые явления, которые занимают теоретиков денежного обращения уже несколько десятилетий и которые имеют особенно близкое отношение к Гильфердингу, ибо опыты с чеканкой золота, производившиеся на его родине, играют выдающуюся роль в среде этих явлений. Его теория установления стоимости денег, общественно-необходимой стоимостью обращения, — полной независимости стоимости денег от стоимости золота — чисто-австрийская теория. С семидесятых годов прошлого столетия стоимость серебра падала очень быстро. Это привело в расстройство валюту всех государств, которые не перешли к золотой валюте. В числе стран, где ещё господствовала тогда серебряная валюта, находились также Австрия и Индия. Обе страны пытались себе помочь приостановкой свободной чеканки серебра. Количество обращающихся в стране серебряных монет было ограничено определённой массой. Последствием в обеих странах был разрыв между ценой серебряной монеты и стоимостью заключенного в ней металла, и превышение ею последней. Гильфердинг объясняет это тем, что наличная масса серебряных денег при данной стоимости серебра не могла удовлетворить потребности в средствах обращения. Он думает, что если сумма товаров требует 700 миллионов серебряных гульденов, а в обращении лишь 600, — то каждый серебряный гульден приобретает стоимость, равную 7/6 стоимости заключённого в нём серебра.

Это показывает Гильфердингу, что стоимость денег при закрытой чеканке определяется не их собственной стоимостью, но общественно необходимой стоимостью обращения.

Фактов, на которых он основывается, не приходится отрицать. Прекращение свободной чеканки серебра приводит фактически к повышению курса серебряной монеты над стоимостью заключённого в ней металла.

Но при каких условиях это произошло? Это случилось в период, когда золотая валюта стала неизбежной. Торговые отношения стран серебряной валюты со странами золотой валюты становились всё более тесными, золото приобретает даже для первых стран рядом с серебром всё большее значение. Тогда для них должно было стать невыносимым положение, при котором прежнее почти постоянное соотношение между стоимостью золота и стоимостью серебра, благодаря постоянным колебаниям последнего, совершенно исчезло. Противодействовать этому оказалось необходимым и потому свободная чеканка серебра была приостановлена.

Гильфердинг говорит, например, по поводу приостановки свободной чеканки серебра в Индии:

«Целью было повысить курс рупии до 16 пенсов. При свободной чеканке этот курс соответствовал бы цене серебра почти в 43,05 пенса. Другими словами, при такой цене серебро, заключающееся в рупии, превращённое в слиток и проданное на лондонском рынке, доставило бы 16 пенсов» (Изд. 1922 г., стр. 27).

Ко времени закрытия монетного двора для частной чеканки цена серебра составляла 38 пенсов, а курс рупии — 147/8 пенса. После того, как в 1893 г. свободная чеканка была приостановлена, удалось в 1897 г. довести курс рупии до высоты 16 пенсов в то время как стоимость заключённого в ней серебра составляла 8,87 пенсов.

Но пенсы ведь английские деньги, золотые деньги. Курс индийской рупии, это ее цена, выраженная в золоте. Так же мало, как о бумажных деньгах, можно сказать здесь о серебряных, что они «совершенно независимы от стоимости золота и непосредственно отражают стоимость товаров». Они независимы от стоимости их собственного металла, но лишь от того, что серебро, как мерило стоимости, вытесняется другим благородным металлом. Речь шла о том, чтобы фиксировать соотношение между индийскими серебряными деньгами и английскими золотыми деньгами и этого старались достигнуть тем, что ограничили определённым образом количество обращающихся в Индии серебряных денег. Это последнее мероприятие не удалось бы никому хорошо осуществить, и оно было бы невозможным, если бы серебряные деньги были там единственными деньгами. Оно стало возможным и даже желательным благодаря тому, что золото оттеснило и заменило серебро в качестве мерила стоимости и оставило ему лишь выполнение функций простого средства обращения, превратив его по существу в разменную монету. Разменная монета функционирует лишь как средство обращения, а не как масштаб стоимости. Стоимость серебряных разменных монет превышает всегда стоимость заключённого в них. металла, но на этом основании никто никогда не станет утверждать, что деньги не могут вообще иметь собственной стоимости и что не эта собственная их стоимость определяет товарные деньги и тем самым количество необходимых товарообращению денег. В действительности серебряные деньги посредством приостановки свободной чеканки не превратились полностью в разменные деньги. Но приостановка представляла собой первую ступень к этому, ибо как Австрия, так и Индия переходили к золотой валюте. Золото, как здесь, так и там являлось узаконенным масштабом цен.

Опыты с ограничением серебряной валюты, таким образом, отнюдь не доказывают, что стоимость денег, как мерила стоимости, устанавливается общественно-необходимой стоимостью обращения, а не той собственной их стоимостью, которую имеет заключённый в них металл, подобно всякому металлу. Подобные опыты могли бы это доказать, если бы они могли производиться в течение продолжительного времени, не вызывая важных нарушений обращения в тех странах, в которых металл с приостановленной чеканкой образует единственное мерило стоимости. Пока же не существует ни одного подобного случая продолжительной закрытой золотой валютой, я себя не чувствую обязанным менять воззрение на деньги, как мерило стоимости, которое Маркс развивает в «Капитале», где оно гласит:

«Хотя для отправления своей функции, как меры стоимостей, служат мысленно представляемые деньги, тем не менее цены товаров всецело зависят от реального денежного материала» («Капитал», т. I, русск. изд. 1920 г., стр. 65).

Маркс высмеивает представителей «бессмысленно-наивной» количественной теории, полагающих, «что товары без цены и деньги без стоимости выступают в процессе обращения, где затем соответственная часть товарной каши обменивается на соответственную часть металлической горы» («К критике полит. экономии»). Гильфердинг повторяет это мнение, но разве оно не применимо к его теории общественно-необходимой стоимости обращения? Ибо ведь и у него деньги вступают в обращение без стоимости; затем он пускает в обращение товары с ценой, но это удаётся ему лишь потому, что он обозначает их стоимость как их цену.

В конце концов, самому Гильфердингу становится страшна его теория и тогда он заявляет:

«Такая чисто бумажно-денежная система не может устойчиво соответствовать тем требованиям, которые предъявляются к орудию вращения. Так как стоимость бумажных денег определяется суммой стоимости товаров, находящихся в сфере обращения во всякий данный момент, а эта сумма подвержена постоянным колебаниям, то и стоимость денег должна претерпевать постоянные колебания. Деньги уже не были бы мерой товарных стоимостей, а наоборот, их собственная стоимость измерялась бы наличной потребностью обращения, следовательно, при равной, неизменной быстроте обращения, стоимостью товаров. Значит, чисто бумажные деньги, в конце концов, должны оказаться невозможными, потому что при них обращение подвергалось бы постоянным пертурбациям» (Русск. издан. 1922 г. стр. 41).

Иными словами: общественно-необходимая стоимость обращения, если основательно разобраться, есть не что иное, как общественно-вредное искажение обращения. Итак, мы остаёмся в конечном счете при «окольном пути» Маркса.

3. Стоимость золота и банки⚓︎

В своей статье о деньгах и товарах Гильфердинг применяет установленный им закон общественно-необходимой стоимости обращения к свободной золотой валюте, в то время как в «Финансовом капитале» он относил его лишь к закрытой и бумажной валюте.

Он утверждает, что этот закон определяет при свободной золотой валюте стоимость суммы денег, употребляемой для целей обращения.

Эта сумма денег регулируется в настоящее время эмиссионными банками. Они принимают всё предлагаемое им золото. «Спрос, таким образом, неограничен». Это золото исчезает в подвалы банков и выдаётся оттуда в той мере, в какой этого требует меняющаяся стоимость обращения.

«Предположим, что стоимость обращения повысилась с 1000 до 1500. Если б не было запаса золота, то меновое отношение золотой монеты должно было бы измениться. Одна марка обладала бы теперь стоимостью в 1 \(\frac{1}{2}\) марки. Наоборот — наоборот».

Однако, благодаря наличию золотого запаса в виде сокровища, в обращение будет выпущено количество золота, соответствующее этой новой стоимости обращения. Излишек всасывается банком, — недостаток — восполняется им.

«Изменения в отношениях стоимости (между деньгами и товарами) может, таким образом, не произойти. Для того, чтобы изменение в стоимости золота могло обнаружиться, деньги должны бы оставаться в обращении. Ибо лишь когда товары и средства обращения непосредственно противостоят друг другу, — они могут взаимно определять величину стоимости. Деньги вне процесса обращения, — как сокровище в подвалах банков, — не стоят ни в каком отношении к обращающейся сумме товаров.

Фактически дело происходит таким образом. Производители золота получают за 1 килограмм золота 1 килограмм золотых монет. Новое золото лежит в подвалах банка. При увеличении потребности товарообращения в деньгах, — золото выплывает из подвалов в обращение. Таким образом меновое отношение золотых монет к товарам остается всегда таким же, каким оно было в начале процесса».

Это означает, иными словами, что закон стоимости в применении к золоту, как деньгам — упраздняется. Это могло бы с первого же взгляда показаться странным, — но Гильфердингу это не кажется удивительным.

«Закону стоимости для его проявления необходима полная хозяйственная свобода. Деятельность же центральных эмиссионных банков модифицирует соотношение денег и товаров. Специфическая природа денег делает затруднительным приведение поясняющего примера; всё же представим себе следующее: в замкнутой, удовлетворяющей свои нужды, хозяйственной области государственная власть вводит монополию торговли нефтью. Допустим, что она держит в наличии запас, скажем, в сто миллионов литров. Допустим, что она продаёт нефть каждому желающему по цене 30 марок за сто литров, и покупает всегда всю предлагаемую ему нефть по цене 291/2 марок. Следствием явилась бы, естественно, неизменная цена на нефть, — в 30 марок. Эта цена определяла бы, какие местоположения могут ещё эксплуатироваться, какие местоположения будут приносить ренту и какой величины. При увеличении потребности в нефти спрос удовлетворяется из запаса, о достаточной величине которого заботится „нефте-банковая политика“. Если спрос уменьшается, или добыча особенно богата, то запас еще более увеличивается, что рассматривается руководителями банка, как особенно благоприятное положение. Совершенно аналогичны происшествия при золоте, но здесь неизменность менового отношения может быть доказана с полной достоверностью лишь теоретически».

Эмиссионные банки обладают теперь подобной монополией. Раньше на золото был не неограниченный спрос, «теперь же, напротив, эмиссионные банки всасывают всё золото и, притом, по раз установленной цене».

«Решающим является фиксирование монеты как определённого весового количества золота и приём всего золота центральным банком по этой фиксированной „цене золота“.

С другой стороны, эмиссионный банк обязан немедленно удовлетворять появляющуюся где-нибудь потребность в средствах обращения и уклониться от этого не может.

Подобным образом эмиссионными банками осуществляется „общественное регулирование обращения“, которого не могло быть в то время, когда доставлявшееся рудниками золото принималось частными лицами и запасы золота скоплялись у них. Тогда, разумеется, стоимость золота определялась издержками его производства. Теперь же она определяется отношением между количеством обращающегося золота и общественно-необходимой стоимостью обращения, и так как это отношение поддерживается постоянно банками на определённом уровне, — то мы имеем неизменную стоимость золота. Условия производства золота могут всячески меняться, — стоимость золота всё же остается неизменной».

Гильфердинг приходит с триумфом к следующему выводу:

«Таково влияние „неограниченного спроса“ на золото. Оно приводит фактически к стабилизации менового отношения золотой монеты и, тем самым, — золота в слитках, пока закон гарантирует постоянное превращение золота в монеты. Тем самым, мы имеем фактически со времени всеобщего введения новейшей системы золотой валюты фиксированное мерило стоимости, которое экономисты так долго искали и которое они всё ещё не узнают, хотя давно уже его имеют».

Несмотря на это заявление, я вынужден и теперь всё же остаться в рядах этих экономистов.

Прежде всего, необходимо устранить с пути пример с нефтью. Если б государство попыталось по образцу Гильфердинга установить монополию торговли нефтью, то результатом явилась бы не неизменная цена нефти, а банкротство государства, независимо от того, является оно замкнутой торговой областью или нет. Допустим, — в виде аналогии современному развитию золотопромышленности, — что условия производства нефти изменились, частью вследствие открытия новых более богатых источников, частью в результате технических усовершенствований. Будет добыта огромная масса новой нефти. Потребление, однако, не возрастает. Продажная цена остаётся ведь неизменной, ибо не происходит никаких изменений, которые могли бы способствовать росту потребления. Государство продаёт не больше чем прежде, но обязано скупать по старой цене всю новую предлагаемую нефть. Гильфердинг думает, что в этом случае увеличится запас, что руководителями банка «будет рассматриваться как особенно благоприятное положение». Почему, — этого он не объясняет. Ведь совершенно очевидно, что у государства, в конце концов, иссякнут деньги для закупки новой нефти, раз оно всё время больше покупает, нежели продаёт. При постоянно неизменных ценах нефтяная монополия была бы осуществима лишь в том случае, если бы само государство владело всеми до одного источниками нефти и поддерживало добычу постоянно на определённом уровне. Если же монополия осталась бы лишь торговой монополией, — как это необходимо предполагать для верности аналогии примеру с золотом, — то государство должно было бы иметь возможность понижать цены в тех случаях, когда добыча, а значит и предложение, превышают определённый уровень. Гильфердинг думает: «Совершенно аналогичны происшествия при золоте, но здесь неизменность менового отношения может быть доказана с полной достоверностью лишь теоретически».

Но при «совершенно аналогичных отношениях» нефтяной монополии обнаруживается ведь с «полной достоверностью» невозможность «неизменного менового отношения».

Гильфердинг вероятно возразит, что его замечание надо брать cum grano salis (с большой осторожностью). Аналогия между золотом и нефтью имелась бы на-лицо в том случае, если бы господствовал неограниченный спрос на нефть. Тогда цена могла бы постоянно поддерживаться на определённой высоте, независимо от условий производства. Банки и развили как раз неограниченный спрос на золото.

В чём заключается, однако, этот неограниченный спрос на золото? Он выражает тот факт, что каждый нуждается в деньгах, и никто не имеет их слишком много. Но это старая история, хотя она и остаётся вечно новой. По Гильфердингу, однако, неограниченный спрос существует лишь с момента «учреждении эмиссионных банков, которые неограниченно принимают всё золото, предлагаемое на рынке». Как это происходит? «Это сперва означает не что иное, как то, что за 1 килограмм золота всегда выдаётся 1 килограмм золотых монет. Эти новые килограммы исчезают сперва в подвалах банков и хранятся там, как сокровище».

Если Гильфердинг получает золотую крону и отдает за неё десятимарковый знак, то он не поверит, что приобрел «новые деньги», которые может отдать на хранение как «сокровище». Его сокровище остаётся как раз той же величины, какой было раньше, — лишь его форма изменилась.

Но буквально то же самое происходит у банка, когда он всасывает золото. Он даёт за 1 килограмм золота в слитках 1 килограмм золотых монет, — и после этой сделки его золотой запас не увеличивается ни на пфенниг, который мог бы «исчезнуть» в его подвалах. Он может эти слитки золота превратить в золотые монеты, последние снова обменять на слитки и это превращение повторять бесконечно. Но с каких пор это — «неограниченный спрос на золото»? Этот «спрос» представляет собой не что иное, как неограниченную готовность банка превращать всё прибывающее к нему золото из формы золота в форму денег. Никто не вообразит, что обмен на деньги представляет собой «неограниченный спрос» на золото.

Однако не всё золото должно подлежать обмену на монеты. Золото может действительно увеличить сокровище банка, исчезнуть в его подвалах, когда обменивается не на золото, а на бумажные деньги, денежные знаки. Здесь к прежнему золоту прибывает новое. При этом процессе может быть принято всё золото, появляющееся на рынке. Быть может в этом заключается неограниченный спрос на золото?

Новое золото попадает в подвалы банка. Но оно принадлежит не ему. Оно принадлежит фактически тем, кто обладает знаком на него. Когда они предъявляют знаки на него, оно должно быть выдано. Это золото не является, таким образом, приобретением банка, оно — вклад обладателя денежного знака, банкноты. «Неограниченный спрос на золото» оказывается здесь готовностью банка принимать на хранение всякое количество золота, появляющееся на рынке. Золотое сокровище центрального эмиссионного банка есть не что иное, как объединение сокровищ владетелей денег данного государства, которые раньше были распылены по многочисленным кассам и подвалам, а теперь централизованы. Эта централизация приносит пользу, но она лишь тогда достижима, когда банк принимает всякий вклад, который ему предлагается.

В этом заключается весь секрет «неограниченного спроса на золото», который будто бы создают эмиссионные банки. Она вносит некоторые изменения не в существо, а в механизм образования золотого запаса, образование которого при развитом товарном хозяйстве происходило и до учреждения банков.

Всё это относится и к «общественному регулированию обращения», которое должно осуществляться эмиссионными банками взамен прежней анархии обращения. Гильфердинг думает:

«Вступление (золота) в обращение не было (раньше) таким механическим процессом, как теперь. На золото не было тогда неограниченного спроса. Оно должно было обмениваться на товары, вступало, таким образом, непосредственно в обращение и оставалось в нём, если только не происходило образования частных сокровищ. Последнее зависело опять-таки не от потребностей обращения, но от имущественной способности отдельных лиц к образованию подобных сокровищ».

Почему раньше золото должно было золотопроизводителями немедленно после его добычи обмениваться на товары, — не является понятным. С другой стороны, однако, и теперь золотопроизводитель далеко не всегда должен своё золото немедленно обменивать на товары. Гильфердинг думает, что банк принимает золото и выдаёт его лишь тогда, когда потребности обращения этого требуют. Но мы ведь знаем, что золото, обмениваемое на монеты, не является новым сокровищем. Золотопроизводитель обменивает его на монеты, чтоб пустить их в обращение, купив на них средства личного потребления или средства производства. Подобным же образом он хочет употребить деньги, когда он обменивает своё золото на банкноты и другие денежные знаки. Если он капиталист, то он не даст деньгам праздно лежать, он купит, быть может, акции, на выручку от которых покупаются, скажем, рельсы и паровозы для китайских железных дорог, — во всяком случае он старается свои деньги пустить в оборот. Учреждение эмиссионных банков в этом отношении ничего не меняет. Останется ли вновь добытое золото в обращении или временно осядет в форме сокровища, зависит целиком не от частных обладателей денег, — теперь так же, как и прежде.

Равным образом это относится к «регулированию обращения» посредством выпуска в него золота. Гильфердинг приходит к выводу: «Запас-сокровище банка служит непосредственно резервом для обращения, эмиссионный банк обязан — и не может поступить иначе — немедленно удовлетворять обнаруживающуюся где-нибудь потребность в средствах обращения. Совсем иное дело, когда это регулирование отсутствует. Если возникает потребность в средствах обращения, то золото в обмене на товары возрастает в стоимости, и для частных лиц нет основания бросать деньги в обращение».

Как бросаются деньги в обращение? Не иным способом, как покупкой товаров. Я отвлекаюсь здесь, как и во всей работе, от функции денег, как платёжного средства, чтобы не усложнять без нужды изложения. Обращение здесь — обращение товаров, купля и продажа товаров.

Что единичное лицо покупает товары — зависит от его потребностей как потребителя и производителя. В этом отношении эмиссионный банк ничего не меняет. Он не увеличивает количество потребностей. Однако покупка товаров зависит, конечно, не от одних только потребностей, но и, как мы это иногда болезненно ощущаем, — от количества денег, которыми мы располагаем. Если запас денег, которым располагают, оказывается недостаточным для производства покупок, необходимых для домохозяйства или для предприятия или для других нужд, — то приходится обращаться за кредитом к тем, кто накопил сокровища. Этими деньгами единичных лиц создаётся обращение.

Что изменяет выступление на сцену эмиссионных банков? Уже не дарят ли они людям деньги для покупки товаров? Такому способу общественного регулирования обращение, к сожалению, не подвергается. Лица, способствующие своими покупками обращению, осуществляют их теперь, как и раньше, посредством собственных или взятых взаймы денег. Изменение состоит лишь в том, что одна часть их собственных денег находится на хранении в банке и должна лишь быть оттуда выдана; с другой стороны — в том, что их потребность в кредите удовлетворяется в первую очередь тоже банками. И только посредством таких ссуд единичным — физическим или юридическим лицам — банк бросает в обращение деньги. Фактически он непосредственно не кидает в обращение ничего, за исключением случаев, когда сам покупает товары. Ссуженные банком деньги кидают в обращение частные лица, сообразно их потребностям и состоянию. Современный метод выпуска денег в обращение отличается по способу, но не по существу от применявшегося до появления банков. Как и раньше, теперь нет общественного регулирования обращения товаров, а значит, и обращения денег, обусловленного им. Как и раньше, оно зависит от потребностей и средств отдельных лиц. Банки, в силу своего огромного механизма и лучшего знания частных взаимоотношений, могут легче преодолевать многие затруднения, возникающие в процессе обращения, и осуществлять целесообразнее и быстрее предоставление кредита, нежели всё это могли бы осуществить многочисленные единичные денежные капиталисты. Но процесс обращения товаров является лишь частью совокупного процесса производства, определяется потребностями и результатами последнего, и до тех пор, пока в этом совокупном процессе производства существует частная собственность на средства производства, об общественном регулировании одной его части может быть речь лишь в каком-нибудь переносном смысле. Гильфердинг, естественно, не может понимать в буквальном смысле свою фразу об общественном регулировании.

Однако, что бы он под этим ни разумел, — сущность товарного обращения и денежного обращения нисколько не изменились, благодаря появлению эмиссионных банков, как это предполагает Гильфердинг.

Неограниченная способность приёма обществом золота — «неограниченный спрос на него» — не изобретение банков, она существует с тех пор, как существует товарное производство, потому что золото стало таким товаром, который является общественной материализацией богатства и который приобрёл форму всеобщей меноспособности.

Ведь, благодаря этому, он и превратился в деньги. Товар, который не всегда и не во всяком количестве охотно принимают, не может стать деньгами. Образование денежных сокровищ тоже не является изобретением банков. Если принять выводы Гильфердинга, то можно прийти к представлению, что лишь в банках сокровища скопляются регулярно, что прежде такое скопление сокровищ было делом случая, самопроизвольного желания единичных лиц, которое могло бы и не иметь места. В действительности же непрерывное и закономерное товарное производство невозможно без того, чтобы то здесь, то там скоплялись суммы денег, снова кидаемые в обращение, когда нужды обращения этого потребуют. Отсутствие подобного денежного резерва не привело бы вследствие закона стоимости обращения, как это думает Гильфердинг, к «изменению менового отношения золотой монеты», но сделало бы невозможным развитие товарного обращения и товарного производства.

Гильфердинг пишет:

«Банк всасывает каждый излишний для обращения золотой и присоединяет его к своему запасу; изменения соотношения стоимости не может произойти».

Иное, напротив, произошло бы, если бы не было золотого запаса.

«Допустим, что стоимость обращения повысилась с 1.000 до 1.500. Если нет в наличии никакого золотого запаса, то меновое отношение золотой монеты изменится. 1 марка будет обладать теперь стоимостью в 11/2 марки. Наоборот — наоборот».

Иначе говоря: если стоимость обращения понизится с 1.000 до 1.500, то, при отсутствии банка, который мог бы всосать излишние для обращения золотые, каждая марка будет обладать стоимостью лишь в 50 пфеннигов. В этом ведь смысл слов — «наоборот — наоборот».

Такое положение, естественно, совершенно немыслимо. Хотя бы уже потому, что в том случае, когда двадцатимарковый золотой, содержащий 20/1395 фунта золота, обладает стоимостью лишь в 10/1395 фунта, каждый может свободно превратить обесценившуюся монету посредством переплавки в полноценное золото. Может ли, однако, когда-нибудь вообще случиться, чтобы циркулировало больше золотых денег, нежели это соответствует потребностям обращения? Бывает ли кто вынужден, вследствие отсутствия банка, израсходовать полностью деньги, которыми он обладает? — Те деньги, которые он не использует для покупки товаров, он сможет спокойно держать в кармане даже при отсутствии банка, в чьих подвалах они могли бы храниться. Закон стоимости обращения Гильфердинга, как мы это уже видели, построен по образцу закона, установленного Марксом для определения количества обращающегося золота. Он гласит: сумма цен товаров, делённая на число оборотов одноимённых монет, равняется массе денег, функционирующих в качестве средств обращения.

«Этот закон обладает всеобщей действительностью» — говорит Маркс. Это не идеал, который осуществляется лишь эмиссионными банками. По Гильфердингу же он действителен лишь там, где последние существуют, — и где он действителен, думает он, изменения стоимости золота не может произойти.

«Ибо, чтобы изменения в стоимости золота могли происходить, золото должно оставаться в обращении. Ибо лишь тогда, когда товары и средства обращения непосредственно противостоят друг другу, могут они взаимно определять величину стоимости».

Что может это означать, как опять-таки не «гипотезу, что товары без цены и деньги без стоимости вступают в процесс обращения, где затем соответственная часть товарной каши обменивается на соответственную часть горы металла»? Подобный ход мыслей имеет место также в следующих словах Гильфердинга:

«Если происходит увеличение потребностей обращения, то золото выплывает из подвалов банка в обращение. Таким образом, меновое отношение золотой монеты к товарам остаётся таким же, каким оно было в начале процесса».

Здесь Гильфердинг сказал больше, нежели хотел сказать. Он хочет доказать, что при таких условиях стоимость золота остаётся неизменной. Но меновое отношение золотых монет к товарам является, однако, не стоимостью золота, а ценой товаров. Если Гильфердинг прав, то и товарные цены должны остаться неизменными.

Здесь обнаруживается основная ошибка всей его теории стоимости обращения. Она игнорирует целиком тот факт, что товары обладали ценами, а значит, измерили свою стоимость в золоте раньше, чем вступили в обращение. Золото может выполнять функцию мерила стоимости даже как мысленно представляемое, но для этого оно должно уже иметь определённую стоимость. Для выполнения золотом функции меры стоимости имеет ничтожное значение, обращается оно реально или лежит в подвалах банка или в женском чулке. Товары появляются на рынке с заранее определёнными ценами, т. е. как представители определённого количества золота. Сколько потребуется золота для реализации этих товаров, зависит от суммы их цен, а также от быстроты следования друг за другом обслуживаемых деньгами купль и продаж. Не количество денег, вступающих в обращение, определяет «меновое отношение золотых монет к товарам», т. е. сумму цен товаров, — а наоборот, сумма цен товаров определяет вступающее в обращение количество денег, — сумма цен, предполагающая заранее определённую стоимость, как товаров, так и денег.

Гильфердинг полагает, что если бы в каждый данный момент в обращении находилось количество золота, соответствующее потребности обращения, то меновое отношение золотых монет к товарам оставалось всегда постоянным и неизменным. Но к факторам, определяющим и эту потребность обращения, ведь принадлежит как раз и меновое отношение между золотом и товарами.

Как выводы Гильфердинга в «Финансовом капитале», так и его статья о деньгах и товарах не дают, по-моему, основания для ревизии развитого Марксом в «Капитале» воззрения, что золото вступает в обращение с собственной стоимостью, определяемой, в конечном счёте, общественно-необходимым рабочим временем производства, а товары — с определёнными ценами, определяющими количество денег, требуемое для обслуживания их обращения. Я не вижу также ни малейшего основания для утверждения, что банки вносят во всё это какое-либо изменение, поскольку они централизуют функцию образования сокровища — запаса и выдачи денег.

Несмотря на свою замысловатость, теоретические выводы Гильфердинга ошибочны, ибо он в своём исходном пункте недостаточно различает стоимость и цену. При чисто логической дедукции, как и при математическом вычислении, достаточно допустить незначительную ошибку в начале, чтобы все последующие выводы и вычисления стали ошибочными и всё больше вступали в противоречие с действительными данными, хотя бы сами по себе, в своём построении, они были безукоризненными. Остроумие и замысловатость мыслителя приводят в подобном случае лишь к тому, что ошибку труднее обнаружить.

Если выводы Гильфердинга верны, то, ведь, со времени появления банков должна была установиться неподвижность цен. Но даже, если мы вместе с Гильфердингом рассматриваем «отношение стоимости» или «меновое отношение золота» не как цены товаров, а как стоимость золота, — мы всё же впадаем в не меньшее противоречие с фактами. Ибо то, что стоимость золота, а тем более — серебра, в течение процесса развития товарного производства неоднократно менялось, является твёрдо установленным. Не только в семнадцатом столетии произошла великая революция в условиях добычи золота и в уровне цен. Лишь несколько десятилетий тому назад началась подобная же революция с серебром, естественным следствием которой явилось решительное падение стоимости серебра даже в странах с серебряной валютой. Между тем, там ведь существовали уже банки с большими металлическими запасами, принимавшие в свои подвалы каждый серебряный гульден, ненужный обороту.

Фактические события, так же, как и теоретические соображения, ни в какой мере не дают основания для признания теории Гильфердинга об определении стоимости денег общественным процессом обращения и для утверждения, что с появлением банков закон определения стоимости общественно-необходимым рабочим временем устраняется в применении как раз к тому товару, «натуральная форма которого является непосредственно общественной формой воплощения абстрактного человеческого труда» («Капитал»). Напротив, в том факте, что такой проницательный мыслитель и основательный знаток наших условий производства, как Гильфердинг, терпит крушение, как только он уклоняется от этой теории стоимости, я вижу новое доказательство её верности как в применении к золоту, так и в применении ко всякому другому товару.

Примечания⚓︎

  1. Напечатано в «Neue Zeit», март 1912 г., стр. 837. Статья эта впервые переведена на русский язык. Тов. И. Степанов в предисловии к новейшему изданию (1922 г.) «Финансового капитала» ошибочно указал, что эта статья Каутского имеется в русском переводе в виде брошюры. Имеющаяся в русском переводе брошюра Каутского «Золото, деньги и дороговизна» посвящена критике теория Варги о неизменности стоимости золота. Критике же теории денег Гильфердинга посвящена статья «Золото, бумажные деньга и товары», помещённая в настоящем номере. ↩

  2. Статья «Действия масс» в «Neue Zeit», октябрь 1911 г., стр. 43. ↩

  3. Статья «Деньги и товары», «Neue Zeit», март 1912 г., стр. 773. ↩