Дискуссия. Спорные вопросы теории стоимости Маркса

(Стенограмма, заседания экономической секции ЛИМа от 16 декабря 1928 г.¹)

Доклад И. Рубина

В докладе я ставлю себе целью осветить три основных вопроса. Я хочу, во-первых, изложить, какую именно задачу я преследовал в своей работе «Очерки по теории стоимости Маркса», потом я перейду к вопросу о предмете политической экономии и, наконец, к проблеме абстрактного труда.

Основной упрек, который делался критиками моих «Очерков» заключался в том, что у меня получается будто бы отрыв социальной формы хозяйства от его материального содержания, отрыв производственных отношений от производительных сил. Я считаю этот упрек неосновательным. Задача моих «Очерков» направлена именно на то, чтобы все явления стоимости изобразить как посредствующее звено в процессе распределения производительных сил между разными отраслями производства. ’

В понимании теории стоимости в марксистской литературе можно было встретить раньше три точки зрения. Первая точка зрения, наиболее упрощенная, заключается в следующем. Когда к нам обращается человек, совершенно незнакомый с теорией стоимости Маркса, и спрашивает, в чем заключается ее сущность, мы даем следующий ответ: Маркс утверждает, что стоимость каждого продукта определяется количеством труда, необходимого для его производства. С изменением производительной силы труда изменяется количество труда, необходимого для производства данного продукта, а тем самым изменяется и его стоимость. Таково обычное, простое, объяснение, которое мы даем начинающим изучать теорию Маркса. Иначе говоря, мы рассматриваем в этом случае стоимость как выражение развития производительности труда. Мы говорим, что изменение стоимости продукта отражает изменение производительности труда, необходимого для его производства.

Изложенная точка зрения, конечно, по существу правильна, но она далеко не полна. Недостаток ее заключается, во-первых, в том, что наше внимание сосредоточивается на количественной стороне явлений, и мы совершенно не рассматриваем качественного своеобразия данной системы производственных отношений, в которой затраты труда имеют место. Эта же точка зрения имеет еще другой недостаток: она отличается известным атомизмом. Мы рассматриваем стоимость отдельного продукта и сравниваем эту стоимость с количеством труда, необходимого для производства именно этого продукта. Поэтому самое понятие труда в данном случае у нас выступает далеко не полным, неразвитым, а именно: если вы спросите — какими же свойствами обладает труд, который образует стоимость, — вам ответят, что это — труд общественно-необходимый. Так как мы рассматриваем стоимость как выражение производительности труда, труд выступает как общественно-необходимый. Припомните, как излагали в популярных книжках марксову теорию стоимости, и вы увидите, что стоимость рассматривалась как выражение производительности труда, а труд — как общественно-необходимый. Особенно, между прочим, распространено такое понимание у критиков Маркса. Многие из них говорят, что то новое, что Маркс внес в понятие труда, это определение труда как общественно-необходимого. Другие стороны этого понятия труда у Маркса этим критикам остались неизвестными.

Другая точка зрения отличается большею широтою, более соответствует сущности марксова учения. Она заключается в том, что мы рассматриваем стоимость уже не только как выражение производительности труда, затраченного на производство того или иного отдельного продукта, а рассматриваем как регулятор распределения всего общественного труда между различными отраслями производства. Эта идея стоимости как регулятора распределения труда тоже встречалась в марксистской литературе. У А. Богданова встречается идея стоимости, как регулятора распределения производительных сил. У Плеханова в книге о Чернышевском мы найдем небольшой превосходный очерк теории стоимости, где подчеркивается роль стоимости как регулятора распределения производительных сил. Такое понимание стоимости, несомненно, более приближает нас к правильному пониманию марксова учения, чем упрощенная точка зрения на стоимость исключительно как на выражение производительности труда. Идея стоимости как регулятора предполагает, что общественное производство берется как единое целое, и в соответствии с этим самое понятие труда становится богаче. Труд выступает как общественный, как единый труд общества, распределенный между различными отраслями производства. Однако, и эта точка зрения на стоимость как регулятор распределения общественного труда обладает существенным недостатком, а именно, она ограничивается количественной стороной явления, игнорируя его специфическую качественную или социальную сторону.

На ряду с теми двумя определениями стоимости, которые я перечислил (а именно, стоимость как выражение производительности труда и стоимость как регулятор распределения всего общественного труда), в марксистской литературе существовало третье определение стоимости — как выражения производственных отношений людей. Это определение примыкало к марксовой теории товарного фетишизма. Оно исходило и в того положения, что все категории политической экономии представляют собою не что иное, как выражение общественных производственных отношений людей. Опять-таки, если вы возьмете Плеханова, то увидите, что он часто подчеркивал характер всех экономических категорий как выражения производственных отношений людей. Но это определение стоимости как выражения производственных отношений людей обычно не соединялось с двумя определениями стоимости, которые я выше перечислил. Возьмем такую классическую популярную работу, как «Экономические учение Маркса» Каутского. С одной стороны, Каутский обнаружил глубокое понимание предмета, когда он первую главу посвятил анализу товарного хозяйства, т. е. теории товарного фетишизма. Здесь он оперирует с производственными отношениями людей, но в следующей же главе он как будто забывает определение стоимости как выражения производственных отношений людей и сосредоточивает свое внимание на развитии производительности труда., т. е. останавливается на количественной стороне явлений.

Задача моих «Очерков» и заключалась в том, чтобы синтезировать те основные определения стоимости, которые всегда имели право гражданства в марксистской литературе (стоимость как выражение производительности труда» стоимость как регулятор распределения общественного труда и стоимость как выражение производственных отношений людей). Эти точки зрения, всегда существовавшие в марксистской литературе, должны быть соединены, причем тем основным понятием, которое соединяет все остальные, является понятие стоимости как выражения производственных отношений людей.

Мне могут поставить вопрос: не должно ли являться исходным пунктом нашего исследования развитие материальных производительных сил общества? Вполне с этим согласен/ Поэтому я могу формулировать свою мысль таким образом: исходным пунктом всего исследования общества у Маркса является развитие материальных производительных сил. В их развитии, в их изменении заключается движущая причина всех изменений общественной жизни, идет ли речь об изменении производственных отношений людей или об изменении форм государства и идеологии. Материальные производительные силы своим развитием, своим изменением создают необходимость появления различных социальных форм хозяйства, различных типов производственных отношений людей. Эти производственные отношения людей не могут быть изучаемы нами каждое в отдельности, по-одиночке. Они должны быть изучаемы нами в своей совокупности, как известная система, которую Маркс называл экономической формацией, экономической структурой общества.

Итак, развитие производительных сил создает определенные типы производственных отношений людей. На известной ступени развития материальных производительных сил создается та совокупность производственных отношений людей, которая называется товарно-капиталистическим хозяйством. Именно эта совокупность производственных отношений людей и составляет непосредственный объект нашего изучения, объект политической экономии. Правда, эта система производственных отношений людей целиком обусловлена развитием производительных сил. Поэтому мы должны объяснить самое появление этой системы производственных отношение и всякое значительное изменение внутри нее развитием материальных производительных сил, но непосредственным объектом нашей науки являются именно эти производственные отношения людей.

Анализируя данную систему производственных отношений людей, мы находим в ней целый ряд развивающихся и усложняющихся производственных отношений между людьми (между товаропроизводителями, между капиталистами и рабочими и т. д.). Анализируя далее основное производственное отношение между людьми как товаропроизводителями, мы видим, что оно накладывает определенную общественную печать на труд товаропроизводителей. Таким образом мы получаем понятие абстрактного труда, который, в свою очередь, находит свое выражение в стоимости. Я потому на этом так долго останавливаюсь, что часто мне приписывают мысль, будто исходным пунктом исследования является абстрактный труд, а дальше этого исследование не надо вести. Конечно, абстрактный труд является исходным пунктом по сравнению со стоимостью, но сам он в свою очередь должен быть понят из анализа производственных отношений людей как товаропроизводителей. Стоимость выводится нами из абстрактного труда. Абстрактный труд может быть понят только из характера производственных отношений людей как товаропроизводителей. Анализ же этой системы производственных отношений людей может нам объяснить самую возможность и границы движения материальных производительных сил в данной социальной форме. Иначе говоря, теория стоимости Маркса должна ответить нам на следующий вопрос: каким образом возможно нормальное воспроизводство материальных продуктов в обществе, где нет планомерной организации труда, где господствует анархия рынка; как возможно пропорциональное распределение производительных сил при анархическом типе производственных отношений людей? На этот вопрос нам дает ответ теория стоимости. Она показывает, что при данном типе производственных отношений людей как товаропроизводителей развитие материальных производительных сил или развитие производительности труда находит свое внешнее выражение в виде изменения стоимости продуктов, которая является в свою очередь регулятором распределения и перераспределения производительных сил между различными отраслями производства. Эту именно связь явлений я выразил в «Очерках» в виде схемы: развитие производительности труда — стоимость — распределение общественного труда. Все явления стоимости мной поставлены в рамку единой системы, начальный член которой составляет развитие производительных сил, а конечный член — распределение и перераспределение общественного труда. Весь механизм явлений стоимости рассматривается мною как посредствующее звено, при помощи которого развитие производительных сил отражается на распределении производительных сил. Только при такой постановке вопроса можно отвести целый ряд упреков критиков Маркса, которые говорят, что он не объясняет цены земли, невоспроизводимых предметов и т. п. Мы отвечаем, что самая задача Маркса заключается в том, чтобы изучать функцию явлений ценообразования и стоимости как посредствующего звена в процессе распределения производительных сил общества.

В виду изложенного я считаю совершенно неосновательным упрек, будто мое понимание стоимости отрывает явления стоимости от процесса развития материальных производительных сил. Я этот упрек считаю совершенно голословным, так как все явления стоимости поставлены мною в рамку процесса развития и распределения материальных производительных сил. Поэтому я в одном месте писал, что марксова теория стоимости имеет два основных устоя: первый устой — учение о стоимости как особой социальной форме продукта, отражающей определенный тип производственных отношений людей, и другой устой — учение о влиянии производительности труда на стоимость и о перераспределении производительных сил под влиянием изменения стоимости. Поэтому если бы кто-нибудь сказал, что я ставил себе единственною целью показать, что стоимость есть выражение производственных отношений людей, я сказал бы, что это мнение односторонне и неверно. Понимание стоимости как выражения производственных отношений людей в марксистской литературе всегда существовало, всегда имело много сторонников и в точности соответствовало, как вы знаете, многочисленным высказываниям Маркса. Моею же главной целью было связать это учение о социальной форме стоимости с учением о зависимости стоимости от развития материальных производительных сил. Поэтому я отвергаю какие бы то ни было упреки, что у меня социальная форма является оторванной от производительных сил.

Где начинаются действительные разногласия между мною и моими критиками? Эти разногласия заключаются в следующем: входят ли производительные силы в объект теоретической экономии или же объектом теоретической экономии являются производственные отношения людей? Или, точнее формулируя этот вопрос: являются ли объектом теоретической экономии производственные отношения людей или же объектом теоретической экономии является хозяйство как единство производительных сил и производственных отношений людей? Тут, казалось бы, почему нам не согласиться, что объектом политической экономии является хозяйство как единство производительных сил и производственных отношений людей. Действительно, такое решение вопроса кажется очень соблазнительным при прочих равных условиях. Я тоже согласился бы с этим решением, если бы можно было с успехом изучать хозяйство непосредственно как единство материальных производительных сил и производственных отношений людей. Лучше сразу изучать хозяйство как единство производственных отношений людей и материальных производительных сил, чем изучать эти стороны в отдельности, чтобы путем такого косвенного и очень длительного обхода познать их единство. И, тем не менее, я должен сказать, что приведенное определение объекта теоретической экономии я считаю неправильным.

Каждое хозяйство есть единство материальных производительных сил и производственных отношений людей, в том числе и капиталистическое хозяйство, но изучать это единство мы не можем иначе, как путем выделения и самостоятельного изучения каждой из его противоположных сторон. При этом мы должны помнить, что каждую сторону мы изучаем именно как сторону единого явления. Если я изучаю производственные отношения людей, я должен сказать: я изучаю только одну сторону целостного хозяйственного процесса, его общественную или социальную сторону, я изучаю производственные отношения людей, как определенную форму материального процесса производства. И обратно, если мы ставим себе целью изучение производительных сил, мы должны изучать эти производительные силы в их единстве с производственными отношениями людей. Если бы мы захотели изучать производительные силы вообще, независимо от данной социальной формы хозяйства, мы придем к нескольким бедным и тощим положениям, что для производства нужен труд, сырье и т. д. Материальные производительные силы должны быть познаны, как явление общественное, изменяющееся, в различные исторические эпохи принимающее другой вид и в своем движении неразрывно связанное с движением производственных отношений людей. На очереди дня стоит создание не науки о материальных производительных силах вообще, а науки о производительных силах капиталистического общества, науки о технике капитализма. Эта наука сейчас только складывается в самых зародышевых формах на Западе. Она должна изучать производительные силы капиталистического общества в их взаимодействии с производственными отношениями людей. Политическая же экономия изучает производственные отношения людей в капиталистическом обществе в их взаимодействии с производительными силами. Но если так, почему же не соединить обе эти науки в одну науку? Если я в теоретической экономии изучаю производственные отношения людей в их взаимодействии с производительными силами, то, казалось бы, изучение производительных сил можно включить в эту же науку. Постараюсь указать ряд доводов, которые делают обязательным для каждого марксиста определение политической экономии именно как науки о производственных отношениях людей.

Прежде всего отмечу, что такова именно традиция марксистской литературы. И Плеханов, и Ленин, и Гильфердинг, и Роза Люксембург придерживаются такого определения. Ленин говорит о предмете политической экономии: «Ее предмет вовсе не «производство материальных ценностей», как часто говорят (это — предмет технологии), а — общественные отношения людей по производству». (Ленин. К характеристике экономического романтизма, гл. XI. Курсив наш.) Политическая экономия изучает общественные отношения производства, — часто повторяет Ленин. (Сочинения, т. II, 1927 г., стр. 371.) Всякий, кто возражает против этого определения, должен сказать, что он считает неправильным общепринятое среди марксистов понимание, считает нужным отказаться от этого определения, при помощи которого марксистская наука достигла больших успехов. Не ожидая того, пока наши критики представят доказательства в пользу своего мнения, я постараюсь выставить доказательства в пользу того, что мы не должны отказаться от приведенного определения.

Прежде моего мы не должны этого делать потому, что у Маркса и Энгельса имеются ясные и недвусмысленные указания на этот счет. Энгельс говорит, что в политической экономии речь идет не о вещах, а об «отношениях между людьми» (статья о «Критике политической экономии» Маркса). В предисловии к «Критике» Маркс определяет экономическую структуру общества как «совокупность производственных отношений». Другую терминологию Маркс употребляет в предисловии к «Капиталу», где он называет предметом своего исследования «капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена». Но и здесь Маркс лишь подчеркивает, что мы изучаем не отдельные производственные отношения людей, а совокупность, или систему, производственных отношений в целом. Под «способом производства» следует понимать экономическую структуру, совокупность производственных отношений людей. Правда, в ранних произведениях Маркса термин «способ производства» употреблялся и в других смыслах, во в позднейших работах Маркса и в марксистской литературе способом производства называется экономическая структура общества.

Нередко критики для подтверждения своего взгляда ссылаются на первую главу «Введения в критику политической экономии», где Маркс говорит, что предметом исследования является прежде всего «материальное производство». Однако и эта фраза Маркса объясняется в высшей степени просто. Маркс, как вы знаете, отличал материальное производство от нематериального. В конце первого тома «Теорий прибавочной стоимости» вы найдете на этот счет очень интересные замечания у Маркса. Во «Введении» Маркс говорит: предметом нашего исследования является прежде всего процесс материального производства, т. е. мы в данный момент оставляем в стороне явления нематериального производства. Но теперь мы должны поставить дальнейший вопрос: с какой именно стороны мы изучаем это материальное производство? И тут Маркс дальше сам дает нам указания, что он изучает это производство со стороны общественных отношений людей. На следующих страницах Маркс говорит, что «политическая экономия — не технология». Он указывает, что исследование периодов развития производительности труда у отдельных народов «лежит вне границ нашей темы, поскольку же входит в нее, должно быть отнесено к изложению конкуренции, накопления и т. д.». («Kritik», S. XVII. Ср. «Основные проблемы политической экономии», 2-е изд., стр. 8.) Эти слова Маркса доказывают, что процесс развития производительных сил привлекается нами в теоретическую экономию лишь постольку, поскольку развитие производительных сил должно объяснять нам процесс изменения производственных отношений людей. А это и значит, что производительные силы являются предпосылкой исследования.

Иногда критика говорят: вы придаете производительным силам ничтожную роль, так как отводите им какое-то скромное место предпосылки. Но предпосылка предпосылке рознь. Слово предпосылка обозначает множество самых различных явлений. Если кто-нибудь случайно бросил спичку в пороховой погреб, и погреб взлетел на воздух, то предпосылкой взрыва называют и порох в погребе и спичку. Весь вопрос в то, какое значение мы приписываем данное предпосылке. Все марксисты согласны в том, что материальные производительные силы являются движущей причиной всего общественного развития, в том числе и изменения производственных отношений людей.

Если же мы в применении к производительным силам употребляем термин «предпосылка», то никоим образом не для умаления их значения в процессе общественного развития. Термин этот употребляется в целях ясного разграничения объектов различных наук. Предпосылкою исследования называют тот предмет, которые не является непосредственно объектом нашего исследования в данной науке и привлекается нами лишь постольку, поскольку нам необходимо понять закономерность развития того объекта, который мы изучаем. Но эта предпосылка данной науки в свою очередь является непосредственным объектом исследования для другой науки. Теоретическая экономия не имеет непосредственным объектом своего исследования производительные силы, но так как развитие последних играет решающую роль в развитии производственных отношений людей, то мы должны в политической экономии апеллировать постоянно к развитию материальных производительных сил. Появление каждой новой социальной формы хозяйства и каждой новой категории, изменения внутри каждой категории мы должны объяснять развитием материальных производительных сил. Правда, часто мы этого не делаем, но лишь потому, что не можем этого делать по состоянию наших знаний. Развитие стоимости, деньги, развитие функций денег — появление каждой из этих новых форм является следствием развития материальных производительных сил. Но мы не можем точно указать, какие изменения производительных сил вызывают появление каждой из перечисленных социальных форм. В другом вопросе наше положение благоприятнее, а именно при переходе к вопросу о возникновении и развитии капитализма. Здесь мы исследуем развитие машин и крупных средств производства. Для объяснения перехода от более простых форм хозяйства к капитализму необходимо апеллировать к факту изменения производительных сил. Далее, кто хочет понять изменения органического состава капитала, — должен обратиться к изменению технического состава капитала, и т. п.

Развитие производительных сил всюду, где можно, привлекается Марксом к изучению и привлекается именно как предпосылка, т. е. для того, чтобы объяснить происхождение и развитие новых социальных форм, новых производственных отношений людей. Но именно последние являются объектом его исследования. В главе 13-й первого тома «Капитала» Маркс посвящает десяток страниц «развитию машин», чтобы после этого на протяжении ста страниц всесторонне исследовать влияние развития машин на производственные отношения людей.

Именно для того, чтобы экономисты могли широко использовать данные о развитии производительных сил для объяснения производственных отношений людей, необходимо существование специальной науки, которая исследует закономерность развития производительных сил. Этого закона научного разделения труда не хотят понять товарищи, которые говорят, что мы должны включить в объект нашего исследования и производительные силы и производственные отношения. Основная аргументация этих товарищей, по-видимому, покоится на следующем наивном представлении: по их мнению, если мы будем изучать производительные силы в той же самой науке, где исследуются производственные отношения людей, то синтез обеих этих сторон хозяйства гарантирован; если же они подвергаются исследованию в двух разных науках, то уже в силу этого между ними создается разрыв. На деле это не так. Никакого разрыва между физическими и химическими явлениями мы не создаем, если изучаем первые в физике, а последние — в химии. Если бы мы при теперешнем состоянии наших знаний изучали их в одной науке, мы не достигли бы единства познания, а просто создали бы какую-то научную (или, вернее, антинаучную) кашу. Объединяющий синтез производительных сил и производственных отношений людей может быть достигнут не тем, что они будут изучаться в пределах одной научной дисциплины, а тем, что при исследовании каждой из этих сторон хозяйства будет приниматься во внимание ее неразрывная связь с другою стороною.

Определение политической экономии как науки об общественных производственных отношениях людей было в руках Маркса тем острым оружием, при помощи которого он нанес сокрушающие удары буржуазной политической экономии. Маркс назвал свой «Капитал» критикой политической экономии. Он критиковал буржуазных экономистов и говорил им: все те экономические явления, которые вы хотите принять за неизменные свойства вещей и увековечить навсегда, являются лишь свойствами и результатом общественных производственных отношений людей, отношений меняющихся и в каждый исторический период принимающих различные формы. Самое острое оружие критики буржуазной экономии — это определение политической экономии как науки об общественных производственных отношениях людей, и тот, кто хочет легкомысленно выбросить это определение, лишит нашу марксистскую критику одного из важнейших оружий в борьбе с буржуазной политической экономией. Я приведу пример. Маркс не уставал повторять: стоимость есть производственное отношение людей, деньги есть производственное отношение людей, капитал есть производственное отношение людей. Почему Маркс не писал, что деньги есть единство монеты и производственного отношения людей? Если бы Маркс определил капитал как единство машины и производственного отношения людей, ни один буржуазный экономист, пожалуй, с ним спорить не стал бы, ибо и буржуазные экономисты понимают, что в известной мере социальная форма игра роль в определении капитала. Маркс же под капиталом понимал не самую машину, хотя бы и обладающую известною социальною формою, а стоимость этой машины, являющуюся в руках капиталистов средством установления производственных отношений с рабочими. Машину же он называл материальным носителем, материальным элементом капитала. Если этот вопрос будет затронут шире в прениях, я в заключительном слове представлю вам дополнительные соображения в пользу того, что мы обязаны сохранить данное Марксом и общепринятое в марксистской науке определение политической экономии как науки о производственных отношениях людей в товарно -капиталистическом обществе.

Теперь я перехожу к третьему, самому острому вопросу, вопросу об абстрактном труде. Даже по шуму в зале чувствуется, насколько вопрос острый. Чтоб поставить вопрос об абстрактном труде наиболее, я бы сказал, элементарно, я предложил бы начать с первых страниц «Капитала». Как Маркс приходит к понятию об абстрактном труде? Маркс показывает нам, что товар обладает двойственной природой, как потребительная стоимость и как стоимость. Именно для объяснения этой двойственной природы товара Маркс исследует двойственную природу труда. Труд должен обладать двумя сторонами: с одной стороны, он должен быть создателем потребительной стоимости, с другой стороны, он должен быть образователем или субстанцией стоимости. Я бы просил вас согласиться с некоторыми следующими элементарными положениями. Первое положение: учение Маркса об абстрактном и конкретном труде есть учение о двойственной природе труда. Думаю, что это положение не встретит у вас возражений. Второе положение — учение Маркса о двойственной природе труда служит для того, чтобы объяснить двойственную природу товара. Третье положение — двойственная природа товара заключается в двойственности его материального бытия и общественного бытия. Отсюда я делаю вывод, который, быть может, уже вызовет некоторые возражения: двойственная природа труда есть двойственность его как материального и как общественного труда.

Вы рассматриваете товар в его двойственном существовании, а именно как материальный продукт, удовлетворяющий человеческие потребности, и с другой стороны рассматриваете его социальную форму, его общественное бытие. Будьте же теперь последовательны и в двойственном определении труда придерживайтесь тех же двух сторон. Скажите, что, с одной стороны, речь идет о труде как источнике продуктов, материальных предметов, а с другой стороны — об общественном бытии труда, общественной форме труда. Двойственная природа труда должна объяснить нам двойственную природу товара, абстрактный труд должен объяснить нам возникновение стоимости. Так как стоимость есть общественная форма продукта, то и абстрактный труд есть прежде всего общественный труд. Этим определением я заранее отметаю всякие попытки сделать исходным пунктом всей проблемы абстрактного труда труд физиологический. Если вы определите абстрактный труд как физиологический, то получается прорыв во всем ходе мыслей Маркса. Маркс исходит из двойственной природы товара, рассматриваемого и как материальный продукт и со стороны его общественного бытия. Где же соответствие между двойственной природой труда и двойственной природой товара? Вспомните также, что Маркс проводит различие между материальным процессом производства и его общественной формой. Этой двойственности процесса производства соответствует двойственность труда как конкретного и абстрактного, и двойственность товара, как стоимости и потребительной стоимости. Определение абстрактного труда как труда физиологического, а не общественного, нарушает всю цельность концепции Маркса. Всякого рода попытки внести физиологический момент в понятие абстрактного труда должны быть нами разобраны критически, на основе высшего критерия, который гласит, что труд, образующий стоимость, есть труд общественный.

Что значит труд общественный? В понимании этого понятия «общественный» было не мало недоразумений. Одни думали, что под общественным Маркс понимает труд общественно-обусловленный, труд, находящийся под влиянием общественных условий. Очевидно, что такое определение недостаточно, ибо даже труд крестьянина, который изготовляет сам для себя продукты и как будто является маленьким Робинзоном, обусловлен условиями жизни общества, в котором он живет. Общественный труд не означает также труда, который имеет какую-нибудь общественную форму, ибо труд и в феодальном обществе имел определенную общественную форму. Под общественным трудом Маркс в теории стоимости понимает труд как единую, совокупную массу труда всего общества. Благодаря тому, что все продукты труда как стоимости связаны друг с другом, приравнены друг к другу и образуют единый мир товаров, в котором один товар не отличается от другого (в котором, например, пшеница и железо являются чем-то однородным, тождественным, как стоимости), весь труд общества слит в единую массу однородного, равного труда. Возьмем такую общественную организацию (скажем, патриархальную семью или феодальное поместье), в которой труд также носит характер общественный и представляет собою единую массу труда. Отличие этой общественной группы от товарного общества заключается, во-первых, в том, что эта общественная группа ничтожно мала и, во-вторых, в том, что в ней обобществленный и уравненный труд расходуется планомерно каким-нибудь общественным органом. Если мы возьмем в качестве исходного примера такую организованную общину, мы очень ясно можем понять, что такое общественный труд и что такое абстрактный труд. Представим себе, что мы, сидящие в зале, образовали маленькую социалистическую общину, в которой господствует первая фаза социализма, т. е. наша община учитывает труд всех ее членов, зачитывает каждому члену определенное количество труда и в соответствии с этим выдает ему определенную долю общей продукции. Предположим, что мы избрали трех человек в качестве учетного бюро нашей общины. Что делает это бюро? Оно учитывает труд каждого члена общины. Предположим, что Петров проработал 15 часов, но наше бюро, принимая во внимание, что Петров — неумелый работник, и его труд по своему качеству ниже среднего уровня, засчитывает Петрову только 10 часов труда. Иванов проработал также фактически только 8 часов, но Иванов — хороший, искусный работник, и ему бюро засчитывает также 10 часов труда. Что это значит? Это значит, что наше бюро как бы навесило на труд каждого из них общественный ярлык, оно определило общественную значимость труда каждого из них, его общественный удельный вес, оно сравняло труд Петрова с трудом Иванова. После этого уравнения не существует уже никакого различия между трудом Иванова и трудом Петрова. Если мы признали за Ивановым 10 часов труда и за Петровым 10 часов труда, то мы признали как за тем, так и за другим одинаковую долю, или массу, общественного труда. Хотя один работал 15 часов, а другой 8 часов, но обе эти трудовые затраты со стороны их общественной природы представляют собою нечто качественно однородное и количественно равное. Обе эти затраты труда представляют собою одинаковые доли единого совокупного труда всего общества.

Теперь поставим следующий вопрос: чем же отличается товарное хозяйство ? Оно отличается тем, что общество никакого ярлыка, определяющего общественный удельный вес труда каждого товаропроизводителя, не навешивает; общество навешивает ярлык непосредственно не на его труд, а на продукт его труда; общество определяет общественный удельный вес его продукта, его стоимость. Этот общественный удельный вес продукта труда есть не что иное как определенный способ выражать общественный удельный вес труда товаропроизводителя.

Тот факт, что стол имеет стоимость в 10 руб., означает лишь, что труд, затраченный на его изготовление, имеет общественный удельный вес в 10 единиц.

Теперь я вам ставлю вопрос: если вы согласны, что, в сущности говоря, стоимость есть лишь выражение общественного удельного веса труда, то объясните мне, пожалуйста, как в этот общественный труд может входить непосредственно затрата мускулов и нервов? Вернемся к примеру. Мы засчитали Петрову и Иванову по 10 часов общественного труда, хотя один фактически работал 15 часов, а другой 8 часов. Тот общественный труд, который мы признали, есть результат действия общества, результат объективного общественного акта. В том общественном труде, который мы признали за Ивановым и Петровым, нет затрат мускулов и нервов, как мало их имеется и в общественном удельном весе их продукта, т. е. в стоимости. Разумеется, когда общество учитывает и засчитывает труд каждого члена, объектом над которым производится общественный процесс учета и зачета, к которому прилагается общественный масштаб, — этим объектом является физиологический труд, труд, затрачиваемый в материальном процессе производства. Но когда к этому объекту, к затрате физиологической энергии, прилагается масштаб общественности, мы получаем уже общественный труд, чисто «общественную субстанцию» и «общественную величину», как выражается Маркс.

Разумеется, количество общественного труда устанавливается не произвольно, а на основе количества действительно произведенной каждым индивидом затраты физиологической энергии. Но первое количество хотя и устанавливается на основе последнего количества может с ним не совпадать. Также и единица общественного труда устанавливается не произвольно: она имеет вполне реальную основу в виде простого труда. Единица простого труда, способностью к которому обладает каждый средний член данного общества без особой подготовки, — этот час реальной затраты трудовой энергии обществом признается равным единице общественного труда. Этот час реального труда попал в политическую экономию. Но каким путем? Через производственные отношения людей. А в этом заключается весь наш спор. Наш спор заключается в следующем: надо ли признать, что тот общественный труд, о котором мы говорим, определяется на основе признаков, характеризующих труд с материально-технической и физиологической сторон, или вы хотите признать, что этот труд и есть труд физиологический.

Приведу еще один довод в пользу того, что в общественный труд включать непосредственно затрату физиологической энергии мы никоим образом не можем, хотя в качестве основы, регулирующей количество общественного труда, выступает труд как затрата физиологической энергии в материальном процессе производства. Я хочу обратить внимание на очень важный пункт. Между понятием стоимости и понятием абстрактного труда в марксовой системе существует очень тесная, неразрывная связь, которую Маркс выразил словами, что абстрактный труд представляет собою субстанцию стоимости. Представьте себе, что мы разделяли бы точку зрения некоторых буржуазных экономистов, которые признают влияние, оказываемое трудом на стоимость. Существует немало буржуазных экономистов, которые не отрицают, что количество труда является «причиной», или фактором, влияющим на стоимость. Но мы, марксисты, этим не удовлетворяемся, мы говорим, что труд — единственная субстанция стоимости. Это — очень важное различие между буржуазными экономистами и Марксом. Если бы я признавал, что труд есть лишь один из факторов, причинно влияющих на стоимость, то я согласился бы определить абстрактный труд как затрату физиологической энергии в процессе производства. Действительно, изменения количества труда, затраченного в процессе производства, причинным образом вызывают изменения величины стоимости. Но ведь мы говорим не об этом, не о том, что труд является одним из факторов, воздействующих на стоимость, мы говорим о субстанции или сущности стоимости. С этой точки зрения стоимость должна быть только вещным выражением абстрактного труда. Если стоимость стола упала с 10 руб. до 5 руб., — я говорю не о рыночной цене, а о стоимости, — то каждый марксист обязан сказать: количество абстрактного труда в столе уменьшилось ровно вдвое, никакое несоответствие между уменьшением величины стоимости и уменьшением абстрактного труда с марксовой точки зрения не может быть допущено. А теперь попробуйте подойти к этому вопросу с точки зрения физиологистов и скажите, уверены ли вы в том, что количество физиологической энергии, затрачиваемой на производство стола, уменьшилось ровно в два раза. Вы скажете, что ровно вдвое уменьшилось количество общественно-необходимой затраты физиологической энергии. Но что показывает понятие общественно-необходимого труда? Оно показывает, что уже произошел процесс социального уравнения труда, и каждая затрата физиологической энергии уже получила общественную характеристику и рассматривается как часть единого совокупного труда общества. Всякого рода определения труда, берущие свое начало в его физиологической природе или в материальном процессе производства, являются той основой, на которой вырастает общественный труд, являются тем материалом, к которому общество прилагает свой масштаб и из которого оно создает новое реальное явление, — общественный труд. Но эти определения не могут входить непосредственно в понятие общественного труда как субстанции стоимости.

Теперь перехожу к вопросу о количественной стороне труда. То понимание общественного труда, которое я развил на примере модели маленькой социалистической общины, дает исчерпывающий ответ на вопрос о количественной природе этого труда. Тот общественный труд, который обществом учтен и зачтен, должен быть не только трудом общественным, но и трудом определенной величины. Общество признает за Петровым 10 часов или 15 часов и т. д. Как Маркс выражается, это количество труда есть общественная величина.

Пусть физиологисты объяснят нам встречающееся у Маркса понятие общественной субстанции и общественной величины.

Нередко мне бросали упрек в том, что из моего понимания абстрактного труда нельзя вывести количественное определение труда. В третьем издании «Очерков» подробно выяснено, что общественный труд всегда представляет собою и определенную общественную величину. Труд индивида Петрова не только качественно приравнен труду всех других членов общества, но он приравнен определенному количеству, напр., 10 часам общественного труда. Общество своим действием по отношению к индивиду Петрову включает его трудовую затрату в совокупную массу общественного труда и приравнивает ее определенному количеству последнего. Конечно, общество засчитывает Петрову 10 часов, а не 12 часов, потому что Петров действительно затратил известное количество физиологической энергии, но первая величина может не совпадать с последней.

На первых страницах «Капитала» Маркс говорит о труде, лишенном всяких различий, качественно однородном, состоящем из совершенно тождественных частиц, Это указание на однородность труда нередко толкуется как характеристика его физиологической природы. Я утверждаю, что Маркс мог говорить о труде, как абсолютно однородном и лишенном всяких различий, именно потому, что он имел ввиду труд общественный, а не физиологический.

Та абсолютная однородность всех частиц труда, о которой говорит Маркс, отличает именно общественный труд и находит свое яркое выражение в деньгах, как кристалле труда. Это отсутствие всяких качественных различий внутри совокупной массы труда показывает, что речь идет о явлении общественном, а не физиологическом. Ибо, хотя Петров и Иванов — оба люди и затрачивают однородную физиологическую энергию, но абсолютного тождества в затрате энергии вы найти у них не можете. Но если общество связало их трудовые затраты в единую систему, то мы получаем общественный труд — как труд действительно однородный, состоящий из тождественных частиц, лишенный всяких различий внутри себя. Если Петров и Иванов произвели каждый затрату физиологической энергии продолжительностью в 10 часов, нельзя говорить, что обе эти затраты абсолютно однородны. Но те 10 часов общественного труда, к которым приравнены затраты Петрова, и те 10 часов общественного труда, к которым приравнены затраты Иванова, уже действительно абсолютно ничем друг от друга не отличаются. Читайте внимательно первые страницы «Капитала», и вы поймете, что речь идет о кристаллах единой, однородной, чисто «общественной субстанции». Эта мысль об однородной массе труда общества у Маркса постоянно встречается. Даже свой популярный доклад «Заработная плата, цена и прибыль» он начинает словами о том, что труд, образующий стоимость, есть труд общественный. А что значит труд общественный? Общественный, — популярно излагает Маркс, — значит не только, что продукт труда полезен не самому производителю, а обществу; труд является общественным потому, что он составляет частицу, совокупной массы труда общества.

Во избежание недоразумений еще раз повторяю, что я никогда не думал выводить одни социальные формы из других и на этом остановиться. Когда мы выводим более сложные социальные формы из простых, напр., капитал из стоимости, мы упираемся в конечном счете в определенную систему производственных отношений людей. Когда мы анализируем различные социальные формы (стоимость, деньги, капитал), мы в сущности анализируем различные стороны этой единой системы общественных производственных отношений людей. А чем, в свою очередь, объясняется развитие этой системы производственных отношений людей? Разумеется, развитием материальных производительных сил. В сфере материального производства находятся последние движущие причины развития производственных отношений людей и соответствующих им социальных форм вещей. Всюду, где мы можем вскрыть эти движущие причины, мы обязаны это сделать. Но мы не должны забывать, что развитие социальных форм может быть выведено из развития производительных сил только через посредство важнейшего промежуточного звена: данной системы производственных отношений людей. Социальные формы существуют не как пассивные рефлексы данного состояния производительных сил, а как внутренне между собою связанные части органически единой «экономической структуры», т. е. системы производственных отношений людей в товарно-капиталистическом обществе. Эта экономическая структура и составляет подлинный объект политической экономии.

Прения по докладу

М. Крижанский

Мне представляется, что центр разногласий, вследствие которых происходит столько споров о теории стоимости, сводится к различному пониманию основных положений материалистического понимания истории. Так как тов. Рубин ссылается на материалистическое понимание истории, то, очевидно, в этом вопросе надо разобраться, ибо, не разобравшись в нем, не удастся разобраться в целом ряде других. Приводимые Рубиным в большом числе цитаты сами по себе ничего не доказывают или, в его интерпретации, доказывают противоположное их действительному смыслу; для того, чтобы что-нибудь доказать ими, они должны быть правильно истолкованы в связи их между собой и с другими частями учения Маркса и Энгельса. Прежде всего, естественно, необходимо привлечь материалистическое понимание истории. Формально докладчик с этим согласен. Он исходит из следующего положения, которым начинается Введение к его «Очеркам» (читаю по 3-му изданию, стр. 9):

«Экономическая теория Маркса находится в тесном идейном родстве с его теорией социологической — с теорией исторического материализма. Гильфердинг в свое время отметил, что теория исторического материализма и теория трудовой стоимости имеют общий исходный пункт, именно, труд, как основной элемент человеческого общества, элемент, развитие которого определяет в конечном счете все развитие общества».

Вот то положение, из которого исходит тов. Рубин, как комментатор Маркса. Если мы имеем дело с комментированием Маркса, нужно выяснить, каким методом оно производится.

Если т. Рубин заявляет, что он строит свое истолкование на материалистическом понимании истории, что совершенно правильно методологически, то нужно выяснить, правильно ли он понимает материалистическое понимание истории, не расходится ли он с теорией исторического материализма. Оказывается, что понимание тов. Рубина весьма существенно отличается от материалистического понимания Маркса.

В виду того, что здесь невозможно будет оперировать большим количеством цитат, я приведу только одну общеизвестную и бесспорную цитату из «Предисловия» Маркса к «К критике политической экономии» (читаю по переводу в изд. «Московского Рабочего»):

«В общественном отправлении (правильнее: «производстве») своей жизни люди вступают в определенные, от их воли независящие, отношения — производственные отношения (лучше: «отношения производства»), которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений образует экономическую структуру общества, реальное основание, на котором возвышается правовая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает собой процесс жизни социальной, политической и духовной вообще».

В этом решающем для истолкования материалистического понимания истории месте Маркс употребляет четыре термина в следующей последовательности: 1) «отношения производства», соответствующие определенной ступени развития, 2)…«материальных производительных сил», 3) «экономическая структура общества» как совокупность отношений производства и 4) «способ производства материальной жизни».

Термин «способ производства материальной жизни» не употребляется для обозначения того же понятия, что и термин «экономическая структура».

Если мы примем толкование этих терминов в том смысле, что понятия «экономическая структура» и «способ производства…» совершенно идентичны, станет совершенно непонятным, во-первых, зачем Маркс употребляет без особой нужды два различных термина в одном и том же месте для обозначения одного и того же понятия, во-вторых, зачем он повторяет дважды одну и ту же мысль о том, что экономическая структура общества представляет реальное основание, на котором возвышаются все надстройки, и т. д.

Это становится понятным только в том случае, если термин «способ производства» выражает не то же самое понятие, что «экономическая структура».

В самом деле, Маркс в этом месте сначала говорит об отношениях производства, подчеркивая их соответствие уровню развития производительных сил. Затем он говорит, что экономическая структура, т. е. совокупность этих отношений производства есть реальное основание для надстроек и т. д.

Здесь Маркс произвел анализ общества на его составные элементы и указал на положение одних по отношению к другим. Для этого употребляются такие термины «соответствуют», «реальное основание», «возвышается», причем выражение «соответствовать» употребляется как для обозначения положения отношений производства по отношению к производительным силам, так и для обозначения положения форм общественного сознания по отношению к экономической структуре. Здесь, при анализе, имеется в виду подчеркнуть различие элементов, составляющих единое общество. Но различные элементы, на которые анализом разлагается общество, находятся между собой не в одинаковой связи. Производительные силы и отношения производства и совокупность последних — экономическая структура общества связаны более тесною связью, чем экономическая надстройки и формы сознания. Они сами представляют особое противоречивое единство. Дабы за указанным различием производительных сил и отношений производства в совокупности последних, экономической структуры общества, не была забыта динамическая связь, единство этих различных и противоречивых элементов, Маркс в заключение подчеркивает это последнее, употребляя для выражения этого единства другой термин: «способ производства материальной жизни». Этот термин самым своим построением подчеркивает единство экономической структуры и материальных производительных сил.

Таким образом, термин «способ производства» употребляется для обозначения единства производительных сил и экономической структуры, в то время как термин «экономическая структура» —для того, чтобы отметить различие между совокупностью отношений производства и производительными силами. Правильность этого истолкования термина «способ производства», которое во всяком случае не допускает возможности исключения из соответствующего понятия материальных производительных сил, может быть подтверждена целым рядом мест в сочинениях Маркса и вместе с тем соответствует всем другим частям его учения. Одно из этих мест неполностью приводится т. Рубиным на 3 стр. 2-го изд. его «Очерков», после того как он на предыдущей в противоположном смысле трактовал отношение между производительными силами и отношениями производства в связи с вопросом о предмете политической экономии. Во французском издании «Капитала», откуда это место, по-видимому, перенесено Каутским, так как было отмечено Марксом как заслуживающее перенесения из французского издания в немецкое (его нет ни в первом немецком издании, ни в четвертом, просмотренном Энгельсом) говорится: «…современная промышленности, того единства (cet ensemble — в переводе Базарова и Степанова — «сочетание») общественных связей (combinations) и технических приемов, которое мы назвали специфическим капиталистическим способом производства или капиталистическим производством в собственном смысле» (стр. 275, первый столбец сверху, в русск. пер. изд. 1923 г. стр. 614).

тов. Рубин, очень не любящий единства производительных сил и отношений производства и выражающего это единств термина «способ производства», вместо него при передаче этого места употребляет выражения, которые никак единства не характеризуют: «В пестром, многообразном хаосе хозяйственной жизни, представляющей «сочетание общественных свзей и технических приемов». («Очерки», стр. 11. подч. мной. М. К.).

Таким образом, способ производства есть единство отношений производства и производительных сил, он включает и производительные силы.

Казалось бы, что ссылки тов. Рубина в начале «Очерков» на материалистическое понимание истории и даже только эта одна последняя цитата, приводимая им, обязывает его к тому, чтобы соответственно истолковывать Маркса. Но Рубин понимает понятие способа производства иначе, чем Маркс.

На заданный мной сегодня в начале доклада вопрос о том, как он понимает понятие способ производства, тов. Рубин сказал, что способ производства — это есть только совокупность производственных отношений людей и что такова точка зрения Маркса.

Однако, мы видели, что у Маркса взгляд существенно иной. Разногласие заключается в том, что Маркс понимал способ производства как единство производительных сил и отношений производства, в то время как тов. Рубин — только как производственные отношения. Вот в чем заключается первая разница.

Из этого разногласия вытекает и различное понимание самого предмета исследования «Капитала».

Предметом исследования «Капитала» по Марксу (см. Предисловие к 1-му изданию) является «капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена». Если бы Маркс отождествлял экономическую структуру со способом производства, как это делает тов. Рубин, эта мысль вообще не имела бы никакого смысла. В самом деле, тогда бы ее можно было выразить так: «экономическая структура капиталистического общества — это совокупность производственных отношений и соответствующие ей отношения производства и обмена». Очевидно, отношения производства, совокупность которых составляет экономическую структуру капиталистических обществ, не могут вместе с тем соответствовать этой же структуре. Но они могут соответствовать и соответствуют капиталистическому способу производства, т. е. единству материальных производительных сил и экономической структуры. Маркс ставит себе задачей не только познание единства производительных сил и отношений производства при капитализме, но и различия в предмете, на основе этого единства. Производительные силы входят, включены в предмет исследования «Капитала», поскольку они, как элемент определенного единства — капиталистического способа производства, связаны с экономической структурой капиталистических обществ.

Не то у тов. Рубина.

Исходя из неправильного толкования понятия способа производства, он последовательно неправильно определяет предмет исследования «Капитала» (он считает, что этим исчерпывается и предмет политической экономии, а я с этим, разумеется, не согласен, но сейчас этого касаться не буду)². По

его мнению предметом исследования «Капитала» являются только «свойственные капиталистическому хозяйству производственные отношения людей». Производительные силы не являются предметом исследования теоретической экономии, а только «предпосылкой» его. («Очерки», стр. 10)

Теперь, после установления этих существенных расхождений между тов. Рубиным и Марксом как в вопросе об истолковании одного из основных понятий материалистического понимания истории, так и в вопросе об определении предмета исследования «Капитала», главного сочинения, на истолковании которого построены «Очерки», перейдем к выяснению того, что из этих разногласий вытекает и, прежде всего, какое они имеют значение для спора об абстрактном труде и стоимости.

Выясним для этого прежде всего, как осуществляется связь, единство между отношениями производства и производительными силами. Сегодня, отвечая на мой вопрос о понятии способа производства, докладчик сказал, что производительные силы — это «техника хозяйства». Я читаю записанные мною слова докладчика. Так определять производительные силы можно, конечно, только в совершенно определенном условном смысле. Иначе оказывается, что производительные силы не включают человека. В таком случае не получилось бы непосредственной связи между ними и отношениями производства.

В связи же с проблемой стоимости и абстрактного труда особенно важно подчеркнуть, что производительные силы — это определенное единство техники и человеческого труда или средства производства, приводимые в движение человеческим трудом. При таком понимании понятна связь между «материально-технической стороной» процесса производства и его общественной стороной, между производительными силами и отношениями производства.

Эта связь выражается в том, что те же самые люди, которые, трудясь, представляют один из составных элементов материальных производительных сил, вступают в процессе производства в определенные отношения производства.

У Маркса относительно этой связи имеется вполне определенное указание. Он говорит во «Введении» к «К критике политической экономии», в самом конце, следующее:

«Диалектика понятий: производительная сила (средство произвдства) и производственное отношение, диалектика, границы которой подлежат определению и которая не уничтожает реального различия».

Но диалектика — это связь одного с другим, переход одного в другое.

Если так понимать отношение между производительными силами и отношениями производства, то нет совершенно отдельно материально-технической стороны и отдельно-общественной стороны процесса производства в том взаимно исключающем смысле, как это говорит тов. Рубин. В таком случае «материально-техническая» сторона процесса производства и «общественная» его сторона, при всем их различии, связываются воедино реальным элементом, включенным в обе эти стороны. Что является этим элементом? Этим элементом является человек, действующий в общественном процессе производства.

Если так понимать связь производительных сил и отношений производства, труд не может быть рассмотрен отдельно как материально-технический и как физиологическая затрата энергии и отдельно — как абстрактный труд. У тов. Рубина получается раздвоенное употребление термина труд. По его мнению бывает «физиологический труд» и «абстрактный труд», причем последний не является физиологическим, не включает «физиологического труда». Но, очевидно, труд не может не быть физиологической затратой энергии, каким бы труд ни был, какую бы историческую характеристику он ни получил. Во всяком труде не может не быть физиологической затраты энергии. Такое раздвоение понятия труда приводит к тому, что, с одной стороны — физиологическая затрата энергии, т. е. труд, поскольку речь идет о затрате ее в процессе производства и для производства, а, с другой стороны, получается, что физиологической затраты энергии нет, т. е. и труда нет. «Физиологический труд» — это труд в квадрате, абстрактный труд превращается в абстракцию от труда. Это раздвоение труда основывается на игнорировании и фактическом отрицании той реальной связи между производительными силами и отношениями производства «материально-техническими по терминологии Рубина, процессом производства и его общественной формой, которая осуществляется человеком, как субъектом и первых и вторых.

Как разрешается, исходя из сказанного, тот вопрос, который ставится Рубиным, — ставится, по-видимому, своевременно, — как согласовать то место у Маркса, где он говорит о чисто общественном характере стоимости, и то, где говорится, что труд как физиологическая затрата энергии создает стоимость.

Основным элементом общества или основным общественным элементом является человек, его рабочая сила.

В виду этого, труд является не только материальной затратой энергии — материальная затрата человеческой энергии в процессе труда есть вместе с тем общественный акт, а трудовая физиологическая энергия — основная, общественная субстанция, и поэтому нет ничего страшного в том, что Маркс в конце второго раздела I главы подчеркивает, что труд, как физиологическая затрата энергии, создает стоимость; наоборот, это достоинство этого варианта, так как таким образом подчеркивается диалектический материализм Маркса.

При определенных исторических условиях, при товарном и — в наиболее развитой форме — капиталистическом способе производства эта основная общественная субстанция, физиологическая затрата человеческой энергии в процессе труда, принимает форму абстрактного труда,образующего стоимость товаров. При этом физиологическая затрата энергии включается в абстрактный труд.

Как мы показали, человек и физиологическая затрата энергии человека есть тот общественный элемент, который связывает производительные силы и отношения производства. Если эта связь различных и противоречивых элементов существует, то возможно развитие общества; если она не существует — развитие общества невозможно. Поэтому, когда тов. Рубин ссылается на высказывания Маркса, что нужно рассматривать общественные отношения в их развитии, то он и это делает всуе: при его понимании учения Маркса, при игнорировании и фактическом отрицании связи между производительными силами и отношениями производства — развитие невозможно. Оно возможно лишь в пределах некоторого единства этих противоречивых элементов. Из обусловленной этим статичности концепции Рубина вытекает то отрицательное значение, которое имеет его интерпретация Маркса для разрешения ряда вопросов практического характера громадной важности, которые касаются не только капитализма, но и экономики переходного периода и, и частности, советской экономики. Вопрос этот очень важен, интересен и спорен, но, к сожалению, мое время иссякло и мне приходится кончать.

И. Плотников

В своем докладе тов. Рубин недоумевал, почему его противники обвиняли его в отрыве социальной формы от материального содержания. Он всячески клялся и повторял в своих сочинениях, что у него нет такого отрыва, что производительные силы находятся в тесной связи с производственными отношениями, порождают их. Но, товарищи, не всякий кто говорит: «Господи, Господи…» войдет в царство небесное. Недостаточно утверждать эту связь, надо эту связь проводить. Марксистское понимание связи между производительными силами и производственными отношениями может быть выражено, как отношение между содержанием и формой общественного процесса. Основной общественный процесс — это борьба общественного человека с природой, т. е. общественный труд. Форма общественного процесса — это та или иная экономическая структура. Содержание и форма, материально-технический процесс и его социальная характеристика находятся между собой в связи у тов. Рубина. Но в какой связи? тов. Рубин уклоняется от точного ответа. В его докладе мы слышали такие выражения: «Производительные силы — предпосылка, производительные силы — основа». Эти слова очень неопределенны. Они мало напоминают марксову и гегелевскую терминологию, но они очень характерны для учения тов. Рубина о связи между производительными силами и производственными отношениями. Такие выражения, как «предпосылка», «основа» и т. д., не выражают того, что вкладывают Гегель и Маркс в соотношение между формой и содержанием. Форма и содержание неразрывно между собой связаны. Содержание порождает форму, а дальнейшее развитие того же содержания уничтожает ее.

Форма и содержание так тесно связаны, представляя две неразрывные стороны единого противоречивого целого, что их обособление может носить лишь логический, мыслительный характер. Поэтому каждая в отдельности — абстракция, которая не может быть предметом науки, диалектически исследующей явления. Движение экономических категорий должно быть отражением диалектического развития действительности, последнее же возможно только для реального целого, включающего в себе противоречивые элементы, т. е. для способа производства, как единства материального процесса производства и его общественной формы. У тов. Рубина связь между производительными силами и производственными отношениями носит не диалектический, а механический характер. Поэтому он считает возможным в политической экономии изучать производственные отношения, голую общественную форму вне материального производственного процесса, являющегося ее сущностью.

Он признает, что никакой общественной формы, никаких производственных отношений не существует вне производительных сил. Он повторяет: производительные силы остаются, но они — только основа, предпосылка. Они существуют вне общественной формы как целого, а не составляют ее костяк, ее содержание. Вот, исходя из этого представления, тов. Рубин совершенно последовательно излагает свою систему политической экономии. Предметом ее являются производственные отношения. Он утверждает, что такова точка зрения всей марксовой школы, что таков и Маркс. У Маркса имеется много мест, как будто подтверждающих тот взгляд, что предметом политической экономии является социальная форма. Маркс выступил с критикой буржуазной политической экономии. Он должен был противопоставить ее пониманию экономических категорий свое; он должен был подчеркнуть во всей своей системе то, что для него является специфичным, то, что он рассматривает категории политической экономии как выражение производственных отношений людей, а не как вещную форму. Поэтому можно привести сколько угодно цитат, доказывающих, что Маркс считал предметом политической экономии только форму, но не производительные силы, не материально-технический процесс. Однако, такое толкование Маркса было бы неправильным.

Обратимся от Маркса к его соратнику Энгельсу. Энгельс писал, что задача политической экономии заключается в изучении того, как люди производили, обменивали, распределяли продукты (см. «Антидюринг», «Полит. экономия», гл. I). Если правильно выразить мысль Энгельса, то мы должны сказать, что предметом политической экономии является общественный процесс производства, обмена и распределения. Материальный процесс производства в определенной общественной форме — таково содержание политической экономии и только при таком содержании политической экономии не простым утверждением, совершенно бездоказательным, будет мысль, что политическая экономия — историческая наука, больше того, что это революционная наука, потому что мы имеем двойственность формы и содержания и их противоречивое отношение. тов. Рубин всуе упомянул выражение Ленина, что познание должно пойти по пути расщепления единого и познания противоречивых частей его. Ленин не говорил, что, расщепив единое, мы должны каждую из противоречивых сторон его сделать предметом особой науки, как это делает тов. Рубин в отношении социальной формы производственного процесса и его материально-технического содержания. Смысл Ленинской фразы заключается в том, что мы должны рассматривать все, как единство противоположностей, потому что понять историческое развитие, необходимую гибель данной формы, мы можем только при таком диалектическом рассмотрении. Если мы оставляем в качестве содержания политической экономии только социальную форму, то таким образом приходим с другого конца, чем это делают классики, к тому же выводу, что эта форма, в сущности, вечная форма, что в ней вы не найдете никаких оснований для ее гибели, что экономические категории могут быть названы вечными. Я покажу теперь, что на самом деле и Маркс всегда рассматривал экономические категории с одной стороны как форму, а с другой стороны как материальное содержание. Рассмотрим, напр., марксово представление о капитале.

тов. Рубин в своей речи сказал: капитал — не машины, а общественное отношение. Совершенно верно. У Маркса мы найдем такое определение капитала: «Капитал представляет собою средства производства и средства существования, монополизированные классом капиталистов и противостоящие рабочему классу, как средство эксплоатации». В этом определении капитала материальный момент есть. Без этого момента вы не получите капитала. Возьмем знаменитую формулу воспроизводства Маркса. В этой формуле мы находим большой шаг вперед по сравнению с Рикардо и Сисмонди. Если у Рикардо была пропорциональность между отраслями производства, если у Сисмонди было распределение стоимости продукта на его три части, соответствующие доходам капиталистов, рабочих и землевладельцев, то Маркс вводит третий момент — момент материальный. В самом деле, основное деление Маркса это деление на производство средств существования и средств производства. И здесь полное понимание предмета требует его рассмотрения как со стороны материального содержания, так и общественной формы.

Перехожу к третьему пункту. Рубин совершенно прав, когда подчеркивает, что за категорией стоимости скрывается определенное распределение общественного труда. Мы слышали определение общественного труда как совокупности труда общества, но эта совокупность труда общества представляет собою, конечно, не формальное единство, а реальное единство, которое заключается в том, что члены общества работают совместно друг на друга.

Этот общественный труд, эта действительная и реальная связь представляется в двоякой форме; с одной стороны, он выступает как качественное определение общественного труда, для того, чтобы удовлетворить свои потребности, люди должны производить различные продукты, заниматься целесообразной производительной деятельностью. С другой стороны, он выступает как количественная распределенность. Если общество нуждается в некотором количестве сапог, то необходимо известное количество сапожников, определяемое производительностью их труда. Это — то, что Маркс называл железным законом, присущим каждой общественной форме, заключающимся в количественном и качественном распределении общественного труда. В организованном обществе, в котором люди непосредственно работают для общества, конкретный труд является непосредственно общественным трудом. В этом случае двойственная характеристика человеческого труда, т. е. его качественная и количественная определенность, не обособляются друг от друга, а остаются слитными и связанными. Но как только мы переносимся из этого организованного хозяйства к товарно-капиталистическому хозяйству, эта двойственная характеристика общественного труда перестает быть слитной и распадается на качественную количественную определенность, и это распадение приводит к тому, что количественная определенность общественного труда приобретает свою самостоятельную общественную форму. В этом смысле Маркс говорил об абстрактном труде как о специфически общественном труде.

Что же такое этот специфически общественный труд? Это, во-первых, общественный труд. т. е. трата человеческой энергии, крови, мускулов, нервов и т. д. Во-вторых, это не просто общественный труд, а специфически общественный труд, буржуазный труд, как иногда выражается Маркс. тов. Рубин не может понять перехода от физиологического труда к общественному. Его гипнотизирует слово «физиологический», и он не понимает того, что общественный труд и есть физиологический труд, хотя последним не исчерпывается все содержание специфически общественного, т. е. абстрактного труда. Если бы тов. Рубин сумел подойти к экономическим категориям,, как выражению специфической общественной формы материального производственного процесса, для него не представляло бы трудности найти переход от физиологического, т. е. общественного труда, к специфически общественному (абстрактному) труду.

А. Сагацкий³

Я думаю в своем выступлении остановиться на анализе и синтезе и в связи с этим на понятии абстрактного труда. Как известно, Маркс начинает анализ с категории товара, потом через потребительную, меновую стоимость он приводит к абстрактному труду как специфически-социальной субстанции (и содержанию) стоимости. Во втором разделе первой глввы «Капитала» он более подробно освещает понятие абстрактного труда и приходит к первому определению: «Всякий труд есть затрата человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова и, в качестве такого одинакового или абстрактно-человеческого, труд образует стоимость товаров»⁴. Таким образом, здесь понятие физиологической затраты непосредственно связывается со стоимостью, никаких промежуточных звеньев между ними нет. Маркс поставил себе задачу найти социальное содержание стоимости, и эту задачу, правда, неокончательно, выполнил, определяя абстрактный труд как «затрату человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова». Это основное определение абстрактного труда — центральный пункт, на котором покоится все понимание фактов⁵.

тов. Рубин не может отрицать того, что Маркс действительно приходит к такому пониманию абстрактного труда, но он с ним не согласен и считает подобное толкование абстрактного труда упрощенным пониманием его. Он считает, что «изложенное упрощенное понимание абстрактного труда, на первый взгляд (? А. С.) опирающееся на буквальный смысл слов Маркса, ни в малейшей мере не может быть согласован как с теорией стоимости Маркса в целом, так и с рядом отдельных мест «Капитала»⁶. По его мнению, «при таком определении понятие абстрактного труда есть понятие физиологическое, лишенное всяких элементов социальных и исторических. Оно присуще всем историческим эпохам, независимо от той или иной общественной формы производства»⁷. Итак, по Рубину, выходит, что Маркс, желая вскрыть социальное содержание категории стоимости, вышел из рамок социальных явлений и пришел к физиологическому понятию, хотя он никакого физиологического понятия не хотел сконструировать.

Чем же объясняется то положение, что тов. Рубин физиологическую затрату считает лишь предпосылкой абстрактного труда? Это находит свое объяснение в том, что он заранее исключает физиологические затраты как объект экономического исследования. В одном месте «Очерков»⁸ он говорит: «Труд, рассматриваемый вне зависимости от той или иной социальной организации хозяйства, представляет материально-техническую и одновременно биологическую предпосылку всякой хозяйственной деятельности». Можно вполне согласиться с этим положением. На самом деле, если брать труд именно с этой стороны, если рассматривать его вне зависимости от социальной обстановки, т. е. подходить не с экономической точки зрения, то правильны будут и другие положения И. Рубина, устанавливающие связь между абстрактным трудом и физиологической затратой. Тогда последняя предстанет перед нами только в роли естественной основы, физиологической или биологической предпосылки абстрактного труда. Следовательно, если отвлечься от социальной формы хозяйства, то все эти положения верны, и нет смысла еще раз подчеркивать, что «эта затрата физиологической энергии остается именно предпосылкой, а не объектом нашего исследования»⁹. Разве может быть при такой постановке объект экономического исследования, если мы рассматриваем физиологическую затрату «вне зависимости от той или иной социальной организации хозяйства», т. е. заранее исключаем из поля нашего зрения этот объект…

Однако, ведь у Маркса была другая постановка вопроса. Его задача, прежде всего заключалась в раскрытии социального содержания (субстанции) стоимости. Путем анализа он находит его в «затрате человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова». Эта затрата и есть качество абстрактного труда, образующего стоимость. Сама по себе физиологическая затрата, как естественная категория, существует, конечно, во всех общественных формациях и в этом отношении является биологической предпосылкой всякого социального уравнения труда. Но надо понять, что во всех экономических формациях, за исключением товарного хозяйства, физиологическая затрата существовала слитно с конкретным трудом и никакой самостоятельной специфически-общественной роли не играла. Она была естественной категорией и только. Для товарного же хозяйства такая характеристика (биологическая предпосылка, естественная категория) физиологической затраты недостаточна. В этом хозяйстве она, оставаясь по-прежнему в качестве естественной категории, кроме того начинает выполнять, выражаясь в стоимости, еще и специфически-социальные функции связывания товаропроизводителей между собой, приобретая в этом отношении как бы самостоятельное по отношению к конкретным видам труда общественное значение, становясь с этой стороны исторически-ограниченной категорией, качеством абстрактного труда. Физиологическая затрата в ее значении основного определения абстрактного труда становится объектом экономического исследования.

Связь материального с социальным в категории абстрактного труда не так проста, как предполагает тов. Рубин, когда у него социальное лишь только как бы сидит на материальном, являясь в отношении последнего внешним. Физиологическая затрата не только естественная предпосылка, необходимо условие, но и социальное качество абстрактного труда. Единство материально-технического процесса труда и его общественной формы в товарном хозяйстве выражается, прежде всего, в том, что абстрактный труд как труд этого хозяйства есть «производительная затрата человеческого мозга, мускулов, нервов, рук и т. д.» (Маркс), т. е. такая затрата, которая в действительности неотделима от конкретных видов труда, от материально-технического процесса труда.

Различие между Рубиным и Марксом в толковании абстрактного труда явное. Каким же образом И. Рубин, не выступая открыто против указанных положений Маркса, старается примирить «упрощенное понимание абстрактного труда» со своей трактовкой?

В докладе в Ранионе тов. Рубин говорит: «Разногласия между социологическим пониманием абстрактного труда и физиологическим пониманием абстрактного труда отчасти сводятся именно к различию… двух методов, диалектического и аналитического. Если с точки зрения аналитического метода можно еще с бо́льшим или меньшим успехом отстаивать физиологическое понимание абстрактного труда, то с точки зрения диалектического метода это понятие труда заранее обречено на неудачу, из понятия труда в физиологическом смысле вы никакого представления о стоимости, как о необходимой социальной форме продуктов труда, вывести не можете»¹⁰. Здесь так же, как и на предшествующих этому страницах, тов. Рубин отождествляет диалектический метод с генетическим, который, по его мнению, включает анализ и синтез. То же мы находим в 3-м издании «Очерков» (стр. 55, 125).

В других местах «Очерков» имеются, правда несколько иные оттенки мысли. Так, напр., тов. Рубин говорит: «К этому аналитическому методу Маркс для облегчения изложения прибегает на первых пяти страницах «Капитала» (и поэтому приходит к трате энергии и пр. А. С.). Но диалектический ход его мысли следует представить себе в обратном порядке»¹¹. Таким образом, анализ, видимо, необходим был Марксу лишь как метод изложения, а в исследовании он выпадает. Что у тов. Рубина имеется и такая тенденция, подтверждается, в частности, следующим его положением: «…Ошибочно представлять себе дело таким образом, будто Маркс исходит из явлений стоимости в их вещном выражении и, анализируя их, приходит в выводу, что общим в обмениваемых и оцениваемых вещах может быть только труд. Ход мысли Маркса по существу обратный»¹². Если И. Рубин хочет сказать этим, что центр тяжести теории стоимости лежит в генетическом объяснении стоимости из труда, то это — правильно. Если же он отбрасывает анализ как метод исследования — а эту фразу можно и так истолковать, то это будет уже непониманием значения анализа как необходимой предпосылки генетического метода.

Прежде всего мне представляется неправильным отождествление диалектики и генетического метода, на что указывали и товарищи, выступавшие по докладу тов. Рубина в Институте экономики. Совершенно верно, что диалектика является единством анализа и синтеза, но синтез, в марксистском понимании, и есть генетический метод. Синтез есть «воспроизведение конкретного путем мышления»¹³, т. е. генетический метод. Последний представляет собой не всеобъемлющую методологию, подобно диалектике, а лишь один из моментов ее, для которого «анализ является необходимой предпосылкой»¹⁴. Отсюда, можно противопоставить анализ и синтез (генетический метод), как противоположные моменты диалектики, но не анализ диалектике. Однако, и в этом случае нам необходимо помнить о единстве анализа и синтеза, тогда как у И. Рубина этого единства нет. Ведь по его мнению выходит, что если пользоваться анализом, то придешь к физиологическому пониманию труда, при генетическом же методе — к социологическому. Он так и пишет: «Если мы исходим из стоимости как определенной социальной формы и ставим себе вопрос, каково содержание этой формы, то оказывается, что это только выражает вообще тот факт, что затрачен общественный труд; стоимость оказывается формой, выражающей факт социального уравнения труда, — факт, происходящий не только в товарном хозяйстве, но могущий происходить и в другом хозяйстве. Подвигаясь путем анализа от готовой формы к ее содержанию, мы в качестве содержания стоимости находим социально-уравненный труд (безотносительно к его общественной форме. А. С.). Но к другому выводу мы придем, если за исходный пункт исследования возьмем не готовую форму, а самое содержание (т. е. труд), из которого, с необходимостью должна вытекать форма (стоимость). Чтобы от труда, рассматриваемого как содержание, перейти к стоимости как форме, мы должны в понятие труда включить социальную форму организации его в товарном хозяйстве, т. е. содержанием стоимости признать абстрактно-всеобщий труд. Возможно, что именно различием обоих методов и объясняется кажущееся противоречие в определении содержания стоимости, которое мы находим у Маркса»¹⁵.

Это рассуждение т. Рубина не выдерживает критики как раз с методологической точки зрения. При такой трактовке анализ и синтез превращаются в самостоятельные, ничем не связнные методы. Получается разрыв между анализом и синтезом. Последние превращаются в субъективные методы и как будто бы от воли исследователя зависит, каким он будет пользоваться методом. Если — анализом, то придет к физиологическому понятию труда, к чему Маркс, дескать, и пришел сначала, хотя занимался он изучением процесса труда не с физиологической и не с биологической точки зрения, и не анализом труда вне его конкретной общественной формы, т. е. товарного хозяйства. Где же предел анализа по Рубину? Почему вы остановились на физиологической затрате труда ? Может быть правомерно, пользуясь этим методом, идти еще «глубже», к еще более простым и абстрактным отношениям и понятиям, от физиологической затраты к физиологическим или биологическим процессам вообще, к понятию жизни и т. д.? По Рубину, нет предела для анализа, потому что последний у него, на самом деле, не выступает в роли элемента диалектики.

Диалектический метод как единство анализа и синтеза, не отказываясь от последнего, определяет его границу. Забвение того положения, что анализ и синтез не только формально различные методы, но как противоположные моменты диалектики взаимно обусловлены и органически связаны между собой, в частности, тем, что анализ есть предпосылка генетического метода, что последний накладывает свой отпечаток на анализ, является основной ошибкой И. Рубина, которая отчасти роднит его с классиками.

«Классическая экономия, — говорит Маркс, — в… анализе иногда впадает в противоречие; часто она пытается непосредственно, без посредствующих звеньев, все это свести к единству и доказать тождество источников различных форм. Но это необходимо вытекает из ее аналитического метода, с чего должна начинать критика и объяснение. Она заинтересована не в том, чтобы генетически развить различные формы, а в том, чтобы путем анализа свести их к их единству, так как она исходит из них, как из данных предпосылок. Но анализ является необходимой предпосылкой генетического изложения, понимания действительного процесса развития в его различных фазах»¹⁶.

Классики в своем анализе капитализма исходили из того положения, что различные формы его есть данное, не подлежащее сомнению, как формы естественные. Поэтому они совершенно не задавались вопросом возникновения этих форм, их развития, исчезновения. С их точки зрения постановка вопроса — почему возникли эти формы, почему эти формы существуют — была бессмысленна. Одним словом, генетический метод ими не применялся. На это указывает и Рубин¹⁷. Но он не подчеркивает другой стороны. Недостатки анализа классиков заключались не только в том, что он у них не дополнялся синтезом, но что благодаря этому сам по себе анализ, отдельно взятый, был недостаточен. Основной порок заключался в том, что классики, анализируя капиталистические формы, приходили бессознательно, по существу, к социальному содержанию их, но в их представлении это содержание являлось материально-техническим. Так, напр.: «Политическая экономия исследовала… стоимость и величину стоимости и раскрыла заключающееся в этих формах содержание»¹⁸, но недостаточно. Если брать только качественную сторону, то классики путем анализа пришли к «труду вообще», но они не поняли, что этот «труд вообще» и есть характерная особенность труда при товарном производстве, как исторически особой формации. Отсюда вытекают противоречия в их системе, в частности, в разрешении проблемы труда в теории стоимости: смешение материально-технического и социального содержания труда, создающего потребительные стоимости, с трудом, создающим стоимости и пр.

Неправильность применения классиками анализа заключается не только в отсутствии дополнения его синтезом, но, что вытекает из предыдущего, — и в неисторичности, метафизичности самого анализа. Перед Марксом стояла задача не только «генетического изложения», но и пересмотра в связи с этим того пути анализа, который предполагается синтезом и уже в основном был пройден политической экономией, освободив его от противоречий, используя анализ как исторический же метод. «Предпосылка генетического изложения» в силу неисторичности анализа классиков, поскольку он не был обусловлен синтезом, не была полностью подготовлена для Маркса. Но и помимо этого Марксу приходилось пользоваться анализом и из соображений чисто методологического порядка. Труд в его социальной определенности, как исходный пункт генетического метода, в товарном хозяйстве не является непосредственно данным, — «это одна из особенностей этого типа хозяйства, на которую не один раз обращал внимание тов. Рубин. Поэтому мы вынуждены начинать исследование не прямо с труда, а с товара, меновой стоимости, чтобы потом дойти до абстрактного труда как исходного пункта генетического метода.

Задача теории стоимости заключается, с одной стороны, в раскрытии социального содержания, которое находит свое выражение в стоимости, с другой — в объяснении того, почему социальное содержание принимает стоимостную форму. И та и другая сторона одинаково важны для исследования и не могут быть отделены друг от друга¹⁹. Между тем И. Рубин подчас доходит даже до отрицания необходимости анализа, о чем я уже говорил. А разве самое рассуждение т. Рубина о методах не приводит к выводу, что анализ не нужен? Посредством анализа мы приходим ведь к физиологической затрате труда, т. е. к понятию, которое, по мнению И. Рубина, ничего общего не имеет с социальным содержанием стоимости, являясь лишь биологической предпосылкой его. Но тогда, спрашивается, зачем пользоваться анализом, если в результате его применения получаются ошибочные понятия. Необходимо, выходит, ограничиться только генетическим методом. Правда, тогда перед нами встает затруднение: найти исходный пункт синтеза без анализа, — задача по существу невыполнимая. Такие выводы можно сделать из методологических положений И. Рубина. На деле же тов. Рубин, конечно, пользуется анализом, но у него результаты анализа отделяются от тех положений, которые при синтезе становятся исходными.

Если у классиков есть анализ, но отсутствует синтез, то у Рубина при наличии того и другого разрубается стык между ними, что опять-таки приводит к метафизичности анализа. Поэтому противоречия в системе И. Рубина носят другую форму. У классиков — смешение материально-технического содержания с общественной формой, у Рубина — их отрыв друг от друга. Содержанием и субстанцией стоимости в «Очерках» (2-е изд.) является материально-техническая сторона труда. Хотя там же дается крайне-социологическое толкование абстрактного труда, из которого выхолащивается материальное содержание. В последних работах Рубина при анализе содержанием стоимости становится социально-уравненный труд безотносительно к его общественной форме, при генетическом же методе — абстрактный труд, как специфически-буржуазный труд. Во имя оправдания положений, вроде следующего: «Мы пришли к парадоксальному положению, что содержанием стоимости Маркс признает то социально-уравненный труд, то труд абстрактный²⁰» — во имя оправдания подобных положений тов. Рубни разрывает единство анализа и синтеза, иначе говоря, становится метафизиком. Невозможность согласования физиологической затраты труда с понятием абстрактного труда в интерпретации Рубина вытекает у него из отсутствия единства анализа и синтеза в его толковании.

К установлению наиболее абстрактного понятия в области теории стоимости можно подойти также с несколько другой точки зрения. Маркс рассматривает труд с двоякой стороны: у него труд как форма деятельности, движения, процесс, различается от формы бытия труда. Если разбирается товарное хозяйство, то форма деятельности — абстрактный труд, а форма бытия труда — стоимость. И вот, идя в анализе от стоимости и труду, мы не должны упускать из виду, что мы ищем содержание определенной формы бытия, т. е. стоимости. «Во время процесса труда труд постоянно переходит из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму вещи. По окончании одного часа движение прядения оказывается воплощенным в известном количестве пряжи, следовательно, определенное количество труда, один рабочий час овеществленным в хлопке. Мы говорим: рабочий час, т. е. затрата рабочей силы прядильщика в течение одного часа, потому что труд прядения здесь (в процессе создания стоимости. — А. С.) имеет значение лишь постольку, поскольку он является затратой рабочей силы, а не потому, что он — специфический (т. е. конкретный. — А. С.) труд»²². В этом месте Маркс говорит о таком переходе труда «из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму вещи», который присущ только товарному хозяйству. «Овеществление» в данном случае синоним «офетишизирования», которым характеризуется труд только в товарном хозяйстве. «Форма бытия», «форма вещи» в этом случае — специфическая, исторически-ограниченная только рамками товарного хозяйства общественная форма бытия труда, т. е. стоимость.

И при анализе и при синтезе труд в форме деятельности мы рассматриваем в его связи и зависимости от его формы бытия как формы вещи, как свойства «вещи» уже в силу самой постановки вопроса. Мы ищем не просто содержание богатства, а содержание стоимости. В частности, ошибка классиков заключалась в том, что, анализируя «форму вещи», какую принимают они только в товарном хозяйстве, и находя содержание ее в труде, они в то же время в определении последнего совершенно отвлекались от его общественной формы бытия, рассматривая его лишь как материально-технический процесс, а «форму вещи», т. е. стоимость как внешнюю форму, не затрагивающую содержания.

Если труд как процесс, деятельность, движение, оторвать от его общественной формы бытия, следовательно, рассматривать лишь в качестве взаимодействия между человеком и природой, то он не представит собой ничего особенного, по сравнению с другими общественными формациями и для товарного производства. При такой постановке, «как бы различны ни были отдельные виды полезного труда или производительной деятельности, с физиологической стороны они является во всяком случае функциями человеческого организма, и каждая такая функция, каково бы ни были ее содержание и ее форма, является по существу своему тратой человеческого мозга, нервов, мускулов, органов чувств и т. д.»²³. Но повторяем, что такой результат получится только тогда, когда мы отвлечемся от общественной формы бытия труда. Другое дело, еcли рассматривать форму деятельности в связи с ее формой бытия, с ее социальным бытием. Тогда и в форме деятельности мы найдем специфические для товарного хозяйства черты. Труд в качестве физиологической затраты выступит общественным определением труда товарно-менового общества. Физиологическая затрата, как специфическая форма буржуазного труда, предстанет перед нами в роли содержания стоимости. В товарном хозяйстве физиологическая затрата не в форме конкретных видов труда, не в качестве целесообразного в рамках всего общества труда связывает людей между собой, как это происходит во всех организованных формациях, а в своей обезличенной форме, в качестве физиологической затраты.

Но, задает вопрос тов. Рубин, можно ли из физиологической затраты генетически вывести стоимость? Конечно, если эту затрату принимать лишь за естественную категорию, то никакая стоимость из нее не может быть выведена. Однако, политическую экономию, как совершенно правильно говорит тот же И. Рубин, интересуют не вещи сами по себе, а те социальные функции, которые ими выполняются только в товарном хозяйстве и благодаря чему они принимают исторически-ограниченную рамками данного хозяйства форму. Подобно этому и процесс труда важен не в его роли процесса обмена веществ между природой и обществом, а, опять-таки, в его функции связывания людей между собой в товарном хозяйстве. С этой же точки зрения мы подходим и к физиологической затрате. Поскольку именно она, а не труд в конкретной и материально-технической форме, является трудовой связью автономных товаропроизводителей, т. е. категорией, свойственной только товарному хозяйству, постольку мы из нее и выводим стоимость.

Итак, подведем итоги. Ошибки тов. Рубина вопросов, которых я коснулся, сводятся к следующему:

1. Неправильное отождествление генетического метода с диалектикой.

2. Формально провозглашая единство анализа и синтеза, он на деле порывает связь между ними, поскольку признает, что конечный пункт анализа не совпадает с исходным пунктом генетического метода.

3. В предыдущем сказывается метафизичность его метода в целом. В его толковании, видимо, от воли исследователя зависит, будет ли он пользоваться анализом или синтезом. Кроме того, анализ, необусловленный синтезом, — неисторичен, не имеет предела. Генетический же метод повисает в воздухе, поскольку неизвестен результат анализа, так как последний не имеет предела.

4. Не признавая «затрату человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова» (Маркс) специфическим общественным трудом товарного хозяйства, как качества абстрактного труда, И. Рубин протягивает руку идеализму.

И. Слуцкий

Задачей «Очерков по теории стоимости Маркса», как его указал т. Рубин в своем докладе, является синтезирование различных сторон теории стоимости, уже раньше отмеченных интерпретаторами Маркса, но никогда еще не рассмотренных в их единстве. тов. Рубин попытался сочетать качественную характеристику стоимости с ее количественной характеристикой. Несмотря на большое место, которое отводится количественной стороне стоимости в работе тов. Рубина, его внимание главным образом приковано к анализу качественной стороны, причем последняя развита им таким образом, что она целиком съедает количественную характеристику стоимости, находится с ней в неразрешимом противоречии.

Одно из наиболее слабых мест всей концепции Рубина и заключается в том, что, понимая категорию абстрактного труда только как чистую социальную форму, в которой нет шт одного 'атома материи, он совершенно бессилен в разрешении вопроса о количественной соизмеримости товаров в обмене; он лишает стоимость количественной определенности и имманентной стоимости меры, не позволяет тем самым количественно определить и все другие категории капиталистической экономики.

тов. Рубин признал, очевидно, всю серьезность этого критического аргумента, признал, что в его исследовании здесь имеется «белое пятно». Поэтому в третьем издании своих «Очерков» п в сегодняшнем выступлении он уделил большое внимание анализу количественной стороны стоимости в связи с его — пониманием абстрактного труда.

Интересно, что еще до появления третьего издания «Очерков» нашелся один последователь Рубина, — у которого, кстати, точка зрения последнего достигает своего «самопознания»,—попытавшийся дать, исходя из сверхсоциологической трактовки абстрактного труда, ответ на этот вопрос; «Чем же, однако, измеряется величина стоимости товаров?» На этот вопрос Маркс дает следующий четкий, непорождающпй никаких недоумений ответ. «Величина стоимости товаров, выражает… необходимое имманентное самому процессу созидания товаров отношение его к общественному рабочему времени . . . »[19] [20] Вдумайтесь в подлинные слова Маркса. Берется, с одной стороны, как некоторая единая совокупность, общественное рабочее время, берется, с другой стороны, некоторая часть этого совокупного общественного времени, эта часть, далее, относится к целому, II дробь

n-ое количество рабочего времени вся масса общественного рабочего времени выражает собою величину стоимости данного товара.2

Но ведь речь вдет не о том, как выражается величина стоимости, а чем она (величина) определяется. Выражаться может лишь то, что уже определено, что уже имеется. Ведь не может вызывать никаких сомнений, что для того, чтобы выразить какое- нибудь явление с количественном стороны, как долю целого, я должен сначала измерить целое, т. е. должен представить целое как нечто количественно определенное, должен затем измерить само явление п, только после того, когда все это проделано, я могу представить их отношение, которое всегда пр<-длл.мп»<т заранее наличие абсолютных величин. Величина стщ!мп«"тн выражает отношение труда к общественном? рабочему времени потому, ЧТО ИХ совокупный общественный Труд И Ча'ЛЬ его, труд, воплощенный В СТОИМОСТИ товаров, уже Количе, ТВС’ННЛ определены как социальные величины. Нам же предлагают это выражение принять за определение величины стоимости. В своей попытке определить величину стоимости Давыдов впадает в логический порочный круг, когда абсолютные величины стоимости предлагает определить через отношение, в то время как отношение само невозможно без абсолютных величин.

тов. Рубин не далеко ушел от своего последователя. Он только гораздо осторожнее. «Равенство двух количеств абстрактного труда означает равенство их как долей совокупного общественного труда», говорит Рубин. Это указание само по себе не вызывало бы возражений, если бы предварительно было показано, как определяется и измеряется количественная сторона абстрактного труда. Понимая необходимость разрешения этого вопроса, Рубин самой логикой своей концепции приводится к парадоксальному утверждению, что количество абстрактного 'груда определяется и измеряется количеством конкретного труда.

Тов. Руопп щепетильно строг, когда он рассматривает логическую связь отдельных понятий между собою. Столь же строгим нужно быть п к высказываниям самого тов. Рубина.

Как определяется т. Рубиным понятие общественного труда ? Общественный труд представляет собою совокупную массу однородного уравненного абстрактного труда всего общества. Как определяет далее Рубин конкретный труд? Это труд определенного качества, определенной качественной формы, притом различной формы, труд, направленный на создание определенных потребительных стоимостей.

Но каким же образом конкретный, отличный по качеству труд может измерять общественный абстрактный труд, в котором все эти качественные различия стерты? Как установить, не впадая в логические приворечия, количественную связь между конкретным и абстрактным трудом, когда один характеризует материально-техническую сторону труда, а другой социальную? Маркс указывает, что «меновая стоимость и потребительная стоимость сами по себе не соизмеримы». Но, следовательно, и конкретный, п абстрактный труд не соизмеримы. У Рубина же конкретный труд измеряет абстрактный, имманентная мера стоимости, имеющая специфически -общественный характер, подменивается конкретным трудом, который, как таковой, не несет на себе печати социальных признаков.

Каким образом происходит измерение, каким образом качественно отличная от измеряемого мера может определять вели чину, эти г» тлИ. Рубин нигде пр укмиыпнет. Ближе всего К интересующему пас вопросу он подходит в главе об абстрактном труде. Но тут он очень осторожен, настолько осторожен, что целый ряд вопросов, которые, собственно, и требуют своего разрешении. обходятся и оставляются без рассмотрения.

Для объяс нения количественной стороны абстрактного труда тою. Рубин прибегает к аналогии с измерением трудовых отношений в социалистической общине. Рассматривая отношение членов социалистической общины, сопоставляя их труд, он отличает его только ио квалификации, искусности, продолжительности, интенсивности, количеству изготовленных продуктов и т. п.1 Мы не внаем, что скрывается за этим «тому подобное», но во всяком случае тов. Рубин, оперируя моделью социалистической общины, нигде не говорит о конкретном труде. Для чего Э1'о нужно тов. Рубину? Для того, чтобы пред ним стояла только количественная проблема внутри качественной однородности, в то время как сопоставляться между собою должны именно качественно разнородные виды труда.

Все эти противоречия неизбежно вытекают и объясняются тем, что в построении тов. Рубина все же есть разрыв, как бы его сям тов. Рубин ни отрицал, между материальным содержанием экономических явлений и их общественной формой.

Чистая социальная форма, в которой нет ни атома материи, понимаемая только, как тип социально-производственных связей, сама по себе не имеет никакой количественной определенности, никакой меры. Социальная форма, как таковая измеряться не может, стоимостные отношения как тип производственных связей не различаются между собою количественно, их не может быть ни больше, ни меньше. Они приобретают количественную меру только благодаря тому содержанию, которое порождает эту форму и которое последняя в себя включает. Но ведь содержание стоимости есть абстрактный труд, рассматриваемый тов. Рубнным вновь, как чистая социальная форма. Значит, и это содержание само пе может иметь количественного определения. Стало быть, нужно выйти за пределы абстрактного труда, чтобы содержание стоимости количественно определять. Но, выходя за пределы, тов. Рубин неизбежно попадает в сферу материально-технического процесса производства, наталкивается на конкретный труд. Отсюда у него конкретный труд измеряет абстрактный труд, определяет величину стоимости. Это, как было уже мною указано, с необходимостью вытекает из всего построения Рубина, а последнее, с его отрывом материального содержания от социальной формы, обусловливается неправильной методологией, коренная ошибка которой состоит в том, что тов. Рубин пытается построить свою интер

См. «Очерки», 3 изд., стр. 169, 172.

ПретиЦИЮ марксовой ТЯ<>рИИ стоимости (НТ1ОШ, НС При бГН Я (Ilf CUolPHTio, u По ( h'OMV развитию ОСНОВНЫХ ' ирг делений, г КИЙ ПроЦгег Производства Л СпЦНиЛЬЯМЯ тов. Рубини ниpH.Llr.lbHo, таким обряяом. жомиЙ представляются внешними по не связанными между собою рядами, ничто правильно указано, что этой связью является нос содержание труда, которое- включайся как водственное отношение. Вне этого не может быть чека ни одна категория товарного и капиталистижт-кого ства, не может быть понято «саморазвитие категорий развитие внутренних противоположностей.

Маркс в I томе «Капитала» подчеркивает опаежить и укиш вает на неправильность такого разрыва. «Форма стоимости продукта труда есть самая абстрактная и в то же время самая ж»- общая форма буржуазного способа производства, который именно ею характеризуется, как особенный вид общественного производства, а вместе с тем характеризуется исторически. Если же рассматривать буржуазный способ производства как вечную, естественную форму общественного производства, то неизбежно останутся незамеченными специфические особенности формы стоимости, следовательно, товарной формы … В противовес этому появилась рестраврпрованная меркантильная система (Ганиль и др.), которая в стоимости видит лишь общественную форму или, скорее, лишь ее отблеск, лишенный всякой самостоятельной субстанции (substanzlosen Schei n)».[21]

В борьбе с вульгарным натуралистическим лошшаявем абстрактного труда тов. Рубин не сохранил должного равновесия и скатился на позиции Ганиля.

У Маркса есть разграничение между формой и содержанием, но эти понятия не являются внешними по отношению друг к другу, они теснейшим образом связаны между собой. Сущность и явление противополагаются Марксом, как содержание внешней форме проявления. За внешней формой проявления скрывается содержание, или сущность, раскрытие которой и составляет задачу науки. Если это внешняя вещная явления социальных явлений, сущность деленное производственное отношение, гн«я «ч пп.)ьм< форма, которая, в свою очередь, имеет свое содержание представляет собою материальный цесс общественного человека, проце< , которым ih» и всегда связан с известным и притом сь» пифически г альным бытием. Стало быть у Маркса мы иммав двойное раагри- ничение содержания и формы: 1) внешняя форма проявления различается от социального содержания, формы производственных отношений данной социальной структуры, 2) материальное содержание процесса труда различается от общественной формы, т. е. производственных отношений данной исторической эпохи.

Исходя из такого понимания соотношений между содержанием и формой, обратимся к категории стоимости. Цена — внешняя форма проявления, сущностью, внутренней нормою цены является стоимость, которая, как социальное содержание, противополагается цене, как внешней вещной форме проявления. Абстрактный труд, представляющий собою содержание стоимости, есть затрата труда в физиологическом смысле в определенной социальной форме общественного хозяйства.

Только такое понимание связи между содержанием и формой абстрактного труда дает возможность без всяких логических срывов, не противоречиво, объяснить как качественную, так и количественную сторону стоимости.

Б. КОФМАН

Неправы те, которые говорят, что выступавшие товарищи обвиняли т. Рубина во всех смертных грехах; обвинение сводилось к одному смертному греху. Этот грех заключается в заполнении политической экономии одной только формой.

Политическая экономия до Маркса почти не останавливалась на вопросах общественно-производственной формы. Поэтому Маркс считает величайшей научной заслугой Ад. Смита его определение производительного труда как труда, производящего капитал: заслуга эта заключается в том, что Смит подошел здесь к пониманию значения общественно-производственной формы. В противовес предшественникам Маркс главное внимание в политической экономии уделяет именно вопросам обществен но-производственной формы, но он сумел при этом сохранить необходимое равновесие, не исключив совершенно из политической экономии материального содержания. тов. Рубин не удержал равновесия и скатился к чисто формальному толкованию Маркса.

Защищая здесь свою точку зрения, т. Рубин надел на своих противников дурацкий колпак: он приписал им ту мысль, что политическая экономия должна заниматься изучением техники производства. Я не успел ознакомиться с прениями по докладу т. Рубина в Институте экономики, но сомневаюсь, чтобы кто-либо из его оппонентов выступал с таким лестным предло- жениек по адресу политической экономии; т. Рубину досталась бы слишком легкая победа. В процессе исследования в пределах политической экономии Маркс нередко отделяет форму от содержания, но для того, чтобы затем их воссоединить; однако» содержание занимает свое законное место в исследовании капиталистического производства. Рубин же отводит последнему роль «рамки», «предпосылки» и превращает всю политическую экономию в методологический прием. В этом его ошибка. Производительные силы должны быть в известных пределах включены в политическую экономию, чтобы форма была действительно формой какого-то содержания, aBe формой без содержания.

Так в процессе исследования вопроса о производительном труде Маркс на отдельных этапах исследования отделяет форму от содержания, но, в конечном счете, Маркс приходит к синтетическому пониманию производительного труда в единстве формы и содержания, как труда, участвующего в материальном производстве, подчиненного капиталу и создающего прибавочную стоимость. У Рубина же, стоящего на формальной точке зрения, во 2-м издании «Очерков по теории стоимости Маркса» торговый труд оказывается в составе производительного труда. Правда, в 3-м издании «Очерков»он отказывается от этой ошибочной точки зрения, но сохраняет в прежнем виде «изложение» учения Маркса о производительном труде, представляющее, в сущности говоря, Рубина, замаскированного Марксом, рубинское «содержание» в несоотвествующей ему марксовой «форме».

Теперь несколько слов об абстрактном труде. Во всяком обществе человек, как явление природы, осуществляет процесс взаимодействия с другими явлениями природы путем физиологической трудовой затраты. Эта физиологическая затрата — закон пророды. Но этот труд, как указывает Маркс в письме к / Кугельману, должен быть пропорционально распределен, без этого никакое общество существовать не может. В силу этого распределения физиологическая трудовая затрата становится общественным трудом, оставаясь физиологической трудовой затратой; общественным потому, что безразличная физиологическая трудовая затрата распределяется внутри общества. Объективная возможность распределения единого труда между качественно различными отраслями коренится в безразличном характере физиологических трудовых затрат как общественного труда; в этом смысле физиологическая трудовая затрата как общественный труд является абстрактным трудом в условиях всякой общественно-производственной формации. Но физиологическая трудовая затрата как абстрактный труд достигает полноты своего развития, становится «практической истиной» в условиях развитого товарно-капиталистического хозяйства, потому что только здесь труд распределяется объективно как овеществленный абстрактный труд в стоимостной форме.

Отрывая абстрактный труд от труда в физиологическом смысле, т. Рубин, в сущности говоря, лишает стоимость всякого содержания. Стоимость у т. Рубина исчезает. Одним из методологических эти пой исследовании стоимости у Маркса является рассмотрение стоимости отдельно от меновой стоимости как формы ее проявления. Вот этой стоимости у т. Рубина нет; этот втн1/ марксова исследования стоимости как самостоятельного объекта у т. Рубина отсуствует. Поэтому нет у него и меновой стоимости как формы проявления стоимости; поэтому он считает, что в третьем разделе I гл. I тома «Капитала» («Форма стоимости или меновая стоимость») Маркс, не останавливаясь на выяснении формы стоимости, переходит к исследованию ее различных модификаций, в то время как в действительности последнее исследование и является исследованием формы стоимости, уже обогащенной общественно-прпзводствепным содержанием.

II. КЛЖЛНОВ

Я начну с тех моментов, которые тов. Рубни сам считает основными и спорными, а именно: входят ли пли не входят в объект изучения политической экономии производительные си лы хо зяйства.

тов. Рубин признает предпосылочпую роль развития производительных сил по отношению к производственным отношениям, методологическую целесообразность использования знаний о той пли иной выраженности производительных сил для объяснения экономических явлений. При этом, сравнительно с прежними своими пониманиями, технику он склонен теперь рассматривать не только как область инженерных, физикоматематических знаний, но и в социально-историческом разрезе, видимо, как социальную технологию (особая область знания техники, которая должна, по мнению Преображенского, заменить в социалистическом обществе политическую экономию). Для уяснения производительных сил тов. Рубин соглашается, что обычное инженерное знание техники дает очень мало, но соответствующая наука о технике, по его мнению, еще не оформилась, только некоторые буржуазные социологи Западой Европы, говорит он^ начинают работать в этом направлении.

Во всяком случае таковое изучение техники не входит, по мнению тов. Рубина, в область политической экономии, и спор должен быть разрешен признанием разделения в этом отношении научного труда, т. е. признанием того, что политическая экономия должна рассматривать исключительно область производственных отношений, производительные же силы должна изучать особая наука. Не всякое разделение труда, специализация, общественно полезны. Предлагаемая тов. Рубиным специализация мне представляется как .раз такой специализацией, которая уничтожает все историческое, все революционное значение учения Маркса, марксистской методологии; именно, с разделением указанных областей знания Рубиным выбрасы-

Ю"Т<Н ;К1 борт Д1Н1ЛРКТ11ЧРГКЯЯ

В«»ДПТг.1ЬНЫХ СИЛ и НроИИНОДГТВГННЫХ га КОС Же ПО.1ОЖГ11ИС, ня К сгли бы При пой борьбы ОДИН СПРЦИа. 1113ИрОЛЯЛИГЬ гиринтя. я другие на изучении буржуазии, саморазвитие буржуазии, другие истории» про- классовую организованность. Это г марксистской абсурдно, и такого «разделения труда» допускать беда тов. Рубина заключается в том. что он на словах социальную природу техники (за этот положительный приходится приветствовать Рубина), на деле же nj», понимать технику чисто натуралистически и, очищая политическую экономию, исполняет тем. как правильно Коп. заветы Петра Струве (за что Рубин очень сердится Копа). ‘

тов. Рубин отводит изучению техники, с точки зрения политической экономии, только значение изучения влияния техники ла экономику. Но ведь нельзя отрицать влияния на экономику и природных явлений, например, спрошу я тов. Рубнма, влияет ли на экономику засушливый год и связанный с ням неурожай хлебов, или даже усиление в определенные циклы лет солнечных пятен? Ведь экономист может в этом смысле включать в поле своего зрения и рассмотрение явлений природы. Все дело в том, что, оставаясь по существу на натуралистическом понимании техники, тов. Рубин технику и природу выносит за одни скобки и, очищая политическую экономию от натурализма, фактически разрывает диалектическое единство явлений -экономики как синтеза и производственных сил и производственных отношений.

Между тем правильная методологическая установка понимания экономических явлений имеет у нас сейчас чрезвычайно большое практическое значение, и из-за разномыслия в этом отношении мы топчемся часто па месте или даже соскальзываем с последовательного марксистского пути. Например, в области изучения аграрных отношений в деревне наблюдается сильный перегиб в сторону исканий непосредственных социальных показателей и затушевывание материальных производительных оснований процессов социальной реконструкции деревни. Получается известное упрощенство исследовательской мысли, сведение исследовательской работы к простому констатированию социальной структуры деревни, отказ от диалектического объяснения процессов социальной дифференциации крестьянства из развития производительных сил. Между тем по точному смыслу ленинской установки таковые процессы можно понять лишь под углом зрения перерастания имущественного неравенства в социальные противоречия; забываются непосредственные указания Маркса, что вскрыть основу того или иного

Проблемы марксизма. IS

»тр<»я общс<'тпгнны oTiioiui’iiHii можно .innib через помимо НИР рНВВИТИЯ Про1КП10ДИТ<'ЛЫ114Х сил.

Црлый ряд ныгтунн В1ПИХ ЙДРГЬ ТОПЛрШЦРЙ 0’1 МеЧЛЛИ . ЧТО ТОН. Рубин И СЛОРЙ 'IpHHTOKHC Понятия абгтраКТ1ЮГО Труди ТО1РЮТСЯ в порочном Кругу; wo неизбежно, поскольку тов. Рубин сводит понятие .чбгтрактного трудп к формально-логическому понятии». Кант в <нор время совершенно определенно показал, что формальная диалектика, диалектика понятий всегда при водит или к тупику или к тавтологии. Только материалистическая диалектика — <диалектика вещей» может дать последовательное уяснение явлений. В частности, правильное марксистское понимание абстрактного труда неизбежно требует синтетического уяснения его и в отношении материально-физического его содержания и со стороны общественной природы. В новом издании своей книги тов. Рубин продолжает утверждать, что понятие абстрактного труда относится только к товарному обществу и исчерпывающе определяется из товарного обращения. Между тем Марке общественную природу абстрактного труда понимает гораздо шире, что же касается труда, производящего товары, то он указывает, что это труд общественный в особом смысле слова. При этом тов. Рубин перефразирует соответствующие слова Маркса под свой стиль.

тов. Рубин полагает, что он блестяще победил возражения Дашковского против исключения из понятия абстрактного труда материально-физического его содержания тем, что высмеял переход последнего от обычного расчленения понятий на исторические и внеисторпческие к трехчленному, включением условно исторических понятий. Я не беру в этом отношении Дашковского под свою защиту, но если быть последовательными до конца, то с марксистской точки зрения нет вообще внеисторических понятий. Дело не в том, является ли абстрактный труд условно исторической категорией или нет, а в том, входит ли в нее и представление о материально-физическом содержании; из-за того, что историческая общественная выраженность труда различна для различных экономических эпох, нельзя еще в объективном сознании разрывать марксовы диалектические категории на общественные и материально-физические моменты.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО И. РубинА

Наши прения обесцениваются благодаря тому, что они на 99 процентов засорены недоразумениями. Я начну с наиболее яркого примера, с тов. Михайлова. Умудриться приписать мне мысль, что абстрактный труд присущ всем формам хозяйства, может лишь товарищ, который не читал моей книги. Мне нужно было в течение часа — полутора изложить целый ряд вопросов, и понятно само собою, что я выбрал вопросы наиболее спорные

и н« считал нужным

МЫСЛИ, что ЯбсТрЯКТИЫЙ

Однако, для «мягчения другим выступаишим здесь пин. Тов. Критом некий упрекает OflUIllIlblX понятий теории КОСТИ понятие с я О С О б и елейных произведениях марксистской лзводства определяется в смысле |. .Ml отношений людей. Я указывал, что в своих пнях Маркс употребляет этот термин и в другом исследование истории этого термина у Маркса пр« значительный интерес. Более того, если бы вы даже что термин способ производства означает нечто другое, нокупиость производственных отношений людей, то разве этим можно решить наш спор? Разве нс должны мы разобрать Do существу, чем на самом деле занимается Маркс на протяжении трех томов своего «Капитала? И тогда мы убедимся, что объектом его исследования являются именно производственные отношения людей.

Тов. Крижанский далее говорит, что я не отличаю производительных сил от техники производства. Я опять повторяю, что все эти понятия исторического материализма, — например, производительные силы, производственные отношения, способ производства, технический процесс производства и т. п.,—я беру в том их виде, в каком они сложились и употребляются в марксистской литературе. Правда, каждое из этих понятий представляет для понимания множество трудностей и может вызвать множества споров, но ведь я не брал на себя задачу давать вам ответ на все вопросы марксовой теории исторического материализма. Упрекайте меня за то, что есть в моей книге, но не упрекайте за то, чего нет в моей книге, ибо очень многого нет в ней. А то вы критикуете меня так, что это я позабыл, О другом ничего не сказал, третьего не касался, а мимоходом начинаете приписывать мне то, чего я не говорил.

Тов. Крижанский строит следующую цепь предположений: раз Рубин отождествляет производительные силы с материальнотехническим процессом производства, то, может быть, он вз последнего исключает труд, а в таком случае он из производительных сил также выбрасывает труд, а в таком случае у него остаются мертвые машины, мертвые средства производства. Я утверждаю, что только при желании во что бы то ни стало приписать своему противнику нелепые мысли можно бросить мне упрек в том, что я понимаю материальные производительные силы, как не содержащие в себе живого человеческого труда. В «Очерках», в главе об общественно-необходимом труде, я указываю, что развитие производительных сил зависит не только от материальных, но п от личных факторов производства, т. е. не только от средств производства, по и от живого человеческого труда. Как можно обвинять меня, что я из материально- технического процесса производства выбрасываю труд, когда я рассматриваю абстрактный труд лишь как одну сторону единого трудового процесса, который другой своей стороной является трудом материально-техническим.

Тов. Сагацкпй, которого я знаю как автора интересной статьи, также бросил мне целый ряд упреков, которые буквально ничем, кроме самого невнимательного отношения к делу, не могут быть объяснены. Первый упрек: Рубин противопоставляет д и а- л е к т и к у а н а л и з у. На деле же у меня черным по белому написано, что диалектика включает в себя анализ и синтез. Диалектику я противопоставляю не аналитическому методу вообще, а односторонне-аналитическому методу, т. е. не дополненному синтезом. Итак, первое утверждение, что я противопоставляю диалектический метод аналитическому, есть утверждение неосновательное.

Второй упрек тов. Сагацкого заключается в том. что я смешиваю диалектический метод с генетическим, ставлю между ними знак равенства. Действительно, встречающиеся у Маркса в некоторых местах рассуждения о генетическом методе я понимаю в том смысле, что у Маркса здесь идет речь о диалектическом методе в его целом. Я обращался по этому вопросу к философам, которые также думают, что генетический метод, о котором говорит Маркс, п есть диалектический метод. Тов. Сагацкпй же отождествляет генетический метод с синтетическим. Но разве в этом дело? Называйте метод Маркса диалектическим, генетическим научным и т. п. Суть в том, что зтот метод включает в себя два пути исследования, аналитический и синтетический.

Тов. Сагацкпй приводит мою фразу о том, что Маркс на первых страницах «Капитала» прибегает к аналитич. скому методу изложения. На основании этих слов Сагацкпй приписывает мне мысль, что аналитический путь исследования не составляет необходимой части метода Маркса. Но ведь надо отличать, товарищи, метод и в л о ж е и и я от метода исследования. Научное исследование предмета должно птти по двум путям: сперва аналитическому, а потом синтетическому. Мы начинаем исследование с конкретного явления и, отвлекая от него постепенно один признак за другим, приходим к наиболее абстрактному понятию, лежащему в его основе. Это — первая половина пути исследования, путь анализа. Не ограничиваясь этим, мы должны сделать и обратный путь, т. е. начать с абстрактного понятия и путем его постепенного усложнения притти к воспривведению конкретного явления. Оба эти пути исследования вместе составляют единство диалектического метода. Без аналитического исследования развитие науки было бы невозможно, потому что без апз.шим мы оторвались бы от реальной конкретной действительности. Мы начали бы исследование с абстрактного понятия, но неизвестно, каким образом мы бы его получили. А на слмом деле мы лол чили это абстрактное понятие путем отвлечения от живой кон кратной действительности.

Не значит ли это, что и в своем изложении Маркс продели вает оба пути, которые он проделал в своем исследовании, т. аналитический и синтетический пути? Нет, в изложении «Капитала» Маркс в виде общего правила показывает лам только вторую половину пути, проделанного им. Правда, в пределах каждой отдельной проблемы Мареке постоянно пользуется и анализом и синтезом, но в общем все изложение «Капитала» построено им в порядке перехода от абстрактных понятий г: более конкретным: сперва идет стоимость, потом деньги, капитал и т. д. Именно потому, что Маркс начал изложение (-.абстрактного понятия стоимости, он говорит в предисловии читателям: не подумайте, что у меня априорная конструкция, которая произвольно берет за исходный пункт исследования абстрактное понятие стоимости. И ^тобы наглядно показать, что это понятие стоимости является лишь абстракцией от конкретных явлений ценообразования, Маркс на первых же страницах «Капитала» вкратце воспроизводит тот аналитический путь, которым он пришел к понятию стоимости: он начинает с товара, путем анализа его приходит к меновой стоимости, а от последней — к стоимости. И на основании моих слов, что Маркс только па первых страницах прибегает к аналитическому методу и з л о ж е н п я, мне приписывают мысль, что у Маркса отсутствует аналитический метод исследования. Казалось бы, такого рода возражения не должны были иметь место.

Тов. Слуцкий говорит, что в моих «Очерках» к о л н ч е- стве п н а я сторона явлений совершенно не исследована, качество съело количество. Но ведь этот упрек неоснователен. Половина моей книги посвящена именно исследованию количественной стороны стоимости (стоимость как регулятор производства, общественно-необходимый трлд, стоимость и общественная потребность, цены производства). Укажите, где же здесь количество съело качество.

Тов. Слуцкин энергично выступил протпв утверждения, что величина стоимости товара определяется отношением труда, необходимого для его производства, к совокупному труду всего общества. По его мнению, это значит превращать труд из абсолютного понятия в относительное. Опять-таки, товарищи, к чему приведет наш спор, если оппонепты не дают себе труда попять и объяснить с своей точки зрения целый ряд высказыва- ннй Маркса, в высшей степени глубоких н интересных. Ведь не в одном только месте Маркс говорит, что стоимость товара определяется отношением затраченного па него труда к совокупному общественному труду.

Тов. Плотников упрекал меня в том, что я признаю производительные силы только п р е д п о с ы л к ой, а по д в и ж у- щ е н и р и ч и н о й развития производственных отношений, но ведь я не одни раз, а несколько раз указывал, что они являются именно «движущей причиною» общественного развития. Тов. П лотников утверждает, что теоретическая экономия изучает не только производственные отношения людей. И тут мы опять видим пример того, как мои критики уклоняются от противопоставления определенной концепции моему пониманию. Тов. Плотников, который решительно восстал против моего определения объекта политической экономии, приходит в конечном счете к следующей формулировке: политическая экономия изучает «общественные формы, в которых происходит процесс производства». Но разве это не то же самое, что производственные отношения, т. е. отношения, устанавливающиеся в процессе производства? Ежели вы считаете объектом теоретической экономии «общественные формы, в которых происходит процесс производства», то я обеими руками подписываюсь под вашей формулой.

Остановлюсь подробнее па вопросе об о б ъ е к т е политической экономии. Я ставлю своим противникам следующие вопросы, на которые прошу дать ответ. Не является ли традиционным в марксистской литературе определение политической экономии как науки о производственных отношениях людей? Не повторял .пл Маркс в применении к каждой категории, что она представляет собою выражение производственных отношений людей? Не говорил ли он в «Нищете философии», что все экономические категории суть выражение производственных отношений людей? Нс говорил ли Ленин неоднократно, что политическая экономия изучает общественные отношения людей, устанавливающиеся в процессе производства?

Рассуждения товарищей об объекте политической экономии нередко основаны на наивном представлении о приеме классификации наук. Им кажется, что они могут сейчас сесть за стол и составить заново классификацию наук, исходя из заранее придуманной рациональной схемы. Но такое отношение к науке есть немарксистское отношение. Вы должны самую науку рассматривать, как продукт исторического развития, вызванный глубокими причинами общественного и экономического характера. В ходе исторического развития науки сложились в том виде, в каком они на деле существуют, и классификация наук должна базироваться на действительном состоянии последних. Как известно, в XVIII веке атеисты нередко отрицали существо-

ваши» бога на основании следующего аргумента. Они если бы я был богом, я устроил бы мир гораадо лучше, чем оо устроен па самом деле, — и отсюда они делали вывод, что бога нот. Перефразируя эти слона, можно сказать: егли бы любому ив нас поручили составить заново классификацию наук, ом составил бы более стройную классификацию наук, чем та, которая существует в реальной действительности. Возможно, что он устранил бы чрезмерную специализацию, вредящую многим паукам. Возможно, что он включил бы н одну науку исследование производительных сил и производственных отношений людей.

Но ведь изложенный взгляд на науку является и р и сто р и ч е с к и м, и е м а р к с и с т с к и м взглядом. О чем мы сейчас спорим? О том ли, какой объект избрать нам для какой-то науки, которую мы с вами в будущем выдумаем и создадим, или же что является на деле объектом той науки политической экономии, которая существует уже около двух столетий и нашла свое завершение в системе Маркса? Мы спорим именно о последнем. А если так, то не следует забывать, чти политическая экономия, которая развивалась в течение нескольких столетий и получила завершение в системе Маркса, есть наука о производственных отношениях людей. Уже у Рикардо, благодаря ясному отделению стоимости от потребительной стоимости, политическая экономия выступает как наука о производственных отношениях людей. Классики изучали производно дствепные отношения людей, хотя сами не сознавали этого и потому нередко путали их с техническими функциями вещей. Но в учении Маркса политическая экономия как наука о производственных ртношениях людей достигла своего подлого самопознания, и в этом именно и заключается огромный методологический переворот, произведенный Марксом в политической экономии. Когда мы на первой странице «Капитала» читаем, что предметом исследования является стоимость, а не потребительная стоимость, этим окончательно сказано, что политическая экономия есть наука о производственных отношениях людей. Если это определенно вы считаете слишком узким, — воля ваша. Если вы хотите включить в объект политической экономии не только производственные отношения людей, но и производительные силы, — воля ваша. Но для этого вам придется строить новую науку. У Маркса же политическая экономия есть наука о производственных отношениях людей в их взаимодействии с производительными силами общества.

Теперь постараюсь объяснить, почему указанные границы объекта политической экономии сложились не случайно, а в силу исторической необходимости. Почему должна была исторически возникнуть раньше наука о производственных отношениях людей, п только теперь мы присутствуем при за рождении новой науки о производительных силах капиталистического хозяйства? Всякая наука развивается в силу потребности в ней того или иного значительного общественного класса. С чего начались все рассуждения меркантилистов XVII столетия? G вопросов об уровне заработной платы, о высоте процента и земельной ренты и т.п., с вопросов, относящихся к распределению совокупной стоимости между различными общественными классами. Политическая экономия отражала борьбу различных классов за позиции в данной системе производствен- ственных отношений людей. Поэтому политическая экономия и сложилась как наука о заработной плате, прибыли, ренте, словом, как наука о системе стоимостей или как наука о системе производственных отношений людеГ!. Различные буржуазные школы боролись за изменение производственных отношений людей в пределах данной буржуазной системы. В лице же Маркса проблемы политической экономии были подняты на недосягаемую высоту, и был поставлен вопрос1 об изменении самой системы производственных отношений в ее целом, о замене капитализма социализмом. И именно поэтому Маркс не уставал повторять, что все экономические категории суть выражение производственных отношений людей.

Теперь я перейду к вопросу об а б с т р а к т н о м труде. Я был бы очень рад. если бы кто-нибудь из критиков попытался показать, как он со своей точки зрения представляет себе включение физиологического труда в абстрактный труд. Я просил бы критиков указать, почему именно при включении физиологического труда в абстрактный труд получается будто бы неразрывная связь с производительными силами? Почему, с другой стороны, эта связь сказывается будто бы порванной, когда я говорю, что вся система общественного учета труда производится обществом н а основе материально-техниче- ского процесса производства?

Часто мне ставят следующий вопрос: почему вы не хотите признать, что абстрактный труд является не только общественным трудом, но является материальным трудом в его общественной форме. Кон, например, говорит, что абстрактный труд есть труд общественный, но нужно дать ему также другую характеристику «—материальную, ибо иначе получится разрыв между материальным и общественным трудом. Казалось бы. почему не признать это положение? Здесь повторяется в другой форме тот же самый вопрос, который мы рассмотрели выше: почему не признать объектом политической экономии и производственные отношения людей и производительные силы. Я дам следующий ясный ответ: потому, что материальный труд, взятый в данной общественной форме, создает не стоимость, а товар. Товар, как я уже раньше говорил, обладает двойственной природой — материальной и общественной, потому и труд, создающий товар, обладает двойственной природой (как ноннр«^- ный и абстрактный труд). Кон делает < ледующую элементарную ошибку: в то время как Маркс говорит о дноЙ<твенном характере труда, «издающего товар, он хоч«т эту двойственную природу приписать труду, образующему г т о им о с т ь. Но ведь это значит/югершепно уничтожить в' ь апл л ня двойственной природы труда, создающего товар, — анализ данный Марксом на первых' же страницах «Капитала».

Стоимость есть только одна, а именно общественная <т«»- рона товара, поэтому и труд, образующий стоимость, ость одна сторона этого двойственного труда. А теперь я ставлю следующий вопрос: обладает ли труд, образующий стоимость, двойственной природой пли единой? Именно для этого Маркс дал нам анализ двух сторон труда, чтобы приттн к понятию абстрактного труда, как обладающего единою, а именно общественною природою. Говорят, что такое определение абстрактного труда не находит подтверждения у Маркса. Но что ж»- я могу сделать, если я своим критикам дважды, трижды и четырежды приводил цитаты из Маркса, которые они даже нс дают себе труда разобрать. В «Критике политической экономии» вы найдете указания, что труд, образующий стоимость, сеть специфическая общественная форма труда. В древнее время, — говорит Маркс, —женщины изготовляли одежду, этот труд вх был непосредственно общественным, поэтому абстрактного труда в античном мире не было, хотя люди тогда физиологическую энергию тратили. Там же Маркс говорит: труд портного образует стоимость в качестве «абстрактно всеобщего труда, а последний принадлежит общественному целому (точнее: общественной связи, dem gesellfichaftlichen Zusammenhang), которого портной не проиевел своей иглой» («Kritik», стр. 13). Там -же, в историческом обзоре теорий стоимости, где Маркс выясняет ‘ свою заслугу в постановке вопроса с двойственном характере труда, он говорит о Петти, Франклине, Смите, чт«» они не поняли «буржуазной формы труда». «Условия труда, образующего стоимость, — пишет там же Маркс (на стр. 7), -суть общественные определения труда, или определения общественного труда». Все эти и другие многочисленные высказывания Маркса об абстрактном труде образуют стройную систему мыслей. Мон противники молчат об этих многочисленных высказываниях Маркса п даже не дают себе труда их разобрать. Они ограничиваются только тем, что ставят мне вопрос: а почему Маркс в конце 2-го раздела 1 гл. «Капитала» дает определение абстрактного»труда как труда физиологического? Прежде всего, как я уже несколько раз указывал, самое понятие физиологического труда имеет два смысла: труд физиологический и труд физиологически равный. В первм случае вы говорите, что стоим ость создана трудом, как затратою мускулов и нервов, в последнем случае вы говорите, что равенство продуктов как стоимостей отражает равенство всех видов труда, как затраты физиологической энергии. Это —два разных понятия. Л вы обратите внимание, о чем в упомянутой фразе в конце 2-го раздела говорит Маркс. Я утверждаю, что он говорит о физиологическом равенстве труда. Маркс говорит; всякий труд есть затрата рабочей силы в физиологическом смысле и в этом качестве одинакового или абстрактно человеческого труда он образует стоимость. Это значит, что труд обладает характером физиологической однородности, н это его равенство отражается в равенстве всех продуктов как стоимостей. Верно ли это положение Маркса? — Конечно, верно. Почему? Потому, что если бы труд человеческий не обладал характером физиологической однородности, невозможно было бы никакое распределение и уравнение общественного труда. Чтобы вы могли часть общественного труда перенести из ткацкого дела г прядильное дело, нужно, чтобы те отдельные люди, которые входят в состав этого общества, могли перейти от ткачества к прядению. Физиологически однородный труд есть предпосылка социального уравнения труда.

Именно потому, что физиологическое равенство труда существует, потому что люди могут переходить от одного занятия к другому, именно поэтому общество может уравнивать труд различных членов общества между собой. Некоторые критики говорят, что у Маркса нет понятия социально уравненного труда. Не буду приводить многочисленных цитат из Маркса. Приведу только несколько. Маркс часто говорит об «общественном характере равенства» труда. В «Критике» он указывает, что Смит не понял «уравнения, которое общественный процесс принудительно установливает между неравными видами труда» («Kritik», стр. 42). Разве здесь речь не идет о социальном уравнении труда?

Общественный и абстрактный характер труда не может быть результатом действий индивида, затратившего этот труд; он может быть только результатом действий общества по отношению к этому индивиду. Индивид затратил определенное количество физиологической энергии в процессе материального производства. Общество своим действием по отношению к индивиду включает его трудовую затрату в совокупную массу однородного общественного труда, т. е. сообщает ему новое качество , качество общественного труда. Одно- времейно с этим оно определяет этот труд, как долю совокупной массы общественного труда, или как определенное число единиц этого общественного труда, т. е. определяет его к о л и- ч е с т в о или превращает его в чисто «общественную величину», как часто выражается Маркс. Только благодаря этому действию общества по отношению к индивиду труд прмобр тает новую качественную и количественную характеристику как труд абстрактный и общественно-необходимый.

Разумеется, описанный процесс обобществления и ура вне нмя труда не происходит в безвоздушном пространстве. том действия общества является реальный труд индивида, т. е. действительная затрата физиологической энергии в прощче материального производства. Но общественное действие, объектом которого был этот реальный труд, сообщило ему новое, общественное качество, характер общественного труда, точнее характер «буржуазного» труда. Именно этим н роти во поста- влепием «реального» труда и «буржуазного» труда Маркс часто пользуется в «Критике», чтобы объяснить характер труда, образующего стоимость. Выражением этого общественного характера или общественного бытия труда и является стоимость, представляющая собою общественный характер или общественное бытие продукта труда.

Общественный процесс уравнения труда, имея своим объектам реальный труд индивида, совершается на основе признаков, характеризующих этот труд с материально-технической и физиологической сторон. Процесс уравнения труда не является произвольным процессом, в котором общество по своему произволу уравнивает различные количества труда. Это уравнение происходит на основе определенных общественных законов, различных для разных общественных формаций. Товарному хозяйству присущи специфические общественные законы уравнения труда, и вскрыть эти законы составляло задачу Маркса. Основным признаком, по которому уравнивается труд, является продолжительность трудовой затраты или количество рабочего времени. То обстоятельство, что уравнение труда происходит по признаку количества рабочего времени, ярко показывает, что речь идет именно об общественном процессе распределения и уравнения труда.

Однако, помимо 'продолжительности рабочего времени, в процессе общественного уравнения труда большое значение имеют и другие признаки, характеризующие реальный труд, а именно его интенсивность, сложность и производительность (последний признак имеет значение для трудовых затрат в одной и той же отрасли производства). Каждая трудовая затрата, в зависимости от перечисленных ее свойств, приравнивается определенному числу единиц общественного труда или приобретает свойства определенного количества обществениого труда. Признаки, характеризующие реальную трудовую затрату, являются решающими для определения того количества общественного труда, которому будет приравнена эта трудовая затрата. Но это уравнение происходит только при данной социальной форме хозяйства, оно происходит на ОСИП Ж общРГТЛРИНЫХ законов, присущих ТОЛЬКО ЭТОЙ форМР хозяйства. И в результате его труд приобретает новую качественную и количественную характеристику, становится трудом общественным. Стоимость является непосредственным выражением именно этого общественного труда. И лишь косвенно, черев посредство этого общественного труда, в ной можно видеть выражение затраты физиологической энергии в материальном П|>оце<‘се производства. Ошибка физиологистов заключается именно в том, что они рассматривают стоимость как непосредственное выражение затраты физиологической энергии.

Действительно, предположим, что стоимость стола равна 10 рублям (мы говорим о стоимости, а не о рыночной цене). Всякий марксист обязан в этом случае признать, что в стоимости стола овеществлено ровно 10 единиц общественного абстрактного труда. Ни малейшего отклонения величины стоимости от количества абстрактного труда по может быть с точки зрения марксовой теории стоимости. И действительно, никакого отклонения между этими двумя величинами пот, если мы под абстрактным трудом понимаем именно труд общественный. То обстоятельство, что мой стол имеет стоимость в 10 рублей, означает, что я .могу получить в свое распоряжение именно 10 единиц однородного общественного труда в форме любого товара, который я захочу приобрести. То обстоятельство, что мой продукт имеет стоимость или общественный удельный вес в 10 единиц, представляет собою не что иное, как извращенную, вещную (|юрму того факта, что труд мой имеет общественный удельный вес в 10 единиц, т. о равен определенному количеству общественного труда. Но если мы под абстрактным трудом будем понимать затрату физиологической энергии, между количеством труда и величиною стоимости сейчас же получается расхождение. Действительно, стоимость стола равна 10 рублям, несмотря на то, что его производитель Петров, — благодаря тому, что он работает менее интенсивно или при помощи плохих средств производства,—затратил целых 15 часов физиологического труда. Стоимость в этом случае не является точным п непосредствепым выражением затраты физиологического труда.

Физиологисты пытаются опровергнуть наше возражение при помощи следующих рассуждений. Речь идет, — говорят они,—не о затрате физиологической энергии данного индивида Петрова, а о затрате физиологической энергии всего общества, или всех лиц, занимающихся изготовлением столов. Нужно сложить количество физиологической энергии, затраченное всеми производителями столов, и разделить полученную сумму на число столов; таким образом мы получим количество физиологической энергии, затраченное на один стол. Но физиологисты забывают, что, если произведенные операции сложения и деления толя, а реально происходят «обой О б Щ о ( Т В < И >1 ы й Нелепо говорить, что 15 анергии Петрова составляют > ч» ЫН кой энергии всего общества.

зать, что 15 часов затраты физп гпч г и ♦♦♦« т t г… 15 процессе того «уравнения», принудительно устанавливает между (« лова Макрса), приравнены 10 часам Физиологисты склонны и этот труд называть

В этом случае они поступают вполне по примеру ро православия, которые, не желая во время поста свинины, называли ее рыбой. Не желая отказаться гдиноспасающего физиологического труда, вы хотптр физиологическим труд во всем богатстве его общественных определений. Если вы этот труд называете физиологическим, каждый из нас охотно запишется в физпологисты.

Необходимо остановиться еще на одном возражении. Нередко критики говорят, что тот общественный труд, котпрому приравнена реальная трудовая затрата Петрова, есть нгчт совершенно неуловимое, какая-то пустая социальная ф о р м а, лишенная всякой материи. На этот упрек я прежде всего отвечу своим критикам вопросом: а как вы смотрите на стоимость, обладает ли опа материальной или нематериальной природой? Ответ на этот вопрос зависит от того, что вы будете понимать под словом материальный. Если вы понимаете под ним нечто, отличающееся чувственными свойствами, воспринимаемыми при помощи органов чувств, нечто, что может быть схвачено руками, ощупано и взвешено, —то вы все признаете, что стоимость есть явленно «нематериальное», «сверхчувственное», как выражался Маркс. Но значит ли это, что стоимость есть нечто не существующее объективно нечто воображаемое? Нет, стоимость есть вполне реальное, объективное общественное явление. Вы не найдете в материи стола никаких признаков, указывающих на его стоимость, но тот факт, что стоимость стола равна 10 рублям, есть реальное общественное явление, последствия которого жестоко на себе чувствует Петров, затративший на его изготовление 15 часов. Для Петрова это сверхчувственное свойство стола имеет даже большее значение, чем его чувственные свойства. Таким образом если под материальным вы будете понимать не только физическую материальность, но нечто существующее объективно и реально,, то вы и стоимость отнесете к числу объективных общественных явлений. Сказанное относится в полной мере к общественному абстрактному труду. Когда общество своим действием по отно- нию к Петрову приравняло его трудоую затрату 10единицам

общественного труда, его труд приобрел общественное свой- етво, которое недоступно ни взвешиванию, ни ощупыванию. Но «тот общественный характер, общественный удельный вес его труда существует реально н объективно, есть результат объективного общественного процесса, действующего независимо от индивида и обладающего принудительного силою пе отношению к нему.

(ШОРНЫЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ СТОИМОСТИ МАРКСА.

(стенограмма заседания экономической секции от 1Н XII 192S г.) [XXII]

Председатель. Товарищи, прошлое заседание экономической секции, посвященное обсуждению доклада тов. Рубина — «Спорные вопросы теории стоимости», было и очень многолюдными очень длительным. В таких условиях естественно, что точки зрения, расходящиеся со взглядами докладчика, не могли быть развиты сколько-нибудь подробно. Мне, как председателю, приходилось жестко настаивать на соблюдении регламента. В виду этих обстоятельств возникла мысль организовать второе заседание, более узкое. Решено было далее на этом втором заседании поменять роли: предоставить роль докладчика противникам взглядов т. Рубина. Т. Плотников согласился такой доклад сделать. Слово имеет тов. Плотников.

Доклад И. ПЛОТНИКОВА

Мысль о докладе всплыла всего три дня тому назад. Поэтому я прошу к некоторым шероховатостям отнестись снисходительно. Главное содержание моего доклада будет посвящено понятию «абстрактный труд», причем, конечно, это понятие является заключением, а не исходным пунктом.

При всяком общественном строе люди вынуждены производить все необходимое для их существования. Многообразие общественных потребностей, исторически развивающееся сообразно степени развития производительных сил, определяет с железной необходимостью распределение человеческого труда между различными отраслями производства. Совокушшый человеческий труд образует единую систему, поскольку и в той мерс, поскольку и в какой мере мы имеем общественное производство, т. е. производство для общества, общественно-обусловленное, а не производство Робинзона. Объединение человеческого труда в единую общественную систему организации труда не условно, а реально и объективно. Система общественного

и. плотников

2RK

труда М(1Ж('Т рассматриваться г двух сторон, имея две характеристики: качественную и количественную. С качественной стороны. она заключается в общественном разделении труда как совокупности различных конкретных видон труда. Дифференцирование человеческого труда на его различные конкретные формы- продукт исторического развития. Кроме того, степень развития разделения труда обусловливает развитие обществен)! о г о х а р а к т е р а труда. Труд, разделенный сам по себе, в силу разнообразия человеческих потребностей,— труд общественный, труд для других, а не для себя. Этим, однако, не предопределяется непосредственно та форма, в которую индивидуальный труд облекается, как труд общественный (ср. индийскую общину и товарное хозяйство). Общественный характер труда связан, однако, не только с разделением труда. Даже при отсутствии общественного разделения труда, при тождестве труда различных членов общества, если они объеди-^ йены системой простого сотрудничества, мы имеем труд общественный. Такова, например, первобытная охотничья кооперация. Поскольку существование индивида основано не на его индивидуальном труде, it предполагает совокупный общественный труд, его труд сам принимает характеристику общественного. Как общественный, как атом общественного сотрудничества, его труд — условие его собственного существования н постольку же условие существования всех других связанных и ним членов общества. В более развитой общественной форме общественный характер труда связан каке системой общественного разделения труда, так и с формами сотрудничества .

Вторая характеристика общественного труда—количественная. Качественно различные потребности общества требуют своего удовлетворения в определенном количественном соотношении. Общество не просто нуждается в хлебе, сапогах, одежде, домах и т. д., но именно в определенном количестве хлеба, сапог, одежды, домов. Отсюда вытекает, что и совокупный общественный труд должен быть распределен в известном количественном соотношении, т. е. обществу нужно столько-то часов труда сапожника, портного, каменщика, земледельца и т. д., или определенное количество сапожников, портных, земледельцев, каменщиков. Если изменяются общественные потребности количественно или качественно, это влечет за собой количественное перераспределение в различных отраслях производства, т. е. переход из одной отрасли в другую. Следовательно, тем самым вся масса общественного труда выступает, с точки зрения общества, как некоторая единая, безразличная масса однородного человеческого труда, как единый человеческий труд, распределяемый в том или ином количественном соотношении между различными отраслями производства. В обществе с организованным хозяйством противопоставлять труд в его труду с качественной стороны. Исходным количественно данные массы различны про; ходимых обществу, причем общественное рабочее ное для их производства, определяйся, исходя И4 и;мн тглыюсти конкретного труда в соответствующих из во дет на.

Если обществу нужно 100 000 пар <-аног,

ства одной пары сапог необходимо в среднем при iiti to i труда (сапожника), то все рабочее время.

производство сапог, равно 1000000 часов труди. Пусть сов труда — среднее количество труда, которое каждый ник затрачивает в год. Обществу понадобятся 400 сапожников. Таков на конкретном примере расчет для организованного хозяйства. Но хотя труд, который общество затрачивает на производство сапог, фигурирует только как конкретный труд сапожников, самым своим расчетом общество сводит его к его количественной стороне. Оно может, при предположении, что совокупный общественный труд в течение года равен 50 млн рабочих часов, рассматривать его как ,/б0 совокупного общественного труда и тем самым брать его исключительно в количественном отношении, как одинаковым человеческий труд. При известных условиях необходимость учитывать определенный конкретный труд как дробь безразличного общественного труда и тем самым как безразличный, одинаковый общественный труд—представится даже в организованном хозяйстве. Так, например, всякая крупная затрата для новой цели, выходящая нз обычного круга трудовой деятельности, непременно приведет общество к такой постановке вопроса. В древнем Египте или Перу, до открытия его испанцами, общественные работы (постройка пирамид или дорог) производились путем «выделения для этой цели известной части общественного труда. Чтобы не попасть в тупик при выполнении таких работ, обществу приходилось выполнять, примерно, следующий расчет: на производство хлеба затрачивается г/3 общественного труда, на производство одежды п жилища, средств производства ит. д.—8/Б, итоге 14/1б- Следовательно, на указанные общественные работы можно отвлечь 71$ совокупного общественного труда, т. е. определенное количество трудоспособных людей, без подрыва воспроизводства.

Можно допустить иную форму расчета, например, в виде увеличения продолжительности труда занятых в нормальных отраслях производства и выделения за этот счет известного количества общественного труда для дополнительных работ. Наш пример не имеет значения конкретно-исторического случая, а служит лишь для пояснения того обстоятельства, что уже

Проблемы марксизма. в организованном хозяйство приобретает значение не только качественное распределение труда, но и количественная его сторона, как однородного, безличного человеческого труда. Но количественный момент неотделим от качественного, имманентен последнему, не приобретает самостоятельной и отличной от него формы проявления.

19

Что же представляет собой труд, как одинаковый, безразличный, единый общественный труд, или как известная дробь совокупного общественного труда? Это не что иное, как физиологический труд, труд как затрата мозга, крови, мускулов, нервов. Поскольку мы отвлекаемся от качественного распределения труда и берем лишь количественную сторону его, а эта необходимость, как мы показали, в той или иной мере присуща всякому обществу, мы имеем перед собой уже не качественноразличный (конкретный) труд, а однородный физиологический труд. В своей однородности он фигурирует, как одинаковое рабочее время, как дробь совокупного рабочего времени всего общества, скрытое под его качественным многообразием и имманентно присущее последнему. Исторически количественная сторона труда, т. е. тем самым труд как однородный физиологический труд — развивается вместе с развитием общества. Там, где общество в своем полу-естественном расчленении (в виде каст, разделение трупа по полам и возрасту) не допускает перехода из одной формы труда в другую, физиологическая однородность труда и его количественная определенность как совокупного общественного труда п его дробей, существует только в потенции, но не реально, т.е. не имеет никакого объективного общественного значения пли же имеет последнее в эмбриональной форме (под давлением естественной необходимости совершается до некоторой степени перелив труда из одной отрасли производства в другую). В этом смысле физиологическая однородность труда сама — продукт исторического развития. Кроме того, в организованном хозяйстве она—момент конкретного труда, его количественная определенность и не существует раздельно от последнего.

Отметим еще другое обстоятельство. Общество при расчете потребного ему количества рабочих сил в той или иной отрасли производства исходит при этом не из учета индивидов п их рабочей силы, а из средней рабочей силы. В этом смысле и для организованного хозяйства существует момент, до некоторой степени аналогичный общественно-необходимому труду. Повторяю: лишь «до некоторой степени аналогичный».

В связи с этим остановимся на вопросе об общественном значении количественного учета.труда, заключенного в продуктах, при организованной форме хозяйства. В последнем общество в целом через свои органы или непосредственно строит план распределения труда на основании учета потребности (в рацио-

палнзированной форме). При этом, как мы уже имя ни общественных расчетах общественный труд

как масса одинакового, безразличного общественного тру. Он распределяется в известной пропорции между । нымп отраслями производства. Весь общественный труд учитывается в рабочих часах или днях, и через посредство этого учета определяется количество рабочих сил, занятых в каждой отрасли производства.

Поскольку труд выступает как известное количество рабочих часов, он является физиологически однородным трудом. Н<» так как общество при распределении труда имеет дело с определенным количеством труда разного качества, количественный момент принадлежит конкретному труду. Последний в своей естественной форме выступает как непосредственно общественный труд.

Общество не нуждается также и в особом мериле для физиологической траты энергии. Конкретный труд в своей длительности непосредственно дает количественную меру физиологической траты энергии, поскольку речь идет об обществе (и об общественной мере), а не о психофизиологической лаборатории. Ведь для тех целей, для которых обществу нужен подсчет фи экологической трудовой энергии, счет в трудовых часах единственно приемлемый. Как мы знаем, требуется только определить, сколько рабочих сил должно быть занято в той или иной отрасли производства, что при данной производительности конкретного труда легко устанавливается.

Мы изложили в одном вопросе то, что Маркс называет естественными законами производства. В письме к Кугельману Маркс писал:

«Точно также известно всем, что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость разделения общественного труда в определенных пропорциях не может быть уничтожена определенной формой общественного производства; измениться может лишь форма ее проявления. Законы природы не могут быть вообще уничтожены. Измениться, в зависимости от различных исторических условий, может лишь форма, в которой эти законы проявляются. А форма, в которой проявляется это пропорциональное распределение труда, при таком общественном устройстве, когда срязь общественного труда существует в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда, эта форма и есть меновая сто и мост ь>. [[XXIII]](#_ftn23)

Представленная нами физиология общественного процесса Ц|н»иан4»,1стма является чрезвычайно важной для усвоения понятия абстрактного труда н стоимости. Рассматривая Робин- зона, который «под давленном необходимости должен точно распределять свое рабочем время между различными фукциями», Маркс замечает, как это ни кажется парадоксальным на первый взгляд: «Все отношения между Робинзоном и вещами, составляющими его га модельное богатство, просты и прозрачны… и все же в них уже заключаются все существенные определения стоимости». [XXIV]

Если Робинзон символизирует общество, то в лице его мы имеем совокупный общественный труд как разнообразный труд индивида, качественно распределенный в виде различных видов конкретной деятельности Робинзона и количественно распределенный.

«Больше или меньше места займет в его совокупной деятельности та или другая функция зависит от того, больше или меньше трудностей придется ему преодолеть для достижения данного полезного эффекта.

Еще более богатый материал для подтверждения всего нашего изложения мы находим в том, что Маркс, говорит дальше в главе о товарном фетишизме но поводу строя хозяйства в средневековья в в социалистической общине. В феодальном средневековьи, пишет Маркс, «непосредственно общественной формой труда является… его натуральная форма, его особенность, а не его всеобщность, как в обществе, покоящемся на основе товарного производства».

Представляет большой интерес расшифровать эту фразу. Во-иервых, очевидно, что под особенностью труда Маркс понимает его конкретный характер. Следовательно, конкретный труд есть непосредственно общественный труд, в противоположность товарному хозяйству, в котором в качестве общественного труда выступает его всеобщность

Маркс говорит о всеобщности труда при феодальном хозяйстве, противопоставляя его особенности. Поэтому всеобщность труда не может быть отждествлена с абстрактным трудом. Ведь феодальное общество не знает абстрактного труда. Нельзя также сказать, что всеобщность труда Маркс приписывает только товарному хозяйству. Совершенно очевидный смысл фразы показывает, что то, что присуще исключительно товарному хозяйству, это не всеобщность труда, но то, что всеобщность труда выступает в качестве общественного труда, тогда как при феодальном хозяйстве непосредственно общественный характер имеет особенность труда (конкретный труд). Для мало- мальски мыслящего человека, не имеющего особенной причины упорствовать на иной точке зрения, совершенно очевидно, что речь идет о физиологи чес ком труде. Всеобщность трудя ят физиологический труд, особенность трудя - это конкр\втиый труд. Понятно тогда, почему Маркс говорят " всеобщности груда, а не просто об абстрактном труде. Конечно, в топорном хозяйстве общественным труддм является труд абгтряктнмй. по если бы Маркс брал последний во всей по. шоте еп> определений, то он не мог бы противопоставить всеобщности особенность при феодальном хозяйстве. Он берет лишь одну сторону абстрактней < труда, его всеобщность, т. е. абстрактный труд как физиологический труд, а эта сторона труда в той или иной мере, выше разъясненной нами,, присуща всякому хозяйству.

Наконец, предупредим последнее возможное возражение. Всеобщность труда заключается в его общественном характере, в том, что товарищ Рубин называет социально-уравненным трудом, присущим всякому хозяйству. И это возражение не выдср ;кивает критики. Маркс различает в данном контексте всеобщность и общественный характер труда. При таком понимании всеобщности труда как его физиологического характера, его Физиологической однородности, противопоставленного качественной разнородности, как конкретного труда, можно, нр насилуя Маркса, понять смысл знаменитых спорных выражений Маркса «как стоимости, сюртук и холст суть вещь, имеющие одну и ту же субстанцию, суть объективное выражение однородного труда… Если отвлечься от определенного характера производительной деятельности и, следовательно, от полезного характера труда, то в нем остается лишь одно, что он является затратой рабочей человеческой силы. Как портняжество, так и ткачество, несмотря на качественное различие этих ввд >в производительной деятельности, представляют производительную затрату человеческого мозга, мускулов, нервов, рук и т. д. и в этом смысле являются одним н тем же человеческим трудом».

Между прочим, «в этом смысле»—значит у Маркса одинаковый труд, как трата крови, мускулов, нервов и т. д. На стр. 13 Маркс, противопоставляя абстрактный труд конкретному, пишет:

«Всякий труд есть, сводной стороны, затрата человеческой рабочей силы в физиологическом смысле и в качестве такого одинакового или абстрактно человеческого, труд образует стоимость товара».

В этом, повторяем, заключается всеобщность труда, и она является «содержанием» абстрактного труда. И именно физиологическим трудом измеряется количество абстрактного труда. Все это подтверждается определенно следующей цитатой из Маркса:

«Мистический характер товара порождается таким образом не потребительной его стоимостью. Столь мало порождается он содержанием определений стоимости».

И Маркс тотчас же переходит к характеристике содержания определений стоимости с качественной и количественной

«ТО| и III hl. «Потому ЧТО, во-норных, ИНК 61.1 различны ни были отдельные ниды паленного труда или производительной дея- тгльногти, с фиамологичегкой «тороны они являются, во всяком олучие. функциями человеческого организма, и каждая такая функции, каково бы ни были «ч содержание и ее форма, является по существу (Поему тратой человеческого мозга, мускулов, мерной, органов чувств и т. д. Во-вторых, то, что лежит в основе определения величины стоимости,-я именно, продолжительность таких ватрат или количество труда уже непосредственно, осязательно отличается от качества труда. При всяких условиях то рабоч<’(' время, которого стоит производство средств существовании, должно было интересовать людей, хотя и не в одинако вой степени на разных ступенях развития».

Конкретный труд организованного хозяйства имеет количественную сторону, в которой исчезают конкретные различия труда, впрочем, не отделяясь от конкретного труда.

«Различие вола и возраста, а также смена времен года, изменяющие естественные условия труда, регулируют распределение труда между членами семьи и рабочее время каждого отдельного члена. Но затраты индивидуальных рабочих сил, измеряемые их продолжительностью, уже с самого начала придают этим работам общественный характер, эти индивидуальные рабочие силы с самого начала функционируют здесь лишь как органы совокупной рабочей силы гсмыь>

Наконец, Маркс переходит к социалистической общине. Рассмотрение последней приобретает особый интерес, потому что Маркс сближает ее с товарным хозяйством предположением, что помимо распределения общественного труда на основе учета потребностей общества, личный труд каждого является мерой его участия в распределении. Маркс это предполагает для того, чтобы провести аналогию с товарным производством.

«При этом условии рабочее время играло бы двоякую роль. Его общественно планомерное распределение устанавливает надлежащее отношение между различными трудовыми функциями и различными потребностями. С другой стороны, рабочее время служит вместе с тем мерой индивидуального участия производителей в совокупном труде, а, следовательно, и в индивидуально потребляемой части всего продукта».

Количественная определенность одинакового общественного труда не противостоит еще его качественной разнородности (как в абстрактном труде), но достигла уже более высокой ступени. Там количественная сторона нужна была лишь для распределения количественного общественного совокупного труда между различными отраслями производства. Но общество не сталкивалось еще непосредственно с индивидом, который в указанной общественной функции выступал как предста-

Л1С РНЫН Н<И1Р«и.Ы 7£<ГРИМ

в и т г .и ь среднего f'c’iii общество устанавливает участием в совокупном < другой стороны, <Ч‘О долей ции, при продолжающей слитности НОЙ стороны В конкретном Труде, противопоставляется среднему Возможно, следовательно, что 8 часов "УДУТ приравнены, например, к б часам (среднего труди).

Так происходит с усложнением общественной развертывание тех существенных определений рые, как мы видели, намечаются уже у Робинзона, этих абстрактных представлений о физиологии процесса изводства к его исторической определенной общественной форме является необходимым, чтобы развить специфические категории, присущие товарному хозяйству. Эти абстрактные фирмы представляют реальное содержание конкретных категорий.

Что именно так Маркс представлял себе их отношения и метод исследования категорий, можно подтвердить множеством цитат. Напомним прежде всего вышеприведенные цитаты из письма к Кугельману. Выяснив физиологию производственного процесса, которую он отождествляет с законами природы и объявляет присущей всем общественным формам, Маркс указывает как на специфический предмет изучения на «формы, в которых эти законы проявляются». Являясь вечным, это содержание исторически развивается не только в том смысле, что меняет свою общественную форму, но и само по себе. Но признавая общность этого содержания для самых разнообразных общественных форм, начиная «с первобытной формы, которую мы встречаем на пороге истории всех культурных народов» и кончая капиталистическим хозяйством, каковую мысль Маркс развивает в главе о товарном фетишизме, он вместе с тем отмечает, что в своем развитом виде это общая форма и присущее ей' определение труда встречаются только в капиталистическом хозяйстве.

«Труд — это наиболее простая категория. Оголь же древним является представление о нем в этой всеобщности — как труда вообще (т.е.как физиологического труда. Я. Л.). Однако, экономический «труд», взятый в этой простейшей форме, есть столь же современная категория, как и отношение, которое порождает эту простейшую абстракцию», т. е. представление о ней.

Дальше Маркс снова говорит объ этой простейшей категории как общей всем историческим формам. Рассматривая эволюцию представления о труде и богатстве со времени монетарной системы до Адама Смита, он заключает:

«М<>ЖП пнимватыя. что ЭТИМ <^МЫМ НМЙДСМО КЫрНЖСНШ для простейшего и древнейшего отношения, н котором человек, н р и к н к и х бы то н и б ill л о о б щ е с т в е н и ы х ф о р- м Я X ♦ я ы С Т у II Я Т К « К П р О и в в о д и т Г .1 ь».

Признавая этот вывод верным в одном отношении, он добавляет, что это неверно в другом отношении, в именно, поскольку это простейшее отношение в своем развитом виде встречается лишь в самой развитой общественной форме.

«Безразличие по отношению к какому-либо определенному виду трудя предполагает развитую совокупность действительных видов труда, ив которых ни один и е является более господствующим. Так, наиболее всеобщие абстракции вообще возникают только в условиях богатого конкретного развития, где одно и то же является общим многим пли всем элементам».

Мы могли бы продолжать дальше эту цитату из «Введения», обратим, однако, внимание только на конец ее, еще раз подтверждающий. что простейшие отношения, присущие всем общественным формам, труд вообще, или физиологический труд, является содержанием и действующим отношением в категории товарно-капиталистического общества, т. е. абстрактного труда . «… Простейшая абстракция, которую современная экономия ставит во главу угла и которая выражает древнейшее, для всех общественных форм, действующее отношение, становится в этой абстракции практически истинным только как категория современнейшего общества».

Поэтому она позволяет проникнуть в понимание прошлых общественных форм. Анатомия человека — ключ к апатомии обезьяны. Отсюда метод Маркса :

«Сначала (следует развить) общие абстрактные определения, которые именно поэтому более или менее относятся ко всем общественным формам, однако, в выше разъясненном смысле. Во-вторых, категории, которые образуют внутреннюю структуру буржуазного общества …»

Мы переходим теперь к вопросу о той специфической форме производства, которую представляет товарный (буржуазный) способ производства, и о вытекающих отсюда экономических категориях. Остановимся мы собственно только на одной категории— абстрактном труде.

Начнем с изложения нашей точки зрения. В товарном хозяйстве, как и прочих общественных формах, человеческий труд имеет характер общественного труда, т. е. не только труда, общественно обусловленного, но и труда, образующего единую массу совокупного общественного труда, труда не для самого производителя, а для других. Но здесь впервые происходит отделение труда, как общественного, от его непосредственно данной >формы определенной целесообразной производительной деятельности конкретного труда. Двойственность труда

(!(-.ТЬ В ТО Жг Время ПрОТИВОрРЧШ1 1И о6пц>стврнноП сущности. Товар жж части ы х тола ропроиз1юдит<?л<»й.

через посредство обмена иля. по общественного труда существует в видуальиых продуктов труда» (письмо

В организованном хозяйстве совокупность г pi к ротной форме образует Н(1\ЮгргЛ<-пи\ннп купный труд, Причем ДЛЯ ЦРЛРЙ об||(рстненноп) р груда индивидуальный труд неважен, он входит » н труд данной отрасли производства. В товарном количественно, пи качественно конкретный труд ж с общественным трудом. Общественным трудом, гюпрежяем) . в товарном хозяйстве является труд качественно и количествен но распределенный с железной необходимостью в гчн7тн1фтииг с потребностями общества. Но этот труд гущсчтвус’Т лишь и форме деятельности частного товаропроизводителя, не работаж»- щего по общественному заказу, формально независимого. Еп« индивидуальный и конкретный труд не может, как та киной, быть общественным трудом. Последним он становится лишь погтолькт и в той мере, поскольку и в какой мерс »н обществу нужен. Азт<» выявляется в процессе обмена. Процесс обмена есть превращение частного труда независимого товаропроизводителя в общественный труд. Через обмен частный труд включается в систему общественного труда. Это превращение частного труда в общественный, экономической формой которого является меновая стоимость, представляет не только формальную перемену, но я материальную необходимость для товарного хозяйства, поскольку такое превращение не всегда возможно, » между тем для каждого производителя жизненно необходимо. Это — условие воспроизводства его средств существования (и средств производства) и тем самым (через частных производителей) условие общественного воспроизводства. Сумма трудовых затрат товаропроизводителей как частных лиц, сказали мы выше, может не совпадать с суммой общественного труда. Так, если обществу нужны 1 000 000 пар сапог, требующих затраты 10 000 000 часов общественного труда, а их произведено 2 000 000 пар. то соответственно большая затрата труда, 20000000 часов частного труда, представляют лишь 10000000 часов общественного труда. .

Перейдем теперь к количественному определению трудовых затрат в связи с общественной формой. Во всяком обществе, по выражению Маркса, людей в большей или меньшей мере будут интересовать их трудовые затраты на производство продуктов. Поэтому, как мы видели, можно и должно говорить о количественной стороне трудовой деятельности, причем в организованном хозяйстве — это количественная сторона самого

ли

и. плотников

конкретного труди. Мы рассматриваем при этом отдельный продукт как единицу всего количества продуктов данного рода и, следовательно, конкретный труд в его качестве среднего труда. Хотя понятие среднего труда относится к количественной характеристике труда, но поскольку последняя связана с конкретным трудом, постольку можно говорить о среднем труде в применении к конкретному труду. Данная отрасль производства рассматривается как дробь всего совокупного общественного труда, а отдельный продукт этой отрасли как дробь труда, затраченного во всей этой отрасли. Таким образом количественно труд, заключенный в отдельном продукте, как представитель всего труда, приводится в соотношение к совокупному общественному труду. Этот способ установления соотношения между конкретным трудом, заключенным в данном товаре, п совокупным общественным трудом, невозможен и р е ж д с всего потому, что труд данного товаропроизводителя, выступая как частный труд, несоизмерим с общественным трудом. Он должен выразиться через обмен как общественный труд. Но тогда его количественная соизмеримость выступает об >соблепно и отлична от его натуральной качественной формы. Чтобы представить труд, заключенный в холсте, как общ<?ствеиный труд, мы его признаем равным труду, заключенному в сюртуке. Этот специфический способ приравнивания через обмен различных видов труда присущ только товарному хозяйству. Но уже в организованном хозяйстве есть этот одинаковый, общественный труд. Но там в общественных расчетах он противопоставляется конкретному труду в его качественной определенности, как безразличный, одинаковый труд, физиологическая грата энергии, крови, мускулов, нервов и т. д., оставаясь, однако, при этом ему имманентным и моментом первого, не обособляясь, не получая самостоятельной формы бытия в этом своем качестве. Но с того момента как общественный труд противопоставляется частному, в самостоятельной форме бытия не как труд заключенный в данном товаре, а как равенство труда, в нем заключенного, труду, заключенному в товаре, на который он выменивается (и в наиболее развитой форме, — в деньгах, как общепризнанному воплощени/о общественного труда — безразличный и одинаковый труд), количественная характеристика труда получает свое особое существование, как абстратный труд противополагаясь качественной определенности и разнородности конкретного труда. Отсюда слова Маркса: ,

«Абстрактный труд» с одной стороны затрата человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова …» Физиологическая трата энергии —содержание абстрактного труда как категории товарного хозяйства. Это и есть та всеобщность труда, о которой говорит Маркс. Она присуща всякому хозяйству, но абстрактным трудом ее делает ее специфическая общественная

форма. В то время как в организованном хозяйств груда выступает в его особенности, т. е.

энергии выступает как момент труди нс

ил немым от пего, здесь всеобщность труда приобретав специфическую форму — абстрактного труда, npoi в.гнется конкретному труду.

Наиболее яркой формой этого противопоставления являкля деньги; труд, заключенный в них, фигурирует не как сигни альный (конкретный) труд рудокопа, а как отражение всеобщего труда. Итак, определение абстрактного труда можно представить приблизительно в такой форме. Абстрактный труд—трата человеческой трудовой энергии, приобретшая самостоятельную форму бытия, в которой она обособлена. и противопоставлена к о н к р е т н о- м у труд у. Это противопоставление и обособление является результатом того, что конкретный труд непосредственно выступает как частный труд, или лишь через обмен выявляется в качестве общественного труда. Абстрактный труд как форма— результат специфической формы общественно труда. До сих пор мы не говорили о количественном измерении абстрактной» труда. Что абстрактный труд измеряется рабочим временем, в этом не может быть ничего удивительного. По существу количественные измерения абстрактного труда—это количественное измерение затраты физиологической энергии. Тут только привносится момент общественно-необходимого труда для определения количественных размеров затраты абстрактного труда. Мы. впрочем, сейчас касаться этого вопроса не будем.

Чрезвычайно странно, что целый ряд категорических высказываний Маркса, не допускающих решительно никакого сомнения в том, что он принимал всеобщий человеческий труд з а абстрактный труд, физиологическую трату энергии в той или иной специфической общественной форме, все-таки не устранили попыток выхолащивания из абстрактного труда физиологического труда. В «К критике политэкономии» Маркс пишет:

«Труд, измеряемый таким образом временем, выступает, в действительности, не как труд различных индивидуумов, но скорее различные трудящиеся индивидуумы выступают как простые органы этого труда. Другими словами — поскольку труд проявляется в меновых ценностях, он может быть представлен как всеобщий человеческий труд. Эта абстракция всеобщего человеческого труда существует в среднем труде, который в состоянии выполнить каждый средний индивидуум данного общества; это определенная пронзвч - дительная трата человеских мышц, нервов, мозга и т. д.».

Эта выдержка характерна своей прозрачностью. Маркс еще

недостаточно обливал в «Критике» свое детище, и потому он просто отдельно отмечает два момента, из которых складывается понятие абстрактного, или всеобщего, человеческого труда. С одной стороны, он пишет «поскольку труд проявляется в меновых ценностях (т. е. имеет особую форму бытия, отличную от конкретного труда. И. П.) он может быть представлен как всеобщий человеческий момент абстрактного труда…» Физиологический характер трудовой затраты как момент обстракт- ното труда:

«Эта абстракция всеобщего человеческого труда с у щ е с тв у е т в среднем труде …» Это определенная производитель ная трата человеческих мышц и т. д. Утверждайте после этого, что физиологическая трата энергии не образует момента абстрактного труда. Мы утверждаем, что повсюду, где Маркс говорит об одинаковом безразличном общественном труде, он имеет в виду физиологическую трату энергии и обозначает ее, в специфической форме ее бытия при товарном хозяйстве, термином абстрактного труда.

Я думаю, что выскажу пожелание всех, если предложу тов. Рубину сегодня высказаться. Я это предлагаю не для того, чтобы дискуссировать; вы могли убедиться в том, что у меня не было совсем этогр. желания, я в своем докладе только один раз упомянул фамилию тов. Рубина. Желания дискуссировать, повторяю, у меня нет, я просто стремился в своем вводном слове дать известную концепцию. Наша точка зрения такова: желательно высказаться как по поводу тех вопросов, которые были поставлены на прошлом собрании, так и по поводу тех, которые возникнут в связи с сегодняшним нашим собранием, с целью уяснения обеих точек зрения.

Л. САГАЦКИЙ

Мне приходится повторяться, так как па те вопросы, которые были поставляв! мною тов. Рубину на прошлом заседании, ответ не был дан. Я считаю, что тов. Рубин неправильно отождествляет генетический метод с диалектическим. Маркс говорил, что анализ является предпосылкой генетического изложения. Следовательно, анализ не включается в генезис, а в некоторой мере противополагается ему. Единство анализа и синтеза (генетического метода) заключается в диалектике. Это первое. Второе. тов. Рубин, провозглашая единство анализа и синтеза, на деле порывает связь между ними. По его мнению при анализе, исходя от стоимости, мы приходим к социально-уравнецному труду безотносительно к его общественной форме, или, как говорится в другом месте — к фи- апологической затрате. Гогда как при генетическом изложении у него выступает абстрактный труд как характерный цлн товарного хозяйства. Конечный пункт анализа у него не говимдаят с исходным пунктом при синтезе. Как же нужно понимать, по Рубину, единство анализа и синтеза, если конечный пункт первого не совпадает с исходным второго? Где предел анализа? Не превращается ли в его интерпретации метод в субъективный прием? Как увязываются в его понимании труд как деятельность, процесс, с формой бытия труда?

А. ВОЗНЕС ЕНСКИЙ

Поскольку прения прекращены, я не буду говорить о том. что наметил. Формулирую два вопроса. Первый вопрос - каково соотношение абстрактного труда и труда в физиологическом смысле в концепции тов. Рубина? Я утверждаю, что эта точка зрения не отточилась у тов. Рубина, отсюда целый ряд недоразумений. В <№ 6 за 1927 г. «Под знаменем марксизма» тов. Рубин высказывает положение: «Понятие абстрактно - всеобщего труда предполагает, конечно, и физиологическое равенство и социальное уравнение труда».

Я спросил тов. Рубина: «Можно ли взять это положение за основу наших дальнейших рассуждений». Он сказал — «Да». Значит, предполагаются физиологическое содержание и социальная форма уравнения. Следовательно, абстрактный труд, как целое, представляет собою единство физиологического содержания и социальной формы уравнения. Однако, Рубин не согласен с этим. Физиологическое равенство труда Рубин склонен, поводимому, считать предпосылкой абстрактного труда. Это — центральный вопрос, и я хотел бы, чтобы тов. Рубин отчетливо изложил свою точку зрения.

Далее, второй вопрос. Если физиологическое равенство труда есть только предпосылка абстрактного труда, тогда абстрактный труд теряет свою соизмеримость. Как же получается, по Рубину, количественная определенность абстрактного труда ? Если абстрактный труд есть социальная форма уравнения, как мы будем его соизмерять? тов. Рубин сгоряча сказал, что девять десятых доклада тов. Плотникова он признает, согласен с ним. (Рубин: Не сгоряча, а хладнокровно.) Тем лучше. Но ведь в докладе тов. Плотникова поставленные мною вопросы, а они являются основа ы м и спорными вопросами, нашли себе иное разрешение, чем у Рубина. Я выражаю пожелание, чтобы тов. Рубин дал совершенно четкий ответ на поставленные ему вопросы — о соотношении физиологического и абстрактного труда и о количественной определенности абстрактного труда. Тов. Гинпкмаи прав, говоря, что у Рубина явная тенденция понимать абстрактный труд просто

как общественное отношение. Это в духе всей концепции тов. Рубина. А к чему это приводит при построении дальнейших категорий политической экономии, видно, например, из следующего. Я процитирую одну фразу: «Если стоимость есть не вещество, переходящее от одного человека к другому, а общественное отношение между людьми .. то указанное представление о «переливании стоимости» ив одной сферы производства в другую не только нс вытекает из марксовой теории стоимости, но даже в корне противоречит учению ч Маркса…» («Очерки», изд. 2-е, стр. 178).

Конечно, товарищи, мы не представляем себе дело таким образом, что стоимость есть вещество, что это вещество переливается, но эта фраза показывает, что в системе Рубина модификация стоимости в цены производства не получает разрешения.

Я просил бы тов. Рубина в своем ответе» коснуться и этого вопроса.

м. КРЛЖ1 некий

На прошлом заседании т. Рубин говорил: «Дайте вы сами положительную формулировку по спорному вопросу».

Тов. Плотников сделал доклад в положительной форме, без всякой полемики.

Меня интересует слышать, как будет реагировать тов. Рубин на этот доклад. Я считаю, что на те возражения, которые были сделаны тов. Рубину в воскресенье, мы по существу ответа не получили. Я бы хотел слышать возражения по существу. Сейчас я только вкратце напомню то, что говорил тогда. В воскресенье я указывал, что существует различие между тем. как Маркс понимал понятие способа производства и поэтому предмет исследования «Капитала», и как понимает его т. Рубин. Маркс в предисловии к I тому «Капитала» указал, что его предметом является «капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена». тов. Рубин указывал, что предметом исследования является экономическая структура общества в противоположность материальным производительным силам и материальному процессу производства. Исходя из этого различия я показал расхождение между Рубиным и Марксом по вопросу об абстрактном труде и стоимости и попытался дать свое истолкование спорных мест у Маркса. На этом основании я указывал, что у тов. Рубина имеется отрыв материального содержания производства от общественной формы. тов. Рубин отвергал, что у него имеется отрыв, но этого не доказал.

Возражение Рубина относительно понятия способа- производства, что в ранних сочинениях Маркс понимал способ производства в чисто техническом смысле, я принять не могу, так как я цитировал его зрелые сочинения и, в «wctipmtw. «Капитал». То обстоятельство, что и здесь чаете» этот термин употребляется в смысле технических способов производства, во всяком случае подтверждает, что из этого понятия нельзя исключать материальные производственные силы. Точно также я пе могу признать ответом по существу ссылку Рубина на то что он употребляет различные термины материалистического понимания истории, в частности, понятие способа произволе? ня в общепринятом, традиционном их значении. Ведь я ссылался па Маркса. Кроме того, традиционное значение, в котором термины употребляются в марксистской литературе, есть нечто весьма неопределенное и расплывчатое. тов. Рубину, который борется с традиционным пониманием абстрактного труда, меньше всего приличествует такая аргументация.

Больше ничего тов. Рубин мне в воскресенье не ответил.

Поэтому я бы хотел получить от тов. Рубина ответ по сущ» ству на те мои вопросы и возражения, которые были сделаны в воскресенье.

И. Рубин

Начнем с основного вопроса о производительных силах и производственных отношениях людей. Прежде всего — как понимать производственные отношения и производительные силы? Когда в связи с полемикою вокруг моих «Очерков» ставятся такие вопросы, то объясняется это тем, что мои «Очерки» подвели теорию стоимости вплотную к теории исторического материализма Маркса. Раньше в популярных изложениях теории стоимости Маркса авторы указывали, что величина стоимости товара зависит от количества труда, необходимого для его производства, причем не разбирали подробно вопроса о специфическом характере этого общественного труда, вопроса о социальной форме процесса производства. Поэтому основные вопросы марксистской социологии при обсуждении теории стоимости не ставились на очередь дня. Теперь теория стоимости целиком построена на основе теории исторического материализма, и каждый из нас, экономистов, очень тяжело чувствует на себе все последствия недостаточной разработки основных вопросов теории исторического материализма. Мы, экономисты, в праве ждать в этом отношении помощи от наших товарищей — социологов. Маркс оставил нам стройную теорию в области исторического материализма, заложил ее основы, но до сих пор для разработки этой обширнейшей научной области марксизма сделано сравнительно мало. И каждый раз, когда мне ставят вопрос: как определяете вы производственные отношения людей или производительные силы, я в праве ответить, что я не могу давать определения по вопросам, выходящим за рамки политической экономии в тесном смысле слова. Мы, экономисты, должны ужо получить ряд основных социологических понятий, разработанных в теории исторического материализма. Если каждый из нас собственными силами возьмется за разрешение этих социологических вопросов, ничего, кроме, дилетантизма и разноголосицы, не получится. Поэтому я беру основные социологические понятия в том их общем виде, в каком они употребляются в марксовой теории исторического материализма. Конечно, если начать разбирать углубленно вопрос о производственных отношениях людей, то мы натолкнемся на целый ряд еще больших трудностей, чем в вопросе об абстрактном труде. Понять и разработать все эти трудные вопросы мы, экономисты, не можем. Нам не остается другого выхода, как взять за исходный пункт общепринятые в марксистской литературе определения производительных сил и производственных отношений людей п на этой основе вести дальше наши экономические исследования.

Однако, так как основные социологические вопросы каждый раз снова всплывают в нашей дискуссии, то я попытакм'ь наметить, как я смотрю на соотношение между производственными отношениями людей и производительными силами общества. Процесс производства есть единство производительных сил и производственных отношений людей, но мы изучаем отдельно эти две его стороны. Говорят, что мы благодаря этому отрываем их друг от друга. Но говорить так — значит забывать, что мысль о различии и противоположности производительных -сил и производственных отношений составляет ц < нт р а л ь- ное ядро всей марксовой теории истори четкого материализма. Что останется от последней, если вы откажетесь различать две «стороны» процесса производства? Это не значит, что мы отрываем их друг от друга. Мы отлично знаем, что не существует никаких производительных сил без производственных отношений людей, и обратно.

Иногда употребляют такое выражение: процесс производства состоит из двух сторон, матери а л ь и о й и с о- ц и а л ь н о й. Такая терминология очень плоха. Она плоха потому, что когда мы говорим, что производительные силы материальны, то этим мы даем повод думать, что производственные отношения не материальны. Конечно, они не материальны, если под материей понимать физическое вещество, осязаемое и взвешиваемое. Но производственные отношения материальны в том смысле, что они объективно, реально существуют вне индивида. С другой стороны, когда мы говорим, что производственные отношения социальны, мы как будто подразумеваем, что производительные силы не социальны. Но ведь мы говорим не о производительных силах Робинзона, а о тех производительных силах, которые принадлежат обще- ству, которые изменяются в ходе исторического развития и имеют различный характер на каждой ступени развития. Поэтому производительные силы такое же социальное поняти-. как и производственные отношения. Нелепо говорить. что производительные силы менее носят социальный характер, чем производственные отношения. Почему же мы iiviciirro последние называем социальною формою хозяйства? Потому, что под ними понимаются социальные о т и о ш е н и я л ю- д е й д р у г к д р у г у в процессе производства. Поэтому лучше говорить не о материальной и социальной сторонах хозяйства, а о материально-технической стороне и социальных отношениях людей друг к другу. Под первой мы понимаем трудовую деятельность люден, направленную на приспособление предметов п сил природы кчих потребностям. Разумеется, эта деятельность имеет место только в условиях отношений человека к другим людям. Маркс говорит, что человек присваивает себе предметы природы внутри определенной общественной формы хозяйства и через се посредство. Никто не противостоит природе как таковой, мы ни одним предметом не можем овладеть, как чистым предметом природы, вырванным из общества. Производственные же отношения—это отношения людей к людям на основе трудового процесса людей над природой. Это старое определение, часто встречающееся в марксистской литературе: отношения людей между собой и отношения их к природе.

Когда мы говорим о производительных силах, речь идет не о вещах. Часто определяют Производительные силы как совокупность средств производства и рабочей силы. Но не следует забывать, что —как отмечает в своей работе об историческом материализме Н. И. Бухарин — средства производства сами по себе и рабочая сила сама по себе еще не суть производительные силы; производительными силами они являются тогда, когда входят в процесс трудовой деятельности людей. Поэтому понятие «производительные силы» мы должны мыслить как процесс, а не как вещи. Это — процесс труда, деятельность человека, производственная деятельность. И с этой точки зрения понятия «производительные силы» л «производственные отношения» выражают лишь две стороны единого трудового процесса. Понятие трудовой процес-е. или т р уд, это есть то общее, что объединяет обе стороны. В одном случае мы изучаем труд как направленный на предметы и силы природы с целью их видоизменения для удовлетворения человеческих потребностей, с другой стороны, мы рассматриваем трудовые отношения людей друг к другу, или труд со стороны различных производственных отношений людей.

Теперь встает вопрос об общем отношении Между производительными силами и производственными отношениями люден. Мы должны полностью принять ту формулировку, которая

Проблемы марксизма. дана Марксом, и сказать, что в том единстве, которое составляют производительные силы и производственные отношения, движущей силой является развитие производительных сил. Деятельность человека, вызываемая удовлетворением его потребностей, нуждами материального производства, является революционизирующим моментом всего общественного развития, в то время как отношения людей друг к другу имеют тенденцию быть фиксированными, закрепленными, установленными для данного момента. Поэтому движущей причиной всего общественного развития является движение производительных сил. Можно согласиться с известной формулировкой Плеханова, который говорит, что развитие производительных сил мы рассматриваем как то содержание, которое принимает форму данных производственных отношений людей, причем’ эта форма имеет тенденцию отставать в своем развитии от развития содержания, потому что она есть нечто фиксированное, закрепленное и приобретающее в известной мере тенденцию к сохранению.

20

Исходя из изложенного, мы можем притти к выводу: если вы хотите понять происхождение и развитие каждого типа производственных отношений людей, ищите корень этого развития в материальном процессе производства. в развитии производительных сил. Но это нисколько не значит, что каждый тип производственных отношений людей есть пассивный рефлекс данного состояния производительных сил.- Как говорит Маркс в «Нищете философии)) (изд. 1928, стр. 106), «в каждом обществе производственные отношения образуют одно целое, единую систему, в пределах Которой более простая форма производственных отношений людей является основой для развития и действия более сложной формы производственных отношений людей. Я поставлю следующий вопрос: возникает ли социальная форма капитала из социальной формы стоимости или из развития материальных производительных сил ? Я нарочно ставлю вопрос в такой нелепой форме для того, чтобы заставите вас, товарищи, от этой постановки навсегда отказаться. Как же .мне представляется разрешение этого вопроса ? Оно представляется мне таким образом: до возникновения капитализма мы имеем процесс производства в форме простого товарного хозяйства, которое уже представляет собою единство производительных сил и производственных отношений людей; в этой системе хозяйства изменение производительных сил воздействует на производственные отношения людей, заставляя эти отношения изменяться, т. е. развитие производительных сил является тою движущею причиною, которая заставляет производственные отношения более простого типа переходить в производственные отношения более сложного типа. Но последние возникают ив производственных отношений

более простого типа, а не непосредственно из м;п<риалыш1 производительных сил. Поэтому Маркс и писал. чт> иконок ноская структура капиталистического общества гз

экономической структуры феодального общества» («К.»питал», т. I, 1928 г., стр. 573), хотя он отлично понимал, что движу ди» силою этого перерастания одних производственных отношений в другие и было развитие производительных сил.

Итак, па вопрос, поставленный раньше, я отвечаю так: каждая сложная форма п р о и з в о д е т в е и н ы х о т и о- hi е п и й людей возникает из более простой формы п р о и в в о д с т в е и н ы х о т п о ш е н и й под давлением изменения и р о и з в о д и т е л ь н ы х с и л. Переводя эту формулировку с языка производственных отношений ла язык экономических категорий пли форм, мы получаем такой вывод: каждая экономическая категория или форма возникает из развития предыдущей, более простой экономической категории или формы в конечном счете под давлением развития производительных сил.

Вы видите теперь всю необоснованность упрека, брошенного мне некоторыми критиками. «Вывести форму из формы — вот замкнутый круг схоластической мысли Рубина. Вывести социальную форму из отличного от нее содержания — таков действительный ход мысли Маркса» (рецензия С. Бессонова в «Изв. ВЦИК», 30 ноября 1928). Это именно та нелепая, не диалектическая постановка вопроса, о которой я говорил выше. Сложная социальная форма возникает или нз более простой социальной формы, и л и из отличного от нее содержания— так ставит вопрос критик. Сложная социальная форма возникает из более простой социальной формы под давлением определенного развития содержания, т. е. материальных производительных сил,—так отвечаем мы в полном согласии с Марксом. Критик приписывает нам мысль о непорочном зачатии одной социальной формы из другой, без вмешательства греховной материи производительных сил. Но он забывает, что под каждой социальной формой скрываются производственные отношения многих миллионов людей, ежедневно повторяющиеся и представляющие собой огромное многообразие. Это—постоянное море движения, в которое безостановочно происходит процесс изменения производственных отношений и под влиянием развития производительных сил появляются новые типы производственных отношений людей. Когда вы мыслите на языке категорий или социальных форм, вам кажется странным это рождение новой, более сложной формы, из предыдущей, более простой, потому что социальная форма рассматривается вами как нечто статическое и застывшее. Но если вы вспомните, что под каждой социальной формой скрываются повседневно повторяющиеся отношения

ЯОВ мио жест ни людей, то вы уже найдете здесь элемент динамический, наличие огромного многообразия, которое дает возможность постоянного развития, — разумеется, под влиянием развития производительных сил.

Мы должны остерегаться д в у х крайностей. Первая крайность могла бы заключаться в следующем. Мы берем определенную социальную форму (наир., стоимость) и путем диалектического развития данного понятия пытаемся вывести из пего целый ряд других социальных форм (деньги, капитал и т. д.), не прибегая для объяснения этого развития к процессу движения материальных производительных сил. Это значило бы заменить диалектику предмета или реальных явлений диалектикою понятий. Но именно против этого я всегда возражал. В «Очерках» (3-е изд., стр. 102) я писал: «Одно понятие превращается у Маркса в другое не в силу имманентного логического развития, а при наличии целого ряда привходящих социально-экономических условий. Для превращения денег в капитал необходим был огромный исторический переворот, описанный Марксом в главе о первоначальном капиталистическом накоплении». Недаром некоторые критики, склоняющиеся к диалектике понятий, упрекали меня в замене «абстрактного» метода «конкретно-описательным» (статья М. Брудиого в «В. К. А.», 1927, № 21, стр. 24). ‘

Изложенное показывает всю неосновательность выдвинутого против меня С. Бессоновым обвинения в склонности к «саморазвитию понятий». Но из-за законной боязни саморазвития понятий мы не должны впадать в противоположную крайность и разрывать диалектическую связь между разными социальными формами. Если вы будете каждую экономическую форму рассматривать как непосредственный пассивный рефлекс изменения в материальном процессе производства, тогда вся схема общественного развития приобретает следующий неправильный вид. Существует данное состояние материального процесса производства и соответствующее ему производственное отношение людей, пли социальная форма. После «того изменился материальный процесс производства, он приобрел новый вид, и мы, забыв о нашей старой социальной форме, которая уже существовала и действовала, рассматриваем новую социальную форму как пассивный рефлекс нового состояния производительных сил, который возникает на пустом месте, вне всякой связи с уже существовавшими социальными формами. Это значит разрывать диалектическую связь всех социальных форм. Ваша новая, более .сложная социальная форма возникла не непосредственно из производительных сил, а из предыдущей, более простой социальной формы. Новое производственное отношение людей возникло из прежних производственных отношений под давлением развития материальных

ЫИЖНЫЕ ВОЛРПСМ TE<»RIIH

П рО И 31И > ДIП-I 'ЛЬНЫ X С И Л. со хранить ниутрр|пич’ (‘дшитно ве<й марке.»той ЭК(»11ОМПЧггК(’Й ны< г|юрмы (стоимость, деньги. I <вязаны Между гобою как В своем НИИ, так И В с НОРМ одновременном

Итак, г одной стороны, мы не должны развитие всех социальных форм, как чисто развитие понятий, по, с другой сто]юны. забывать, что каждая социальная форма месте, а из предыдущей, более простой социальной Каждый новый тип производственных отношений пикает непосредственно не из материальных п сил, а из предыдущего тина производственных отношений под давлением развития материальных производительных

Какие следуют отсюда выводы для наших спорой? Выводы следуют такие. Маркс изучает целостную, единую систему производственных отношений или социальных форм, неразрывно связанных и вытекающих одна из другой. Но развитие как этой системы в целом, так и важнейших ее звеньев определяется развитием производительных сил. Каждое существенное изменение в лроизве дственных отношениях и социальных формах старайтесь объяснять развитием материальных производительных сил. Привлекайте последние, поскольку это нужно для понимания производственных отношений людей, но не упрекайте нас, экономистов, если мы нр всегда можем показать вам, какое именно развитие материальных производительных сил вызвало появление данной социальной формы. И Маркс это не всегда нам показывает.

Почему же я считаю объектом политической экономии производственные отношения людей, а не. производительные силы? Я об этом подробно говорил в докладе и не хочу повторяться. Отмечу только, что когда мне говорят: «вы рассматриваете производительные силы только кик предпосылку производственных отношений и, следовательно, приписываете им второстепенное значение в процессе общественного развития», то это возражение основано на недоразумении. Развитие производительных сил есть движущая причина всего общественного развития, и слово «предпосылка» мною не противопоставляется «движущей силе». Я употребляю слове «предпосылка» в отличие от «объекта» данной науки. Каждая наука имеет определенный данный объект изучения. Если экп объект находится в теснейшей связи с другим объектом, нзу чаемым соседней наукой, то мы пользуемся выводами последней науки и привлекаем их в нашу науку лишь постольку. поскольку нам это необходимо для понимания нашего «объекта». Единство производительных сил и производственных отпошс- ниЙ, которого бы добивайтесь, ни к мплой мере но зависит от того, изучаете ли вы их в одной науке или в различных науках. Не разрывается же связь между физическими и химическими явлениями только потому, что они изучаются не в одной науке. Прямо-таки смешно думать, что единство сохранится только в том случае, если производительные силы будут изучаться Toii же наукой, что и производственные отношения. Науки складывались под влиянием практических потребностей и борьбы интересов различных классов общества. Историческое развитие наук привело к образованию специальной науки политической экономии, изучающей производственные отношения людей. И никакого отрыва их от производительных сил в этом нет. Чтобы сохранить желательное единство, определите объект вашего изучения, т. е. производственные отношения, так, чтобы он с самого начала находился в неразрывной связи с производительными сипами. Производственные отношения изучайте так, чтобы они были во взаимодействии с производительными силами. Но если бы вы захотели ввести производительные силы в объект науки политической экономии, то это значило бы заранее сделать невозможным плодотворное развитие науки об общественной технике, которая только теперь начинает развиваться. Эта наука должна собрать и изучить громаднейший материал; превратить этот огромный материал в маленькую вспомогательную главу в политической экономии, значит — под видом преклонения перед техникой и перед производительными силами погубить находящуюся еще в зародыше науку о производительных силах, об общественной технике.

Прежде чем перейти к вопросу об абстрактном труде, постараюсь мимоходом ответить на некоторые вопросы, поставленные мне сегодня. Тов. Крижанский выдвинул на первый план вопрос о значении термина способ производства. Где Рубин взял свое определение способа производства? — спрашивает он. На это я отвечу то же, что говорил и раньше: при пользовании социологическими категориями я беру их в том смысле, в каком они обычно употребляются у Маркса и в марксистской литературе. Чаще всего в марксистской литературе под «способом производства» понимают то же самое, что означает «экономическая структура» общества, т. е. совокупность производственных отношений людей. Правда, в ранних своих работах, напр., в «Нищете философии» (см. изд. 1928 г., стр. 106, 111, 172), Маркс сближал понятие способа производства с понятием производительных сил. Но в позднейших работах Маркса и в марксистской литературе способ производства употребляется в смысле совокупности производственных отношений людей (см. «Курс исторического материализма» Н. И. Бухарина). Однако, спор об объекте политической экономии вообще н« термина «способ производства». Для разобрать по существу, каки»’ именно изучаются Марксом в трех томах «Капитала».

Теперь отвечу т. Сага иному. Неужели топ.

серьезно ставить вопрос о том. что грех мой смешении г о н е т н ч е с к о г о метода г € к и М? По мнению СаГаЦКоГО. П»НРТИЧ<ТКИЙ ствлен с синтетическим. Представим себе, что вы на центов правы, что у Маркса термин «генетическия означает не диалектический метод и его целом, а только рую половину его, т. е. синтез. Даже в этом случи» мой оказался бы только терминологическим, т. е. оказалось ow. что я вместо того, чтобы применить термин «гентмт^кж1» к синтетическому методу, применяю его к длалектич’гк»му методу, включающему в себе и анализ и синтез. Но в\дь гю существу мы оба признаем, что метод Маркса включает в г\бя анализ и синтез. Посмотрите, тов. Сагацкий. на этом примере, как формальна ваша критика! Мы оба согласны в том. что диалектический ме^од состоит из двух частей, анализа я гяи- теза, мы спорим лишь о том, приложимо ли название «генетический» к диалектическому методу в его целом или лишь ко второй половине диалектического метода, т. е. к синтезу. Весь этот спор чисто терминологический, а вы, не понимая этого, думаете, что здесь спор методологический. Должен сказать, что когда я собрал из экономических работ Маркса интереснейшие цитаты о «генетическом» методе, я сам встал перед вопросом, совпадает ли этот термин с термином «диалектический» или термином «синтетический». Я пришел к выводу, что он употребляется в первом смысле, но все же я счел нужным посоветоваться с некоторыми философами, которые тоже высказались в том же смысле. Повторяю, однако, что как бы этот вопрос ни решился окончательно, он имеет лишь терминологическое значение и не касается существа дела.

Второе возражение тов. Сагацкого заключается в том, что у меня конечный пункт анализа и исходный пункт синтеза будто бы не совпадают: конечным пунктом анализа я признаю физиологически-равный труд, между тем как в качестве исходного пункта синтеза у меня фигурирует абстрактный труд. Это возражение тов. Сагацкого я также считаю формальным. Я считал нужным подчеркнуть следующее различие между аналитическим и синтетическим исследованием. Если вы исходите из физиологи чески-равного труда п хотите притти к понятию стоимости, вы не можете этого сделать иначе» как пройдя через все промежуточные звенья вашего исследования (этими звеньями являются понятия социалъно-ураккем- ного труда и абстрактного труда). Напротив, если кы иен»-

Н12 дате и8 понятия стоимости и хотите аналитически свести его к более простому содержанию, вы имеете право, минуя промежуточные звенья социально-уравненного и абстрактного труда, сказать, что под стоимостью скрывается физиологически- равный труд. Это ванн утверждение не будет ложным, если только вы будете помнить, что оно нс дает исчерпывающей характеристики стоимости и указывает не непосредственное, а более отдаленное содержание стоимости.

Перехожу к вопросу об абстрактном труде. Вступительное слово, сделанное тов. И. С. Плотниковым, я считаю ценным благодаря тому, что вся проблема абстрактного труда рассматривается им на широком фоне общественного распределения и уравнения труда. Доклад И. С. Плотникова может помочь нам выяснению того, что есть у нас общего, и в чем мы друг с другом расходимся. Я целиком разделяю целый ряд общих положений, развитых в докладе, и прежде всего стремление докладчика разобрать вопрос об абстрактном труде на фоне реального процесса распределения труда. К этому были направлены и мои усилия в «Очерках». Обычно, в популярных изложениях учения Маркса, абстрагирование от конкретных видов труда изображалось как мысленный акт абстрагирования, совершаемый в уме исследователя с целью нахождения общей единицы измерения разных видов труда. Это наивное представление отчасти еще сохранилось до сего дня у некоторых экономистов (например, А. Кона} и даже наложило свою печать на русский перевод «Капитала» Маркса. В русском переводе вы нередко встретите подобного рода фразы: «после того как мы отвлеклись от разных видов труда» л т. д. У Маркса же в подлиннике говорится: «после того как произведено отвлечение от разных видов труда», т. е. речь идет не о мысленном акте абстрагирования в уме исследователя, а о безличном, реальном общественном процессе уравнения труда.

Укажите реальные общественные явления превращения конкретного труда в абстрактный труд, — таково было первое требование, выдвинутое мною в «Очерках». Второе мое требование заключалось в следующем: изучайте всю проблему конкретного и абстрактного труда на фоне более широкой проблемы частного и общественного труда. Форма ‘«абстрактности» или’ «всеобщности» есть та форма7 в которой частный труд в товарном хозяйстве становится трудом общественным, — это центральное положение подробно развито Марксом в «Критике» и в первой главе «Капитала» (в разделе о товарном фетишизме). Кто игнорирует противоположность между частным и общественным трудом, — эту противоположность, лежащую в основе всех противоречий капиталистического хозяйства, —тот не может понять ни одного слова

СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ СТОИМОСТИ

в учении Маркса об абстрактном труде, ных изложениях Маркса абстрактный велся как затрата физиологической в какую связь с учением Маркса о ного и общественного труда. Нередко иго шенпо игнорировалось ого популяр л заторе мн.

Итак, всю проблему абстрактного труда мы трнвать как учение о реальном общественном j < деления и уравнения труда, происходящем в ной форме хозяйства, которая основана на частного и общественного труда. Такова та общая гическая основа, на которой, невидимому, мы все теперь стоим. Эта методологическая исходная точка зрения обязывает наг нс ограничиваться анализом понятия «труд», а исследовать указанный реальный процесс уравнения труда. Чтобы сделать этот процесс более ясным и наглядным, Маркс в разделе о товарном фетишизме прибегает к сравнению товарного хозяйств» с планомерно организованным хозяйством. К этому же приему должны прибегнуть и мы.

Рассмотрим процесс распределения ц уравнения труда в небольшой социалистической общине, которая находится еще в первой фазе социализма. В такой общине труд отдельных членов общества учитывается и, в зависимости от его продолжительности, интенсивности и сложности, признается равным определенному количеству однородного общественного труда. Этот акт уравнения труда производится сознательно обществом в лице какого-нибудь общественного органа, например, особого бюро, назначенного для этой цели. Конечно, объектом общественного акта учета и уравнения является реальная затрата физиологической энергии в материальном процессе производства. Но только действие общества (в лице указанного бюро) по отношению к данному индивиду превращает затрату физиологической энергии в труд общественный, сообщает ей новое общественное качество, определенный общественный удельный вес. Именно здесь, в этом пункте, происходит огромной важности процесс, сообщающий труду новое качество, так сказать, процесс переключения труда физиологического в труд общественный. Кто не понимает решающего характера этого процесса включения труда индивида в труд общества, тот может рассматривать общественный труд как пассивное отражение или, точнее, как реально несуществующую тень «реального», физиологического труда. В таком представлении ярко сказывается смешение реального (или материального) с физическим. И именно такое представление лежит в основе взглядов фи эподо - гистов. Единственною реальностью им кажется труд «реальный», затрата физиологической энергии в материальном про-

цгс<ф производства. Они не понимают, что действие общества пи отношению к индивиду и «общественный труд», как результат этого общественного действия, суть не менее реальные явления, чем затрата физиологической энергии, хотя в этом явлении нельзя найти ни атома физической материи. Наивный, «физический» материализм лежит в основе всех рассуждений физиологи сто в, которые в общественном труде видят лишь пассивное отражение труда физиологического.

Если бы даже мы представили себе такую социалистическую общину, в которой точно измеряется количество физиологической энергии, затрачиваемой каждым индивидом, и это же количество труда в точности засчитывается индивиду, мы не имели бы права сказать, что общественный труд есть лишь пассивное отражение труда физиологического. Предположим, что в такой общине Петров затратил 10 единиц физиологической энергии. Бюро общины констатировало этот факт и на этом основании засчитало Петрову 10 единиц общественного труда. Но даже в этом случае мы не имеем права сказать, что общество ограничилось констатированием факта затраты физиологической энергии. На основе констатации этого факта имело место общественное действие, сообщившее труду качество общественного труда. Для сравнения возьмем следующий яркий, хотя и упрощенный пример. В России в царское время, при призыве на военную службу, люди, отличавшиеся высоким ростом, большим объемом грудной клетки и другими физическими признаками, направлялись в гренадерские полки; люди же более низкого роста и слабого сложения принимались в пехотные полки. Перед военньши врачами находилась таблица с перечнем физических признаков, на основании которых призываемый зачислялся в пехотные или гренадерские полки. Казалось бы, что военные врачи занимались в этом случае только пассивным констатированием физических свойств того или иного призываемого. Но такое представление ложно. Врачи, на основе констатирования определенных физических признаков того или иного индивида, совершали над ним определенное общественное действие, акт зачисления в пехоту или в гренадеры. И ошибся бы тот, кто на вопрос: какая разница между пехотинцем и гренадером?— ответил бы: пехотинец — это человек среднего роста, а гренадер — человек высокого роста. Это значило бы подставить физические качества индивидов на место их общественных качеств. Это значило бы видеть только пассивное констатирование физических признаков там, где на основе этого констатирования произошло реальное общественное действие. Это значило бы опять-таки не признавать реальности общественных явлений и видеть в них только пассивное отражение явлений Лизических. Это значило бы подставить

СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ СТОИМОСТИ МАРЖ А «физический» материализм на место диалектического материя - лизма.

В товарном хозяйство описанный процесс усложняется и затемняется благодаря тому, что общественное урзмнение труда происходят только в форме общественного уравнения продуктов труда. Общественный труд принимает форму отоя- мости. Отсюда следует обратный вывод, а именно, что стоимость и е п о с р е д с т в е н и о может быть выражением лишь о б щ е с т в е я и о г о труда, а не ф и з и о л о г и- ч е с к о г о труда. Количество затраченной физиологи ческой энергии может найти свое выражение в стоимости лишь косвенным образом, предварительно преломившись через призму данной формы хозяйства п превратившись в общественный труд. В этой своей преломленной форме труд изменяет свой качественный и количественный характер. 15 часов затраты физиологической энергии индивида Петрова могут превратиться в 10 часов однородного общественного абстрактного труда. Стоимость непосредственно является выражением этого абстрактного, «буржуазного» труда, который в свою очередь является специфическим общественным выражением или преломлением затраты физиологической энергии. Физиологисты, которые видят в стоимости непосредственное выражение физиологического труда, делают следующую недопустимую для марксиста ошибку: они отождествляют буржуазный труд е физиологическим, они на место «буржуазного» труда ставят «истинный», «естественный» труд человека вообще.

Как видим, совершенно ложно утверждение моих критиков, что я отрываю абстрактный труд от его физиологической основы. Спор наш не в этом. Я признаю, что основою абстрактного труда является труд физиологический. Я признаю, что общественный характер труда определяется на основе признаков, характеризующих его как затрату физиологической энергии в материальном процессе производства. В том общественном процессе распределения и уравнения труда, который мы изучаем, начальным звеном является затрата физиологической энергии, а конечным звеном — стоимость товара. Но вся трудность именно в том, чтобы проследить все этапы этого сложного общественного процесса, восстановить все промежуточные звенья между затратою физиологической энергии и стоимостью продукта. Пренебрегая этими промежуточными звеньями, физиологпеты приходят к ложному выводу, что стоимость является непосредственно выражением затраты физиологической энергии. Они не понимают того решающего значения, которое имеет действие общества по отношению к индивиду. Они не понимают, что только это общественное действие переводит труд ив сферы техники и физиологии в сферу социологии. Они не понимают, что только при помощи промежуточных звеньев социально- уравненного труда и абстрактного труда мы можем дать правильное изображение сложного общественного процесса распределения и уравнения труда. Наше отличие от физиологи- сто» заключается совсем не в том, что мы будто бы отрываем стоимость от физиологического труда. Мы только считаем необходимым восстановить между этими двумя понятиями все необходимые промежуточные звенья, — и в этом отношении мы также остаемся более верными духу Маркса, который всегда подчеркивал необходимость нахождения всех промежуточных звеньев для объяснения сложных общественных процессов.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО И ПЛОТНИКОВА

Собственно говоря, самой интересной для меня лично частью речи т. Рубинд была часть заключительная, та, где тов. Рубин перешел к характеристике абстрактного труда, потому что в начале его речи получалось такое впечатление, что мы слушаем хорошую популярную лекцию об общепризнанных вещах, где споров никаких быть не может. Спорные и вообще новые нотки появились только тогда, когда т. Рубин перешел к вопросу о связи между производительными силами и производственными отношениями, к вопросу о развитии категорий друг из друга. В общем он формулировал свою точку зрения так, что категории развиваются из предыдущих под давлением развития производительных сил. Несмотряна то, что тов. Рубин уверял в наличии связи между производительными силами и производственными отношениями, указывал, что производительные силы являются движущей силой или причиной общественного развития, но все-таки, как видно, дальше этот момент исчезает и вот почему: тов. Рубин говорил о том, что нужно брать производительные силы не как вещи, не в их статике, не разро8ненно, а в их единстве. Это требование и я буду поддерживать и из этого требования сделаю соответствующие выводы. Что такое производительные силы в их единстве? Это общественный процесс производства. Что такое этот общественный процесс производства и его законы? Это то, о чем пишет Маркс, говоря о железной необходимости, управляющей всякий обществом. «Всякий ребенок знает, что каждая нация погибла бы с голоду, если бы она приостановила работу, не говорю уж на год, а хотя бы на несколько недель. Точно также известно всем, что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость разделения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства; измениться может лишь ф о р м а е с и р о я в л е в и я. Законы природы вообще не могут быть уничтожены» (письмо к Кугельмапу).

В введении к «Критике политической экономии» Марк писал о методе политической экономии: «Расположение предмета, очевидно, должно быть таково: сначала (нужно развить) общие абстрактные определения, которые именно поэтому более или менее относятся ко всем общественным формам. Во-вторых, категории, которые образуют внутреннюю организацию буржуазного общества» (стр. 26).

Это категорическое замечание Маркса говорит о том, что исходным пунктом должны явиться те абстрактные определения, которые общи различным общественным формам. Что это такое? Это физиологический процесс труда. Он является тем единством, в котором связываются производительные силы к производственные отношения. К сожалению, у меня мало времени, чтобы развить следующую мысль: мы имеем при различных общественных формах процесс труда, в котором действуют законы, выступающие с железной необходимостью. Что такое те общественные формы, которые служат оболочкой для этого процесса труда, связывающего общество воедино? Эта общественная оболочка представляет собой не что иное, как форму, в которой осуществляется связанность общества в общественном процессе труда. Это означает, что какова бы ни была общественная форма, она должна позволять обществу осуществлять те железные законы, неисполнение которых влечет за собой смерть общества. Если имеется неправильное распределение труда, общество окажется через более или менее продолжительный срок перед призраком голодной смерти.

Если дело обстоит таким образом, то и предмет политической экономии выступает в совершенно ином виде. Мы видим тогда, что реальным содержанием каждой общественной формы является этот связывающий общество процесс труда. Тогда категории политической экономии перестают быть категориями, висящими в воздухе, перестают быть категориями, самораз- внвающимися из той или иной начальной категории. Они объединяются в реальном единстве. Чем дается это реальное единство? Оно дается тем обстоятельством, что они представляют конкретную форму, необходимую для существования общественного процесса производства материальной жизни.

тов. Рубин говорил, что он сам стремится за движением экономических категорий вскрыть их основание, движение (развитие) производительных сил. В одних случаях можно найти движение материальных производительных сил, вызывающих движение категорий, нетрудно, например, превращение стоимости в капитал, в других случаях он не может этого сделать. Вместо того чтобы выполнить эту трудную задачу, противники концепции топ. Рубина ограничиваются голой критикой, голым указанием на то. что у тов. Рубина отсутствует связь между движением производительных сил и производственных отношений. Тут, по-нашему, большое недоразумение или непонимание тов. Рубиным нашей концепции. Речь идет не только и не всегда о том, чтобы представить движение экономических категорий как функцию развития производительных сил, во о том, чтобы все экономические категории представить как форму п р о я в л е п и я общественно-материального процесса производства на определенной ступени развития производительных сил, в том смысле, в котором Маркс говорит в письме к Кугельману: «А форма, в которой проявляется это пропорциональное распределение труда, су ществуст в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда, — эта форма и есть м е и о в а я стоимость этих продуктов. Приведем пример.

Маркс, говоря о процессе накопления в его канитмистической форме, устанавливает закон тенденции нормы прибыли к понижению. Этот закон есть специфическая, присущая капитализму форма проявления роста производительности обще ственного труда, технического прогресса. С одной стороны,, мы имеем факт технического прогресса, с другой стороны, он облекается в особую, зависящую от специфических общественных условий, форму, — в форму тенденция нормы прибыли к понижению.

Перед нами двойственность процесса, опа определенно имеется в каждой экономической категории. Двойственность процесса — это внутреннее содержание, т. е. материальнопроизводственный трудовой процесс и внешняя форма, т. -е~ экономическая форма, в которую он облекается. Поэтому реально всегда существует противоречие между формой и содержанием. Становится возможной и понятной диалектика общественного развития, постоянное противоречие, ведущее вперед. Она заключается в постоянном противоречии формы и содержания.

Разрешите не останавливаться больше на этом и перейти к другому вопросу.

тов. Рубин, желая опорочить точку зрения, которую он называет физиологической, но которая, собственно говоря, очень далека от физиологии, приводит следующее сравнение. В армии людей распределяли по росту на пехотинцев и гренадеров. Можно ли, однако, спрашивает он, видеть в различии роста существо различия между пехотинцами и гренадерами. Ни в коем случае нельзя говорить, что физиологический принцип является реальным характерным различием между пехотинцем и гренадером,— реальное различие складывается не по росту, а по их общественным функциям. Я сказал тов. Рубину:

«Сравнение не есть доказательство». И мор бьет вас самих. Вы берете роет скажем, в капиталистическом обществе, и > »

жить в основу действительного различия. Ро т< и< типца и гренадера не является. Но шз> пл» ужели физиологический труд, который i ih- «и । важнейшим общественным процессом, который содержанием общественной жизни, может как рост для различения пехотинца и ji»<hu»| ? I!j |» материальной борьбы человека с природой, затраты человеческой энергии создает и уничтожив пые формы.

Поэтому ваш пример в лучшем случае нужно считать совершенно неудачным. А если вы делаете его доказательством вашей точки зрения, то я говорю—такое доказательство возможно только в том случае, если вы считаете физиологический труд не имеющим ничего общего с общественным трудом. Тогда мы видим резко и ярко обнаженной противоположность нншнх взглядов. Для нас человеческий труд, трудовая энергия, затрачиваемая человеком,— общественное явление, основной общественный процесс. Для вас общественный трудовой процесс является чем:то внешним и к экономическим категориям не имеет никакого непосредственного отношения.

Я считаю, что тут мы подошли к действительному источнику всех наших противоречий. Он заключается в этом отрыве материального производственного процесса от его общественной формы.

---

[1]

[2]

[3] Курсив мой. А. С.

[4] См. письмо Маркса Ф. Энгельсу от 24 авг. 1867 года.

[5] И. Руби и, Очерки, 3-е изд., Гиз, 1928, стр. 149. Подчеркнуто мной. Л. С.

[6] Там же, стр. 146. Курсив мой. Л. С.

[7] Там же, стр. 151. Курсив мой. Л. С.

[8] И. Рубин, Очерки, стр. 151. Курсив мой. А. С.\

[9] Там же, стр. 93. См. также стр. 73.

[10] К. Маркс, Введение к критике. См. сб. «Основные проблемы», 2-е изд., стр. 23.

Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. Ill, стр. 388 по иэд.. Зиновьевского комм, университета.

[11] И. Рубин, Абстрактный труд, стр. 30, и Очерки, 3-е изд., стр. 132, 136. '

[12] Маркс, Теории, III, стр. 388.

« Наир., «Очерки», 3-е изд., стр. 53 и сл.» 135 и пр.

[14] Маркс, Капитал, 1,.И8Д. 1920, стр. 48—119.

Ср. И. Рубин, Очерки, 3-е изд., стр. 73.

[15] Рубин, Абстр. труд. . стр. 30, и Очерки, 3-е изд., стр.-132. И. Рубин, Абстрактный труд. .стр. 3. Курсив мой. А. С.\

[16] К. Маркс, Капитал, т. I, Гиа, 1920, стр. 166. Курсив мой. .4. С.

1 Маркс. Капитал, т. I, стр. 39—40.

См. работу этого названия у И. Рубина.

[18] «Очерки», 2-е изд., стр. 103. .

[19] «Капитал», т. I, стр. 69, изд. 1920 г.

[20] И. А. Д а в ы д о в, Проблема абстрактного труда, Журнал «Записки Научного Общества Марксистов», № 2, 1928, стр. 19.

[21] «Капитал», т. I, стр. 50, прим. 37. Разрядка наша. И. С»\

[XXII] Запись вопросов, последовавших после доклада т. Плотникова, значительно сокращена; опущены также записи выступлений некоторых товарищей.

[XXIII] Письма к Кугельману, 11/VII—1868 г.

[XXIV] «Капитал», стр. 43.

---

1. Вопросы, заданные докладчику, и выступления некоторых участвовавших в прениях товарищей опущены ↩

2. Взгляды, которых я придерживаюсь по этому вопросу, в кратком, популярном и сокращенном редакцией виде изложены в моей статье «Предмет и метод политической экономии» в № 4. 2-го издания журнала «Коммунистический университет на дому». ↩

3. При исправлении стенограммы два выступления — 16/XII по докладу тов. И. Рубина и 18/XII по докладу тов. И. Плотникова — слиты, так как вторая речь была кратким повторением и лишь отчасти дополнением первой. ↩

4. Курсив мой. — А. С. ↩

5. См. письмо Маркса Ф. Энгельсу от 24.08.1867 года. ↩

6. И. Рубин, Очерки, 3-е изд., Гиз, 1928, стр. 149. Подчеркнуто мной. А. С. ↩

7. Там же, стр. 146. Курсив мой. А. С. ↩

8. Там же, стр. 151. Курсив мой. А. С. ↩

9. И. Рубин, Очерки, стр. 151. Курсив мой. А. С. ↩

10. И. Рубин, Абстрактный труд и стоимость в системе Маркса. Изд. Инст. экономики РАНИОН. Москва, 1928 г., стр. 5. ↩

11. «Очерки», 3-е изд., стр. 84. ↩

12. Там же, стр. 93. См. так же стр. 73. ↩

13. К. Маркс, Введение к критике. См. сб. «Основные проблемы», 2-е изд., стр. 23. ↩

14. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, стр. 388 по изд. Зиновьевского комм. университета. ↩

15. И. Рубин, Абстрактный труд, стр. 30, и Очерки, 3-е изд., стр. 132, 136. ↩

16. Маркс, Теории, III, стр. 388. ↩

17. Напр., «Очерки», 3-е изд., стр. 53 и сл., 135 и пр. ↩

18. Маркс, Капитал, I, изд. 1920, стр. 48—119. ↩

19. Ср. И. Рубин, Очерки, 3-е изд., стр. 73. ↩

20. Рубин, Абстр. труд…, стр. 30, и Очерки, 3-е изд., стр. 132. В чем же заключается единство анализа и синтеза? Если производится исследование товарного хозяйства, то, чтобы не стереть грани между товарной формой хозяйства и материально-технической стороной труда — с одной стороны, между товарным хозяйством и другими общественными формациями — с другой, мы, необходимо пользуясь анализом, не можем в процессе его применения идтн дальше труда, производящего стоимость, т. е. абстрактного труда как специфического для данного хозяйства. Лишь такой труд, будучи конечным пунктом при анализе товарного хозяйства, в то же время может служить «предпосылкой генетического изложения». Путем анализа мы передвигаемся до тех пор, как говорит сам Рубин, «пока не доходим до наиболее абстрактных понятий в сфере данной науки или данного комплекса вопросов, который нас интересует²¹». Маркс так и делает, оставаясь верным своему принципу, что, «как вообще во всякой исторической социальной науке, по отношению к экономическим категориям нужно твердо помнить, что как в действительности, так и в голове здесь дан субъект, в нашем случае современное буржуазное общество» (Маркс, Введение к Критике. Курсив мой. А. С.). Это надо помнить на любой ступени и анализа и синтеза. Маркс при «анализе приходит к «затрате человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова» и добавляет, что «в качестве такого… труд образует стоимость». Он поставил задачу найти содержание стоимости как исторически-ограниченной категории и нашел его в «производительной трате энергии» и т. д., являющейся основной характеристикой абстрактного труда, производящего стоимость. ↩

21. И. Рубин, Абстрактный труд…, стр. 3. Курсив мой. А. С. ↩

22. К. Маркс, Капитал, т. I, Гиз, 1920, стр. 166. Курсив мой. А. С. ↩

23. Маркс, Капитал, т. I, стр. 39—40. То, что при анализе является конечным пунктом, (наиболее абстрактное и простейшее отношение), при синтезе становится пунктом исходным. Здесь и происходит стык анализа в синтеза, связывание их в единый метод, тогда как, по Рубину, если пользуешься анализом, то приходишь, к труду вообще, при генетическом же методе начинаешь с другого. Необходимо еще добавить, что наш метод не только диалектический, но и материалистический, поэтому при применении генетического метода мы не можем исходить из абстрактного труда, из которого вытравлено материальное (физиологическая затрата), иначе, вместо производственных отношений у нас исходной точкой при синтезе будут какие-то мифические, призрачные «социальные» отношения, соответствующие представлению о них у «Современных экономистов на Западе»²⁴, которых критиковал И. Рубин, но, видимо, от влияния которых он не может освободиться, поскольку ему до сего времени «кажутся» противоречия в положениях Маркса об абстрактном труде. Если из категории абстрактного труда выхолостить физиологическую затрату, основное качество его, то не остается никакого труда. Форма труда в таком случае сведется лишь к специфическому способу уравнения… но чего?… Отсюда недалеко до утверждения, что «абстрактный труд создается обменом», «рождается только в обмене», «появляется только в действительном акте рыночного обмена»²⁵, дойти до формулировок, за которые справедливо обрушились на Рубина его критики, и от которых он отказался. ↩

24. См. работу этого названия у И. Рубина. ↩

25. «Очерки», 2-е изд., стр. 103. ↩