Перейти к содержанию

Дволайцкий Ш. К теории ценности Маркса⚓︎

Журнал «Под знаменем марксизма», 1922, № 5—6, с. 96—107

[# 96] Число лиц, изучающих марксизм, едва ли когда-нибудь было столь значительно, как в последнюю пару лет в России. Сотня партийных школ и семинариев высших учебных заведений и тысячи кружков самообразования, не говоря уже о десятках тысяч одиночек, кладут в основу своих занятий учение основоположников научного социализма. Марксистские работы, как философско-социологические, так и экономические, зачитываются буквально до дыр. И можно с удовлетворением констатировать, что изучение марксизма носит отнюдь не поверхностный характер: оно идет, так сказать, и вширь, и в глубь. Идущие под знаменем марксизма отнюдь не принимают на веру все, что им приходится вычитывать из книг наших великих учителей. Они читают критиков, сами критикуют и путем глубокого анализа и всесторонней проверки неизбежно убеждаются в незыблемости цельной, как монолит, системы марксизма.

Особенно горячие споры возникают в среде молодых адептов марксизма, когда им представляется, что тому или иному положению учителя можно дать двоякое толкование, или когда между его учениками или интерпретаторами имеются разногласия. В качестве руководителя кружков и семинариев, мне не раз приходилось быть активным участником дискуссий, возникавших при изучении таких, например, вопросов, как теория ценности, теория денег, проблема производительного труда, теория рынков и кризисов, теория ренты и т. д., и т. д. Такие споры ведутся, по крайней мере, в десятках семинариев в одной только Москве, но все они не выходят за пределы тесных и, в большинстве случаев, малочисленных аудиторий. Так как эти споры заключают в себе нередко много поучительного, то я думаю, что было бы целесообразно переносить их — при выявлении различных точек зрения страницы печати. Наш журнал, надо надеяться, не будет отказывать спорящим сторонам в гостеприимстве. [# 97] Приглашая товарищей устраивать на страницах настоящего издания теоретические дискуссии, я, со своей стороны намерен, сделать в этом направлении, в некотором роде, почин.

Вопрос, который я хочу поставить в этой статье, касается одной существенной «детали» теории ценности Маркса. Величина ценности товара определяется, как известно, «количеством труда или количеством рабочего времени, общественно-необходимого для его изготовления»1. Но что такое общественно-необходимое рабочее время? На этот вопрос Маркс на первых же страницах «Капитала» дает точный ответ, не подающий никакого повода ни для кривотолков, ни для «расширительных толкований». «Общественно-необходимое рабочее время, говорит он, — есть то рабочее время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной ценности при наличных общественно-нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда». Ручной ткач, например, может и после введения парового ткацкого станка продолжать работать с прежними орудиями. Однако, если производство единицы товара будет требовать от него двойного количества труда по сравнению с тем, что нужно затратить при общественно-нормальных условиях производства, то продукт его индивидуального рабочего часа будет представлять собой лишь половину общественно-необходимого рабочего часа. Отсюда ясно, что общественно-необходимое рабочее время, при средней умелости и интенсивности, определяется техническим моментом — и только.

Совершенно иное толкование этого понятия мы находим у ряда авторов как из числа сторонников-интерпретаторов Маркса, так и его критиков. Одним из первых на путь расширительного толкования общественно-необходимого труда вступил К. Шрамм, которого «из всех ныне установленных теорий ценности удовлетворяет только одна теория Маркса»2. По мнению этого автора, Марксово определение общественно-необходимого труда «имеет еще другую сторону», на которую следует обратить особенное внимание, потому что даже среди приверженцев трудовой теории ценности имеется по данному вопросу неясность. «Случается, — говорит Шрамм, — что не только какие-нибудь отдельные вещи без всякой потребительной ценности не имеют никакой меновой ценности, потому что они никому не нужны, [# 98] но даже Число лиц, изучающих марксизм, едва ли когда-нибудь было столь значительно, как в последнюю пару лет в России. Сотня партийных школ и семинариев высших учебных заведений и тысячи кружков самообразования, не говоря уже о десятках тысяч одиночек, кладут в основу своих занятий учение основоположников научного социализма. Марксистские работы, как философско-социологические, так и экономические, зачитываются буквально до дыр. И можно с удовлетворением констатировать, что изучение марксизма носит отнюдь не поверхностный характер: оно идет, так сказать, и вширь, и в глубь. Идущие под знаменем марксизма отнюдь не принимают на веру все, что им приходится вычитывать из книг наших великих учителей. Они читают критиков, сами критикуют и путем глубокого анализа и всесторонней проверки неизбежно убеждаются в незыблемости цельной, как монолит, системы марксизма.

Положим, что речь идет о производстве столов. Каждая семья нуждается, скажем, в трех столах. Но столяры по неведомой нам причине (ведь при анархии производства все возможно) вздумали произвести такое количество столов, что на каждую семью придется по 50 штук этого «положительно необходимого предмета обмеблировки». Между столярами и главами семейств происходят поучительные прения, в результате которых выясняется, что в 50 столах, требующих для своего производства по одному дню, скрыто «три дня общественно-необходимого труда и 47 дней бесполезного труда». Но так как меновую ценность образует лишь общественно-необходимый труд, то в 50 столах заключается столько же ценности, как если бы они представляли три необходимых каждой семье стола. Если столяры с досады сожгут по 47‑ми столов из каждых 50, то в руках у них останется столько же меновой ценности, как и в случае, если бы они изготовили всего только по 3 стола на семью… Вследствие перепроизводства числа столов, необходимого для покрытия существующей в них общественной потребности, в каждых 50 столах заключается столько же ценности, как в обычное время в трех столах. Если 50 столов стоят столько же, сколько обыкновенно стоят 3, то что же стоит один стол? — 50 столов = 3 дня работы, следовательно, 1 стол = 3/50 рабочего дня»4. А отсюда делается вывод, что обычного определения общественно-необходимого времени не достаточно: «требуется еще, чтобы это общественно-необходимое рабочее время действительно было необходимо для покрытия существующей в обществе потребности» (выделение автора)5.

Совершенно аналогичную теорию развивает Л. Будин. Он также придает решающее значение размерам общественных потребностей и считает совершенно недостаточным понимание общественно-необходимого труда, как некоторой технической средней. «Следует, — говорит он, — принимать в соображение не только общую его (предмета) полезность и его действительную необходимость для некоторых [# 99] членов общества, но также и то, не удовлетворена ли уже в достаточной степени при современном состоянии общественной экономии, потребность в подобных предметах по сравнению с другими потребностями и приняв во внимание общие условия производства и распределения в данном обществе. Если произведено слишком много не абсолютно, а в сравнении с данными общественными условиями и отношениями, то такое производство не создает добавочной ценности. Соответственное количество труда оказывается затраченным напрасно. Разумеется, это не значит, что определенный индивидуальный труд не создает никакой ценности или что произведенный определенный предмет не будет обладать ценностью. Но так как ценность является общественным отношением, то весь труд, затраченный в данном обществе на производство этого рода, произведет пропорционально меньшую ценность, каждый отдельный предмет настолько обесценится, чтобы все количество произведенных предметов этого рода обладало ценностью не больше той, которая заключалась бы в нем, если бы не был затрачен этот добавочный труд и не было произведено добавочное количество этих предметов»6.

Г‑н С. Франк в своей известной книге, выступает, конечно, сторонником более «широкого определения» интересующего нас понятия. С его точки зрения, для труда, создающего ценность, отнюдь не достаточно, чтобы качественные условия его приложения были условиями технически необходимыми в данный момент. Требуется, говорит он, «чтобы самый труд этот был необходим для общества, т. е. для удовлетворения общественной потребности, и чтобы количество его совпало с тем, которое необходимо для общества. Наряду с технической необходимостью здесь ставятся условия создания ценности, также и общественная, в тесном смысле этого слова, необходимость, т. е. необходимость для удовлетворения потребностей»7. Но чем определить размеры потребностей? Оказывается, что они зависят от целого ряда моментов, и от психологических, и от социальных, и от физиологических, и от физических, и от других моментов, которые с техническими условиями производства не имеют ничего общего. А если это так, то г. Франк имеет возможность «интерпретировать» теорию ценности Маркса так, что от Маркса-то по существу ничего не остается. «Теория общественно-необходимого труда, — говорит наш [# 100] автор, — как источника ценности, сводится таким образом сама собой к теории, ставящей высоту ценности в зависимость от состояния потребностей»8. Не менее недвусмысленно высказывается г. Франк, в другом месте: «Понятие общественной необходимости труда само указывает на то, что источником меновой ценности служит не сам труд, а общественная потребность в нем»9. При таком толковании дается не только лазейка для ревизии Маркса, но открывается и широкая дорога для эволюции по направлению к психологически-потребительной теории ценности и для замены Карла Маркса Евгением фон Бем-Баверком.

Версию Шрамма—Шефле—Будина—Франка принимает как соответствующую воззрениям Маркса и покойный А. Н. Миклашевский, который, в отличие от подавляющего большинства своих коллег-профессоров, несомненно был хорошо знаком с марксистской литературой. Но Миклашевский хорошо понимал, что введение момента потребностей не в качестве предпосылки ценности, а в качестве фактора, ее определяющего, порождает внутреннее противоречие в теории Маркса. «Все построения закона ценности Маркса, стремившегося отделаться от потребностей, как фактора психологического, а не материального, были разрушены введением учения об общественно-необходимом труде. «Труд, — говорит дальше Миклашевский, — становился образующим ценность, все-таки, лишь при наличности условия пригодности товара для удовлетворения общественной потребности и превращался в ничто со всяким видоизменением потребностей. Другими словами, получалось важное ограничение проблемы: труд создавал ценность только тогда, если его затрачено было нужное «количество» для удовлетворения определенного же «количества потребностей»10. Учение Маркса об общественно-необходимом труде, по мнению Миклашевского, оказалось простым учением «о законе количеств продукта, т. е. учением о редкости».

Такова точка зрения сторонников «общественной средней». Дальше мы увидим, что неправильное понимание одного места из III тома Капитала может дать плохой, но все же аргумент для отрицания «технической средней». Сейчас же перейдем к рассмотрению вопроса о том, насколько только что изложенная теория мирится с методологическими основами учения Маркса.

Возьмем общество простых товаропроизводителей, в котором закон ценности не усложняется превращением последней в цену производства и в котором этот закон действует в чистом виде, под[# 101]обно закону падения тел в абсолютно пустом пространстве. Мы имеем здесь сложнейшую систему разделения труда, множество отраслей промышленности, из которых каждая охватывает тысячи отдельных формально друг от друга независимых товаропроизводителей. Ни один «хозяйствующий субъект» не производит для личного потребления: все продают весь продукт своего производства. Для простоты предположим далее (для простого товарного производства это вполне допустимо), что количество индивидуально необходимого труда для разных товаропроизводителей совпадет с количеством общественно-необходимого труда в том смысле, как он определен в приведенной выше цитате из Маркса. При таких условиях, каждый товаропроизводитель выполнит определенную долю совокупного общественного труда и, благодаря признанию нами обмена равноценностей, получит за свои товары такое количество других товаров, которое соответствует количеству труда, им самим затраченному. Отдельные части нашей сложной общественной системы будут, таким образом, прилажены, пригнаны друг к другу, а сама система будет находиться в состоянии равновесия. Закон ценности выступит, таким образом, в качестве закона равновесия системы простого товарного производства.

Но товарное хозяйство есть хозяйство анархическое. Отдельные товаропроизводители данной отрасли, а стало быть, вся отрасль в целом может произвести больше товаров, чем общество при данных условиях может поглотить. В таком случае отдельные товаропроизводители этой отрасли, обменивая свои продукты, вынуждены будут довольствоваться получением в качестве эквивалента такого количества товара, которое является носителем меньшего количества общественного труда, чем то, какое они внесли в фонд совокупного общественного труда. Наши товаропроизводители понесут тяжелый ущерб: их потребности будут удовлетворены хуже, чем прежде, их хозяйства начнут слабеть и разрушаться. Словом, предположенное нами равновесие нарушится, и система в целом, по выражению Герцена, выйдет из пазов своих. Но в самом нарушении равновесия скрыта возможность его восстановления, ибо рынок, этот единственный регулятор анархического хозяйства, потребует перераспределения производительных сил общества. Часть средств производства и рабочей силы, функционировавший раньше в отрасли, представленной нашими неудачниками, будет перенесена в другие отрасли промышленности; равновесие восстановится, и закон ценности, к которому общественная система неизбежно приспособляется, опять будет действовать в чистом своем виде до тех пор, пока не наступит новое нарушение11.

[# 102] Для обмена равноценностями, т. е. для того, чтобы закон ценностей проявлялся в своем чистом виде, Маркс считает необходимым, чтобы «товары производились с той и с другой стороны в относительных количествах, приблизительно соответствующих взаимной потребности в них»12. Но что же произойдет, если общественно-необходимый в техническом смысле труд, затраченный на производство данного вида товаров, не будет соответствовать тому количеству труда, которое общество может дать в обмен за этот вид товаров? Совершенно очевидно, что мы будем иметь на рынке отклонение от закона ценности, которое, однако, со своей стороны, создаст тенденцию к установлению такого положения вещей, когда закон ценности вновь вступит в свои права. А если это так, — а по Марксу это безусловно так, — то авторы, толкующие понятие общественно-необходимого труда, как «общественную среднюю», исходят в своем анализе не из случая равновесия, а из случая нарушенного равновесия. Но что сказали бы про физика, если бы он вздумал устанавливать закон равновесия тела в условиях, когда оно вверх тормашками стремительно летит вниз? Сам Маркс такого приема во всяком случае не одобрял. «Обмен или продажа товаров по ценности — писал он в III томе «Капитала», — есть рациональный базис, естественный закон их равновесия; исходя из последнего, следует объяснить отклонение, а не наоборот, из отклонений выводить самый закон»13. Но именно это и делают Шрамм, Будин и Ко. Они берут случай, когда общество отдает за произведенный в данной отрасли товар меньший или больший ценностный эквивалент, они, другими словами, берут случай нарушенного равновесия и выводят отсюда «самый закон»…

Против понимания общественно-необходимого труда, как фактора, [# 103] который связывается с общественными потребностями, т. е. в конечном счете с «учением о редкости», как справедливо замечает Миклашевский, остановимся на одном методологическом приеме Маркса, играющем решающую роль не только в его экономической, но и в его социологической системе. Я говорю о признании примата производства над всеми другими явлениями социальной жизни: и над распределением, и над обменом, и над общественным потреблением. Всякому, знакомому с работами Маркса, известно, конечно, что этот принцип лежит в основе всей его теоретической системы и что он всюду является руководящей нитью исследования для автора «Капитала». В наиболее отчеканенной форме постулат примата производства был формулирован Марксом в его изумительном по глубине содержания «Введении к критике политической экономии», найденном лишь два десятилетия тому назад в его бумагах. «Распределение — говорит Маркс — в самом поверхностном понимании представляется» как распределение продуктов и, таким образом, далеко отстоящим от производства и, якобы, по отношению к нему самостоятельным. Однако, прежде чем распределение становится распределением продуктов, оно есть: 1) распределение орудий производства и 2) — что представляет собою дальнейшее определение того же отношения — распределение членов общества по разным родам производства… Распределение продуктов есть, очевидно, результат этого распределения, которое включено в самый процесс производства и которое обусловливает организацию этого последнего»…14. Аналогичное рассуждение относится к обмену. «Обмен, — говорит Маркс, — является независимым и индифферентным по отношению к производству только в последней стадии, когда продукт непосредственно обменивается для потребления. Однако: 1) не существует обмена без разделения труда, будь последний результатом естественных или исторических условий, 2) частный обмен предполагает частное производство, 3) интенсивность обмена, его распространение, так же, как и его форма, определяется развитием и структурой производства… Обмен, таким образом, во всех своих моментах или непосредственно заключен в производстве, или определяется этим последним». Такова же точка зрения Маркса и на потребление, что особенно важно для разбираемого нами вопроса. «Производство создает потребление, 1) производя для него материал, 2) определяя способ потребления, 3) тем, что возбуждает в потребителе потребность, предметом которой является созданный им (производством) продукт». И далее, [# 104] как резюме всего сказанного: «Результат, к которому мы пришли, заключается не в том, что производство, распределение, обмен и потребление — одно и то же, но что все они образуют собою части целого, различия внутри единства. Производство в противоположности своих определений охватывает как само себя, так и остальные моменты… Что обмен и потребление не имеют господствующего значения, это ясно само собой. То же самое приложимо и к распределению продуктов. Но в качестве распределения агентов производства, оно само есть момент производства» и т. д.15.

Насчет производного характера размеров общественных потребностей Маркс высказывается неоднократно и в III томе «Капитала», в особенности в главе, где он рассматривает рыночные цены и рыночные ценности; с изменением рыночной ценности, которая по Марксу, как мы увидим ниже, определяется общественно-необходимым рабочим временем в техническом смысле, происходит и изменение общественной потребности, под которой автор «Капитала» разумеет, конечно, потребность платежеспособную. «При падении рыночной ценности, общественная потребность в среднем расширяется и в известных границах может поглотить более значительные массы товаров. При повышении рыночных ценностей, общественная потребность в товарах сокращается и поглощает меньшие массы их»16. Далее Маркс «совсем мимоходом» замечает, что общественная потребность, которая регулирует «принцип спроса, существенно обусловливается отношением различных классов друг к другу и их взаимным экономическим положением, а следовательно, во-первых отношением всей прибавочной ценности к заработной плате (т. е. общественной нормой прибавочной ценности. — Ш. Д.) и, во-вторых, отношением различных частей, на которые распадается прибавочная ценность (прибыль, процент, земельная рента, налоги и т. п.). Таким образом, здесь обнаруживается, что отношение спроса и предложения (которое есть по существу общественная потребность. — Ш. Д.) абсолютно ничего не в состоянии объяснить, пока не раскрыт базис, на котором покоится само это отношение»17. Но базис этот лежит в области производства, и общественная потребность, поэтому, обусловлена категориями цен[# 105]ностными. Но если это так, если размер общественной потребности находится в функциональной зависимости от ценности, то как же, спрашивается, можно выставлять общественную потребность как фактор, образующий ценность? Всякому человеку, способному логически мыслить, должно быть совершенно ясно, что подобный прием неизбежно приводит к такому порочному кругу, из которого не выпутаешься ни при каких ухищрениях. Таким образом, изложенная выше теория общественно-необходимого труда есть не что иное, как известная сказка про белого бычка.

Величину рыночной ценности Маркс, как мы уже вскользь заметили, определяет в полном согласии с цитатой, приведенной нами вначале статьи. Единственно решающим моментом и здесь является технически необходимое рабочее время. «Между количеством товаров, находящихся на рынке, и рыночной ценностью этих товаров существует лишь следующая зависимость: при данном уровне производительности труда в каждой данной сфере производства для изготовления товаров требуется определенное количество общественного рабочего времени, хотя в различных сферах производства отношение это, конечно, различно и не стоит ни в какой внутренней связи с полезностью данного товара или специфической природой его потребительной ценности»18. Чтобы не возбуждать в читателе никаких сомнений на счет роли количества товара при определении совокупной ценности продуктов производства целой отрасли промышленности и подчеркнуть, что «общественная потребность» здесь никакой роли не играет, Маркс прямо заявляет, что если \(a\) единиц данного товара стоят \(b\), то \(n\) единиц будет стоить \(nb\). Но Маркс, конечно, отнюдь не предполагает, что товар при всяких условиях будет продан «по его рыночной ценности, т. е. по цене, пропорциональной заключающемуся в нем общественно-необходимому труду». Для того, чтобы последнее имело место, необходимо, чтобы все количество общественного труда, затраченного на производство данного вида товаров, соответствовало величине платежеспособной потребности в них. Но что же произойдет, если это условие не будет иметь места. Совершенно очевидно, что мы при реализации соответствующих товаров на рынке будем иметь дело с отклонением рыночной цены от ценности: «Раз определенный товар произведен в количестве, достаточно превышающем общественную потребность, часть общественного рабочего времени оказывается растраченной попусту, и вся масса товаров представляет тогда на рынке гораздо меньшее количество общественного труда, чем то, которое в нем действительно заключается… Поэтому эти товары должны быть уступлены ниже их рыночной ценности, а часть их и вовсе не может найти покупате[# 106]лей»19. Заметим, что Маркс, в отличие от Шрамма, Франка и проч., вовсе не утверждает, что сама ценность товара уменьшится от недостаточной «общественной потребности», он говорит только, что эта ценность будет реализована на рынке лишь отчасти, и что перед нами будет случай потери части ценности, воплощенной в товарах рассматриваемого вида.

Все это с очевидностью показывает, что понятие общественно-необходимого труда можно толковать только, как «техническую среднюю». Но если это так, то чем же объяснить, что целый ряд авторов, среди которых есть люди, настроенные по отношению к Марксу весьма «дружелюбно», упорно пытаются легальным путем ввести в его учение о ценности момент общественных потребностей? Татьяна Григоровичи совершенно справедливо замечает, что Маркс сам подал к этому повод, употребляя интересующее нас понятие в двух смыслах20. Что это именно так, показывает, как мы увидим, пример г. Франка, который, к сожалению, остался неизвестным Татьяне Григоровичи.

Маркс многократно повторяет ту мысль, что продукты различных отраслей продаются по их ценностям, если общественный труд распределен в известной пропорции. Говорит он об этом и во второй части III тома «Капитала», в «предварительных замечаниях» о ренте. Развивая эту мысль, он пишет: «Если потребительная ценность отдельного товара зависит от того, удовлетворяет ли он сам по себе какую-нибудь потребность, то потребительная ценность известной массы общественных продуктов зависит от того, адекватна ли она количественно определенной общественной потребности в продукте каждого особого товара и, следовательно, от того, пропорционально ли, в соответствии с этой общественной, количественно определенной потребностью распределен труд между различными сферами производства… Общественная потребность, т. е. потребительная ценность в общественном масштабе, — вот что определяет здесь количества всего общественного рабочего времени, приходящиеся на различные особые сферы производства». И несколькими строками дальше: «Пусть, например, бумажных тканей произведено непропорционально много, хотя во всем этом продукте, в этих тканях, реализовано лишь необходимое для этого, при данных условиях, рабочее время. Но вообще-то на эту особую отрасль затрачено слишком много общественного труда; т. е. часть продукта бесполезна. Поэтому, весь продукт удастся продать так, как [# 107] если бы он был произведен в необходимой пропорции. Эта количественная граница тех количеств общественного рабочего времени, которые можно целесообразно затратить на различные особые сферы производства, есть лишь более развитое выражение закона ценности вообще; хотя необходимое рабочее время содержит здесь иной смысл»21.

Я сделал длинную выписку только потому, что г. Франк считает ее, по-видимому, лучшим козырем для своей аргументации. Но чем эта цитата отличается от положений, высказанных Марксом в других местах? Ведь мы здесь же (в пропущенных мною строках) находим недвусмысленное утверждение, что «при нарушении пропорции не может быть реализована ценность товара», или, другими словами, что рыночные цены отклонятся от ценности. Несомненно, что решающую роль для г. Франка сыграло здесь то обстоятельство, что Маркс употребляет понятие общественный труд в двух различных смыслах, — факт, который он сам же и подчеркивает.

Но, может быть, сторонники Шрамма правы в том смысле, что при расширении производства сверх «потребности» сумма рыночных цен продуктов данной отрасли промышленности совпадет с ценностью, которое общество в состоянии было затратить, когда эта отрасль работала в надлежащей пропорции? Пусть, например, вместо 1 миллиона аршин шелковых тканей, соответствующих «общественной потребности» и поглотивших для своего изготовления 6 миллионов часов рабочего времени, произведено 2 млн. аршин, потребовавших 12 млн. часов. Значит ли это, как думает Шрамм, что 12 млн. аршин будут выменяны на эквивалент, соответствующий 6 млн. часов, или, другими словами, упадет ли цена шелка ровно вдвое? Не подлежит сомнению, что цена шелка даже при неизменных технических условиях производства начнет падать. Но если цена шелка понизится, скажем, на 20—25%, то многие покупатели сочтут для себя более целесообразным потреблять шелковые ткани в тех случаях, где они раньше потребляли полотно или тонкие хлопчатобумажные изделия. Таким образом самый факт падения цен даже при неизменной покупательной способности общества вызовет расширение платежеспособного спроса на шелк за счет сокращения спроса на полотно и хлопчатобумажные ткани. Общество, стало быть, сможет ассигновать на покупку шелковых тканей не 6 миллионов часов, как думает Шрамм, а, может быть, целых 8-9 миллионов. А если это так, то сторонники «общественно-потребительной средней» неправы не только в своем толковании теории ценности Маркса, но и в установлении закона рыночных цен.

Примечания⚓︎

  1. Ср. К. Маркс. Капитал, т. I. Пер. Базарова и Степанова, Москва 1909, стр. 6. Курсив мой. — Ш. Д. ↩

  2. Шрамм по данному вопросу выступил впервые в «Vorwärts» за 1877 г. и в «Zukunft» за 1877—78 гг. Выдержки из соответствующих статей его можно найти в книжке Tatiana Grigorovici. Die Wertlehre bei Marx und Lassalle. Wien 1910. Я пользуюсь книжкой Шрамма: «Основы экономической науки», пер. с нем. Н. К. СПБ. 1899 г. ↩

  3. К. Шрамм. ук. раб., стр. 38. ↩

  4. Там же, стр. 39—40. Курсив автора. ↩

  5. С этой теорией вполне соглашается Шефле. Констатируя, что в «определение общественной ценности («меновой ценности») должны входить не только издержки (трудовые. — Ш. Д.), но также и изменчивость потребительной ценности», он вполне солидаризуется с вышеприведенными рассуждениями Шрамма, но он отнюдь не склонен признавать, что Шрамм правильно понял Маркса. — См. Шефле. «Сущность социализма». С прим. П. Лаврова. Изд. Вл. Распопова. 1906 г. стр. 48. ↩

  6. Л. Будин. Теоретическая система К. Маркса в свете новейшей критики. Пер. с англ. В. Я. Засулич. Москва, 1920 г., стр. 82—83. Впрочем, Будин налагает в своей книжке, по крайней мере в части, касающейся политической экономии, не «теоретическую систему К. Маркса», а систему, им самим придуманную. См. на этот счет мою рецензию в № 1 журнала «Печать и Революция» за 1921 г. ↩

  7. С. Франк. Теория ценности Маркса и ее значение. СПБ. 1900 г., стр. 116. Выделение автора. ↩

  8. Там же, стр. 117. ↩

  9. Там же, стр. 121. Курсив мой. — Ш. Д. ↩

  10. А. Миклашевский. «История политической экономии». Юрьев. 1909 г. Стр. 540—541. Курсив мой. — Ш. Д. ↩

  11. «Различные сферы производства постоянно стремятся к равновесию, потому что, с одной стороны, каждый товаропроизводитель должен производить потребительную ценность, т. е. удовлетворять определенной общественной потребности — причем размеры этих потребностей количественно различны, и различные потребности внутренне связаны между собой в одну естественную систему, — с другой стороны, закон ценности товаров определяет, какую часть находящегося в распоряжении общества рабочего времени оно в состоянии затратить на производство каждого данного товарного вида. Однако эта постоянная тенденция различных сфер производства к равновесию обнаруживается лишь как реакция против постоянного нарушения этого равновесия. Норма, применяемая при разделении труда внутри мастерской a priori планомерно, при разделении труда внутри общества действует лишь a posteriori, как внешняя слепая сила природы, которая подчиняет себе беспорядочный произвол товаропроизводителя и воспринимается только в виде барометрических колебаний рыночных цен» (Маркс, Капитал, т. I, стр. 321). Читатель, опасающийся слова «равновесие», видит, что оно употребляется и таким ортодоксом, как сам Маркс. Сейчас мы еще раз будем иметь случай убедиться в этом. ↩

  12. К. Маркс. Капитал, т. III ч. I, стр. 153. ↩

  13. Там же, стр. 163. (В подлиннике изд. 1921 г. стр. 167. Сравнение с текстом как здесь, так и в приведенной выше цитате, показывает, что в превосходном переводе Базарова-Степанова нет никакой погрешности. Речь идет о «Gesetz des Gleichgewichts»). Для особенно придирчивых читателей считаю нужным заметать, что оперируя аналогиями, я вовсе не склонен «механизировать» общественные явления и что я и Марксу не приписываю подобной попытки. ↩

  14. К. Маркс. Введение к критике политической экономии. См. «Основные проблемы политической экономии». Сборн. под ред. Дволайцкого и Рубина. Москва. 1922 г. Стр. 19—20. Курсив здесь и в дальнейшем мой. — Ш. Д. ↩

  15. Там же, стр. 23. ↩

  16. К. Маркс. Капитал, т. III, ч. I, стр. 156. ↩

  17. Там же, стр. 156—157. Курсив мой. — Ш. Д. В другом месте мы читаем: «Дело принимает такой вид, как будто на стороне спроса есть определенная общественная потребность данных размеров, которая требует для своего покрытия наличности определенного количества продукта на рынке. Но количественная определенность этой потребности во всяком случае эластична и неподвижна (Выделение мое. — Ш. Д.). Она только кажется фиксированной. Если бы средства существования были дешевле и денежная заработная плата была выше, то рабочие покупали бы больше, и таким образом обнаруживалась бы более значительная «общественная потребность» в данных сортах товаров». (Там же, стр. 164). ↩

  18. Там же, стр. 162. ↩

  19. Там же, стр. 163. Курсив мой. — Ш. Д. ↩

  20. Tatiana Grigorovici, указ. раб., стр. 44. Усиленно рекомендую эту книжку для прочтения. Жаль только, что автор, отстаивающий по данному вопросу правильную точку зрения, занимает ее исхода не из методологических основ учения Маркса, а оперируя исключительно только «текстами»… ↩

  21. К. Маркс, Капитал, т. III, ч. II, стр. 173. ↩