Перейти к содержанию

Группа авторов. Материалы к дискуссии по теоретической экономии⚓︎

Письма в редакцию1

Журнал «Под знаменем марксизма», 1929, № 10—11, с. 250—258

Уважаемые товарищи!

Широко развернувшаяся за последнее время дискуссия по основным вопросам экономической теории требует самого пристального внимания партийного и общественного мнения. Между тем, помещавшиеся в течение последних месяцев в библиографическом отделе «Правды» рецензии по вопросам теоретической экономии, принадлежавшие представителям механистического направления тт. Кону, Бессонову и Бутаеву, дают совершенно неправильное и тенденциозное представление о сути разногласий. В последней рецензии т. К. Бутаева на сборник «Против механистических тенденций в политической экономии», выпущены ГИЗ под редакцией тт. Б. Борилина и А. Леонтьева (см. «Правда», от 4/VIII—1929 г.), встречается такое грубое извращение основных марксистских положений политической экономии, такая неприкрытая защита механистических взглядов и, в довершение всего, абсолютно необоснованное обвинение противников механистических тенденций в отсутствии политического чутья в области экономической теории, что нижеподписавшиеся товарищи считают своим долгом обратиться в редакцию со следующим письмом.

Начнем с краткой оценки тех примеров мнимого отклонения от марксизма у противников механистических взглядов, которые приводит рецензент. По его мнению, они совершают отход от марксизма прежде всего тем, что различают, с одной стороны, — «материально-технический процесс производства» или «производство материальных ценностей», относя их к сфере технологии и производительных сил, и, с другой, общественные отношения людей по производству, относя их к сфере политической экономии. Но, это различие всегда проводилось Марксом и марксистской политической экономией в противоположность всей буржуазной науке. Рецензент, очевидно, не знает, что Маркс прямо говорит о необходимости отдельного рассмотрения этих различных сторон единого процесса производства и труда. Рецензент приводит цитату из «Критики политической экономии», где Маркс говорит: «Предмет настоящего исследования — это, прежде всего материальное производство», и больше ничего. Но, если бы он перевернул страницу, то смог бы прочитать недвусмысленное заявление Маркса в развитие вопроса о предмете политэкономии, что «политическая экономия не технология». Поскольку речь идет о сфере конкретного труда, о производстве потребительных стоимостей и т. д, Маркс выделял все это из непосредственного объекта полит. экономии — производственных отношений людей. Наиболее определенно высказывается по этому вопросу Ленин, который пишет: «Ее (политической экономии) предмет — вовсе не «производство материальных ценностей», как часто говорят (это — предмет технологии), а общественные отношения людей по производству» (Т. II, стр. 220). Ошибку смешения объектов технологии и политической экономии делал Богданов и вся буржуазная экономия. Приходится поистине поражаться, что абсолютно подобное же смешение, которое свойственно всей буржуазной политэкономии, теперь преподносится рецензентом под флагом ортодоксальнейшего марксизма.

Но рецензент продолжает обвинять. Раз противники механистических взглядов относят «материально-техническую сторону производства» к технологии и производительным силам и далее выделяют «производственные отношения», а не просто «производство» в качестве объекта политэкономии, то они «вслед за Рубиным, лишают капитализм его основного движущего противоречия между производственными отношениями и производительными силами». Не лишает ли марксистская политическая экономия, в самом деле, капитализма основного движущего противоречия между производительными силами и производственными отношениями людей? К счастью для марксизма, это обвинение основано на извращенном представлении рецензента о существе производственных отношений и закономерностях их развития. Производственные отношения суть отношения людей по производству. Эти отношения по поводу «вещей» и через посредство «вещей», фигурирующих в производстве. Уже по одному этому «вещи», материально-технические факторы производства, процессы воздействия человека на природу, хотя специально не изучаются политэкономией, — отнюдь не исчезают из рассмотрения политэкономии, но рассматриваются постоянно в связи с рассмотрением самих производственных отношений. Как моменты, по поводу и на основании которых создаются и развиваются общественные отношения между людьми, «вещи», потребительные стоимости, материально-технический процесс производства не исчезают из поля зрения исследователя политэкономии. Производственные отношения не могут рассматриваться в политической экономии иначе, как в связи и во взаимодействии с производительными силами, хотя последние изучаются постольку, поскольку этого требует изучение самих производственных отношений. Почему? Потому, что в политэкономии речь идет «не о вещах, а об отношениях между лицами, а в последней же инстанции между классами» (Энгельс).

Но, далее, если мы исследуем специально и особо производственные отношения, то воздействие производительных сил на производственные отношения не только не ускользают от нас, но именно на внутреннем движении самих производственных отношений это воздействие производительных сил и выясняется наиболее полно. Воздействие производительных сил и выражается в первую очередь в том, что оно создает внутри производственных отношений такие факторы, которые действуют изнутри на данную систему производственных отношений, ее изменяя, двигая, развивая. Противоречие между производительными силами и производственными отношениями и выражается прежде всего в создании сил внутри производственных отношений, которые выступают с ними в конфликт и взрывают их. Поэтому, только стоя на сугубо-механической точке зрения, игнорирующей внутренние имманентные противоречия, можно прийти к выводу, что если мы будем изучать в политэкономии производственные отношения, а не «производство материальных ценностей», то у нас исчезнет противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Нет, именно изучение внутренних противоречий в движении производственных отношений и обнаруживает глубочайшие антагонизмы, которые свойственны производственным отношениям капитализма и которые выражают в последнем счете основное противоречие между производительными силами и производственными отношениями, изложенное во всей капиталистической системе. Поэтому можно оценить «мудрость» рецензента, который пишет, что «нельзя вскрыть внутренние противоречия производственных отношений, взятых сами по себе». Это утверждение прямо бросается в глаза по своему глубоко-механистическому смыслу. И, вместе с тем, — какие оппортунистические уши выглядывают у рецензента в этом пункте. Одним махом рецензент ликвидирует (подумайте!) все внутренние противоречия производственных отношений, как таковых. Ни классовой борьбы, ни конкуренции, ни анархичности и т. д., т. е. ничего характеризующего именно глубочайшую внутреннюю антагонистичность производственных отношений, как таковых. Ничего этого рецензент не признает.

Рецензент нападает на противников механистических взглядов за то, что они подчеркивают факт овеществления общественных отношений при капитализме. Он согласен с тем, что экономические категории суть одновременно социальные формы вещей только в отношении категорий, выражающих, как он говорит, отношения равноправных или просто товаропроизводителей, и не согласен с таким утверждением, поскольку речь идет о производственных отношениях между буржуазией и пролетариатом. Мы не имеем возможности, за отсутствием места, полностью ответить на подобное «марксистское» понимание рецензентом отношений между буржуазией и пролетариатом. Но совершенно ясно, что, отрицая факт овеществления общественных отношений между буржуазией и пролетариатом, т. Бутаев решительно разрывает с марксистской теорией. Энгельс, Маркс и Ленин писали неисчислимое число раз о том, что классовые экономические отношения при капитализме проявляются, как вещи, выражаются в вещах, опосредствованы обменом вещей и т. д. Непонимание этого неизбежно приводит к отрицанию господства закона стоимости в обмене между трудом и капиталом, неизбежно приводит ко взглядам, которых придерживался Туган-Барановский в своей «социальной теории распределения» и которых придерживается современная социал-демократия. Выводом из них является «теория» беспрерывного улучшения положения рабочих при капитализме и мирного врастания в социализм.

Рецензия т. Бутаева чрезвычайно интересна по той неприкрытой защите механистов, которая в ней получила себе выражение. Признавая механистическую опасность, для приличия, в паре мест, он приходит к тому выводу, что вообще не следует никого объявлять «механистами», не следует кричать о «механической ревизии» Маркса, а только критиковать «отдельные ошибки экономистов-коммунистов». И вообще стоит ли говорить о механистическом течении в политэкономии, когда есть «основная идеалистическая опасность»!

Всякого поразит удивительное сходство этой ламентации рецензента в защиту механистов с подобными же ламентациями философов-механистов. Вряд ли у кого-либо из нас есть сомнения в необходимости ожесточенной, ни на минуту не прекращающейся борьбы с идеализмом. Борьбу с «социальным направлением» буржуазной экономии противники механистических взглядов ведут не на словах, а на деле, вынося на своих плечах почти всю тяжесть этой борьбы. Однако возможна ли такая борьба, если наше марксистское оружие не будет остро отточено, если мы не разоблачим до конца механистические взгляды? Мы считаем, что это разоблачение является необходимейшим условием для успеха в борьбе со всеми направлениями в буржуазной экономии и в первую голову с социально-идеалистическими течениями. Именно выросший за последнее время фронт механистов-путаников является существенным тормозом в этой борьбе. Ошибочно думать, что речь здесь идет только «о паре ошибающихся экономистов-коммунистов». Речь идет не только о тт. Коне и Бессонове; речь идет о Шабсе, Дашковском, Кажанове, Финн-Енотаевском, Базарове, Вейдемюллере, Цейтлине и др. Речь идет еще о не умершей и достаточно живучей идеологии Богданова. Речь идет о возрождающихся попытках открытой ревизии Маркса под материалистически-механистическим флагом (см., например, новую статью Финн-Енотаевского в № 3 «Социалистического Хозяйства»). Не нужно забывать всей хозяйственной и политической обстановки, в которой мы живем и которая питает механистические взгляды, особенно в области экономики. В нашей обстановке безусловно заложена возможность такого механистического понимания экономических явлений, когда социальная форма непосредственно отождествляется с материально-техническим содержанием. Выпячивание чисто-технического момента, взятой вне социально-классовой формы, разве это не та тенденция, которую поддерживает вся мелко-буржуазная стихия, капиталисты и враждебно настроенные нам специалисты в условиях, когда пролетариат ведет ожесточенную классовую борьбу за социалистическую реконструкцию нашего хозяйства. Мы полностью согласны с мнением одного видного философа-диалектика, высказанным им на недавнем диспуте в ИКП, что «из тех задач, которые стоят сейчас перед марксизмом-ленинизмом, вытекает необходимость в первую голову приложения к изучению политической экономии метода материалистической диалектики, вытекает борьба против механистического его понимания».

О необходимости борьбы с механистическими взглядами в общественных науках говорят и решения 2-й всесоюзной конференции марксистско-ленинских научных учреждений. Мы указываем и на то, что о механистической опасности в политической экономии не говорят, а трубят ряд журналов («Под Знаменем Марксизма», «Революция и Культура», «Книга и Революция» и др.).

В заключение несколько слов о методах дискуссии. Мы считаем совершенно недопустимой и в высшей степени вредной ту установку в настоящей дискуссии, которая так ярко выражена в рецензии и которая пытается свести всю дискуссию к вопросу «за или против Рубина». Дискуссия далеко перешагнула за рамки работ Рубина. Речь идет о принципиальных линиях, установках, направлениях, а отнюдь не просто об оценке достоинства и недостатков работ Рубина. Мы безусловно считаем, что работы Рубина имеют ряд ошибок и односторонностей. Являясь в основном существенным вкладом в марксистскую теорию, они отнюдь не лишены ошибочных моментов. На это справедливо указывают и авторы сборника.

Однако мы считаем, что под флагом борьбы с «рубинщиной» в настоящее время делается попытка реставрировать и развить явные богдановско-механистические взгляды, делается попытка нападения на всю марксистскую политическую экономию, даются лозунги протаскивания в экономическую теорию таких вещей, как изучение потребительной стоимости, технологии, смешение экономических и технических категорий, смазывание социально-классовых моментов в угоду моменту техническому, анти-исторические взгляды на категории политэкономии, идея «железного» закона трудовых затрат, якобы диктующего неизменные для всех эпох пропорции между частями общественного производства (в то время, как мы проводим индустриализацию, коренным образом изменяя пропорции, созданные в прошлом, между тяжелой индустрией и легкой и т. д.), отрицание важности факта овеществления общественных отношений и значения конкуренции и рынка при капитализме (что неизбежно ведет к теории организованного капитализма), представление об обмене, как о безразличной внешней форме, в то время как обмен — не только внешняя форма проявления; обмен и торговля глубочайшим образом связаны с капитализмом и его порождают (Ленин) и т. д. В настоящем месте нет нужды доказывать, к каким опасным и в теории и на практике выводам может привести распространение подобных взглядов в области экономической науки. Вот почему мы не только отводим обвинение в отсутствии у противников механистических тенденций политического чутья в теории, но считаем своим долгом решительно заявить, что вся социально-экономическая и политическая обстановка, в которой развиваются науки в СССР, требуют, прежде всего, от всего коллектива коммунистов-экономистов дружной работы над преодолением в первую голову механистических взглядов.

С коммунистическим приветом

Н. Березин, Б. Борилин, С. Кругликов, А. Леонтьев, И. Литвинов, Л. Мендельсон, Л. Мехлис, К. Островитянов, Л. Эвентов, Е. Хмельницкая.

август, 1929.

* * *

Уважаемые товарищи!

За последнее время на страницах некоторых журналов небольшая, но сплоченная группа сторонников Рубина, целиком разделяющая «социально»-идеалистические ревизионистские взгляды последнего, ведет бурную кампанию против всех марксистов, не желающих скатываться вместе с Рубиным в болото идеализма. Ни одним словом не отвечая на серьезнейшие обвинения, выставленные марксистами против Рубина, участники группы пытаются перекрыть эти обвинения криками об ошибках, допущенных когда-то критиками Рубина. Использовывая в своих интересах принятый всей партией лозунг борьбы с механистами, они пытаются подогнать под это враждебное течение каждого, кто подымет свой голос в защиту марксизма против рубинских извращений. На этом пути рубинцы не останавливаются ни перед прямым искажением взглядов своих противников (примеры этого рода см. в статье тов. Кона в «Пробл. Эк.» № 6, а также в письме его, опубликованном в июле 1929 г. в «Правде»), ни перед демагогическим улюлюканьем и травлей отдельных товарищей (Кон, Бессонов). Путем этой травли, наклеивания ярлыков и пришивания теоретических уклонов, рубинцы пытаются запугать всех, кто не согласен с Рубиным, пытаются отвлечь внимание читателей от писаний и ошибок своего учителя и вывести таким образом Рубина из-под ударов марксистской критики.

Эта недостойная марксистов защита «социально»-идеалистических рубинских извращений нашла себе полное отражение в декларации десяти экономистов, доставленной в редакцию «Правды» под видом ответа на рецензию тов. К. Бутаева, посвященную разбору явно неудачного сборника рубинцев, носящего претенциозное заглавие «Против механистических тенденций в политической экономии».

В рецензии на этот сборник тов. К. Бутаев совершенно правильно отметил серьезную политическую ошибку его авторов, рассыпающихся в похвалах Рубину и Гильфердингу и некритически объявляющих их стопроцентными ортодоксальными теоретиками марксизма. Вместе с тем, тов. К. Бутаев на нескольких примерах отчетливо показал, в какое опасное болото попадают авторы сборника, присоединяясь к основным положениям рубинской идеалистической теории.

Что же ответили рубинцы на это серьезное обвинение? Вместо того, чтобы резко и решительно отмежеваться от социально-идеалистических утверждений Рубина в вопросе о предмете политической экономии (игнорирование противоречий между производительными силами и производственными отношениями), в вопросе о труде (объявлении труда, созидающего стоимость, лишь формой труда, лишенной материального содержания), в вопросе о форме и содержании (превращение политической экономии в вульгарное учение о «социальных формах вещей»). Вместо того, чтобы категорически осудить меньшевистскую меновую концепцию Рубина, объявившего классовые (по Рубину в кавычках) отношения разновидностью отношений обмена (см. «Современные экономисты на Западе», стр. 188, подчеркивающего в положении наемного рабочего «независимость» и «равноправие» последнего, считающего основным в купле-продаже рабочей силы отношение «автономных субъектов», провозгласившего рабочего «равноправным и автономным товаропроизводителем», «субъектом» капиталистического хозяйства» (ср. «Очерки», изд. 3-е, стр. 102—105). Вместо того, чтобы подобным честным и прямым отмежеванием от рубинских извращений положить начало созданию единого фронта всех диалектиков-марксистов против социальных идеалистов, с одной стороны, и механистов, с другой стороны, — молодые представители рубинской школы на этот раз в своей декларации не нашли ничего лучшего, как еще раз прикрыть своим партийным именем рубинские извращения марксизма.

«Дискуссия, — пишут они, — далеко перешагнула за рамки работ Рубина. Речь идет о принципиальных линиях, установках, направлениях, а отнюдь не просто об оценке достоинств и недостатков работ Рубина. Мы безусловно считаем, что работы Рубина имеют ряд ошибок и односторонностей, являясь в основном существенным вкладом в марксистскую теорию, они отнюдь не лишены ошибочных моментов».

Этим своеобразным свидетельством о бедности ограничиваются ученики Рубина, когда они пишут о своем учителе. Ни одного слова, в действительности характеризующего ошибки Рубина. Ни одного замечания, на деле осуждающего его идеалистические и меньшевистские извращения.

Весь смысл и значение приведенного места декларации заключается в том, чтобы вывести Рубина из-под обстрела, спасти от развенчания это важнейшее' знамя новой ревизионистской школы. Между тем, никто и никогда не интересовался «достоинствами и недостатками работ Рубина» как таковых. С самого начала дискуссии, т. е. с 1923 года, речь неизменно шла именно о тех «принципиальных линиях, установках, направлениях», которые содержатся в работе Рубина и которые прямо и косвенно ревизуют марксизм. До выступлений тт. Борилина и Леонтьева и др. за все пять лет дискуссии не было ни одного марксиста, который в той или иной форме не отмежевался бы от той или иной части взглядов Рубина, как от явно или скрыто ревизионистских. Только сейчас, когда Рубину удалось создать школу молодых учеников из среды коммунистов, в защиту его идеалистической концепции начинают подниматься голоса, не стесняющиеся использовать любые аргументы для безоговорочной защиты учителя.

Мы категорически отводим поэтому попытку десяти экономистов еще раз спасти Рубина от неминуемого осуждения его идеалистических позиций.

В своей декларации рубинцы делают целый ряд отступлений от их прежних взглядов, наряду с повторением ряда прежних своих ошибок.

Начнем с вопроса о предмете политической экономии.

Свое знаменитое «Введение в Критику» Маркс начинает словами:

«Предмет исследования — это прежде всего материальное производство. Социально обусловленное производство индивидов — вот, очевидно, отправной пункт». Рубин в своих «Очерках», Леонтьев и Хмельницкая в своих писаниях и авторы сборника неоднократно заявляли, что предметом политической экономии является не материальное производство (Рубин, «Очерки», изд. 3-е, стр. 52 и др.).

Сборник «Против механистических тенденций» (стр. 145). Они полагали, что материальное производство это то же самое, что производство материальных ценностей, и потому считали материальное производство только техническим процессом. В противоположность этому мы считали и считаем, что процесс материального производства есть не только технический, но и общественный процесс и в качестве такового (общественного и общественно-оформленного) процесса образует предмет политической экономии. Никто из нас никогда не предлагал включать в предмет политической экономии технический процесс производства или то, что Ленин называл «производством материальных ценностей», — напротив, мы предлагаем различать производство, как технический процесс, от производства, как общественного процесса. Что же ответили на это авторы декларации? Может быть, они объяснили, как они примиряют свое утверждение, что политическая экономия не изучает материального производства, с утверждением Маркса, по предмет политической экономии — «прежде всего материальное производство»? Нет. Они предпочли приписать тов. Бутаеву, как одному из марксистов-антирубинцев, нежелание отличать общественную форму производства от технического процесса производства. Однако именно мы настаиваем на том, что политическая экономия изучает производственные отношения капитализма в их возникновении, развитии и упадке. Тем не менее, в отличие от рубинцев, мы настаивали также на том, чтобы не только употреблялся термин «производственные отношения», но чтобы в термин этот вкладывалось то содержание, которое вкладывают Маркс, Энгельс и Ленин. Основоположники научного социализма, говоря о системе производственных отношений, всегда понимали под ней форму существования и развития производительных сил. Диалектическое единство этой формы и этого содержания (производственных отношений и производительных сил) и есть то, что Маркс называет общественно обусловленным материальным производством. Рубинцы же, отождествляющие общественно-обусловленное материальное производство с производством материальных ценностей, т. е. с техническим процессом, и выбрасывающие общественное материальное производство на этом основании из предмета политической экономии, превращают тем самым производственные отношения в бессодержательные формы. Вследствие этого, получает полное искажение верный принцип имманентного движения, которым так настойчиво клянутся авторы декларации. Бессодержательная форма не обладает и не может обладать никаким имманентным принципом движения. Имманентное движение может быть присуще лишь содержательной форме, т. е. производственным отношениям, рассматриваемым в качестве формы движения производительных сил.

Рубин и рубинцы неоднократно утверждали, что политическая экономия не изучает противоречий между производительными силами и производственными отношениями капитализма (Рубин, «Абстрактный труд», стр. 87; Леонтьев, «Советская экономика», 1926 г., стр. 18; «Очерки переходной экономики», стр. 26). Тем самым они отказывались изучать основные противоречия капиталистического строя. Марксисты неоднократно указывали на то, что это является отступлением от марксизма. Что же сделали авторы декларации? Может быть, они открыто отмежевались в этом вопросе от ревизионистских взглядов Рубина и отказались от своих собственных ревизионистских ошибок? Нет. Они предпочли, во-первых, обвинить антирубинцев в отрицании противоречий внутри системы капиталистических отношений и, во-вторых, потихоньку изменили свои формулировки, приближая их к марксистским. Теперь уже оказывается, что «производственные отношения не могут рассматриваться иначе, в связи и во взаимодействии с производительными силами». Но не значит ли последнее признание десяти экономистов, что все противоположные высказывания Рубина и рубинцев были неверными, ревизионистскими и что марксисты, следовательно, правильно отмечали эти авантюристские прорывы в их концепции? Отступая таким образом в этом важном пункте от позиций своего учителя, рубинцы, подписавшиеся под декларацией, делают это, однако, недостаточно последовательно. Вместо того, чтобы открыто и честно сказать, что противоречие между производительными силами и производственными отношениями является движущей основой возникновения, развития и гибели капитализма и что, следовательно, рубинское отсылание этого противоречия в другие науки выхолащивает политическую экономию, превращая ее в формально схоластическую болтовню, авторы декларации последующими неясными формулировками обесценивают свое собственное признание. С точки зрения этих формулировок производительные силы привлекаются лишь в «последнем счете», каковой счет может подводиться, как известно, и не в политической экономии. Именно так и подходит к вопросу Рубин, отсылая противоречия между производительными силами и производственными отношениями в исторический материализм. Излишне останавливаться на том, что вместе с этим из политической экономии выпадает и все учение Маркса о классовой борьбе, в которой выражаются и находят себе разрешение основные противоречия между силами и производственными отношениями («Нищета философии»). Таким образом, позиция авторов декларации в этом существенном вопросе до сих пор продолжает оставаться неясной. Между тем для марксиста крайне существенно признание того, что производительные силы рассматриваются политической экономией не как «предпосылка», «исходный пункт» (Рубин) и не только в «последнем счете» (декларация), а как неотъемлемая сторона того противоречия, которая движет капитализм к социальной революции.

Рубин неоднократно определяет политическую экономию, как науку о социальных формах вещей («Очерки», изд. 3-е, стр. 48). Марксисты не раз указывали, что такое определение неверно. Политическая экономия изучает не социальные формы вещей, не формы проявления сами по себе, но сущность — производственные отношения капитализма, проявляющиеся через вещи. Задача экономиста открыть за отношениями вещей производственные отношения людей, реальные классовые противоречия капитализма, а не довольствоваться констатированием противоречий одних только внешних форм. Перенесение Рубиным центра тяжести из сферы отношений между классами в сферу социальных форм вещей ведет к замазыванию классовых противоречий, к меньшевистскому выхолащиванию марксистско-ленинской политической экономии, все назначение которой служить орудием классовой борьбы пролетариата. Мы же всегда утверждали, что классовые отношения капиталистического общества проявляются через посредство вещей, мы утверждали также, что понять эти отношения во всей их специфичности невозможно, если упустить из виду факт их овеществления. Однако мы подчеркивали, что действительным предметом политической экономии являются производственные отношения капиталистического общества, реальные внутренние противоречия капитализма, а не внешние только проявления этих противоречий в вещах. Чем же ответили на это авторы декларации? Признали ли они замазывание Рубиным реальных противоречий капитализма? Подчеркнули ли значение классовых противоречий капитализма к гибели? Нет. Они ни одним словом не ответили на то важное замечание тов. Бутаева, в котором он говорит, что если действительно «экономические категории суть всегда социальные формы вещей», как это вслед за Рубиным заявил в сборнике рубинцев тов. Борилин, то совершенно непонятным и неясным становится, каким образом Ленин считал буржуазию и пролетариат «важнейшими категориями капиталистического общества»? Радикальный ревизионизм Рубина — Борилина в этом вопросе отчетливо выступает, если сравнить их формулировку с формулировкой Маркса, неоднократно повторенной Лениным. Экономические категории по Марксу суть «теоретическое выражение исторических производственных отношений, соответствующих известной ступени развития материального производства» («Нищета философии», 1919 г., стр. 27).

Таким образом, ослепление социально-меновой концепцией Рубина и в этом вопросе вовлекает его учеников в вульгарно-идеалистическое болото, из которого они, к сожалению, не сумели выбраться и в предлагаемой декларации.

Декларация десяти экономистов характерна еще в одном отношении. Всякого знакомого с экономической литературой последних лет не может не удивить, что борьбу с «механистами в политической экономии» возглавили товарищи (Леонтьев, Хмельницкая, Островитянов), сами серьезно повинные в механистических ошибках. Достаточно просмотреть писания Леонтьева и Хмельницкой, чтобы наткнуться на утверждение, что экономические науки изучают не только рост производительных сил, но и производственные отношения («Советская экономика», 1926 г., стр. 72, 88), что отношение формы к содержанию в марксовой системе есть отношение изменяющейся формы к качественно неизмененному содержанию («Советская экономика», 1926 г., стр. 12, и «Очерки переходной экономики», 19), что отношения менового общества складываются из «горизонтальных» отношений обмена и «вертикальных» классовых отношений («Советская экономика», 1926 г. стр. 52 и «Очерки переходной экономики» стр. 44), что советское хозяйство имеет товарно-рыночную форму и т. д. («Советская экономика», 1926 г., стр. 77; «Очерки переходной экономики», стр. 107, 265; «Советская экономика» 1928. г., стр. 45 и др.). В книгах Леонтьева и Островитянова не трудно найти трактовку абстрактного труда, как только логической категории, полное принятие Бухаринского закона трудовых затрат и пр. (см., напр., Лапидус и Островитянов «Политэкономия», изд. 1, 24; Леонтьев, «Очерки переходной экономии», 3-я глава и др.). Недаром журнал «Под Знаменем Марксизма» еще в 1926 г. в № 6 характеризовал концепцию Леонтьева и Хмельницкой, как механистическую концепцию. Если товарищи, подписавшие декларацию, хотят действительно не на словах, а на деле бороться с механистическими тенденциями, они должны прежде всего обратить острие своей критики против «внутреннего врага» — собственных своих соратников — Леонтьева, Хмельницкой и Островитянова. Если бы они занялись этим общественно-полезным делом, они легко смогли бы убедиться, что Леонтьеву, Хмельницкой и Островитянову по целому ряду вопросов найдется вполне подходящее место в рядах Шабса, Дашковского, Кажанова, Финн-Енотаевского и др.

Категорическая и решительная борьба с механистами не выдуманными, а действительными — с богдановцами и физиологистами типа Ерманского, Кажанова, Дашковского, с неприкрытыми врагами марксизма в роде Финн-Енотаевского, к сожалению, печатающегося в наших марксистских журналах (не без содействия некоторых подписавших «декларацию десяти» товарищей); с путаниками и схоластами типа Шабса — эта непрекращающаяся борьба ни на одну минуту не должна заслонять перед нами борьбу с «социально»-идеологической школой, конкретно представленной у нас Рубиным, к которому на днях торжественно присоединился в особой книжке бывший кантианец, переводчик и популяризатор Штаммлера, открытый «социальный» идеалист Давыдов (см. его книгу «Абстрактный труд»).

Замазывать эту борьбу против социально-идеалистической школы в настоящее время более чем опасно. Именно отсюда, из этого лагеря, и идет та гипертрофия меновых отношений, которая является основой для меньшевистских теорий социальной революции (Реннер), для теории «организованного капитализма», для буржуазного отождествления советского хозяйства с товарным хозяйством вообще (Юровский) и для общей гипертрофии вещно-выраженных меновых рыночных отношений (правый уклон).

Авторы декларации «десяти» пытаются неправильно информировать партию, заявляя, что будто бы «борьбу с социальным направлением» буржуазной экономии противники механистических взглядов ведут не на словах, а на деле, вывоз на своих плечах почти всю тяжесть этой борьбы. Если они под противниками механистических взглядов имеют в виду себя, то, мягко выражаясь, их заявление не соответствует действительности. Из числа десяти экономистов, подписавши декларацию, никто и никогда не выступал против социального направления в политической экономии. Напротив, рецензию тов. Бессонова в «Правде», направленную против Петри, авторы декларации вместе с другими рецензиями «Правды» относят к числу «грубых извращений марксистских положений в политической экономии».

Если же авторы декларации имеют в виду не себя, а кого-то другого, то крайне странно в таком случае наличие вообще подобного заявления в декларации.

Не касаясь обычной для рубинцев манеры полемики, целиком основанной на изготовлении в собственной кухне «макета» взглядов противника на предмет их опровержения, нижеподписавшиеся не могут не остановиться в заключение на попытке авторов декларации сблизить борющихся против Рубина марксистов с правыми уклонистами в партии.

Этот во всех отношениях недостойный прием, пытающийся использовать великую историческую задачу партии по преодолению оппортунистических питаний для целей мелко-фракционной защиты ревизиониста Рубина и ошибок его учеников, мы категорически осуждаем. Со всей решительностью мы заявляем, что ни у кого из подписавшихся здесь марксистов не было и нет ни малейших сомнений в правильности генеральной линии партии в ее борьбе с правыми уклонистами внутри ВКП(б) и в Коминтерне.

Мы считаем поэтому недостойным прием десяти экономистов, не постеснявшихся пустить в ход это опасное оружие для защиты Рубина, представляющегося, по-видимому, авторам декларации ортодоксальнейшим представителем теоретических позиций ленинской партии.

Вот это-то политическое легкомыслие тов. Бутаев правильно характеризовал в своей рецензии, как недостаток политического чутья.

Авторы «декларации 10 экономистов» полностью оправдали эту характеристику.

С. Бессонов, Я. Бумбер, К. Бутаев, В. Кац, А. Кон, И. Лаптев, И. Медников, Я. Раппопорт, М. Сайгушкин, А. Холмянский, Д. Черномордик, И. Шумский.

Сентябрь

Примечания⚓︎

  1. Печатаемые ниже 2 письма получены от ред. газ. «Правда», для опубликования в журнале. Ред. ↩