Бауэр О. Теории прибавочной стоимости1⚓︎
Сборник «Основные проблемы политической экономии», 1922 г., с. 253—266
Появление последнего тома «Теорий прибавочной стоимости» Маркса представляет выдающееся событие в области науки. Теперь экономический труд Маркса лежит перед нами в законченном виде. Теперь только мы узнаем последнюю часть того труда, первая часть которого была опубликована Карлом Марксом в 1859 году, ту часть, которую Фридрих Энгельс предполагал издать в виде четвертого тома «Капитала».
Наука обязана признательностью Каутскому, редактировавшему четырехтомный труд. Каутский выполнил свою задачу превосходно. Он сохранил за трудом Маркса тот характер, который делает его неоценимым для изучения личности великого учителя: характер заметок, имеющих целью выяснить вопрос самому себе, заметок, которые более наглядно, чем «Капитал», дают нам возможность познакомиться с методом работы Маркса. Но он систематизировал и распределил эти заметки так хорошо, что в обилии отдельных частностей, объясняющих и дополняющих многие части «Капитала», основные руководящие идеи не затерялись.
В этой части своего труда Маркс дает историю политической экономии. Здесь рельефно выступает особенность его исторического изложения, которою он был обязан Гегелю. Подобно тому, как Гегель располагает все прежние философские системы, как составные части своей собственной системы и фазы ее развития, и это развитие отождествляет с саморазвитием духа вообще, так Маркс прослеживает у экономистов последних двух столетий не только основные идеи своего учения, но и каждую отдельную его составную часть и показывает, каким образом внутренняя связь этих элементов, вплоть до их соединения в его собственной системе, отражает развитие самого буржуазного общества. Когда Маркс прослеживает следы своего учения о стоимости и прибавочной стоимости вплоть до Петти, своего учения о цене и прибыли — вплоть до Тюрго, своего учения о накоплении, резервной армии, норме прибыли — вплоть до Адама Смита, — учения этих экономистов выступают в такой связи, которая оставалась, конечно, скрытою от них самих. Но только эта связь превращает собрание литературно-исторических заметок в историческую науку. Именно метод отличает Маркса от буржуазной исторической науки и обеспечивает ему превосходство. Буржуазная историческая наука последних пятидесяти лет не дала ни одного сочинения по истории политической экономии, которое можно было бы поставить рядом с этим трудом Маркса.
«Теории» представляют трудную книгу, требующую значительной предварительной научной подготовки. Своих читателей эта книга найдет не среди широких народных масс, но в более узком подготовленном кругу. Тем не менее ее окончание представляет выдающееся событие и для нас, ибо она даст множество плодотворных толчков к популяризации тех частей марксова учения, которые образуют основу современного социализма. Поэтому обзор содержания этой книги будет полезен также для многих читателей нашего журнала «Kampf»2. Мы не можем подробно излагать здесь множество очень ценных отдельных частностей, содержащихся в книге, но мы попытаемся дать в нескольких грубых чертах ее общий очерк.
* * *
Самый старый взгляд на прибавочную стоимость, это — взгляд самих капиталистических предпринимателей: прибавочная стоимость кажется им простою надбавкою к продажной цене, это — «прибыль от отчуждения», «profit upon alienation» Стюарта и «profit d’expropriation» французских меркантилистов. Покупатель теряет то, что продавец выигрывает. Поэтому в пределах отдельной хозяйственной области и в пределах мирового хозяйства, как целого, прибавочная стоимость остается необъясненною. Но нация, государство обогащаются, получая подобную прибыль во внешней торговле; таким образом этот взгляд приводит к требованию хозяйственной политики, гарантирующей активный торговый баланс.
Прибавочная стоимость, реализующаяся в товарном обращении в пределах данной хозяйственной области, может быть объяснена лишь после того, как в продукте общественного товарного производства открыт источник, из которого покрываются все доходы, получаемые путем обращения. Наиболее наглядным образом этот фонд может быть представлен, как прибавочная стоимость сельскохозяйственного производства. Земля доставляет нам такой большой доход, что сверх семян и количества их, необходимого для прокормления рабочих, остается еще некоторый излишек. Попытка свести все формы прибавочной стоимости к чистому доходу сельского хозяйства приводит физиократов к первому систематическому изображению общественного процесса воспроизводства. Таким образом уже физиократы намечают важнейшие проблемы политической экономии. Сопоставляя изложение их системы в «Теориях» с соответствующими местами «Капитала» и «Анти-Дюринга», мы получим теперь глубокий анализ физиократических учений, превосходящий все то, что буржуазная историческая наука сумела сказать до сего дня об этой первой попытке систематического изображения производства и распределения стоимостей.
В то время, как во Франции, тогда еще преимущественно аграрной, прибавочная стоимость первоначально рассматривалась, как чистый продукт сельского хозяйства, английские экономисты, жившие в период от английской революции до французской, признали трудом, создающим стоимость, не только сельскохозяйственный труд, но труд вообще; прибавочною же стоимостью они признали не только чистый продукт сельского хозяйства, но чистый продукт всякого общественного труда. Если класс землевладельцев хотел представить ренту, как законный источник дохода, а процент на капитал, как греховное ростовщичество, то теоретики буржуазии в своих возражениях указывали ему, что рента и процент по существу носят одинаковый характер, ибо источник обоих составляет излишек продукта труда над заработною платою рабочего. Этим было сделано открытие прибавочной стоимости. Но именно благодаря тому, что исходная точка зрения этих английских экономистов более правильна, более развита, а потому более сложна, чем точка зрения физиократов, им менее удается объяснить из своих основных положений капиталистическое хозяйство в его целом. Но при исследовании экономических вопросов своей эпохи они пришли к целому ряду ценных отдельных положений, перенятых у них классиками.
Подобно своим английским предшественникам, Адам Смит определяет стоимость товара необходимым для его производства трудом. Из разницы между стоимостью товара и заработной платою рабочего, создающего его, он выводит не только ренту (как физиократы) и проценты на капитал (как Петти, Локк, Юм), но также предпринимательскую прибыль. Теперь следовало, исходя из этого основного положения, объяснить все явление капиталистического хозяйства. Пытаясь сделать это, Смит впадает в противоречия. Но интереснее всего, что, впадая в противоречия, сопоставляя рядом несоединимое, он именно этим ставит своим последователям их задачу.
Здесь начинает свое исследование Рикардо. Он очищает учение Смита от противоречий. Смит еще смешивает труд, необходимый для производства товара, с трудом, которым этот товар, так сказать, «командует», т. е. который он в состоянии купить; Рикардо резко отличает оба эти понятия и последовательно определяет стоимость товара первым. Смит еще полагает, что закон, определяющий стоимость товара трудом, имеет силу только для простого товарного производства, с развитием же собственности на землю и на капитал он видоизменяется. Рикардо пытается сохранить действие этого закона и для развитого капиталистического производства; теория ренты и исследование о влиянии изменений заработной платы на стоимость стоят в центре его системы, ибо он хочет показать, что стоимость определяется трудом также при развитой земельной собственности и капиталистических отношениях. Если все виды общественного дохода выводятся из труда, то целью всех хозяйственных стремлений является развитие трудовых приемов, развитие производительных сил. Для этой цели Рикардо решительно готов пожертвовать интересами всех классов без различия и в этом он является представителем действительно сильной стороны капитализма, развития производительных сил. Его учение делается для буржуазии оружием борьбы, — с одной стороны, против класса землевладельцев: рента, это — только вычет из прибыли, праздный землевладелец — паразит, не увеличивающий богатства общества; с другой стороны, против рабочих: прибыль необходима, ибо только класс, потребляющий прибавочную стоимость и подгоняемый жаждою прибыли, может развивать производительные силы; чем больше прибыль, тем быстрее возрастает капитал, и тем больше рабочих может он занять. Против этих выводов возражают представители как класса землевладельцев, так и рабочих.
Представителем землевладельцев, бюрократии, духовенства выступает Мальтус. Рикардо имеет в виду только положительную сторону капитализма, развитие производительных сил; Мальтус же, примыкая к Сисмонди, изображает его отрицательную сторону и развиваемые им противоречия. Но он изображает их в качестве представителя классов прошлого. Нищета рабочих представляет для него естественный закон. Так как заработная плата рабочего меньше стоимости товара, то рабочий класс не в состоянии купить произведенные им товары. Но класс капиталистов должен продать свои товары, дабы реализовать прибыль. Так как рабочий класс не в состоянии купить их, то класс капиталистов не мог бы реализовать свою прибыль, если бы не существовало классов, которые потребляют, не производя, покупают, не продавая: землевладельцев, чиновников, духовенства. Тот же Мальтус, который учит, что рабочие должны голодать, ибо средств существования производится слишком мало, говорит, что общество не могло бы существовать, если бы не было классов, которые потребляют, не производя. Рикардианцы высмеивают это учение Мальтуса: «Могут ли капиталисты получать прибыль благодаря тому, что они подарят свои товары праздным потребителям? Но ведь именно это они делают, когда сами уплачивают землевладельцам — ренту, чиновникам — жалованье, духовенству — церковные доходы, на которые указанные классы покупают товары». Но представители рабочих отвечают на это рикардианцам: «То, что вы высмеиваете в словах Мальтуса, защищающего те производительные классы, вы же сами утверждаете по отношению к нам. Ведь вы говорите, что мы должны удовольствоваться низкою заработною платою и подарить продукт нашего труда капиталистам, дабы они могли дать нам работу!»
Защитниками рабочих выступают социалисты. Из них Маркс перечисляет авторов анонимного памфлета 1821 года, Равенстона и Годскина. Опираясь на учение Рикардо, они говорят: «Труд есть источник стоимости, капитал непроизводителен, всякий доход имущих классов проистекает из эксплуатации рабочего класса. Нам не нужен капитал, мы хотим уничтожить прибавочную стоимость». По словам автора памфлета, «нация богата тогда, когда труд продолжается шесть часов, вместо двенадцати; богатство есть время, которым можно располагать, и ничего больше».
Теснимые мальтузианцами, с одной стороны, и социалистами — с другой, ученики Рикардо работают над развитием его учения. При этом они наталкиваются на противоречия. С развитием производительных сил увеличивается нищета вытесняемых машиною рабочих, но одновременно падает и норма прибыли; каким образом это возможно, если, по учению Рикардо, норма прибыли тем выше, чем ниже заработная плата рабочих? Равные капиталы приносят равную прибыль независимо от числа занимаемых ими рабочих; каким образом это возможно, если, по учению Рикардо, только труд создаст стоимость? Не будучи в состоянии разрешить эти противоречия, ученики Рикардо отказываются от его основных положений. Наряду с трудом, источником стоимости объявляются также капитал и земля. Разложение школы Рикардо очищает место для вульгарной экономии. По ее учению, капитал обладает таинственным свойством создавать процент, как сама земля производит ренту, а труд — заработную плату. Хозяйственная жизнь уже не является совокупностью отношений людей друг к другу; мертвые вещи господствуют над людьми и доставляют им их доходы. Господство капитала необходимо, ибо мы не могли бы производить без средств производства и без накопленных запасов сырых материалов; земельная собственность необходима, ибо земля есть базис всякого труда. Эксплуатация является естественным законом, прибыль представляет вознаграждение руководителей производства за надзор над ним, капиталистическое производство, это — производство вообще, единственно возможное производство. Чем громче раздается критика капитализма, тем более политическая экономия превращается в его апологию, защиту и прославление.
Когда рента, процент на капитал и предпринимательская прибыль были выведены из труда, политическая экономия получила свое основание. Но экономисты, возвращаясь от обращения к производству и объясняя прибавочную стоимость уже не из надбавки к цене, не из «profit upon alienation», а из чистого продукта, рассматривали производство благ, лишь как капиталистическое производство товаров. В их глазах последнее представляло «абсолютное» производство. Технически-естественные условия производства вообще были смешаны с особыми социальными условиями, при которых происходит определенное, исторически возникшее и исторически преходящее производство, а именно — капиталистическое. Для них капитал не что иное, как совокупность орудий труда и запасов; заработная плата определяется количеством средств существования, могущих быть произведенными, она низка потому что их не может быть произведено больше; накопление капитала отождествляется с расширением предприятий и необходимых обществу средств труда, и потому оно столь же необходимо, как это расширение. Но чем резче развиваются классовые противоречия, тем быстрее зреет сознание, что капитализм, это — не закон производства вообще, а лишь преходящая форма производства, определяемая особыми социальными отношениями людей друг к другу. Если уже Рикардо растворил прибыль, процент и ренту в труде, то Годскин идет дальше: капитал в обращении, в котором прежние экономисты усматривали запас товаров, он сводит к сосуществованию различных видов труда. Показывая, что влияния, приписываемые запасу товаров, должны быть в действительности приписаны сосуществованию различных видов труда, он ставит на место вещей отношение работающих людей. Здесь лежит корень марксовой идеи устранения фетишизма товара и капитала. Рамзай идет еще дальше: он говорит, что капитал не необходим, а обязан своим существованием только нищете народных масс; этим он высказывает ту мысль, что капитал — историческая категория, не условие всякого производства, он лишь отношение производящих людей друг к другу при определенных исторических условиях. Джонс, наконец, сравнивая капиталистическое производство с многочисленными докапиталистическими способами производства, видит в первом лишь преходящую фазу в развитии человечества, фазу, за которой могут последовать другие, когда сами рабочие будут собственниками средств труда и запасов, необходимых для труда. Делая обзор изменений в производительных силах и в производственных отношениях, он одновременно признает, что вместе с ними меняется и «идеологическая надстройка». Таким образом Джонс уже высказывает основную идею материалистического понимания истории.
«По мере того, как общество изменяет свои производительные силы, необходимо меняются также его травы и обычаи. В ходе своего развития все различные классы общества открывают, что они связаны с другими классами новыми отношениями, что они занимают новые позиции, окружены новыми моральными и социальными опасностями и новыми условиями социального и политического процветания. Крупные политические, социальные, моральные и интеллектуальные перемены сопровождают изменение в экономической организации общества и в тех силах и средствах, — безразлично, обильны ли они или скудны, — которыми выполняются задачи производства. Эти перемены необходимо оказывают могущественное влияние на различные политические и социальные элементы населения, в лоне которых происходят указанные изменения. Это влияние простирается на интеллектуальный характер, обычаи, привычки, нравы и счастье нации».
Каутский вполне прав, говоря, что Карл Маркс начал свое дело там, где его оставил Ричард Джонс.
* * *
Основы своего учения о прибавочной стоимости Марке взял у классиков. Прежде всего ему надо было развить то, что находилось уже в зародыше у его предшественников. Стоимость была уже определена трудом. Рикардо уже определил ближе этот труд, как общественный, и указал, что общественный труд представляет общее мерило товаров, ибо все товары суть продукты общественного труда. Маркс придал этим идеям законченный вид благодаря тому, что свел конкретный индивидуальный труд к среднему общественному труду, как к той субстанции, которая создает стоимость.
Классики видели в заработной плате денежное выражение «стоимости труда». Но каким образом может случиться, что при обмене накопленного труда на живой труд обмениваются неравные количества труда? Как же возможна тогда прибавочная стоимость? Ученики Рикардо неспособны разрешить эту проблему. Джемс Милль отказывается от теории стоимости, определяя «цену труда» только спросом и предложением; Бэли указывает на эту проблему, Мак-Куллох умеет отделываться от этой трудности только фразами. Маркс разрешает эту проблему, поставив на место «стоимости труда» стоимость рабочей силы.
Благодаря этому теория прибавочной стоимости получила законченный вид. Уже классики свели прибыль и ренту к труду. Автор памфлета 1821 года объединил их обе под одним понятием «процента на капитал». Маркс же видит в них формы прибавочной стоимости. Но теперь встает самая важная и трудная задача: Марксу предстояло показать, каким образом из прибавочной стоимости можно вывести конкретные эмпирические формы прибыли и ренты.
Тенденция к уравнению нормы прибыли была известна еще Тюрго. Адам Смит ставит ее рядом с законом стоимости, не примиряя их. Рикардо впервые ставит вопрос, как примирить равенство нормы прибыли различных капиталов, приводящих в движение неодинаковые количества труда, с законом, по которому один только труд определяет стоимость и создает прибавочную стоимость. Но Рикардо видит эту проблему не в ее общей форме; он разбирает только два специальных случая. На них он уже показывает отклонение цены от стоимости. По его мнению, изменения в заработной плате и различия в периодах обращения приводят к «исключениям» из закона стоимости. Джемс Милль прибавляет к этим исключениям еще другие случаи. Вскоре эти исключения начинают казаться правилом. Мальтус использует эти затруднительные случаи против учения о стоимости Рикардо. Эти же затруднения побуждают Бэли отказаться от понятия «абсолютной» стоимости. Tорренс пытается выйти из затруднения предположением, что способность создавать стоимость свойственна не только живому труду, но и накопленному. Мак Куллох приравнивает «действие» средств производства к человеческому труду. Этим он вообще отказывается от теории стоимости, которая видит в стоимости вещное выраженное отношение производительной деятельности людей друг к другу. Проблема, на которой классики потерпели крушение, находит свое разрешение у Маркса. Это разрешение заключается в том, что он отличает цену производства от стоимости; в общественной прибавочной стоимости, определяемой разницей между стоимостью всего продукта общественного труда и стоимостью всей рабочей силы, он видит тот фонд, который распределяется между отдельными капиталами на основании закона средней нормы прибыли, господствующей в образовании цен. Свою новую самостоятельную заслугу Маркс видел не в открытии прибавочной стоимости, а в доказательстве того, каким образом явления цены, на первый взгляд якобы противоречащие закону стоимости, могут быть поняты, лишь как доли прибавочной стоимости. Этим была впервые действительно разрешена та проблема, которую поставили еще физиократы, — проблема о том, как свести доходы, получаемые путем обращения, к чистому продукту общественного труда. Этот исторический ход развития необходимо припомнить, чтобы увидеть всю нелепость обычной критики, направленной против Маркса. Эта критика видит уловку со стороны Mapкcа, с целью выпутаться из затруднения, как раз в том, что составляет его действительною заслугу, в различении цены производства от стоимости, прибыли от прибавочной стоимости. И так как эта критика неспособна найти разрешение проблемы прибавочной стоимости в производстве, то она поворачивает назад, в сферу обращения, и провозглашает старую «прибыль от отчуждения» (profit upon alienation) новым открытием, под новым именем.
Различение цен производства от стоимости открыло новые пути и для теории земельной ренты. Физиократы рассматривали ренту, как излишек дохода земли над потребностями земледельцев, направленными к поддержанию жизни. Но уже Петти и Локк выводили ренту не из земли, а из труда. Рента является теперь излишком цены продуктов земли над их стоимостью. Эта точка зрения, развитая Андерсоном, была воспринята Уестом и Мальтусом; последний систематически связал ее с теорией народонаселения, Рикардо — с теорией трудовой стоимости. Теоретический интерес Рикардо к теории ренты состоял в том, чтобы доказать, что рента не противоречит закону стоимости; но так как цена и стоимость для него совпадают, то он может ввести ренту, лишь как дифференциальную ренту, как излишек рыночной стоимости над индивидуальной стоимостью. Маркс же, различая цены производства от стоимости, открывает возможность абсолютной ренты; именно там, где продукты земли продаются по своей стоимости, абсолютная рента появляется в качестве разницы между стоимостью и ценою производства.
Дифференциальные же ренты представляют лишь различные величины абсолютной ренты. Теоретический интерес Маркса к абсолютной ренте должен быть рассматриваем в этой исторической связи. Тем не менее, именно эта часть учения Маркса имеет, как мне кажется, преходящий характер. На вопрос о том, может ли цена зерна стоять выше или ниже его стоимости, — вопрос, поднятый самим Марксом («Theorien», II, 2, стр. 111), подробное изложение «Теорий», как и более краткое изложение «Капитала», не дает вполне удовлетворительного ответа. Мне кажется, что здесь сам Маркс впадает в преодоленную им же ошибку, заключающуюся в том, что цена и стоимость ставятся в прямую связь, а не в посредственную. Если бы критика Маркса интересовалась не политическими мотивами, а научным познанием, она была бы направлена сюда, в это наиболее слабое место марксовой системы.
Марксова теория цен производства покоится на признании различий в органическом составе капитала. Различию между основным и оборотным капиталами, взятому из сферы обращения и унаследованными классиками от физиократов, Маркс противопоставляет различие между постоянным и переменным капиталами, основанное на самом процессе образования стоимости. В прогрессивном переходе к более высокому органическому составу капитала развитие производительных сил находит свое специфически экономическое выражение. Этим самым теория переходит от старой статической проблемы распределения стоимости к исканию законов движения капиталистического хозяйства. Проблемы накопления и нормы прибыли, поставленные уже старыми экономистами, приобретают теперь новый вид.
Смит полагал, что стоимость сводится без остатка к доходам рабочих, капиталистов и землевладельцев. Поэтому он отождествлял накопление капитала с доставлением занятий все большему числу рабочих и предполагал, что спрос на рабочие силы возрастает в такой же мере, как и капитал. Но развитие фабричной системы, несмотря на быстрое накопление, создало промышленную резервную армию. Мальтус хотел объяснить ее тем, что накопление капитала происходит не так быстро, как рост народонаселения. Бартон впервые указал, что спрос на рабочие силы возрастает не с накоплением капитала вообще, а лишь с ростом оборотного капитала. Этим было уже открыто значение состава капитала, была преодолена точка зрения Смита и Мальтуса. Рикардо воспринимает учение Бартона. Наконец, Рамзай ограничивает понятие оборотного капитала капиталом, затраченным на заработную плату, и тем уже находит правильное определение органического состава капитала. Однако, и у Бартона, Рикардо, Рамзая остается еще следующая ошибка.
Они полагают, что оборотный капитал составляет меньшую часть всего капитала именно потому, что труд, затрачиваемый на производство необходимых средств существования, составляет меньшую часть всего количества труда, как будто бы средства существования, если бы только они были произведены в достаточном количестве, должны были бы достаться рабочим, вытесненным машиною. Они видят причину изменения органического состава капитала в том, что на самом деле является его следствием. Таким образом они возвращаются к грубо-материальной, физиократической точке зрения, к смешению особенных законов капиталистического производства с всеобщими законами производства вообще, к пережиткам взгляда Мальтyса, по которому нищета рабочего класса объясняется тем, что производство не в состоянии обеспечить возрастающее население средствами питания. Та же ошибка встречается у Шербюлье. Напротив, уже памфлет 1821 года показал, что внешняя торговля дает возможность превращать необходимые средства существования в предметы роскоши и элементы постоянного капитала. Доход рабочего класса зависит не от массы средств существования, которые могут быть превращены в переменный капитал, а от той массы, которая фактически превращается в переменный капитал. В систематической форме указанная ошибка была преодолена марксовым изложением процесса общественного воспроизводства. Сперва он опровергает ошибочное мнение Смита, что стоимость может быть сведена к доходам. Этим устраняется отождествление накопления капитала с увеличением занятий для производительных рабочих. Капитал может обмениваться не только на доходы, но и на капитал. Доход рабочих возрастает не с накоплением капитала вообще, а лишь с переменным капиталом. Распределение труда между отдельными отраслями производства приспособляется к отношению постоянного капитала к переменному и последнего к прибавочной стоимости: это приспособление является законченным тогда, когда постоянный капитал и накопляемая часть прибавочной стоимости отраслей, производящих средства потребления, обмениваются на переменный капитал и на потребляемую часть прибавочной стоимости отраслей, производящих средства производства. Но, конечно, это приспособление может произойти лишь в результате возмущений и кризисов. Так, эта проблема находит свое разрешение в новой «экономической таблице».
С этим учением связана теория нормы прибыли. Уже Смит заметил, что норма прибыли падает; он радовался этому, видя в этом двигатель хозяйственного прогресса. Но уже его последователи видели в падении нормы прибыли рок, угрожающий капиталистическому обществу. Рикардо, отождествляя прибыль с прибавочною стоимостью, не может объяснить падение нормы прибыли иначе, как падением нормы прибавочной стоимости; по его мнению, норма прибавочной стоимости должна падать, ибо возрастающая трудность добывания средств существования повышает стоимость рабочей силы. Таким образом и это учение соприкасается с теорией народонаселения. Джон Стюарт Милль пытается подробно обосновать этот взгляд Рикардо. Но чем яснее обнаруживается, что норма прибыли падает именно с развитием производительных сил, тем ближе подходят позднейшие экономисты к правильному решению вопроса. Памфлет 1821 года и Годскин уже выводят падение нормы прибыли из изменений в органическом составе капитала, но, конечно, они делают это еще не в общей форме, но в применении к специальному случаю: капитал возрастает быстрее, чем количество рабочих сил, так что равные массы живого груда противостоят все большей массе капитала; для того, чтобы норма «процента на капитал» оставалась без изменения, прибавочный труд должен был бы все более увеличиваться за счет труда необходимого; когда это становится уже невозможным, норма начинает падать. Еще ближе подходит к общему решению этого вопроса Рамзай, который определяет норму прибыли не только нормою прибавочной стоимости, но и размером постоянного капитала и объясняет ее падение тем, что увеличивается та часть произведенной стоимости, которая «должна быть отложена для возмещения основного капитала». Маркс замыкает этот ряд экономистов. Положение, развитое им в противовес Смиту, что капитал обменивается не только на доходы, но и на капитал, объясняет тот факт, что доходы могут возрастать медленнее, чем капитал, что, следовательно, при одинаковой норме прибавочной стоимости, при одинаковом распределении доходов, норма прибыли падает, если постоянный капитал возрастает быстрее переменного.
Так, проблемы, поставленные классическою политическою экономией, находят свое решение в развитой системе Маркса. Орудием, которым Маркс пользуется для их разрешения, является признание противоположности постоянного и переменного капиталов, соотношение которых, выраженное в математической форме, представляет экономическое отражение развитых производительных сил. Так, политическая экономия открывает, каким образом под господством капиталистических производственных отношений вместе с производительными силами развиваются антагонизмы и противоречия, которые должны уничтожить эти самые капиталистические отношения и поставить по их место другие производственные отношения. Анализ капиталистического способа производства превращается в его критику. Буржуазная политическая экономия, найдя в системе Маркса разрешение своих проблем, перестает быть буржуазною экономиею и становится экономиею социалистической.