Атлас З. К теории банковского кредита

Капиталоаккумуляция и кредитная эмиссия

Журнал «Под знаменем марксизма», 1929, № 6, с. 30—58; № 7—8, с. 56—101

Кредит относится к «верхнему этажу» категории марксовой политической экономии. Развитие теоретической системы от абстрактного и общего к конкретному и особенному приводит нас к кредиту, как наиболее конкретной категории. Ей предшествуют — стоимость, деньги, капитал, воспроизводство, цены производства. Эти категории служат необходимой предпосылкой или базисом при исследовании проблем кредита. Но самое это исследование не может ограничиваться постановкой и решением только общих проблем теории кредита, как-то: сущности кредита и его развития из категории денег и капитала, абстрактной трактовки вопроса о единстве или двойственности денежного рынка, или разграничения коммерческого и банковского кредита и т. д.

Ограничиться кругом только этих вопросов — это значит остановиться на полпути. Мы знаем, какой колоссальный конкретный материал привлек Маркс при трактовке проблем кредита. Общие же рассуждения о кредитных проблемах, поскольку они не увязываются с действительностью, не раскрывают ее многообразие и не сводят последнее к единству, — остаются, по меньшей мере, бессодержательными, ибо сущность без явления есть бессмыслица. Это ни в коем случае не должно быть понято, как посягательство на абстрактный метод теоретического исследования. Однако этот метод есть не что иное, как метод исследования конкретной действительности (для нас не существует аммоновской противоположности объекта опыта и объекта познания), а не бегства от действительности, когда абстракция может превратиться в логическую казуистику, нужную разве только для гимнастики ума.

В отношении «кредита — а нас в первую очередь интересует банковский кредит — мы должны, на основе общей теории, дать исследование не только общих, но и всех особых форм кредита, и увязать их в единую систему. В частности, исследованию подлежит не только банковский кредит вообще, но и все его конкретные формы, а именно: актив и пассив и балансовое их равновесие. Фундамент такого исследования конкретных форм банковского кредита заложен Марксом в XXIX главе III тома «Капитала», где речь идет о «составных частях банковского капитала». Разработка и дальнейшее развитие этой стороны марксовой экономической теории только еще начинается...

* * *

В балансе капитал выступает, как некая независимая от конкретных лиц сущность («юридическое лицо»), как самостоятельный субъект капиталистических отношений. В балансе «капитал-вещь» как бы олицетворяется, и эта бесплотная сущность живет в мире цифр, а человеческая деятельность представляется, как функция этих цифр. Люди и товары для бухгалтерии приравнены друг к другу, и различия между «Счетом Иванова», «Счетом поставок сахара» и «Счетом кассы» сводятся к чисто-количественным отношениям¹. «Капитал-сущность» живет своей самостоятельной жизнью, обладает вполне определенной «целеустремленностью» — плодить деньги, увеличивать их количество на балансе. Как мелкий акционер, так и крупный капиталист-собственник рассматривает свое предприятие и его лицо — баланс, как особый, отличный от его личной жизни, субъект, как «капитал», как вторую «личность», деятельностью которого он пользуется... Фетишизм капитала находит в балансе свое полное завершение: то, чем располагает эта «сущность» — капитал, дано в активе баланса, в котором инвентаризирована имущественная ценность капитала. В пассиве фиксируется принадлежность этих ценностей или «обязательства» капитала как к самому себе, так и к другим «лицам», которые в свою очередь представлены в бесконечной цепи промышленных, торговых и банковских балансов, как самостоятельных «капиталах-сущностях».

И актив, и пассив — категории глубоко фетишистические, и поэтому представляет большую трудность вскрыть материальное содержание и социальные отношения, скрытые за сухими колонками цифр банковского Аванса. В балансе мы сталкиваемся почти исключительно с фиктивными ценностями. И если в промышленном предприятии сравнительно легко вскрыть за фикцией реальность, то это представляется гораздо более сложной операцией при анализе банковского баланса. В действительности сам банк, как предприятие, не имеет ничего, кроме своего здания, ибо даже касса банка большей частью заключается в «текущих счетах» у центрального эмиссионного банка (Англия) и так называемых «легко-реализуемых ценностях», следовательно, даже и «наличность» — фетишизма². Далее, то, что для одного банка актив, обязательно является для другого банка или предприятия — пассивом, и наоборот. Различие между активом и пассивом совершенно извращается в том случае, когда одна и та же операция, как, напр., акцепты в одной и той же сумме, фигурирует и на левой стороне (актив) и правой (пассив), или когда, как в Англии, активная операция механически отражается и в пассиве.

Но, при всей условности и фетишистичности понятий актива и пассива, деление всех кредитных операций на эти две основные формы не лишено реального экономического смысла «Двойная бухгалтерия» и «двойная форма баланса» отражают двусторонний и всегда противоречивый характер всех кредитных операций и социальных отношений, ими выражаемых. Нельзя, конечно, представлять себе так называемый денежный и капитальный рынки (по Беккерату, единый «кредитный рынок») чисто-механистически, как резервуар, куда «вливаются» и откуда «выливаются» капиталы в денежной форме. Заем и ссуду нельзя отрывать друг от друга. Каждый заем есть в то же время и ссуда, и каждая ссуда есть заем. Они суть «единство противоположностей», и, конечно, между этими противоположностями налицо противоречие.

Двусторонний банковский баланс и есть это единство займа и ссуды. Если мы исключим банковский инвентарь (здание и пр.) и возьмем так называемую «продуктивную часть баланса», то найдем и это единство и эти противоположности. Активу или «вложениям» в точности соответствует пассив или «вклады» в широком смысле. И хотя в действительности каждый кредитный акт является одновременно активно-пассивным (например, вклад в банк фигурирует как активный счет на балансе клиента и как пассивный — на балансе банка), однако в целях теоретического анализа мы должны рассмотреть раздельно каждую из сторон этой противоположности. Мы берем банк и рассматриваем сначала его пассивно-активную (так называемые «пассивные операции») и затем активно-пассивную (так называемые «активные операции») стороны, чтобы затем выяснить закономерности равновесия актива и пассива.

Самая общая экономическая (но не банково-техническая) классификация форм банковского кредита может быть представлена в таком виде:

I. Формы образования фондов кредитования: а) аккумулированные; б) эмитированные.

II. Формы реализации фондов кредитования: а) в процессе денежного кредита (обращение); б) в процессе капитального кредита (производство). В том числе кредитование: 1) в основной и 2) в оборотный капитал.

Раздел I фиксируется на пассиве баланса, раздел II — на активе. Пассивная сторона баланса банка является активной стороной балансов его клиентов. Анализ форм банковского кредита мы и начинаем с пассивно-активной стороны или с анализа форм образования кредитных фондов.

I. Аккумулированные пассивы

Заемщиком в этом случае выступает банк, заимодавцем — его клиента. Эти последние, преследуя свои собственные интересы, добровольно ссужают банку свои денежные средства на те или иные сроки. Но первой «ссудой», полученной банком, первой, ибо только этим актом и создается банк, есть выпуск акций. Поэтому аккумулируемую часть пассивов мы делим на: 1) эмиссию собственных фондов, 2) депозиты, 3) всякого рода «переходные суммы» и в том числе по счетам корреспондентов Loro и Nostro и 4) переучет и перезалог.

В свою очередь I группа делится на эмиссию: а) акций и б) облигаций. Очень часто номинальный акционерный капитал банка меньше оплаченного; акционеры также в иных случаях несут дополнительную ответственно перед своими кредиторами сверх суммы оплаченного капитала. Но нас эти особые моменты не интересуют. Если сумма фигурирующего на балансе «акционерного капитала» меньше фактически оплаченного, то мы должны теоретически «списать» эту неоплаченную часть в пассиве и задолженность в активе, чтобы получить чистое сальдо «акционерного капитала».

С точки зрения чисто-количественных пропорций, собственные средства банков (акционерный капитал + резервы) играют как будто незначительную роль. Так, по балансу на 31 июля 1928 г. у «Deutsche Bank» Aktienkapital + Reserven составляли \(227,5\) млн. марок, в то время как «Кредиторы» — \(2.141,9\) млн. марок; у «Disconto - Geselschaft» — \(186\) млн. марок и \(1.196,6\) млн. марок; у \(94\) кредитных банков, включая даже ипотечные банки — \(1.430\) млн. марок и \(11.442,2\) млн. марок и т. д.³. Еще более низкая пропорция у английских банков⁴. Однако было бы ошибкой считать, что «собственные средства» банков вообще не играют никакой роли. Такую ошибку как раз совершает Ган, когда он под «пассивами» понимает одни текущие счета и вклады. В действительности же самое привлечение депозитов, а также их создание обусловлено наличием аккумулированных банком капиталов в форме эмиссии собственных акций и облигаций⁵. Поэтому Aktienkapital является неотъемлемым и необходимым элементом банковских пассивов, и то доверие, пользуясь которым, банки усиленно привлекают и создают депозиты, является производным от величины собственных средств. Созданные и привлеченные депозиты банков могут быть больше «собственных средств» (которые также являются привлеченными, но в отличие от депозитов они закреплены навсегда за банком), в \(5\), \(10\) или \(20\) раз, но они не могут быть больше в \(50\) или \(100\) раз; тут играет роль не только или не столько законодательная нормировка этих пропорций, сколько закономерность объективного порядка, которая диктует определенные нормы этого соотношения и указывает точку равновесия элементов пассива и актива.

Эти «собственные средства» являются безусловно фундаментом всей банковской деятельности. Как в строительном деле всегда считаются с техническими законами, допускающими при данной мощности фундамента постройку здания в \(5\) или \(10\) этажей, но не в \(50\) или \(100\) этажей, точно так же обстоит дело и с фундаментом банковских операций.

Если продолжать эту аналогию, то можно сказать, что как для предпринимателя-строителя закладка фундамента является лишь средством для постройки этажей, так же точно и банк концентрирует «собственные средства» только для того, чтобы сначала получить самую возможность, а затем, по мере укрепления фундамента, развертывать свои пассивные и активные операции. Задача банка сводится к тому, чтобы как можно рациональнее использовать свой фундамент, чтобы построить как можно больше этажей, т. е. развить депозиты, к анализу которых мы переходим.

* * *

Поскольку сейчас речь идет только об аккумулированной части кредитного фонда, постольку мы должны из депозитов исключить ту их часть, которая не является действительными вкладами. Мы говорим, следовательно, о «вкладах», как вкладах, т. е. о фактическом вложении средств клиентами в банк. Конкретно такой операции исключения «фиктивных» вкладов по банковским балансам и отчетам сделать невозможно (хотя приблизительно Яффе устанавливает пропорции обоих видов депозитов), но теоретически это необходимо. При этом форма самого вклада безразлична, иными словами, аккумулированный фонд мы имеем как в том случае, когда вносится золотая монета или банкноты, так и в том, когда банк \(A\) получает чек в банк \(B\). Правда для банка \(B\) выдача этого чека может быть результатом не аккумулирования средств, но прямого создания депозита, но для банка \(A\) — это аккумулированный фонд. Важно то, что банк \(B\) пустил в обращение платежные средства, но эти последние оказались снова вытолкнутыми из обращения, ибо они осели, т. е. аккумулированы, в банке \(A\).

Но аккумулированные фонды кредитования не представляют собой с точки зрения их происхождения однородной массы. Поэтому вполне обосновано стремление экономистов расчленить этот фонд и дать экономические определения каждой его части. Так Яффе делит вклады на Kassenführungkosten-Currentaccounts и Spareinlagen-Depositaccounts, т. е. на кассовые «текущие счета» и «вложения сбережений на депозиты»⁶. Но «кассовые средства» — это нечто не совсем определенное, и границу между ними и сбережениями трудно провести. — Если «касса» хронически велика и известная ее часть длительно остается вне дневного оборота, то эта последняя несомненно образует «Spareinlagen».

Heiligenstadt пытается подойти с другим критерием. Он делит «чужие деньги» банка в зависимости от того, «притекают ли эти деньги из круга производителей или из круга потребителей»⁷. В зависимости от этого деления Heiligenstadt ставит вопрос об использовании «чужих средств» по активам. Но для нас это деление не приемлемо уже по одному тому, что мы рассматриваем самое потребление, как момент производства и воспроизводства, и поэтому в каждом производителе видим в то же время и потребителя.

Этот же самый момент производства и потребления фигурирует в наиболее удачном делении депозитов Адольфа Вагнера на «денежные» (Gelddepositen) и «капитальные» (Kapitaldepositen). «Денежные депозиты» — это средства, которые предназначены для «потребления», т. е. подлежат расходованию; наоборот, «капитальные депозиты» предназначают для «производительного пользования», т.е. в качестве капитала⁸.

Но вкладчик вносит все свои свободные средства в банк для того, чтобы получить проценты, и если деньги в банке на текущем счету, то уже одно это говорит, что они всегда могут быть израсходованы, и, следовательно, по Вагнеру, не могут быть использованы для «производительных целей». Следовательно, все депозиты (за исключением тех, специальная долгосрочность или вечность которых оговорена), по Вагнеру, должны были бы считаться «денежными депозитами».

Поскольку речь идет только о депозитах (активы пока оставим в стороне), постольку необходимо выяснить лишь источники образования этих депозитов, и поэтому не бесцельны и те классификации депозитов, которые исходят из различных групп пассивной клиентеллы банков. Таковыми являются, например, классификации Weber’a, Obst'a и др. Obst делит все депозиты на 4 группы:

1) «Spargelder» (сбереженные деньги), которые вносятся в банк с тем, чтобы истребовать их лишь в исключительных случаях.

2) «Einkommensrücklagen der Festbesoldeten» (вклады лиц с фиксированными доходами), а также врачей, работников искусств и т. д. Эти деньги в течение известного срока целиком расходуются, а затем новые суммы опять поступают на счет.

3) «Betriebsreserven der Unternehmungen» (оборотные резервы предприятий) — объем и подвижность этой части депозитов зависит от общих хозяйственных условий.

4) «Schek- und Giroguthaben» (чековые и жиро-счета) — для осуществления платежного оборота⁹.

Более удовлетворительной из построенных на том же принципе является классификация депозитов Вебера: 1) депозиты-сбережения, 2) временные вложения (Zwischenanlagen) и 3) кассовые депозиты: а) кассовые резервы коммерсантов, имеющих текущие счета в банках; б) «депозиты домашних хозяйств», т. е. денежные средства, предназначенные для текущих расходов этих последних¹⁰.

Все эти классификации имеют и свои достоинства и свои недостатки¹¹. Но, помимо прочих, общим для всех их дефектом мы считаем то, что все они, пытаясь дать общую классификацию депозитов, в действительности дают лишь классификацию одной части депозитов, а именно только аккумулированных. Основным же общим делением является проведенное деление депозитов на созданные и аккумулированные. Что касается этой последней части, то здесь следует различать: 1) простое превращение денег в ссудный капитал, 2) превращение капитала или дохода в деньги, которые превращаются в ссудный капитал¹².

В процессе кругооборота производительного капитала в разных пунктах и в разные моменты, когда капитал облекается в «денежную куколку», высвобождаются из обращения деньги, и в форме депозитов происходит это «простое превращение денег в ссудный капитал». Это те деньги, которые на данный, быть может, очень краткий, равный дню или даже часу, период выброшены из обращения и попали в банк, который вновь пытается бросить их в обращение. Субстратом этих депозитов являются именно деньги, средства обращения, а не капитал или доход, который они приводят в обращение.

С другой стороны, на депозитах концентрируется доход (\(v + m\)), который в этой денежной форме подлежит превращению в капитал. Наконец, на те же депозиты поступают и капиталы, извлеченные из одной сферы производства, переносимые в другую сферу и на время этой миграции временно находящиеся в денежной форме. Все эти три формы депозитов могут быть «Kassenführungkosten» Jaffe или «Swischenanlagen» Weber’a, поскольку они не закрепляются за банком, но извлекаются его пассивной клиентеллой для осуществления того кругооборота, который они могут и должны совершить, т. е. для кругооборота \(Д—Т\) и превращения в \(П\) (производительный впитал).

Но в качестве Spareinlagen могут рассматриваться только две последние формы, т. е. когда капитал или доход превращается в ссудный капитал и закрепляется за банком, который берет на себя функцию капитального кредитования. Но если этого закрепления за банком капитала или дохода в денежной форме не происходит, т. е. если деньги, вложенные вчера, сегодня этими владельцами капитала или дохода извлекаются для того, чтобы быть в форме, отличной от депозитов, превращенными в ссудный капитал (например, покупка акций, закладных листов, госуд. облигаций) или для непосредственного превращения в производительный капитал, то и они становятся «Klassenführungkosten» или «Swischenanlagen». Поэтому наиболее правильным нам представляется деление депозитов Вагнером на Gelddepositen и Kapitaldepositen, но лишь самое деление, а не обоснование его Вагнером. «Кассовыми депозитами» (Яффе), «временными вложениями» (Вебера), «денежными депозитами» (Вагнера) являются просто деньги; в одном случае эти деньги, находясь на текущем счету в банке, не перестают быть составной частью функционирующего капитала, а именно, являются кассовой наличностью капиталистических предприятий, которая лишь перенесена из одного пункта (кассы предприятия) в другой (банк). В другом случае они представляют собой «денежную куколку» извлеченного из производительного предприятия капитала или денежный доход; эти деньги не осели, но, мы бы сказали, только «присели» в банке, чтобы осуществить свой кругооборот помимо банка. Но в том и другом случае в банке концентрируется не капитал, но просто денежная наличность, которая в качестве капитала либо уже функционирует, либо будет ссужена в иной форме, либо будет непосредственно реализована владельцем в производительный капитал. Это вклады чисто-денежного происхождения, которые мы условно будем называть «текущими счетами».

Иное дело рентные или капитальные вклады, которые и краткости мы будем называть просто «вкладами». Элементарный случай здесь тот, когда вы вносите в банк \(100.000\) руб. в качестве долгосрочного или даже вечного вклада, оговариваете за это себе \(6\)% годовых и живете на годовую ренту в \(6.000\) р., не трогая своего капитала, который в неприкосновенности перейдет к вашему наследнику. Следовательно, здесь вкладываются в банк не просто деньги, не временно-свободная денежная наличность, но деньги, владелец которых на данный длительный срок отказывается от распоряжения ими, и поручает банку ссудить их как капитал производительному капиталисту. Конечно, это основное генетическое различие между денежными и рентными или денежными и капитальными депозитами или между текущими счетами и вкладами так или иначе, явно или скрыто, но всегда включается в классификации депозитов¹³. Это и не могло быть иначе, ибо обе эти формы депозитов, вытекая из внутренних закономерностей воспроизводственного процесса, проявляются и в коммерческой практике, и банк в действительности не может не считаться с различной природой отдельных частей аккумулированных им депозитов. Но все теоретики, индуктивно-эмпирически уловившие эти факты, ограничились выяснением различий между этими формами и упустили их внутреннюю связь.

Образование депозитов и превращение их из одной формы в другур подчинено закону перехода количества в качество. Вклады \(А, В, С, Д\) и т. д. являются чисто-денежными вкладами: происхождение их денежного характера. Но концентрация этих вкладов в банке, достигнув известной величины, превращает эти денежные вклады в капитальные. В то время как \(A\), вчера внеся \(1.000\) руб., сегодня берет эту сумму, \(B\) сегодня вносит ее, чтобы завтра ее взять; но завтра вносит \(1 000\) р. \(C\) и т. д. В результате \(1.000\) р. остаются стабильными.

В практике каждого банка всегда устанавливается эта определенная стабильная часть депозитов, ниже которой остаток вкладов и текущих счетов в банке никогда не опускается. Эта стабильная часть длительно или даже навсегда закрепляется за банком, но для возможности превращения денег в производительный капитал через форму ссудного капитала ничего иного, кроме длительного закрепления денег за банком, не требуется. Следовательно, денежные вклады клиентов превращаются для общества в капитальные вклады, а так как от имени общества вступает банк, то он как раз и пользуется в своих частных интересах этой общественной функцией. Рассматривая эту стабильную часть текущих счетов, как капитальные депозиты, мы отнюдь не становимся на точку зрения банка; напротив того, эта точка зрения процесса общественного воспроизводства. Наличность свободных в банке денег означает собой наличность в обществе свободных материальных фондов; бросая эту стабильную часть текущих счетов в обращение, банк выполняет лишь общественную функцию превращения бездеятельного капитала в активный, функционирующий, следовательно, расширяет и ускоряет процесс общественного воспроизводства. Такова функция банков в этом процессе. Следовательно, к рентным вкладам присоединится некоторая часть денежных вкладов в качестве фондов капитального кредитования. Сюда же присоединяется и указанная выше третья группа аккумулированных депозитов, в виде корреспондентских счетов, остатков по переводам и т. д., которую мы можем назвать «переходными суммами». К ней относится все то, что мы сказали о денежных вкладах, т. е. стабильная их часть образует фонд банковского кредитования. Если по корреспондентским счетам банк постоянно имеет N-ную сумму пассивного сальдо, то это сальдо может на ряду со стабильной частью денежных и всей массой рентных депозитов составить фонд капитального банковского кредитования. То же следует сказать о четвертой группе аккумулированных фондов банковского кредитования.

Основной догмат «ортодоксальной», по выражению Waldo Mitchell’я, банковской теории (которая обычно, но не всегда, разделяется теоретиками-натуралистами) сводится к тому, что активные операции банков целиком определяются их пассивами. Если банк имеет одни лишь текущие счета в качестве своего пассивного фонда, то он с этой точки зрения, не может заниматься капитальным кредитованием в нашем смысле, т. е. финансировать производство¹⁴.

Но исследования Prion’a¹⁵, Weber’a¹⁶, Wiser’a¹⁷, Hellwig’a¹⁸, W. Mitchel’а¹⁹, Moulton’a²⁰, Conway’я and Peterson’a²¹ и даже того же Jaffe²², который так горячо нападал на экспансивистические взгляды Уитерса, высказанные им в «Денежном рынке», находятся в вопиющем противоречии с этой догмой²³.

Все эти исследования доказывают не что иное, как то, что депозитные банки самым энергичным образом финансируют производство, и в это финансирование, напр., в форме покупки эффектов и ссуд под эффекты или в форме контокоррентного кредита, банки вкладывают огромные средства²⁴.

В силу этого Вебер отказывается квалифицировать немецкие «депозитные банки», как чисто-депозитные, называя их, хотя, и не совсем удачно, «депозитными и спекулятивными»; этим подчеркивается, что немецкие банки занимаются «спекуляцией», т. е. финансируют грюндерство. Но было бы ошибочным считать, что только немецкие банки являются «депозитными и спекулятивными». Финансирование банками промышленности в полной мере доказано в отношении Англии — Визером, Америки — Мультоном, Митчелем, Геллвигом и др. Достаточно указать на то, что общие «инвестиции» (вложения в ценные бумаги) национальных банков САСШ на 30 июня 1921 года на \(44\)% превышали капиталы, резервы и прибыли, вместе взятые²⁵.

Факт постоянного финансирования грюндерства так наз. депозитными банками является вполне закономерным, ибо он прямо вытекает из общественной функции депозитных банков превращать денежные вклады, через их концентрацию, в фонд капитального кредитования. Поэтому действия банков не только не являются «не нормальными», но, напротив того, вполне закономерны.

По оценке Риссера из всей массы депозитов немецких банков только одна треть состоит из вложений, которым можно приписать характер Spareinlagen. \(⅔\) или даже \(¾\) всех депозитов составляют кассовые средства, резервы, временные вложения и т. д.²⁶. Обст, как банковский практик, «на основании личного опыта» оценивает Spareinlagen в \(30—40\)% общей суммы депозитов: «Во всяком случае, — говорит Обст, — большая часть депозитов составляется из временно-освобождающихся предпринимательских резервов промышленников, а также за счет временно-свободной наличности коммерсантов, чиновников и т. д.»²⁷.

И вот из всей этой грандиозной суммы «кассовых» или «денежных» депозитов банки, согласно «ортодоксальной» теории, не могут ни одного рубля вложить в производительный капитал, но могут, и то лишь в известной части, употреблять их лишь для краткосрочных или так наз. «регулярных» банковских операций. Тем самым «ортодоксы» проявляют явное непонимание сущности депозитных операций и их роли в общественном воспроизводстве. В Сев.-Америк. Соед. Штатах депозитов только в одних коммерческих банках \(50\) миллиардов долларов, в то время как общая масса находящихся в обращении денежных знаков равна около \(4\) миллиардов долларов²⁸. Из сопоставления этих цифр ясно, что эти \(50\) миллиардов долларов не могут быть мобилизованы в денежной форме. Но такая «мобилизация» вообще излишня для капиталистического хозяйства, а если она и происходит в моменты кризисов, и банки терпят крах, то этот последний является лишь либо формой проявления промышленного кризиса, следовательно, кризиса всей капиталистической системы, либо при отсутствии этого последнего следствием нарушения равновесия между активами и пассивами внутри данного банка.

Известная часть этих денежных депозитов прочно закреплена в производительных капиталах, и это в пределах действительной стабильности депозитов не представляет никакой угрозы для банковской системы в целом. Таким образом, возможность «иммобилизации», т. е. капитального вложения известной части денежных депозитов, дана самой общественной функцией этих последних и ролью банка в воспроизведенном процессе.

Однако амплитуда колебаний между этими двумя крайними точками — низшей, постоянно стабильной, и высшей суммой денежных депозитов за данный период — достаточна велика. Если за данный период постоянно стабильной частью в данном банке были \(20\) миллионов рублей, а максимальная сумма равнялась \(30\) миллионам, то это не значит, что \(10\) миллионов рублей должны были в эти периоды максимального роста депозитов лежать в кассе. %% отношение наличности к обязательствам никогда не поднимается даже до \(15\)%. Так в среднем, по публикуемым двухмесячным балансам, %% отношение наличности, включая в эту последнюю текущие счета в эмиссионном и других банках, составляло²⁹:

	1914год	1921 год
Deutsche Bank . . .	6,0	3,9
Diskonto-Gesellschaft . . .	5,5	11,3
Dresdner Bank . . .	4,5	4,4
Darmstädter Bank . . .	5,6	5,1
92 Kreditbanken . . .	4,8	4,6

А американских Staatenbanken «классовая ликвидность», т. е. отношение наличности к общей массе депозитов, составляет только \(2,8\)%³⁰.

Но процентное отношение собственных капиталов к обязательствам обычно несколько более высокое. Поэтому можно считать, что почти все депозиты используются банками в качестве фонда кредитования, а наличность для удовлетворения требования по колеблющейся их части можно отнести к собственным средствам, и лишь самая ничтожная часть депозитов — настолько ничтожная, что ее можно игнорировать — сохраняется в качестве кассовой наличности.

Но так как в состав депозитов входят не только аккумулированные, но и создаваемые самим банком депозиты, и все они оказываются, как показывают эти цифры, вложенными в активные операции, то нам предстоит еще проанализировать природу этой подвижной части аккумулированных депозитов, как фонда кредитования.

Самая эта подвижность закономерна, ибо зависит от условий данного района и сезонов. В одни периоды в данных районах увеличиваются депозитs и появляются «избыточные деньги», в других они падают и ощущается «недостаток в деньгах». Движение депозитов имеет и свой календарь и свой Standort. Банковская система уравнивает эти различия во времени и пространстве, пользуясь «биль-брокерами», вексельными маклерами, фондовый биржами.

Возьмем два банка, один из которых расположен в сельскохозяйственном, другой — в промышленном районах. Допустим, что в период, когда повышается спрос на кредит в первом, растут избыточные средства во втором, и наоборот. Но что значит растет спрос на кредит? Только то, что сумма функционирующего в данный период в этом районе производительного капитала оказывается недостаточной, и, наоборот, в другом — промышленноv районе часть производительного капитала, находящаяся в денежной форме, свободна, ибо накапливается, например, к периоду заготовки сырья. Этот свободный денежный фонд перебрасывается в сельскохозяйственный район, который благодаря этому осуществляет необходимые подготовительные к реализации урожая работы, закупая средства производства, ремонтируя постройки и т. п. Обратное положение осенью. Сельскохозяйственный район реализовал свою продукцию, превратил оборотную часть своего капитала в денежную форму, которая будет в N-й своей части реализована для производительных работ только летом. Но как раз в этот момент промышленный район должен произвести свои сырьевые заготовки на весь год и для этого нуждается в дополнительном капитале. Сельскохозяйственный же район имеет возможность не только погасить свою задолженность промышленному району, но и кредитовать его до лета, когда они поменяются ролями. Следовательно, местные и сезонные колебания депозитов и их выравнивание через посредство кредитной системы означает не что иное, как перераспределение оборотной части производительных капиталов во времени и пространстве. Ясно, что природа этой части депозитов, как фонда кредитования, отлична от природы их постоянно стабильной части. В то время, как эта последняя может закрепляться в основную часть производительного капитала, вторая может быть вложена только в оборотную его часть. И с этим различием банкам всегда приходится считаться, иначе неизбежен крах банка.

Итак, не только постоянно стабильная часть денежных депозитов, но также и колеблющаяся ее часть через банковую систему превращается в фонд капитального кредитования, но лишь для кредитования в оборотный капитал. Поэтому за стабильностью первого порядка (постоянной) идет стабильность второго порядка (временная), следовательно, устанавливается относительная стабильность для данного района и периода. Итак, колебание между низшей и высшей точками депозитов, в нашем примере между \(20\) и \(30\) миллионами рублей, значительно сократилось. С включаем понятия «временной стабильности» ее амплитуда колебаний уже будет равна, допустим, не \(10\) миллионам, но \(5\) миллионам руб. Это значит, что в период максимума депозитов последние не опускаются ниже \(25\) миллионов; колеблющаяся же часть в сумме \(5\) миллионов является дпя данного периода временно или относительно стабильной.

Остаются \(5\) миллионов рублей, постоянно флуктуирующие, то поступающие в банк, то отливающие из него в течение одного и того же сезона. Но и эти \(5\) миллионов рублей вовсе не должны в каждый данный момент быть наличными в кассе. Часть их, допустим \(50\)%, может быть вложена, правда, по очень низкому проценту, в первоклассные векселя, которые в любой момент могут быть реализованы на денежном рынке. Но это уже не капитальный, но чисто-денежный кредит (ссуда денег, а не капитала по Энгельсу), ибо этим кредитом банк не ссужает заемщику капитал, но превращает имеющийся у него капитал из одной денежной формы (вексель) в другую (банкноты или действительные деньги). Наконец, из последних 2½ миллионов рублей половина может быть на текущих счетах в эмиссионных и других банках. В результате остается относительно совершенно незначительная наличность, которая вместе с текущими счетами в центральном банке и составляет в частных банках обычно \(4—6\)%. Так рассасывается по различным каналам вся масса аккумулированных депозитов в зависимости от природы каждой ее части и степени стабильности.

Мы показали, что образование ссудного банковского капитала или «капитальных» депозитов есть своего рода эманация из массы сконцентрированных в данный момент денег в банке. Возможность превращения этих денег в капитал определяется степенью закрепления денег за банком или коэффициентом стабильности его депозитов. От этого коэффициента зависит, какая часть этих денег будет превращена в основную и какая в оборотную часть производительного капитала, какая будет использована для денежного кредита в процессе реализации уже законченного производством товара, и, наконец, какая часть должна быть налицо в качестве резерва кассовой наличности банка.

Мы выяснили в общей форме природу различных частей аккумулированных депозитов, их трансформацию в связи с выполнением банком своих общественных функций и, наконец, наметили сфера их реализации. Нам остается только выяснить источники образования этих фондов банковского кредитования. Следует заметить, что как раз этот вопрос достаточно полно разработан у Маркса, главным образом, во II томе и отчасти во 2-й части III тома «Капитала», и детализован Гильфердингом в «Финансовом капитале». Это освобождает нас от подробного исследования данного вопроса и позволяет ограничиться простым перечислением моментов, отмеченных Марксом:

1) Концентрация кассовых операций промышленников и купцов в банке. Платежи производятся через банк, который и выступает как общественный кассир. «Уплата денег и прием их, сведение балансов, ведение текущих счетов, хранение денег и прочие действия»³¹ — эти функции обособившегося «денежно-торгового капитала», берет на себя банк, принимая депозиты и ведя контокоррентные счета своих клиентов.

2) Текущие счета потребителей, реализующих свой доход в известные сроки. Владельцы денег не предполагают капитализировать своего дохода, но эти деньги, будучи сконцентрированы в банке, в известной своей части образуют ссудный денежный капитал. «Самый важный вывод из предшествующего исследования, — говорит Маркс, — состоит в том, что расширение части дохода, предназначенного для потребления (при чем мы оставляем в стороне рабочего, так как его доход равен переменному капиталу) прежде всего проявляется, как накопление денежного капитала... Те же самые деньги, которые представляют доход, которые служат простыми посредниками потребления, регулярно превращаются на некоторое время в ссудный денежный капитал»³², оседая на текущих счетах в банках³³. Очевидно, что здесь образование ссудного денежного капитала вытекает аналогично \(§ 1\) из той же функции, но самые источники образования различны: в первом случае, это — денежная наличность функционирующих капиталистов, во втором — наличность потребителей, реализующих свой доход. При этом в обоих случаях вкладчиком может быть один и тот же капиталист, имеющий в банке \(2\) текущих счета: один — своей фирмы и другой — свой личный счет. В первом случае он сдает в банк кассовую наличность, как производительный капиталист, во втором — как потребитель, или, если пользоваться классификацией Зомбарта³⁴, в одном случае, это — денежная наличность «промыслового», в другом — «потребительского хозяйства».

3) Временное высвобождение денежных капиталов у функционирующих капиталистов, вследствие особых моментов процесса воспроизводства, как-то: А) «вследствие понижения цены элементов производства, сырых материалов и т. д. Если промышленник не может непосредственно расширить свой процесс воспроизводства, то часть его денежного капитала, как избыточная, выталкивается из кругооборота и превращается в ссудный денежный капитал»³⁵; В) «кроме того, раз наступают перерывы в ходе дела, освобождается капитал в денежной форме именно у купца. Если купец совершил ряд операций, и вследствие таких перерывов может начать новый ряд лишь позднее, то реализованные деньги представляют для него лишь сокровище, избыточный капитал. Однако в то же время они непосредственно предстают накопление ссудного денежного капитала»³⁶. Вместе с тем Маркс отчетливо установил и различия между этими двумя моментами: «В первом случае накопление денежного капитала выражает повторение процесса воспроизводства при более благоприятных условиях, действительное освобождение части ранее связанного капитала, следовательно, возможность расширения процесса воспроизводства при тех же самых денежных средствах. Во втором случае — простой перерыв в ходе сделок. Но в обоих случаях деньги превращаются в ссудный денежный капитал, представляют накопление этого последнего, оказывают влияние в одинаковой степени на денежный рынок и размер процента, хотя в первом случае в этом находят себе выражение более благоприятные условия, во втором — препятствия для действительного процесса накопления»³⁷. (Разрядка наша. З. А.).

Оба эти источника в действительности являются крупнейшим фондом капитального банковского кредитования. Это подтверждается и новейшими исследованиями промышленного кредита. Так, Loewenstein, исследуя историю вюртембергских кредитных организаций, приходит к тому выводу, что «промышленность сама себя поддерживает кредитом, в особенности, когда в тех же местностях существуют различные отрасли промышленности, у которых денежные излишки и потребность в кредите обыкновенно взаимно дополняют друг друга»³⁸.

Следует заметить, что три перечисленных источника накопления денежно-судного капитала являются основными каналами, по которым притекают деньги в депозитные банки. Это по нашей терминологии чисто-денежные вклады, а не капитальные, всегда краткосрочного характера, и быстро флуктуирующие между банком и денежным рынком. И именно эти денежные фонды являются основными ресурсами капитального банковского кредитования.

Что касается рентных вкладов, то таковые образуются из 4) накопления прибылей; 5) амортизационных накоплений³⁹; 6) «накопления денежного капитала за счет земельной ренты, заработной платы и т. п.»⁴⁰, а также всякого рода накопления рантье и непроизводительных общественных организаций.

Относительно 4-го источника Маркс отмечает следующее: «Что касается остальной части прибыли, не предназначенной для потребления в качестве дохода, то она превращается в денежный капитал лишь в том случае, если она не может быть непосредственно употреблена на расширение предприятия в той сфере производства, в которой она создана. Последнее может происходить от двух причин. Или данная сфера производства уже насыщена капиталом, или же накопленная сумма для того, чтобы функционировать, как капитал, должна сначала достигнуть известных размеров, определяемых количественными отношениями новых затрат капитала в данном определенном предприятии. Таким образом, в этих случаях накопленная сумма превращается сначала в ссужаемый денежный капитал и служит для расширения производства в других сферах».

Но в обоих случаях происходит капитализация прибыли, как части прибавочной стоимости. Однако в силу чисто-капитального характера этого источника образования денежно-ссудного капитала, формой его реализации может быть, и в действительности большей частью является, не банк со своей депозитной системой, но фондовая биржа. Располагая на длительный срок свободным денежным капиталом, предприниматель старается наиболее выгодно его поместить, и ему нет надобности пользоваться для этого формой банковских депозитов. Ему не нужна свободная денежная наличность в форме текущего счета: он может закрепить эту последнюю в виде капитального вложения и поэтому выбрасывает свои избыточные средства непосредственно (либо через чисто-комиссионное посредничество банка) на фондовый рынок и приобретает наиболее доходные в данный момент акции или облигации.

Но то же самое относится к рабочим, интеллигенции, мелкой буржуазии, землевладельцам, поскольку они капитализируют свои денежные доходы. Лишь те, кто предпочитают спокойствие высоким, но зато в той или иной мере рискованным дивидендам, вносят свои деньги в виде долгосрочного вклада в солидный банк, платящий значительно меньший %, чем приносят акции каких-нибудь «Beteiligungs- und Finanzierungsellschaften» («Обществ финансирования и участия»). Но и эта группа большей частью предпочитает государственные ценные бумаги, например, консоли, вкладам в банк. Следовательно, из этого источника накопления ссудного капитала лишь частично образуются рентные вклады у банков, но таковое образование, вообще говоря, отнюдь не исключено.

Яффе⁴¹ отмечает, что в прежнее время в лондонских банках перевешивали Spareinlagen, но в настоящее время притекающие в банк деньги представляют собой лишь временное, до помещения в ценные бумаги, скопление денежных средств. Если эти свободные рентные средства текут мимо фондовой биржи, то они скорее поступают, как свидетельствует Яффе, в сберегательные кассы, и очень часто в рентабельные и вполне солидные строительные общества. Наоборот, в провинции и Шотландии большая часть этих, называемых нами рентными по Яффе — Spareinlagen, денежных средств концентрируется в депозитных банках. Это объясняется, по его мнению, большей устойчивостью процента в провинции, где таковой не подвержен таким сильным колебаниям, как на лондонском денежном рынке.

Но, так или иначе, лишь часть этих средств концентрируется в виде рентных вкладов в банках. В отличие от этого, первые три источника образования свободных денежных средств целиком утилизируются банками в форме денежных вкладов, из которых, в соответствии с описанным процессом, происходит эманация фондов капитального кредитования. То, что эти средства не частично, а целиком аккумулируются банками, объясняется тем, что эти средства никаких иных путей для социальной «утилизации» не имеют. Потребитель или капиталист не может свою свободную в течение одного — другого дня наличность вложить в фонды, ибо, во-первых, всегда существующая разница между продажной и покупной ценой ценных бумаг на фондовой бирже составляет большую сумму, чем тот процент, который за эти день — два (если даже предположить полнейшую устойчивость курса) может принести та или иная ценная бумага. Во-вторых, если даже допустить абсолютную налаженность фондовой биржи и разветвленность ее функций в системе банковских филиалов, что дало бы возможность моментальной реализации эффектов по данному курсу, то и в этом случае вложение этих краткосрочно-свободных средств в ценные бумаги представит большие неудобства. Расходование данного денежного фонда, как потребителем, так и капиталистом, может выражаться в дробных суммах для каждой покупки, в то время как акции и облигации всегда представляют собой определенную крупную купюру. Таким образом, непрерывность потока производительных или потребительских денежных расходов все равно потребует денежной наличности, за исключением тех редких случаев, когда сумма покупки как раз в точности совпадает с валютой данной ценной бумаги.

Эти двоякого рода препятствия устраняются системой «текущих счетов» и привычкой пользоваться чековой книжкой, как действительной наличностью. Чековая книжка освобождает ее владельца от необходимости иметь при себе наличность, но в то же время, в любой момент и в любой сумме, в пределах своего текущего счета, ее владелец может «создать» эту наличность. Текучесть денежных расходов производителей и потребителей находит свое адекватное выражение в банковских текущих счетах. Эти последние и создают эластичную форму для общественной утилизации этих свободных денежных фондов. Денежная наличность превращается в текущий счет и, следовательно, фактически перестает быть таковой и в то же время выполняет свойственные ей функции. Благодаря этому наличность раздваивается на фиктивную и фактическую. Фиктивной наличностью является большая часть всей суммы текущих счетов в банках, ибо ее на самом деле нет налицо в виде денег; она является лишь денежным выражением функционирующего в процессе производства или обращения капитала. Это деньги в идее, это титул собственности на капитал, но отнюдь не деньги в наличии, хотя они и числятся на балансах предприятий, как реальная денежная наличность.

Но «текущие счета» не могут абсолютно эмансипироваться от действительной наличности, каковая застывает в виде сокровища в резервах металлической наличности банков. В Германии эти резервы децентрализованы в отдельных банках, в Англии же, где существует «система единого резерва», наличность всей страны оказывается сконцентрированной в Английском Банке, этом «последнем основании всей английской кредитной системы», по выражению Уольтера Бэджгота. Но и в Германии, и в Англии эта фактическая наличность составляет лишь ничтожную часть фиктивной или формальной наличности, которая фигурирует, как действительная наличность и в банках, и в промышленных и торговых предприятиях, и в бюджете потребительских хозяйств, и у государства, и у церкви и т. д. Все и всегда рассматривают «текущие счета» в банках, как «наличность», хотя эта наличность денежно-ликвидна для всего народного хозяйства в лучшем случае в размере \(2—3\)%.

Но при правильном учете закономерностей флуктуации депозитов, в соответствии с природой каждой их части, фактическая наличность банков оказывается достаточной для удовлетворения текущих денежных требований клиентов к своим банкам, и в результате создается огромнейшая экономия на денежном металле, достигается максимальная степень утилизации общественных материальных фондов производства и наибольшая эластичность обращения. Но, как мы увидим ниже, этого аккумулирования индивидуальных денежных средств в единый общественный фонд, еще недостаточно для того, чтобы разрешить противоречия общественного воспроизводства, вытекающие из специфически капиталистической формы организации экономической системы.

Пока же сказанным в общих чертах исчерпывается характеристика форм и функций аккумуляции банками депозитов. Подведем итоги сказанному. Следует различать:

I. Образование текущих счетов (денежных депозитов) путем:

а) Концентрация кассовой наличности функционирующих капиталистов («промысловых хозяйств») и самостоятельных мелких производителей.

б) Концентрация кассовой наличности потребителей индивидуальных и коллективных, как государства, церкви, общественных организаций («потребительских хозяйств»).

в) Временного высвобождения денежного капитала функционирующих капиталистов.

II. Образование вкладов (капитальных депозитов) за счет:

а) Накопления прибылей в предприятиях функционирующих капиталистов, а также ликвидации самого предприятия и превращения вырученных сумм в ссудный капитал.

б) Амортизационных накоплений функционирующих капиталистов, т. е. фондов простого воспроизводства.

в) Накопления доходов рабочих, землевладельцев, крестьянства, мелкой буржуазии, интеллигенции, чиновников, государства, церкви и общественных организаций.

Пункт «в» I раздела собственно является переходной формой, ибо, в зависимости от характера (продолжительности) этого высвобождения освобождающиеся денежные средства, сконцентрированные в банке, могут рассматриваться либо как денежные, либо (если предприятие длительно консервируется или совершенно ликвидируется) как рентные депозиты. Кроме того, не следует упускать из виду также отмеченного выше, самого существенного для понимания вопроса, момента превращения денежных депозитов в капитальные или рентные, путем их концентрации на депозитах и их реализации банками в порядке своих регулярных и т. н. «иррегулярных» операций.

Но все источники образования аккумулируемых банковских депозитов могут быть сведены к более общим моментам воспроизводственного процесса:

I. При простом воспроизводстве образование свободных денежных фондов:

а) В процессе кругооборота производительного капитала, а именно его превращения из товарной формы в денежную и из денежной в товарную форму капитала. При этом свободные денежные средства образуются при обмене в денежной форме капитала на капитал и капитала на доход, как на одном полюсе (капитал), так и на другом (доход). Всякая задержка превращения наличных \(Д\) в \(Т\), будь то акт реализации дохода рабочим, капиталистом или землевладельцем, или превращение денежной формы реализованного производительного капитала снова в элементы последнего, т. е. в постоянный и переменный капитал, необходимо и постоянно выделяет «безработный» денежный фонд, который обладает центростремительной силой по направлению к банковскому депозиту.

б) За счет накопления периодически снашиваемой части основного капитала (амортизационный фонд).

II. При расширенном воспроизводстве путем превращения различных видов общественного дохода (главным образом, прибавочной стоимости) в производительный капитал через форму банковских пассивных и активных операций.

Итак, мы выяснили особые формы образования денежно-ссудного капитала в качестве депозитов и свели их к общим формам процесса общественного воспроизводства, а именно к двум формам простого воспроизводства и одному общему моменту расширенного воспроизводства. (Конечно, моменты простого воспроизводства целиком включаются в расширенное воспроизводство).

Поскольку аккумулирование депозитов поставлено в связь с процессом общественного воспроизводства, постольку очевидно, что эти последние и должны определять закономерность их динамики. Но в нашу задачу не входит исследование динамических закономерностей банковского кредита и, следовательно, выяснение его связи с промышленным циклом и конъюнктурными колебаниями. Мы исследуем особые формы банковского кредита и общие закономерности его равновесия, и поэтому в отношении влияния этих моментов промышленного цикла на динамику аккумулируемых банком депозитов можем ограничиться следующим общим резюме анализа этого вопроса Гильфердингом: «Все указанные моменты: органический состав капитала, в частности отношение основной к оборотной составной части капитала, развитие торговой техники, сокращающее время оборота, действующее в том же направлении развитие средств транспорта, — из которого, однако, возникают в качестве противоположной тенденции поиски все более отдаленных рынков, — различия в темпе возвращения капитала вследствие периодических колебаний конъюнктуры, наконец, ускоренное или замедленное производительное накопление, — все эти обстоятельства оказывают влияние на то, какова масса лежащего праздно капитала и какова продолжительность его бездеятельного состояния»⁴².

Конечно, динамика цикла определяет динамику всех групп банковских депозитов, но в наибольшей мере она влияет на депозиты «а» 1-й группы. Во-первых, потому, что состояние кризиса, депрессии или подъема прямо определяет как объем обращения, так и характер и темп смены форм капитала и реализации доходов и, следовательно, обуславливает ту массу денежных средств, которая может быть сконцентрирована в банковских депозитах, а также объем и срочность предъявления к банкам денежных требований со стороны владельцев Guthaben к банкам. Во-вторых, потому, что в отличие от групп \(I б\) и \(II\), группа \(I а\), как было выяснено выше, почти целиком концентрируется в банках на текущих счетах, в то время как накопление доходов и капитализация амортизационных фондов лишь в некоторой своей части закрепляются в форме рентных депозитов, а наибольшая ее часть идет на фондовый рынок или даже, по свидетельству Яффе, прямо в промышленные предприятия, страховые общества и т. п.⁴³. В-третьих, рентные вклады вообще, хотя и не остаются без влияния со стороны цикла, но в значительно меньшей мере, чем денежные депозиты, подвержены превратностям конъюнктурной судьбы.

Все это дает основание утверждать, что, поскольку главной частью депозитов являются денежные депозиты, а эти последние непосредственно связаны с состоянием производства и обращения, постольку общая динамика банковских депозитов должна в полной мере подчиняться всем закономерностям циклических колебаний⁴⁴.

Вся масса аккумулированных банками депозитов, хотя и приравнивается в торгово-промышленной практике к наличности, однако таковой она является лишь в самой ничтожной части, а именно в объеме действительной кассовой наличности банков. Деньги, находясь в обращении, многократно входят и выходят из кассовых окошек банков, и при каждом своем пробеге через банк оставляют в нем след в виде вклада или текущего счета. Конечно, вся масса числящихся на балансе аккумулированных депозитов представляет собой фиктивную денежную наличность. Однако вся эта масса аккумулированных депозитов является денежным выражением определенной массы ценностей, и не просто ценностей, но именно капитальных ценностей.

Как бумажные деньги или банкноты являются «представителями» действительных денег — золота, так и аккумулированные банками депозиты являются «представителями» действительного капитала, функционирующего в процессе общественного воспроизводства. Сами по себе они фиктивный капитал, но, как титул собственности, выражают собой действительный капитал. В этом отношении депозиты совершенно аналогичны «фондам» (акциям, облигациям, закладным листам): и «фонды», и депозиты, поскольку последние ссужены в процессе капитального кредитования (в основной или оборотный капитал), являются формами фиктивного капитала, а фиктивный капитал — вообще специфической и необходимой формой производительного капитала в эпоху финансового капитализма.

В современных условиях форму фиктивного капитала принимает весь или почти весь общественный капитал. Если, скажем, ценность общественного капитала равна \(10\) миллиардам рублей, а \(30\)% его ценности является кредитованной через форму банковских депозитов, то эти последние будут, следовательно, выражать собой ценность общественного капитала, равную \(3\) миллиардам рублей. Однако эти \(3\) миллиарда фигурируют на балансах по крайней мере \(4\) раза: 1) в активе баланса вкладчиков, 2) в пассиве банков как вклады, 3) в активе банков как ссуды, 4) в пассиве промышленных предприятий в качестве займа. Хотя эти \(3\) миллиарда оставили на балансе след, по меньшей мере, на \(12\) миллиардов, все же вкладом, которому соответствует реальная ценность общественного капитала, остаются \(3\) миллиарда, и собственником, правда, не денег, но определенной доли общественного капитала, остаются первичные вкладчики. И этим притязанием на определенную часть общественного капитала или, точнее, на прибавочную стоимость, создаваемую этой частью капитала (ибо реально сам общественный капитал никогда не может быть распределен между владельцами-вкладчиками), обладают только первичные вкладчики, которым должны первичные заемщики. Но между первичным вкладчиком и первичным заемщиком-капиталистом может вклиниться длинная цепь кредитных посредников.

При величине общественного капитала в нашем примере, равной \(10\) миллиардам рублей, обращающаяся в стране денежная масса, включая сюда и кредитные орудия обращения, будет составлять лишь ничтожную часть этих «балансовых денег», допустим, \(500\) миллионов рублей. Совершенно естественно, что при росте скорости обращения денег и при развитии безденежных расчетов, экономизирующих обращение наличных денег, ценность общественного капитала и его денежное выражение могут значительно возрасти при незначительном росте или стабильности массы обращающихся денег. Возросшая до \(12\) миллиардов рублей ценность общественного капитала может обслуживаться в процессе обращения только \(600\) миллионами рублей наличных денег. Если же мы допустим, что \(50\)% этой возросшей ценности капитала приняла кредитную форму депозитов, — капитальной ссуды, то в этом случае очевидно, что росту депозитов на \(1\) миллиард рублей будет соответствовать увеличение денежной массы всего на \(100\) миллионов рублей. Отсюда ясно, что одна денежная единица может «породить» огромное количество вкладов, но, поскольку здесь речь идет только об аккумулированных вкладах, этот рост депозитов будет означать не что иное, как расширение объема общественного капитала на эти \(2\) миллиарда рублей при относительном сокращении массы обращающихся денег.

Вопрос о «вкладообразовательной способности единицы денег» разработан Марксом⁴⁵, а в нашей литературе детализован Ф. И. Михалевским⁴⁶, что и освобождает нас от дальнейшего анализа этого вопроса. «Оставив даже в стороне фиктивные вклады, — говорит Ф. И. Михалевский, — мы можем сказать, что сумма вкладов того или иного банка есть как бы проекция на одной плоскости линий, находящихся в разных плоскостях»⁴⁷. Это удачное выражение Михалевского осталось, к сожалению, нерасшифрованным, ибо читателю неизвестно, что подразумевается под «разными плоскостями». Мы постараемся выяснить эти «плоскости» с точки зрения общего учения о функциях банковского кредита.

Допустим, что существует только один банк, и постараемся нарисовать картину строения его аккумулированных депозитов и их размещение в активах. В пассиве банка на балансе числится текущих счетов и вкладов на \(9.000.000\) руб. (фиктивные или «созданные» банком вклады исключены). Но сумма есть ведь «проекция линий, находящихся в разных плоскостях»: мы различаем три основных и общих «плоскости», на которые распадается эта общая сумма. Возьмем нормы Яффе или Обста и допустим, что \(70\)% этой суммы составляют «текущие счета», т. е. чисто-денежные депозиты, происхождение и природа которых выше была выяснена. Остальные \(30\)% составляют «вклады», т. е. рентные или капитальные депозиты. Но эти последние, как было сказано, в свою очередь, выполняют, с одной стороны, функцию превращения дохода (\(v + m\)) в капитал (или «капиталообразования») и, с другой стороны, функцию перераспределения функционирующих капиталов (извлеченные из одних сфер капиталы переносятся в другую сферу через форму капитального депозита, и в этой «другой сфере» закрепляются). Отнесем на долю вкладов 1-го типа происхождения или группы \(А 20\)% общей суммы и второго или группы \(В — 10\)%. Мы будем иметь тогда следующее строение пассива:

Текущие счета	6.300.000	руб.
Вклады	2.700.000	» »
В том числе группа А	1.800.000	» »
»      »         группа В	900.000	» »
Баланс	9.000.000	руб.

Поскольку \(2.700.000\) руб. составляют депозиты определенно рентного происхождения, они соответственным образом могут быть целиком закреплены в активах в порядке долгосрочного кредитования в основной капитал или для финансирования грюндерства. Как деньги, эти вклады вообще не существуют: они представляют собой лишь титулы собственности, притязание на доход, соответственно величине вложенного капитала. На эти деньги банк, например, мог закупить акции промышленных предприятий, и хотя номинальным собственником акции является банк, фактически в пределах указанной суммы, эти акции принадлежат первичным вкладчикам. Последние, конечно, могут извлечь свой капитал, но так как банк не имеет денег на эту сумму, то извлечение вкладов вынудило бы банк продать эти акции, и, таким образом, кредитование промышленного предприятия было бы перенесено на другие плечи. Итак, эти вклады находятся в самой нижней плоскости, выражая собой определенную ценность капитала, прочно закрепленного в процессе производства.

Что касается \(6.300.000\) руб. на текущих счетах, то эта сумма, нарастание которой происходило постепенно, и которая вообще подвержена по своей природе энергичной флуктуации, делится на различные плоскости, в зависимости от степени стабильности различных ее частей (о чем уже была речь выше). Здесь мы должны различать, в свою очередь, три плоскости: 1) стабильную часть первого порядка или «абсолютно-стабильную», равную, скажем, \(30\)% общей суммы текущих счетов, 2) стабильную часть второго порядка, т. е. «относительно или временно» (сезонно) стабильную, равную, допустим, \(40\)% общей суммы текущих счетов, 3) непрерывно флуктуирующую в размере остающихся \(30\)% суммы текущих счетов.

Что касается первой части, то она целиком присоединяется к фонду капитального долгосрочного кредитования (в основной капитал). Допустим, далее, что момент анализа баланса нашего банка является как раз моментом наивысшего подъема текущих счетов, т. е. когда в силу обстоятельств местного и сезонного характера в данном районе скапливаются избыточные средства, которые в течение целого полугодия будут составлять «безработную» часть оборотных капиталов местных промышленных предприятий. Поэтому мы и взяли сравнительно высокий процент этой временно-стабильной части текущих счетов, а именно \(40\)%. Вся эта сумма, в соответствии со сказанным выше, также целиком может быть брошена на капитальное кредитование (в оборотный капитал) промышленных предприятий других районов, где как раз в этот момент требуется сезонное расширение оборотной части капитала промышленных предприятий.

Наконец, оставшиеся \(30\)% текущих счетов должны составлять «наличность», но и эта наличность в некоторой своей части может быть брошена на обслуживание чисто-платежного (денежного) кредита. Вложение части этих денег в «tägliches Geld» или «at call and chort notice» не представляет для банка опасности, ибо банк может так распределить погашение этих ссуд, чтобы с утра операционного дня касса вновь наполнялась, и, если это наполнение будет чрезмерным, банк сможет к концу дня опять вложить всю или часть этих поступлений в «tägliches Geld». Если мы возьмем более или менее обычную норму кассового резерва — \(10\)% к общей сумме обязательств, т. е. \(900.000\) руб., то остальные \(990.000\) руб. могут быть вложены в «tägliches Geld» и краткосрочные.

Итак, размещение средств в зависимости от коэффициента стабильности аккумулированных пассивов примет следующий вид (см. табл. на стр. 51):

Вывод, к которому мы пришли на основании нашего гипотетического и до крайней степени упрощенного примера, может показаться читателю на первый взгляд совершенно нелепым. Чисто-депозитный банк, \(70\)% пассивов которого состоят из текущих счетов, по которым банк обязан платить немедленно, закрепил \(51\)% всех своих пассивов в долгосрочные или даже «вечные вложения», \(28\)% также в сравнительно долгосрочные вложения в оборотные капиталы промышленных предприятий, и только \(11\)% падают на долю собственно краткосрочных операций, и, наконец, \(10\)% остаются в кассе.

Актив			В рублях	В %%	Пассив	В рублях	В %%
Касса			900.000	10	Текущие счета	6.300.000	70
Денежный кредит		Краткосрочные и онкольн. ссуды и учет векселей, срочных до 30дней	990.000	11	Вклады	2.700.000	30
Капитальный кредит	в оборотный капитал	Ссуды и учет срочных до 6 месяцев векселей	--		В т.ч. группы А	1.800.000	20
			2.520.000	28	Группы Б	900.000	10
	в основной капитал	Акции, облигации и длительн. участие в промышл. предприятиях	4.590.000	51
		Баланс	9.000.000	100		9.000.000	100

Конечно, этот вывод покажется диким также и для натуралистической «ортодоксальной» теории, которая «разрешает» банкам, базирующимся на текущих счетах, заниматься исключительно теми краткосрочными ссудными операциями, на долю которых мы отвели всего \(11\)%. С нашими \(28\)% и \(10\)% «ортодокс» еще сможет кое-как согласиться, но \(51\)% капитальных вложений покажется для него совершенно баснословной цифрой.

Между тем, то, что именно депозитные банки, базирующиеся на текущих счетах, чрезвычайно широко занимаются грюндерскими операциями — это факт, безусловно установленный в отношении немецких банков Риссером, Прионом, Вебером и др. При этом немецкие банки, ведя с точки зрения «ортодоксальной» теории такую «греховную политику», вполне устойчивы и отнюдь не собираются разделять судьбы Credit Mobilier.

Вся банковская деятельность построена на диалектическом законе перехода количества в качество. Трансформация денежной наличности индивидуальных предпринимателей в «общественную наличность», концентрация в банках всех кассовых оборотов промышленности и торговли не только дает экономию на металле и сокращает faux frais обращения, но придает особые черты всему воспроизводственному процессу. Возможность использования текущих счетов, т. е. чисто-денежных депозитов, в качестве фондов капитального кредитования, т. е. для расширения наличного объема производства, обусловлена реальной возможностью за счет ускорения оборота капитала и сведения к технически необходимому минимуму бездействующих материальных фондов производства, расширять объем этого последнего. Свободная денежная наличность, которая без системы текущих счетов оставалась бы, в силу экономических условий данного момента, в кассах предприятий, являлась бы ни чем иным, как неиспользованной покупательской силой, которой, следовательно, соответствовал бы бездействующий материальный фонд. Таким образом, в одних руках находились бы «свободные деньги», а в других «свободные», т. е. нереализованные товары. При посредстве же системы банковских текущих счетов и активных операций банков, за счет этих бездействующих фондов осуществляется расширение объема производства, и, таким образом, нет абсолютно ничего ненормального (при допущенных нами предпосылках) в этой грюндерской деятельности чисто-депозитных банков.

Но при всем этом нарисованная нами картина баланса очень сильно отклоняется от действительности. С одной стороны, процент капитальных вложений у нас чрезмерно высок, а, с другой стороны, «собственно-краткосрочные операции» (денежный кредит) слишком низки. Это объясняется допущенной нами предпосылкой о наличии исключительно аккумулированных пассивов. При этой предпосылке баланс банковских предприятий действительно приближался бы к намеченному выше абстрактному типу. Но эта предпосылка нереальна: фонды банковского кредитования не исчерпываются аккумуляцией депозитов, но включают в себя и эмиссию пассивов в разнообразных формах. Поэтому для того, чтобы нарисованную нами картину баланса приблизить к действительности, нам необходимо проанализировать также формы и функции кредитной эмиссии. Только при учете этой последней могут быть вскрыты закономерности равновесия актива и пассива так называемых депозитных банков.

«Ортодоксальная» натуралистическая теория, как это вытекает из всего вышеизложенного совершает две ошибки. С одной стороны, она вообще отрицает или «порицает» кредитную эмиссию («Kreditschöpfung») депозитных банков, а с другой — не может понять природы депозитов и их размещения в активах даже при предпосылке, что банк не может «создавать кредит». Мы показали, как строится баланс без этого «создания кредита». Нам остается теперь подняться на следующую ступень абстракции и показать, в чем заключается функция этого «создания кредита». Экспансивистическая теория как раз в полную противоположность натуралистической теории в своем анализе и выводах базируется исключительно на этом «создании кредита» банками.

II. Эмитированные пассивы

Первичная кредитная эмиссия

Сущность и законы кредитной эмиссии или банковского создания платежных средств можно правильно понять только на основе теории воспроизводства и роли обращения в этом процессе. Создавая средства обращения, банк выполняет кредитную функцию капиталореализации, следовательно, это создание целиком относится к сфере \(Т_1—Д_1\) и \(Д_1—Т_1\), т. е. превращению товарной формы капитала в денежную форму и обратно.

Весь воспроизводственный процесс представляет собою процесс «обмена веществ» в социальном «организме». Законы этой социальной «физиологии» призвана вскрыть политическая экономия. Специфической особенностью капиталистического воспроизводственного процесса является то, что этот процесс совершается в исторически присущей ему форме, именно в денежной форме. Но не следует забывать, что деньги, как средства обращения, являются только формой этого воспроизводственного процесса, но отнюдь не его материальной составной частью. Они являются именно формой этого — «обмена веществ», а не самим «веществом», движение которого, в противоположность точке зрения так называемой социологической теории (И. Рубин), нас интересует так же, как и движение самой формы. Марксов анализ функции средств обращения показал, что здесь «функциональное существование денег поглощает, так сказать, их материальное бытие», и что хотя деньги здесь всегда выступают конкретно (а не идеально, как в функции мерила ценности), но сама форма проявления их безразлична, т. е. безразлично, в каком именно материале будет выражен представляемый ими номинал ценности. В этой функции деньги совершенно номинальны, и все, что служит орудием покупки и платежа, будь то металл, казначейский знак, облигация, банкнота, чек, является формой денег, как средств обращения и платежа или, короче, платежным и покупательным средством⁴⁸. Товаровладелец, отчуждающий свой товар за тот или иной денежный знак, относится к этому последнему именно как к знаку ценности, и если обратное превращение этого знака в конкретную товарную ценность обеспечено, то этот знак для него ничем не будет отличаться от «субстанциональных» денег — золота.

Если средства обращения, это — знак ценности, то ясно, что тот, кто эмитирует этот знак, должен предварительно обладать эквивалентной этому знаку ценностью, экономические права на которую и выражаются этими знаками. Если же этого нет, т. е. если эмитент выпускает знак ценности, не располагая самой ценностью, то в том объеме, в котором выпущены эта безэквивалентные знаки, эмитент экспроприирует часть ценностей у общества, получая товарные ценности, что называется «задаром»: имеется, как говорят немцы, Leistung, но нет Gegenleistung… Это имеет место во всех случаях бумажно-денежной инфляции...

Представим себе, что капиталистическое общество, в котором деньгами является золото, внезапно лишилось всей своей золотой наличности. Такое общество рисуют A. Hahn⁴⁹ и Hawtrey⁵⁰, который называет это системой «credit without money» («кредит без денег»). Не касаясь анализа этих авторов, мы постараемся представить себе процесс обмена в таком обществе.

Все товары выражены в определенных золотых ценах, обмен должен совершиться на эквивалентной основе «золотого стандарта», но без самого золота. Допустим, что \(A\), располагая ценностями \(X\) на \(1.000\) р., желает получить на эту же сумму ценностей \(Y\) у \(B\). Непосредственный обмен ценностями \(Х\) и \(Y\) совершиться не может, так как \(B\) не нуждается в ценностях \(X\), имеющихся у \(A\), но хочет получить в обмен ценности \(Z\) у г-на \(C\). В свою очередь, \(C\) нуждается в ценностях \(X\), которые он хочет получить в обмен на свои \(Z\). При этом по величине своей ценность \(X = Y = Z\). Но ни \(A\), ни \(B\), ни \(C\) не обладают товаром — всеобщим эквивалентом, который, например, \(B\) с удовольствием взял бы у \(A\) за отчужденный последнему товар \(Y\).

Итак, в нашем примере «обмен веществ» совершиться не может, хотя предпосылки для его осуществления налицо, поскольку ценности эквивалентны и их размещение обеспечено. Нужна только пружина, чтобы совершилось обращение, в процессе которого товарные ценности переменятся местами. Такой пружиной как раз и является кредит, который создает инструмент или средство для обращения товаров, или, говоря словами Маркса, «это метаморфоз товара, совершающийся в данном случае при посредстве кредита» («Капитал», т. III, ч. 2, стр. 20). В этом случае дело произойдет следующим образом. Не находя желающего получить товар \(X\) как раз в обмен на товар \(Y\), \(A\) выписывает вексель, в котором он обязуется предъявившему ему этот вексель выдать товар \(X\), равный по ценности \(1.000\) руб. Теперь дело уже меняется. Если раньше \(Б\) отказывался продать \(A\) товар \(Y\), ибо он вовсе не хотел торговать этим товаром, то теперь он соглашается получить в обмен за \(Y\) это обязательство \(A\) в товаре \(X\), ибо он знает, что \(X\) представляет действительную ценность, равную \(1.000\) р., что это товар ходкий и что, наконец, поэтому в обществе найдутся лица» желающие купить товар \(X\). Его расчеты вполне оправдываются: он находит нужный ему товар у \(C\), который охотно отдаст ему таковой в обмен на обязательство в \(X\) товаре, ибо \(C\) как раз и нужен этот самый \(X\). Весь процесс заканчивается тем, что \(C\) предъявляет \(A\) вексель последнего, получает товар \(X\), а \(A\) уничтожает вексель. Таким образом, без наличия денег — золота — совершился «обмен веществ». \(A\) сам создал средство обращения в форме своего векселя на товар \(X\), это средство обращения пробежало круг \(A—B—C—A\), а вместе с тем и осуществился кругооборот товара, т. е. реальное перемещение материальных ценностей.

Очевидно, конечно, что средство обращения здесь создано кредитом, ибо \(B\) продал \(A\) товар \(Y\) в обмен на вексель последнего, или \(B\) кредитовал \(A\). Но важная особенность данного кредитного акта заключается в том, что кредитный акт здесь является не самоцелью, но средством реализации товара. \(B\) кредитует \(A\) не потому, что он обладает свободной ценностью, которую он хочет передать \(A\) для капиталистического, как говорят натуралисты, «пользования», но только потому, что иначе он не может продать своего товара. С другой стороны, \(A\) кредитуется не потому, что у него не достает капитала, но только потому, что иным путем он не может получить товар \(Y\). В свою очередь, реализация товара может быть двоякого рода: с одной стороны, один производительный капиталист реализует свой товар другому, который для последнего служит элементом его производства; с другой стороны, производительные капиталисты реализуют свои товары торговым капиталистам и через последних этот товарный капитал обменивается на доход, и, вступая в сферу личного потребления, заканчивает свою жизнь, как товар. «Итак, — говорит Маркс — при посредстве кредита (коммерческого. З. А.) обслуживается: 1) поскольку дело идет о промышленных капиталистах — переход промышленного капитала из одной фазы в другую, связь между взаимно соприкасающимися и вторгающимися одна в другую сферами воспроизводства; 2) поскольку дело идет о купцах, — транспорт и переход товаров из одних рук в другие вплоть до их окончательной продажи за деньги или их обмена на другие товары» (Капитал, т. III, ч. 2, стр. 20).

Таким образом, кредит здесь является ничем иным, как формой реализации товара, или, поскольку речь идет о капиталистических производителях, товарного капитала, превращения \(Т\) в \(Д\) и обратного превращения \(Д\) в Т \(\left\{\begin{matrix}\text{ср.пр.}\\\text{раб.сила}\\\end{matrix}\right.\\\) . . . . . П и т. д. Вот почему мы говорим, что кредит здесь выполняет функцию обращения или капиталореализации (ибо обращение и есть процесс реализации товарного капитала).

Продолжительность жизни знака ценности или кредитных денег, созданных \(A\), равна времени, в течение которого совершается процесс реализации товара, т. е. движению этого векселя по цепи \(A—B—C—A\), при чем это движение кредитных денег является ничем иным, как формой движения товаров \(X, Y, Z\), в противоположном направлении. Этот вид кредита Маркс называет коммерческим кредитом и видит его отличительную черту в том, что здесь «каждый оказывает кредит одной рукой и получает другой»⁵¹. И это совершенно ясно из приведенного нами примера: \(B\) кредитует \(A\) и в то же время кредитуется у \(C\). Здесь нет свободного, ищущего помещения, капитала, и если кредит оказывается, то только для того, чтобы совершилась реализация товара, в процессе которой именно благодаря кредиту создаются средства обращения, заменяющие те деньги, которыми покупатель располагает лишь в потенции, ибо имеет ценность, но еще нереализованную.

Конечно, в форме коммерческого кредита может происходить ссуда производительного капитала, когда один капиталист ссужает другому средства производства и этим сокращает объем функционирующего капитала в своем собственном предприятии и увеличивает таковой объем в другом предприятии. Но в этом случае невозможна кредитная эмиссия, которая вытекает из самого существа коммерческого кредита. Невозможность кредитной эмиссии в этом случае можно ясно себе представить на том же примере отношений между \(A, B, C\). Ценностью в \(1.000\) рублей располагают \(B\) и \(C\). \(A\) нуждается в товаре \(B\) на \(1.000\) р. для расширения своего производства. \(B\) кредитует \(A\) товаром \(Y\) на \(1.000\) руб. Но если \(B\) действительно не нуждается в \(1.000\) руб., то вексель \(A\) останется в портфеле \(B\) и будет простым титулом собственности на определенную долю производительного (но не товарного) капитала \(A\), таким же титулом собственности, каким является акция, облигация или банковская ссуда. Здесь и имеем не «взаимокредитование», что служит характернейшей чертой коммерческого кредита, но одностороннее кредитование, в котором \(B\) выступает, как заимодавец, следовательно, подобно банкиру, кредитующему капиталистов за счет своих средств, а \(A\), как заемщик. Здесь кредитная сделка является не средством реализации товара, но самоцелью, и ссуда называется не потому, что \(A\) нуждается в заемном капитале и при том непосредственно именно в данной товарной форме⁵².

В действительности, конечно, оба эти вида кредита большей частью соединены, но не только теоретически мыслимо, но и практически возможно разграничение этих двух видов кредита и при том в совершенно точных цифрах. Так, если мы возьмем баланс любого промышленного предприятия, то мы всегда найдем у него в пассиве «векселя выданные» и в активе «векселя полученные». На всю ту сумму, на которую «векселя выданные» компенсируются «векселями полученными» и наоборот, банк выступает одновременно и как кредитор, и как заемщик, т. е. как субъект «взаимного» коммерческого кредита. Только сальдо счета векселей показывает сумму, которую банк действительно занял или кредитовал, и только на эту сумму предприятие выступает, как субъект «одностороннего» коммерческого кредита, т. е. либо как капиталист-кредитор (при активном сальдо), либо как производительный капиталист-заемщик (при пассивном сальдо).

Итак, и теоретически и практически необходимо и возможно разграничивать эти два вида кредита. Что же касается кредитной эмиссии или «созданных пассивов», то эти последние целиком базируются на закономерностях коммерческого кредита, и без отчетливого понимания сущности этого последнего невозможно понять и этой формы банковского кредита.

В приведенном выше гипотетическом примере коммерческих взаимоотношений \(A, B\) и \(C\) мы показали в чистом виде процесс рождения, жизни и смерти основной и элементарной формы кредитных денег — коммерческого или, как говорят в банковской практике, «здорового товарного векселя»⁵³. В нашем примере коммерческие взаимоотношения взяты в наиболее упрощенном и элементарном виде. Однако действительные взаимоотношения в процессе коммерческого кредита и кредитной эмиссии хотя и более сложны и многообразны, но сущность этих отношений остается та же, равно как и обусловленные этой сущностью закономерности кредитной эмиссии. Эта последняя действительно создает только недостающую производительным капиталистам денежную форму для уже имеющегося в наличии, готового для обращения и потребления (Konsumreife) товара (товарного капитала). Те непреодолимые без вмешательства кредита трудности для совершения процесса обращения, которые встали перед \(A, B, C\) в связи с отсутствием у них денежной наличности, ежедневно и ежечасно возникают в капиталистическом мире. Если бы не было кредитной формы обращения, то капиталистическое общество в своем развитии постоянно сталкивалось бы с недостатком наличных денег, и, следовательно, процесс обращения наложил бы оковы на развитие производства, что невозможно, ибо обращение само является моментом производства и воспроизводства, и целиком обусловлено этим последним. Природа создания кредитных средств обращения правильно определена Гильфердингом в следующих словах: «Итак, оборотный кредит в том смысле, как мы употребляем этот термин, заключается в создании кредитных денег. Следовательно, он устраняет зависимость производства от такой границы, как имеющаяся сумма наличных денег. Под наличными деньгами мы разумеем полноценные металлические деньги, деньги, соответствующие данной денежной системе, серебряные или золотые деньги; плюс государственные бумажные деньги с принудительным курсом и билонную монету, поскольку все эти деньги существуют в количестве, определяемом общественно необходимым минимумом обращения»⁵⁴.

Капиталистическое производство есть производство прибавочных ценностей. Капитал, вложенный в производство, не только возмещает затраченные элементы производства, но приносит их владельцу в известной норме добавочную массу ценностей. Если мы представим себе, что в течение данного периода сумма авансированных ценностей у всех капиталистов возросла на \(20\)%, то для осуществления процесса обращения при неизменной скорости обращения сумма наличных денег-золота должна будет возрасти на эти \(20\)%. Между тем, во всех отраслях производства, за исключением самой золотопромышленности, играющей ничтожную роль в общей массе производства, создается дополнительная масса каких угодно даров, но только не золота. Если же отбросить нелепое предположение о возможности поглощения всей этой дополнительной массы ценностей золотопромышленностью, то для совершения актов обращения в отношении этих возросших \(20\)%, перед всеми капиталистами встали бы именно те непреодолимые трудности, которые в нашем примере имели место у \(A, B, C\).

В связи с этим следует заметить, что Роза Люксембург дает неправильный ответ на вопрос о дополнительном денежном спросе⁵⁵. Она ставит дилемму: либо золотопромышленность поглощает всю эту избыточную массу ценностей, что невозможно, либо реализация, а следованию, и воспроизводство, невозможно без «внешней среды». Однако перенесение вопроса о дополнительном денежном спросе в плоскость «внешнего рынка» отнюдь не решает проблемы, ибо остается тайной, откуда же в этой некапиталистической среде возникает наличный денежный спрос.

Ошибка Розы Люксембург в том, что она неправильно наметила возможные пути решения этой проблемы, ибо нет дилеммы: либо золотопромышленность, либо внешняя среда. Перед нами иная дилемма: либо золотопромышленность, либо обращение без золота, т. е. кредитная форма обращения. Если мы предполагаем пропорциональное развитие отраслей производства и в том числе пропорциональность между отраслями, производящими средства производства и средства потребления, то денежный спрос, как это ясно вытекает из приведенного выше примера, создается самими капиталистами именно в форме кредитных денег⁵⁶. При пропорциональности производства, что в нашем примере выражено в форме соответствия спроса и предложения товаров, процесс реализации (обращения) возросшей товарной массы (прибавочной ценности) может совершаться без единой дополнительной унции золота. Таким образом, возможность кредитной формы обращения дает исчерпывающий ответ на вопрос о дополнительном денежном спросе. Если налицо возросшая товарная масса, то кредит создает для этой последней денежную форму ее реализации. Таким образом, вопрос о том, «откуда берутся деньги», находит свое положительное решение, и с этой стороны отпадают возражения Розы Люксембург против марксовой теории воспроизводства.

Изложенное показывает, что вопрос о векселе и кредитной форме обращения далеко выходит за рамки специально кредитной или денежной теории, ибо имеет кардинальное значение для общей проблемы воспроизводства и реализации.

* * *

Мы выяснили происхождение, сущность и значение кредитной формы обращения на основе коммерческого кредита. Наша задача заключается теперь в том, чтобы на основе анализа общей формы кредитных денег исследовать особые формы этих последних, создаваемые банковским кредитом.

До сих пор мы говорили о кредитной форме обращения, абстрагируясь от банковского кредита. Такой путь абстракции оправдывается тем, что коммерческий вексель должен рассматриваться как первичная форма кредитных средств обращения, хотя исторически банкнота (точнее: переводный вексель средневекового банкира) предшествует коммерческому векселю, который приобретает циркуляторную силу лишь с развитием капиталистического оборота. Коммерческий вексель рассматривается нами, как первичная форма кредитных средств обращения именно потому, что он непосредственно создается в самом торгово-капиталистическом обороте, в то время как банкнота или чек представляет собой явление «надстроечного» характера по отношению к векселю, т. е. более сложную форму коммерческого оборота. Но это не более, чем частный случай общей возможности несовпадения логического развития категорий экономической науки с их историческим развитием, отмеченная и объясненная Марксом⁵⁷.

Вот почему наш анализ ни в коем случае не теряет значения также и от того, что тенденция самого новейшего развития заключается, как это доказал Яффе, в том, что вексель даже перестает служить основой банкнотной эмиссии. Однако здесь трансформируются только формы проявления кредитной эмиссии, но законы этой последней, выведенные на основе анализа элементарной формы кредитной эмиссии, сохраняют всю свою силу.

Сказанным определяется порядок дальнейшего изложения. Мы начинаем с той формы банковской эмиссии (создания пассивов), которая непосредственно представлена этой первичной формой — векселем (акцепт), за тем переходим к форме, отличной от векселя, но еще базирующейся на этой последней (банкнота), и, наконец, заканчиваем анализом той формы (чеко-жирооборот), которая дает возможность полной эмансипации от векселя и самостоятельного бытия этой формы. При этом, конечно, последовательность логического анализа не может быть копией последовательности исторического развития.

Не аккумулированные, но созданные самим банком фонды кредитования мы делим на три основные формы: 1) акцепт — аваль; 2) банкноту 3) текущий счет и его необходимые атрибуты — чеко- и жирооборот.

Акцептно-авальная и банкнотная эмиссии

Акцептный кредит заключается в следующем. Коммерсант \(A\), пользующийся акцептным кредитом в банке или специальной акцептной фирме или, например, у английских Merchant-Banks («купцов-банкиров»), покупая кредит товар у коммерсанта \(B\), в качестве трассанта, выставляет тратту (переводный вексель) на банк в пользу купца \(B\). Последний как ремитент (получатель) обращается к трассату (плательщику) — банку с просьбой удостоверить, что он принимает на себя поручение \(A\), и в указанный в векселе срок действительно оплатит таковой. Свое подтверждение обязательства платежа банк удостоверяет надписью на векселе, что и называется акцептом. Но отличие акцепта от прочих кредитных сделок в том, что банк не вкладывает в эту операцию ни одного рубля, ибо к моменту истечения срока векселя коммерсант \(A\) вносит в банк свою долговую сумму, и, таким образом, на первый взгляд дело сводится как будто просто к тому, что только самый платеж осуществляется через банк, действительным же заемщиком является либо \(B\), ссудивший \(A\) в том случае, когда он оставляет вексель в своем портфеле, либо банк, который учел акцептованный вексель.

Но дело здесь не только в этом техническом моменте платежа через банк, но в том, что банк выступает гарантом на сумму векселя, и если \(A\) не внесет денег к сроку платежа в банк, то последний должен погасить вексель из своих средств, сохраняя за собой право вексельного протеста к \(A\). Итак, основное здесь — это гарантия платежа, и в большинстве случаев только благодаря этой гарантии купцы и соглашаются продавать свой товар в кредит, при чем эта гарантия, как мы ниже увидим, важна не сама по себе, но именно как форма создания кредитных средств обращения.

Природа акцептного кредита тождественна с так наз. авальным кредитом или авальным акцептом, если мы аваль на ряду с рамбурсным кредитом будем рассматривать, как подвиды акцептного кредита, что вполне допустимо. Так, Вебер⁵⁹ развивает четыре вида акцепта:

1) гарантийный или платежный, 2) кредитный или финансовый, 3) авальный и 4) рамбурсный. Последний мы оставляем в стороне, ибо здесь к обычному акцепту присоединяется еще арбитражная операция по регулированию международных платежных обязательств, следовательно, внешне-валютные отношения, которые здесь нас не интересуют, ибо они относятся к иной плоскости анализа.

В нашей советской практике авальные операции сравнительно широко распространены, особенно в кредитном обороте низовой кооперации, под именем гарантийного кредита. Отличие собственно акцептного кредита от авального кредита заключается в сущности в этом, не играющем никакой роли в нашем теоретическом анализе, моменте платежа по векселю через банк в случае акцепта, и непосредственно векселедателем в случае аваля. Но Obst⁶⁰ понимает под авалем нечто иное, а именно: «Kreditgewährung gegen Bürgschaft» («кредитование под поручительство»), следовательно, здесь авалем называется не самый акт поручительства, но кредитование под поручительство. Но это уже просто бланковый кредит с гарантией третьего лица. Если же под авальной операцией понимать самое поручительство, то различие между акцептом и авалем стирается, ибо остается только указанный выше чисто-технический момент.

Но если и акцепт и аваль сводятся просто к поручительству платежа, то спрашивается, имеют ли основание Вебер, Прион, Роцумек, Обст и др. говорить вообще об акцептном кредите.

Мы думаем, это отнюдь не случайно, что все знатоки банковской практики, в один голос называют акцепт кредитом. Как нам кажется, такое определение объективно обосновано тем, что акцептной операцией либо непосредственно эмитируются кредитные средства обращения, либо создаются условия, при которых необходимо должны быть эмитированы кредитные средства обращения. Следовательно, акцепт рассматривается нами в двух формах: 1) непосредственно, как кредитная эмиссия, 2) посредственно, как условие этой последней. Остановимся на первой форме, которая является более элементарной и первичной.

Почему вообще возникает необходимость в акцепте? Ошибочно было бы полагать, что дело в недоверии \(B\), продавшего \(A\) товар в кредит, к добросовестности этого последнего, в силу чего \(B\) и требует дополнительных гарантий в виде акцепта или аваля банка. Необходимость акцепта возникает отнюдь не в сфере взаимоотношений \(A\) и \(B\), но из условий самого товарного оборота. Даже если \(B\) совершенно убежден в добросовестности \(A\), акцепт для него абсолютно необходим.

Это станет понятным, если от нашего гипотетического примера коммерческого кредита — кредитной эмиссии в сфере трех лиц \(A, B, C\) мы перейдем к развернутой форме коммерческих и кредитных отношений в современном капиталистическом мире. Когда этот последний в нашем примере ограничивался тремя лицами, то \(C\) действительно не имел оснований отказаться от получения у \(B\) векселя \(A\) на товарную ценность последнего, ибо о существовании этой последней он, как предполагалось, был осведомлен, ибо предъявлял спрос на этот товар. Но такая взаимная информация невозможна, если мы будем иметь перед собой капиталистическое мировое хозяйство или даже одну Германию. Допустим, что \(B\), продавший в кредит товар \(A\), выставляет на последнего тратту в пользу третьего лица, и за эту последнюю хочет купить товар не в том же самом городке у \(C\), но у какого-нибудь \(Д\) в Гамбурге, Лондоне или Шанхае. Этот \(Д\) никакого представления не имеет о существовании \(A\) и его товарных ценностях точно так же, как ничего не знает о самом \(B\), предлагающем ему за товар тратту на \(A\).

Таким образом, перед нашим абстрактным капиталистическим миром, лишенным денежной наличности, опять встали затруднения для осуществления процесса обращения, ибо найденный нами простой выход из этого затруднения — создание \(B\) в виде векселя средства обращения — оказывается нереальным.

Однако иного выхода из этого затруднения, помимо кредитной эмиссии, нет. Поэтому решение задачи должно быть найдено в той же плоскости.

Акцепт-аваль как раз и устраняет эту трудность. Для простоты представим, что в каждой стране имеется один банк, располагающий разветвленной сетью филиалов, каждый из которых в полной мере ориентируется в коммерческих делах, а следовательно, и кредитоспособности клиентеллы своего округа, что вполне правдоподобно. В этом случае \(B\) может обратиться в филиал центрального банка в своем городе с просьбой подтвердить наличие ценности у \(A\), обосновывающей выписанный им вексель. Если банк не сомневается в наличии этой ценности у \(A\) и полагается на его добросовестность, то у него нет оснований отказать в просьбе \(B\) тем паче, что за эту ничего не стоящую ему услугу он получит \(½\)% провизии, как это имеет место, по свидетельству Яффе, в деловой коммерческой практике. С вмешательством банковского акцепта дело примет такой оборот. Вместо того, чтобы выписывать тратту на \(A\), \(B\) попросит самого \(A\) выписать тратту на банк в пользу третьего лица, и за эту тратту \(B\) продаст \(A\) товар. Далее \(A\) обратится в банк с просьбой подтвердить его согласие уплатить эту сумму (которая к моменту истечения векселя будет внесена \(A\) в банк) предъявителю векселя. Банк подтвердит это согласие своей надписью на векселе или акцептом.

Теперь \(B\) может смело предложить акцептованный банком вексель \(A\) в уплату за товар г-ну \(Д\) в Гамбурге или даже Шанхае, ибо и гамбургский и шанхайский купцы не сомневаются в кредитоспособности Германского Банка. Таким образом, благодаря акцепту, банк легитимирует наличие вступающих в обращение (для реализации) товарных ценностей, а для кредитной эмиссии ничего иного, кроме этой легитимации, не надо, ибо, как мы уже выяснили, кредитные деньги — это не больше, чем форма реализации товара или форма обращения. Поскольку \(B\) уплачивает \(Д\) за товар акцептованным банком векселем \(A\), постольку несомненно, что этот последний есть ничто иное, как форма покупательского средства, т. е. определенная функциональная форма денег. Кем же создана эта форма денег, или — проще — эти кредитные деньги, — капиталистом \(A\) или банком? Мы убедились, что \(A\) без банка не мог бы создать кредитных денег, поскольку \(B\) несомненно отказался бы принять в обмен за товар вексель \(A\), ибо ему совсем не улыбается перспектива остаться с векселем, но без товара. Итак, без банка здесь невозможна кредитная эмиссия. Но, с другой стороны, и без капиталистов \(А, В, С, Д\) она также невозможна, ибо эта эмиссия обслуживает товарное обращение, и свои корни имеет только в этом последнем. Следовательно, вексель \(A\) является первым и исходным моментом, а акцепт банка вторым и заключительным моментом кредитной эмиссии, каковую и следует рассматривать, как неразрывное единство этих двух моментов.

Но единство не отрицает, а, наоборот, обязательно предполагает противоречие между моментами этого единства. И здесь это противоречие постоянно имеет место. Именно это противоречие скрыто за отмеченным Вебером различием между гарантийным и финансовым акцептами. Когда второй момент кредитной эмиссии имеет место независимо от первого, когда, следовательно, акцепт выступает не как заключительный, но как исходный момент кредитной эмиссии, то последняя, как надстройка, вступает в противоречие с тем базисом, на котором она покоится. Финансовый акцепт и есть эта форма необоснованной товарным обращением кредитной эмиссии, следовательно, форма, лишенная своего содержания, и потому повисшая в безвоздушном пространстве. Если же и находится «воздух» для этой формы, то только за счет разряжения наличной атмосферы, т. е. инфляции, если нет притока воздуха извне, а именно за счет капитального кредита из стабильной части аккумулированных фондов банковского кредитования⁶¹. В последнем случае дело примет такой оборот: \(A\) хочет раздобыть капитал, для чего банк \(B\), не имеющий возможности предоставить ему таковой, соглашается акцептовать его вексель, хотя он и не обоснован товарной ценностью. Тогда \(B\) может без труда учесть этот вексель в банке \(C\), который оставит этот вексель в портфеле, и таким образом дело сводится просто к тому, что \(B\) оказал \(A\) бланковый капитальный кредит под поручительство \(A\) банка, т. е. здесь мы имеем дело с той формой, которую Обст называет Kreditgewährung gegen Bürgschaft. Банк \(A\) только помог \(B\) получить капитальный банковский кредит у банка \(C\), но никакой кредитной эмиссии здесь не произошло, если банк \(C\) учитывает вексель за счет аккумулированных фондов. Но иное дело, если \(B\) уплатит этим векселем за товар капиталисту \(Д\), а последний \(Е\) и т. д., т. е. если этот акцептованный вексель будет брошен в обращение. В этом случае вексель \(B\) может оказаться избыточным средством обращения, если уже имеется достаточно векселей, созданных «гарантийным акцептом» в самом процессе обращения.

Таким образом, акцептная инфляция вполне возможна и именно потому, что акцепт есть форма кредитной эмиссии⁶². Однако акцептная инфляция, аналогично жиро-инфляции и в отличие от банкнотной инфляции, может не распространяться на всю сферу денежного обращения, локализуясь рамками эмитентов (трассата и банка-акцептанта), и тех, кто стал жертвой этой частной инфляции. Конкретно это сводится к тому, что трассат не может покрыть долговой суммы к моменту платежа, и если банк увлекся операцией финансовых акцептов, то и он не в состоянии покрыть задолженность своего клиента, и банкротство банка неизбежно.

История знает не мало таких примеров, и именно этим Яффе объясняет тот факт, что акцептные операции современных депозитных банков относительно невелики, и все больше концентрируются у Merchant-Banktn и Foreign-Banks. Акцептная операция все больше вытесняется из сфер внутреннего оборота и переходит в сферу международного платежного оборота через посредство Foreign-Banks. Впрочем, ниже мы увидим, что помимо этой опасности акцептных операций для банков имеются и иные, более серьезные основания для вытеснения акцептной формы кредитной эмиссии другими формами, а именно банкнотной и депозитной эмиссией.

Сейчас нам предстоит выяснить сущность этих высших форм кредитной эмиссии в отличие от более элементарной акцептной формы. Акцепт нами рассматривался, как заключительный аккорд кредитной эмиссии постольку, поскольку акцептованный вексель непосредственно фигурирует как средство обращения. Именно таким путем и были устранены те противоречия, которые возникли в нашем примере в связи с отсутствием денежной наличности. Но оказывается, что в действительности акцепт еще не в состоянии окончательно разрешить этих противоречий.

В самом деле акцепт был выходом из вставшего перед капиталистами \(А, В, С, Д\) затруднения только потому, что \(B\) смог уплатить \(Д\) акцептованным банком векселем \(A\). Но, если \(B\) продал \(A\) товар, скажем, на \(10.000\) марок и получил от него вексель на эту сумму, то это не значит, что ему потребуется купить у \(Д\) товар именно на эту же сумму. Допустим, что этот \(B\) являет производителем шелковых изделий, и на вырученные от оптовой продажи \(А 10.000\) марок он должен закупить на \(5.000\) марок шелка-сырца, на \(1.000\) марок разных необходимых для обработки шелка-сырца химических веществ, затем он должен уплатить \(500\) марок налогу, столько же аренды, \(2.000\) марок заработной платы и, наконец, \(1.000\) марок в виде прибыли он хочет положить себе в карман. Итак, в действительности, акцепт ему не поможет, ибо акцептованным векселем он может уплатить только в одни руки, в то время как ему необходимо по условиям его производства эту сумму обязательно раздробить; таким образом, возникает противоречие между данной формой кредитной эмиссии и ее функциональным назначением как средства обращения. Это противоречие разрешится переходом к высшей форме кредитной эмиссии, и опять-таки при посредстве банка, который уже, начиная с акцепта, взял на себя функцию консолидации тех средств обращения, без которых при отсутствии денежной наличности, но при наличии всех прочих предпосылок, невозможно воспроизводство. Вместе с тем, анализ этой высшей формы кредитной эмиссии даст нам возможность определить вторую из отмеченных двух форм акцептного кредита, а именно, когда последний является не заключительным звеном кредитной эмиссии, но посредствующей ступенью и вместе с тем условием, при котором эта эмиссия обязательно должна произойти. Тем самым будет исчерпан также и анализ акцептного кредита...

* * *

Как противоречие простого векселя (создание его, как средства обращения и невозможность в силу отмеченного обстоятельства функционировать в качестве такового) разрешается акцептом, так и аналогичное противоречие акцептованного векселя разрешается высшей формой кредитной эмиссии — банкнотной.

Мы берем развитую форму банкнотной эмиссии, а не ту, которая, например, существовала в средние века; кроме того, мы анализируем закономерности действительной эмиссии (т. е. не связанной 100% золотым обеспечением), но не той фиктивной эмиссии, которая на основе ложных принципов Currency Scool привилась в английской практике после банкового акта Роберта Пиля.

Выходом из того затруднения, которое встало перед \(А, В, С, Д\) в связи с невозможностью дробления акцептованного векселя и его функционирования в этих дробных суммах в качестве средства обращения, служит замена векселя акцептованного депозитным банком векселем эмиссионного банка — банкнотой. Этой трансформацией формы векселя разрешается последнее противоречие векселя как средства обращения. Вексель как бы вел отчаянную борьбу за свою самостоятельность в качестве средства обращения, но эта борьба окончилась его поражением, ибо коммерческому векселю пришлось в конце концов уступить место банковскому векселю — банкноте. Акцепт здесь был как бы компромиссом: вексель согласился на «протекторат» банка, но не лишился еще своей самостоятельности; вслед за протекторатом вексель в силу объективной необходимости попал в полную вассальную зависимость от банка. Однако сюзерен опирается на вассала: банкнота, как средство обращения, базируется на векселе, как ее исходной форме.

«Вексель есть носитель двух различных функций: во-первых, подобно банкнотам и чекам, он является средством обращения и, во-вторых, служит в широкой мере средством кредитного (денежно - капитального. З. А.) посредничества»⁶³. Но в этом втором случае вексель относится к сфере не коммерческого, но денежно-капитального кредита, т. е. служит либо формой перераспределения наличных функционирующих капиталов между отраслями производства и отдельными капиталистами, либо формой превращения аккумулированных денежных фондов (и в том числе банковских аккумулированных пассивов) в функционирующий капитал. Поскольку же мы говорим о кредитной эмиссии, нас эта форма векселя не интересует, и поэтому в дальнейшем, говоря о векселе, мы будем иметь в виду именно эту форму векселя, т. е. вексель, как средство обращения, возникшее в процессе коммерческого кредита.

Фундаментальную ошибку Currency Scool мы усматриваем в том, по она не поняла природы банкноты, как средства обращения. Она рассматривала каждую партию эмитированных банкнот, как дополнительную массу денег, бросаемых в обращение. Между тем, если банкнотная эмиссия базируется на общеизвестных принципах Banking Scool, т. е. на товарном обращении и дисконте исключительно «здоровых» обслуживающих это обращение коммерческих векселей, то банкнотная эмиссия ни в коем случае не может рассматриваться, как добавление к наличному объему средств обращения. При предпосылках Banking Principle банкнотная эмиссия не является новым эмиссионным ресурсом (для общества), но лишь простой заменой одной формы кредитной эмиссии (вексельной) другою формою (банкнотною).

Но этого не поняли ни Рикардо, ни Роберт Пиль, ни Оверстон. Не понимая, что банкнотная эмиссия базируется на совершившейся уже в процессе коммерческого кредита вексельной эмиссии, сторонники «денежной школы» в полном согласии с учением Рикардо пришли выводу о необходимости полного золотого покрытия банкнот, и актом Роберта Пиля на практике было проведено ограничение банкнотной эмиссии золотой наличностью. Тем самым они вновь вернули капиталистическое общество к тому противоречию производства и обращения, которое и призвана была разрешить банкнотная эмиссия. Но принципы денежной политики, прямо вытекавшие из этой фундаментальной теоретической ошибки, хотя и принесли английскому капитализму не мало хлопот, не могли, однако, побороть объективных экономических законов; в результате в Англии сошло на нет значение этой формы кредитной эмиссии, ибо она, в виду ложного банкового законодательства, была почти целиком заменена другой формой банковской кредитной эмиссии, о чем ниже.

Нужно сказать, что современная экспансивистическая теория (Ган, Шумпетер, Зомбарт), которую иногда рассматривают, как развернутую и дополненную «банковую теорию», в действительности очень далека от принципов этой последней. Лишь такие «полуэкспансивисты», как Оутри в наши дни и Коклен в старые годы, приближаются к этим принципам. Что касается упомянутого Коклена, то он имел несомненно правильное представление о генезисе банкноты, как превращенной формы акцепта. Вместо гарантийной надписи на векселе путем акцепта банк просто заменяет вексель банкнотой, и в этом по Коклену суть дела: «образ действий другой, — говорит по этому поводу Коклен, — но виды и цель те же»⁶⁴. Но, правильно поняв генезис банкноты Коклен упустил из виду качественные различия между банкнотой и векселем. «Виды и цель» банкнотной эмиссии могут быть и иные, но те противоречия банкноты, которые в этом случае возникают, не нарушают абстрактного анализа банкнотной эмиссии, как одной из форм кредитной эмиссии, возникающей в процессе коммерческого кредита.

Выпуская \(1.000\) штук банкнот по \(10\) руб. под учет «здорового» коммерческого векселя, вместо того, чтобы акцептовать вексель на \(10.000\) руб., банк тем самым и разрешает противоречие акцепта. Акцепт есть развитие простого векселя, как средства обращения, а банкнота есть дальнейшее развитие в том же направлении акцептованного векселя. Банкнота есть ничто иное, как развитая форма или трансформированный коммерческий вексель. И акцепт⁶⁵ и банкнота представляют собой «смычку» или «стык» коммерческого и банковского кредита. Но последний выступает здесь лишь как надстройка по отношению к коммерческому кредиту, который и являет истинным базисом кредитной эмиссии⁶⁶. Конечно, надстройка невозможна без базиса. Однако и «базис» невозможен без надстройки, как, например пар и электричество в качестве технического базиса данной социальной системы невозможны без соответствующей этому базису идеологической надстройки — высокого развития технических знаний. Следовательно, надстройка и базис должны быть рассматриваемы в необходимом единстве системы. Только так и следует подходить к анализу кредитной эмиссии, которая является единством базиса (коммерческий кредит) и надстройки (банковский кредит).

Если можно было бы отвлечься от связей внутреннего обращения с мировым рынком и допустить возможность идеального регулирования банкнотной эмиссии (но этого как раз капитализму не дано!), то можно было бы сказать, что банкнотная эмиссия, как таковая, не нуждается в наличном золотом запасе. Это так потому, что, как мы показали, банкнота лишь заменяет тот вексель, который в нашем примере циркулировал в обществе, лишенном совершенно денежной наличности, по кругу \(A—B—C—A\). Однако, конечно, такое общество есть не более, чем теоретическая абстракция, которая, однако, имеет то познавательное значение, что дает нам возможность выяснить природу банкнотной эмиссии в чистом виде и объяснить возможность и закономерность функционирования частично покрытых золотом банкнот, с одной стороны, и неразменных банкнот, с другой.

Противоречие банкнотной эмиссии в том, что она с одной стороны заключает в себе возможность эмансипации от металлического базиса, а с другой стороны ограничивает эту эмансипацию золотым запасом. Этот последний, по Марксу, имеет троякое назначение: «1) запасного фонда для международных платежей, или короче запасного фонда мировых денег, 2) запасного фонда для внутреннего металлического обращения, периодически расширяющегося и сокращающегося, 3) запасного фонда, обеспечивающего уплату вкладов и размен банкнот, — эта последняя роль связана только с банковой функцией и не имеет никакого отношения к функциям денег, как таковым...»⁶⁷.

Все, что мы говорили о закономерности первичной формы кредитной эмиссии (вексельной), в полной мере сохраняет силу для банкнотной эмиссии. В большинстве стран монополия эмиссии банкнот принадлежит центральному эмиссионному банку. Эмиссионные фонды последних (если отвлечься от незакономерного финансирования за счет банкнотной эмиссии правительств) реализуются в активных операциях путем: 1) учета товарных векселей и 2) ссуд. Учитываются же: либо а) непосредственно-коммерческие векселя, либо б) векселя, акцептованные или уже учтенные депозитными банками, банкирскими домами, бильброкерами и т. д. Ссуда же может быть: а) обеспеченной залогом (товары, ценные бумаги и пр.) и б) необеспеченной.

Вернемся к нашему примеру. \(B\) располагает траттой \(A\) на \(1.000\) рублей. Поскольку банк не только занимается акцептами, но и эмиссией банкнот, то для \(B\) теперь нет нужды прибегать к акцепту, и он может прямо превратить вексель \(A\) в банкноты. При нашей предпосылке единого, обслуживающего все общество, банка это, конечно, было бы так: акцептная форма просто уступила бы свое место банкнотной форме. Но в действительности мы знаем, что центральные эмиссионные банки нигде не являются монополистами кредита — они по большей части только «банки банков», — «низовую» же кредитную работу осуществляют депозитные банки и разного рода местные кредитные учреждения. При таком положении акцепт является необходимой посредствующей ступенью превращения векселя в банкноту.

Если мы вспомним о существовании длинной иерархии кредитных посредников от какой-нибудь маленькой банкоподобной фирмы до Рейхсбанка, то ясно, что одним местным акцептом у этой фирмы дело не ограничивается. Вексель \(A\) пройдет, по крайней мере, три ступеньки до своего превращения в банкноту. Сначала вексель акцептует местная банковская фирма (но этот акцепт не удовлетворит капиталиста даже и в том случае, если бы он и не нуждался в дроблении валюты векселя: гамбургский, а тем паче шанхайский капиталист так же мало знает трассата, как и трассанта и ремитента). Это даст возможность капиталисту \(B\) учесть вексель в крупном банке; наконец, последний переучтет его в центральном эмиссионном банке, и таким образом вексель закончит свою операцию превращения в банкноту.

Но дело может принять и другой оборот. Вместо того, чтобы брать от \(A\) тратту на банк, \(B\) может сам выставить тратту на \(A\), которую последний акцептует, после чего \(B\) обратится к местному банку уже не за акцептом, но за учетом. Правда, в нашей русской практике, в отличие от заграничной, переводные векселя не прививались, да и теперь не фигурируют, как орудие коммерческого кредита. У нас коммерческий оборот обслуживается исключительно простыми векселями, но это, конечно, не меняет сути дела. У нас \(B\) не выставляет тратты на \(A\), но берет от \(A\) простой вексель, т. е. обязательство платежа \(B\) на данную сумму в обусловленный векселем срок и в указанном месте. Но если \(A\) берет на себя обязательство уплаты \(B\) по простому векселю, то это то же самое, как если бы он акцептовал выставленную на него тратту \(B\).

Акцептирование векселя в местном банке, его дисконтирование в крупном депозитном банке, и, наконец, переучет векселя в центральном эмиссионном банке, все это и есть процесс становления векселя как средства обращения. Банкнотная эмиссия не исходный, но лишь заключительный момент этого процесса. Исходный момент — товарная сделка и рождение самого векселя, посредствующие — акцепт, учет и переучет, и заключительный — эмиссия банкнот. Мы здесь имеем лишь усложнение и трансформацию того процесса кредитной эмиссии, который в чистом виде был выяснен на гипотетическом примере товарного обращения между \(A, B, C\) в обществе, лишенном денежной наличности. И местный маленький банк, и крупный депозитный банк, и, наконец, центральный эмиссионный банк — все это звенья единого аппарата, вырабатывающего средства обращения, но двигательной силой этого аппарата является само товарное обращение, а «сырье», которое оно «обрабатывает» на этих стадиях «процесса производства средств обращения», есть товарный или коммерческий вексель. И как всякое производство сводится лишь к видоизменению формы природного материала, так и эта общественная машина лишь изменяет форму «природного», но грубого, несовершенного, социально еще не достаточно «обработанного» средства обращения — коммерческого векселя.

В начальный период промышленного капитализма так обстояло дело: в местном обороте, в качестве средства обращения, функционировали товарные векселя местных капиталистов, и всякое новое жиро на векселе увеличивало его циркуляторную силу. Максимальной силой этого рода обладали те векселя, на которых уже не оставалось места для жиро, но и этого недоставало: приходилось приклеивать бумажные полосы, чтобы дать место для жирантов. Современная банкнотно-эмиссионная система (о чем ниже) является, так сказать, «технически» совершенным «машинным» способом «производства» средств обращения по сравнению с описанным способом, который может быть назван грубым, «кустарным» методом «производства» средств обращения.

Но как кустарное или ремесленное производство и до сих пор, несмотря на рост машинизации, находит еще сферы своего применения, так и акцепт (как заключительное звено кредитной эмиссии) еще не сдал совершенно позиций своему конкуренту — банкноте. Сферой полной монополии акцептной формы кредитной эмиссии является международный обмен. Но поскольку всякое международное платежное и покупательское средство в конечном счете реализуется в пределах какой-нибудь страны, постольку и акцептированные векселя большей частью не избегают этого превращения в банкноту, которая является общепризнанным средством обращения внутри каждой страны.

Итак, по своему существу банкнота есть развитая форма кредитных денег или трансформированный коммерческий вексель. Однако из этого не следует, что между банкнотой и векселем различия только по форме и полное тождество по существу. Те ступени, которые вексель проходит в своем развитии до превращения в банкноту, являются в то же время моментами развития его, я бы сказал, «социальной акцептабельности», т. е. его общественной приемлемости, как средства обращения. Вексель с одной подписью мало-известного коммерсанта обладает ничтожной или даже не обладает никакой акцептабельностью. Простое увеличение числа подписей на векселе уже создает его акцептабельность, но в ограниченных рамках. Наконец, появление на векселе банковской подписи вносит принципиально новый момент, ибо здесь уже мы имеем дело не просто с суммой частных гарантий. Акцептованный крупным банком вексель приобретает денежно-платежную гарантию со стороны общественного института, поскольку банк в своих кредитных операциях целиком и полностью является общественной организацией более или менее широких капиталистических кругов. От этого «более или менее» в значительной степени зависит и покупательская сила акцептованного банком векселя, способность последнего заменять действительные деньги в функции средства обращения. Наконец, между акцептованным банковским векселем и банкнотой частного банка различия отнюдь не второстепенного или технического порядка.

Мы показали, что невозможность дробления валюты векселя чрезвычайно суживает возможность его функционирования, как средства обращения. Благодаря же замены акцепта банкнотной эмиссии, открывается в пределах страны совершенно безграничная возможность функционирования векселя в этой форме как средства обращения. Если независимо от общественного положения банка-акцептанта, возможность функционирования акцептованных им векселей была все же связана довольно узкими рамками, то теперь в форме банкноты эта возможность зависит исключительно от общественного положения банка-эмитента. Так, эта возможность была чрезвычайно ограничена в средние века и в начале нового времени, но отнюдь не из-за формальных моментов, но исключительно в силу частного и узко-местного характера банкирского предприятия, выступавшего эмитентом. Ликвидация частных эмиссионных банков и превращение их если не по форме организации, то по существу в централизованные, общественные и опирающиеся на правительственную власть эмиссионные банки, естественно, приводит к принципиальным, качественным различиям между первичной формой кредитных денег (вексель) и его развитой формой (банкнотой). Как развитие формы стоимости приводит к превращению товара в деньги — всеобщий товар, — так и развитие формы векселя приводит к превращению частных кредитных денег во всеобщее средство обращения и платежа. По своей платежной и покупательской силе банкнота становится равноценной действительным деньгам: предыдущим анализом мы как раз и стремились раскрыть генезис этой социальной трансформации частного коммерческого векселя.

Итак, вексель (коммерческий) есть представитель товара, и средством обращения он является лишь, как представитель будущих денег. Банкнота есть представитель денег (золота); она является дефинитивным (окончательным) средством обращения, как заместитель настоящих денег. Поскольку вексель уже превращен в банкноту, постольку, можно сказать, товар уже закончил свой метаморфоз, частный и конкретный труд, воплощенный в товаре, превращен в общественный и абстрактный труд, кристаллизованный в деньгах и выраженный в заместителях последних — банкнотах. Невозможность же действительной реализации товаров при кризисах всегда проявляется в затруднениях с учетом векселей, следовательно, в невозможности превратить вексель — представителя товара (конкретного труда) в банкноту — представителя действительных денег (абстрактного труда). Следовательно, качественные различия между векселем — простейшей формой кредитных денег, и банкнотой — его развитой формой, есть по существу различия товара и денег, конкретного и абстрактного труда. Противоречие векселям банкноты того же порядка, что и противоречие товара и денег, которое в свою очередь представляет собой развитие противоречия потребительской стоимости и стоимости. Отсюда вывод — банкнота не может не быть связанной с золотом, ибо она является его представителем, и в качестве такового банкнота противостоит товарному векселю, как деньги противостоят товарам. Вот почему в корне ошибочна теория «Klassische Geldschopfung» Бендиксена, который рассматривает банкноты непосредственно, как представителей товара и как самостоятельную и истинную форму денег, а не как представителей действительных денег — золота, противостоящих товарам. Устранив противоречия векселя и банкноты, Бендиксен тем самым пытается словесно устранить глубочайшее противоречие товара и денег, конкретного и абстрактного труда, но вопреки желанию Бендиксена это противоречие продолжает существовать и, поскольку существует капитализм, дает о себе знать в кризисах.

Однако здесь мы пока отвлекаемся от кризисов и диспропорциональности капиталистического производства, следовательно, мы предполагаем, что частный труд всегда может быть превращен в общественный труд, и, следовательно, возможно превращение товара в деньги. А если эта возможность налицо, то затруднения с созданием самой денежной формы не могут иметь места: они, как мы показали, устраняются процессом трансформации векселя в банкноту, и функционированием последних, как представителей настоящих денег, количественно соответствующих сумме цен реализуемых при их посредстве товаров. «Создание» этой денежной формы, целиком обусловленное товарным обращением, и является функцией банкнотно-эмиссионных банков и их пассивным фондом...

* * *

Анализ развития банкноты из коммерческого кредита дает возможность ответить на вопрос о природе акцепта, неоднократно обсуждавшийся в специальной литературе.

Одни (Яффе, Лексис, Каценеленбаум и др.) утверждают, что акцепт не есть еще кредит, поскольку акцептованный вексель еще должен быть учтен, и поэтому ре акцептанты, но дисконтеры являются заимодавцами. Другие, и их большинство (Бекерат, Вебер, Роцумек, Обет и др.), полагают, что \(B\) (продавец) кредитует \(A\) (покупателя) только потому, что \(A\) пользуется правом акцепта в банке, и таким образом ссуда возможна только благодаря существованию кредитных отношений между банком и \(A\). Далее, так как \(A\) остается должником банка до момента истечения срока векселя, то хотя банк и не вкладывает своих наличных средств в акцептную операцию, но, несмотря на это, \(A\) является заемщиком банка, а не \(B\), так как он имеет дело только с банком и именно банку вносит деньги к моменту платежа.

Получается парадокс с точки зрения натуралистической теории: налицо кредитное отношение без какого бы то ни было перемещения капитала в товарной или денежной форме. Поэтому с точки зрения натуралистической теории, конечно, более последовательно отрицание кредитной породы акцептных операций, но это отрицание явно противоречит тому «опыту», который лежит в основе «теории». Приспособление же «теории» к «действительности» достигается ценой отказа от самых основ теории, именно натуралистических представлений о сущности и формах кредита. Но посмотрим, как все же это противоречие устраняется, хотя бы и ценой банкротства общих основ кредитной теории.

Возьмем автора солидной работы о денежном и капитальном рынке — Бекерата.

«В действительности, при банковском акцепте, — говорит Бекерат, — первым заемщиком является акцептирующий банк, который делает «текучей» (flussig macht) в пользу трассанта находящуюся в его распоряжении покупательскую силу, но отнюдь не другой банк, который дисконтирует тратты»⁶⁸. Это положение с полным основанием аргументируется тем, что банк, дисконтировавший акцептованный вексель, всегда может передать таковой в другие руки, следовательно, использовать его, как средство обращения.

Но этого мало: Бекерат попадает, что называется, в самую «точку», совершенно парализуя противоположную аргументацию Яффе или Каценеленбаума ссылкой на то, что поскольку даже акцептированные векселя не бросаются в обращение, но остаются в портфеле дисконтировавшего банка, последний рассматривает эти векселя, как наличность, на ряду кассой и текущими счетами⁶⁹. Но к наличности эти векселя приравниваются именно потому, что реализация этих векселей, т. е. превращение их в деньги, поскольку имеется солидный банковский акцепт, всегда обеспечено. На этот пункт напирает также и Роцумек⁷⁰.

Это положение вообще неопровержимо. Возможность использования акцептных операций банка как источника кредитной эмиссии, не может отрицать и 3. С. Каценеленбаум, и это видно из следующих слов:

«Английские банки и банкирские дома, акцепты которых принимаются в уплату за товары, получают благодаря этому возможность открывать кредиты своим клиентам, давая им свои акцепты или подписи на векселях»⁷¹ (Разрядка наша. З. А.). Как будто здесь сказано вполне ясно: акцепты являются платежным средством, как и деньги, а так как эти акцепты создаются банком, то, следовательно, акцепт является формой кредитной эмиссии. Но именно этого, логически неизбежного вывода не делает З. С. Каценеленбаум: «Но нельзя упускать из виду — так коррелируется выставленное выше положение о создании кредита через акцепт, — что акцептный кредит не представляет собой законченной кредитной операции. Для того, чтобы операция была закончена, акцептированный вексель должен еще быть учтен»⁷². Но если (что бывает и теперь, а раньше в половине XIX века было общим правилом) акцептованный банком вексель не учитывается, но функционирует, как средство обращения, как быть в этом случае? Очевидно, эта операция будет «законченной кредитной операцией», а акцептная банковская эмиссия — формой эмиссии средств обращения. И именно это положение вынужден признать В. Лексис хотя бы и в. полном противоречии со своей общей концепцией кредита, как «передачи вещей» и т. п.⁷³.

Лексис по этому вопросу высказывается совершенно определенно и гораздо более прямолинейно, чем З. С. Каценеленбаум: «Банки, говорит Лексис, — могут расширять свои операции за пределы имеющихся в их распоряжении в данное время свободных средств тем, что они разрешают своим клиентам выдавать на них (на банки) переводные векселя, которые они акцептируют, превращая их в своего рода самостоятельные средства обращения, напоминающие в известной степени банкноты» (Курсив наш. З. А.)⁷⁴. Но если даже эти векселя и не превращаются в «самостоятельные средства обращения», а дисконтируются в других банках, то далеко не безразлично то, что благодаря банковскому акцепту эти векселя в качестве учетного материала приобретают особо привилегированное положение.

Яффе отмечает, что по оценке дисконтеров на первом месте стоят Bankpaper, т. е. векселя, выписанные, акцептированные или индоссированые английскими банками и банкирскими домами⁷⁵. Эти векселя не могут не быть учтены: за ними гонятся банки, которые за учет этих векселей взимают на 1—1½ % ниже⁷⁶, чем за учет прочих векселей, и если даже вычесть ½% комиссии за акцепт, то выгодность акцептной операции для клиента (так же, как и для банка-акцептанта) становится очевидной.

Чем же объясняется такое привилегированное положение Bankpaper? Вопрос этот может даже показаться странным, ибо ответ на данный вопрос уже дан самой квалификацией этих векселей, как Bankpaper: гарантия платежа по этим векселям со стороны банка определяет их привилегированное положение в качестве учетного материала. Однако по этим векселям в конце концов ведь платят не банки, но их клиенты, и самая возможность уплаты по ним определяется возможностью погашения векселя клиентами банка⁷⁷. Отсюда ясно, что банк, если он ведет осторожную политику, соглашается акцептовать без ценностного обеспечения только те векселя, платеж по которым гарантирован не возможностью какой-либо форс-мажорной экзекуции имущества должника, но обеспечен той товарной сделкой, которая породила этот вексель. Только потому, что \(A\) получил товарную ценность для реализации у \(B\), банк соглашается акцептовать вексель \(A\), который действительно обеспечен этой годной для реализации товарной ценностью.

Следовательно, привилегированность Bankpaper в конечном счете определяется тем, что в данном случае к учету предлагается здоровый вексельный материал, прошедший через фильтр банка. Именно благодаря этому фильтру банк-дисконтер, например центральный эмиссионный банк, может смело расширять свои учетные операции за счет своих эмиссионных фондов, ибо этот фильтр гарантирует ему наиболее рациональную форму реализации эмиссионных фондов.

Таким образом, если акцептованный вексель и не бросается в обращение, то он создает предпосылки для кредитной эмиссии, предпосылки, при которых эмиссия обязательно должна иметь место.

Вот почему совершенно правильно положение Бекерата, что налицо несомненная «возможность создавать благодаря банковскому акцепту активную формальную покупательскую силу, которая вообще может возникнуть только путем создания новых денежных знаков (в широком смысле)»⁷⁸, и именно в этом, как говорит Беккерат, «бытии как средства обращения», корень банковского акцепта.

Итак, акцепт есть всегда заключительный или посредствующий момент кредитной эмиссии. Акцептируя векселя, банк «создает» средства обращения (в 1-м случае), но лишь постольку, поскольку это создание подготовлено уже самим товарным обращением, а именно коммерческим кредитом.

В банковской практике имеют место случаи, когда банк учитывает векселя, акцептованные руководителями того же банка. В этом отношении характерна оригинальная практика банковских акцептов в Бельгии. Здесь особенно строго соблюдается принцип товарности векселя, при чем Эмиссионный Банк и по его примеру прочие банки требуют не 2, но 3 подписей на векселе. Однако третья подпись является чисто-гарантирующей и отнюдь не связана с самим товарным обращением. Большей частью эту третью подпись или жиро дают члены учетных комитетов тех самых банков, которые затем учитывают эти векселя⁷⁹.

Но как акцептные операции банков базируются на товарном обращении, так же и банкнотная эмиссия имеет ту же основу. И если эмиссионный банк взимает %% по учету векселей за счет своих эмиссионных фондов, то, за вычетом действительных расходов по содержанию золотых резервов и оплате эмиссионного аппарата, этот чистый %, остающийся банку, того же происхождения, что и провизия, получаемая банками за акцептные операции. Это плата за привилегию банков легитимировать, давать общественную санкцию средствам обращения, создаваемым в процессе товарного обращения. В точном смысле слова, ни акцептом, ни эмиссией банкнот банки не «создают» средства обращения, но превращают эти последние из одной, менее акцептабельной, формы в другую, общественно признанную, форму. В этом превращении форм кредитной эмиссии сущность и акцепта и банкноты: банковское «творчество» средств обращения является лишь моментом движения форм кредитной эмиссии, которая ведет свое начало от процесса товарного обращения.

Об этом совершенно определенно говорит Маркс, замечая, что Оверстон считает капиталиста, учитывающего вексель в банке, «человеком без капитала потому, что капитал последнего существует в товарной форме, или потому, что денежной формой капитала в это случае является вексель, который превращается господином Озерстоном в другую денежную форму»⁸⁰ (Разрядка наша. З. А.). И далее Маркс подчеркивает, что «учет осуществляет превращение денежных требований из одной формы в другую или в действительные деньги»⁸¹. Когда же учет происходит за счет эмиссии непокрытых банкнот, то ясно, что в этом случае учет превращает денежные требования не в действительные деньги, но лишь из одной формы (вексель) в другую (банкноту). Наш анализ ставил себе целью показать, как происходит это превращение форм и какую роль в этом процессе играет банковский акцепт.

Но спрашивается, нуждается ли вексель и его превращенная форма банкнота — в «конечном удовлетворении», по выражению Бруно Молля⁸² т. е. в погашении действительными деньгами? Необходимость такого погашения издавна признавалась экономистами. Еще старый юрист Эйнерт определял вексель, как «бумажные деньги коммерсантов, которые покоятся на личном кредите частных лиц и размен которых гарантирован в звонкой монете»⁸³.

Размен, конечно, гарантирован, поскольку вексель является обязательством платежа за действительно реализуемую товарную ценность, но насколько такой размен необходим — другой вопрос. Мы показали в нашем гипотетическом примере, каким образом товарное обращение может совершаться без единого доллара звонкой монеты. Но наша гипотеза совсем недалека от действительности: общеизвестно, что в Англии и С.-А. С. Ш. большая часть всех коммерческих оборотов совершается без всякого вмешательства «звонкой монеты» — одними банкнотами, чеками и векселями. Поскольку вексель совершает полный круг (в нашем примере по цепи \(A—B—C—A\)), постольку он не превращается в наличность. Поскольку же и превращенная форма векселя — банкнота совершает тот же круг, постольку опять-таки не может появиться надобности в превращении банкноты в звонкую наличность. И в этом отношении правильно замечание Гана, что «размен банкнот возможен лишь тогда, когда он не нужен», и, наоборот, требование размена возникает лишь тогда, когда размен фактически невозможен⁸⁴. Отсюда вполне закономерная возможность функционирования неразменных и в то же время вполне устойчивых банкнот.

Кредитная эмиссия и государство

Анализируя акцепт, мы показали, что противоречие векселя, как средства обращения, заключается не только в ограниченности сферы его циркуляции, но также и в невозможности дробления валюты векселя. Вот почему, хотя акцепт и представляет собой замену со стороны банка «неизвестного кредита своим собственным» (Гильфердинг), он не может разрешить противоречия коммерческого векселя, что достигается лишь отрицанием этого последнего в форме банковского векселя — банкноты. Но спрашивается, не может ли ту же функцию выполнить казначейская эмиссия бумажных денег?

Вообще говоря, если все дело банкнотной эмиссии сводится к общественной легитимации кредитной эмиссии, возникшей в самом товарном обращении, то такую легитимирующую роль может, конечно, выполнить и государство, а не банк. Правительство могло бы для этой цели организовать в стране сеть контор, которые заменяли бы частные «здоровые» коммерческие векселя государственными бумажными деньгами, и для операций этих контор не потребовалось бы никакого резерва металлической наличности, ибо эти бумажные деньги сами по себе служат «законными платежными средствами». Они могут быть разменными на металл, но размена, как это было указано выше, не потребовалось бы, и при сделанных предпосылках не могло бы произойти инфляции. Между такими «бумажными деньгами» и банкнотами нет, конечно, по существу никакой разницы, кроме разве именования самого субъекта выпуска. Государство в этом случае взяло бы на себя чисто-кредитную функцию, а именно регулирование кредита, как формы обращения. Такие бумажные деньги были бы кредитными деньгами. Таким образом, отличительная черта последних не в субъекте эмиссии, — таковым может быть и частный банк, и Государственный Банк, и даже министерство финансов, — но в самом характере эмиссии.

В целях терминологической определенности мы принимаем то разграничение банкноты и бумажных денег, которое в нашей литературе провел проф. И. А. Трахтенберг⁸⁵. Однако первый момент отличия банкноты от бумажных денег по Трахтенбергу, а именно по субъекту выпуска, как мы показали, не имеет существенного значения. Конститутивным признаком остаются второй и третий моменты, а именно цель и способ эмиссии. Собственно это не два, но один момент, ибо цель эмиссии (при банкнотах — кредитование товарообращения, при бумажных деньгах — покрытие бюджетного дефицита) определяет и способ эмиссии (в первом случае банковско-кредитный, во втором — казначейски-финансирующий).

Вместе с тем следует заметить, что и бумажно-денежная эмиссия является, аналогично банкнотной, источником питания товарообращений средствами обращения. Поскольку бумажно-денежная эмиссия не выходит за пределы «необходимого минимума обращения» (Гильфердинг), постольку гарантируется устойчивость «представительной стоимости», бумажных денег. Но все дело в том, что именно благодаря цели и характеру бумажно-денежной эмиссии, этой гарантии на самом деле никогда нет, и эмиссия неизбежно должна выходить за пределы «необходимого минимума обращения».

Поскольку в самом товарном обороте уже создана кредитная эмиссия, постольку бумажные деньги всегда являются добавлением к этой последней, следовательно избыточной массой средств обращения, выпускаемой сверх «необходимого минимума средств обращения». Отсюда, в противоположность банкнотной эмиссии, необходимость инфляции при бумажно-денежной эмиссии. В то время, как при кредитной эмиссии оба орудия этой последней — вексель и банкнота, выполнив свою функцию товарообращения, возвращаются к эмитенту (вексель — к векселедателю, банкнота — к банку), бумажные деньги, поскольку предполагается дефицитность государственного бюджета, однажды появившись в товарном обращении в качестве «непрошенного гостя», остаются в обращении и этим «раздувают» объем наличных средств обращения.

Можно избегнуть инфляционного влияния бумажно-денежной эмиссии только при одном условии: если бумажные деньги будут выпускаться не в целях покрытия бюджетного дефицита, но для получения правительством краткосрочного кредита у общества. Допустим, что в течение данного месяца правительство, согласно росписи своих доходов, должно получить налогов в сумме \(10\) млн. рублей. Допустим далее, что платежеспособность налогоплательщиков налицо, но для получения этой суммы необходимо некоторое время, например \(20\) дней. Но, имея в перспективе через \(20\) дней эти \(10\) млн. рублей, правительству, однако, необходимо, скажем, для оплаты заказов по военной промышленности уплатить именно сегодня эти \(10\) млн. рублей. Вместо того, чтобы обращаться к банковскому кредиту, правительство может просто выпустить на \(10\) млн. рублей бумажных денег и рассчитаться этими деньгами с поставщиками. В свою очередь поставщики закупят необходимые для них товары, которые имеются в наличии у налогоплательщиков; последние в порядке оплаты налогов внесут эти \(10\) млн. рублей органам фиска, и, таким образом, государственная бумажно-денежная эмиссия будет погашена. Эти \(10\) млн. рублей не будут добавочным рыночным спросом, ибо увеличение денежного спроса поставщиков на \(10\) млн. рублей соответствует сокращению денежного спроса со стороны налогоплательщиков на эту же сумму, и, таким образом, эта казначейская эмиссия не изменит отношения товарной массы к денежной массе, хотя структура рыночного спроса, правда, станет иной. Эмитированные \(10\) млн. рублей будут находиться в обращении как раз столько времени, сколько необходимо для реализации поставщиками \(10\) млн. рублей и для собирания и инкассирования этой суммы в налоговом порядке. По истечении этого срока, \(10\)-миллионная эмиссия так же, как и в случае обычной кредитной эмиссии, возвратится к эмитенту, и, следовательно, будет погашена. Таким образом, выпуск \(10\) млн. рублей был гарантирован ценностями на те же \(10\) млн. рублей, которыми располагал эмитент, точно так же, как в нашем гипотетическом примере коммерсант \(B\), эмитировавший тратту на покупателя \(A\), располагал равноценностью, которую через известный срок должен был ему уплатить этот последний. Итак, здесь государство по существу выступает как субъект коммерческого кредита и, следовательно кредитной, а не бумажно-денежной эмиссии. Здесь мы имеем определенный круг обращения, а именно государство — поставщики — налогоплательщики — государство, и выпуск этих \(10\) млн. руб. был как раз необходим для обслуживания этой сферы обращения.

Весь процесс мог бы быть совершен и путем кредитования за счет эмиссионных ресурсов банком правительства. В этом случае произошло бы простое удлинение цепи на одно звено: Банк — Правительство — Поставщики — Налогоплательщики — Правительство — Банк (Предпоследнее звено «Правительство» обычно выпадает, так как центральные эмиссионные банки большей частью являются кассирами правительства, и налогоплательщики могут вносить деньги прямо в банк: эти деньги покрывают дебет активного счета правительства у банка.)

Такие правительственные краткосрочные займы у центральных банков постоянно имеют место на практике, например, в Англии или у нас в довоенной России. Вместе с тем, как это нами было показано выше, такие ссуды отнюдь не нарушают рыночного равновесия, ибо они обслуживают определенную сферу обращения. Если же правительство само в этих целях выпускает бумажные деньги, то последние уже не являются бумажными деньгами, согласно нашему определению, но государственными кредитными деньгами, подобно тому как банкноты являются банковскими кредитными деньгами, а векселя коммерческими кредитными деньгами. Следовательно, здесь мы имеем дело с особой формой кредитных денег.

Когда же государство берет на себя хозяйственные функции и выступает в качестве субъекта производительных и торговых операций, то в этом случае первичная и заключительная стадии процесса становления кредитной эмиссии могут быть объединены в едином акте — эмиссии государственных кредитных денег. Государство само является участником процесса товарного обращения, и именно для обслуживания этого последнего оно выпускает кредитные деньги. Государство становится на место капиталистов. В силу особого общественного положения этого субъекта кредитной эмиссии, его вексель сразу устраняет те противоречия, которые возникли в предшествующем анализе как перед коммерческими векселями, так и перед банковскими акцептами. В государственных кредитных деньгах синтезированы специфические черты и коммерческого векселя, и банковского акцепта, и банкноты. Являясь коммерческими векселями, они в то же время обладают всеобще-признанной, общественно-легитимированной формой «законных платежных средств», выраженных в дробных денежных суммах.

Такими государственными кредитными деньгами как раз и являются наши советские банкноты и казначейские билеты, ибо только у нас в широчайшем объеме государство выступает в качестве субъекта хозяйственной деятельности, играя «первую скрипку» во всем процессе товарного обращения. У нас различие между банкнотами и казначейскими билетами совершенно стирается, ибо и те и другие являются государственными кредитными деньгами, поскольку казначейские знаки передаются в Государственный Банк для простого размена банкнот, выпускаемых в крупных купюрах⁸⁶. Если бы функции Государственного Банка у нас выполнял непосредственно Наркомфин, если бы банкнотная и казначейская эмиссия были слиты воедино, то от этого ровным счетом ничего не изменилось бы, ибо фактически и теперь эти оба вида эмиссии регулируются одним и тем же центром, и по существу унифицированы. Конечно, могут быть приведены веские аргументы в защиту дифференциации обоих видов эмиссии, но это будут аргументы исключительно организационного, но не принципиально-экономического порядка.

Не то в капиталистических странах, где отделение банкнотно-эмиссионных функций от казначейских имеет свой raison d’etre, ибо там государство не является субъектом чисто-коммерческих отношений и коммерческого кредита, и, следовательно, не может быть субъектом кредитной эмиссии (за исключением указанной выше узкой и сравнительно незначительной сферы обращения). Здесь государство не может само создавать кредитную эмиссию, ибо объем его коммерческой деятельности слишком незначителен для этого, но может только легитимировать, превращать из одной формы в другую те средства обращения, которые уже созданы коммерческим оборотом. Само государство (капиталистическое) занимается только тем, что собирает ценности и не воспроизводит, но уничтожает их, и, конечно, этот процесс не имеет ничего общего с указанной легитимирующей функцией банкнотной эмиссии, и поэтому вполне целесообразно отделение этой последней от финансовой деятельности государства, что и имеет место во всех странах в результате исторического развития⁸⁷. Поэтому здесь банковская форма кредитной эмиссии является наиболее целесообразной, при чем даже в том случае, когда Эмиссионный Банк является Государственным, он действует, как чисто-кредитный орган (в указанной функции), только опирающийся на авторитет правительства, но отнюдь органически не связанный с бюджетно-финансовой деятельностью этого последнего. Наоборот, бюджет нашего правительства есть не только бюджет «власти», как таковой, но одновременно как бы баланс грандиознейшего промышленного синдиката, коммерческая деятельность которого сама является источником кредитной эмиссии, и который, следовательно, одновременно и порождает и легитимирует эту кредитную эмиссию⁸⁸...

* * *

Но возвратимся к капиталистическому кредиту. Нам необходимо еще проследить процесс дальнейшей трансформации кредитной эмиссии. Банкнотная форма последней, как уже известно, представляла собой ничто иное, как превращенную форму коммерчески-вексельной эмиссии. Конечно, закономерности этой первичной формы целиком включены в закономерности высшей формы. Опираясь на общие законы кредитной эмиссии, банкнотная эмиссия, поскольку вексель в этом случае вообще обречен просто лежать в портфеле Эмиссионного Банка, эмансипируется вообще от векселя как орудия коммерческого кредита. Поскольку вексель теперь уже не служит средством обращения, постольку надобность в нем вообще отпадает, но при этом целиком сохраняется та основа, на которой возникают товарные векселя, а именно — коммерческий кредит. Последний находит путь для непосредственной связи с банкнотной эмиссией и именно следующим образом:

В нашем гипотетическом примере кредитная эмиссия проходила следующие три ступени: 1) При продаже товара в кредит \(A\) получает у \(B\) тратту на местный банк, который 2) ее акцептирует и, наконец, 3) Эмиссионный Банк учитывает эту тратту за счет своего банкнотного эмиссионного фонда. Валюта векселя соответствует проданной \(A\) ценности, а срок — тому времени, в течение которого вексель, не превращаясь в банкноту, совершил бы круг по цепи \(A—B—C—A\). Но весь этот процесс может быть упрощен. Вместо того, чтобы пользоваться акцептным кредитом в банке, \(A\) прямо получает банковый конкоррентный кредит в банкнотной форме у местного филиала Эмиссионного Банка. Вексель теперь уже не требуется, ибо \(A\) уплачивает \(B\) вполне совершенными, общественно-легитимированными средствами обращения — банкнотами. Итак, если раньше у нас выпал акцепт, то теперь выпадает и сам вексель, и коммерческий кредит непосредственно связывается с высшей формой кредитной эмиссии — банкнотой. Но если эти краткосрочные банкноты ссужаются на основе тех же принципов, как это имело место и при учете векселей, то ясно, что изменение форм кредитной эмиссии ровным счетом ничего не изменят по существу в общих закономерностях кредитной эмиссии. Если же здесь возникают новые противоречия (которые будут рассмотрены в специальном очерке), то эти противоречия свойственны также и векселю и акцепту.

Депозитная эмиссия

Банковый Акт Роберта Пиля 1844 г. связал по рукам и ногам банкнотную эмиссию, в силу чего последняя была лишена возможности выполнять свойственные ей функции. Оутри различает «систему фиксированной эмиссии» (fixed issue system) и «цертификатную систему». В первом случае контингентируется сумма эмиссии, во втором случае — банкноты эмитируются против вкладов золота в банк. Систему Роберта Пиля Оутри считает комбинацией этих двух систем: с одной стороны, определен предел непокрытых нот в \(19.750.000\) ф. ст. (с 12 февраля 1923 г.), а с другой — остальная масса эмиссии, поскольку банкноты обеспечиваются полностью золотом, представляет собой «цертификатную систему»⁸⁹. Однако эта непокрытая часть эмиссии не имеет большого практического значения⁹⁰, и поэтому не будет большой ошибкой считать английскую систему цертификатной системой. Но эта последняя по существу не является банкнотной эмиссией, ибо цертификатная система не выполняет специфической для банкнотной эмиссии функции общественной легитимации и соответствующей трансформации коммерческой кредитной эмиссии. Вместо того, чтобы освобождать обращение от металлической границы, система Роберта Пиля как раз пытается строжайшим образом связать обращение этой границей и тем самым лишить хозяйственную динамику необходимой в соответствии с ее ритмом эластичности обращения. Итак, цертификатная система не выполняет основной функции банкнотной эмиссии. Но противоречия коммерческого векселя и акцепта сохраняют всю свою силу, и если, банкнотная эмиссия, как, например, в Англии, парализована как раз в этой своей основной функции, то охарактеризованные выше противоречия должны быть разрешены какой-то другой формой‘ банковской эмиссии средств обращения.

Депозитно-чековая эмиссия как раз разрешает противоречия векселя и акцепта. Вместо того, чтобы выпускать банкноты, депозитный банк просто открывает клиенту на сумму учтенного векселя текущий счет, т. е. предоставляет ему право расплачиваться за товар чеками на банк в пределах валюты учтенного векселя или в размере предоставленной ссуды. «Создавать» текущие счета — это значит, следовательно, «создавать» чеки и чеко- и жирооборот.

Однако эмитируемые банками жиро-счета и чеки отличаются от современных банкнот, и именно тем же, чем от последних отличаются средневековые банкноты частных банкиров или акцепты современных банков. Различие между так наз. «жиро-деньгами» и современными банкнотами заключается в степени общественной акцептабельности тех и других. Естественно, что «жиральные деньги» имеют, также как и акцепты и средневековые банкноты, ограниченную общественную акцептабельность: сальдо жиро-оборота в конце концов покрывается наличными деньгами. «Следовательно, «жиральные деньги» опираются на так наз. «наличные деньги» — и не могут от последних эмансипироваться: в отличие от банкнот они не являются всеобщим покупательним и платежным средством⁹¹, следовательно, в этой форме развитие кредитных денег еще не привело к противоположности, т. е. к их превращению из частных кредитных денег в общественные и всеми признанные платежные средства, каковыми фактически являются современные банкноты. Однако и банкнотная и депозитно-чековая формы кредитной эмиссии подчиняются одной и той же общей закономерности, обусловленной единством их основания — коммерческим кредитом.

Спрашивается, можно ли рассматривать чеки как деньги? Экспансивисты (Маклеод, Ган и Шумпетер), конечно, отвечают на этот вопрос положительно. Деньгами для Маклеода служит все то, чем расплачиваются за покупку товара или в чем погашают долги. Поэтому для Маклеода и марки, поскольку они служат этим целям, есть деньги. Далее, так как капитал есть прежде всего сумма денег (или сумма денег дает право на распоряжение определенным капиталом), а чеки есть деньги, то, создавая текущие счета и чеки, банк тем самым создает капитал.

Мы знаем, в чем ошибочность этой концепции: чек — не деньги, а деньги сами по себе еще и не капитал, и поэтому эмиссия чеков не есть создание денег и капитала. Но чеки действительно замещают или представляют деньги в функции орудия обращения, точно так же, как подобными заместителями являются «чистые» банкноты и акцептованные банками векселя. Эмиссия чеков есть одна из форм эмиссии средств обращения, т. е. «создания» кредитных денег. Чек как раз разрешает те же противоречия векселя и акцепта, как форм кредитной эмиссии, которые в предыдущем анализе были разрешены банкнотой. И все, что было сказано относительно банкнотной эмиссии, в полной мере относится и к жиро-чековой эмиссии. В этом нетрудно убедиться, если мы еще раз вернемся к нашему гипотетическому примеру.

Допустим, что наши капиталисты \(А, В, С, Д\) — клиенты единственного депозитного банка. \(B\) продает товар \(A\) и выставляет на него тратту, которую последний акцептует. Далее \(B\) обращается с этой траттой в банк, так как ему необходимо, во-первых, легитимировать, как средство обращения, эту тратту, и, во-вторых, раздробить валюту векселя, ибо покупки ему необходимо сделать у двух капиталистов — \(C\) и \(Д\). Но этот единственный банк не имеет права банкнотной эмиссии и в то же время не располагает свободной наличностью. Но ведь \(B\) ни в каком новом капитале не нуждается. Для \(B\) необходимо только определенное изменение формы имеющегося у него средства обращения. И депозитный банк осуществляет это превращение формы следующим образом.

Он учитывает эту, допустим, месячную тратту \(A\) на \(B\), и на всю сумму учтенного векселя (за вычетом %% до истечения срока векселя открывает \(B\) текущий счет на \(10.000\) рублей; равный валюте векселя. Эта сумма фигурирует на балансе банка в активе, как долг по векселю, и в пассиве, как обязательство банка уплатить по текущему счету владельцу последнего \(10.000\) руб. Далее, \(B\), покупая товары на \(5.000\) руб. у \(C\) и на \(5.000\) руб. у \(Д\), расплачивается чеками на банк и, следовательно, исчерпывает этими двумя покупками свой текущий счет.

Но \(C\) и \(Д\) нуждаются в товарной ценности, которой располагает \(A\). Деньги нужны лишь, как мимолетный посредник в этом процессе, как форма обращения. Завершение процесса обращения в этом случае возможно двояким образом. \(C\) и \(Д\) уплачивают \(A\) чеками \(B\) на \(10.000\) руб. В свою очередь \(A\), поскольку срок выставленной на него тратты \(B\) уже истек, погашает свой долг банку по векселю в \(10.000\) руб. чеками на эту сумму, трассированными на текущий счет \(B\). Таким образом, \(A\) получает из банка тратту \(B\) и уничтожает ее, а банк закрывает текущий счёт \(B\) в пассиве и одновременно списывает долг \(B\) по векселю в активе.

Возможен и другой вариант. \(C\) и \(Д\), получив чеки на текущий счет \(B\), предъявляют их в банк для «оплаты», а как мы предположили, что и \(A\), и, \(B\), и \(C\), и \(Д\) совершают свои денежные сделки через банк (что для всех представляет большие удобства), то «оплата» предъявленных \(C\) и \(Д\) чеков будет заключаться в том, что банком с текущего счета \(B\) будет списано \(10.000\) руб. и одновременно будет записано в «кредит» текущие счетов \(C\) и \(Д\) по \(5.000\) р. Таким образом, «уплата» заключалась в перемещении текущего счета от одного лица к другим лицам, что и называется внутрибанковским жирооборотом.

Дальше все идет по-прежнему: \(C\) и \(Д\) уплачивают \(A\) за покупаемые у последнего товарные ценности \(10.000\) руб. в чеках на собственные текущие счета, а \(A\) этими же чеками погашает свой долг банку по векселю. Банк дебетует пассивные счета \(C\) и \(Д\) и этим закрывает их, и одновременно кредитует активный счет \(B\) на ту же сумму и этим также закрывает этот последний счет.

Результат всего этого процесса тот же, как и в случае банковского акцепта (и функционирования акцептованного векселя в качестве средства обращения), так и в случае банкнотной эмиссии. Депозитная или жиро-чековая эмиссия, как мы убедились из этого примера, выполнила ту же самую функцию, а именно легитимации и соответственного изменения формы первичной кредитной эмиссии — вексельной. Если в одном случае заключительным звеном кредитной эмиссии был акцепт, в другом — банкнота, то здесь — текущий счет и его представитель — чек. Закономерности же кредитной эмиссии здесь сохранили всю свою силу.

Конечно, капиталистическая действительность значительно сложнее и многообразнее рассмотренных здесь случаев коммерческого оборота. Но это по существу ничего не изменяет в установленной закономерности и выведенной из анализа этой последней функции жиро-чековой эмиссии. На место четырех капиталистов мы должны поставить множество таковых и вместо одного банка систему банков. Что это меняет в нарисованной картине? Ровным счетом ничего: внутрибанковский жирооборот лишь раздвигает свои границы и превращается также в междубанковский жирооборот, который осуществляется посредством расчетных палат или расчетных отделов центральных банков страны. Мы не имеем возможности останавливаться здесь на деталях этого дела, да и не видим в этом надобности в плане нашего анализа.

Но некоторые более общего и теоретически важного порядка коррективы мы должны все же внести в нашу схему.

Наиболее сложной формой кредитной эмиссии будет та, в которой все особые формы последней (вексель, акцепт, чек, банкнота) фигурируют в процессе становления кредитной эмиссии. Так, \(A\), покупая товар у \(B\), расплачивается собственной траттой на банк \(Е\); далее, \(B\) акцептует эту тратту у банка \(*Е\) и затем ее *учитывает в банке \(К\) и получает текущий счет, т. е. право выписывать чек; наконец, банк \(К\) переучитывает или получает онкольную ссуду под эти векселя у центрального эмиссионного банка. Эта ссуда может быть выдана в банкнотах из эмиссионного фонда, если центральный банк располагает правом эмиссии непокрытых нот. Если же этого нет, то, как это всегда бывает в Англии, центральный банк эмитирует не ноты, но жиросчета. Таким образом, банк \(К\), предоставив \(B\) право выписывать чеки, сам в свою очередь получает это право по отношению к центральному банку, где концентрируется жирооборот всех банков и их клиентов. В то время как в Англии эмиссионный департамент Английского Банка имеет полное покрытие своих обязательств — банкнот, банковый департамент того же банка не имеет почти никакого покрытия своих обязательств — текущих счетов, хотя последние депозитным банком и всем обществом рассматриваются, как денежная «наличность». Завершается ли этот процесс становления средств обращения банкнотной эмиссией или жироэмиссией центрального банка, в данном случае не имеет значения. Очевидно только, что вся нарисованная здесь развернутая и усложненная форма кредитной эмиссии обслуживает ту же сферу товарного обращения, выполняет ту же функцию и, наконец, вытекает из той же основы — коммерческого кредита, как и самая упрощенная и элементарная ее форма, а именно коммерчески-вексельная.

Но мы уже показали при анализе банкноты, что высшая форма кредитной эмиссии «отрицает» низшую и находит точки непосредственного соприкосновения с самими источниками кредитной эмиссии — коммерческим кредитом. Аналогичен и процесс развития депозитно-чековой формы кредитной эмиссии. Поскольку вексель в этом случае, как и в примере с банкнотой, теряет свою циркуляторную способность и обречен на спокойное пребывание в портфеле банка, постольку при сохранении всех экономических условий, породивших вексель, возможна эмансипация от этой посредствующей ступени кредитной эмиссии.

Именно этим теоретически вполне обоснованным процессом характеризуется новейшее развитие кредитного оборота. Прион в своем труде, специально посвященном вексельно-дисконтным операциям⁹², вполне доказал общую тенденцию сокращения вексельного оборота и роста оборотов «с наличными», при чем под наличными Прион понимает также и чеки⁹³. Гильфердинг в «Финансовом капитале» также подтверждает падение роли векселей, что объясняется им широким развитием «книжного кредита», т. е. жирооборота⁹⁴. Также и анализ развития, английской банковой системы приводит Яффе к выводу о том, что вексель, чем дальше, тем больше, теряет свой характер орудия обращения в связи с развитием платежей «наличными». Яффе считает товарное кредитование торговца производителем под вексель свойственным «относительно менее развитой ступени хозяйственного развития, на которой кредитование еще в значительной степени осуществлялось самими производительными капиталистами (Gewerberbetreibenden), и лишь небольшая часть этих векселей дисконтировалась в банке»; «кредитующим, — говорит Яффе, — здесь, является в первую очередь еще сам производительный капиталист; на более развитой ступени организации, каковая уже достигнута в Англии, производительный капиталист продает за наличные (gegen Kassa), а кредит, который для этого необходим его клиенту, предоставляет последнему банк в форме авансов (Vorschusses); возможность наличного платежа покоится, cледовательно, на том, что все кредитование постепенно концентрируется в банках»⁹⁵. Наконец, Яффе отмечает, что хотя этот процесс в Англии окончательно еще не завершен, однако несомненно, что «товарный вексель постепенно исчезает из оборота, и в первую очередь уменьшаются именно лучшие товарные векселя», поскольку более солидным фирмам нет надобности совершать кредитные сделки при посредстве векселей⁹⁶.

Но Прион, Яффе и Гильфердинг не совсем точно выражаются, говоря о вытеснении вексельного оборота «наличными платежами», или, как выражается Яффе, «gegen Kassa». Это не совсем точно потому, кто под «наличными» следует понимать действительные деньги в отличие от всякого рода платежей «заместителями денег» или «знаками денег» преимущественно кредитными деньгами, как векселя, чеки, банкноты. Между тем из платежного оборота вытесняется только одна из форм кредитных денег, а именно вексель, в то время как платежи в другой форме — чеках не сокращаются, но, наоборот, расширяются. Этот процесс происходит, особенно в Англии, за счет сокращения платежей действительно «наличными», т. e. «субстанциональными деньгами».

Но, выражаясь не точно, указанные авторы имеют в виду именно то, о чем мы здесь говорим, т. е. вытеснение одной формой кредитных денег другой. Чековые платежи вытесняют как платежи действительно «наличными», так и платежи в других формах кредитных денег, а именно — векселях и банкнотах. Поскольку Гильфердинг объясняет падение роли векселей развитием «книжного кредита», постольку ясно, что именно этот процесс он имеет в виду. Что касается Яффе, то он в другом месте своего труда совершенно определенно говорит об этом, заявляя, что «результат тот, что из касс коммерческих домов почти совершенно исчезли банкноты и золото»⁹⁷. Следовательно, тенденция заключается нe в росте платежей «наличными», но, наоборот, при нашем понимании «наличности», вытеснении платежей наличными определенной формой кредитных денег.

Эта тенденция наибольшее свое развитие получила в Англии, где, по Витгерсу, 98% всех сделок в торговле совершается через банковский жирооборот и в Северо-Американских Соединенных Штатах, где, по мнению Фиске, в период оживления 95% всех сделок в торговле совершается без денег через банки.

Однако нужно заметить, что в других странах, как, например, в Германии, Франции, Австрии, Бельгии, СССР, эта тенденция еще не достигла такой степени развития, как в Англии и САСШ, что объясняется, главным образом, более эластичной системой банкнотной эмиссии в этих странах, благодаря чему здесь не форсируется развитие депозитно-чековой формы кредитной эмиссии, и поэтому платежи в банкнотах играют здесь большую роль. Впрочем, это объясняется некоторыми моментами, специфичными для развития кредитного оборота этих стран. К этим моментам относится, например, степень развития банковской техники, как таковой, привычек «business man» (деловых людей) пользоваться «во всех случаях жизни» услугами банка и т. п. Так, в Англии мы, несомненно, наблюдаем самую совершенную в смысле техники и внутренней организации банковскую систему и самую высокую степень внедрения чековой книжки в деловой оборот. Нет более антибюрократичных учреждений, чем английские банки, здесь чеки оплачиваются немедленно по их предъявлении, всегда без сверки подписей и ознакомления с состоянием счета клиента. В наших же, русских банках, и раньше и теперь, относятся с подозрением к каждому чеку, предъявленному к оплате, или, как в личной беседе с нами выразился один русский культурный банковец, «в Англии из 100 посетителей банка допускают наличие 1 жулика, а у нас всегда уверены в 99 мошенниках из каждой сотни посетителей».

Или, например, специально привившаяся только в Америке практика акцептованных чеков «Zertifizirte Scheck», чрезвычайно расширяет возможности чекооборота даже при наличии у банков множества мелких и мало «солидных» клиентов.

С другой стороны, огромное значение имеют и исторически выработанные в каждой стране принципы организации денежных систем и государственной валютной политики. Так, после того, как Австро-Венгрия, в результате перманентно расстроенного денежного обращения, наконец выработала свою систему банкнотного обращения, покоящуюся на строгом соблюдении banking principle, т. е. учете солидных, краткосрочных и обязательно товарных векселей сфера развития чекооборота в этой стране оказалась в значительной мере суженной, так как банкнотная эмиссия здесь стала, в противоположность Англии, основной формой кредитной эмиссии.

В общем, помимо других моментов, привившиеся в каждой стране принципы организации денежного обращения, несомненно, в значительной степени предопределили превалирование той или иной формы кредитной эмиссии. Так, по данным газеты «Times»⁹⁸, на одного человека перед войной приходилось банкнот: в Англии — 16 франков, Германии — 47, Соед. Штатах — 36, Голландии — 94 и во Франции — 143. Причины слабости банкнотной эмиссии в Англии нам уже известны. Но из сопоставления этих цифр совершенно ясно, что Англия, имевшая банкнот в 9 раз меньше Франции (в то время как торговый оборот последней значительно уступает первой) должна была каким-то образом заполнять дефицит в средствах обращения, и, как мы знаем, именно депозитно-чековая эмиссия с успехом заполнила этот дефицит⁹⁹.

Новые факты и новые теории

В оценке тех явлений, которые принес с собой быстрый темп развититя депозитно-чековой эмиссии и чекооборота, очень легко впасть в крайности, в чем не трудно убедиться.

Одни экономисты, оставаясь рутинерами классической доктрины, упорно держатся за натуралистические определения капитала и кредита и поэтому совершенно не в состоянии теоретически охватить новейшие явления капиталистического развития. Другие, наоборот, увидели в фактах этого развития нечто абсолютно и принципиально новое и, подобно Гану и Шумпетеру, провозгласили «переворот в науке» и обосновали так называемую «новую теорию кредита».

К первой группе относятся все те экономисты, которых мы назвали сторонниками «пассивно-натуралистической теории кредита»¹⁰⁰. В качестве шаблонно-классического взгляда на банковский кредит этой группы можно привести следующий, установленный в категорической форме «закон»: «Банк не может оказать кредита на бо́льшую сумму, чем это допускают имеющиеся у него средства»¹⁰¹. Эта фраза, сказанная солидным русским экономистом и к тому же финансистом, А. Мануйловым, свидетельствует только о том, что автор этого «закона» просто не дал себе труда задуматься над современной капиталистической действительностью «как она есть». Наш анализ показал полнейшую абсурдность этого положения: банки в полном согласии с объективными экономическими законами могут оказывать и действительно постоянно оказывают кредит на значительно бо́льшие суммы, чем это допускают имеющиеся у них средства, ибо эти средства в форме акцептов, банкнот и чеков они сами эмитируют.

Но даже и Гильфердинг, который дал богатейший анализ новейшего этапа капиталистического развития и обстоятельно разработал вопрос о роли кредита, как организационной формы финансового капитализма, не дал полного анализа форм кредитной эмиссии. Анализируя эту последнюю и правильно вскрывая ее общую основу, Гильфердинг, однако, называет только две формы «замены кредита капиталистов банковым кредитом», а именно банкноты и акцепт¹⁰². Между тем мы показали, что депозитно-чековая эмиссия является такой же закономерной формой кредитной эмиссии, как и акцептная и банкнотная формы. Игнорирование депозитно-чековой эмиссии закрывает путь для понимания новейших явлений в области банковского кредита, а так как последний стоит в центре всей организации современного капитализма, то эта ошибка в значительной мере затрудняет анализ современного капитализма вообще. В этом отношении нужно отдать должное новейшим теоретикам денег и кредита, хотя они никакой Америки не открыли, но зато заострили внимание на этой новейшей форме кредитной эмиссии и показали ее огромное значение для теории денег и кредита. К этим теоретикам мы относим и Ирвинга Фишера, который включил кредит в свое «уравнение обмена».

Не нужно думать, что Ган «открыл» свой закон prius’a активных операций. Не говоря уже о его старых предшественниках, как Ло и Маклеод, которые другими словами выражали те же «идеи», номиналисты, как на ряду с Ганом, так и до Гана, вполне обосновали эту «идею». Так, Эльстер в своей «Душе денег» отчетливо провел разграничение между Handheld («наличными деньгами») и Buchgeld¹⁰³ («книжными деньгами») и показал, что банки создают эту вторую форму денег. Более того, Эльстер назвал и конкретную форму создания Buchgeld, а именно контокоррент (текущий счет). Правда, Эльстер, в соответствии со своей общей теорией денег не признает контокоррент как таковой деньгами. Для него деньги суть «платежные средства», а таковыми могут быть «все предметы, при посредстве которых переносится распоряжение возможностью участия в социальном продукте»¹⁰⁴. Открытие же банком контокоррента своему клиенту еще не означает, что «возможность» такого «участия» в «социальном продукте» переносится в другие руки, что в случае Buchgeld происходит через списывание денежных сумм с одного счета на другой (durch Umschreibuug auf Girokonto)¹⁰⁵. Но понятно, чтобы жирооборот имел место, банк должен был предварительно открыть жиро-счет, т. е. контокоррент, и, поскольку этот последний открыт, может происходить списывание сумм с этого счета на другой в пределах «созданного» банком контокоррента. Следовательно, если и говорить о «творчестве денег» банком, то таковым будет самое открытие банком контокоррента клиенту (неиспользованный по жирообороту контокоррент должен рассматриваться как «наличность» клиента), а не жирооборот, который есть лишь результат этого так называемого «творчества денег».

На ряду с Эльстером и другой новейший номиналист, — и, по нашему мнению, это самая крупная фигура на номиналистическом горизонте, — Фридрих Бендиксен в своей теории «классического создания денег» (Klassische Geldschöpfung) рассматривает жироэмиссию на ряду с банкнотной эмиссией, как форму «создания денег»: «В качестве классических денег, — говорит Бендиксен, — банкнотам равноценны жиро-счета, создаваемые имперским банком на основе учтенных товарных векселей. Вместо уплаты вексельной суммы получателю банкнотами Рейхсбанк записывает соответствующую сумму на жиро-счет, и он располагает своим счетом при посредстве чеков и жиро-переводов. С Имперским банком в этой операции конкурируют многочисленные частные банки, которые таки выступают в роли создателей жиро-денег¹⁰⁶ (Разрядка наша З. А.). При этом Бендиксен отмечает, что «в Имперском банке жиро-счета уменьшаются обычно при увеличении обращения банкнот и наоборот¹⁰⁷, что вполне понятно, ибо банкнота и жиро-счет — суть две, замещающие друг друга, формы кредитной эмиссии.

Признав, в отличие от натуралистов, подобно Маклеоду, Гану или Шумпетеру, возможность банковского «создания денег», Бендиксен вместе с тем, в противоположность экспансивистам (и это его отличает от последних в выгодную для него сторону), строго ограничил сферу этого создания денег функцией обращения уже созданных, имеющихся в наличии в обществе и реализуемых товарных ценностей. Даже более того, создаваемые банком «деньги» выпускаются для обращения уже проданных товаров, поскольку только по учету векселей, возникших из продажи товаров, банк, согласно принципам Бендиксена, может выдавать ничем не покрытые банкноты или открывать жиро-счета.

Критикуя теорию «классических денег» Бендиксена, Лифманн указал¹⁰⁸, что поскольку в периоды кризисов производство товаров может превысить предъявленный спрос, постольку и ноты или жиро-счета, выпущенные под эти товары, могут быть избыточными и, следовательно, могут влиять инфляционно. Но Бендиксен заметил Лифманну, что «это возражение меня не задевает, ибо я определенно говорю: только проданные товары могут служить базисом для создания денег»¹⁰⁹: векселя как раз и являются свидетельством уже совершенной продажи.

Несомненно, в теории Geldschöpfung Бендиксена несравненно больше реализма, чем в учении о кредите, как рычаге хозяйственного развития, которое развивают Ган, Шумпетер, Зомбарт, а также отчасти некоторые американские авторы. Бендиксен был бы близок к правильному пониманию сущности кредитной эмиссии (но не сущности денег, понять которые номиналистам не дано!), если бы он не пытался рационализировать стихийный процесс кредитной эмиссии. Он говорит относительно своих классических денег — банкнот, что «здесь лучше всего наблюдать, что товары и новые деньги одновременно появляются и одновременно исчезают; товары направляются к производителю, а деньги возвращаются в Имперский банк»¹¹⁰. При анализе форм реализации фондов кредитования (что мы дадим в специальном очерке) мы сможем убедиться, что Бендиксен, правильно подойдя к разрешению противоречий обмена в кредитной эмиссии, вместе с тем застыл на этой точке анализа и упустил из виду ту «мелочь», что если противоречия в данном случае разрешены, то это не значит, что они совершенно устранены: он знает только, из каких противоречий возникает кредитная эмиссия, но совершенно не понял тех противоречий, которые порождает сама кредитная эмиссия, и тех многообразных форм, в которых они проявляются. Но этим мы будем заниматься в специальном очерке...

Здесь же нам необходимо указать, на то, что помимо игнорирования противоречий самой кредитной эмиссии, а также общих противоречий капитализма, теория Klassische Geldschöpfung Бендиксена утопична еще потому, что она идет в разрез с тенденциями экономического развития. В самом деле: как выше было установлено, эта тенденция заключается во все большем вытеснении векселей из коммерческого оборота и развития контокоррентного банковского кредита. Между тем Бендиксен пытается как раз твердо связать, на манер практики Австро-Венгерского банка¹¹¹, банкнотную и жиро-эмиссию учетом здоровых товарных векселей.

Несомненно, что с быстрым ростом концентрации капиталов и монополистических объединений и, в особенности, уницифицированием банковского и промышленного капитала в финансовом капитале, вексельный кредит, чем дальше, тем больше, становится пережитком, и это констатировано как Прионом, так и Яффе. Замена товарного векселя банкнотой или жиро-счетом имела смысл лишь в период промышленного капитализма, когда банки противостояли, как самостоятельные предприятия, промышленникам и купцам. При унифицировании же банкового и промышленного капитала надобность в векселе, как посредствующей ступени банковских форм кредитной эмиссии (акцепта, банкноты, чека), отпадает, ибо теперь вексель уже является не более, чем простой проформой, чисто-техническим, а не экономическим моментом. В самом деле: для чего промышленному концерну какого-нибудь Моргана предъявлять к учету, полученные по его торговым сделкам, векселя в свой собственный банк, когда он может без этой «формалистики» просто распоряжаться как аккумулированным, так и эмитированными пассивными фондами своего банка. Такая, например, вещь, как акцепт, имевшая большой резон, когда какому-нибудь мелкому или среднему капиталисту необходимо было легитимировать перед коммерческим миром свое обязательство, в условиях финансового капитализма теряет всякий смысл: Морган-банкир акцептует вексель Моргана-промышленника. Или: Морган-промышленник «просит» об учете своих векселей у Моргана-банкира. Очевидно, это бессмысленно, и, конечно, Морган мог бы только добродушно похлопать банкира Бендиксена по плечу за его «замечательно» остроумный и не менее наивный проект «классических денег».

Благодаря унифицированию промышленного и банковского капитала, первичная, исходная форма кредитной эмиссии сливается с ее высшей и заключительной формой, а именно в форме депозитно-чековой эмиссии. Морган, одновременно и банкир и промышленник, просто открывает текущие счета в своем банке для своих же промышленных предприятий и предоставляет последним право распоряжаться своей депозитной эмиссией для операций по коммерческому кредиту в объеме их торгового оборота. Это самый простой и вместе с тем самый удобный для него способ. Отсюда и рост «сделок на наличные», отмеченный Прионом, Яффе, Гильфердингом. Конечно, эти «наличные» есть не что иное, как «наличные» текущие счета и внутримеждубанковский чеко-жиро-оборот.

То «разделение труда», которое существовало раньше между промышленными и торговыми капиталистами, создававшими первичные несовершенные средства обращения — векселя, и банковыми капиталистами, которые «перерабатывали» это «сырье» в совершенную и общественно-легитимируемую форму средств обращения, в условиях современного капитализма, если не исчезает совсем, то, во всяком случае, значительно уменьшается. С объединением банкового и промышленного капиталов, ранее раздельные функции теперь соединяются: высшая форма кредитной эмиссии «отрицает» низшую форму, занимая ее место.

Выше мы показали, как депозитно-чековая эмиссия выполняет свою функцию при наличии первичной формы эмиссии и при отсутствии банкнотной эмиссии. Возвращаясь опять к нашему гипотетическому примеру, нетрудно нарисовать картину процесса товарного обращения, эмансипировавшегося совершенно от первичной формы кредитной эмиссии.

Но теперь уже наши старые знакомые \(А, В, С, Д\), в соответствии с эпохой, превратились в финансовых капиталистов, владеющих и банками и промышленностью. Вместо того, чтобы покупать у \(B\) товар в кредит под вексель, \(A\) покупает за так наз. «наличные», т. е. чеком на свой собственный банк. Получив чек на \(10.000\) рублей, \(B\) предъявляет этот чек в свой банк, который записывает эти \(10.000\) рублей в кредит контокоррентного счета \(B\) и в дебет счета банка \(A\). Далее, \(A\) покупает, как и раньше, на \(5.000\) руб. товаров у \(C\) и на \(5.000\) руб. у \(Д\), и расплачивается чеками на свой банк. Чтобы сократить дальнейший жирооборот, предложим \(C\) и \(Д\) при покупке товаров у \(A\) на \(10.000\) рублей прямо уплатить последнему чеками на банк \(B\) по \(5.000\) руб. В результате — \(A\) располагает чеками на банк \(B\) на \(10.000\) руб., и эти чеки он предъявляет в свой банк, который и погашает ими задолженность \(A\) по контокоррентному кредиту. В итоге банк \(A\) имеет на \(10.000\) руб. чеков на банк \(B\) и, обратно, банк \(B\) имеет на ту же сумму чеков на банк \(A\): в клиринге они взаимно компенсируют свои требования; все счета забалансированы, товарные ценности совершили полный круг, и ни вексель, ни один доллар звонкой монеты не фигурировали в этом кругообороте товарных ценностей.

Хотя по форме кредитной эмиссии этот случай резко отличается от всех ранее рассмотренных случаев, однако и эта форма имеет то же содержание: процесс товарного обращения и коммерческий «взаимный кредит», как его необходимую основу. Но, конечно, эта форма кругооборота не только не является «оборотом за наличные», но здесь мы имеем полнейшую эмансипацию не только от действительных денег, но даже и от банкнот и векселей. Но, несмотря на такую серьезную трансформацию кредитной эмиссии в этом типе кругооборота, поскольку полностью сохранен фундамент этой эмиссии, постольку сохраняют силу и ее объективные закономерности.

Эта последняя форма рассматривается нами, в силу указанных выше соображений, как специфическая для эпохи финансового капитализма форма кредитной эмиссии (что, конечно, не отрицает наличия этой формы и в эпоху промышленного капитализма). Эта форма, с другой стороны, имеет большое значение для расширения грюндерства, которое сплошь и рядом питается контокоррентным кредитом, но этот момент уже относится к противоречиям самой кредитной эмиссии, и будет рассмотрен особо.

Исходя из наличия депозитно-чековой эмиссии, которая до поры до времени экономистами вообще даже не признавалась, экспансивисты строят на основе этого очевидного факта совершенно ложную теорию. Здесь прежде всего мы должны отметить ту гиперболичность, которую в призме анализа экспансивистов получают эти факты банковской кредитной эмиссии. Возьмем Витгерса (Withers) и рассмотрим ту самую V главу его «Денежного рынка», на которую столь гневно обрушился Яффе, возмутившийся, между прочим, тем, что Витгерса ставят на одну доску с «самим» Вальтером Бэджготом, автором популярного во всем мире «Ломбардстрита».

Уже одно название V главы «Денежного рынка» Витгерса «Создание кредита» представляет собой целую революцию для классической теории кредита. Витгерс, прежде всего, говорит о векселе, «который по удобству его передачи и по свойству обращаться в наличность при наступлении срока, можно рассматривать, как наличность»¹¹². Затем констатируется, что монетой современного английского торгового и финансового мира является чек, и кредит на лондонском денежном рынке есть право выдавать чеки. Мы прежде всего рассмотрим, как создается это право выдавать чеки, и мы найдем, что оно обыкновенно создается ссудой со стороны банка¹¹³. Тут сразу же поставлена точка над i, хотя нужно сказать, что Витгерс это делает не в такой категорической форме, как Ган («обыкновенно» не значит— «всегда»!).

К тезису о создании депозитов банковскими ссудами Витгерс, в противоположность Гану, приходит не путем логического развития абстрактно-теоретических положений, но обобщением конкретного анализа балансов лондонских банков.

Взяв сводный баланс \(6\) крупнейших английских банков (кроме Bank of England), исключив из этого баланса фигурирующие в равной сумме в активе и пассиве акцепты и объединив счета «внесенного» и «запасного» капиталов со «счетом убытков и прибылей» в пассиве, а «учтенные векселя» с «займами до востребования и краткосрочными» в активе, Витгерс дает следующую упрощенную картину этого баланса (в миллион, фунтов стерлингов)¹¹⁴, ¹¹⁵:

Пассив	В %%	Актив	В %%
Долг акционерам	28 ½	Наличность в кассе и в Английском банке	43
Долг клиентам	249	Ценности	48
		Недвижимости	6
		Долг клиентов	180 ½
Итого	277 ½	Итого	277 ½

Из этого баланса делается следующий вывод: «Таким образом, оказывается, — говорит Витгерс, — что почти три четверти долга банков клиентам являются долгом клиентов банку, будучи взяты у банков в той или иной форме»¹¹⁶. Но тут же вслед за этой фразой Витгерс совершает поистине чудовищный прыжок из «царства» теоретической последовательности в «царство» полнейшего произвола над элементарной логикой: «Большая часть банковских вкладов, таким образом, оказывается состоящей не из внесенной наличности, а из открытых кредитов: каждый заем создает вклад, и так как наш баланс показывает \(180½\) миллионов займов, то из \(249\) миллионов вкладов \(180½\) были созданы займами».

Это действительно замечательная логическая эквилибристика. Каким образом из того факта, что вкладам на \(249\) миллионов соответствует в активе задолженность клиентов на \(180½\) миллионов фун. стерл., следует, что банкам «создал», т. е. эмитировал, вклады на \(180½\) ф. стерл.? Из самого баланса это никоим образом не вытекает, ибо баланс говорит только о том, что долг банка клиентам на три четверти покрывается долгом клиентов банку, но каким путем образовался этот долг банка клиентам, вкладом ли действительной наличности в банк этими последними или кредитованием банком своих клиентов, нам ровным счетом ничего не известно. Поэтому утверждение Витгерса, что «большая часть банковских вкладов оказывается состоящей из... открытых кредитов», остается совершенно голословным и во всяком случае ни в коей мере не обоснованным тем балансом, который анализирует Витгерс.

С таким же основанием (т. е. без всякого основания!) натуралист мог бы сделать совершенно противоположный вывод, а именно, сказать, что вся задолженность клиентов банку в сумме \(180½\) миллионов полностью покрывается вкладом денежной наличности со стороны других клиентов банку, и что за счет этих вкладов банк кредитовал своих активных клиентов. Конечно, и этот тезис, который является стандартным во всех старых и новых банковских руководствах и сочинениях большинства экономистов, так же мало обоснован, как и обратный тезис Витгерса. Баланс сам по себе ничего не говорит ни за, ни против тезиса Витгерса: он глух к обеим этим теориям, и эти последние не могут поэтому базироваться на механическом сопоставлении цифр правой и левой сторон баланса.

Мы считаем ложными оба эти взаимно исключающие друг друга положения, а именно, как то, что кредитование осуществляется исключительно за счет вкладов денежной наличности клиентами, так и то, что эти вклады целиком суть порождение банковского кредитования. Наш анализ показал, что депозиты могут быть как аккумулированными, так и эмитированными, при чем эмиссия вкладов в одном банке может проявиться, как аккумулированный вклад в другом банке.

Теоретически необходимо разграничение аккумулированных и эмитированных депозитов, но практически анализ банковских балансов не может дать точного их разграничения, хотя приблизительно и лишь в качестве гипотезы можно это сделать. Если мы возьмем всю банковскую систему, как нечто целое, как единый банк, и, следовательно, исключим возможность аккумуляции одним банком эмитированных другим банком депозитов, то эти две группы депозитов представляли бы совершенно определенные величины. В действительности же такой определенности нет, и, конечно, в соответствии с анархической природой капиталистического общества, не может быть. Между тем, действительно «рациональная» кредитная политика, которая постоянно поддерживала бы равновесие кредита и денежно-товарного обращения, следовательно, равновесие капиталистического воспроизводства, была бы возможной только в том случае, если бы можно было строго определить эти два принципиально различных (выполняющих различные функции) фонда банковского кредитования. Вот почему Klassische Geldschöpfung Бендиксена, основанное на строжайшей «рационализации» кредитной эмиссии, в условиях капитализма есть nonsens, а при полном социализме не потребуется вообще никакого Geldschöpfung. По этим же основаниям и «рациональные» методы кредитной политики, предлагаемые А. Мюллером¹¹⁷ для регулирования кредита и денежного обращения в конъюнктурном процессе, есть такая же иллюзия «рационального капитализма», как и Klassische Geldschöpfung Бендиксена.

Яффе¹¹⁸, конечно, вполне прав, упрекая Витгерса в смешении фиктивных и действительных депозитов и полной замене вторых первыми. Эта ошибка Витгерса вытекает, по мнению Яффе, из того, что он смешал деньги в смысле средств обращения с деньгами в смысле капитала и поэтому сделал вывод о том, что все депозиты вообще «созданы» самим банком. Но вместе с тем и сам Яффе не может не признать, что нет «твердых данных» для разграничения депозитов на «текущие средства», которые могут искусственно создаваться самими банками, и «вложения», представляющие результат действительных сбережений. Однако, что называется «на глаз», Яффе все же определяет первые (Current-Account) в \(⅔\), а вторые (Deposit- Account) в \(⅓\) всей суммы вкладов¹¹⁹. Но первые еще не могут быть целиком отнесены к банковской эмиссии. К фиктивным текущим счетам Яффе относит только те, которые при существующей в Англии практике просто представляют собой механическую запись в пассиве открытых и неиспользованных еще клиентами кредитов, которые, следовательно, фигурируют дважды — и в активе, и в пассиве. Только эти текущие счета «созданы», а не аккумулированы банками. Такой метод записи открытых кредитов существует только в Лондоне, при чем ряд банковских директоров констатировал, что суммы таких текущих счетов составляют в среднем не более \(10\)% всех текущих счетов и вкладов. Кроме того, фиктивными являются и все те банковские вклады, которые депонированы в Clearing-Haus (Расчетной Палате), благодаря чему одна и та же сумма депозитов фигурирует дважды¹²⁰.

Однако при всем этом мы не думаем, что тут дело только в особенностях бухгалтерии лондонских банков или в фиктивном удвоении части вкладов, депонируемых банками в клирингах. Этими \(10\)% Яффе хочет просто отмахнуться от вопроса о возможности и необходимости депозитной эмиссии. Яффе придерживается натуралистических взглядов в теории кредита, и вполне понятно, что он хочет свести спор в плоскость %% и бухгалтерских приемов. Но суть дела вовсе не в том, какова бухгалтерская практика в Англии и какой % депозитов представляет собой неиспользованные клиентами кредиты...

Так, установлено, что «создание депозитов» банками распространено з Америке, пожалуй, даже еще шире, чем в Англии. «Скорее большая часть этих так называемых депозитов, — говорит Hellwig, — являются только показателем представленных контокоррентных кредитов, которыми соответствующие клиенты могут распоряжаться посредством чеков. Ибо в Америке распространен обычай при предоставлении кредита таковой немедленно же заполнять для клиента по контокоррентному счету в полной сумме, и в то же время предоставлять клиенту возможность пользоваться чековым счетом.

Значительно меньше депозитных счетов возникает путем взноса наличными деньгами, чеками и векселями. Американские специалисты считают, что больше половины так называемых «депозитов по требованию» (demand deposits), т. е. краткосрочных депозитных вложений состоят из таких фиктивных и искусственно созданных депозитов»¹²¹. Кроме того, Геллвиг отмечает еще один весьма важный момент: «Цифры депозитов, — говорит Геллвиг, — далее также еще тем затемняют картину или искусственно повышаются, что большинство банков не дают возможности своим клиентам брать определенную часть предоставленных кредитов по текущему счету. Требуется так называемый «банкирский остаток» (Bankers Balance). Это приводит к тому, что клиент, которому необходим кредит в \(800\) долларов, должен получить таковой и оплачивать проценты в сумме \(1.000\) долларов, потому что он \(20\)% постоянной суммы кредита должен держать на текущем счету. Требуемый банками минимум текущего счета различен в разных местах и в разное время, но в среднем, как минимум, требуется \(20\)%»¹²². Геллвиг полагает, что таким методом искусственного повышения цифр депозитов банк широко пользуется в рекламных целях, и это, между прочим, по его мнению, делает невозможным сравнение цифр депозитов американских и европейских банков. «С достоверностью можно только допустить, — заключает Геллвиг, — что лишь так называемые «срочные депозиты» (Time Deposits), т. е. долгосрочные депозиты (вложенные более чем на 30 дней), возникли путем действительных взносов»¹²³.

Но Геллвиг в этом вопросе не оригинален: в своих выводах он лишь следует за американскими экономистами. Создание депозитов рассматривается целым рядом крупных американских экономистов, как вполне обычно (здесь в оригинале текст пропущен - Оцифр.) американскими банками — это значит оспаривать вполне очевидные факты. Уальдо Митчелль (W. Mitchell), автор небольшой, но интересной работы о реализации банковских фондов, совершенно категорически, на основании фактов, заявляет, что «депозиты не представляют собой кассу, помещенную в банке: депозиты возникают, главным образом, путем выдачи ссуд»¹²⁴.

Если далеко не все согласны с тем, что депозиты «главным образом» возникают путем выдачи ссуд, то самый факт создания депозитов признают и Робертсон¹²⁵ и известный Тауссиг¹²⁶ и др. Последний также как и Митчелль, утверждает, что депозиты «главным образом» «создаются», а не аккумулируются¹²⁷.

Наш анализ показал, что депозитно-чековая эмиссия и возможна и необходима, ибо она выполняет определенную объективно-закономерную функцию. И если Яффе отрицает закономерность депозитной эмиссии, сводя эту последнюю к чисто-бухгалтерскому приему, то это говорит только о том, что Яффе в своем столь ценном исследовании английской банковской системы не смог, однако, дать правильной оценки новейших форм кредита. Такую оценку можно дать только в том случае, если отказаться от натуралистической теории кредита и капитала классиков. С другой стороны, новейшие экспансивисты и «полуэкспансивисты», решительно порвав с этим натуралистическими воззрениями, не смогли, однако, найти точку «теоретического равновесия» и сделали скачек в другую крайность, превратив банк исключительно в эмиссионный аппарат, что, разумеется, так же неверно, как и то, что банк только распределяет наличные капиталы в денежной форме.

Несомненно, что под влиянием работ современных экспансивистов, главным образом Гана и Шумпетера, старая догма теории кредита в значительной мере поколеблена, и сами натуралисты, подчас не отдавая еще себе в том отчета, ревизуют свое собственное учение. Так, З. С. Каценеленбаум, сторонник классической теории кредита, вместе с тем признает, что «эмиссионный банк имеет в известном смысле возможность создавать кредит»¹²⁸, а «современные депозитные банки продолжают работу старых эмиссионных банков», занимаясь «эмиссией депозитов и чеков»¹²⁹. Это, конечно, вполне правильно, но поскольку кредитование за счет этих эмиссионных фондов все же остается кредитованием, то следовало бы, пожалуй, пересмотреть также и классическую теорию кредита, ибо кредит, оказанный таким путем, отнюдь не представляет собой «перенесение реального капитала» от банка к его заемщику. Что же касается таких авторов, как Эльстер, Бендиксен, Витгерс и Оутри, то их нельзя целиком отнести к экспансивистам. Они, правда, признают за банком возможность создавать кредит и в этом их отличие от натуралистов, но отнюдь не придают этому акту банковского «творчества» того значения, какое ему приписывают Маклеод, Ган, Шумпетер и Зомбарт. Для последних кредит является рычагом общеэкономической экспансии, и банк «создает кредит» не только для обращения товарных ценностей, но главным образом для финансирования производства, для создания «новых производственных комбинаций», и без такого «творчества» невозможен поэтому вообще хозяйственный прогресс. В общем для них банки — это рычаги всей хозяйственной динамики: сама кредитная экспансия создает хозяйственный подъем, и если постоянно поддерживать эту экспансию, то возможна и «вечно высокая конъюнктура» (Ган), т. е. perpetuum mobile хозяйственного подъема. Между тем, Оутри в 1-й главе своего труда «Currency and Credit», именуемой «Credit without money» («кредит без денег»), рисует лишь процесс товарного обращения, совершаемый исключительно при посредстве кредита без наличных денег. Поэтому Ган не вполне прав, ссылаясь на Оутри, как на своего полного единомышленника, о чем он заявил во 2-м издании своей «Volkwirtschaftliche Theorie des Bankkredits». Зачисляя Оутри в свою «Школу»¹³⁰, Ган ссылается, например, на следующую фразу Оутри¹³¹: «Когда банкир ссужает, можно сказать, что он творит или создает кредит или «кредит». Это неясное (loose) выражение для описания двойной операции. Банкир принимает на себя немедленное обязательство по отношению к своему клиенту в обмен на будущее обязательство клиента по отношению к нему» (Разрядка наша. З. A.). Но это отнюдь не равносильно основному экспансивистическому тезису о кредите, как prius motor’e хозяйственного развития. Оутри ограничивает функцию создаваемой кредитом покупательской силы по преимуществу товарообращением между производством и потреблением, в то время как у Гана и Шумпетера речь идет о финансировании за счет ad hoc создаваемой покупательской силы самого производства. «Кредит, — говорит Оутри, и это очень напоминает Бендиксена, — возникает в производстве и погашается в потреблении»¹³², и хотя Оутри признает стимулирующее (при кредитной экспансии) и сдерживающее (при кредитной рестрикции) влияние банковского кредита на объем производства, но замечает, что в этом случае будет потерян «стандарт ценности»: «Как расширение, так и сокращение кредита может поэтому происходить абсолютно безгранично (это при системе «кредита без денег». З. А.), но зато и соответствующее падение или повышение в ценности монетной единицы будет поэтому также происходить безгранично, В этом случае всякий стандарт ценности будет совершенно потерян»¹³³, и задача заключается в том, чтобы разрешить конфликт между экспансивистическими тенденциями кредита и сохранением фиксированного стандарта ценности¹³⁴.

Но отрицание «абсолютного закона» натуралистов о связанности банковских активных операций объемом аккумулированных по пассиву средств еще не означает солидарности с гановско-шумпетеровской концепцией, и это сохраняет силу как по отношению к теории «Создания кредита» Витгерса, так и системы «Credit without money», Оутри, учения о Handgeld и Buchgeld Эльстера и принципов Klassische Geldschöpfung Бендиксена. Возможность банковского создания «покупательской силы» и даже методологическую приемлемость оперирования абстракцией «безденежного хозяйства» признавал также и Дж. Ст. Милль¹³⁵, но он в то же время был бесконечно далек от концепции своего современника — экспансивиста и предшественника современных экспансивистов, «Конфуция Лондонского Сити» по выражению Энгельса—Маклеода.

Мы также признаем возможность и даже необходимость банковского «создания» средств обращения, как формы объективно-закономерной и необходимой для капитализма кредитной эмиссии. Но функции и границы этого «банковского творчества» мы, как это ясно из всего изложенного, понимаем совершенно по-иному, чем Ган и Шумпетер, концепцию которых мы уже подвергли критике в другом месте¹³⁶, и здесь не имеем поэтому возможности на ней останавливаться...

Схема построения нормального баланса

Мы выяснили строение банковских пассивов и общие закономерности их образования и реализации. Теперь мы имеем возможность дать общую схему равновесия банковского кредита. При учете эмитированных депозитов, как фонда банковского кредитования, приведенный в первой части настоящей статьи, баланс депозитного банка примет иной вид. Прежде всего необходимо включить в пассив эмитированные текущие счета. Возьмем среднюю между крайними оценками значения этой части текущих счетов в общей массе текущих счетов, а именно не \(10\)% (Яффе) и не \(75\)% (Витгерс), а \(50\)% (Геллвиг).

Тогда мы получаем следующее строение пассива:

Текущие счета	Эмитированные	3.150.000	35%
	Аккумулированные	3.150.000	35%
Вклады		2.700.000	30%
В том числе группа А. . .		1.800.000	20%
В. . .		900.000	10%
	Итого	9.000.000	100%

Или в иной группировке:

Эмитированные фонды	3.150.000	35%
Аккумулированные фонды	5.850.000	65%
В том числе текущие счета	3.150.000	35%
»   »   »   вклады	2.700.000	30%

В согласии с развитыми выше положениями необходимо внести изменение и в строение актива. В соответствии с нашей номенклатурой форм реализации фондов банковского кредитования мы разобьем весь актив на 2 группы — 1) денежного и 2) капитального кредитования, а эту последнюю группу на 2 подгруппы: а) кредитования в оборотный и б) в основной капитал. В виду изменения состава кредитного фонда меняются и пропорции кредитования между указанными тремя группами, а именно: на всю сумму эмитированных депозитов должно быть сокращено капитальное кредитование в оборотный капитал и увеличено денежное кредитование: тем самым мы исправим отмеченный в первой части статьи («Под Знам. Маркс.» № 4) дефект нашей схемы. Далее мы совершенно исключим из схемы кассовую наличность, которая составляет те 10%, которым, допустим, как раз равен весь собственный капитал банка и таким образом исключение этой статьи из актива целиком компенсируется исключением собственных капиталов из пассива.

Тогда распределение активов примет следующий вид:

Денежное кредитование	3.150.000	35%
Капитальное кредитование	5.850.000	65%
В том числе в оборотн. капит.	2.700.000	30%
»   »   » в основной  »   »	3.150.000	35%
Итого	9.000.000	100%

Итак, общее равновесие актива и пассива в %% таково:

А К Т И В		%%	П А С С И В		%%
Денежное кредитование		35	Эмитированные тек. счета		35
Капитал. кредит	в оборотн. капитал	30	Аккумулир. депозиты	тек. счета.	35
	» основной »	35		вклады	30
		100			100

Конечно, цифровые пропорции взяты произвольно. Этими пропорциями мы хотим лишь общую закономерность банковского кредита свести к следующим моментам: при предпосылке, что собственные капиталы банка обслуживают исключительно наличные кассовые платежи, и, следовательно, не закреплены вообще в так называемых «продуктивных активах» (ссудных операциях), все денежное кредитование может полностью обслуживаться эмитированным фондом, а все аккумулированные депозиты могут быть использованы для капитального кредитования, при чем пропорции кредитования в основной капитал по сравнению с кредитованием в оборотный может быть выше отношения вкладов к текущим счетам в аккумулированном фонде.

Наш вывод, таким образом, сводится в общем к тому, что 1) процесс товарообращения имеет тенденцию полностью обслуживаться эмитируемым банками фондом кредитования, 2) в форме аккумулированных текущих счетов происходит распределение оборотных капиталов во времени и пространстве, а 3) аккумулированные вклады плюс абсолютно стабильная часть текущих счетов идут на авансирование основных капиталов.

Исключив разграничение между кредитованием в основной и оборотный капитал, мы можем в намеренно-упрощенном виде схематически представить весь процесс банковского кредитования в следующей форме:

Допустим, что 1) существует один только банк и 2) все обращение и все общественное накопление обязательно принимает кредитную (банковскую) форму. Из схемы мы видим, что источниками образования аккумулированных пассивов служат как производство, так и потребление и обращение, — словом, все моменты воспроизводства. Аккумулированные пассивы (их стабильная часть) реализуется в порядке капитального кредитования: деньги направляются для производительных целей (к производителям), а банк приобретает права на этот производительный капитал, точнее на создаваемую им прибавочную стоимость. На схеме это изображено, как движение \(Д\) (денег) к производительным капиталистам и \(Ф\) (фиктивного капитала) от этих последних к банку. Далее идет процесс производства, и капитал совершает известные читателям по схемам воспроизводства Маркса метаморфозы. Результат производства \(Т_1\). Начинается процесс обращения, который требует времени. Между тем производство должно продолжаться. Обращение совершается при посредстве банка, а именно: производительные капиталисты реализуют оптом \(Т_1\) торговым капиталистам, каковые выдают первым \(В_1\) (вексель). Производительные капиталисты отправляют этот вексель в банк и получают от последнего за счет эмитированного фонда деньги — безразлично, в какой форме (банкноты, жиро-счета), что дает им возможность продолжать, но уже на расширенной базе, производственный процесс; таким образом, открывается цикл \(II\) производительного капитала. Но процесс обращения еще не закончен. \(Т_1\) движется от торговых капиталистов к потребителям, в число каковых включены обе сферы потребления: личного (\(v + m\)) и производительного (\(C\)). Потребители получают \(Т_1\), а \(Д_1\) идут к торговым капиталистам и от них к банку. В обратном направлении (от банка к капиталистам) движется вексель (простой), выданный в свое время торговыми капиталистами производителям. В результате вексель снова в руках торговых капиталистов, а деньги (ранее эмитированные) у банка. Процесс обращения закончен, и вместе с тем погашена кредитная эмиссия как ее первичная форма (коммерческий вексель), так и ее заключительная форма (банкноты или жиро-счет). Начинается процесс обращения \(II\) цикла кругооборота, в котором повторяются те же моменты. Тем самым при предпосылке пропорционального развития отраслей производства дана возможность безграничного расширения процесса воспроизводства со стороны процесса обращения, который эмансипирован от металлической границы: само расширение процесса производства создает и расширенный процесс обращения и расширенную кредитную эмиссию.

III. Эволюция форм кредитной эмиссии

Мы проанализировали различные формы кредитной эмиссии. Теперь нам остается в самых общих чертах остановиться на вопросе об исторической эволюции этих форм...

Совершенно правильно положение Карла Бюхера, что «о кредите в современном смысле в средневековом городском хозяйстве не может быть и речи»¹³⁷. Попытку Бруно Куске опровергнуть этот тезис Бюхера в специальной работе «Возникновение кредитного хозяйства и капитального оборота»¹³⁸ нужно признать неудавшейся. Что касается многочисленных фактов потребительского и государственного кредита, приводимых Куске, то они не противоречат тезису Бюхера, который отрицает не наличие кредита вообще в средние века, но именно «кредита в современном смысле». В отношении же так называемого «промыслового кредита» Куске приводит материалы, которые говорят о кабальном и ростовщическом характере этого кредита (например, запродажа хлеба на корню). Случаи же нормального, действительно производственного кредитования городских кустарных промыслов, богато представленные в труде Куске (например, горшечный, кузнечный и горный промысла), относятся к более позднему периоду, а именно XVI—XVII векам, когда уже развивается торговый капитализм, и именно торговые капиталисты применяли «систему авансирования» производителей для расширения своих торговых оборотов¹³⁹. Только в тех отраслях труда, где еще не были созданы все необходимые предпосылки для возникновения капиталистической промышленности, имело место относительно «мирное сожительство» и поддержка через кредит тех кустарных промыслов, на развитии которых пока еще должен был опираться торговый капитал. Поэтому сохраняет всю свою силу общая характеристика кредита в древние и средние века, данная Бюхером в следующих словах: «Ссуды между отдельными хозяйствами, хотя и имеют место, но обычно делаются беспроцентно и служат целям потребления. Производительный кредит с этой формой хозяйства не вяжется. Там, где в нее проникают денежные процентные ссуды, они являются чем-то неестественным и влекут за собой, как это известно из греческой и римской истории, гибель должника. Поэтому запрещение церковью ростовщичества основывалось не на морально-богословских теориях, а на экономической необходимости»¹⁴⁰.

Однако, при коренном отличии сущности и функций кредита при капитализме и в докапиталистическую эпоху, современные формы кредита развиваются из докапиталистических форм. Также и формы кредитной эмиссии ведут свое начало от докапиталистических форм таковой. Ниже мы отмечаем лишь некоторые, необходимые для нашего анализа моменты эволюции этих форм...

Банковские формы кредитной эмиссии возникают уже при зародышевых формах банкирской деятельности, когда банки еще не выполняли специфически кредитных функций, но служили лишь расчетными центрами¹⁴¹. Банкнотная форма кредитной эмиссии развивается на основе операции depositum regulare средневековых банкиров. Последние принимали вклады на хранение по весу металлических монет, a банкноты первоначально были просто свидетельствами о наличии этих вкладов¹⁴².

Закон стабильности вкладов, который выше был проанализирован, неизбежно должен был проявиться, поскольку развивалась вкладная операция, и отсюда появление активных операций за счет этой стабильной части вкладов. Но благодаря государственно-феодальной дробленности денежных систем, широкому распространению как подделки монет самими государями-феодалами, так и обрезывания монет в обращении, в междуфеодальном коммерческом обороте в качестве средства обращения все прочнее укрепляются указанного типа «банкноты», т. е. простые цертификаты на металл. При этих условиях развитие активных операций банкиров за счет стабильной части вкладов, поскольку заемщики предпочитали получать эти «банкноты», а не металлическую наличность, происходило в форме депозитной эмиссии, но отнюдь не в форме банкнотной эмиссии.

В самом деле ведь эта средневековая так называемая «банкнота» была ничем иным, как именным свидетельством о наличии у банкира определенного вклада в металле, сделанном клиентом банка. «Банкнот» вне вклада первоначально не было¹⁴³: банкир эмитировал не непокрытые банкноты, но непокрытые, фиктивные вклады, и так наз. «банкнота», как мы сказали, была ничем иным, как правом требования клиента к банку на этот эмитированный последним вклад. Первоначально эти банкноты были писанные, а не печатные, и платеж по ним мог производиться частями. Такие банкноты были не общественно-легитимированными денежными знаками, имеющими силу «законных платежных средств», как это имеет место сейчас, но скорее той формой кредитных денег, каковой является ныне чек. Следовательно, средневековые банкиры эмитировали вклады, и обращение этих так называемых «банкнот» были ничем иным, как обращением требований платежа по вкладу, т. е. обращением современных чеков на банк.

В дальнейшем форма банковской эмиссии изменяется: банк, кредитуя за счет этого источника своих клиентов, выдает им не именные свидетельства на несуществующий в действительности вклад, но свидетельства на предъявителя, и в этой форме «банкноты» становятся действительными банкнотами: не именными свидетельствами на вклад, но безличными обязательствами банкиров в уплате данной суммы в металле всякому, предъявившему это свидетельство к размену¹⁴⁴. Тем самым депозитно-чековая форма эмиссии переходит в банкнотную форму, а депозитно-эмиссионные банки становятся банкнотно-эмиссионными. Поскольку эти эмитируемые банкирами вклады в более ранний период и банкноты в более поздний обслуживали процесс обращения, постольку их эмиссия была вполне закономерной. Многочисленные же крахи этих средневековых банков говорят только о том, что эти последние мало считались с функциями и закономерностями банковской формы кредитной эмиссии. Они занимались совсем не тем, чем «положено» им было заниматься «по штату», т. е. по их роли в общественной экономике.

С ликвидацией феодального режима и образованием национально-государственных объединений, правительства, с одной стороны, стараются оградить общество от злоупотреблений банкиров эмиссионными функциям, а, с другой стороны, сами хотят воспользоваться этими функциями для финансирования своих «государственных дел». Правительства сначала стараются наложить узду на произвол банкиров и воспользоваться в своих интересах как их эмиссионными функциями, так и аккумулируемыми ими вкладами; затем частные банки и банкиры постепенно лишаются эмиссионно-банкнотных функций, и эти последние становятся привилегией либо государственных банков, либо одного или нескольких частных банков, находящихся в очень интимной связи с правительством¹⁴⁵.

Этот процесс растянулся в течение очень длительного периода, но в настоящее время с урегулированием эмиссионного дела в Северо-Американских Соединенных Штатах он может считаться законченным. В большинстве стран, как СССР, Франция, Англия, Бельгия, Швеция, Норвегия, Чехословакия, Нидерланды, Швейцария, существует только по одному банкнотно-эмиссионному банку, и только в Германии \(5\) эмиссионных банков, в Шотландии — \(10\), Ирландии — \(7\) и Италии — \(3\). Но и в этих странах доминирующее значение в общем объеме банкнотной эмиссии принадлежит только одному банку, например, в Германии — Рейхсбанку. Лишь в Сев.-Амер. Соед. Штатах сохранилась плюралистическая система банкнотной эмиссии, но федеральная резервная система обеспечивает полное единство контроля и банкнотно-эмиссионной политики всех эмиссионных банков

Современная система банкнотной эмиссии может быть поэтому охарактеризована, как централизованная и монистическая.

Но означает ли эта централизация банкнотной эмиссии вместе с тем и централизацию банковской эмиссии средств обращения вообще? Ни в коем случае, ибо, поскольку мы рассматриваем банкнотную эмиссию лишь как одну из форм банковской эмиссии средств обращения, постольку централизация и унификация этой формы эмиссии еще не означает общей централизации банковской эмиссии средств обращения.

Когда в средние века депозитно-чековая форма кредитной эмиссии трансформировалась в банкнотную форму и пользование этой последней ничем не было ограничено, тогда банкнотная форма была единственной формой банковской эмиссии средств обращения.

Поскольку же частные банки постепенно все более ограничивались, а затем и совсем лишились банкнотно-эмиссионных функций, постольку они стали пользоваться другими формами банковской эмиссии, а именно акцептной и депозитно-чековой. Эти формы развиваются еще в эпоху торгового капитализма и широко прививаются в коммерческой практике на всем протяжении эпохи промышленного капитализма.

Во времена Рикардо, Дж.-Ст. Милля и Маркса чрезвычайно широко распространяется первичная форма кредитной эмиссии, а именно обращение товарных векселей, создаваемых в процессе коммерческого кредита. Вексель снабжается многочисленными бланковыми надписями, и такие жирированные векселя широко обслуживают товарный оборот¹⁴⁶: одни векселя погашаются другими, а банкнота или звонкая монета в этом непрерывном потоке непосредственно-коммерческой формы кредитной эмиссии требуются лишь в сравнительно небольших суммах для покрытия взаимно некомпенсированной долговой разницы.

Банки не остаются безучастными к развитию этой формы кредитной эмиссии и, выступая в качестве акцептантов¹⁴⁷ и инкассаторов коммерческих векселей, тем самым трансформируют эту непосредственно-коммерческую форму в опосредованную акцептом банковскую форму кредитной эмиссии.

На ряду с этим развивается также и депозитно-чековая форма кредитной эмиссии, но пока еще в непосредственной связи с коммерческо-вексельной эмиссией. Однако большинство экономистов того времени еще не смогли уловить этой формы кредитной эмиссии, и только экспансивисты, как Маклеод, Коклен, Цышковский, нашли определения этой формы, говоря о «создании» кредита и капитала банком вместо того «распределения» наличного капитала, которое знали классики и их эпигоны.

Новейшая эволюция капиталистической экономики принесла с собой и дальнейшую трансформацию форм кредитной эмиссии. Эта трансформация связана с отмеченным уже выше процессом концентрации капитала, ростом монополистических объединений и унифицированием промышленного и банковского капитала в финансовом капитале. Она выражается во все большем вытеснении товарных векселей из коммерческого оборота, а в связи с этим естественно падает значение акцептного кредита или акцептной эмиссии¹⁴⁸. Прогресс самого платежного оборота выражается в почти полной концентрации платежных расчетов в банках, и в результате — в широчайшем развитии жирооборота. А при наличии этой последней предпосылки создается возможность интенсивного развития депозитно-чековой или жиро-эмиссии, и эту возможность депозитные банки в наибольшей мере используют там, где существуют наибольшие ограничения для банкнотной эмиссии, и где депозитные банки своей жиро-эмиссией заполняют дефицит капиталистического общества в средствах обращения. «Жиральный кредит, — правильно замечает Ф. И. Михалевский, — вновь возвращает банкам возможность эмиссии средств обращения, отнятую у них привилегиями центральных банков» («Вестник Коммунистической Академии», кн. XXVI, стр. 36). Что же касается акцептной формы, то она сохраняется в качестве посредствующей формы банковской эмиссии внутри страны лишь постольку, поскольку векселя еще играют роль орудия коммерческого кредита; зато в международном обращении акцептная эмиссия остается единственной формой банковской эмиссии средств обращения. Правда, А. Вебер предлагает создать интернациональные банкноты и жирооборот¹⁴⁹, но, учитывая противоречия интересов капиталистических стран и самую тщательную охрану каждой страной своего правительственного суверенитета в отношении внутреннего денежного обращения, вряд ли можно предполагать, что когда-нибудь будут созданы такие обязательные к приему внутри каждой страны международные средства обращения.

Итак, общий ход эволюции форм банковской эмиссии может быть представлен в следующем виде. Первоначально банковская эмиссия децентрализована, распылена между мелкими банкирами и представлена в депозитно-чековой форме; позднее эта форма трансформируется в банкнотную форму. Далее функция банкнотной эмиссии изъемлется из рук частных банков и банкиров, становится особой привилегией и концентрируется в одном или нескольких, пользующиеся этой монополией банках. Вместе с тем банкноты легимитируются правительствами в качестве «законных платежных средств», обязательных к приему на ряду со звонкой монетой. Такое выделение банкнотно-эмиссионных функций приводит к большему или меньшему сокращению банкнотной эмиссии в сравнении с необходимым для товарооборота объемом средств обращения. Дефицит этих последних покрывается развитием обращения жирированных коммерческих векселей, и на этой основе развивается акцептная форма банковской эмиссии. Это децентрализованая система эмиссии, ибо акцептными операциями занимаются не только крупные банки, но и мелкие банкирские дома и даже просто «вексельные маклеры» (бильброкеры).

Наконец, с развитием монополистического капитализма и широким распространением жирооборота и контокоррентного кредитования, банками патронируемых ими предприятий, акцептная форма банковской эмиссии заменяется той формой, которая была еще развита в средние века, а именно депозитно-чековой. Однако это не простая реставрация формы: современная депозитно-чековая эмиссия имеет совершенно иное содержание в сравнении со средневековой формой. В связи с общим процессом капиталистической концентрации, происходит в широких размерах и процесс концентрации банков¹⁵⁰, и, следовательно, распыленная между мелкими банкирами в средние века депозитно-чековая эмиссия в современном капитализме концентрируется в руках небольшого числа крупнейших депозитных банков, во Франции — в трех, в Англии — в пяти (Bug Five) и т. д. Эта форма банковской эмиссии в значительной мере оттесняет на второй план банкнотную форму. Банкнотами обслуживается более мелкий оборот, платежи служащим и рабочим, а также междубанковское сальдирование жирооборота¹⁵¹. Но большая часть всего коммерческого оборота, в Англии до \(98\)%, в Америке до \(95\)%, обслуживается этой депозитно-чековой формой банковской эмиссии. Ее роль превалирующая в современной системе банковской эмиссии. Эта форма эмиссии развивается тем шире, чем больше денежные расчеты в коммерческом обороте вытесняются так наз. «безденежными», т. е., жирооборотом¹⁵². В самом деле при отсутствии этой предпосылки, депозитно-чековая форма банковской эмиссии невозможна, ибо банк оказался бы вынужденным уплачивать по «созданным» им депозитам своим клиентам той наличностью, которой при этом акте «творчества», конечно, нет, ибо иначе это не было бы «созданием кредита».

В связи с превалирующей ролью депозитно-чековой формы эмиссии осложняется задача регулирования эмиссии в соответствии с потребностями оборота в средствах обращения. Современное капиталистическое общество всегда стоит перед угрозой кредитной инфляции, а экспансивисты даже считают эту последнюю законом хозяйственной динамики. Но капиталистическое общество не мирится с этим законом, и для борьбы с кредитной инфляцией вырабатывается система всевозможных рогаток кредитной экспансии, как-то: определенные нормы покрытия обязательств наличностью (в Америке непомерно-высокая норма — \(25\)%), отношения собственного капитала к депозитам и т. п. С другой стороны, и центральный банкнотно-эмиссионный банк старается регулировать депозитную эмиссию частных банков, что не всегда ему удается.

* * *

Мы проанализировали строение банковских пассивов, а именно формы их аккумуляции и эмиссии, а также эволюцию этой последней. Из изложенного ясно, что банковские пассивы, вопреки натуралистической теории, мы не мыслим, как строго определенный в своем объеме фонд исключительно аккумулированных средств. Это — эластичный, подвижной фонд, при чем эта эластичность определяется в значительной мере эмитируемой частью этого фонда. Там, где банки пользуются наибольшей свободой эмиссии, как банкнотной, так и депозитно-чековой, налицо и эластичность банковских пассивных и активных операций, освобождающая растущее производство от связанности границами металлической наличности. С другой стороны, жирооборот или так называемые «жиральные деньги», аналогично действительным деньгам, имеют в каждый данный момент определенный коэффициент скорости обращения, повышение которого при данном объеме депозитной эмиссии дает возможность расширять объем совершаемого при их посредстве товарного обращения.

Далее, при данном объеме товарного обращения увеличение массы или скорости обращения одной формы банковской эмиссии (например, депозитной) сокращает границы для расширения другой формы (например, банкнотной) и наоборот. Наконец, недостаточное расширение всех форм банковской эмиссии вызывает необходимость роста металлических средств обращения или металлического резерва покрытия цертификатных банкнот, что естественно сокращает производительные силы обществ, ибо приводит к омертвлению части общественных материальных фондов.

Избыточная же банковская эмиссия приводит к инфляции, которая может быть как общей, т. е. подрывающей устои валюты (при банкнотной форме), так и частной (при акцептной и депозитной формах), когда «обесцениваются» «жиральные деньги» именно данного банка, т. е. попросту этот банк не в состоянии выполнить своих обязательств...

Но задача настоящего очерка ограничивалась лишь анализом тех противоречий, которые разрешаются имманентными капитализму формами кредитной эмиссии. Анализ же противоречий, которые возникают из этой последней и, проявляясь в многообразных формах банковских активных операций, разрешаются в кризисах, общей кредитной рестрикции (кредитной дефляции) и банкротствах, — выходит за пределы нашей темы.

Примечания

---

1. «Двойная бухгалтерия, — говорит Зомбарт, — рождена тем же умом, что и системы Галилея и Ньютона... Теми же средствами, что и последние, она приводит факты в искусную систему, и ее можно определить как первый космос, построенный на принципе механического мышления. Двойная бухгалтерия раскрывает нам космос хозяйственного мира по тому же методу, то какому позже великие естествоиспытатели раскрыли космос звездного мира... Двойная бухгалтерия базируется на последовательно проведенной основной мысли о том, чтобы понимать все явления лишь как количества» (Цит. по О. Шпенглеру, Деньги и машина, Лгр. 1922 г., стр. 50. (Разрядка наша. 3. А.). ↩

2. «В большей своей части банкирский капитал совершенно фиктивен и состоит из долговых требований (векселей), государственных бумаг (представляющих прошлый капитал) и акций (удостоверений на получение будущего дохода)». Маркс, Капитал, 1923 г., т. III, ч. 2, стр. 7—8. ↩

3. Данные взяты из «Die Bank. Monatshefte für Finanz- und Bankwesen», herausg. Alfred Lansburgh, 1928, Heft 9, S. 586. ↩

4. Собственные капиталы и резервы у крупных английских банков составляют в среднем \(6\)% (См. Wade, Moderne Finance and Industry, London 1926, p. 19). ↩

5. Проф. 3. С. Каценеленбаум совершенно прав, полагая, что «в акционерных коммерческих банках существует деление акционеров на активных и пассивных», и потому «для громадного большинства акционеров банк является не своим, а «чужим» предприятием, а помещение капитала в акции является видом кредита («передачей капитала чужому предприятию») («Учение о деньгах и кредите», ч. II, стр. 196). ↩

6. Jaffé, Das englische Bankwesen, 1 изд., стр. 181. ↩

7. Verhandlungen des Deutschen Landwirtgenossenschaftstagen am 1 и 2 Juli 1909. Цит. по Obst’y, Das Bankgeschäft, S. 372. ↩

8. «Beiträge zur Lehre von Banken», 1857, S. 372. ↩

9. Obst, II, S. 373. ↩

10. Вебер, Депозитные и спекулятивные банки, ГИЗ, 1927 г., стр. 108. ↩

11. Проф. 3. С. Каценеленбаум, давая подробный и ценный анализ притока ссудных капиталов на денежный рынок, не останавливается специально на классификации банковских депозитов с точки зрения своей схемы денежного рынка. Но сама эта схема более полна, чем приведенные здесь классификации Обста или Вебера, так как в схеме денежного рынка проф. Каценеленбаума учтены все источники образования свободных денежных капиталов, и удельный вес каждого источника в отдельности (См. «Учение о деньгах и кредите», ч. 2, гл. III). ↩

12. Маркс, Капитал, т. II, ч. 2, ГИЗ, 1923 г., стр. 33. ↩

13. Это деление не входит, однако, в классификацию депозитов проф. Каценеленбаума, ибо такая классификация противоречила бы его учению о двойственной природе депозита («Учение о деньгах и кредите», ч. 2, гл. VIII). Проф. Каценеленбаум, в противоположность указанному в тексте делению депозитов Вагнером на денежные и капитальные, рассматривает все депозиты, как деньги и капитал в одно и то же время (при этом отмечаются отличия депозитов как от денег, так и от капитала). Учение о двойственной природе депозита базируется на субъективной точке зрения пассивного клиента банка. ↩

14. Эта теория не разделяется новейшими теоретиками и исследователями банковских систем в различных странах, — А. Вебером, 3. Каценеленбаумом, К. Визером, Р. Геллвигом, Уейльдо Митчелем, Мультоном и др. Эти авторы в полном согласии с фактами не отрицают закономерности финансирования промышленности так наз. «депозитными банками». В Англии и САСШ ранее господствовавшая «ортодоксальная» банковская теории все более вытесняется так наз. «шифтабельной теорией» (shiftability theory), т. е. «теорией подвижности», согласно которой потребность в наличности и резервах тем меньше, чем больше развит чеко-жирооборот и связь банков друг с другом, дающая возможность одному банку подкреплять резервы другого банка в случае требований по текущим счетам. А «чем меньше требуется наличности, тем меньше, даже с точки зрения ортодоксальной теории, необходимости продуктивные активы держать главным образом в краткосрочных бумагах» (Waldo Мitchell, The uses of Bank Funds, Chicago, 1925, p. 21). Поэтому, с точки зрения «шифтабильной теории», факт значительного падения нормы резервов в новейшее время вполне закономерен, ибо он вытекает из самого развития банковской системы. Митчель отмечает, что, несмотря на то, что депозиты в САСШ покрывались наличностью в \(1830\) г. на \(37\)%, а в 1914 г. на \(6,4\)%, и, несмотря на значительное развитие так наз. «иррегулярных операций» (collateral loans), отдельные банки, тесно связанные друг с другом и со всей системой, более устойчивы, чем раньше. Между тем, федеральная резервная система требует больших резервов, чем это необходимо (Цит. соч., р. 20—22). Также и Moulton в своем труде, посвященном финансовой организации современного общества, констатирует истинные грюндерские операции солидных и вполне устойчивых банков (Н. Multon, Financial Organisation of Society, p. 724—725). ↩

15. Wrion, Das deutsche Wechseldiskontogenschäft, Leipzig. 1907. ↩

16. А. Вебер, Депозитные и спекулятивные банки. М., 1927. ↩

17. CarI Wieser, Der finanzielle Aufbau der englischen Industrie, Jena, 1919. ↩

18. Rudolf Hellwig, Das Bankwesen der Vereinigten Staaten von Amerika, Jena, 1928. ↩

19. W. Mitchell, The uses of Bank Funds, Chicago 1925. ↩

20. Moulton, Financial Organisation of Society, 2 Ed., Chicago 1925. ↩

21. Conway and Peterson, Operations of the New Bank Act, p. 96. ↩

22. Jaffé. Das englische Bankwesen. ↩

23. «В Соединенных Штатах банковская практика долгое время находилась в конфликте с банковской теорией. Наиболее общепринятая здесь теория ограни чиеала банковское дело краткосрочными ссудами. Считалось, что коммерческие банки занимаются только краткосрочными операциями в процессе движения товара от производителя к потребителю. Наши банки не следовали за этой теорией, но совершали долгосрочные инвестиция и ссуды, и принимали активное участие в создании акционерных обществ и других предприятиях, которые нуждаются в основном капитале» (W. Mitchell, The uses of Bank Funds, p. 2, Разрядка наша. З. А.). ↩

24. «Мы видели, что коммерческие банки не ограничивают своих ссудных операций коммерческими предприятиями, но расширяют их на все виды предприятий, как промышленные и финансовые, так и коммерческие (торговые. З. А.), мы видели, что некоторые непокрытые ссуды предназначаются для основного капитала — это имеет место, главным образом, в штатных банках, и мы видели, что они совершают массу иррегулярных ссудных операций (a puge volume of loans on collateral), большая часть которых предназначена для основного капитал (fixed kapital purposes). Было отмечено, что коммерческие банки в настоящее время обыкновенно имеют отделы для сбережений (savings departaments); и может быть отмечено, что многие из них имеют также фондовые отделы. Некоторые из крупнейших коммерческих банков крупных финансовых центров широко занимаются грюндерской деятельностью (underwritig activities), в то время как многие из штатных коммерческих банков деятельно интересуются операциями по финансированию городской недвижимости, особенно строительством». (H. G. Moulton, Financial Organisation of Society, 2 ed., Chicago, 1925, p. 724—725). По поводу так наз. иррегулярных операций (которые в Америке называются Collateral loans) Conway и Peterson заявляют следующее: «В наших больше городах иррегулярная ссуда (т. е. вложения в фонды. З. А.) рассматривается, как наиболее желательная как потому, что такие ссуды могут в значительной мере быть онкольными ссудами, платеж по которым может быть потребован в любое время, так и потому, что характер ценной бумаги, особенно когда ценность таковой общеизвестна и легко может быть определена, делает более легким перемещение ссуд, когда это необходимо, из одного банка в другой. Как в теории, так и на практике... банк в настоящее время лучше обеспечивает свои деньги, если они ссужены «побочным образом» («on collateral», т. е. по так наз. «иррегулярным операциям» З. А.), чем когда его фонды вложены в коммерческие бумаги» (Conway and Peterson, указ, соч, р. 96). Вместе с тем Митчель отмечает, что как раз при кризисах ценные бумаги, в особенности госуд. облигации, обладают наибольшей ликвидностью. Поэтому «промышленный цикл приносит с собой условия, которые побуждают банки в широкой мере заниматься делами, которыми не разрешает заниматься ортодоксальная теория. С течением времени банки повышают пропорцию этих «неортодоксальных» операций» (W. Mitchell, цит. соч., р. 34). ↩

25. W. Mitchell, цит. соч., р. 28. ↩

26. Риссер отмечает, что его оценка вполне согласуется с мнением банкиров, высказанным на З-м немецком банкирском съезде 5 и 6 сентября 1907 года, а также с рядом показаний по банковской анкете 1908 г. См. Riesser, Die deutschen Grossbanken und ihre Konzentration in Zusammenhang mit d. Entwicklung d. Gesamtwirtschaft in Deutschland, IV Aufl. Jena, 1912, S. 171. ↩

27. Obst, цит. соч., I. Band, S. 371—372. ↩

28. Ср. проф. И. А. Трахтенберг, Современный кредит и его организация, ч. 1, изд. Комм. Академии, М. 1929 г., стр. 34. По данным Геллвига, общая масса депозитов американских банков на 30 июня 1926 г. была равна \(48.282.296.000\) долларов, из коих «чисто»-депозитные или «коммерческие» банки имели свыше \(30\) миллиардов долларов, а именно: \(7.978\) национальных банков располагали \(17\) миллиардами долларов и \(16.493\) банков, концессионированных в пределах отдельных штатов (Statenbanken) — \(13,15\) миллиардов долларов. Значительно меньше половины депозитов приходится на так наз. «сберегательные» и «доверительные» банки, которые в отличие от первых располагают также и долгосрочными депозитами (См. Hellwig, цит. соч., S. 11). ↩

29. Данные взяты у Obst’a, цит. ооч., т. II, стр. 600. ↩

30. Hellwig, цит. соч., S. 29. ↩

31. Капитал, т. II, ГИЗ, 1922 г., стр. 301. ↩

32. Капитал, т. III, ч. 2, ГИЗ, 1923 г., стр. 44. ↩

33. Сюда же должно быть отнесено и государство, и разного рода общественные и религиозные организации, доходы которых, предназначенные для непроизводительного потребления, оседают в виде временного излишка на текущих счетах в банках. ↩

34. 3омбарт, Современный капитализм, т. I, изд. «Путь к знанию», Лгр. 1924, стр. 8. ↩

35. Капитал, т. III, ч. 2. стр. 44. ↩

36. Этот вопрос подробно разработан у Гильфердинга. См. «Финансовый капитал». отд. 1, гл. IV. ↩

37. Капитал, т. III, ч. 2, стр. 44—45. ↩

38. Arthur Loewentein, Geschichte d. Würtembergischen Kreditbankwesens. 1912, S. 202. ↩

39. См. Гильфердинг, Финансовый капитал, гл. IV. ↩

40. Капитал, т. III, ч. 2, стр. 46. ↩

41. «Das englische Bankwescn», S. 183—184. ↩

42. Гильфердинг, Финансовый капитал, ГИЗ, 1922 г., стр. 68. ↩

43. Яффе отмечает усиливающуюся за последнее время конкуренцию банкам со стороны промышленных предприятий, которые, как, например, в текстильной промышленности, принимают вклады от прядильщиков и рабочих, осуществляя таким образом «самофинансирование». Также энергично конкурируют за «Sparegelder» и страховые общества. См. Jaffe, Das englische Bankwesen, S. 197—199. ↩

44. «Имеется тесная связь между уровнем цен и движением ссуд и депозитов. Повышение или падение уровня цен сопровождается повышением или падением ссуд и депозитов. Однако, в рассматриваемый период (депрессия в САСШ 1921—1922 гг. З. А.) наблюдалось отставание в движении ссуд на несколько недель или месяцев» (W. Mitchell, The Uses of Bank Funds, p. 59). ↩

45. Капитал, т. III, ч. 2, 1923 г., стр. 2, и т. III, ч. 1, 1922 г., стр. 407. ↩

46. «Этюды по теории кредита», — «Под Знаменем Марксизма», № 6—7 за 1924 г. ↩

47. Там же, стр. 191. ↩

48. Мы вполне согласны с проф. А. Соколовым, что подведение покупок при посредстве чеков и денежных суррогатов под понятие «виртуальной» (потенциальной) циркуляции денег (Виксель, Лянсбург) весьма искусственно, ибо, во-первых, это противоречит эмпирическим фактам, а, во-вторых, в каждый данный момент масса продаж, осуществляемых при посредстве денежных суррогатов, может быть больше всей имеющейся в стране массы денег. С нашей точки зрения, поскольку чеки фактически выполняют функцию средства обращения, постольку они являются самостоятельной формой денежных знаков на ряду с банкнотами и государственными бумажными деньгами, хотя и не могут быть отождествлены с этими последними. Вот почему мы разделяем точку зрения А. Соколова, который считает, что, поскольку различные виды платежных средств фактически обращается на покупку товаров и услуг, постольку «увеличение банковских денег должно быть рассматриваемо с этой точки зрения, как увеличение платежных средств, а не как усиление скорости обращения денег» (А. Соколов, Скорость обращения денег и товарные цены, М. 1925 г., стр. 53—55). Впрочем, с точки зрения влияния массы денежных знаков на цены это не имеет существенного значения. Так, например, общеизвестную кредитную инфляцию в Англии во время войны сторонники «виртуальной теории» должны были бы рассматривать не как самостоятельный вид инфляции, но как сильно повышенную скорость обращения наличных денег, или как инфлянерное повышение виртуальной скорости обращения денег. Таким образом, по существу инфляция не отрицается, но лишь замени довольно туманным понятием «виртуальной скорости обращения». ↩

49. «Volkwirtschaftliche Theorie des Bankkredits», 2 Aufl., Tübingen 1924, I Absch. ↩

50. «Currency and Credit», 2 Ed., New-York 1923, p 1—16. ↩

51. Капитал, т. III, ч. 2, 1923 г., стр. 17. Между прочим, отметим, что Э. Бретель в своей интересной и ценной статье «Формы и функции кредита» («Вестник Коммунистической Академии», кн. 28) дает иную интерпретацию коммерческого кредита, рассматривая последний, как форму перераспределения функционирующих капиталов аналогично денежно-капитальному кредиту. Между тем, Маркс как раз подчеркивает различие между коммерческим и денежно-капитальным кредитом именно в плоскости, развитой нами в тексте. «Итак, то, что здесь ссужается, — говорит Маркс, — отнюдь не является незанятым капиталом; это капитал, который в руках своего владельца должен изменить свою форму, который для владельца существует в такой форме, в которой он представляет для него товарный капитал, т. е. капитал, который должен совершить обратное превращение и, по крайней мере, прежде всего превратиться в деньги. Итак, это метаморфоз товара, совершающийся в данном случае при посредстве кредита» (Капитал, т. III. ч. 2, стр. 20). ↩

52. Ср. трактовку коммерческого кредита у С. Выгодского в статье «К понятию денежного рынка» («Социалистическое Хозяйство», кн. 1, за 1927 г.) и И. А. Трахтенберг в I части «Современного кредита и его организации» (М. 1929 г.). ↩

53. Ср. нашу абстракцию с теорией «Geldschöpfung» (создания денег) Фридриха Бендиксена, которая, в свою очередь, имеет много общих черт с принципами «Banking School», оказавшей влияние на Маркса. Критику Gеldschöpfung Бендиксена см. ниже. ↩

54. «Финансовый капитал», ГИЗ, 1922 г., стр. 81—82. ↩

55. «Накопление капитала», III изд., ГИЗ, гл. V и IX. ↩

56. На этот момент обращает внимание Н. Бухарин, критикуя теорию Розы Люксембург. «Если бы, — говорит Бухарин, — каждая денежная единица делала только один оборот; если бы не было кредита; если бы увеличение быстроты оборота было бы невозможно; если бы не было погашения взаимных платежей..., — то тогда реальностью была бы именно «нелепая» гипотеза, производство и его расширение зависели бы от производства золота, производство золота чудовищно росло бы, и параллельно росту товарной кучи Розы Люксембург вздымалась бы огромная и все увеличивающаяся гора золота» («Империализм и накопление капитала», 1925 г., стр. 43). ↩

57. «Порядок (анализа категории политической экономии. З. А.) определяется скорее тем отношением, в котором они стоят друг к другу в современном буржуазном обществе, при чем это отношение прямо противоположно тому, которое кажется соответствующим природе вещей или последовательности экономического развития» («К критике», изд. «Моск. Рабочий», 1922 г., стр. 30). ↩

58. См. № 6 за 1929 г. ↩

59. Цит. соч., стр. 138—145. ↩

60. «Das Bankgeschäft», I Bd., S. 335. ↩

61. Оутри считает основным пороком финансового векселя то, что он дает возможность добывать средства для вложений в основной капитал как раз в те периоды, когда нет достаточного притока частных сбережений с «инвестиционного рынка». «Такое злоупотребление этой системой, — говорит Оутри, — было очевидной чертой кризиса Оверенд и К° в 1866 году, а также кризиса в Соед. Штатах в 1907 году» (Нawtrеу, Currency and Credit, 2 Ed., London 1923, p. 200). Однако в дальнейшем Оутри «выгораживает» финансовые векселя и считает возможным для банков пользоваться ими в том случае, когда таким путем покрывается временная нужда в наличности (Ibidem, р. 220). ↩

62. Необходимо отметить интересную особенность акцептной практики экспортных банков. По сведениям О. Геймана, филиалы германских экспортных банков в Лондоне покупают без ограничений свои собственные акцепты, если им предъявляются подобные требования. «Мало того, — говорит Гейман, — когда их руководители находили, что если по условиям момента их акцептов обращалось слишком много, то они активно выступали на рынке в качестве их покупателей» (О. Гейман, «Германские экспортные банки», П. 1917, стр. 15. Разрядка наша. З. А.)« Таким образом, экспортные банки проводят своеобразную активную акцептную политику, очень напоминающую эмиссионную и девизную политику, ибо цель акцептной политики также заключается в регулировании количества акцептов в обращении и поддержании их «курса». ↩

63. Jaffé, цит. соч., S. 175. ↩

64. Коклен, О кредите и банках, пер. под редакцией Висковатова, 1861, стр. 95. ↩

65. Под «акцептом» здесь все время подразумевается банковский акцепт. ↩

66. «Итак, анализируем сначала коммерческий кредит... он составляет основу кредитной системы. Его представителем является вексель — долговое обязательство с определенным сроком платежа» («Капитал», т. III, 2, стр. 21. Разрядка наша. З. А.). ↩

67. Маркс, Капитал, т. III, 2, 1923, стр. 107. ↩

68. Beckerath, Geldmarkt und Kapitalmarkt, Jena 1916, S. 76—77. ↩

69. К аналогичному выводу приходит и Бэрджес. Опираясь на американскую кредитно-банковскую практику, он отмечает, что акцептованный банком вексель «может быть реализован почти так же быстро, как текущий счет в банке, и обладает более высокой доходностью. Казначейские обязательства и акцепты вследствие своей практически полной надежности и ликвидности... оказались подходящим объектом вложения средств для держателей, обладающих свободными суммами на ограниченный или неопределенный срок и требующих максимума надежности и ликвидности» У. Рандольф Бэрджес, Банковская организация американского капитализма, перев. с английского Б. Б. Соловейчика, Лгр. 1929 г, стр. 131. Разрядка наша. ↩

70. Paul Rozumeck, Das Kreditgeschäft im Bankbetriebe, IV Aufl., Berlin 1923. ↩

71. Проф. З. С. Каценеленбаум, Учение о деньгах и кредите, ч. II, 1927, стр. 206. ↩

72. Там же, стр. 207—208. ↩

73. В. Лексис, Кредит и банки, перевод Р. и Ф. Михалевских, М. 1923, стр. (Здесь неразборчиво - Оцифр.) ↩

74. В. Лексис, Кредит и банки, перевод Р. и Ф. Михалевских, М. стр. 59—60. ↩

75. «Das englische Bankwesen», S. 205. ↩

76. Ibidem, S. 207. ↩

77. «Банковский акцепт фактически представляет собою определенные товары на складе или в пути» (Бэрджес, цит. соч., стр. 127). Бэрджес высказывает сожаление по поводу ограниченного объема акцептных операций в Америке. «Сравнительно немногие американские банки обладают значительными портфелями акцептов, что составляет резкий контраст с практикой английских банков, имеющих большую наличность акцептов в качестве вспомогательных резервов». (Цит. соч., стр. 138). ↩

78. Цит. соч., стр. 77. ↩

79. В 1907 г. сумма комиссии за эту гарантию со стороны членов учетных комитетов составила 1,4 млн. франков. См. «Банковская энциклопедия» под ред. проф. Яснопольского, т. I, стр. 220. ↩

80. «Капитал», т. III, ч. 1, стр. 411. ↩

81. Ibidem, стр. 413. ↩

82. Bruno Moll, Logik des Geldes; München 1922, S. 26—31. ↩

83. Einert, Das Wechselrecht nach dem Bedürfniss des Wechselsgeschaft im neunzenten Jahrhundert, Leipzig 1893, цит. по Knies’y, «Der Credit», Berlin 1876, S. 171. ↩

84. «Volkwirtschaftliche Theorie des Bankkredits», I Aufl., S. 79—81. ↩

85. И. А. Трахтенберг, Бумажные деньги, изд. Ill, М. 1924, гл. V. ↩

86. Проф. Л. Н. Юровский говорит по этому поводу следующее: «Так как в 1926 г. имел уже место единый (по существу) порядок выпуска как банковых, так и казначейских билетов через Государственный Банк по его операциям и так как ранее выпущенные казначейские билеты также почти целиком прошли по этому руслу, то результатом оказалось, что все бумажные деньги Союза (за исключением небольшой суммы, о которой речь шла выше), по своему экономическому назначению, представляют банковую эмиссию, но что последняя состоит из двух частей: из банковых билетов, обеспеченных в установленном законом размерах драгоценными металлами и иностранной валютой, и казначейских билетов, для которых такое обеспечение законом не установлено и не практикуется» (Л. Н. Юровский, Денежная политика советской власти, М. 1928, стр. 341. Разрядка наша. З. А.). ↩

87. Лишь в одной Англии, согласно Currency and Banks Notes Act 1928 года, произошло объединение казначейской и банкнотной эмиссии «Все казначейские билеты, — говорится в этом Акте, — выпущенные в силу закона 1911 года, будут считаться банкнотами, и Английский Банк будет нести за них ответственность. Итак, частный банк берет на себя функции казначейской эмиссии. Но поскольку таковая не служит средством погашения бюджетных дефицитов правительства, поскольку она является лишь источником краткосрочного кредита для правительства, постольку эта унификация эмиссии не может подорвать престижа Английского Банка и его билетов. 28 ноября 1928 г. был опубликован первый баланс Английского Банка согласно новому валютному закону (См. «Финансы и народное хозяйство» от 23/XII 1928 г., № 52, стр. 25). Отныне Английский Банк становится единым регулирующим центром всей денежной и кредитной системы страны, казначейская эмиссия принимает форму кредитной (банкнотной) эмиссии. ↩

88. Если взять наш нетто-бюджет (т. е. безоборотных сумм), то в 1927/28 году статья «Финансирование народного хозяйства» составит свыше 3 миллиардов рублей, или около 50% всего бюджета («Экономическая Жизнь» от 2/XII 1928 г., № 280). Отсюда ясно, что наш бюджет не столько приходо-расходная ведомость административного аппарата страны (чем, главным образом, и является бюджет в капиталистических странах), сколько финансовый план грандиознейшего государственного хозяйственного объединения. ↩

89. P. D. Hawtrey, Currency and credit, 2 Ed., London 1923, p. 76—79. ↩

90. Речь идет об английской эмиссионной системе, действовавшей до Currency and Banks Notes Act, 1928. Этим актом граница непокрытой золотом эмиссии повышена с \(19,7\) млн. фунт. стерл. до \(260\) млн. фунт. стерл., что вызвано объединением казначейской и банковской эмиссии. ↩

91. Этого как раз не понимает Moulton, автор труда, посвященного анализу финансовой организации капиталистического общества. Moulton отождествляет чеки и банкноты на том основании, что и те, и другие не являются… кредитными документами! «Чеки, банкноты и банковские векселя, — говорит Moulton, — в действительности не являются кредитными документами» (Harold Moulton, The Financial Organisation of Society, 2 ed., Chicago 1925, p. 121). Это мотивируется тем, что кредитный документ есть свидетельство будущего платежа, в то время как по банкнотам и чекам банк обязан платить немедленно. ↩

92. Prion, Das deutsche Wechseldiscontgeschäft, Leipzig 1907. ↩

93. Ibidem, S. 120. ↩

94. «Финансовый капитал», стр. 144. ↩

95. Jaffе, Das englische Bankwesen, S. 116. ↩

96. Ibidem, S. 116. ↩

97. Ibidem, S. 170. ↩

98. З. С. Каценеленбаум, Учение о деньгах и кредите, ч. I, 3-е изд. стр. 214. ↩

99. По косвенным данным (штемпелевание), дающим далеко не полную картину, сумма обращающихся в Англии чеков возросла с \(13\) миллионов фунтов стерлингов в середине XIX века до \(200\) миллион. фунтов стерл. к началу XX века, в то время как лимит непокрытых золотом нот со времени Пилевского акта 1844 г. и до «Акта о банках и средствах обращения» 1923 г. вырос всего с \(14\) миллионов фунтов стерлингов до \(19.750.000\) фунт. стерл. (См. Hawtrey, Courrency and Credit, New-York 1923, p. 79). ↩

100. См. нашу статью «Роль кредита и границы кредитной экспансии при капитализме», «Под Знаменем Марксизма» №№ 2 и 3, 1928 г. ↩

101. А. Мануйлов, Курс политической экономии, т. I, М. 1919, стр. 249. ↩

102. «Финансовый капитал», стр. 81. ↩

103. Karl Elster, Die Seele des Geldes, II Aufl., Jena 1923, S. 58. ↩

104. Ibidem, S. 59. ↩

105. Ibidem, S. 68. ↩

106. Ф. Бендиксен, Деньги, изд. «Право», Петр. 1923, стр. 33. ↩

107. Ibidem, S. 34. ↩

108. «Weltwirtschaftliche Archiv», Januar 1918, S. 15. ↩

109. «Деньги», стр. 58. ↩

110. «Деньги», стр. 58. ↩

111. См. Силин, Кредитная политика эмиссионного банка и твердая валюта. Финансовое издательство, М. 1928 г. Позняков В. Рыночная ценность и ее место в экономической системе Маркса ↩

112. «Денежный рынок», изд. «Книга», пер. Орбинского, М.-П. 1923, стр. 63. ↩

113. Ibidem, стр. 63. ↩

114. В английской практике, в противоположность практике континентальных банков, пассив помещается на левой, а актив на правой стороне баланса. ↩

115. В русском переводе «Денежного рынка» опечатка: вместо \(180½\) напечатано \(108½\). ↩

116. Ibidem, стр. 67. ↩

117. Alfred Müller, Formen der Kreditexpansion und der Kreditpolitik, «Die Kreditwirtschaft» 1927, I T. ↩

118. «Das englische Bankwesen», S. 195. ↩

119. Ibidem, S. 196. ↩

120. Ibidem, S. 193, 194. ↩

121. Hellwig, Das Bankwesen der Vereinigten Staaten von Amerika, Jena 1928, S. 26. ↩

122. Цит. соч., стр. 26—27. ↩

123. Цит. соч., стр. 27. ↩

124. Mithel, The Uses of Bank Funds, p. 20 и след. В другом месте Митчель устанавливает следующие три источника образования депозитов: «Депозиты возникают либо из 1) взноса наличными, 2) взноса по кассовым счетам (a deposit of cach items), как, напр., чеками в другие банки, 3) выдачи ссуд. Таким образом, мы рассматриваем ссуды и переучет, как один фактор, а вклады наличными по кассовым счетам, как другой фактор, влияющий на депозиты» (Цит. соч., р. 54). ↩

125. D. H. Robertson, Banking Policy and the Prise Level, London 1926, p. 54 и др. ↩

126. «Банки выполняют две функции, одинаково важные, но совершенно различные. Они — суть агенты по собиранию сбережений и инвестиций; они создают часть средств обмена» (F. W. Taussig, Principles of Economics, V. I, New-York 1923, p. 325). ↩

127. «Но большая часть депозитов в Соед. Штатах и Англии не возникает таким путем (т. е. путем аккумуляции сбережений. З. А.). Депозиты, главным образом (in main), создаются этими (депозитными. З. А.) банками» (Ibidem, р. 330). ↩

128. З. С. Каценеленбаум, Некоторые проблемы теории кредита, М. 1926, стр. 51—52. ↩

129. Там же, стр. 48. ↩

130. A. Hahn, Volkwirtschaftliche Theorie des Bankkredits, 2 Aufl., Tübingen 1924. S. X. ↩

131. Hawtrey, Currency and Credit, 2 ed., London 1923, p. 9. ↩

132. Ibidem, р. 10. ↩

133. Ibidem, р. 13. ↩

134. Ibidem, р. 16. ↩

135. Дж.-Ст. Милль, Основания политической экономии, стр. 34, 44, 53. ↩

136. «Роль кредита и границы кредитной экспансии» в «Под Знаменем Марксизма» № 3 за 1928 г. См. также интересную критику этой концепции у Ф. И. Михалевского в статье «Теория кредита Hahn’a и Schumpeter’a» — «В. К. А.», кн. 26, 1928 г. и С. Выгодского в статье «Теория кредита Гана» в «Социалистическом Хозяйстве» кн. I за 1927 год. ↩

137. Карл Бюхер, Возникновение народного хозяйства, перев. под редакцией И. Кулишера, изд. III, Петр. 1918, стр. 90. ↩

138. «Die Kreditwirtschaft», Kölner Forträge, Bd. I, Leipzig 1927. ↩

139. См. нашу критическую оценку работы Куске в рецензии на I том «Die Kreditwirtschaft» в «Под Знаменем Марксизма» № 1 за 1928 г. ↩

140. «Возникновение народного хозяйства», III изд., стр. 79. ↩

141. Таким чисто-расчетным банком был, например, Амстердамский Wisselbank, учрежденный в 1609 году. «Банкноты» этого банка были по существу чеками или «платежными ордерами». Интересна характеристика деятельности это банка и его «банкнот», данная одним компетентным, по свидетельству Зомбарта, современником: «Он (т. е. Амстердамский Банк. З. А.) представляет такие удобства для всего торгового мира, что немыслимо себе представить, чтобы кто-либо (из торговцев), пожив некоторое время в этом городе, не занялся деловыми операциями, ибо с помощью этого банка можно ежедневно производить миллионные платежи посредством простых платежных ордеров (Zahlungsanweisungen), которые называются «банковыми билетами» (русский пер. «Современного капитализма» В. Зомбарта, т. I, полутом I, Л. 1924 г., стр. 253). Совершенно очевидно, что такого рода «банкноты» имели мало общего с современными банкнотами. ↩

142. Чисто-кассовые «банки» превращаются в Италии в «кредитные банки» уже в XIII—XIV веках. Кулишер отмечает, что «операция вкладов практиковалась в Италии в значительных размерах: население привлекалось к депонированию денег нередко высокими процентами по вкладам, уплачиваемым банкирам: поэтому банкротство менялы или банкира отражалось на широких кругах населения» («Лекции по истории экономического быта Западной Европы», изд. VI, т. I, С.-П., 1920 г., стр. 214). Ясно, конечно, что «высокие проценты» могли уплачиваться только потому, что деньги не лежали в кассе, как это было у позднее учрежденных Амстердамского и Гамбургского банков (Ср. Зомбарт «Современный капитализм», т. I, полутом I, стр 253—255), но пускались в оборот в форме активных операций; следовательно, итальянские банки указанного периода были уже «кредитными банками», правда, на ростовщическом фундаменте. С другой стороны, банки сами широко практиковали пользование заемными средствами для товарной торговли. «Результатом последнего являлось замедление в обратной выдаче вкладов банкирами и даже отказ в этом: нередко также, вследствие неудач в торговле, наступало банкротство их и потеря вкладчиками помещенных у них денег» (Кулишер, цит. соч., стр. 224). ↩

143. Таковыми были, например, в Англии, так наз. goldsmith notes (билеты золотых дел мастеров). Кроме того, первоначально эти «банкноты» передавались из рук в руки только по индоссаменту (Sombart, цит. соч., стр. 255), хотя банкиры боролись с индоссаментом, так как индоссирование коммерческих частных векселей превращало эти векселя в средства обращения и освобождало купцов от необходимости прибегать к услугам банкиров или золотых дел мастеров, что ослабляло роль как тех, так и других. Однако индоссамент победил: вексельное жиро без всяких ограничений было признано в Голландии в 1651 г.; французский указ 1654 г., а затем ордонанс 1673 г. (Тит. V о векселях) устанавливает правила индоссамента и т. п. (Кулишер, цит. соч., т. II, стр. 239). ↩

144. Этот процесс превращения свидетельств на вклад в банкноты хорошо описан у Кулишера во II части «Лекций по истории экономического быта Западной Европы», стр. 224—228. ↩

145. Некоторые историки считают причиной возникновения центральных нотных банков финансовые потребности правительств, другие — организационные их преимущества. Sven Helander, специально исследовавший этот вопрос и давший, как он выражается, «общую теорию их (эмиссионных банков. З. А.) развития» на основе конструирования «идеально-типических методов» и абстрагирования от отдельных, уклоняющихся от общей линии развития моментов, приходит к иным выводам. Автор исходит из общей тенденции хозяйственной эволюции, заключающейся в переходе от неорганизованных индивидуалистических и неустойчивых замкнутых единиц к социальным и в силу этого более стабильным государственным образованиям. Та же тенденция в политической эволюции заключается в проведении национального и демократического принципа. Обе параллельных тенденции к организованности находятся во взаимодействии и приводят «к грандиозному общему развитию, которое лучше всего может быть охарактеризовано, как повышающееся обобществление» и отсюда потребность в имеющих возможность функционировать (fungibelen) платежных средствах, в конъюнктурном регулировании, в повышенной финансовой мобильности...» (Sven Helander, Theorie u. Politik der Zentralnotenbanken in ihrer Entwicklung, H. I: «Theorie der Zentralisation in Notenbankwesen», 1916, S. 130). Образование центральных нотных банков как раз отражает эту присущую современному развитию «социалистическую тенденцию». Однако эту последнюю Helander понимает весьма своеобразно: «Рассматриваемый в своей общественной целостности центральный нотный банк имеет действительно социалистическую тенденцию, но, само собой разумеется, не в партийном и еще менее в государственно-социалистическом смысле» (Ibidem, S. 135) Эта тенденция проявляется в двояком смысле; во-первых, отрицательно в том, что соображения прибыли при удовлетворении спроса на кредит для Центрального Нотного Банка отходят на задний план; во-вторых, положительно в смысле, что Центральному Нотному Банку присуща социалистическая тенденция регулирования общественных состояний (Zustände) для рассматриваемой здесь сферы общества в отношении пространства (между различными местностями и странами) и времени (в конъюнктуре и общем развитии). На этот процесс большие надежды возлагал, как говорит автор, Сен-Симон; в схему Маркса также целиком включался этот процесс. Однако Маркс, по уверениям автора, оказался не прав в том отношении, что будто бы на ряду с этим общим централизационным процессом должны обостряться кризисы, что опровергнуто новейшим развитием. И здесь, как и в отношении других предсказаний Маркса, самое осуществление одной из открытых им тенденций как раз устраняет другую тенденцию, например, централизация эмиссионных банков устраняет кризисы! (Ib., S. 136). Все это говорится всерьез, при чем абсолютно никаких доказательств того, что кризисы устраняются развитием центральных нотных банков, автор не приводит. Очень курьезно вышло также и с «открытой» Helander'oм «социалистической» тенденцией центральных нотных банков. Оказывается, что поскольку этот «социалистический институт» находится в капиталистической обстановке и не может освободиться от несоциалистических влияний, постольку «Центральный нотный банк уже не является больше социалистическим образованием»; хотя этот банк есть национальный институт, но он находится в интернациональной зависимости, ярким примером чего может служить дисконтная политика, при осуществлении которой центральные нотные банки не могут не считаться с положением мирового денежного рынка. Итак, центральные нотные банки одновременно и социалистический и капиталистический институт, а именно «сверхкапиталистический и плюс к тому же национальный и демократический» (So die Zentralnotenbank als nachkapitalistische Institut, als nationales Institut und schliesslich auch als demokratisches Institut. Ibidem, S. 137). При этом демократизацию автор усматривает в том, что центральные банки вступают в связь с широкими кругами клиентеллы. Демократическую тенденцию автор считает необходимым усилить и перейти к мелким векселям, мелким нотам и т д. Этот апологетический вздор преподносится под научным соусом «тенденций развития» и конструирования нового понятия «сверхкапиталистический», в котором погашаются специфически-капиталистические противоречия и одновременно заключены «социалистические принципы». Но Helander проявляет лишь явное непонимание как сущности капитализма, с одной стороны, так и социализма, с другой, и, наконец, Центрального Эмиссионного Банка, включающего в себя и капитализм и социализм в его понимании, с третьей стороны; ибо центральные нотные банки были и суть орудия господствующего класса, а так называемая «демократизации» этого банка лишь расширяет и укрепляет сферу его господства. Впрочем, теория Helander’а лишь частный эпизод на общем фоне кредитных иллюзий Гильдебранда, Деймера, Гезеля и т. д. ↩

146. «В Ланкашире вплоть до середины XIX столетия векселя регулярно переходили из рук в руки, как средство платежа за товары, собирая в этом процессе почти невероятное количество индоссаментов» (Hawtrey, Currency and Credit, 2 ed., p. 197).

     «Если при промышленном капитализме вексель является орудием коммерческого кредита, то в средние века его функция заключалась, главным образом в инкассировании денег. Из коммерческого письма флорентийского торгового дома Черчи, обращенного к представителю его в Лондоне в 1921 г., видно, что вексель служил для следующих целей: «находящиеся в Лондоне представители флорентийского товарищества этим путем получают нужные им суммы с ярмарок Шампани, флорентийцы из Англии посылают через посредство товарищества деньги домой, кредитор во Флоренции инкассирует платеж у другого флорентийца, находящегося в Англии; представитель английского аббатства обеспечивает себе через посредство того же товарищества нужные ему для пребывания в Риме суммы» (Кулишер, цит. соч., стр. 218). ↩

147. Акцепт, юридически признанный, впервые появляется в XIV веке. Стат. Лукки 1376 г., Флоренции 1393 г., Барселоны 1394 г определяют юридические основы акцепта: акцептная надпись должна делаться обязательно на самом векселе, а не в особом документе, как это было раньше (Кулишер, цит. соч., стр. 217). ↩

148. С развитием контокоррентного кредита роль вексельного кредита не только в Англии, но и в Германии в значительной мере упала. Вексельный оборот не развивается: так, по данным Somary («Bank politik», 1915, S. 31) все вексельное обращение Германии составляло:

     1885 г.	12,06	миллиардов марок
     1905 г.	25,50	»        »
     1910 г.	33,39	»        »
     1912 г.	36,68	»        »
     1913 г.	36,24	»        »

     Акцепты немецких банков резко упали во время войны, как в абсолютных цифрах, так и в процентном отношении к «дебиторам»:

     В конце следующих годов	Сумма в млн. марок	%% отнош. к дебиторам
     1911	2.098,78	29,7
     1912	2.392,39	34,5
     1913	2.398,14	35,1
     1914	1.842,68	28,4
     1915	1.011,87	16,3
     1916	667,31	10,6
     1917	613,15	8,15
     1918	507,71	6,5

     (Данные взяты у Carl’a Jores’a «Grundsätze des Geld-, Kredit- und Bankwesens», IV Aufl., Leipzig 1920, S. 191).

      ↩

149. См. «Банковскую Энциклопедию» под ред. проф. Яснопольского, стр. 177. ↩

150. О концентрации банков с конца XIX века до 20-х годов этого века ценнейший материал собран у А. Вебера в «Депозитных и спекулятивных банках», М., ГИЗ, 1927 г., стр. 50—78. См. также Ленин «Империализм как новейший этап капитализма», Харьков 1922 г., гл. II. ↩

151. Это подтверждается, например, данными о купюрах эмитируемых банками в Германии. По сведениям, приводимым Обстом, находящиеся в обращении банкноты распределялись по купюрам в следующих %%:

     Сумма обр. в млн.	Годы	1.000 марок	100 марок	50 марок	20 марок
     1.320	1895	35,6	64,2	—	—
     1.409	1900	27,1	72,8	—	—
     1.656	1905	25,6	74,4	—	—
     1.885	1907	17,7	66,9	7,4	8,0
     2.593	1913	15,2	58,5	10,0	16,3

     То, что при колоссальном росте торгового оборота Германии с 1895 по 1913 г. удельный вес тысячемарковых банкнот упал с \(35,6\)% до \(15,2\)%, говорит о том, что как раз наиболее крупные сделки совершаются без наличных банкнот, которые оттесняются в сферу более мелкого оборота, что подтверждается \(26,3\)% \(50\) и \(20\)-марковых банкнот (См. Obst, Das Bankgeschäft, Theil II, S. 237). ↩

152. О формах организации современного «безденежного» или «безналичного платежного оборота см. Schippel-Scholle «Die Organisation des bargeldloser Zahlungsverkehrs in Deutschland», Leipzig 1921; F. Schmidt «Bargeldloser Zahlungsverkehr» в Handwörterbuch d. Staatswissenschaften, IV Aufl., Jena 1924, Bd. Il, S. 330—361; °. Hellander «Zahlungswerkehr» в Handwörterbuch der Betriebswirtschaft Stuttgart 1928, Bd. V. Весьма плодотворна классификация Schippel-Scholle безналичного платежного оборота по «средствам» (mittel) и «субъектам» (Träger) (Указ. соч., S. 1198—1199). В отношении спорного вопроса о том, следует ли банкноты причислять к формам безналичного оборота, мы не согласны с Schmidt’oм и присоединяемся к точке зрения Hellander’a и Schippel-Scholle, рассматривающих платежи в банкнотах, как платежи наличными в отличие от жиро-чекового оборота. На русском языке о безналичном платежном обороте см. Куперман «Безденежные расчеты», М., изд. НКФ, 1927 г. ↩