Тулепов М. Основы теории планового хозяйства в работах Маркса и Энгельса #

Журнал «Под знаменем марксизма», 1931, № 6, с. 109—126

Замечания Ленина на «Экономику переходного периода» Бухарина положили конец разногласиям в среде экономистов-марксистов по вопросу политической экономии в широком и узком смысле.

Механистические представления Бухарина и меньшевистско-идеалистическая антимарксистская концепция Рубина в этом вопросе одинаково потерпели полное теоретическое поражение. Ленин решительно высказался в защиту известного классического определения, изложенного Энгельсом в «Анти-Дюринге». Стало ясно, что «политическая экономия, — как наука об условиях и формах производства, и обмена продуктов в различных человеческих обществах и соответствующих способах распределения, — такая политическая экономия, в широком смысле этого слова, еще должна быть создана» (Энгельс). Решить эту задачу можно коллективными усилиями экономистов-марксистов.

Утверждение о том, что объектом изучения политической экономии как науки является лишь «неорганизованное» товарно-капиталистическое хозяйство, было отброшено Лениным, как ревизия марксизма и «шаг назад от Энгельса». Тем самым был дан отпор идущим от рубинизма и механицизма росткам и в вопросах методологии советского хозяйства.

Антиленинские попытки развенчать теорию социалистической экономики как особой теоретической науки, отождествить ее с историей экономической политики советского государства (Бессонов и др.), свести ее к так называемой «социальной технологии» (Преображенский) и выкинуть ее «за борт» в случае «исчезновения всех основных проблем политической экономии в условиях организованного общественного хозяйства» (Бухарин) — к сожалению лишь года два тому назад в экономической литературе встречали крайне слабый отпор. Многие фактически стояли на этих неверных позициях, молчаливо или открыто солидаризируясь в этом вопросе с Бухариным и Рубиным.

Научно-теоретическую мысль значительной части коллектива экономистов-коммунистов долгое время сковывало неверное представление, что политическая экономия изучает лишь овеществленные, фетишизированные отношения людей в процессе общественного производства и что в условиях так называемого «общественно организованного хозяйства» производственные отношения людей «ясны и прозрачны» (Д. Розенберг), следовательно, не подлежат особому теоретическому изучению. Круг научного исследования экономистов-теоретиков таким образом искусственно ограничивался рамками капиталистического способа производства. Теория советского хозяйства, которая непосредственным образом должна быть развернута в теорию социалистической экономики, не привлекла должного внимания большинства коллектива экономистов и значительное время оставалась фактически в загоне.

Ошибочное мнение по вопросу о социалистической экономии, распространенное в среде некоторых экономистов еще, несколько лет назад, можно было бы схематически выразить примерно следующим образом: Маркс — теоретик капиталистической экономии, Ленин — практик социалистической революции. У Маркса нет и не может быть основы теории социалистической экономии, так как он имел объектом своего исследования только капитализм. Ленин тоже не оставил оформленной теории социализма, следовательно, эта задача кем-то должна быть решена теперь заново.

В среде экономистов и теперь еще можно встретить людей, отрицающих особо важное значение работ Маркса и Энгельса при изучении теории советского хозяйства. Маркс и Энгельс объявляются чистейшими теоретиками капитализма, которые свою жизнь посвятили изучению только буржуазного способа производства, в писаниях которых нет и не может быть ответа на волнующие нас проблемы социалистической экономии.

Вывод из подобных утверждений один: при изучении советской экономии «Капитал» Маркса — на полку.

Верны ли подобные представления некоторых экономистов? Разумеется, они неверны. Почти во всех решающих разделах своих трудов Маркс и Энгельс в порядке противопоставления экономическим закономерностям капитализма намечают экономические основы будущего общественного строя, ни обойти, ни игнорировать которые при изучении социалистической экономии нельзя.

Начавшийся поворот к актуальным экономическим проблемам современности несомненно будет сопровождаться заострением внимания на разработке теории и практики социалистического хозяйства. Следовательно, разработка марксо-ленинского наследия и высказывания основоположников и классиков марксизма о социализме будут поставлены в центре внимания. При этом всякий экономист, который пожелает серьезно заняться теорией социалистической экономики, должен будет объявить решительную борьбу против недооценки значения Маркса в вопросе выработки теории социалистической экономии. Он прежде всего будет обязан вытащить на «свет божий» все сказанное Марксом, Энгельсом и Лениным в различных их работах об экономике переходного периода и уже на этой методологической основе делать попытку анализировать данные нашей, богатой событиями, многосложной конкретной экономики.

Понятно, что лишь ликвидировав эту нелепую недооценку марксистской экономической теории в деле изучения социалистической экономики, мы сможем до конца расшифровать и разобрать известное ленинское замечание (в XI сборнике) о политической экономии как науке, даже в условиях чистого коммунизма.

Против утверждения Н. И. Бухарина, что: «…Таким образом конец капиталистически-товарного общества будет концом и политической экономии» — Ленин написал резко: «Неверно. Даже в чистом коммунизме, хотя бы отношение I v + m к ПС? и накопление?»

Далее, против аналогичного предыдущему второго высказывания Бухарина: «Итак, политическая экономия изучает товарное хозяйство», Ленин еще раз подчеркивает: «Не только!». (Лен. сборы. XI, стр. 349).

К сожалению, в деле расшифрования этих замечаний Ленина по существу сделано пока крайне мало. Это, как видно, ждет еще творческой работы целого научного коллектива.

* * *

На основе непосредственного анализа экономических закономерностей капитализма основоположники марксизма приходят к выводу, что на известной стадии развития общественных производительных сил, обобществления труда, концентрации и централизации всего производственного аппарата, стихийно, на базе самой капиталистической системы, возникают условия и необходимая потребность в планомерной организации процесса анархического, общественного производства и распределения. Свободная конкуренция капиталов неизбежно порождает монополию крупного объединенного капитала. В свою очередь монополии усиливают конкуренцию. Энгельс еще в 1844 году в «Очерках критики политической экономии» дал свое общеизвестное классическое определение, гласящее, что «монополия порождает свободную конкуренцию, а последняя в свою очередь — монополию; поэтому обе они должны пасть, — с устранением порождающего их принципа будут устранены и сами затруднения». (Собр. соч., т. II, стр. 318).

Тезис марксизма жизнью не опровергнут. Объективная капиталистическая действительность каждодневно подтверждает его правоту. В работах Ленина, посвященных империализму, мы находим развернутое обоснование и дальнейшее теоретическое развитие на большом фактическом материале, заимствованном из капиталистической действительности.

Итак, конкурентная борьба, в условиях высоко развитой производства мощи капитализма, осуществляет величайшую концентрацию и централизацию капитала. Возникают тресты — монополии. В периоды капиталистических кризисов централизация капитала усиливается. Погибают десятки и сотни более слабых капиталистов; их капиталы частью уничтожаются совершенно, в основном же переходят в руки крупных и сильных капиталистических акул — гигантских капиталистических трестов, организующихся, зачастую, путем слияния целых отраслей общественного производства. Примером может служить современный «Шведо-Американский спичечный трест», захвативший в свои руки к началу 1930 года 85% мирового спичечного производства и 90% мировой торговли спичками. Энгельс также знал уже примеры крупных монополий. Так, например, он упоминает об английском тресте по производству щелочей, который возник путем слияния 48 крупных фирм и из единого центра управлял капиталом в 120 миллионов марок.

Энгельс во всех своих работах подчеркивает, что потребность в плановой организации производства остро ощущается и в условиях капитализма. Производительные силы, достигшие при капитализме огромного развития, требуют изменения и совершенствования форм управления.

«В трестах, — указывает Энгельс, — конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством вторгающегося социалистического общества. Правда, сначала только в пользу и к выгоде капиталистов. Но в новой своей форме эксплуатация настолько бросается в глаза, что она должна рухнуть. Ни один народ не согласился бы долго мириться с производством, регулируемым трестами, с неприкрытой эксплуатацией всего общества маленькой кучкой купоновладельцев». (Анти-Дюринг, стр. 262).

Буржуазное государство, по ходу дела, оказывается вынужденным взять на себя частичные функции «ведения производства». Особенно это относится к таким отраслям, как почта, железная дорога, телеграф и т. п.

«Если кризисы показали неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, — говорит Энгельс, — то переход крупных производительных предприятий и средств сообщения в руки акционерных кампаний, трестов и государства доказывает ее ненужность. Наемные агенты исполняют теперь все общественные функции капиталистов» (Анти-Дюринг, стр. 263).

Самим же капиталистам остается только загребать доходы, вести спекулятивную игру на бирже, отнимая капиталы друг у друга, и резать купоны. Таким образом «капиталистический способ производства, вытесняющий сперва рабочих, вытесняет теперь и самих капиталистов, правда, пока еще не в резервную армию промышленности, а только в разряд излишнего населения» (там же).

Та же мысль подчеркивается Марксом в III томе «Капитала», в XXVII главе «Роль кредита в капиталистическом производстве». Там он констатирует, что развитие акционерных форм предприятий есть «упразднение капитала, как частной собственности в границах самого капиталистического способа производства». Маркс указывает также на то, что с развитием акционерных обществ класс капиталистов по сути дела превращается лишь в «простых собственников, простых денежных капиталистов», а отдельные функционирующие капиталисты становятся обычными управляющими, заведующими, «управляющими чужими капиталами» и в большинстве случаев фактически заменяются наемными агентами.

Развитие акционерных обществ есть путь диалектического самоотрицания капиталом себя, как частной собственности.

«В акционерных обществах функция отделена от собственности на капитал, следовательно и труд совершенно отделен от собственности на средства производства и на прибавочный труд, — говорит Маркс. — Этот результат высшего развития капиталистического производства необходимый переходный пункт к обратному превращению капитала в собственность производителей, но уже не в частную собственность разъединенных производителей», а в собственность ассоциированных производителей, в непосредственную общественную собственность».

Далее Маркс подчеркивает, что «акционерные общества — переходный пункт к превращению всех функций в процессе воспроизводства, до сих пор еще связанных с собственностью на капитал, в простые функции ассоциированных производителей, в общественные функции» (Капитал, т. Ill, ч. I, стр. 340).

Все это служит доказательством такого роста производительных сил общества, который уже предполагает непосредственно новую форму производства.

«В главе «Развитие внутренних противоречий закона» (отд. Ill, гл. XV) Маркс пишет: «Развитие производительных сил общественного труда, — это историческая задача и оправдание капитала. Именно так он бессознательно создает материальные условия более высокой формы производства» (Капитал, Т. III, ч. I, стр. 197).

Однако, в отличие от современных ревизионистов из лагеря II интернационала, высказывания которых ничего общего не имеют с марксизмом, Маркс и Энгельс ни на одну минуту не питали иллюзий о возможности устранения на базе капитализма основных его пороков путем перехода средств производства в руки буржуазного государства. Позиции основоположников марксизма в данном вопросе были совершенно ясны. Они считали, что при сохранении капитализма ни переход собственности в руки государства, ни монополии не могут устранить основных противоречий капитализма. Останется и эксплуатация рабочего класса, и ограниченность его потребления, и анархия производства.

Энгельс писал:

«Но ни переход в руки акционерных камланий, ни превращение в государственную собственность не отнимают, однако, у производительных сил их капиталистических свойств». (Анти-Дюринг, стр. 263).

Буржуазное государство, отмечал он, есть орудие классового господства капиталистов над трудящимися. Государство — это аппарат охраны условий капиталистического производства. Современное государство, независимо от своих форм (абсолютизм, конституционная монархия, формальная демократия и т. д.), остается «механизмом чисто капиталистическим, государством капиталистов, идеальным, совокупным капиталистом». (Анти-Дюринг, стр. 264). Вследствие этого переход собственности на средства производства в руки современного буржуазного государства, по сути дела, ничего иного не будет означать, как только наиболее полное превращение этого государства в совокупного капиталиста, эксплуатирующего непосредственно тем больше граждан, чем больше ему удается захватить в свои руки общественные средства производства. При этом рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношение не устранятся, a еще более обострятся» (там же).

В развитии акционерных обществ, монополий и государственных предприятий Маркс и Энгельс видели лишь формальную возможность, формальное средство разрешения противоречий капитализма. Энгельс, напр., указывал, что: «Превращение производительных сил в государственную собственность не разрешает противоречий капитализма, но оно включает в себе формальное средство, возможность их разрешения» (там же). Для того, чтобы эта формальная возможность могла реализоваться, стать действительностью, требуется осуществление ряда подходящих условий. «Этого можно достигнуть, — замечает Энгельс, — только полным и открытым переходом в общественную собственность производительных сил, переросших всякий другой способ применения их к делу». И только лишь тогда: «Общественный характер средств производства и его продуктов, проявляющийся теперь с разрушительной силой слепого закона природы, обрушивающийся против самих производителей, периодически нарушающий ход производства и обмена, будет (тогда) сознательно проведен в жизнь производителями и превратится из причины неурядицы и периодических катастроф в сильнейший рычаг производства» (Анти-Дюринг, стр. 264).

Уже здесь Энгельс указывает на то, какое значение будет, иметь действительное обобществление средств производства в деле дальнейшего развития общественных производительных сил. Он подчеркивает, что, превратившись в общественную собственность, средства производства и их общественный характер из причины неурядиц и катастроф превратятся в «сильнейший рычаг производства».

Маркс точно так же смотрел на судьбы обобществления средств производства при сохранении основ капиталистического производства. В одном месте мы встречаем у него чрезвычайно интересное замечание об ассоциированной, кооперативной фабрике самих производителей в условиях капитализма. Маркс отмечает, что подобные предприятия, разумеется, представляют собой «первую брешь в старой форме», так как внутри этих предприятий устраняется противоречие между трудом и капиталом. «Они показывают — говорит он — как на известной ступени развития материальных производительных сил и соответствующих им общественных форм производства с естественной необходимостью из одного способа производства возникает другой».

Разумеется, из приведенных замечаний Маркса ни в какой степени не следуют утверждения, подобные тем, которые мы находим у Каутского. Последний, как известно, сводит все высказывания Маркса о переходной экономике к одному схоластическому знаменателю: «не через огосударствление, а — ассоциирование производства лежит путь к социализму». При этом «ассоциирование» Каутского, это — овладение отдельным предприятием каждой данной группой рабочих. В своей пасквильной книжке «Большевизм в тупике» и в предисловии ко 2-му тому «Капитала», написанном в 1926 г., он на этом основании заключает, что в СССР предприятия не являются последовательно-социалистическими. Но так как при нынешнем состоянии мирового разделения труда предприятия Лондона работают на сырье, доставленном из Индии, и, наоборот, колониальное население Индии одевается в материи, доставленные из далекой метрополии, то, по Каутскому, оказывается, что в настоящее время совершенно нет условий для «ассоциирования»: Этот апостол «всеобщего классового благоденствия» изрекает рабочим, что «не следует браться за оружие», ибо, если ассоциируете предприятия, то «у вас ничего из этого не выйдет, ибо вы будете лишены сырья». Таков, — говорит он, — опыт итальянских рабочих, которые, в свое время овладев фактически фабриками, вскоре же были вынуждены капитулировать перед хозяевами из-за отсутствия у них сырья (см. «Программу Пролетарской Революции» Каутского). Курьезно, чудовищно, — но факт.

Выше мы уже привели выдержку из Маркса, где он с особой силой подчеркнул, что акционерная форма подготовляет условия обратного перехода средств производства в руки ассоциированных производителей, в «непосредственную общественную собственность». Само собой разумеется, что мысль Маркса, как небо, от земли, далека от утверждений Каутского. По Марксу, «капиталистические акционерные предприятия, как и кооперативные фабрики, следует рассматривать, как переходные формы от капиталистического способа производства к ассоциированному, только в одних противоречие устранено отрицательно, а в других — положительно» (Капитал, т. III, ч. I, стр. 343).

Совершенно бесспорно, что Маркс рассматривает эти кооперативные (ассоциированные в пределах данной фабрики) предприятия лишь как переходную форму от капитализма к социалистическому, действительно ассоциированному, непосредственно общественному производству.

Больше того, Маркс там же прямо указывает, что эти кооперативные фабрики, организованные на базе общего капиталистического производства, хотя и устраняют внутри предприятия противоречия между трудом и капиталом, но «всюду, в их действительной организации, конечно, воспроизводят и должны воспроизводить все недостатки существующей системы» (там же).

В «Критике Готской программы» Маркс высказал еще более яркое определение, которое, казалось бы, совершенно не оставляет места даже для социал-фашистских кривотолков:

«Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного переустройства одного в другое. Этому соответствует и в политике переходный период, во время которого не может быть иного государства, кроме революционной диктатуры пролетариата» (Критика Готск. прогр., стр. 32).

Из этого определения Маркса следуют по крайней мере два бесспорных положения: во-первых, капитализм не врастает мирно в социализм, и во-вторых, — переходному периоду в политике соответствует диктатура пролетариата. Примерно то же самое Маркс и Энгельс высказали еще в «Комм. манифесте».

Вот что они говорили там:

«Пролетариат воспользуется своим политическим господством, чтобы постепенно отнять у буржуазии весь капитал, чтобы централизовать все орудия труда в руках государства, т. е. организованного в качестве господствующего класса пролетариата и, по возможности, скорее увеличить массу производительных сил.

Конечно, — писал Маркс, — сначала это может совершиться только путем деспотических вторжений в право собственности и в буржуазные условия производства, следовательно, путем мероприятий, которые с экономической точки зрения кажутся недостаточными и ненадежными, но которые в ходе движения перерастут самих себя и неизбежны, как средства для преобразования всего способа производства» (Комм. манифест, стр. 81).

Каутский в своей бульварно-пошлой книжонке «От демократии к государственному рабству», изданной на русском языке с предисловием Абрамовича в 1922 г., выдвинул одновременно упрек по адресу Маркса и Ленина по поводу лозунга диктатуры пролетариата.

Маркса он «укоряет» в неточном словоупотреблении. Ленина же он обвинил в тенденциозном истолковании «неудачного» выражения, употребленного Марксом «мимоходом».

Каутский выдвигает там следующие откровения:

Тезис первый: «Демократии (формальной или буржуазной — добавил от себя. — М. Т.) большевики противопоставляют диктатуру (пролетариата, — М. Т.)… Они ссылаются на Маркса и Энгельса, которые говорили о диктатуре пролетариата, но, к сожалению, Маркс и Энгельс ни разу не дали объяснения этого понятия. Да и встречается оно у них только в случайных замечаниях» (стр. 44).

Тезис второй: «Под влиянием изучения французской революции Маркс в начале своей социалистической деятельности склонялся к воззрениям, близким в некоторых отношениях к якобинским и бланкистским… Дальнейшие занятия историей, а затем вероятной знакомство с Англией заставили Маркса коренным образом изменить взгляды на характер революционной государственной власти, что доказывают вышеприведенные цитаты о коммуне 1871 г.» (стр. 48).

Тезис третий: «Грубой фальсификацией является то, что. осуществляя свою диктатуру, они (большевики. — М. Т.) ссылаются на Маркса и на Парижскую Коммуну. Последние предлагали путь как раз противоположный тому, по которому пошли большевики» (стр. 51).

Тезис четвертый: «Лозунг диктатуры пролетариата с самого начала тем и страдал, что его можно было толковать в самом разнообразном смысле. Маркс и Энгельс никогда, впрочем, не выдвигали этого лозунга на первый план, а упоминали о нем лишь мимоходом» (стр. 104).

Тезис пятый и последний: «Маркс и Энгельс в свое время также называли себя коммунистами и тем не менее каждый, кто познал пагубность большевистских теорий, будет резко протестовать против смешения Маркса с большевиками. Подобно этому мы имеем и все основания отказаться (!) теперь от употребления слова «диктатура пролетариата», тем более последнее всегда было противоречивым и до самого начала 1917 г. играло известную роль лишь в политической, а не в агитационной литературе марксизма» (стр. 105).

Смешно нам перед советским читателем опровергать эту гнусную ложь и клевету Каутского на Маркса, Энгельса и Ленина по вопросу о «диктатуре пролетариата». Маркс всегда рекомендовал критерием истины избирать практику.

Во втором тезисе о Л. Фейербахе он писал: «вопрос о том, способно ли человеческое мышление познать предметы в том виде, как они существуют в действительности, — вовсе не теоретический, а практический вопрос. Практикой должен доказать человек истину своего мышления, т. е. доказать, что оно имеет действительную силу и не останавливается по сию сторону явлений. Спор же о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический спор» (приложение к соч. Энгельса «Людвиг Фейербах», стр. 56).

В данном случае 14-летняя практика 150 миллионов говорит за правоту Маркса, Энгельса и Ленина, а не Каутских и К°.

Итак, согласно Марксу и Энгельсу, прямой и открытый действительный переход средств производства в руки непосредственных производителей возможен только через посредство завоевания ими политической власти в форме диктатуры пролетариата, в форме насильственного вторжения в область буржуазного права собственности и буржуазного способа производства.

Маркс и Энгельс придавали огромное значение государственному аппарату — политической надстройке, — как фактору экономического. развития. Политическая сила, — указывали они, — вырастает на базе определенных классовых отношений. Но она, как определенная сила, в свою очередь действует на развитие экономики в одном из двух направлений: «Или она влияет в смысле и в направлении законосообразного экономического развития, в таком случае между нею и этим развитием не возникает никакого противоречия и экономическое развитие ускоряется, или она действует в разрез с ним и тогда, за редкими исключениями, экономическое развитие низвергает ее» (Анти-Дюринг, стр. 169).

Отсюда они намечают совершенно четкую программу для пролетарской революции — вырвать власть из рук буржуазии и передать ее в руки пролетариата, являющегося единственным до конца революционным классом современного общества.

«Пролетариат овладевает государственной властью и превращает средства производства сперва в государственную собственность. Но тем самым он прекращает свое существование как пролетариат, уничтожает различие классов и их антагонизм, а также само государство как государство» (там же, стр. 265).

Везде и всюду Маркс и Энгельс не уставали подчеркивать мысль о том, что средства производства сперва превращаются в государственную собственность пролетарского государства. И только этим путем они превращаются из фактора классового угнетения в надежный рычаг «уничтожения различия классов». Этим они подчеркивали, что в государственных, последовательно-социалистических предприятиях уничтожаются основные классовые противоречия. Рабочий класс через свое государство является сам единственным хозяином своего труда, следовательно, тем самым перестает существовать антагонизм внутри и между социалистическими предприятиями.

Однако Маркс и Энгельс ни на минуту не питали иллюзий на тот счет, что весь этот процесс революционной переделки классового общества в бесклассовое социалистическое общество может быть осуществлен сразу, одним прыжком. Они отдавали себе ясный отчет в том, что потребуются десятки лет для того, чтобы пролетарское государство смогло подготовить и создать все необходимые условия и предпосылки для полной ликвидации классов, для прекращения существования пролетариата как класса, для окончательного отмирания государства.

Еще в 1853 г., в «Разоблачениях о Кельнском процессе коммунистов» Маркс писал: «Мы говорим рабочим: «Вы должны пережить 15, 20, 50 лет гражданской войны и международных битв не только для того, чтобы изменить существующие отношения, но чтобы и самим измениться и стать способными к политическому господству». (Собр. соч. Маркса и Энгельса, т. VII, стр. 506).

Пролетариат должен переделать, перевоспитать окружающих и самого себя, согласно требованию новых условий труда, нового общественного строя.

Этот путь — путь долгой борьбы и «международных битв» перескочить нельзя. Так говорили и учили Маркс и Энгельс в отличие от теоретиков мелкобуржуазного романтизма и идеализма. Энгельс писал: «Государство не «отменяется, а отмирает» (Анти-Дюринг, стр. 266). Тем самым он подчеркивает, что процесс отмирания государства — длительный процесс, что нужны многие годы упорной, жестокой классовой борьбы пролетариата, чтобы создать все необходимые условия для действительного отмирания государства.

* * *

Маркс и Энгельс придавали огромное значение непосредственно плановой организации производства, единственную реальную возможность которой, как было показано выше, они усматривали лишь в условиях пролетарской диктатуры и государственной собственности на средства производства.

Еще в «Принципах коммунизма» (подготовительные работы к Коммунистическому манифесту, 1847 г.) Энгельс писал следующие, поистине пророческие слова, ныне подхваченные миллионами трудящихся Советского союза.

«Тем, что общество отнимет у частных капиталистов пользование всеми средствами производства и транспорта, а также обмен и распределение продуктов, тем, что оно будет распоряжаться всем этим сообразно плану, приноровленному к размерам этих средств и потребности всего общества, — будут прежде всего устранены все пагубные последствия, связанные с существованием крупной промышленности. Кризисы прекратятся. Расширение производства, которое при нынешнем общественном строе вызывает перепроизводство и является столь важной причиной бедствия, тогда окажется недостаточным и должно будет расшириться еще более. Вместо того, чтобы вызывать бедствие, перепроизводство, выходящее за пределы ближайших потребностей общества, будет обеспечивать удовлетворение потребностей всех граждан, будет вызывать новые удовлетворения. Оно явится условием и поводом для дальнейшего прогресса, оно будет осуществлять этот прогресс, не вызывая при этом, как раньше, замешательства в общественном строе» (Комм. манифест, прилож. II, стр. 305).

Далее, касаясь возможных темпов развития народного хозяйства при коммунизме, Энгельс продолжает:

«Крупная промышленность, освобожденная от гнета частной собственности, — говорит он, — разовьется в таких размерах, по сравнению с которыми ее нынешнее состояние будет казаться столь же мизерным, каким нам представляется мануфактура по сравнению с крупной промышленностью нашего времени. Это развитие промышленности доставит обществу достаточное количество продуктов, чтобы удовлетворить потребности всех граждан» (там же). Основоположники марксизма предвидели высокие темпы и величайшие возможности социалистической индустрии.

Зоркий глаз величайших теоретиков пролетарской революции и советского строительства сквозь десятилетия метко схватывает общие контуры развития и крестьянского хозяйства. Переход земли в государственную собственность и гигантский темп развития крупной промышленности неизбежно должны создать, — говорят они, — условия коренной переделки сельского хозяйства.

«Земледелие, которое теперь, вследствие давления, оказываемого частной собственностью, и вследствие дробления участков, затруднено в возможности применить уже испробованные улучшения и научные методы, — писал Энгельс, — тоже вступит в полосу расцвета и даст обществу вполне достаточное количество продуктов. Таким образом общество будет производить достаточное количество продуктов, чтобы организовать распределение и удовлетворить потребности всех своих членов» (там же, стр. 305).

Отсюда уже намечается переход к полному бесклассовому обществу, к непосредственной ликвидации противоречий между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, переход к полному коммунистическому обществу.

Переход средств производства в коллективную собственность самих производителей устраняет господство продуктов над производителями. «Анархия общественного производства заменяется организацией его по плану» (Энгельс).

«Чтобы овладеть всеми средствами производства, чтобы общественно-планомерно распоряжаться ими, общество должно, — говорит Энгельс, — уничтожить господствовавшее до сих пор порабощение людей их собственными средствами производства» (Анти-Дюринг, стр. 279). Но этого, — говорит он, — нельзя достигнуть, пока не высвободились сами члены общества из-под влияния старой системы разделения труда. Последняя должна быть уничтожена путем упорной работы самих планомерно организованных производителей. Это, в свою очередь, обязывает развить исключительно высокую производительность труда. Должны быть созданы максимально благоприятные условия труда. Устранение старого разделения труда отнюдь не должно отразиться в сторону понижения производительности труда. Энгельс тут же указывает, что в сущности эта проблема не есть плод фантазии. Она ставится уже современной крупной промышленностью, которая создает все необходимые предпосылки устранения этого порока буржуазного общества.

«Должна возникнуть такая организация производства, при которой, с одной стороны, никто не мог бы свалить на другого свою долю участия в производительном труде, как естественном условии человеческого существования, а с другой стороны — производительный труд, вместо того, чтобы быть средством порабощения, сделался бы средством освобождения, предоставляя каждой личности возможность развивать во всех направлениях и проявлять все свои способности, как физические, так и духовные» (там же, стр. 280).

Общество при социализме должно обеспечить равномерное участие всех работоспособных членов общества в производительном труде. Далее Маркс и Энгельс подчеркивают, что простой факт смены общественной формы производства создаст условия сокращения рабочего времени до минимальных размеров. Тем, что при социализме будут, несомненно, более высокие производительные силы, и что там не будет нетрудящихся классов — труд будет обязанностью всякого и каждого — этим уже будут созданы условия немыслимого при капитализме облегчения для производителей.

Маркс в XV главе I тома «Капитала», разбирая различные формы прибавочной стоимости, указывает, что «при данной интенсивности и производительной силе труда часть общественного рабочего дня, необходимая для материального производства, тем короче, следовательно время, остающееся для свободной умственной и общественной деятельности индивидуума тем больше, чем равномернее распределен труд между всеми дееспособными членами общества, чем меньше возможность для одного общественного слоя сбросить с себя и возложить на другой общественный слой естественную необходимость труда». И далее он заключает, что «с этой точки зрения абсолютная граница для сокращения рабочего дня устанавливается всеобщностью труда» («Капитал», т. I, стр. 412).

В работах Маркса и Энгельса этому вопросу отведено большое внимание. Со всей решительностью они подчеркивают тот факт, что пролетариат, как производительный класс, заинтересован в ликвидации классов и в первую очередь, нетрудящихся, эксплуататорских классов.

Наряду с этим они отмечают утопичность этой идеи для предшествующих ступеней развития человеческого общества. Пока трудящийся целиком отдает свое рабочее время на необходимые трудовые затраты, у него совершенно не остается условий и времени для развития своих духовных и умственных способностей.

«Только достигнутое крупной промышленностью чрезвычайное усиление производительности труда, — замечает Энгельс, — позволяет, наконец, распределить его на всех без исключения членов общества и этим до такой степени сократить рабочее время каждого в отдельности, что его будет у всех в избытке для теоретического и практического участия в делах всего общества». Далее Энгельс говорит, что «теперь впервые всякий эксплуатирующий господствующий класс стал не только излишним, но превратился в препятствие на пути общественного развития, и теперь он будет неизбежно устранен, какой бы «непосредственной силой» он ни обладал» (Анти-Дюринг, стр. 187.).

Здесь уже мы имеем самую общую наметку программы пролетарской революции по линии построения бесклассовой социалистической экономики, по линии устранения противоречия между умственным и физическим трудом.

В отличие от мелкобуржуазных утопистов, мечтавших о «равном труде», о предоставлении производителю «полного продукта» его труда, Маркс и Энгельс во всех своих теоретических работах стояли на признании абсолютной необходимости для общественного и интеллектуального прогресса «образования и увеличения общественного производственного и резервного фонда» (Энгельс). Они всячески подчеркивали обязательность образования этого «производственного и резервного фонда» и после перехода средств производства в общественную, государственную собственность самих производителей.

Маркс указывает на качественное преобразование, которое происходит в отношении двух частей рабочего дня. При наличии общественной, собственности на средства производства трудящийся работает не на эксплуататора, как это имело место во всех предшествующих социализму антагонистических общественных формациях, — а на самого себя, как на коллективного производителя. Понятие «прибавочное время» при этом существенно меняется.

«Устранение капиталистического способа производства позволит ограничить рабочий день необходимым трудом. При этом, однако, при прочих равных условиях необходимый труд должен расширить свои рамки. С одной стороны, условия жизни рабочего должны стать богаче, его жизненные потребности должны возрасти. С другой стороны, пришлось бы причислить к необходимому труду часть теперешнего прибавочного труда, именно тот труд, который требуется для образования общественного запасного фонда и фонда накопления (такого запаса средств производства и существования, который позволяет расширить производство и возмещать возможные убытки, между прочим, и от несчастных случаев)». (Капитал, т. I, стр. 412).

Интересы социалистического коллектива, как целого, не противоположны конечным интересам каждого отдельного производителя. Но Маркс и Энгельс предвидели элементы борьбы и внутри самого коллектива производителей. В ряде мест они писали, что в условиях социализма коллектив производителей, как целое, будет неизбежно даже принуждать отдельных своих членов к труду вообще и, в частности, к лучшему, более прилежному и добросовестному отношению к выполняемой им для коллектива работе и т. д. Стоит только припомнить вышеприведенное замечание Маркса о необходимости 15, 20, 50 лет борьбы, в которой пролетариат должен переделывать не только окружающий мир, но переделать свою собственную природу, которая во многом еще, на первых порах, носит на себе пережитки прошлого и т. д., чтобы стало ясно, как далек был Маркс от всяческих социальных иллюзий. У Маркса и Энгельса мы находим много ценных указаний на этот счет, которые впоследствии были использованы Лениным в его классических работах об организации труда в условиях советского хозяйства.

В условиях развития социализма по иному должна стать проблема учета труда. Ценностный учет должен постепенно уступить место натуральному учету. Ценностный учет в условиях капитализма является следствием противоречия между трудом частным, индивидуальным, конкретным и трудом общественным, абстрактным. Общество вынуждено выплачивать дань классу капиталистов и земельных собственников. Выясняя условия образования капиталистической дифференциальной земельной ренты, Маркс в 39-й главе III тома «Капитала» высказывает по этому поводу крайне ценное попутное замечание. Говоря об источнике так называемой обманчивой социальной стоимости, порождаемой при посредстве рыночной стоимости в условиях капиталистической конкуренции, Маркс замечает, что при развитии социализма труд будет учитываться непосредственно и общество будет полностью избавлено от необходимости платить за меньшее количество затраченного реального труда большее количество общественного труда. В частности на основе учета затрат труда в зависимости от фактического различия условий земледельческого производства в отдельных районах и на отдельных участках Маркс предполагал возможность значительного удешевления продукта.

Он писал там:

«Если представить себе, что капиталистическая форма общества уничтожена и общество организовано как сознательная и планомерная ассоциация, то эти 10 квартеров будут представлять собою количество самостоятельного рабочего времени равное тому, которое содержится в 240 шиллингах. Следовательно, общество не стало бы приобретать этот земледельческий продукт в обмен на такое количество рабочего времени, которое в 2,5 раза превышает действительно содержащееся в этом продукте рабочее время, благодаря этому отпала бы основа существования класса собственников земли. Это оказало бы совершенно такое же влияние, как удешевление продукта на такую же сумму вследствие иностранного ввоза». (Капитал, т. III, ч. 2, стр. 162).

Далее Маркс замечает: «Поэтому насколько справедливо утверждать, что при условии сохранения современного способа производства, но при том предположении, что дифференциальная рента перейдет к государству — цены земельных продуктов при прочих равных условиях остались бы прежние, настолько же ложно утверждение, что стоимость продуктов при замене капиталистического производства осталась бы прежняя» (там же).

Ясно, что в этом случае Маркс предполагает значительное удешевление сельскохозяйственных продуктов уже благодаря самому факту капиталистического способа производства (ликвидации дифференциальной ренты в том числе) и замены его социалистическим.

По вопросу о трудовом учете у Маркса имеется следующая четкая формулировка: «По уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении общественного производства определение стоимости по прежнему продолжает господствовать в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между отраслями производства, наконец, охватывающая все это бухгалтерия становится важнее, чем когда бы то ни было» (Капитал, т. III, ч. 2, стр. 389).

Маркс намечает основу будущего материального трудового учета. Эти замечания Маркса, по сути дела, имеют решающее значение в деле постановки социалистического учета уже на нынешнем этапе. То, что в условиях колхозов ценностный учет явно недостаточен и практика сама выдвигает проблему «трудодней», лишний раз доказывает, насколько прав был Маркс в гениальном предвидении необходимости и неизбежности принципиально иной, в корне отличной постановки соотношения индивидуального и общественного труда в условиях социалистического планового хозяйства.

* * *

Вопрос о стимулах производства при социализме также не выпал из поля зрения Маркса и Энгельса. Маркс рассмотрел его довольно подробно. Как известно, излюбленным аргументом буржуазных экономистов, апологетов капитализма, в их «теоретической» борьбе против социализма является указание на то, что при социализме совсем пропадает стимул к проявлению инициативы и заботы о развитии общественного производства. При этом они неизбежно указывают на благотворное действие конкуренции в развитии капиталистической экономики и «пророчат» неизбежную гибель новой системы, поскольку там отмирает конкуренция.

Верно ли, что социализм отвергает конкуренцию? Верно. Маркс об этом писал еще в «Нищете философии», возражая против Прудона, который отвергал принцип соревнования, но настойчиво отстаивал принцип конкуренции.

Конкуренция, — говорит Маркс, — есть соревнование ради прибыли. Необходимо ли, чтобы промышленное соревнование всегда являлось соревнованием ради прибыли, т. е. конкуренцией? Г. Прудон доказывает это простым утверждением. Мы уже видели, что утверждать, по его мнению, значит доказывать так же точно, как предполагать, значит отрицать».

Далее, Маркс, пользуясь поэтическим примером, приведенным самим Прудоном, замечает: «Если непосредственным предметом страсти для влюбленного является женщина, то непосредственным предметом промышленного соревнования будет продукт, а не прибыль» (Нищета философии, стр. 136).

Итак, в планомерно организованном общественном хозяйстве будет действовать, как непосредственный стимул, не прибыль, а общественный продукт. Конкуренция сменится соревнованием социалистических производителей. Коллектив не только не подавит личную инициативу и отвагу отдельных своих членов, но разовьет их всесторонне на иной, более совершенной основе.

В другом месте, отмечая анархический, антагонистический и классовый характер конкуренции и критикуя высказывания «добрых буржуа», в представлении которых конкуренция и монополия «суть единственные отношения жизни», Маркс дает блестящее определение диалектического единство конкуренции и монополии и предсказывает не только их гибель, но и гибель их синтеза: движения капиталистического общества.

«В современной экономической жизни,—пишет Маркс в письме к Анненкову 28/XII – 1846 г.) — Вы найдете не только конкуренцию и монополию, но и симбиоз их, представляющий собой не формулу, а движение. Монополия порождает конкуренцию, конкуренция порождает монополию. Таким образом, изменяя основу, на которой покоятся современные отношения, уничтожая современный способ производства, вы уничтожаете не только конкуренцию, монополию и их антагонизм, но также и их синтез, движение, представляющее реальное уравновешивание конкуренции и монополии». (Нищета философии, стр. 25).

Таким образом конкуренция, как принцип хозяйствования, как определенное антагонистическое общественное отношение, с переходом производительных сил в руки самих государственно-организованных производителей уничтожается. Ее место заступает социалистическое соревнование между общественными предприятиями, между отдельными производителями при котором соревнующиеся борются за общие цели; не пожирают друг друга, а поддерживают и помогают отстающим, тем самым обеспечивая выполнение общих задач, планомерно очерченных перед ними сознательной, творческой волей коллектива.

Каутский, конечно, этого никогда не поймет. Он будет кликушествовать о неизбежной гибели советской, социалистической системы хозяйствования из-за отмирания священного принципа конкуренции. Ему следует ответить словами Маркса, сказанными по адресу старика Прудона: «В сущности он делает то же самое, что и все добрые буржуа… Все они хотят конкуренции без гибельных последствий конкуренции. Все они хотят невозможного, т. е. условий буржуазной жизни без необходимых последствий этих условий» (там же, стр. 28).

Сказанное Марксом не понято, искажено, опошлено апологетами типа Каутского. Зато лучший из учеников Маркса и Энгельса — Ленин и лучший ученик Ленина — Сталин — сумели из сокровенных мыслей Маркса и Энгельса развернуть и теорию и практику пролетарской революции и грандиозной социалистической стройки.

Наконец, такие кардинальные вопросы в нашей социалистической практике, как вопрос географического размещения производительных сил, вопрос о противоположности между промышленностью и сельским хозяйством, вопрос о судьбах социалистических городов и т. д. и т. п. нашли также существенное отражение в работах Маркса и Энгельса. В «Анти-Дюринге», «Нищете философии», «Комм. Манифесте» — мы находим немало ценных указаний по этим вопросам, легших в основу ленинского учения о социализме

Маркс и Энгельс дают блестящее обоснование как возможности, так и прямой необходимости устранения противоположности между промышленностью и сельским хозяйством. Сила пара (тем более электричества) не связана, — говорят они, — с местом. «Сила воды была связана с местом, сила пара — свободна» — читаем мы у Энгельса. Старое капиталистическое пространственное размещение промышленности было стихийно и нерационально. Оно привело к гипертрофированному развитию одних районов, к резкому отставанию других. Последствием этого мы имеем одичание и культурный застой жителей деревни и нагромождение духовных развлечений и материальной культуры в городах. Сами по себе эти последние страдают невероятной скученностью, перенаселением и прямым образом ведут к вырождению. В современных буржуазных городах, — говорят Маркс и Энгельс, — не хватает солнца, зелени и воздуха. Люди чахнут, рабочая сила быстро изнашивается, человеческая жизнь значительно сокращается.

Все это вызывается тем, что промышленность в условиях капитализма неправильно и нерационально размещается. К тому же, — подчеркивают они, — современная промышленность сама кровно заинтересована в передвижении ее к источникам сырья и энергии, к чистой воде, к чистому воздуху и т. д.

Необходимо обеспечить такую комбинацию производства, — говорит Энгельс, — чтобы производитель мог чередовать работу в промышленности и сельском хозяйстве, чтобы отходы одного производства могли быть использованы в другом, чтобы высоко механизированное сельское хозяйство утратило свое прежнее «особое» положение и стало составной равноправной частью единого общественного аппарата воспроизводства, налаженного на высокой основе социалистической индустрии и новейших достижений науки и техники.

«Таким образом, уничтожение поводов к отделению города от деревни и с точки зрения возможности осуществления равномерного распределения крупной промышленности по всей стране не может представляться утопией. Цивилизация, конечно, — пишет Энгельс, — оставила нам, в лице крупных городов, наследие, покончить с которым будет стоить много времени и усилий. С ним необходимо покончить и это будет сделано, — решительно заявляет Энгельс, — хотя бы это был очень продолжительный процесс». Иронизируя по поводу государственных деятелей старой Германии, Энгельс продолжает: Какая бы участь ни была суждена германской империи прусской нации, Бисмарк может лечь в могилу с гордым сознанием, что его заветное желание, гибель больших городов, непременно осуществится» (Анти-Дюринг, стр. 308).

С полным основанием мы можем отнести Энгельса к непримиримым противникам идей механического расширения старых городов, которые со временем, по мере развертывания собственно социалистической экономики, должны сами собой утрачивать свое прежнее значение. Это высказывание Энгельса должно быть учтено в нашей повседневной работе. Особенно важно оно еще потому, что давление на нас старых представлений, приобревшее вид некоего предрассудка, зачастую может оказаться значительно большим, чем ясность предвидения перспектив ближайшего развития и гигантских задач социалистического хозяйства.

Героический размах нашего промышленного строительства, основание новых гигантских очагов промышленного производства на Востоке, создание Кузнецкого, Карагандинского, Днепровского, в перспективе — Ангарского и других индустриально-агро-комбинатов; с вовлечением десятков миллионов населения, влекущее за собой коренное перемещение ресурсов материальной и духовной культуры и быструю ликвидацию противоречия между городом и деревней — все это в общих контурах пророчески предвидели Маркс и Энгельс. Они осветили нам путь прожектором гениальных предсказаний и научных гипотез.

«Только общество (с упразднением его капиталистического характера), способное гармонически приводить в движение свои производительные силы согласно единому общему плану, — читаем мы у Энгельса, — в состоянии организовать их так, что будет возможно равномерно распределить крупное производство по всей стране, в полном соответствии с его собственным развитием, сохранением и развитием прочих элементов производства. Таким образом, — говорит он, — устранение противоречия между городом и деревней не только возможно, но оно стало необходимым в интересах индустриального и земледельческого производства, а также в целях общественной гигиены» (Анти-Дюринг, стр. 307).

Из приведенной цитаты явствует, какое особое значение придавалось основоположниками марксизма идее единого общего народнохозяйственного плана.

Но выполнение плана, обслуживание нового социалистического производства, борьба за новый общественный строй требует новых людей, новый вид общественного, коллективного, социалистического работника, производителя, всесторонне развитого, способного к преодолению трудностей строительства. Отсюда Энгельс и Маркс непосредственно заостряли проблему перевоспитания старых и создания новых кадров. И эту мысль они завершили, выдвинув проблему нового человека, свободного от старой, односторонней специализации, от узкоцеховых навыков и одинаково успешно понимающего все стороны общественного производства.

Энгельс указывал: «Порождая новое поколение всесторонне развитых производителей, понимающих научные основы всего промышленного производства и изучающих практически, каждый в отдельности, весь ряд отраслей производства от начала до конца, оно (социалистическое общество. — М. Т.) может создать новую производительную силу» (там же).

Конечно, ничто так не чуждо марксизму, как перескок через непройденные этапы, головокружение от успехов, комчванство. Маркс и Энгельс никогда не разделяли беспочвенных утверждений некоторых их современников о возможности с сегодня на завтра «переделать все по-новому». Они неизменно подчеркивали, что процесс революционной переделки старого общества в новое, социалистическое — процесс длительный, рассчитанный на годы и десятилетия.

И если с этой точки зрения подойти к вопросу, то станет совершенно понятно, что лозунг «овладения техникой», выдвинутый т. Сталиным, есть составная часть единого стратегического генерального плана, начертанного еще Марксом и Энгельсом. То, что сегодня проблема овладения техникой, эта насущная задача дня, представляется как задача овладения конкретной, отраслевой и, грубо выражаясь, «узко-цеховой» техникой, отнюдь не противоречит установкам Маркса и Энгельса об овладении всеобщей, универсальной, всесторонней техникой, о понимании «научных основ всего промышленного производства».

Одно другому не только не противоречит, но, в свою очередь, одно другое предполагает. Это — две ступени одного и того же процесса. Здесь мы имеем не две противоположные и самостоятельные проблемы, а одну общую задачу. Разрешение первой, более конкретной задачи успешного овладения отраслевой техникой в перспективе неизбежно должно подготовить все необходимые возможности разрешения и второй, более общей целеустановки. Большевистский лозунг «овладения техникой» тем и отличается от буржуазного «овладения техникой», что его выполнение непосредственно своим следствием будет иметь полное раскрепощение производителя от господства над ним данной машины, данного цеха, данной специальности, тогда как «овладевание техникой» в условиях буржуазного строя, во-первых, в последовательной форме недоступно трудящимся слоям населения, во-вторых, там, где оно частично и достигается, оно делает производителя вечным рабом данного цеха, данной специальности, устраняя тем самым перспективы всестороннего его развития.

Наконец и по такому решающему вопросу, как распределение и потребление при социализме, Маркс и Энгельс также высказали свое подробное суждение. Этот вопрос мы уже затронули отчасти выше при рассмотрении высказываний Маркса и Энгельса о темпах развития планомерно организованного хозяйства и в вопросе о природе социалистического резервного производственного фонда.

Остается специально коснуться здесь лишь одной стороны проблемы — вопроса о принципах организации, распределения и потребления в условиях социализма. Следует при этом отметить, что Маркс был далек от иллюзии уравнительного распределения.

Маркс отмечал несомненную реакционность идеи предоставления рабочему «полного продукта» и высмеивал ее, как требование уравнительного раздела существующего богатства. Он рассматривал прибавочный продукт как основу человеческого прогресса и разоблачал полную теоретическую и практическую несостоятельность и утопичность идей распределения прибавочного продукта среди производителей, тем более при сохранении основ капитализма. Не по этому пути надо идти рабочему классу, — доказывал он. Выход должен быть найден на путях социалистической пролетарской революции. Но означает ли это, что социализм осуществит принцип уравнительного раздела? На этот вопрос Маркс и Энгельс отвечали также отрицательно.

Социализм — первая, низшая ступень коммунизма. В основе распределения материальных благ в этом переходном и не развившемся еще коммунистическом обществе (низшей фазе коммунизма) лежит принцип затрат труда, участия в общественном труде. В противоположность капиталистическому обществу здесь «работа отдельного лица (работника социалистического предприятия) является частью коллективного труда не косвенно, а непосредственно» (Маркс). Следовательно, в социалистическом обществе, при общей собственности, труд не представляется в виде «ценности» (Маркс). Там еще сохраняется «равное право», которое по существу есть «буржуазное право», с той лишь разницей, что мерилом труда не является стоимость, стихийно устанавливающая эквивалентность лишь в среднем.

При социализме каждый получает эквивалент своего труда минус та доля, которая остается в едином, общественном фонде расширенного воспроизводства и резерва.

«Сообразно с этим, — пишет Маркс в «Критике Готской Программы», — всякий производитель лично получает (после сделанных вычетов) в точности то, что он дает обществу» («стр. 15).

Этот принцип распределения резко отстаивается Марксом на весь переходный — от капитализма к коммунизму — период. Общество должно наладить систематический учет и контроль затраты труда каждым отдельным работником и должно полностью «оплатить» ему его рабочее время, минус вычеты на общественные цели. Разумеется, тот, кто работает лучше, умело и ударно, тот и получает от общества больше и лучше того, кто рядом с ним работает хуже — неумело и вяло.

При социализме, по Марксу, в индивидуальной собственности могут находиться лишь предметы личного потребления. Все остальное должно быть передано в общественную собственность. «Но что касается до распределения предметов между производителями, — заявляет Маркс, — то господствующий здесь принцип тот же, что и при обмене товарных эквивалентов, определенное количество труда в одной форме обменивается на то же количество труда в другой форме» (Критика Готской программы, стр. 16).

Маркс не только подчеркивает обязательность для всего переходного этапа именно этого трудового принципа распределения, но он не стесняется и подчеркнуть и другую сторону этого вопроса. Маркс прекрасно отдает отчет в том, что в силу естественных различий в возрасте, сноровке и информации в конечном счете у работников социалистического хозяйства фактический заработок будет не одинаков. Это различие будет значительным также в отношении семейных и холостых, многосемейных и малосемейных. При соблюдении равного права на участие в общественном потребительном фонде, таким образом, на деле один будет получать больше, будет жить лучше, чем другой. Маркс по этому поводу курсивом отмечает: «По своему содержанию, следовательно, это право, как и всякое право, является правом неравенства» (там же, стр. 17).

Не закрывая глаз на существенные недостатки этого принципа распределения материальных благ, Маркс в интересах развертывания и стимулирования роста производительности труда и быстрой подготовки всех необходимых условий для скорейшего перехода в более высокую стадию коммунизма, считает этот принцип распределения по труду жизненно и настоятельно необходимым. Маркс терпеливо поясняет: «Но эти недостатки неизбежны в первом фазисе коммунистического общества, только что вышедшего после долгих родовых мук из капиталистического. (Право, — продолжает он, — никогда не может стоять выше экономического строения и обусловленного им культурного развития общества» (там же, стр. 18).

Опыт Советского союза — жестокие разочарования практиков «левого» крыла, благотворное влияние единственно правильной политики партии в размерах оплаты труда по принципу учета качества и количества труда, — все это доказывает абсолютную правоту гениальных высказывании Маркса.

Приведенный нами далеко не полный перечень проблем планового хозяйства, нашедших непосредственный отклик в экономических работах Маркса и Энгельса, служит ярким подтверждением того, что в их работ; мы имеем также основы марксистской теории социалистического планового хозяйства.

Больше того, рассмотрев высказывания Маркса и Энгельса о плановом хозяйстве, мы убедились, что именно на данном этапе нашего социалистического строительства, на этапе завершения фундамента социалистической экономики и перехода всей страны на новую, подлинно социалистическую экономическую основу, многие из высказываний основоположников марксизма приобретают особую актуальность и своевременность, например, теория географического размещения промышленности, проблема индустриально-аграрных комбинатов, проблема новых кадров и всестороннее овладение научной основой всего промышленного хозяйства, вопрос о судьбах больших городов, о социалистических городах, задача ликвидации старого общественного разделения труда и т. д. и т. д.

Маркс и Энгельс не могли и не пытались точно предусмотреть бесчисленное богатство извилин и деталей конкретного пути, по которому придется идти победоносной пролетарской революции. Но они тем не менее сумели дать общие контуры социалистического планового хозяйства в крупных масштабах. Фигурально — они оставили гигантские глыбы для фундамента теории социалистической экономики.

Работа над будущей пятилеткой и генпланом безусловно должна быть теснейшим образом увязана с гениальными предвидениями и высказывания Маркса и Энгельса.

В работах крупнейшего теоретика марксизма, организатора и вождя победоносной пролетарской революции, великого теоретика и практика социалистического строительства — Ленина мы находим дальнейшее развитие и применение теории и методологии марксизма к своеобразию переживаемой нами эпохи.

Изучение Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и наши партийные документы должны лечь в основу построения теории социалистической экономики.