Серебряков В. Теоретические корни меньшевистского вредительства #

Сборник «Против воинствующего меньшевизма (финн-енотаевщина)», Ленинградское отделение коммунистической академии при ЦИК СССР, Институт экономики, Государственное социально-экономическое издательство, Москва — Ленинград, 1931 год, стр. 44–54.

Я имею в виду остановиться на двух вопросах: на вопросе относительно того, какова основная организующая логическая идея, которая красной нитью проходит по всем построениям Финн-Енотаевского, и на некоторых положениях его теории воспроизводства и кризисов. Но предварительно я считаю небесполезным коснуться в двух словах общего стиля той критики, которой Финн подвергает марксизм-ленинизм. Не останавливаясь здесь на характеристике финновских приемов, заключающихся в грубой фальсификации марксовых высказываний, в специфическом эзоповском языке, в напыщенно-безапелляционном тоне и т. д., я отмечу другую, очень интересную для нас сторону работ Финна.

Критике Финна никак нельзя отказать в том, что она является воинствующей критикой. Махровый ревизионист, а в новейшее время — вредитель и «социал»-интервенционист, Финн-Енотаевский выступает против Маркса со всей силой и страстностью. Он бросает вызов основным пунктам марксова учения, и в писаниях его чувствуется, что он не жует академическую жвачку, а проводит определенную классовую борьбу в теории. Финн, правда, старается прикинуться марксистом, но он это делает лишь в целях более удобной и успешной борьбы с доподлинным марксизмом-ленинизмом.

Соответственно этому критика Финна имеет и другую интересную черту. Финн, критикуя Маркса, не замыкается в узком кругу наиболее абстрактных категорий. Начиная критику Маркса с исходных экономических проблем, с вопроса о производительных силах и производственных отношениях, об абстрактном труде, о стоимости, Финн быстро добирается до тех актуальных вопросов, которые, собственно, и заставили его взяться за перо. В последних работах Финна очень немало внимания уделяется вопросам современного капитализма, вопросам пролетарской революции, советского хозяйства, социалистического хозяйства и т. д. У Финна теория выступает в качестве орудия практики — той контрреволюционной вредительской практики, которую он проводил в составе «Союзного бюро ЦК РСДРП».

Таким образом, в лице Финна мы имеем дело с воинствующим классовым врагом, теория которого логически предполагает определенные практические выводы и тем самым выполняет специфический социальный заказ контрреволюционного меньшевизма. И по части увязывания теории с практикой, по части умения поставить абстрактные проблемы на службу практической политике, по части воинственного, а не беззубо-академического тона критики Финн дает несколько очков вперед кое-кому из наших товарищей, пытающихся бороться с Финном по-«академически».

Выступления Финна, выступления контрреволюционного вредителя, весь теоретический смысл которых состоит в том, чтобы подсказать определенные практические выводы, требуют страстного и воинствующего реагирования марксистов-коммунистов. Критикуя Финна, нельзя ни на минуту оставаться в пределах таких рассуждений, которые в сущности могли бы иметь место уже в период самых первых шагов пресловутой дискуссии об абстрактном труде.

Я перехожу к вопросу о том, какова та организующая идея, которая лежит в основании целого ряда отдельных положений Финна. Мне кажется, что стержнем теоретических построений Финна является идея об этаком автоматическом господстве производительных сил, которые все определяют и все совершенно механически обусловливают. Это — общая идея целого ряда представителей российской либеральной буржуазии и мелкой буржуазии, которые сначала пытались разыскать ее (идею) и у Маркса, которые затем стали «приспособлять» Маркса к целям пропаганды этой установки и, наконец, перешли к прямой борьбе с марксизмом. Эта идея есть идея Струве, эта идея есть идея Суханова, Кондратьева и других. Она была неоднократно разоблачена Лениным — и в его критике Струве, и в его статье против Суханова. Как раз по поводу этой идеи и ее певцов Ленин писал: «Решающего в марксизме они совершенно не поняли: именно его революционной диалектики».

Можно было бы показать на целом ряде примеров, как у Финна, от его ранних работ до самых последних, сквозит механистическое абсолютизирование роли и значения производительных сил, как, развивая эту идею, Финн, по видимости пытаясь следовать Марксу, все время приходит к неверным, насквозь буржуазным взглядам.

Начиная свою последнюю статью («Социалистическое хозяйство», № 1–2, стр. 40), Финн пишет:

«Маркс, преемник Рикардо, считал основным рычагом общественного процесса развитие „материальных производительных сил”, рост материального богатства».

В устах не-Финна это звучало бы неплохо, но Финн нарочно выпячивает момент определяющего влияния производительных сил, подчеркивая, что это материальные производительные силы, и сводя сюда все многообразие общественных отношений.

Вся теория стоимости Финна основана в сущности на том, что стоимость (в отличие от меновой стоимости) относится им к области производительных сил. Стоимость — это специфически-историческое производственное отношение — сводится Финном к натуралистически понимаемым производительным силам. Вообще, производственные отношения по существу без остатка растворяются в производительных силах, механистически сводятся к последним.

Из такого преклонения перед производительными силами и их развитием неизбежно вытекает целая система апологетических выводов. В работах Финна вы найдете большое количество мест, в которых обнаруживается раболепное преклонение перед империализмом, так как последний развивает высокие производительные силы.

«Для всякого, кто хоть мало-мальски следит за экономической жизнью Запада», писал Финн в 1911 г. и повторял в 1925 г., «ясно до очевидности, что *капитализм там далеко еще не отжил свой век, не превратился в фактор регрессивный. Наоборот, он захватывает все больше и больше областей, обнаруживает небывалый прогресс техники, содействует еще и расширению производства» («Капитализм в России», Финиздат, 1925 г. стр. 11).

В тот период, когда Ленин с исключительной силой подчеркивает моменты капиталистического загнивания, подчеркивает резкое противоречие между империалистической оболочкой и интересами развития производительных сил, Финн выступает с этакой одой в честь империализма. Соответствующие высказывания Финна прямо смыкаются с откровенно-апологетической позицией Г. Кунова. «Империализм есть современный капитализм; развитие капитализма неизбежно и прогрессивно; значит, империализм прогрессивен; значит надо раболепствовать перед империализмом и славословить». Такова, в передаче Ленина, установка Кунова, несомненно родственная Финну. И эти рассуждения Ленин прямо называет аляповатыми и циничными, а автора их аттестует, как апологета империализма (Ленин, т. XIX,, стр. 146).

Еще более апологетически звучат позднейшие рассуждения Финна на ту же тему:

«За последние два-три года, — пишет Финн в 1926 г. («Финансовый капитал и производительный», стр. 148), — имеет место несомненный возврат к «нормальным» денежным и кредитным отношениям как в отдельных странах, так и в международной сфере. Более того, в мировом хозяйстве происходит несомненный прогресс производительных сил (курсив Финна. — В. С.) и в производстве и в обмене по сравнению с довоенным временем. Нет поэтому основания для решительных утверждений, что капитализм (курсив Финна. — В. С.) не сможет раздвинуть в ближайшем будущем и своих производственных отношений (курсив Финна. — В. С.) так, что они дадут ему возможность использовать эти производительные силы в сфере производства и обмена. И, сделав зигзаги, монополистический капитализм достиг бы тогда на командных мировых хозяйственных высотах высшего положениях, чем до войны».

Приведенная цитата является замечательным образчиком того, как из механистического понимания связи производительных сил и производственных отношений необходимо следуют апологетические выводы в вопросах современности.

Финн ведет свою отправную идею еще дальше. Исходя из недостаточной зрелости производительных сил в России, он заключает, что Октябрьская революция могла быть лишь буржуазной революцией. В 1925 г., излагая свои воззрения периода войны и не отмежевываясь от них ни единым словом, Финн пишет: «Взгляд автора на грядущую революцию, как на доведение до конца начал, выдвинутых революцией 1905 г., какую бы политическую форму она ни приняла, — конечно, если социалистическая революция на Западе не изменит мировой атмосфера оставался в силе» («Капит. в России», стр. 5). Для того чтобы произошла пролетарская революция, должны предварительно до конца созреть производительные силы, — педантично твердит Финн избитую догму II Интернационала. «Свободное самостоятельное экономическое развитие страны — это необходимое условие ее политического и социального развития, развития в ней демократии и материального созревания для социализма».

Дальнейшее логическое развертывание этого тезиса заводит Финна в болото оборончества, приводит его непосредственно в лагерь империалистов. Он подчеркивает необходимость самостоятельного и полного развития, а потому заявляет: «Национальные хозяйственные интересы — интересы развития производительных сил данной страны — имеют для него (Финн под «ним» разумеет марксизм. — В. С.) первенствующее значение». «Не на империалистическую буржуазную Европу возлагает русский народ свои надежды, а на производительные силы своей страны» («Капит. в России», стр. 6). И на этом основании Финн призывает во время войны к защите русского царизма, как представителя этих самых «производительных сил».

Итак, Финн «доказал», что следует оборонять царизм и не стремиться, пока что, к пролетарской революции. Ну, а что же будет, если все-таки пролетарская революция произойдет? Ответ у Финна готов. Этот ответ заключается в длинном рассуждении о невозможности победы социализма в одной стране и именно из-за отсталости производительных сил. Вот это рассуждение:

«Общественный процесс воспроизводства в капиталистическом хозяйстве тесно связан с международным рынком и может идти нормально лишь при посредстве последнего. И при переходе к социализму зависимость национального производства от интернациональной экономической конъюнктуры не прекращается. Чем слабее страна в экономическом отношении, чем меньше в ней развиты производительные силы, тем больше она нуждается для действительного поднятия своего материального производства, для ускорения и облегчения процесса прохождения различных подготовительных фаз, в поддержке более развитых экономически стран Вообще, на укрепление нового строя в отсталой стране можно надеяться лишь тогда, когда и передовые, где материальная почва более подготовлена, перешли к высшей форме, и с их стороны не грозит экономическая опасность» («Экономическая система Карла Маркса», 1919 г., стр. 64).

Пожалуй, довольно. Букетец получился достаточно пахучим. Апологетика империализма, оборончество, отрицание пролетарской революции, невозможность победы социализма в одной стране — вот что заложено в исходной идее Финна — Суханова и иже с ними, в идее об автоматическом и абсолютном господстве производительных сил, взятых как натуральные элементы.

То же извращение соотношения между производительными силами и производственными отношениями лежит в основе финновской теории воспроизводства и кризисов, к краткому разбору которой я и перехожу.

Теория кризисов Финна есть типичная меньшевистская, каутскианская теория. Непонимание противоречия между производительными силами и производственными отношениями, между общественным характером производства и частной формой присвоения делает и Каутского и Финна крайне беспомощными в попытках решения проблемы кризисов. Поэтому на соответствующих рассуждениях Финна лежит неизгладимая печать эклектизма, поэтому у него находятся нередко противоречащие друг другу формулировки. Не останавливаясь на этом, я попытаюсь вскрыть лишь некоторые важнейшие пороки финновской трактовки вопроса.

В качестве исходного пункта своей теории кризисов Финн устанавливает, что капиталистическое общество регулируется общественными потребностями («Капит. в России», стр. 22 и 23). Марксизм подчеркивает, что при капитализме развитие производительных сил, процесс труда и необходимое при этом удовлетворение общественных потребностей не являются целью производства, а низводятся до степени средства достижения капиталистической цели — увеличения стоимости; он подчеркивает далее, что эти средства и цель капитализма находятся в постоянном все более углубляющемся противоречии. Маркс с полной ясностью установил ту роль, какую играет удовлетворение массовых потребностей в капиталистических условиях. Согласно Марксу при капитализме «рабочий существует для потребностей увеличения уже имеющихся стоимостей, вместо того чтобы, наоборот, вещественное богатство существовало для потребностей развития рабочего» («Капитал», т. I, стр. 635). Финн, наоборот, пытается замазать эту характернейшую черту капитализма. Он, вместе со всей социал-демократической теорией (см., например, новейшие писания Тарнова, Браунталя и т. д.), старается доказать, что целью капиталистического производства является, в конечном счете, удовлетворение общественных потребностей масс, что эти потребности «остаются базисом производства» (курсив Финна. — В. С.), и, таким образом, законы капитализма более или менее автоматически обеспечивают их удовлетворение.

В этом пункте Финн опять-таки следует за апостолом русской либеральной буржуазии Петром Струве, который еще в 1897 году, в статье «К вопросу о рынках при капиталистическом производстве», утверждал, что марксово положение о том, что единственной целью капитализма является увеличение стоимости, «носит на себе явную печать полемического характера… Оно тенденциозно». Но Струве был все-таки относительно честнее — он прямо возражает Марксу. Финн же, с крайней теоретической бесчестностью, пытается тихонько извратить Маркса, подсунуть ему тот взгляд что целью капитализма является удовлетворение потребностей масс, и затем, защищая это апологетическое положение, выдать себя за чистейшего марксиста. Между тем, ни кто иной как Маркс, недвусмысленно пишет: «Никогда не следует забывать, что производство этой прибавочной стоимости является непосредственной целью и определяющем мотивом капиталистического производства. Поэтому никогда нельзя, подставлять его таким, каким оно не бывает, именно таким производством, которое имеет своей непосредственной целью потребление или изготовление предметов потребления для капиталистов» («Капитал», т. III, гл. 15). Не ясно ли, что финансовая теория регулирующей роли общественных потребностей в корне противоречит марксизму.

Вслед за этим Финн вступает в скрытую полемику с Марксом, который писал, что капиталистическое производство есть производство ради производства (см. «Теории прибавочной ценности», т. I, стр. 247, «Капитал», т. I, стр. 636, 637 и ряд других мест у Маркса и Ленина). Финну понадобилось поставить знак равенства между этой марксовой формулой и совершенно неверными утверждениями Тугана. Он дискредитирует, таким образом, эту формулу (вслед за Финном то же самое делает в № 4 «Проблем марксизма» за 1930 г. Кукс) и важно противопоставляет ей другое, совершенно верное положение, что целью капитализма являтся прибыль. Маркс действительно многократно подчеркивал, что единственной целью капитализма является увеличение стоимости, присвоение прибыли, и именно эта цель делает капиталистическое хозяйство «производством для производства». Финну же нужно совсем не это: ему нужно противопоставить две формулы для того, чтобы по существу придти к тому (в качестве эклектика он здесь не договаривает), что капиталистическое производство ведется, так или иначе, для удовлетворения общественных потребностей.

На этой основе Финн заводит дальше спор, на сей раз прямой, с Лениным, который доказывал, что «вопрос о внешнем рынке не имеет ничего общего с вопросом о реализации». Приведя ленинское положение, Финн тотчас заявляет: «это абсолютно неверно». Для Финна, наоборот, внешний рынок выполняет необычайно важную для реализации роль, так как позволяет сбыть «излишек, который при данных условиях является дома бесполезным… внешний рынок сохраняет этим общественную потребительную ценность этого излишка, а вместе с тем и меновую» («Капит. в России», стр. 27 и 28). Мы видим, что и вопрос о внешнем рынке Финн решает, исходя из общественных потребностей и общественной полезности.

Особенно ярко выступает убожество финновской теории кризисов в его игнорировании роли диспропорций, образующихся и нарастающих в ходе цикла. Для Маркса необходимость кризисов, заложенная в основном противоречии капитализма, противоречии между процессом труда и процессом увеличения стоимости, реализуется через накаливание и взрыв вытекающих отсюда диспропорций между отраслями производства, соответственно между производством и массовым потреблением. Отбросить весь этот механизм диспропорций значит, по существу, не понять ни противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения, ни того, как это противоречие конкретно преломляется в динамике цикла и приводит к кризису. Между тем, всякие разговоры о диспропорциях Финн объявляет туган-барановщиной. Не видя живого процесса образования, нарастания и уравнения (в кризисе) диспропорций Финн объявляет диспропорциональность «постоянным явлением» («Капит. в России», стр. 46. Курсив Финна. В. С.) и на этом основании отказывается привлечь ее для объяснения причин кризисов, прямо солидаризуясь здесь с откровенным ревизионистом — Э. Бернштейном. Если I и III тома «Капитала» Финн извращает, то II т. «Капитала» он вынужден по существу совершенно игнорировать. Любопытно отметить, что вслед за Финном повторяет все это Кукс в указанной уже выше статье.

Что характерно для всех разобранных положений Финна? Для них характерно смазывание заложенных внутри капиталистического производства противоречий и механизма их движения. Поэтому Финн заканчивает свою теорию кризисов, которую ему угодно считать марксистской, следующим замечательным выводом:

«Теория Маркса», — пишет он, — «… показала, что причина кризисов не только вне сферы самого производства, но и внутри ее, не только в недостаточности потребления, но и в неорганизованности хозяйства» («Капит. в России», стр. 66).

Эти великолепные «не только… но и» получились потому, что механист Финн совершенно неспособен вскрыть причину кризисов, заложенную именно внутри капиталистического производства, а потому и неспособен показать, что недостаточность потребления тоже целиком вытекает из противоречия, заложенного внутри капиталистического производства, а не лежит вне его.

Каков же социальный смысл теории кризисов Финна? Смазывание внутренних противоречий капиталистического производства и указание на то, что капитализм подчинен цели удовлетворения общественных потребностей — это один из важнейших пунктов теоретической концепции социал-демократии. Вряд ли требуется здесь доказывать подробнее, что эта концепция является насквозь апологетической, что она призывает капиталистов и рабочих совместно заботиться о наилучшем удовлетворении общественных потребностей («Зачем быть бедным?» — псевдо-наивно вопрошает Таранов) и что она питает иллюзии насчет возможности устранения в рамках капитализма «внешнего» факта недопотребления, а с ними вместе и кризисов. В теории воспроизводства и кризисов Финна заложены зародыши таких установок, которые развиваются дальше в знаменитую теорию «хозяйственной демократии» и в учение о возможности преодоления кризисов в рамках капитализма.

Вот те далеко неполные замечания, которые я хотел сделать. На этом я могу закончить.