Мушперт Я. О предмете «Капитала» #

(Методологические заметки)

«Под знаменем марксизма», 1932, № 11–12, с. 63–94

«…Весь «Капитал» Маркса посвящен выяснению той истины, что основными силами капиталистического общества являются и могут являться только буржуазия и пролетариат. Буржуазия, как строитель этого капиталистического общества, как его руководитель; пролетариат, как его могильщик, как единственная сила, способная сменить ее. Едва ли найдется хоть одна глава в каком бы то ни было сочинении Маркса, которая не была бы посвящена этому». Ленин.

Определение предмета «Капитала», данное Марксом в предисловии к последнему, является классическим образцом диалектико-материалистического определения предмета науки. Наша марксистско-ленинская теория может указать еще только несколько таких же классических образцов диалектического определения предмета изучения, которые стоят в этом же ряду: это определение предмета материалистической диалектики Энгельсом и Лениным; определение предмета теории империализма Лениным и определение ленинизма Сталиным. Речь идет не об определении в смысле какой-то краткой формулы — дефиниции, ибо эти классики марксизма-ленинизма никогда такими формальными дефинициями не занимались. Речь идет здесь о классических образцах научного выделения и выяснения предмета изучения, закономерно обусловленного в самой объективной действительности, диалектически воспроизводимого и анализируемого в нашей марксистско-ленинской теории.

I #

Ленин говорит, что «слишком короткие определения хотя и удобны, ибо подытоживают главное,— все же недостаточны, раз из них надо особо выводить весьма существенные черты того явления, которое надо определить». Поэтому Ленин требовал развернутого определения изучаемого предмета, которое бы включало в себя «всесторонние связи явления в его полном развитии». Классическим образцом такого определения является ленинское определение империализма. Это не только определение, но одновременно и сжатое изложение сущности империализма.

«Определить предмет науки — это значит изложить данную науку» — говорил еще Гегель. Это совершенно правильно. Марксистское определение всякой науки должно охватить в себе самую суть предмета, его закон движения. Поэтому вполне естественно, что определение предмета политэкономии мы не сводим к какой-то короткой формуле, а излагаем развернуто.

Это совершенно необходимо для того, чтобы предмет политэкономии предстал перед нами во всей его полноте, развитии и противоречиях.

Однако, прежде чем перейти к предмету политэкономии в узком смысле слова, изложенному в «Капитале» Маркса, нелишне остановиться на вопросе: как мы, марксисты-ленинцы, должны подходить к выделению предмета той или иной науки? Является ли для нас предмет науки искусственно созданным или же этот предмет закономерно обусловлен в самой реальной действительности? Иначе говоря, выделяем ли мы предмет той или иной науки искусственно, согласно принципам нашего мышления, или же предмет всякой науки коренится в самой реальной объективной действительности и наше марксистское выделение и определение предмета должно отражать эту действительность? Короче говоря, должна ли классификация наук отражать закономерность и последовательность самой реальной действительности?

Для нас, марксистов-ленинцев, как будто не должно быть двух мнений по этому вопросу. Совершенно ясно, что марксист может ответить на поставленный вопрос только в последнем смысле: критерий для выделения и определения предмета той или иной науки, а также их взаимную связь марксизм-ленинизм берет из самой реальной действительности. Он его находит в своеобразии, в особенностях самих форм движения реальной действительности. Каждая наука имеет своим предметом изучения определенную форму движения реальной действительности, определенный объект, отличающийся от остальных особыми законами движения. Следовательно особенность той или другой науки определяется особенностями самого объекта, особенностями данной формы движения действительности.

Однако не все с этим согласны и не все так понимают, определяют предмет науки в нашей марксистской среде. Есть люди, которые считают себя марксистами, однако к определению предмета науки подходят явно не марксистски.

Приведем некоторые примеры. Вот например т. Бухарин, про которого Ленин говорил, что он превосходно образованный марксист. Конечно мы знаем и другую характеристику Ленина, что он — эклектик и что он скатывается к идеализму. Эти противоположные характеристики Ленина отражают в точности противоречивую природу т. Бухарина как теоретика. Знание текстов Маркса у него переплетается с механицизмом, идеализмом, с эклектикой, с ревизионизмом в ряде решающих вопросов марксистской теории. Душой марксизма — диалектикой — он не овладел, и это неизбежно приводит к тому, что он — «теоретик не вполне марксистский», «недоучившийся теоретик» (Сталин).

Что пишет т. Бухарин по вопросу о предмете науки?

«…Жизненный процесс человеческого общества есть единый поток. В действительности есть только одна история, а не различные истории хозяйства, истории права, истории морали и т. д. Только научная абстракция рассекает единую жизнь на части, искусственно выделяя различные ряды явлений, группируя их по известным признакам»¹.

Итак, есть единый поток жизни, единая история. Это конечно правильно. Но т. Бухарин в противовес Марксу — Ленину к этому единому потоку жизни и истории подходит абстрактно, умозрительно, метафизически. Он видит только единство, но не замечает различий и противоречий. Но, потеряв различия и противоречия в самой реальной действительности, ему ничего не остается, как искусственно рассекать эту действительность и выделять в ней, как он говорит, «различные ряды явлений» и из них конструировать предмет той или иной науки. Таким образом критерий для выделения предмета той или другой науки, по т. Бухарину, не лежит в самой реальной действительности. Мы искусственно создаем этот предмет своим рассечением единой жизни и истории. Мы приносим туда свои принципы, мы «искусственно» выделяем предмет для науки. Вот точка зрения т. Бухарина.

Он далеко не одинок в такой постановке вопроса.

Тов. А. Кон стоит по существу на такой же точке зрения. Вот что он говорит по этому вопросу:

«Технология и экономические науки изучают одно и то же — материальное производство: однако угол зрения, аспект этих двух наук на единый объект совершенно различен. Грань между политической экономией и технологией… заключается в различных точках зрения на материальное производство»².

Он же пишет в другом месте:

«Мы можем рассматривать единый процесс общественного производства с точки зрения движения общественной формы или с точки зрения развития технической его стороны. В различии точек зрения на единый объект и лежит грань между экономической наукой и той наукой «общественной технологии», которую хочет сконструировать Рубин»³.

Нетрудно заметить, насколько здесь близок т. Кон к взглядам т. Бухарина. В различии нашей точки зрения лежит разница, а не в самой объективной, реальной действительности. В самом деле: мы можем подходить к единому объекту, к единой действительности с разных точек зрения. В зависимости от того, как мы к ней подойдем, и получится основание для деления наук, получится предмет той или другой науки. Опять-таки различие наук определяется не различием самого объекта, а лишь нашей точкой зрения, т. е. особенностью субъекта. Различие субъекта, а не объекта здесь решает дело. Та же самая точка зрения, что и у т. Бухарина. Метод выделения предмета науки один и тот же.

Правилен ли такой подход к вопросу? Нет, не правилен.

Такие взгляды являются полным искажением марксизма-ленинизма. Они прямым путем ведут к идеализму. Именно идеализм утверждает, что мы приносим в реальную действительность свои принципы, вернее говоря, из своих принципов создаем и творим эту действительность и ее закономерность развития.

* * *

Приведем несколько точек зрения по этому вопросу из идеалистического антимарксистского лагеря.

Вот поистине «классическое» в этом смысле заявление так сказать «штатного философа» современного социал-фашизма — Макса Адлера. В своей книге «Маркс как мыслитель» он пишет:

«Мир есть постоянное творение нашего собственного мышления. Мир не был сотворен однажды мистическим сверхчеловеческим актом творения. Мир вечно создается заново в каждом новом движении мысли».

Итак, наше мышление создает и воссоздает реальный, окружающий нас мир. Совершенно ясно, что, «создавая» этот мир, мы вносим туда свои принципы и свой критерий его «рассечения». Желая изучить этот мир в различных науках, мы «искусственно» согласно нашему разумению и искусству должны его «рассекать» и «распределять» по разным наукам. Об этом прямо и ясно говорит кантианец-идеалист — меньшевик М. Адлер.

В точности такой же взгляд на предмет науки мы можем найти у партийного брата М. Адлера — Отто Бауера. В своей известной статье,— кстати сказать, идеалистической и механистической от первой до последней буквы,— «История «Капитала», напечатанной в «Нейе Цейт» в 1908 г., О. Бауэр пишет:

«Если историческое направление (буржуазной политэкономии. — Я. М.) отвергает последние выводы марксовой абстракции на том основании, что они не суть копии эмпирических явлений, то мы можем ответить ему словами Канта, что и здесь не предмет производит понятие, а понятие производит предмет, как предмет нашего знания».

Единодушие, как говорится, трогательное, и в этом, разумеется, нет ничего удивительного. Важно лишь заметить, что уже в 1908 г., в лучшие годы своей молодости, «левый» Отто Бауэр полным голосом говорил прозой Канта против Маркса, хотя и под вывеской защиты и популяризации Маркса.

Послушаем еще одного кантианца — профессора Солнцева, книги которого выпускались нашими советскими издательствами. В предисловии к его книге «Введение в политэкономию», которая вышла в ленинградском издании «Прибой», редакция пишет, что Солнцев… «близок к марксизму». Рассмотрим эту «близость к марксизму» проф. Солнцева.

Вот что он говорит по интересующему нас вопросу:

«Всякая наука определяется прежде всего двумя моментами: 1) строго логическим построением своих частей и 2) наличием собственного «объекта»⁴.

Уже в самом этом подходе, как солнце в капле воды, отражаются идеалистический метод и мировоззрение проф. Солнцева. Во-первых: «строго логическое построение частей». Что эти части отражают, откуда они взялись в науке проф. Солнцева — неизвестно. И только, во-вторых: «наличие собственного объекта». Логика здесь предшествует делу и объективной действительности. Но это есть чистейший идеализм.

Но может быть все-таки объект науки находится, по проф. Солнцеву, в реальной действительности?

Ничего подобного!

«Объект всякой теоретической науки не имеется в грубой конкретной действительности»⁵.

Кажется, ясно.

Солнцев пишет дальше таким образом:

«В вопросе об объекте науки необходимо различать объект непосредственно изучаемой конкретной действительности (объект исследования) и объект познания»⁶.

«Объект исследования» и «объект познания», по Солнцеву, в полном согласии с кантианцами, противоположны друг другу и ничего общего между собой не имеют.

Вот решающий тезис самого проф. Солнцева на этот счет:

«Непосредственно данному объекту опыта противопоставляется объект познания. Мыслительный объект и объект опыта принципиально различны».

Откуда все это у Солнцева? Он сам совершенно откровенно говорит об источнике всей этой своей философии:

«Новейшая логика различает в понятии объекта науки два различных понятия — объект исследования и объект познания. Особенно ясную разработку этого вопроса мы находим у Аммона»⁷.

Кто такой Аммон? Буржуазный экономист, кантианец. Меньшевик Рубин хотел прославить его у нас в качестве человека ученого, который призван дополнить Маркса, марксистскую экономическую систему своим «социологическим» методом. И вот этого откровенного кантианца, откровенного врага марксизма Солнцев, в полном единодушии с меньшевиком Рубиным, однако выдает за экономиста, который дал «ясную разработку объекта исследования» и «объекта познания». Это откровенное кантианство и враждебное выступление против марксизма однако проводились проф. Солнцевым под маской и прикрытием советского издательства Его взгляды к сожалению и до сих пор по-настоящему не разгромлены.

Еще последняя выдержка из Солнцева, необходимая в данной связи:

«В мире непосредственного опыта… в этом непосредственном данном и бесконечно разнообразном (т. е. в реальной действительности, нас окружающей. — Я. М.) наше мышление старается, установить порядок. Наше мышление устанавливает порядок, оно сравнивает, различает, связывает и разделяет различные комплексы опыта с субъективной своей собственной точки зрения»⁸.

Вот здесь идеалист-кантианец Солнцев перед нами в его, так сказать, «натуральном виде». Достаточно просто сравнить этот тезис Солнцева с вышеприведенными взглядами М. Адлера и О. Бауэра, чтобы стало ясно каждому, что это одна и та же точка зрения, одна и та же школа кантианцев. Мы уже говорили, что Солнцев даже не стесняется говорить, от кого он берет эту свою квалификацию науки.

Приведем еще один пример из той же школы Макса Адлера и Отто Бауэра. Речь идет о «профессоре» социал-интервенции — меньшевике Рубине.

Как Рубин подходил к определению предмета науки?

Возьмем его доклад в Институте красной профессуры, т. е. самое последнее «теоретическое творение» Рубина того периода, когда он под натиском марксистской критики должен был максимально приспособляться, казаться «марксистско подобным», когда он делал всевозможные уступки в формулировках, маскировался. Вся эта мастерски проделанная мимикрия разумеется не могла скрыть враждебной марксизму системы взглядов меньшевика. Уже в самом подходе к определению предмета науки Рубин выступает как чистейшей воды идеалист-кантианец, как бешеный враг марксизма.

«Различные науки изучают различные стороны единой реальной действительности. Различные общественные науки изучают различные стороны жизни общества»⁹.

Итак, различные науки изучают «различные стороны» реальной действительности, Кажется, «почти по-марксистски» — не правда. ли?

Однако уже самый подход к вопросу обнаруживает кантианца и врага марксизма. Согласно сказанному Рубиным, общество, равно как и вся реальная действительность, аналитически разрывается, рассекается на ряд «сторон». «Различные стороны» — как получает и выделяет наука эти различные стороны? Имеются ли эти «различные стороны» с различной закономерностью в самой объективной действительности, или только мы их выделяем и своим выделением создаем, согласно нашему интересу и точке зрения? Рубин, как верный ученик Макса Адлера, Бауэра и Аммона, отвечает на вопрос в последнем смысле. Поэтому в его определении предмета общественных наук, в частности политэкономии, полностью противоположный и враждебный Марксу подход к вопросу вскрывается сразу же.

«Различные общественные науки изучают различные стороны жизни общества». Согласно этому принципу, Рубин выделяет «материально-технический» процесс производства или, что то же самое по Рубину, «материальные производительные силы», или, что то же самое по Рубину, «технику как одну сторону» и его «социальную не материальную форму», как «другую сторону». Одна из этих «сторон» только социальна, но не материальна, другая только материальна, но уже не социальна а натурально-техническая. Обе эти «стороны» сталкиваются и противопоставляются Рубиным, так же как «объект опыта» и «объект познания» у проф. Солнцева и у Аммона. Между ними, по Рубину, нет ничего общего.

Эти «две стороны» становятся предметом различных наук. Согласно этому политическая экономия, по Рубину, есть не более как наука об «одной стороне» общества, его «социальной стороне», так сказать. Производственные отношения, по Рубину, «сторона общества». Согласно Марксу, производственные отношения есть экономический базис общества, его существенная определенность, его экономическая структура, есть то, что определяет остальные (общественные и идеологические) отношения в обществе. А по Рубину, это не более как одна из многочисленных равноправных «сторон». Мы видим таким образом, что в самом подходе к выделению предмета науки, в частности политэкономии, Рубин ничего общего с Марксом не имеет. Уже в исходной позиции, при первой же попытке определить предмет наук и их классифицировать, перед нами — идеалист, враг марксизма. Это, разумеется, вполне естественно, ибо смешно ожидать от озверелого меньшевика-интервента марксистского подхода к вопросу.

Дальше Рубин говорит таким образом:

«Политическая экономия для объяснения производственных отношений людей в их изменении должна апеллировать к развитию материальных производительных сил… Мы привлекаем их в наше исследование лишь постольку, поскольку это нам необходимо для объяснения закономерности изменения производственных отношений людей»¹⁰.

Эта фраза поистине замечательна своей идеалистической чистотой и откровенностью, что у этого «филигранного» меньшевика редко встречается. «Мы привлекаем»… «постольку, поскольку нам это необходимо»… «мы апеллируем»… «для нашего объяснения» и т. д. и т. п.

Никакой объективно существующей связи и закономерности между производительными силами и производственными отношениями уже нет. Все дело только в том, что «нам» нужно, чего «мы» хотим, как «мы» апеллируем.

Во время экономической дискуссии один из товарищей очень правильно и остроумно заметил: «Ну, хорошо, вот найдется талантливый ученый, который без всякой «апелляции» «объяснит» производственные отношения, если исходить из рубинской установки, что Марксом они еще не объяснены. Как тогда с ними быть? Если этот же ученый «объяснит» все производственные отношения без всякого «привлечения» производительных сил, то что же, они сохраняют какую-нибудь объективную закономерность в реальной действительности или же таковой не окажется?» По Рубину, разумеется, никакой. Реально существующее единство и противоречия производительных сил и производительных отношений в такой теории будут разорваны и уничтожены. Этого конечно и нужно социал-фашисту Рубину, ибо тем самым отпадает вывод о неизбежности пролетарской революции.

Мы разобрали ряд высказываний Адлера, Бауэра, Рубина, Солнцева. Что у них у всех общего?

Общее то, что критерий для определения науки не берется из действительности, он привносится туда нашим мышлением, нашей «точкой зрения», нашим субъективным произволом. Нечего доказывать, что это до конца договоренный идеализм. К сожалению нужно сказать, что некоторые товарищи и в нашей марксистской, партийной среде не разделались с этими идеалистическими кантианскими установками.

* * *

Как должны подходить к этому вопросу мы, марксисты-ленинцы?

Мы исходим из того коренного положения, что критерием для выделения предмета той или иной науки должны быть особенности самого этого предмета, особенности его развития. Критерий мы берем из самой реальной действительности.

Маркс в одной из своих ранних работ по этому вопросу пишет следующее:

«…Нужно присматриваться к самому объекту в его развитии. Здесь нельзя вносить произвольных подразделений. Разум самой вещи должен здесь развертываться как нечто в себе противоречивое и найти в себе свое единство»¹¹.

Мы цитируем письмо Маркса к его отцу от 1837 г. Маркс сам в этом письме говорит, что он только что преодолел всего Гегеля, и гегелевский слог чувствуется в его письме. Но здесь по существу мы уже имеем несомненно материалистическую постановку вопроса. Нельзя вносить произвольных подразделений. Закономерность движения самого объекта в его развитии — вот что должно для нас решать вопрос о том, как выделять предмет науки. Недаром Меринг в примечании к этому письму писал, что в этом письме уже чувствуется будущий Маркс — автор «Коммунистического манифеста» и «Капитала». Как мы видим, Маркс подходит к вопросу совершенно по-иному. Критерием должна служить сама действительность, нельзя вносить произвольных делений — таково требование Маркса.

Приведем еще другое программное положение марксизма по этому вопросу, высказанное Энгельсом.

В «Диалектике природы» Энгельс пишет:

«Классификация наук, из которых каждая анализирует отдельную форму движения или ряд связанных между собой и переходящих друг в друга форм движения, является также классификацией, иерархией согласно присущему им порядку самих этих форм движения, и в этом именно и заключается ее значение… Подобно тому как одна форма развивается из другой, так и отражения этих форм, различные науки, должны с необходимостью вытекать одна из другой»¹².

Итак, каждая наука, согласно Марксу и Энгельсу, имеет своим предметом изучения определенную форму движения самой реальной действительности с особой закономерностью развития. Классификация наук должна отражать этот ряд переходящих друг в друга форм движения самой действительности. Энгельс дальше говорит, что искусственное выделение предмета и искусственная классификация наук также неправильны, как неправильны и идеалистичны искусственные гегелевские переходы в его идеалистической диалектике. Таким образом мы видим, что здесь Энгельс по существу высказывает ту же точку зрения, что и Маркс в своем раннем письме к отцу.

Наконец мы имеем замечания Ленина на полях книги т. Бухарина «Экономика переходного периода», где Ленин неоднократно отмечает, что Бухарин впадает в субъективизм, в солипсизм, в идеализм именно потому, что он «играет точками зрения», «логикой». Вот некоторые из этих замечаний.

В одном из них Ленин пишет:

«Не те слова. Ошибка «богдановской» терминологии выступает наружу. Субъективизм, солипсизм. Не в том дело, кто «рассматривает», кому «интересно», а в том, что есть независимо от человеческого сознания».

Мы видим, что Ленин продолжает и развивает дальше позицию Маркса и Энгельса. В другом месте по поводу фразы Бухарина: «Метод приобретает иной тон» — Ленин замечает: «Бухарин усвоил дурной тон. Тут не «тон» и не «логика», а материальное».

Еще в другом месте: «Не в «предпосылке» дело, это идеальное, а в материальном».

В самом начале книги, в примечаниях к предисловию, там, где Бухарин выражается очень изящно: «Излишне распространяться о том, что путеводной нитью для автора был метод Маркса, метод, познавательная ценность которого только теперь встала во весь свой гигантский рост», — Ленин замечает:

«Только «познавательная ценность»?? — а не объективный мир отражающая? «стыдливый»… агностицизм!»¹³.

Уже в самом подходе к оценке и пониманию метода Маркса мы видим принципиальную разницу, можно сказать, пропасть, между Бухариным и Лениным. Для Бухарина важна познавательная ценность метода Маркса. Откуда однако взялась эта «познавательная ценность» метода Маркса? Может быть из «ловкой диалектической конструкции» этого метода, как думают ревизионисты? Да нет же. Именно потому, что диалектический метод Маркса — Энгельса, единственно правильно отражает реальную объективную действительность, диалектику самой действительности, закономерность ее движения,— именно поэтому познавательная ценность метода Маркса бесконечно глубока. Бухарин этого не понимает. В понимании и оценке метода Маркса между Лениным и Бухариным пропасть!

Пора подвести итог сказанному.

Критерий для выделения и определения предмета науки мы, марксисты-ленинцы, берем из самой действительности. Так учили нас Маркс, Энгельс, Ленин. Мы не можем произвольно, согласно «нашей точке зрения», выделять, как нам хочется, предмет той или иной науки. Он обусловлен закономерностью движения действительности, и из самой действительности, следуя особенностям ее развития, мы должны брать основы для определения предмета науки и классификации наук. Только так подходя к определению предмета науки, в том числе и политэкономии, мы следуем Марксу, Энгельсу и Ленину.

* * *

Не умаляется ли однако таким пониманием предмета науки роль теоретического мышления, не сводится ли в таком случае роль мышления и самой науки к пассивному рефлексу развития самой действительности?

Такое опасение либо основано на простом недоразумении, либо в корне неправильно. Маркс говорит:

«Для меня, наоборот (это говорится в противоположность идеалисту Гегелю. — Я. М.) идеальное есть не что иное, как переведенное и переработанное в человеческой голове материальное» (разрядка моя. — Я. М.). Для идеалиста Гегеля процесс мысли был самостоятельным субъектом, как выражается Маркс, который творил, создавал самое действительность. Сама действительность для идеалиста Гегеля была не чем иным, как внешним проявлением идеи. Маркс поэтому в предисловии к «Капиталу» заявляет, что его, Маркса, «диалектический метод не только в корне отличен от гегелевского, но представляет его прямую противоположность».

Если у Гегеля, у идеализма вообще, идея творила, создавала действительность, то для Маркса идея есть отражение этой реальной действительности.

Но какое отражение? Может быть пассивное, фотографическое, внешне-описательное воспроизведение этой действительности?

Нет. Маркс говорит: «переведенное и переработанное в человеческой голове материальное».

Наше марксистско-ленинское изучение действительности поэтому есть активное ее познание с целью изменить эту действительность.

Знаменитый тезис Маркса, выдвинутый в противовес созерцательному, пассивному материализму Фейербаха, что философия до сих пор лишь объясняли мир, а подлинная задача науки состоит в том, чтобы изменить его, является программным для всей марксистско-ленинской науки.

Познание мира для его изменения — такова задача! «Мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его» — замечает Ленин в одном месте при чтении Гегеля.

Задача марксистской науки состоит в том, чтобы не просто описать действительность, сфотографировать, так сказать, все богатство ее многообразных явлений. Задача марксистской науки состоит в том, чтобы посредством теоретического анализа действительности открыть закон этих явлений, закон движения этой действительности. Эту задачу наука не в состоянии выполнить, если она ограничится простым описанием поверхностных явлений действительности, простым внешним описанием своего предмета изучения. Эту задачу может решить только теоретический анализ существенных связей явлений, когда научный анализ ставит себе целью открыть закон развития своего предмета изучения. В этом действительная задача теоретического изучения предмета, и эта задача может быть решена не простым описанием, не простым воспроизведением действительности — для этого требуется переработка того материала, который доставляет нам действительность. Эта переработка однако не происходит произвольно, согласно нашим принципам и разумению, не происходит «искусственно», не происходит с произвольно выбираемых «точек зрения». Она может происходить только на основе законов, которым учит нас сама действительность.

Характеризуя метод материалистической диалектики Маркса, в противовес ползучему эмпиризму, с одной стороны, и абстрактной, спекулятивной форме диалектики Гегеля, с другой, Энгельс пишет:

«Логический метод исследования является поэтому единственно подходящим. Последний однако есть тот же исторический метод, только освобожденный от его исторической формы и от нарушающих стройность изложения исторических случайностей. Логический ход мыслей должен начать с того, с чего начинает и история, и его дальнейшее развитие будет представлять собой не что иное, как отражение в абстрактной и теоретически последовательной форме исторического процесса — исправленное отражение, но исправленное соответственно законам, которым нас учит сама историческая действительность» (разрядка моя. — Я. М.).

Разве не ясно, что «исправленное отражение» исторического процесса, но исправленное соответственно законам самой действительности, не имеет ничего общего с «искусственным рассечением» этой действительности, как утверждает т. Бухарин, с произвольными «точками зрения» и т. д. Точно так же совершенно ясно, что этот, с предельной ясностью и четкостью сформулированный взгляд материалистической диалектики, согласно которому содержание науки есть не что иное, как исправленное отражение законов развития самой исторической действительности, согласно которому предмет науки есть не что иное, как одна из форм движения самой действительности, — что этот взгляд полностью и до конца опрокидывает вышеприведенные кантианско-идеалистические построения Адлера, Бауэра, Рубина, Солнцева и др., утверждавших, что только своим мышлением мы создаем и творим эту действительность, что предмет науки следовательно не коренится в самой действительности, а создается только нашим мышлением.

Весьма характерно и разумеется отнюдь не случайно, что те же меньшевистские «теоретики» — Адлер, Бауэр, Рубин и др., а также кантианец Солнцев, утверждающие, что предмет науки не существует в действительности, а создается нами, создается мышлением, — что эти же меньшевистские теоретики утверждают, что цель научного анализа и исследования… «описать явления» действительности. Тем самым они еще раз подтверждают свои позиции вульгарного буржуазного ползучего эмпиризма.

Так например меньшевик Рубин в десятках мест вслед за Аммоном, Штольцманом, Петри и др. буржуазными экономистами повторяет, что «предмет марксовой экономической теории — явления капиталистического хозяйства»¹⁴. Проф. Солнцев неизменно утверждает, что Маркс изучает группы «явлений», «связи явлений», «ряды явлений»¹⁵ и т. д. То же самое неизменно говорится у М. Адлера, Реннера, Гильфердинга, Браунталя и т. п.

В устах социал-фашистских кантианских «теоретиков» эти заявления вовсе не случайны и имеют особый смысл. Задачи теоретической науки — политической экономии — ими совершенно сознательно ограничиваются простым описанием поверхности капиталистического хозяйства, в первую очередь «поверхностных явлений обмена» (Маркс), и этим полностью характеризуется вульгарно-буржуазная сущность методологических установок «теоретиков» социал-фашизма.

Наша марксистско-ленинская наука ищет и вскрывает закон явлений, их сущность, существенные связи этих явлений. Она не может ограничить свою задачу простым описанием явлений, что характерно для современной буржуазной политэкономии, включая сюда и социал - фашистскую, как ее разновидность.

Маркс говорит, что «если бы сущность вещей и форма проявления непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишней». Именно потому, что в явлении нам не раскрывается сущность непосредственно и сразу, требуется наука и теоретический анализ. Маркс беспощадно высмеивал вульгарных экономистов своего времени за то, что они ограничиваются поверхностью явлений в противовес закону явлений, сущности явлений.

«Вульгарная экономия, — пишет Маркс, — которая действительно так ничему и не научилась… везде хватается за внешнюю видимость в противоположность закону явлений»¹⁶.

Маркс громил вульгарных экономистов за то, что они хватаются за внешность явления, за видимость, в противоположность закону, его сущности.

Социал-фашистские «теоретики», открыто выступая против Маркса, развивая бешеное наступление на его учение по всему фронту, в интересах защиты, сохранения и спасения капитализма, не могут не стать на изведанную вульгарно-буржуазную позицию и в этом вопросе.

Следует отметить в связи с этим, что т. Бухарин защищает совершенно немарксистское деление наук.

«Наука, — пишет он, — вообще говоря, может ставить себе две цели. Или она занимается описанием того, что было или есть в определенное время в определенном месте, или же она старается вывести законы явлений. В первом случае наука носит идиографический, во втором — номографический характер»¹⁷.

Признать правильным деление наук на «чисто описательные» и «чисто теоретические» может только человек, признающий кантианский принцип «объекта исследования» и «объекта познания», т. е. объект опыта в противовес объекту «чистой мысли». Короче говоря, все это может признать не марксист, а кантианец. Излишне говорить, что такое понимание классификации наук т. Бухариным находится в резком противоречии с марксистско-ленинским представлением о предмете и задачах науки.

Мы, определяя предмет науки и приступая к его изучению, ищем закон явления самой действительности, как постоянное и устойчивое в явлениях и эти явления определяющее. Мы ищем закон движения данного предмета изучения, то, что определяет и направляет его движение.

Маркс в предисловии к «Капиталу» в противовес всей буржуазной вульгарной науке заявляет, что он ставит себе целью открыть «экономический закон движения буржуазного общества», что он изучает именно закон движения капиталистического производства. Это программное положение Маркса сразу же наглядно обнаруживает перед нами как предмет, так и метод марксовой политэкономии. Таким же должен быть наш подход в противоположность вульгарным экономистам буржуазии и их современной разновидности — социал-фашистам.

II #

Перейдем к рассмотрению предмета «Капитала» Маркса.

Маркс свой предмет исследования определяет следующим образом:

«Предметом моего исследования в настоящей работе является капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена».

Ленин подчеркивает ряд пунктов, характеризующих подход Маркса к предмету изучения в «Капитале».

Прежде всего Ленин отмечает, что… «Маркс говорит только об одной общественно-экономической формации, о капиталистической, т. е. говорит, что исследовал закон развития только этой формации, и никакой другой».

Маркс изучил закон движения капиталистической общественно-экономической формации с целью дать научно-обоснованный лозунг классовой борьбы рабочего класса. Он взялся за его изучение для того, чтобы показать, что своим развитием и своими внутренними противоречиями капитализм подготовляет свою собственную гибель, одновременно создавая все материальные предпосылки победы социализма. Такова революционная целеустремленность Маркса в его подходе к своему предмету изучения. Так сливается великий ученый и революционер в одно неразрывное целое.

Маркс выделяет предметом своего исследования только одну общественно-экономическую формацию — капиталистическую — разумеется вовсе не потому, что остальные — докапиталистические и послекапиталистические — не могут быть предметом теоретического изучения, как думают социал-демократические «теоретики» и как думали еще в недавнем прошлом некоторые коммунисты. Маркс ставит себе задачу исследовать закон развития буржуазного общества. Каждая общественно-экономическая формация имеет свой особый закон развития, исследование которого составляет задачу экономической науки данной общественно-экономической формации. «Гигантский шаг вперед, сделанный Марксом в этом отношении, в том и состоял, что он бросил рассуждения об обществе и прогрессе вообще» — подчеркивает Ленин.

Далее Ленин считает важным отметить, что Маркс, изучая экономический закон движения буржуазного общества, изучает развитие капиталистического способа производства как естественно-исторический процесс. «Моя точка зрения,— цитирует Ленин Маркса,— состоит в том, что я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественно-исторический процесс»¹⁸.

Для исследования и вскрытия закономерностей развития этой общественно - экономической формации как естественно - исторического процесса «… необходим объективный анализ производственных отношений, образующих данную общественную формацию»¹⁹.

Ленин устанавливает, что только Маркс выработал понятие общественно - экономической формации, как совокупности данных производственных отношений, что каждая такая формация имеет свой особый закон развития, что развитие таких формаций есть естественно-исторический процесс.

Ленин называет идею Маркса о естественно-историческом процессе развития общественно-экономических формаций одной из основных идей Маркса и ставит вопрос: «Каким же образом выработал Маркс эту основную идею?»

И Ленин сам отвечает на поставленный вопрос:

«Он (Маркс. — Я. М.) сделал это посредством выделения из разных областей общественной жизни области экономической, посредством выделения из всех общественных отношений — отношений производственных, как основных, первоначальных, определяющих все остальные отношения»²⁰.

«… Только сведение общественных отношений к производственным и этих последних к высоте производительных сил дало твердое основание для представления развития общественных формаций естественно-историческим процессом»²¹.

Марксов подход к предмету изучения политэкономии Лениным разъяснен с исчерпывающей ясностью. Выработанная Марксом идея общественно-экономической формации как совокупности производственных отношений, установление закономерности развития этой формации как естественно-исторического процесса является, по мнению Ленина, крупнейшей научной заслугой Маркса. Надо однако одновременно отметить, что именно Ленин первый подчеркнул эту сторону марксова учения и марксова подхода к предмету политэкономии. Тем самым Ленин поднял понимание метода Маркса на новую, высшую ступень, развивая дальше его метод и учение применительно к новым условиям и обстановке послемарксовой эпохи.

Эти указания Ленина определяют наш подход ко всей марксовой экономической науке, к выяснению предмета «Капитала». Из сказанного Лениным совершенно ясно, что предмет «Капитала» не есть нечто «искусственное», только силой абстрактного мышления созданный предмет изучения. Он также не есть результат произвольно установленной «точки зрения» на материальное производство, не есть «сторона» этого производства, идеалистически оторванная от самой реальной действительности. Мы вслед за Марксом, Энгельсом, Лениным подходим к предмету политэкономии как к одной из объективно существующих форм развития самой действительности, как к определенному, реально существующему процессу развития, имеющему свою отличительную объективную закономерность развития.

Определение предмета «Капитала» как науки о капиталистическом способе производства является одним из основных. Оно дано в предисловии к самому «Капиталу» и следовательно является программным, итоговым его определением. Это немаловажное обстоятельство. Мы знаем, что предисловие является для автора по существу послесловием, как говорил еще Лассаль, потому что оно пишется после того, как сама книга написана, следовательно подводит итоги всей работы. И вот в предисловии к «Капиталу» Маркс выдвигает формулировку: предмет моего исследования — капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена.

Кажется, этого достаточно, чтобы это определение считать основным определением предмета политэкономии. Однако, как ни странно, но это определение Маркса до последнего времени не пользовалось почетом в нашей учебной и популяризаторской литературе. Если же взять лагерь врагов марксизма, в первую очередь меньшевиков, то здесь мы можем наблюдать весьма характерную картину. Разумеется, совершенно смешно требовать от меньшевиков признания марксова определения предмета политэкономии, ибо это значило бы стремиться злейших врагов марксизма превращать в марксистов. Тем не менее отношение меньшевиков и к этому пункту поучительно.

Взять хотя бы Рубина. У него можно найти десятки различных, друг другу противоположных определений политической экономии, начиная с откровенно буржуазных, в духе Штольцмана, Аммона и др. и кончая «почти марксистским» по форме.

Но он неизменно, как вор место своей последней кражи, обходит это основное определение Маркса. И разумеется не случайно. Рубин его неизменно обходит потому, что, видите ли, Маркс здесь, по мнению меньшевика, говорит о таком «материально-техническом» явлении, как «способ производства».

Способ производства меньшевику-кантианцу Рубину неизменно представляется как голая техника, как категория натуралистическая. Поэтому, так определяя предмет политэкономии, Маркс, по мнению Рубина, дает руку механистам-богдановцам. Поэтому это — одно из «неудачных», неправильных механистических определений Маркса в представлении Рубина.

С другой стороны, механисты и примиренчески настроенные к ним товарищи, хватаясь за это определение, как за якорь спасения против меньшевиков, против Рубина, одновременно извращают его действительное содержание. Им кажется, что тут-то как раз и дано Марксом теоретическое основание для того, чтобы включить и производительные силы, и технику, и простой процесс труда в непосредственный предмет политэкономии. Это все говорится на том основании, что механисты выражение Маркса «способ производства» так же неизменно понимают технически, как технический строй производства. Механисты включают в предмет политэкономии производительные силы и технику на том самом основании, на котором меньшевик Рубин вообще выбрасывает их из политэкономии, зачисляя их в разряд «предпосылок».

Какое же в самом деле скрывается содержание за выражением Маркса «капиталистический способ производства»?

Конечно мы не можем и не должны восстанавливать того старого схоластического метода «изучения» Маркса, который все внимание молодежи стремился направить на различные терминологические тонкости и оттенки выражений Маркса и под прикрытием которого проводилось чудовищное извращение и выхолащивание всего революционного характера и революционной сути марксова учения. Отцом этой «школы», схоластической, талмудической и социал-фашистской по своему классовому содержанию, является международный меньшевизм, наиболее тонким ее представителем был у нас меньшевик Рубин. Последний при помощи этого «филигранного» метода извращения действительно сумел до конца выхолостить и вытравить все революционное классовое содержание из марксова учения.

Это разумеется не значит, что можно и нужно пренебрегать текстами и выражениями Маркса. Но мы должны прежде всего в каждом тезисе Маркса и Энгельса искать его классовый, революционный смысл, его теоретическую целеустремленность, ибо, как неоднократно подчеркивал Ленин, «У Маркса и Энгельса, в каждой фразе их работ есть замечательная глубина революционного содержания».

Итак, что же Маркс подразумевает под капиталистическим способом производства? В первом томе «Капитала» мы находим у него следующую мысль:

«На почве товарного производства, производство в крупном масштабе может развиваться лишь в капиталистической форме. Поэтому некоторое накопление капиталов в руках индивидуальных товаропроизводителей служит предпосылкой современной промышленности, того сочетания общественных связей и технических приемов, которые мы называем особым капиталистическим видом производства, или специфически капиталистическим способом производства»²².

Известно, какую «возню» меньшевик Рубин устраивал вокруг этой фразы Маркса, как он пытался ее извратить и исказить на свой идеалистический, меньшевистский манер. С присущей ему кантианской ограниченностью, он сразу рассекал способ производства на два самостоятельных ряда: «материально-технический», что, по Рубину, то же самое, что натуральный, и на социальный, что, по Рубину, значит не материальный. Капиталистический способ производства с присущими ему противоречиями и антагонизмами был разорван, его внутренние противоречия уничтожены, правда только в теории Рубина, но она-то ведь служила интересам классового врага. С другой стороны, механисты, ссылаясь на это же место Маркса, говорили, что Маркс наряду с «общественными связями» в предмет политэкономии непосредственно включает также «технические приемы». Это разумеется полное извращение действительных взглядов Маркса, но с противоположного конца.

В третьем томе «Капитала» мы имеем совершенно развернутое и подробное изложение того, как Маркс понимал капиталистический способ производства.

Вот развернутая мысль Маркса на этот счет:

«Научный анализ капиталистического способа производства показывает, что последний представляет способ производства особого рода, специфически историческую определенность; что он, как и всякий другой определенный способ производства, предполагает данную ступень общественных производительных сил и данные формы их развития, как свое историческое условие,— условие, которое само является исторически сложившимся результатом и продуктом предшествующего процесса, из которого, как своей данной основы, исходит новый способ производства; что соответствующие этому специфическому, исторически определенному способу производства производственные отношения, т. е. отношения, в которые становятся люди в своем общественном, жизненном процессе, в производстве своей общественной жизни, имеют также специфический исторически — преходящий характер; что, наконец, отношения распределения существенно тождественны с производственными отношениями, представляют лишь оборотную сторону последних, так что те и другие носят один и тот же исторически преходящий характер»²³.

Здесь мы имеем развернутое изложение взглядов Маркса о капиталистическом способе производства как предмете «Капитала». Капиталистический способ производства — как и всякий другой — включает в себя данную ступень развития общественных производительных сил, во-первых; соответствующие этому уровню производительных сил производственные отношения, во-вторых; и наконец соответствующие данному способу производства отношения распределения, как оборотную сторону производственных отношений, в-третьих.

Способ производства есть не просто сумма этих моментов, а их диалектическое единство. Чрезвычайно важно отметить, что Маркс здесь же прямо говорит о производственных отношениях, как о форме развития производительных сил, как о специфически историческом условии последних.

Следовательно здесь мы сразу же имеем указание, в каком качестве изучаются производственные отношения в политической экономии: именно как… «форма развития и историческое условие» существования производительных сил.

Это реальное единство общественных производительных сил и соответствующих им производственных отношений в их развитии образует способ производства. Если производственные отношения являются согласно Марксу формой развития и историческим условием производительных сил, то последние, как видим, Марксом берутся как основа производственных отношений, как их реальный, материальный базис. Производственные отношения — форма развития и историческое условие производительных сил. Капиталистический способ производства Марксом изучен в его возникновении, развитии и гибели. Научная цель такого изучения Марксом могла быть осуществлена потому, что он не отрывал форму развития — производственные отношения — от ее основы, от того, что в ней развивается, т. е. от производительных сил. Та цель Марксом была достигнута также и потому, что он одновременно не сводил форму развития — производственные отношения — к пассивному придатку своей основы — производительных сил. Маркс в своем научном анализе раскрыл действительную диалектику развития производительных сил и производственных отношений, показав, что их развитие нельзя изображать как развитие двух параллельных «равноправных» рядов, которые, развиваясь параллельно, с различной закономерностью, где-то наконец сталкиваются в своем развитии. Развитие производительных сил происходит не в безвоздушном пространстве, оно совершается всегда в определенной исторической форме, предполагает производственные отношения как форму и историческое условие своего развития. Маркс показал, что развитие производительных сил совершается в форме данных производственных отношений, что закономерность их развития раскрывается и выражается в закономерности развития данного способа производства. Капиталистический способ производства в определении Маркса выступает как единство производительных сил и производственных отношений. В своем реальном единстве и историческом движении — как конкретный процесс производства и воспроизводства — производительные силы и производственные отношения образуют способ производства. Он образует экономическую структуру общества, его анатомию, им обуславливается классовая определенность данного общества. В этом качестве способ производства является предметом «Капитала».

Следовательно способ производства — это не просто сумма производительных сил и производственных отношений, не два параллельных ряда, а новое, более высокое единство того и другого, новое несводимое качество которое диалектически включает в себя производственные отношения как форму развития производительных сил. Вот вывод, который вытекает из приведенного положения Маркса.

Тут сразу же может возникнуть такой вопрос: если мы настаиваем на определении политэкономии как науки о капиталистическом способе производства и считаем это определение наиболее полным и точным, то нет ли здесь некоторого противоречия между Марксом и Лениным? Известно ведь, что Ленин неоднократно определял политэкономию Маркса как науку о производственных отношениях капиталистического общества в их возникновении, развитии и гибели.

Не противоречат ли эти определения друг другу?

Ни в какой мере. Тут нет и тени противоречия. Противоречие тут могут найти только либо путаники, либо оппортунисты. Если мы понимаем производственные отношения как форму развития производительных сил, то в так понимаемых, определяемых и изучаемых производственных отношениях уже даны производительные силы. Ибо производственные отношения являются в марксистско-ленинском понимании не чем иным, как формой развития и историческим условием общественных производительных сил. Поэтому ленинское определение политэкономии в узком смысле как науки о производственных отношениях в их возникновении, развитии и гибели является абсолютно правильным и ни в какой мере не противоречит определению Маркса, данному в предисловии к «Капиталу», является лишь иной формулировкой того же самого определения предмета «Капитала».

В данной связи вполне уместно отметить, что Ленин, сам употребляя выражение «производственные отношения», одновременно считал более подходящим и более цельным термин «способ производства». Критикуя плехановский проект программы накануне II съезда партии, Ленин писал по поводу плехановского проекта:

«Термин «капиталистические производственные отношения» в проекте не выдержан. Иногда его заменяет термин «капиталистический способ производства». По-моему, в интересах уменьшения трудностей понимания программы надо было бы держаться одного термина и именно последнего (т. е. «капиталистический способ производства». — Я. М.), ибо первый более теоретичен и без добавления слов «система» и т. п. (отношений) не указывает на нечто законченное и цельное»²⁴.

Вот в чем преимущество выражения «способ производства». Следовательно, согласно Ленину, именно «способ производства» выражает собой нечто законченное и цельное. Это замечание Ленина еще раз подтверждает, что Маркс не случайно определил политэкономию как науку о капиталистическом способе производства, что мы не должны игнорировать это определение предмета политэкономии, даваемое Марксом в предисловии к «Капиталу».

Выяснение этого вопроса нам представлялось необходимым прежде всего потому, что еще совсем недавно некоторые коммунисты-экономисты пытались установить «противоречие» между определением политэкономии как науки о капиталистическом способе производства и определением ее как науки о производственных отношениях капитализма. Такого противоречия, как мы теперь выяснили, разумеется нет. Попытка меньшевика Рубина определить политэкономию как науку о «производственных отношениях», идеалистически оторванных от производительных сил и социал-фашистски искаженных, разоблачена как попытка апологета капитализма. Мы не должны позволять сталкивать себя на путь абсолютно недопустимого и антипартийного противопоставления Ленина Марксу.

Сказанным, мы полагаем, устранена всякая возможность противопоставлять эти два приведенных определения. Ленин их не противопоставляет, ибо Ленин сам считает эти определения однопорядковыми, при условии, если под производственными отношениями понимается вся система, совокупность их. Совокупность, или система, данных производственных отношений образует способ производства, и в этом смысле указанные два определения совпадают. Ленин тем не менее предпочитает выражение «способ производства» как нечто более цельное и законченное.

III #

Перейдем к вопросу о некоторых коренных особенностях капиталистического способа производства, как предмета «Капитала». В чем Маркс видит наиболее глубокие, коренные особенности капиталистического способа производства?

Маркс по этому поводу говорит:

«Две характерные черты с самого начала отличают капиталистический способ производства: во-первых, он производит свои продукты в виде товаров. Не самый факт производства товаров составляет особенность, отличающую его от других способов производства, а то обстоятельство, что для его продуктов превращение в товары является господствующей и определяющей чертой. Это предполагает прежде всего, что сам рабочий выступает лишь в качестве продавца товара, в качестве свободного наемного рабочего, а, следовательно, труд вообще в качестве наемного труда. После всего того, что было изложено нами до сих пор, излишне было бы снова доказывать здесь, что отношение капитала к наемному труду определяет весь характер данного способа производства. Главные деятели этого способа производства, капиталист и наемный рабочий, представляют как таковые лишь воплощение, персонификацию капитала и наемного труда; это — определенные общественные характеры, которые налагает на индивидуумы общественный процесс производства, продукты данных определенных общественных производственных отношений»²⁵.

Первая отличительная черта капиталистического способа производства таким образом заключается в том, что товарное производство стало господствующей, всеобщей и определяющей формой производства. Это предполагает, что и рабочая сила стала товаром, что средствам производства, теперь уже выступающим в форме капитала, противостоит рабочая сила как товар, как один из факторов производства. Элементы производительных сил — средства производства, с одной стороны, рабочая сила — с другой,— здесь оторваны, обособлены друг от друга и противопоставлены как чуждые и враждебные друг другу силы. Их соединение составляет необходимое условие существования данного способа производства, необходимое условие его воспроизводства и развития. Способ соединения рабочего со средствами производства определяет характер и все противоречия капиталистического способа производства, как это подчеркивает многократно сам Маркс. Но это соединение при капиталистическом способе производства дается ценой глубочайшего антагонизма. Рабочему средства производства и условия труда противопоставляются как враждебная сила, как частная собственность капиталистов, высасывающая его прибавочный труд. Это антагонистическое отношение — «отношение капитала к наемному труду, определяет весь характер данного способа производства» (Маркс). Здесь таким образом Марксом дано основное производственное отношение капитализма, стержневая ось его развития, на которой напластовывается множество других, уже производных в капиталистическом способе производства отношений.

Вскрыть закономерность движения этого основного антагонистического производственного отношения капитализма — значит вскрыть закон движения самого капиталистического способа производства.

Поэтому Маркс прежде всего занялся изучением процесса производства и воспроизводства капитала, ибо здесь как раз даны наиболее глубокие основы этого классового отношения, даны законы развития самого капиталистического способа производства.

Отношение капитала к наемному труду определяет весь характер данного способа производства, говорит Маркс. Изучая это отношение, мы вместе с тем следовательно постигаем сущность и закономерность развития всего капиталистического способа производства. Но здесь противостоит наемный рабочий капиталисту. Здесь не просто производство товаров, но товарное производство является всеобщей формой. Эта всеобщая форма предполагает, что и рабочая сила стала товаром, выступает в качестве наемного труда. Но это значит, что рабочий противостоит средствам производства как оторванный от них производитель. Средства производства ему противостоят как капитал, как чуждая, враждебная рабочему сила, которая высасывает его энергию, которая высасывает его труд и прибавочный труд. Способ производства, антагонизм отношений, в которых совершается производство, низводят здесь рабочего до положения простого придатка к машине, механизму.

В этой первой особенности капиталистического способа производства Маркс следовательно характеризует классовую структуру капиталистического способа производства. Эта структура сразу же обнаруживается, как глубоко противоречивая и антагонистическая.

«Вторая особенность, — говорит дальше Маркс, — специально характеризующая капиталистический способ производства, это — производство прибавочной стоимости как прямая цель и определяющий мотив производства. Капитал производит прежде всего капитал и достигает этого лишь постольку, поскольку производит прибавочную стоимость… На этом основывается характерный для капиталистического периода способ производства, — особая форма развития общественных производительных сил труда, принимающих, однако, по отношению к рабочему вид самостоятельных сил капитала и находящихся поэтому в прямом противоречии с собственным его, рабочего, развитием»²⁶.

Определяющая цель и побуждающий мотив капиталистического способа производства — это производство прибавочной стоимости. Маркс вскрывает в этой характеристике внутренние противоречия самого способа производства. Маркс вскрывает здесь тот особый исторически ограниченный закон движения, которому подчинен капиталистический способ производства. Маркс указывает, что производительные силы капитализма могут действовать лишь при условии осуществления определяющей цели капитализма, т. е. при возможности производства и присвоения прибавочной стоимости. Это прямая цель, движущая сила и определяющий мотив производства при капитализме. Если этого условия нет налицо, то производство должно приостановиться, рабочий лишается работы, выбрасывается на улицу в объятия голода и вырождения.

Маркс еще в «Коммунистическом манифесте» говорил, что рабочий находит работу только до тех пор, «пока его труд увеличивает капитал». Рабочий соединяется со средствами и условиями производства только тогда и до тех пор, когда возможно присвоение произведенной рабочим прибавочной стоимости, накопление капитала.

Ленин, подчеркивая и развивая дальше эту же мысль Маркса, пишет: «Это общество (капиталистическое. — Я. М.)… договаривает до конца лежащий в его основе принцип: производитель может получать средства к жизни лишь тогда, когда найдет владельца денег, соблаговолящего присвоить прибавочный продукт его труда. Глубокий классовый характер вышеуказанной противоположности становится само собой ясным для производителя»²⁷.

Вот тот особый исторический закон развития, которому подчинены производительные силы, которому подчиняется весь капиталистический способ производства в своем развитии. Производительные силы могут применяться в рамках данных производственных отношений только тогда и до тех пор, пока они служат интересам возрастания капитала, пока они удовлетворяют жажду накопления капитала. Когда же это становится невозможным, когда присвоение прибавочной стоимости не может иметь места или происходит в недостаточных размерах, процесс производства останавливается и, как говорит Энгельс, «способ производства восстает против способа обмена».

Маркс всегда с большой силой подчеркивал этот решающий, абсолютный для капитализма закон. В первом томе «Капитала» он говорит:

«…Обыкновенно в спорах упускают из виду самое главное, а именно специфическую особенность капиталистического производства. Рабочая сила здесь покупается не для того, чтобы ее действием или ее продуктами покупатель мог удовлетворить свои личные потребности. Цель покупателя — увеличение стоимости его капитала, производство товаров, которые содержат больше труда, чем он оплатил, следовательно, содержат такую часть стоимости, которая для него ничего не стоила и которая тем не менее реализуется при продаже товара.

Производство прибавочной стоимости или обогащение — таков АБСОЛЮТНЫЙ ЗАКОН этого способа производства.

Рабочая сила может находить покупателей лишь постольку, поскольку она сохраняет средства производства, как капитал, воспроизводит свою собственную стоимость, как капитал, и в неоплаченном труде доставляет источник добавочного капитала»²⁸.

Таков абсолютный закон капиталистического способа производства и одновременно закон движения производительных сил капитализма. Маркс прямо говорит, что этому закону подчинены все производственные отношения и им же определяется весь технический строй капиталистического способа производства.

Огромное, решающее историческое значение этого закона как для самого капитализма, так и для судеб рабочего класса должно быть нами особенно подчеркнуто. Взять хотя бы современное состояние мирового капитализма, и мы сразу обнаружим решающее значение этого абсолютного закона. Капитализм поражен ныне самым глубоким и самым серьезным кризисом, невиданным еще для капитализма. Производительные силы его стоят или работают с ничтожной нагрузкой. Величайшая производительная сила человечества — революционный рабочий класс — десятками миллионов выброшена на улицу. 40–50 миллионов безработных, лишенных самого нищенского источника существования, предоставлены голодной смерти и вырождению, с одной стороны, перепроизводство товаров, высокий уровень розничных цен, приостановка сбыта товаров, сжигание и выбрасывание в море огромных масс произведенного продукта, проекты о сжигании трети урожая, проекты о принудительном сокращении посевных площадей, с другой,—как объяснить все эти чудовищные противоречия капитализма, так резко бросающиеся в глаза каждому, так реально ощущаемые сотнями миллионов трудящихся масс капиталистических стран? Они объяснимы только внутренними законами самого капиталистического способа производства, прежде всего законом производства прибавочной стоимости, законом накопления капитала, законом капиталистической эксплуатации и присвоения.

Производственный аппарат капитализма, его производительные силы вынуждены целиком или частично бездействовать только потому, что капитал не может работать с прибылью или с достаточной прибылью, не может накоплять. Такой решающий факт, как недогрузка силового аппарата и производственной мощности капиталистических предприятий, хроническая недогрузка за весь послевоенный период, но особенно выросшая теперь, в период кризиса, недогрузка, доходящая до 50–80 проц. как в Европе, так и в Америке, — этот факт есть не что иное, как конкретная форма развития того глубоко антагонистического закона, который сформулирован Марксом в вышеприведенной цитате. Он определяет движение производительных сил капитализма на современной стадии развития империализма, он определяет их прямое разрушение, приводит к глубочайшему загниванию весь капиталистический способ производства.

Научное и классовое значение этого закона, открытого и формулированного Марксом, для всего международного пролетариата огромно. Марксова теория прибавочной стоимости и накопления капитала не только вскрывает действительное положение вещей, корни и развитие существующих классовых противоречий, — она одновременно указывает международному пролетариату единственно возможный путь избавления от этих противоречий. Ибо, если интересы развития производительных сил пришли в непримиримое противоречие с производством прибавочной стоимости, т. е. капиталистическим присвоением, а факты и вся экономика загнивающего капитализма об этом говорят с исключительной силой, то ясно, что «… возникает необходимость защитить произведенные буржуазным капиталистическим обществом продукты и производительные силы от губительного, разрушительного действия этого капиталистического порядка, для чего надо отнять руководство общественным производством и распределением… у господствующего класса и передать его массе производителей, а это и есть социалистическая революция»²⁹. Таков единственно правильный, революционный вывод из открытого Марксом закона развития капиталистического способа производства.

Когда мы выше, определяя предмет политэкономии в узком смысле, изложенный в «Капитале», говорили, что капиталистический способ производства представляет собой единство производительных сил и производственных отношений, то мы, само собой разумеется, имели в виду, что речь идет о диалектическом единстве, т. е. о таком единстве, которое не исключает, а наоборот, предполагает противоречия, противоположности, больше того, антагонизм данного способа производства на его капиталистической основе.

Маркс вскрыл в «Капитале» все внутренние противоречия, которым подчинен капиталистический способ производства в своем развитии. Мы имеем дело с противоречивым, больше того, с антагонистическим на его капиталистической основе единством. Ленин считал антагонизм высшей формой противоречия, тем специфическим качеством, которое он получает в условиях капитализма. Капиталистический способ производства является глубоко противоречивым единством, он развивается в глубочайших внутренних классовых противоречиях. Эти противоречия капитализм не в состоянии преодолеть, пока он существует как капиталистический способ производства.

Больше того. Производство и воспроизводство материальной жизни в условиях капитализма есть одновременно производство и воспроизводство тех противоречий и антагонизмов, которые ему внутренне присущи. Воспроизводя материальные условия существования буржуазного общества, капитализм одновременно воспроизводит и те классовые противоречия, которые приведут его к революционному краху. Вскрытые и проанализированные Марксом противоречия и классовые антагонизмы капиталистического способа производства свидетельствуют о его исторически ограниченном, преходящем характере. Эти противоречия — реальное доказательство тому очевидному факту, что в недрах капитализма вызревает новая общественная сила—революционный класс, пролетариат,—которая, подгоняемая гнетом классовой эксплуатации и нищенским существованием, неизбежно должна восстать против самого способа производства и уничтожить его.

Таковы решающие особенности, характеризующие самую суть капиталистического способа производства.

Ленин, вслед за Марксом, подчеркивал именно эти коренные черты, в своей совокупности характеризующие экономический строй капитализма.

«Присвоение частными лицами продукта общественного труда, организованного товарным хозяйством, — вот в чем суть капитализма, — говорит Ленин.—Необходимым условием существования такого способа производства является «монополизация средств производства в руках меньшинства, освобождение от них большинства и эксплуатация наемного труда»³⁰. «Освобождение» большинства населения от средств производства приводит к тому, что рабочая сила становится товаром.

Поэтому Ленин подчеркивает, что «капитализм есть товарное производство на высшей ступени его развития, когда и рабочая сила становится товаром»³¹.

Экономический строй капитализма предполагает в качестве основных своих действующих лиц капитал и наемный труд, капиталиста и рабочего. Речь идет здесь, разумеется, об основных классах, без наличия которых немыслим сам капиталистический способ производства.. «Главные деятели самого этого способа производства — капиталист и наемный рабочий — представляют лишь как таковые воплощение, персонификацию капитала и наемного труда» — говорит Маркс.

Отношения наемного труда и капитала определяют судьбу и закономерность развития всего капиталистического способа производства. На этом отношении покоятся вся структура и устойчивость, а стало быть и неустойчивость всего капиталистического общества. Ленин всегда с огромной силой подчеркивал этот главный вывод «Капитала».

«Кто не понял, читая Маркса, что в капиталистическом обществе, при каждом остром моменте, при каждом серьезном столкновении классов, возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата, тот ничего не понял ни в экономическом, ни в политическом учении Маркса» — утверждает Ленин.

Решающую и определяющую роль этого основного производственного отношения для понимания всех отношений капитализма, а стало быть также и для понимания структуры «Капитала» подчеркивал многократно также и сам Маркс. Так, в третьем томе «Капитала» он пишет:

«Та специфическая форма, в которой неоплаченный прибавочный труд высасывается из непосредственных производителей, определяет отношение господства и подчинения, каковым оно вырастает непосредственно из самого производства, и в свою очередь оказывает на последнее определяющее обратное действие. А на этом основан весь процесс формирования экономической структуры общества и вместе с тем его специфическая, политическая форма. Непосредственное отношение собственников условий производства к непосредственным производителям… вот в чем мы всегда раскрываем самую глубокую тайну, сокровенную основу всякого общественного строя…»

Следовательно, в производственных отношениях между классом капиталистов и рабочим классом следует искать самую глубокую тайну капиталистического способа производства, его сокровенную основу. Здесь скрывается закономерность развития капиталистического способа производства, который должен быть раскрыт научным анализом. Выяснение этого отношения и тенденции его развития — основная задача «Капитала» Маркса, его политэкономии. Маркс, приступая к изучению капиталистического способа производства, начинает свой анализ с этого определяющего классового отношения. Маркс изучил и вскрыл в «Капитале» это отношение в его знаменитом учении о прибавочной стоимости и всеобщем законе капиталистического накопления.

Прибавочная стоимость поэтому — основная категория в «Капитале»» в марксовом экономическом учении. Энгельс в «Анти-Дюринге» говорит, что «вся книга Маркса» (т. е. «Капитал». — Я. М.) вертится вокруг прибавочной стоимости». Учение о прибавочной стоимости, утверждает там же Энгельс, — «средоточие круга идей марксова учения».

От открытого Марксом закона прибавочной стоимости берет начало научный социализм.

«Доказав, как возникает прибавочная стоимость и как она может возникнуть только при господстве законов, регулирующих обмен товаров, Маркс разоблачил механизм современного капиталистического способа производства и опирающийся на него способ присвоения и тем самым разоблачил основной элемент, который находится в центре всего современного общественного строя».

«… Поэтому социализм является теперь не случайным открытием того или другого гениального ума, а неизбежным следствием борьбы двух исторически возникших классов — пролетариата и буржуазии»³².

Известна также та высокая оценка, которую неоднократно давал Ленин учению Маркса о прибавочной стоимости. Ленин называет учение о прибавочной стоимости краеугольным камнем всего марксова экономического учения. Ленин утверждает, что учение о прибавочной стоимости есть самое основное и существенное место во всем «Капитале».

Эти авторитетные утверждения Энгельса и Ленина для нас, марксистов-ленинцев, вполне понятны.

Революционная сущность марксова экономического учения сконцентрирована прежде всего в его учении о прибавочной стоимости. Именно это учение Маркса дало научно обоснованный лозунг классовой борьбы пролетариату, лозунг, утверждающий, что для избавления от ига капиталистической эксплуатации у рабочего класса есть только один путь — путь революционного свержения капитализма и перехода к социализму.

IV #

Основу всякого способа производства образует способ соединения рабочего со средствами производства. Тот особый характер, та определенная классовая форма, поскольку существует классовое общество, в которой осуществляется это соединение, различает различные способы производства, различает разные экономические эпохи.

«Экономические эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как производится, какими средствами труда» — говорит Маркс.

Механисты пытались извратить эту в высшей степени важную мысль Маркса. Механисты утверждали, что, согласно Марксу, различие экономических эпох и способов производства «сводится» к различию в уровне техники, к различию орудий труда.

Это, разумеется, полное искажение действительного смысла марксова учения о различии способов производства. Согласно этому тезису механистов, наиболее высокий способ производства всегда должен существовать там, где более высокий уровень техники, где применяются более развитые средства труда. Нечего доказывать, что этот вывод ведет механистов прямой дорогой к оппортунизму, ведет прямиком в объятия… гуверовцев. Ибо согласно этому взгляду, наиболее высоким типом производства пришлось бы объявить например американский капитализм с его передовой техникой.

На самом деле этот вывод, разумеется, не имеет ничего общего с действительными взглядами Маркса — Энгельса — Ленина. Маркс рассматривает средства труда, технику не изолированно, а берет их как показатель тех существенных отношений, в которых совершается общественное производство. Один и тот же уровень техники может лежать в основе совершенно различных и прямо противоположных по своей классовой структуре способов производства. Социалистический способ производства, господствующий в нашей стране, является несравненно более высоким, чем капиталистический. Он имеет громадные, несравнимые преимущества перед капиталистическим. Эти преимущества вытекают из его более высокого, социалистического типа соединения рабочего со средствами производства, и эти свои преимущества он доказывает из года в год, из месяца в месяц всему миру во все возрастающей степени. Однако на данном этапе своего развития этот более высокий социалистический способ производства в масштабе всего народного хозяйства не перегнал еще передовые страны капитализма по уровню техники, по уровню средств производства. Только по ряду отраслей он уже обгоняет капитализм также и в технико-экономическом отношении. В целом же, в масштабе всего народного хозяйства ведущим и определяющим остается генеральный лозунг нашего социалистического развития: догнать и перегнать в технико-экономическом отношении передовые капиталистические страны.

По уровню техники еще уступая передовым капиталистическим странам, наш социалистический способ производства по типу своему является несравненно более высоким типом более высокого социалистического способа производства. Опираясь на колоссальные его преимущества, рабочий класс СССР осуществляет возможность догона и перегона передовых капиталистических стран также в технико-экономическом отношении максимум в 10 лет. Без наличия и осуществления этих огромных возможностей нашей социалистической системы хозяйства, более высокой, чем капиталистическая система, решение задачи «догнать и перегнать» было бы экономически невозможным.

«Средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд» — говорит Маркс.

Общественные отношения, в которых совершается труд, в которых применяются средства производства при одном и том же их уровне развития, могут быть совершенно различными, даже противоположными, как это мы видели. Эти отношения определяются способом соединения рабочего со средствами производства, определяются распределением средств производства между классами. Вот определяющий тезис Маркса на этот счет:

«Каковы бы ни были формы производства, рабочие и средства производства всегда остаются его факторами. Но находясь в состоянии отделения одни от других, и те и другие являются его факторами лишь в возможности. Для того, чтобы вообще производить, они должны соединиться. Тот особый характер и способ, каким осуществляется это соединение, различает отдельные экономические эпохи социальной структуры»³³.

Способ соединения рабочего со средствами производства Маркс понимает не просто как специфическое «внутреннее строение производительных сил», как ошибочно утверждают некоторые товарищи. Соединение рабочего со средствами производства Маркс понимает как основу всего данного способа производства, как основу и содержание всего экономического строя производства.

«Только та форма, в которой… прибавочный труд выжимается из непосредственного производителя, из рабочего, отличает экономические формации общества, например общество рабства от общества наемного труда»³⁴ — говорит в другом месте Маркс.

В одном случае мы имеем низведение непосредственного производителя до положения «говорящего инструмента», являющегося такой же собственностью владельца средств производства, как предмет и орудия труда. В этом случае перед нами один способ соединения рабочего со средствами производства, именно — рабский. В другом случае формально свободному рабочему, лишенному средств производства, противопоставляются чужие средства производства, как средства его материальной эксплуатации, как средства высасывания его прибавочного труда, т. е. как капитал. В этом случае перед нами другой способ соединения рабочего со средствами производства — капиталистический.

В нашей социалистической системе хозяйства средства производства являются коллективной, классовой собственностью всего рабочего класса, владеющего ими через свое пролетарское государство. В этих условиях соединение нашего социалистического рабочего со средствами производства, принадлежащими пролетарскому государству, образует новый, более высокий, чем капиталистический, — социалистический способ производства.

В основе этих различных способов соединения непосредственного производителя со средствами производства лежит распределение общественных средств производства. Сам способ соединения непосредственного производителя со средствами производства есть лишь другое выражение распределения средств производства между классами данного общества.

Маркс говорит, что распределение средств производства между классами данного общества есть та основа, которая обуславливает и определяет весь экономический строй данного способа производства. Распределение средств производства, включенное в самый процесс производства, есть одновременно «подведение индивидов под определенные производственные отношения». Это распределение средств производства лежит в основе данного способа производства. Оно определяет все производственные отношения общества или, как говорит Ленин, экономический строй производства. Оно определяет также внутреннее строение производительных сил данного способа производства. Оно определяет также все производные от отношений производства отношения обмена, распределения и потребления.

«Система распределения вполне определяется системой производства» — говорит Маркс. В отношениях обмена и распределения ничего нельзя понять, если не выяснены сама структура производства, его классы, распределение средств производства между классами и обусловленный этим распределением способ соединения рабочего со средствами производства.

Капиталистический способ производства есть единство процесса производства и процесса обращения. Однако раньше, чем изучить действительную природу этого единства, раньше, чем заняться законами обращения, Маркс изучил процесс производства капитала, т. е. определяющую и образующую капитал классовую производственную структуру. Поэтому первый том «Капитала» посвящен процессу производства капитала. Лишь после изучения законов, господствующих над производством капитала, можно перейти к процессу обращения, что составляет предмет второго тома «Капитала», и к обобщающим выводам о законах производства и обращения в их единстве, что составляет предмет третьего тома «Капитала».

Схема построения «Капитала» Маркса не «искусственно» надуманная, не произвольно составленная схема. Структура «Капитала» обусловлена действительной природой изучаемого предмета. Она отражает порядок и соотношение законов капиталистического способа производства в его развитии, отражает внутреннюю закономерность своего предмета в логически стройной форме.

Ленин, излагая построение «Капитала», пишет:

«Маркс… берет одну из общественно-экономических формаций — систему товарного хозяйства — и на основании гигантской массы данных, которые он изучал не менее 25 лет — дает подробнейший анализ законов функционирования этой формации и развития ее. Этот анализ ограничен одними производственными отношениями между членами общества: не прибегая ни разу для объяснения дела к каким-нибудь моментам, стоящим вне этих производственных отношений, Маркс дает возможность видеть, как развивается товарная организация общественного хозяйства, как превращается она в капиталистическую, создавая антагонистические, в пределах уже производственных отношений, классы буржуазии и пролетариата, как развивает она производительность общественного труда и тем самым вносит такой элемент, который становится в непримиримое противоречие с основами самой этой капиталистической организации.

Таков «скелет» «Капитала»³⁵.

Маркс изучает законы функционирования, законы развития капитализма. Начав свой анализ с основ товарного хозяйства, с товарного производства, Маркс своим дальнейшим анализом законов развития этого хозяйства показывает, как простое товарное хозяйство превращается в капиталистическое именно на основе своих внутренних законов развития. Анализируя производственные отношения капитализма, Маркс показывает, как развивается обобществление производства и труда в антагонистической капиталистической форме, как в недрах этого производства создаются материальные основы для более высокого социалистического строя.

Показ возникновения роста и углубления внутренних классовых противоречий, проникающих весь капиталистический способ производства, определяющих его развитие и гибель, составляет стержневую сквозную ось всего марксова экономического анализа, образует основной костяк «Капитала».

Такова авторитетная оценка структуры «Капитала», данная Лениным. Ею мы должны неуклонно руководствоваться при изучении и популяризации «Капитала».

V #

«Капитал — это господствующая над всем экономическая сила буржуазного общества. Он должен составлять начальный и конечный пункт»³⁶ — говорит Маркс, выясняя метод и порядок исследования законов буржуазного общества. С этой господствующей силы и следует, согласно Марксу, начать изучение закономерности развития капиталистического способа производства.

Этот революционно устремленный и закономерно обусловленный самим предметом изучения подход Маркса к своему предмету всячески извращают и искажают современные социал-фашистские «теоретики». Реннер например решительно отрицает, что Маркс начинает изучение капиталистического способа производства с производства капитала, т. е. с классового отношения между рабочим и капиталистом, что в строе производства Маркс ищет закон движения капитализма.

Реннер говорит:

«Маркс в своем «Капитале» начинает свое исследование не с производства (как физиократы) и не с потребления (как школа Менгера), но с обращения товаров, т. е. с обмена». Совершенно очевидно, что, по Реннеру закон движения капиталистического общества Маркс ищет не в производстве, а в обмене.

Этот же взгляд в еще более законченной форме утверждает Гильфердинг:

«В хозяйственном отношении… индивидуумы вступают во взаимные отношения только в меновом обороте. Поэтому закон, показывающий, как регулируется меновой оборот, есть вместе с тем закон движения общества… В меновом акте, как в основном явлении, в котором проявляется общественное отношение, необходимо открыть закон».

Важно отметить, что поисками «закона движения» общества «в меновом обороте» Гильфердинг занимался уже в 1904 г. Все последующее «развитие» взглядов Гильфердинга является лишь дальнейшим развертыванием этой уже тогда четко сформулированной меновой вульгарно-буржуазной концепции.

Вслед за своими партийными учителями и собратьями Реннером и Гильфердингом спешит по этому же вопросу «высказаться» также «наш» меньшевик Рубин. Он пишет:

«Исследование процесса обмена в его общественной форме и его связи с производством товарного общества составляет по существу предмет марксовой теории стоимости»³⁷. Это единодушие социал-фашистских «теоретиков» при оценке марксова метода коренится в их общей классовой позиции, диктующей задачу полного и решительного извращения всего марксова учения в угоду буржуазии.

Социал-фашисты Реннер, Гильфердинг, Рубин уже в самом исходном пункте анализа капиталистического общества стремятся превратить Маркса в самого обычного вульгарного экономиста, а его учение в вульгарную буржуазную экономию. Маркс, как известно, начало научной политэкономии датирует с того времени, когда она перешла с поверхностных явлений обмена к анализу отношений производства.

«Действительная наука современной экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства» — говорит Маркс. Социал-фашизм, выполняя классовый заказ буржуазии, стремится Маркса обработать под свой классовый цвет. Этот организованный современным социал-фашизмом бешеный натиск на экономическую теорию Маркса мы должны разоблачить и отразить. В этом наша задача и обязанность перед международным пролетариатом.

Теперь уместно поставить вопрос: почему однако «Капитал» непосредственно начинается анализом товара и отношений стоимости, а не непосредственным анализом капитала?

Маркс начинает свой анализ капиталистического способа производства с анализа товара как с элементарной формы буржуазного способа производства, как с экономической клеточки буржуазного способа производства, в которой уже в зародыше даны все противоречия капиталистического общества.

Об этом Маркс в первых же строчках «Капитала» говорит с полной ясностью:

«Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, представляет огромное скопление товаров, а отдельный товар — его элементарную форму. Наше исследование начинается поэтому анализом товаров».

Два вывода в этой связи нужно подчеркнуть. Во-первых, Маркс ясно говорит, что он начинает изучение капиталистического способа производства. И, во-вторых, что Маркс берет товар исходным пунктом своего анализа именно как элементарную, как простейшую форму этого способа производства. Оба эти вывода попадают не в бровь, а в глаз социал-фашистским «теоретикам».

Энгельс утверждает, что в товаре уже даны зародыши всех противоречий буржуазного способа производства. На это неоднократно указывает также, и Маркс. Он говорит: «Уже в простейшей форме товара выяснен специфически общественный, отнюдь не абсолютный, характер буржуазного производства». Специфически общественный характер буржуазного производства уже дан в форме товара. Как простейшую форму, еще не развитую, но развивающуюся по мере развития обмена и самого товарного производства, развивающуюся во всей полноте своих противоречий, Маркс изучает товар и форму стоимости.

Либеральный буржуа Струве в свое время также стремился извратить эту революционную целеустремленность и классовый смысл марксова анализа товара и заключенной в нем стоимости. Струве утверждал, что в отношениях стоимости не даны еще никакие классовые отношения.

«Ценность (читай: стоимость. — Я. М.), как общественное отношение, отличается тем от капитала, что она есть такое отношение между покупателем и продавцом, для которого безразлично классовое положение того и другого, она есть общественное отношение, в котором в то же время непосредственно не выражается никакого классового отношения»³⁸.

Стоимость Маркса в изображении Струве таким образом предстала как «беспартийная», «сверхклассовая», «приятная во всех отношениях» категория. Это струвистское буржуазное извращение меньшевик Рубин потом в своих «трудах» развил в целую «филигранную» теорию, подняв ее на новую ступень фальсификации.

Отношения между капиталистами и рабочими, те отношения, которые являются определяющими для всего капиталистического способа производства, возникают, развиваются и осуществляются на основе закона стоимости, иначе они и не могут ни возникнуть, ни существовать при капитализме. Продажа рабочей силы происходит на основе закона стоимости. Присвоение капиталистом прибавочной стоимости происходит на основе закона стоимости. Накопление капитала, рост богатства на стороне класса капиталистов, нищенский, голодный уровень существования и невиданный рост нищеты и одичания на стороне рабочих — все это совершается на основе закона стоимости. Классовая эксплуатация пролетариата, присвоение классом капиталистов прибавочной стоимости, классом землевладельцев ренты, и т. д. происходят на основе закона стоимости. Маркс это с особенной силой всегда подчеркивает. В частности в замечаниях против Вагнера он пишет:

«Темный муж (т. е. Вагнер. — Я. М.) подсовывает мне утверждение, будто: «прибавочная стоимость производимая только рабочими, неправильно поступает к капиталистическим предпринимателям».

Я же утверждаю противоположное, а именно: что товарное производство на известном пункте необходимо становится «капиталистическим» товарным производством и что согласно господствующему в нем закону стоимости «прибавочная стоимость» причитается капиталисту, а не рабочему»³⁹.

Совершенно естественно, что раньше, чем перейти к изучению основных противоречий, существующих в современном капиталистическом обществе, следовало выяснить ту общую основу, на которой возникают эти классовые отношения и антагонизмы.

Вот почему Маркс начинает свой анализ с товара и отношений стоимости как необходимой основы и исторической предпосылки возникновения и развития капиталистического способа производства. Вот почему у Маркса и товар, и стоимость, и форма стоимости определены и выступают как такие общественные отношения, в которых уже даны зародыши всех противоречий капитализма и которые по мере превращения простого товарного хозяйства в капиталистическое неизбежно превращаются в отношения капиталистов и рабочих. Для Маркса при изучении товара и отношений стоимости, как и везде, характерна именно эта диалектическая точка зрения. Отношения стоимости, отношения производства и обращения товаров он берет в их развитии, в их противоречиях. Так, анализируя товар и отношения стоимости, он показывает, что отношения простых товаропроизводителей с неизбежности предполагают возникновение новых отношений, отношений капиталистов и рабочих. Иначе и быть не может, раз простое товарное хозяйство, отношения простых товаропроизводителей предоставлены своим внутренним законам развития. Тогда они ежеминутно, ежечасно выделяют из своей среды капитализм и капиталистов, как это всегда подчеркивал Ленин.

Простое товарное хозяйство, по Ленину, «рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно, в массовом масштабе». Оно имеет «товарно-капиталистическую тенденцию» — говорит Ленин в противовес т. Бухарину. Поэтому, предоставленное «самотеку», предоставленное своему внутреннему закону развития, простое товарное хозяйство превращается в капиталистическое.

Однако простое товарное хозяйство не есть еще капиталистическое. «Конечно, — говорит т. Сталин, — мелкокрестьянское товарное хозяйство не есть еще капиталистическое хозяйство». Будучи в основе своей однотипным с капиталистическим хозяйством, оно при наличии правильного руководства рабочего класса может развиваться по другому, социалистическому пути.

В нашей стране, в условиях диктатуры пролетариата, и при наличии правильной, ленинской политики нашей партии, мы сумели повернуть простых товаропроизводителей по другому, социалистическому пути развития. Но такой путь возможен только у нас, в стране диктатуры пролетариата. Ничего подобного конечно невозможно при капитализме, невозможно там, где простыми товаропроизводителями руководит не пролетариат, а над ними господствует буржуазия, где простое товарное хозяйство предоставлено своей собственной судьбе, своей товарно-капиталистической тенденции. Там оно неизбежно либо разоряется, либо превращается в капиталистическое.

Чудовищному, социал-фашистскому извращению марксову теорию стоимости подверг у нас социал-вредитель Рубин. Он выхолостил до конца все классовое, революционное содержание из марксовой теории стоимости. Рубин рассматривает отношения стоимости, как вечные, неизменные отношения. У Рубина нет противоречий товара, отношения обмена не развиваются, отношения стоимости вечны, неизменны, всегда себе равны. Поэтому у Рубина нет и не может быть перехода от отношений простых товаропроизводителей к отношениям капиталистов и рабочих. Политэкономия Рубина не признает и сознательно изгоняет классы, классовую борьбу и антагонизм классов. В учении меньшевика товаропроизводители и товаровладельцы автономны, равноправны и независимы. Рубинская политэкономия знает только товаровладельцев и товаропроизводителей, не знает классы буржуазии и пролетариата. Рабочих Рубин изображает как таких же товаровладельцев и товаропроизводителей, совершенно равноправных, автономных, независимых, короче говоря, изображает их на манер настоящих капиталистов. Антагонистическую классовую структуру и противоречия капиталистического способа производства Рубин разводняет в отношениях простых товаропроизводителей, выхолащивает корни классового антагонизма, который присущ капитализму в отличие от отношений простых товаропроизводителей. Нечего и говорить, какая это огромная заслуга для социал-фашиста, имеющего своей задачей теоретически прикрашивать и защищать капитализм, тем более, если иметь в виду, что все это разрабатывалось и проповедывалось в нашей стране в условиях пролетарской диктатуры. У Рубина мы неизменно найдем утверждения, что стоимость выражает «равенство товаропроизводителей». «Абстрактный труд выражает равенство товаропроизводителей». Обмен выражает отношения «равенства», «автономии», «самостоятельности» товаропроизводителей. Отношения простого товарного хозяйства, не только простого товарного хозяйства, но и капиталистического хозяйства, — ибо Рубин не признает существования в истории простого товарного хозяйства как исторической ступени развития менового общества, — представляют собой какой-то сплошной рай неизменного и вечного равенства. Отношения производства и обмена у Рубина неизменно возникают и вечно существуют на почве «равенства», «самостоятельности», «независимости»… рабочих и капиталистов как «автономных» товаровладельцев и товаропроизводителей.

Следует только этот рубинский бесклассовый рай всеобщего и вечного равенства сопоставить с марксистско-ленинским пониманием развития товарного производства и обмена и тех противоречий, которые заложены в самой структуре товарного производства и обмена, чтобы сразу наглядно обнаружить, что Рубин никогда не имел ничего общего с марксовой постановкой вопроса, что он является фашистским певцом капиталистической апологетической «хозяйственной демократии».

Характеризуя товарное производство, развитие обмена и тенденции его развития, Ленин говорит:

«Товарное производство — производство обособленных производителей, связанных между собою рынком. Продукт определенного производителя, предназначенный на нужды потребления, может дойти до потребителя и дать право производителю на получение другого общественного продукта, только принявши форму денег, т. е. подвергшись предварительному общественному учету, как в качественном, так и в количественном отношениях. А этот учет производится за спиною производителя, независимые от него, рыночные колебания не могут не порождать неравенства, разоряя одних и давая другим в руки деньги — продукт общественного труда… Поэтому при таком устройстве общественного хозяйства, экспроприация производителя и эксплуатация его совершенно неизбежны, совершенно необходимо подчинение не имущих имущим и та противоположность их интересов, которая дает содержание научному понятию борьбы классов»⁴⁰.

Мы видим, что Ленин в уже простом акте рыночного обмена находит источник неравенства. Уже в самом акте обмена даны зародыши неравенства, которые при развитии обмена и товарного общества, как говорит Ленин, при миллиарды раз повторяющихся меновых отношениях и сделках в товарном обществе неизменно, неизбежно, с внутренней необходимостью порождают отношения неравенства, отношения классовой противоположности, эксплуатации и угнетения. Это совершенно ясно из самой структуры товарного производства. Товарное производство подчинено закону стоимости, закону общественно необходимого труда. Оно учитывает общественно необходимую величину, отбрасывая все то, что имеется личного и индивидуального в трудовых затратах каждого отдельного товаропроизводителя. Однако товаропроизводители между собой как работники не равны. Но законы товарного обмена их приравнивают, представляют одинаковому критерию, одинаковой мере, одинаковому праву. Маркс и Ленин неоднократно подчеркивали, что приложение равного права, равной меры к фактически неравным людям есть выражение неравенства, что это есть буржуазное право, есть отблеск отношений производства и обмена товарного общества. Приложение одинакового мерила общественно необходимого труда к личному, индивидуальному труду, затраченному товаропроизводителем, в частной форме фактически означает, что посредством обмена товаров одни получают больше, а другие получают меньше, чем лично затратили, что один теряет свой труд, а другие присваивают чужой.

Мы видим таким образом, что уже в форме обмена простых товаропроизводителей, заложены тенденции неравенства, зародыши эксплуатации, возможность присвоения чужого труда, возможность неполной реализации собственного труда. Поэтому Ленин в одном месте замечает, что мелкий производитель, как собственник средств производства, является «эксплуататором в потенции, а частью на практике»⁴¹. Если мы возьмем меновые отношения, как развивающиеся, а только так мы должны и можем их изучать, то увидим, что в конкретном своем историческом развитии они превращаются из отношений простых товаропроизводителей, работающих с собственными средствами производства и владеющих продуктами своего труда, в отношения капиталиста и рабочего.

Эту диалектику развития простого товарного хозяйства на основе закона стоимости очень ярко и образно подчеркнул Маркс в одном письме к Энгельсу. Ядовито высмеивая буржуазных экономистов-апологетов и прудонистов, Маркс пишет:

«Рассматриваемое само по себе, это простое обращение,— а оно есть поверхность буржуазного общества, в которой исчезли более глубокие процессы, из которых оно проистекает,— не знает никакого различия между объектами обмена, кроме формального и мимолетного. Это — царство свободы, равенства основанной на «труде» собственности… Пошлая манера, с одной стороны, проповедников экономической гармонии, современных фритредеров (Бастиа, Кэри и т. д.) — применять к более развитым производственным отношениям и их антагонизмам это наиболее поверхностное и абстрактное положение, как свою истину. Пошлая манера прудонистов и тому подобных социалистов — противопоставлять соответствующие этому обмену эквиваленты (или предполагаемые таковыми) идеи равенства и т. д. неравенству и пр., к которому этот обмен приводит и из которого он исходит. Законом присвоения в этой сфере является присвоение посредством труда и обмена эквивалентов, так что обмен дает лишь ту самую стоимость, но в другой материальной оболочке. Словом, здесь все «прекрасно», но все кончается ужасно, и притом вследствие закона эквивалентности. Мы подходим теперь как раз к… капиталу»⁴².

Сказанное здесь Марксом как бы специально написано про современных Бастиа-Реннеров-Рубиных и прочих. Сказанное Марксом буквально уничтожает все теоретическое построение меньшевика Рубина, который так же как его предшественник Бастиа, вертится в «поверхности буржуазного общества», «применяющего к более развитым производственным отношениям (т. е. к капиталистическим. — Я. М.) и их антагонизмам» поверхностные и абстрактные определения более простых отношений обмена и т. д.

Как раз закон стоимости с его эквивалентным обменом из неравенства исходит, к этому неравенству приводит — утверждает Маркс.

Поэтому Маркс, Энгельс, Ленин постоянно подчеркивали, что уже в форме стоимости имеются все зародыши противоречий капитализма. Но именно зародыши, которые по мере развития товарного производства и обмена превращаются и развиваются, во весь свой рост классовых антагонистических противоречий капиталистического общества.

Поставив себе целью вскрыть классовый антагонизм и его основы в капиталистическом обществе с целью показать будущее капитализма и тем самым будущее рабочего класса, Маркс начинает свой анализ с зародышей этих противоречий. Но они уже даны в товаре как в элементарной форме капиталистического производства. Поэтому с него и начинает Маркс. Он начал свое изучение капиталистического способа производства с этой элементарной формы капиталистического способа производства с тем, чтобы своим последующим исследованием раскрыть во всю ширь исторического полотна все противоречия капиталистического способа производства и показать, как последний в силу своих внутренних противоречий и внутреннего закона движения неизбежно идет навстречу своей гибели.

Мы можем подвести итог сказанному. «Капитал» Маркса имеет своим предметом изучения капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Капиталистический способ производства, согласно Марксу, есть классово антагонистическая и исторически преходящая форма развития общественных производительных сил. Капиталистический способ производства одновременно есть форма развития присущих ему коренных классовых противоречий и антагонизмов. Политическая экономия Маркса, изучая этот способ производства в его возникновении, развитии и гибели, ставит себе целью вскрыть закономерность развития и гибели капиталистического способа производства с целью дать рабочему классу научно обоснованный лозунг борьбы и указать ему правильный путь революционного уничтожения этого способа производства.

«Капитал» Маркса вскрыл и выяснил действительное положение рабочего класса в общем строе капитализма, одновременно указав рабочему классу путь революционного уничтожения капиталистического способа производства. Такова неувядаемая заслуга этого гениального труда. К «Капиталу» — главному труду Маркса — в особенности применимы замечательные слова Энгельса, написанные им в день смерти Маркса: «Ему (Марксу. — Я. М.) мы обязаны всем тем, чем мы стали; и все современное движение тем, чем оно является теперь, стало благодаря его теоретической и практической деятельности; без него мы до сих пор блуждали бы еще в потемках».

Примечания #