Леонтьев А. Проблема равенства в «Капитале» Маркса #

Журнал «Под знаменем марксизма», 1935, № 6, с. 25—58

В современных условиях победоносного социалистического строительства правильное понимание равенства имеет крупнейшее теоретическое и практическое значение. В целом ряде выступлений товарища Сталина марксистско-ленинское понимание равенства блестяще разработано в борьбе с мелкобуржуазными уравнительскими представлениями о социализме в нынешней обстановке¹. Пролетарское понимание равенства в смысле уничтожения классов было выработано Марксом и Энгельсом в процессе преодоления всевозможных утопических социалистических «систем», значительная часть которых имела своим краеугольным камнем расплывчатое и неопределенное представление о «равенстве вообще». Домарксовский, уравнительский социализм в большей или меньшей степени пребывал в идеологическом плену у буржуазии. Требование равенства он некритически брал в том смысле, в каком это требование было выставлено буржуазией в ее борьбе против феодализма и крепостничества. Чтобы окончательно освободить социализм из этого буржуазного плена, необходимо было раскрыть истинное содержание буржуазного понимания равенства.

Исчерпывающая критика тех или иных идеологических явлений требует вскрытия реальных основ этих явлений. Лишь исторический материализм, открытый Марксом, дает возможность глубокой и неотразимой критики всяких извращенных и ложных форм идеологии классового общества. Общественное бытие определяет общественное сознание, последнее является отражением первого. Маркс замечает в одном месте в «Капитале», что несравненно легче вскрыть аналитически земное ядро туманных религиозных представлений, нежели вывести самые эти представления из условий действительной жизни. Между тем лишь второй метод является, по словам Маркса, подлинно материалистическим и, следовательно, единственно научным.

Критика буржуазных и мелкобуржуазных представлений о равенстве не могла быть достаточной до тех пор, пока не были вскрыты их реальные источники. Надо было показать, почему на базе данных отношений «общественного бытия» возникают данные формы «общественного сознания». Исчерпывающий характер критика антипролетарских представлений о равенстве приобрела лишь тогда, когда эти представления были выведены из реальных условий общественной жизни. Острый скальпель исторического материализма совлек все сакраментальные и мистические одеяния с традиционных представлений о равенстве. Перед глазами предстал их истинный характер идеологического продукта исторически ограниченного строя общественного производства.

Уже в своей полемике против Прудона Маркс определяет действительный характер того равенства, которое лежит в основе товарного производства и обмена. Он вскрывает тот реальный эквивалент, извращенным отражением которого являются мелкобуржуазные уравнительные теории. В «Капитале» Маркс с непревзойденным мастерством обнажает корни буржуазной идеи равенства, показывая, как из этих корней вырастают соответствующие идеологические представления. Этим самым был дефетишизирован и развенчан расплывчатый лозунг «равенства вообще», служащий излюбленной формой маскировки классовой буржуазной идеологии. Этим самым была создана прочная основа для ясного и четкого противопоставления идее равенства буржуазии пролетарского понимания равенства в смысле уничтожения классов.

Познание неразрывно связано с практикой. Из практических потребностей рабочего движения вырос «Капитал». Научное исследование Маркса было неразрывно связано с революционной борьбой рабочего класса. Исследование сущности буржуазного равенства теснейшим образом связано со всей историей борьбы марксизма против буржуазных и мелкобуржуазных представлений о равенстве; оно составляет важнейший этап этой борьбы.

Ленин придавал огромное значение тому анализу сущности буржуазного равенства, который дан Марксом в «Капитале». Разоблачая обман трудящихся масс общими фразами о свободе и равенстве, Ленин обычно ссылался на анализ буржуазной свободы и буржуазного равенства в «Капитале». Он многократно подчеркивал, что еще Маркс в «Капитале» раскрыл истинный характер буржуазного равенства как простого слепка с отношений товарного производства². И он считал необходимым возможно шире популяризовать высказывания о равенстве, имеющиеся в «Капитале»³.

1. Товар и его два фактора #

Как известно, в «Капитале» Маркс ставит своей целью «раскрытие экономического закона движения»⁴ капиталистического общества. Именно этим путем Маркс дает несокрушимое оружие в руки пролетариата как могильщика капитализма и строителя социализма. Исходным пунктом своего анализа Маркс берет товар⁵, ибо «товарная форма продукта труда или стоимостная форма товара есть форма экономической клеточки буржуазного общества»⁶. В этой экономической клеточке буржуазного общества «анализ вскрывает… все противоречия (или зародыш всех противоречий)»⁷ капитализма. Уже анализ товара вскрывает реальную основу буржуазных представлений о равенстве, показывает противоречия, характеризующие буржуазное равенство. Дальнейшее исследование: переход от товара к деньгам, превращение денег в капитал, производство прибавочной стоимости, превращение прибавочной стоимости в капитал и т. д. — дает исчерпывающую картину тех общественных отношений, идеологическим отображением которых является буржуазное понимание равенства. Вместе с тем раскрывается вся сумма глубочайших противоречий, заложенных в том «равенстве», которое является одновременно исторической базой и демагогическим лозунгом, общественной реальностью и обманчивой видимостью буржуазного общества. Экономический анализ Маркса до конца вскрывает действительную сущность тех форм бытия, которым в качестве формы сознания соответствует буржуазное представление о равенстве.

Товар, эту «простейшую экономическую конкретность»⁸, Маркс анализирует сначала в той «форме, в которой он проявляется»⁹. Он берет товар в том виде, как тот появляется на поверхности буржуазного общества, в котором все богатство общества «на первый взгляд»¹⁰ выступает как «огромное скопление товаров»¹¹. Стало быть, он берет товар в форме его непосредственной данности. Он сначала анализирует «самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров»¹². За этой «беспокойной сменой» явлений Маркс раскрывает их закон. Если бы сущность и явление совпадали, всякая наука была бы бесполезна, не раз подчеркивал Маркс. Задача науки заключается именно в том, чтобы за многообразием, за пестротой, за кажущейся беспорядочностью явлений объективной действительности раскрыть их сущность, их внутреннюю закономерность. Но эти внутренние закономерности не проявляются в чистом виде. Задача науки состоит точно так же в том, чтобы показать, как раскрытые ею законы проявляются в многообразии явлений. Лишь таким путем достигается глубокое и полное познание действительности во всех ее связях и отношениях.

Исходя из непосредственного явления — товара, Маркс приходит к скрытой за этим явлением сущности, к специфическому общественному отношению — стоимости. Всякий товар есть, с одной стороны, потребительная стоимость, а с другой стороны, — меновая стоимость. Потребительная стоимость является вместе с тем носителем меновой стоимости. Дальнейший анализ меновой стоимости показывает, что последняя есть лишь форма проявления содержащейся в товаре стоимости, и тогда Маркс переходит к анализу последней. Исследовав субстанцию стоимости и характер труда, создающего стоимость, Маркс переходит к рассмотрению формы стоимости. Эта форма «очень бессодержательна и проста»¹³. Тем не менее, замечает Маркс, ум человеческий безуспешно пытался проникнуть в ее тайны в течение более чем 2000 лет, между тем как более сложные формы ему, хотя бы приблизительно, удавалось постичь. Это и понятно, так как изучение клеточки труднее чем изучение развитого тела. Подводя итоги анализа простой формы стоимости, Маркс замечает, что когда в начале главы говорилось, что товар есть потребительная стоимость и меновая стоимость, то, строго говоря, это неверно, ибо товар есть потребительная стоимость и стоимость¹⁴. Первое выражение соответствует «обычному способу выражения», второе же соответствует требованиям научной точности¹⁵. Таким образом, Маркс возвращается к меновой стоимости уже не как к непосредственно данному явлению, а как к явлению, выражающему сущность.

Товар имеет двойственную природу. Эта двусторонность товара, его двоякий характер были известны еще древним. На первой же странице «К критике» Маркс приводит цитату из Аристотеля, в которой говорится о двояком назначении вещей, о двояком способе их использования: путем непосредственного их потребления или путем обмена¹⁶. Здесь мы имеем лишь описание явления в том виде, как оно дано на поверхности. Анализом двух свойств, двух сторон товара много занимались экономисты-классики. Однако и они не сумели вскрыть тех глубоких противоречий, наиболее доступным и поверхностным отражением которых является двойственность товара. Сделать это смогла лишь материалистическая диалектика Маркса. Лишь Маркс дал исчерпывающий анализ товара как единства противоположностей: потребительной стоимости и стоимости. Расщепление единого и познание противоречивых сторон его — таков путь, по которому Маркс идет в своем исследовании. Марксов анализ товара с первых же шагов связан с анализом равенства, выступающего в отношениях товарного мира.

Каждую полезную вещь можно рассматривать со стороны качества и со стороны количества. Полезность вещи делает ее потребительной стоимостью, и потребительные стоимости отличаются величайшим качественным разнообразием. В товаропроизводящем обществе потребительная стоимость служит вещественным носителем меновой стоимости. Эта последняя выступает прежде всего как количественное отношение. Каково бы ни было меновое отношение двух товаров, его всегда можно выразить в виде уравнения, в виде равенства. Для этого нужно лишь взять соответствующие количества приравниваемых товаров. «Совершенно безразлично к характеру своего природного бытия и безотносительно к специфической природе тех потребностей, которым они служат в качестве потребительных стоимостей, товары в определенных количествах равны друг другу, взаимно замещают друг друга при обмене, выступают как эквиваленты и таким образом, несмотря на свою пеструю видимость, представляют одно и то же единство»¹⁷.

«Равенство обмена» — таково явление, встречающееся на каждом шагу в реальной действительности. «Ежедневный опыт показывает нам, что миллионы и миллиарды таких обменов приравнивают постоянно все и всякие, самые различные и несравнимые, друг с другом, потребительные стоимости одну к другой»¹⁸. Это «равенство обмена» вводит в заблуждение многочисленных представителей мелкобуржуазного утопического социализма. Речь идет о том направлении в уравнительном социализме, которое своей альфой и омегой делает фокусы в области обращения: реформу денег, введение рабочих денег, даровой кредит и т. п. Представители этого направления некритически отождествляют явление, как оно дано на поверхности, с сущностью вещей. Они не видят глубоко противоречивого «равенства обмена», который вскрывается на дальнейших ступенях анализа. Грубый эмпиризм в познании действительности имеет своей оборотной стороной абстрактный и оторванный от жизни рационализм, сочиняющий всякие утопические рецепты на предмет преобразования действительности.

С первых же шагов своего анализа товара Маркс характеризует противоречие, заключающееся в этом «равенстве обмена».

Быть потребительной стоимостью является необходимым условием для товара. Зато, с другой стороны, вещь может быть потребительной стоимостью, не будучи стоимостью, не будучи товаром¹⁹. Но если потребительная стоимость есть необходимая предпосылка для товара, то, с другой стороны, именно отвлечение от потребительных стоимостей есть то, что характеризует меновую стоимость и стоимость²⁰. Таким образом, количественное уравнение товаров требует отвлечения от их качественной разнородности, между тем как эта качественная разнородность в свою очередь является предпосылкой и условием их количественного уравнения.

Один и тот же товар обменивается на целый ряд других товаров в самых разнообразных пропорциях. Из этого простого факта с очевидностью вытекают два вывода: во-первых, всевозможные меновые отношения одного и того же товара выражают нечто равное; во-вторых, следовательно, меновая стоимость может быть лишь способом выражения или формой представления «какого-то отличного от нее содержания»²¹. Это содержание и есть стоимость товара. Маркс рассматривает сначала стоимость независимо от ее формы, оговаривая заранее, что «дальнейший ход исследования приведет нас опять к меновой стоимости, как необходимому способу выражения, или необходимой форме проявления стоимости»²².

Если два товара равны между собой, то такое равенство свидетельствует лишь о том, что в обоих товарах существует нечто третье равной величины, что они равны чему-то третьему. В чем же может заключаться это общее товарам свойство? Оно не может заключаться в потребительных стоимостях, ибо последние качественно, различны и потому количественно несравнимы. Но если отвлечься от потребительной стоимости товаров, то у них останется лишь одно свойство, а именно, что они продукты труда. Однако, отвлекаясь от потребительной стоимости, мы тем самым отвлекаемся от конкретного характера заключающегося в товаре труда. «Вместе с полезным характером продуктов труда исчезает и полезный характер представленных в них работ, исчезают, следовательно, различные конкретные формы этих работ; последние не различаются более между собой, а сведены все к одинаковому человеческому труду, к абстрактно человеческому труду»²³.

После отвлечения от потребительных стоимостей товаров от них остается лишь «простой сгусток лишенного различий человеческого труда, т. е. затраты человеческой рабочей силы безотносительно к форме этой затраты»²⁴. «Как кристаллы этой общей им всем общественной субстанции, они суть стоимости»²⁵. Таким образом, «тот труд, который образует субстанцию стоимости, есть одинаковый человеческий труд, затрата одной и той же человеческой рабочей силы»²⁶.

Таким образом Маркс переходит от равенства обмена к равенству труда, производящего товары. Путь к этому переходу открыт анализом противоречивого характера «равенства обмена».

В стоимостях товарного мира представлена совокупная рабочая сила общества, которая фигурирует здесь как одинаковая рабочая сила, хотя в то же время она состоит из бесчисленных индивидуальных рабочих сил. «Вся рабочая сила данного общества, представленная в сумме стоимостей всех товаров, является одной и той же человеческой рабочей силой: миллиарды фактов обмена доказывают это»²⁷.

Однако самый процесс уравнения труда определяется характером труда, производящего товары. Этот труд является общественным трудом, но он обладает специфическим видом общественности.

«Условия труда, создающего меновую стоимость, как они вытекают из анализа меновой стоимости, суть общественные определения труда или определения общественного труда, но не просто общественного, а в особенном роде. Это специфический вид общественности. Прежде всего безразличная простота труда есть равенство работ различных индивидов, взаимное отношение их работ друг к другу как равных, а именно благодаря фактическому сведению всех работ к однородному труду. Труд каждого индивида обладает этим общественным характером равенства постольку, поскольку он представляется в меновых стоимостях, и он представляется в меновых стоимостях лишь постольку, поскольку он относится к труду всех других индивидов как к равному»²⁸.

Стало быть, «общественным характером равенства» труд производителя обладает лишь в обществе, базирующемся на производстве товаров. В таком обществе весь общественный труд представляет собой не что иное, как совокупность индивидуальных работ, самостоятельных друг от друга и в то же время связанных друг с другом. В этом заключено противоречие, и этим противоречием характеризуется равенство труда, свойственное товаропроизводящему обществу.

В условиях товарного производства труд не является общим, совместным, коллективным трудом ассоциированных производителей. Напротив, это разрозненный, раздробленный труд индивидуальных производителей, хотя бы таким «индивидуальным производителем» был концерн, в котором работает четверть миллиона рабочих и служащих. Общественный характер труда осуществляется не путем сознательного коллективного руководства, а стихийным процессом приравнивания отдельных работ как в сфере производства, так и в сфере обмена. Лишь путем этого опосредствования частный труд принимает характер своей противоположности — труда общественного.

Таким образом уже анализ двух факторов товара и субстанции стоимости дает первое представление о противоречивом характере того равенства, которое составляет отличие товарного производства. Количественное равенство обмениваемых товаров предполагает отвлечение от их качественных различий, но в то же время эти качественные различия потребительных стоимостей являются предпосылкой самого уравнения товаров как меновых стоимостей. Это противоречие наиболее очевидное: оно выступает уже на поверхности явлений. Далее, если товары равны между собой, то это свидетельствует о наличии в них чего-то третьего, которое отлично от каждого из товаров, но в то же время определенным образом присуще каждому из них. Наконец, равный человеческий труд, составляющий субстанцию стоимости, есть труд общественный, но лишь такой общественный труд, который состоит из самостоятельных работ различных индивидов. Дальнейшее раскрытие противоречий, характеризующих равенство труда, воплощенного в товаре, Маркс дает в своем анализе двойственного характера труда, представленного в товаре.

2. Двойственный характер труда #

Выяснив субстанцию стоимости, исследовав специфические общественные черты труда, создающего стоимость, Маркс переходит к характеристике двойственного характера труда, представленного в товарах. Этому пункту своего учения Маркс, как известно, придавал большое значение. Раскрытие двойственного характера труда он считал одной из своих самых больших заслуг в политической экономии²⁹. Он указывал, что этот пункт «является центральным и от него зависит понимание политической экономии»³⁰.

Учение Маркса о двойственном характере труда, представленного в товарах, имеет также кардинальное значение для понимания действительной сущности того равенства человеческого труда, которое свойственно производству товаров и проявляется в их обмене.

Противоречие товара, представляющего собой единство потребительной стоимости и стоимости, выражает специфический двойственный характер труда, представленного в товаре: это, с одной стороны, труд конкретный, а с другой стороны, труд абстрактный. В качестве конкретного труд создает потребительную стоимость товара; в качестве абстрактного труд создает его стоимость. «В то время как труд, создающий меновую стоимость, есть труд абстрактно-всеобщий и равный, труд, определяющий потребительную стоимость, есть труд конкретный и особенный, который сообразно форме и материалу разбивается на бесконечно различные виды труда»³¹.

Абстрактно-всеобщий труд, создающий стоимость, есть равный труд. Это равенство труда не есть «субъективное приравнивание индивидуальных работ»³². Наоборот, это — объективное равенство, «которое общественный процесс насильственно устанавливает между неравными работами»³³. Это вместе с тем не какая-то трансцендентальная идея равенства, как получается в изображении меньшевика-идеалиста Рубина. Наоборот, это равенство труда есть одна из сторон реального процесса товарно-капиталистического производства, в котором оно имеет свои глубокие корни. Отдельные работы неравны между собой, они неодинаковы, они качественно различны, как конкретные работы портного, сапожника и т. п. Результатом этого различного по своему характеру конкретного труда являются различные потребительные стоимости. «Но как меновые стоимости, они представляют одинаковый, лишенный различий труд, т. е. труд, в котором индивидуальность тех, кто трудится, стерта. Поэтому труд, создающий меновую стоимость, есть абстрактно-всеобщий труд»³⁴.

Мы видели, что мир товаров отличается большим разнообразием: потребительные стоимости чрезвычайно различны и разнохарактерны по своим качествам. Но в то же время товарный мир отличается большим единством в том смысле, что самые различные товары в определенных пропорциях приравниваются друг к другу и обмениваются друг на друга. Теперь мы видим, что труд, производящий товары, при всем качественном различии разнообразных видов конкретного труда представляет собой в то же время качественно одинаковый, лишенный различий абстрактный труд. В процессе товарного обмена «люди приравнивают самые различные виды труда»³⁵.

Стало быть, равенство человеческого труда, образующего субстанцию стоимости, не только не исключает, но, наоборот, предполагает качественные различия труда, овеществленного в товарах. Если бы любые два обмениваемых товара не были качественно различными потребительными стоимостями, никто не стал бы их обменивать. «Сюртук не обменивается на сюртук». Но они являются различными потребительными стоимостями лишь как продукты качественно различных видов полезного труда, лишь как продукты конкретного труда. Поэтому «равенство работ… (во всех отношениях) различных друг от друга, может состоять лишь в отвлечении от их действительного неравенства, в сведении их к тому общему характеру, которым они обладают как затраты человеческой рабочей силы, как абстрактно человеческий труд»³⁶.

Как стоимость два товара — скажем, сюртук и холст — имеют одну и ту же субстанцию — однородный, лишенный различий труд. Но вместе с тем портняжество и ткачество — разнородные виды труда. Маркс показывает, однако, что эта разнородность отнюдь не является абсолютной. На более низких ступенях общественного развития портняжество и ткачество являются лишь видоизменениями труда одного и того же индивида. «Человек портняжил целые тысячелетия, прежде чем из человека сделался портной»³⁷. Однако на протяжении тех тысячелетий, когда человек портняжил, не будучи портным, портновский труд не входил частицей в ту специфическую систему общественного разделения труда, которая служит основой товарного производства. Лишь после того как «из человека сделался портной», труд портного стал выступать вместе с тем в виде лишенного различий человеческого труда, составляющего субстанцию стоимости. «Производство товаров есть система общественных отношений, при которой отдельные производители созидают разнообразные продукты (общественное разделение труда), и все эти продукты приравниваются друг к другу при обмене»³⁸.

Общественное разделение труда является условием товарного производства. Напротив того, товарное производство не является необходимым условием существования общественного разделения труда³⁹. При товарном производстве совокупный производственный процесс общества расщеплен между самостоятельными индивидуальными производителями. Общественное разделение труда опосредствуется обменом продуктов индивидуального труда.

Отдельные виды производительной деятельности человека несмотря на свое качественное различие представляют собой «один и тот же человеческий труд»⁴⁰. Измерение стоимости рабочим временем предполагает сведение различных видов труда к простому труду. «Чтобы измерять меновые стоимости товаров заключающимся в них рабочим временем, нужно свести различные виды труда к лишенному различий, однородному, простому труду, — короче, к труду, который качественно одинаков и различается поэтому лишь количественно»⁴¹.

Это сведение сложного труда к простому — важнейшая сторона объективного процесса уравнивания труда, установления равенства различных видов труда. Маркс подчеркивает, что это сведение, выступая как абстракция, есть, однако, такая «абстракция, которая в общественном процессе производства совершается ежедневно»⁴². Простой труд — это не досужая выдумка и не идеалистическая норма. Это конкретная реальность материального процесса производства. «Эта абстракция всеобще-человеческого труда существует в среднем труде, который в состоянии выполнять каждый средний индивид данного общества: это — определенная производительная затрата человеческих мышц, нервов, мозга и т. д. Это — простой труд, к которому может быть приучен каждый средний индивид и который он, в той или другой форме, должен выполнять. Самый характер этого среднего труда различен в разных странах и в разные эпохи культуры, но он выступает данным в каждом существующем обществе. Простой труд составляет подавляющую часть общей массы труда в буржуазном обществе, как в этом можно убедиться из любой статистики»⁴³. Маркс здесь развивает ту мысль, которую он изложил еще в «Нищете философии». Уже в своей полемике против Прудона Маркс показывает, что в условиях капиталистического строя подавляющая часть общей массы труда в обществе состоит из простого труда. Капитализм делает простой труд основой промышленности. Сложный труд сводится к простому. Мерилом стоимости служит лишь количество труда, безотносительно к его качеству. Различные роды труда сравниваются путем разделения труда и подчинения человека машине. Человеческая личность оттесняется на задний план. «Часовой маятник сделался точной мерой относительной деятельности двух работников, точно так же как он служит мерой скорости двух локомотивов… Время — все, человек — ничто: он только воплощение времени. Теперь уже нет более речи о качестве. Количество решает все: час за час, день за день; но такое уравнение труда не есть дело вечной справедливости г. Прудона: оно просто-напросто результат современной индустрии»⁴⁴.

Маркс особенно подчеркивает, что это уравнение труда имеет своей основой реальные условия материального производства, условия капиталистического машинного производства. Именно машинная техника капиталистического предприятия широчайшим образом нивелирует прежде разнохарактерный и разнородный труд. Этим создается возможность всеобщего приравнивания и уравнения труда, характерного для той ступени развития, когда товарное производство и обмен становятся всеобщими и всеохватывающими.

«На фабрике, работающей с помощью машин, труд одного рабочего почти ничем не отличается от труда другого; рабочие могут различаться только количеством времени, употребляемого ими на работу. Тем не менее эта количественная разница делается, с известной точки зрения, качественной, поскольку время, употребляемое на труд, зависит отчасти от причин чисто материальных, каковы, например, физическое сложение, возраст, пол; отчасти же от моральных, чисто отрицательных условий, каковы, например терпение, бесстрастие, прилежание. Наконец, если и встречается качественная разница в труде различных рабочих, то это — качество наихудшего качества, которое далеко не представляет собою специальной отличительной особенности. Вот каково в последнем счете положение вещей в современной промышленности. И по этому-то, уже осуществившемуся равенству машинного труда гражданин Прудон проводит рубанком «уравнение», которое он надеется повсюду осуществить в «будущем времени»⁴⁵.

Как известно, всеобщий характер товарное производство приобретает лишь при капитализме, когда товаром становится самая рабочая сила непосредственного производителя. Цеховое ремесло сменяется крупным производством капитала. Сначала это мануфактура с ее разделением труда. Ей на смену приходит фабрика, основанная на машинном производстве. Этот переворот в материальном процессе производства создает наиболее широкие предпосылки для осуществления всеобщего равенства труда, проявляющегося во всеобщем развитии товарного обмена. Труд цеховых ремесленников носит в значительной степени индивидуальный характер: личное искусство, навыки, сноровка играют решающую роль. Лишь машина и крупное производство создают такое положение, при котором простой труд составляет подавляющую массу общего труда общества.

Нивелировка труда в материальном процессе общественного производства, широкое распространение простого безразличного труда, безразличное отношение индивидов к перемене вида деятельности, наиболее ярко выступающее, как указывал Маркс, в Америке, в этой самой современной стране капитализма, — все это составляет реальную базу общественного процесса уравнения труда.

Таким образом, марксов анализ двойственного характера труда, представленного в товарах, знаменует собой следующий шаг по пути познания противоречивого характера, который свойственен равенству товарного производства. Равенство абстрактного труда имеет место наряду с качественным различием разнообразных видов конкретного труда. Но равенство труда, создающего стоимость, не только предполагает этот различный характер конкретных работ. Само равенство насильственно устанавливается общественным процессом между неравными работами. Равенство труда не только есть одна сторона процесса, другая сторона которого заключается в неравенстве труда. Само это равенство может состоять лишь в отвлечении от действительного неравенства конкретных работ⁴⁶.

3. Форма стоимости #

Возвращаясь после анализа двойственного характера труда к меновому отношению товаров, как форме проявления стоимости, Маркс делает следующее замечание: «Каждый знает — если он даже ничего более не знает, что товары обладают общей формой стоимости, резко контрастирующей с пестрыми натуральными формами их потребительных стоимостей, а именно денежной формой»⁴⁷. Загадку этой денежной формы Маркс раскрывает, исследуя развитие форм стоимости, начиная с простой.

Уже в анализе простой формы стоимости Маркс вскрывает те противоречия, которые в своем дальнейшем развитии ведут к выделению денежного товара из общей среды товарного мира. Здесь мы видим, каким образом проявляется равенство труда в товаропроизводящем обществе, каким образом оно осуществляется в условиях фактического различия качественно разнородных работ.

Лишь в приравнивании товаров друг к другу, в их стоимостном отношении товар получает форму стоимости, отличную от его натуральной формы. «Когда, напр., сюртук, как стоимостная вещь, приравнивается холсту, заключающийся в первом труд приравнивается труду, заключающемуся во втором. Конечно, портняжный труд, создающий сюртук, есть конкретный труд иного рода, чем труд ткача, который делает холст. Но приравнивание к ткачеству фактически сводит портняжество к тому, что действительно одинаково в обоих видах труда, к их общему характеру человеческого труда. Этим косвенным путем, таким образом, утверждается, что и ткачество, поскольку оно ткет стоимость, ничем не отличается от портняжества, следовательно, есть абстрактно человеческий труд. Лишь выражение эквивалентности разнородных товаров обнаруживает специфический характер труда, образующего стоимость, таким образом, что разнородные виды труда, заключающиеся в разнородных товарах, оно действительно сводит к тому, что у них есть общего, к человеческому труду вообще»⁴⁸.

Маркс подчеркивает, в противовес вульгарным экономистам, что форма стоимости вытекает из природы стоимости, а не наоборот. Стоимость есть общественное отношение людей, скрытое под вещной оболочкой. Труд, затраченный на производство товара, выступает в виде «предметного» свойства этого товара, в виде стоимости. Форма стоимости не отделима от товарного характера продукта труда. Маркс неоднократно подчеркивал, что главную трудность — но и главное значение — в исследовании товара представляет не аналитическое нахождение труда как субстанции стоимости, а выведение самой формы стоимости, решение вопроса, почему труд при данной системе общественных отношений неизбежно должен принимать форму стоимости.

В форме стоимости скрытая в товаре внутренняя противоположность между потребительной стоимостью и стоимостью выражается путем внешней противоположности, в форме отношения двух товаров⁴⁹. Каждая из сторон внутренней противоположности товара приобретает самостоятельность и поляризуется в одном из двух товаров, отношением которых является простая форма стоимости. Один из них фигурирует непосредственно лишь как потребительная стоимость, другой — лишь как меновая стоимость. Выделение денег из общего мира товаров, представляющее собой неизбежный результат развития производства товаров, является дальнейшим этапом этой поляризации.

Уже в простой форме стоимости товар, играющий роль эквивалента, поляризует в себе стоимость в противоположность потребительной стоимости. Он служит материалом для выражения, для проявления стоимости. Маркс перечисляет три особенности эквивалентной формы, заключающиеся в том, что в этой форме: 1) потребительная стоимость становится формой проявления своей противоположности, стоимости; 2) конкретный труд становится формой проявления своей противоположности, абстрактно-человеческого труда, и 3) частный труд становится формой своей противоположности, трудом в непосредственно общественной форме⁵⁰. Переход ко всеобщему эквиваленту, к деньгам, придает всеобщий характер этим противоречиям.

«Специфический общественный характер независимых друг от друга частных работ состоит в их равенстве как человеческого труда». Непосредственно это индивидуальный, частный труд, которому предстоит пройти ряд испытаний, чтобы мог проявиться его общественный характер. Стоимостное отношение товаров, их приравнивание, их обмен — таков общественный процесс, через горнило которого должен пройти каждый продукт частного труда.

При товарном производстве общественные отношения людей принимают форму свойств вещей. Продукт труда — товар — становится весьма загадочной вещью, наделенной сверхчувственными свойствами. Эта загадочность возникает, как указывает Маркс, из самой товарной формы. При этой форме равенство различных человеческих работ получает «вещную форму равенства стоимостной предметности продуктов труда»⁵¹. В мозгу частных производителей общественный характер равенства разнородных работ отражается в виде стоимостного характера продуктов труда⁵². Несмотря на то что как потребительные стоимости продукты труда весьма различны и разнообразны, как стоимости они равны.

«Люди относят продукты своего труда друг к другу как стоимости не потому, что эти вещи означают для них лишь вещные оболочки однородного человеческого труда. Наоборот. Приравнивая друг к другу в обмене разнородные продукты как стоимости, они тем самым приравнивают друг другу свои различные работы как человеческий труд вообще. Они не сознают этого, но они это делают⁵³.

Но приравнивание, указывает Маркс, предполагает противопоставление, а тем самым — возможность неравенства. Эта возможность превращается в действительность, поскольку приравнивание сменяется действительным обменом, а внутренняя противоположность товара развивается во внешнюю противоположность относительной и эквивалентной формы стоимости. В дальнейшем это неравенство — в виде количественного несовпадения цены со стоимостью — становится всеобщей формой, в которой только и может проложить себе путь равенство человеческого труда.

Маркс характеризует глубокую связь, существующую между всеобщим распространением отношений товарного производства и распространением представлений о человеческом равенстве: «Тайна выражения стоимости, равенство и равнозначность всех видов труда, потому что и поскольку они суть человеческий труд вообще, — может быть расшифрована лишь тогда, когда понятие человеческого равенства уже приобрело прочность народного предрассудка. А это возможно лишь в таком обществе, где товарная форма есть всеобщая форма продукта труда, а следовательно, отношение людей друг к другу как товаровладельцев есть господствующее общественное отношение»⁵⁴.

На примере Аристотеля Маркс показывает, как недостаточное распространение отношений товарного производства и соответствующих этим отношениям идеологических представлений помешало .даже столь глубокому мыслителю, как Аристотель, вскрыть действительное содержание того отношения равенства, которое выражается в меновом отношении товаров. Обмен не может иметь места без равенства, а равенство — без соизмеримости, говорит Аристотель. Однако в действительности обмениваются самые разнородные вещи, и не может быть, чтобы они были качественно равны. Аристотель полагает поэтому, что совершаемое в обмене приравнивание чуждо природе вещей и является лишь «искусственным приемом для удовлетворения практической потребности».

Изложив эти взгляды Аристотеля, Маркс пишет: «Итак, Аристотель сам показывает нам, что именно сделало невозможным его дальнейший анализ: это — отсутствие понятия стоимости. Что есть то равное, т. е. та общая субстанция, которую представляет дом для постелей в выражении стоимости постелей? Ничего подобного «в действительности не может существовать», говорит Аристотель. Почему? Дом представляет по отношению к постели нечто равное, поскольку он представляет то, что действительно есть равного в обоих — в постели и в доме. А это — человеческий труд. Но тот факт, что в форме товарных стоимостей все виды труда выражены как равный человеческий труд, и, следовательно, выражены равнозначными, — этот факт Аристотель не мог вычитать из самой формы стоимости, так как греческое общество покоилось на рабском труде, и, следовательно, имело своим естественным базисом неравенство людей и их рабочих сил»⁵⁵.

И Маркс, далее, замечает: «Гений Аристотеля блестяще обнаруживается именно в том, что в выражении стоимости товаров он открывает отношение равенства. Лишь исторические границы общества, в котором он жил, помешали ему раскрыть, в чем же именно состоит «в действительности» это отношение равенства»⁵⁶.

Лишь в условиях товарного производства идея равенства приобретает прочность народного предрассудка. Маркс обнажает до конца корни тех реальных отношений, на базе которых вырастает эта идея равенства. Тем самым развенчивается якобы «вечный» характер этой идеи. Напротив, показывается, что она сама является историческим продуктом определенной эпохи. И вместе с тем показывается, что в условиях этой определенной исторической эпохи идея равенства становится подобной ходячей монете. Эта идея, вырастая из реальных условий, становится общим местом. В своей общей, абстрактной форме она служит в свою очередь прикрашиванию реальной действительности. Она выполняет апологетические функции. Она подобна стертой монете, обещающей больше чем в ней содержится.

Таким образом, анализ формы стоимости показывает дальнейшее развитие противоречий, заложенных в товаре и тем самым характеризующих равенство труда, заключенного в товарах. В форме стоимости равенство труда выступает как стоимостный характер товаров. Оно выступает теперь в вещной форме. Оно принимает фетишистическую оболочку. Вместе с тем равенство теперь выступает в теснейшей связи со своей противоположностью, с неравенством. Более того: равенство обнаруживается лишь среди нарушений равенства, среди которых оно прокладывает себе путь как «идеальная средняя», как «слепо действующий закон».

4. Деньги #

Развитие производства и обмена товаров неизбежно приводит к появлению денег. Маркс подробно исследует развитие форм стоимости от простой формы до денежной. Он вскрывает происхождение денежной формы стоимости. Его главная задача при этом, как указывает Ленин, — «изучение „исторического процесса развертывания обмена”⁵⁷, начиная от его зародышевых форм и кончая обменом при посредстве денег. Переход от товара к деньгам означает, таким образом, не метафизическое «усложнение социальных форм вещей», как утверждает идеалист Рубин, верный своей насквозь фетишистической концепции.

Этот переход есть результат реального исторического процесса развития, заполнившего века человеческой истории. Точно так же результатом вековых исторических процессов является развитие функций денег, исследованное Марксом.

Развитие товара не устраняет присущих ему противоречий, а как и всякое развитие осуществляется в противоречиях, «создает форму для их движения»⁵⁸. Переход от натурального обмена товара на товар к обмену товаров при посредстве денег связан и дальнейшим развитием основного противоречия товара. «Исторический процесс расширения и углубления обмена развивает дремлющую в товарной природе противоположность между потребительной стоимостью и стоимостью»⁵⁹. Вместе с тем раздвоение товара на товар и деньги создает новую ступень в развитии противоречивого характера того равенства, которым характеризуются производство и обмен товаров.

Непосредственный обмен продуктами труда неизбежно наталкивается на ограниченные рамки. Рамки эти даны не природой обмениваемого продукта, превратившегося в товар. Напротив. «Прирожденный левеллер и циник, товар всегда готов обменять не только душу, но и тело со всяким другим товаром, хотя бы этот последний был наделен наружностью, еще менее привлекательной, чем Мариторна»⁶⁰. Маркс добавляет, что эту неразборчивость товара его владелец компенсирует тем, что пускает в ход свои пять и более чувств. Владелец товара готов свой товар, являющийся для него лишь средством обмена, обменять на любой товар, необходимый ему для удовлетворения своих потребностей. Таким образом, непосредственный обмен продуктов труда связан с индивидуальными потребностями обменивающихся. До появления денег обмену продуктов труда, а следовательно, и превращению их в товары поставлены узкие рамки. Эти узкие рамки устраняются с появлением денег. «Следовательно, в той же самой мере, в какой осуществляется превращение продуктов труда в товары, осуществляется и превращение товара в деньги».

Противоречие состояло в том, что, с одной стороны, товары должны реализоваться как стоимость, прежде чем они могут реализоваться как потребительные стоимости; с другой же стороны, они должны предварительно доказать свой характер потребительных стоимостей, прежде чем они могут быть реализованы как стоимости. Появление денег разрешает это противоречие. Поляризация потребительной стоимости на одной стороне и стоимости — на другой раньше носила изменчивый, мимолетный характер. Теперь эта поляризация закрепляется и затвердевает. Деньги становятся всеобщим эквивалентом. Деньги являются полномочным представителем потребительных стоимостей всех товаров, на которые они могут быть обменены. Раньше процессу приравнивания отдельных продуктов труда были поставлены рамки, вытекающие из характера их потребительных стоимостей. Теперь эти рамки отпадают. Но деньги уничтожают противоречие непосредственного обмена лишь тем, что придают ему всеобщий характер, воспроизводят его на расширенной основе. Распадение товара на товар и деньги становится исходным пунктом для дальнейшего развития зияющих противоречий товарно-капиталистического производства.

Являясь «высшим продуктом развития обмена и товарного производства»⁶¹, деньги являются высшей ступенью развития специфического равенства товарного производства. В деньгах равенство различных работ достигает своего высшего проявления. Имея в руках монету или кредитный билет, нельзя узнать, какой именно товар превратился в данную сумму денег. По самой природе своей деньги — «радикальный левеллер»⁶². Господство денег означает гигантское распространение продажности, отчуждаемости: «отчуждаются» не только товары, но и такие вещи, как честь, любовь и т. д., становятся рыночным товаром, предметом купли-продажи. Деньги приравнивают к общему знаменателю самые различные вещи. Все получает свою цену. И не даром в стране наиболее передового капитализма денежная оценка так укоренилась, что там о людях говорят: он стоит такую-то сумму долларов.

Вместе с тем характер «уравнительных» функций денег блестяще иллюстрирует истинную сущность равенства в условиях товарно-капиталистического производства. Само выделение денег из общей массы «рядовых товаров», из мира «товарной черни» уже характеризует нарушение равенства, которое, однако, является необходимым условием осуществления равенства товарного производства. В деньгах роль адекватной формы проявления равного человеческого труда срастается с натуральной формой того или иного товара. Историческое развитие функций денег приносит дальнейшее развитие этого нарушения равенства, являющегося вместе с тем адекватным способом реализации равенства индивидуальных работ в товаропроизводящем обществе. Это нарушение равенства теперь принимает всеобщий характер.

В условиях непосредственного обмена продуктами труда это нарушение равенства еще ограничено как ограничена самая сфера обмена. С появлением денег дело меняется. Стоимость товара теперь выражается в деньгах. Она принимает форму цены. Но, помимо качественного несовпадения цены со стоимостью, когда вместе со всеобщим распространением денежных отношений форму цены принимают вещи, не имеющие стоимости, теперь выступает количественное несовпадение между величиной стоимости и ценой товара.

Возможность этого количественного несовпадения заключена в самой форме цены, являющейся формой стоимости, получившей всеобщий характер. Величина стоимости товара выражает определенное отношение к общественному рабочему времени, имманентное процессу созидания этого товара. Величина стоимости превращается в цену, в денежное выражение меновой стоимости товара. Теперь это имманентное отношение принимает форму менового отношения, в котором данный Товар находится ко вне его находящемуся денежному товару. «Но в этом меновом отношении может выражаться как величина стоимости товара, так и тот плюс или минус по сравнению с ней, которым сопровождается отчуждение товара при данных условиях»⁶³.

Превращение величины стоимости в цену является предварительным актом обмена, его введением. Когда этот акт сменяется действительным отчуждением товара, превращением товара в деньги, возможность количественного несовпадения цены со стоимостью превращается в действительность. Цена отклоняется от стоимости. Это — несомненное нарушение «равенства обмена», но лишь путем этих нарушений и может проявляться закон эквивалентного обмена.

то не составляет недостатка формы цены, замечает Маркс, «а, наоборот, делает ее формой, адекватной такому способу производства, в котором правило может прокладывать себе путь лишь как слепо действующий закон средних чисел сферы, где правильность отсутствует»⁶⁴.

Таким образом, раскрывается действительный противоречивый характер того «равенства обмена», которое неизбежно имеет своей другой стороной нарушение равенства, неравенство. Апологеты капитализма выдвигают единство, скрывая противоречия. Они подчеркивают принцип равенства, лежащий в основе обмена, не желая видеть неравенства, являющегося столь же необходимым спутником товарного производства и обмена. Непонимание противоречий, заложенных в единстве, непонимание того, что самый принцип «равенства обмена» может осуществляться лишь как слепая тенденция к преодолению бесчисленных нарушений равенства и отклонений от него, характерно и для утопизма, желающего сохранить товарное производство на «справедливых» началах.

Уже в «Нищете философии» Маркс развенчивает лозунг «равенства обмена». Он не только вскрывает его несбыточность в том виде, как это равенство представляется утопистам «справедливого обмена», конституированной стоимости, рабочих денег и т. д. Он вместе с тем блестяще показывает, что сама эта «уравнительная» утопия есть не что иное, как извращенное, ошибочно истолкованное отражение действительного мира товарно-капиталистических отношений. Он пишет по адресу одного из предшественников Прудона, английского утописта Брэя: «Г-н Брэй не подозревает, что то уравнительное отношение, тот совершенствующий идеал, который он желал бы ввести в мир, сам является лишь отражением существующего мира и что поэтому абсолютно невозможно перестроить общество на основе, которая есть не более, как его собственная разукрашенная тень»⁶⁵.

Эта разукрашенная тень является лишь извращенным, односторонним отражением действительных отношений товарного производства, при котором «уравнительное» отношение неизбежной своей стороной имеет бесчисленные нарушения равенства. Этот глубоко противоречивый характер «равенства обмена» заложен уже в самой природе товара.

Утописты в рабочих деньгах видят «равенство обмена», но не видят противоречий, заложенных в нем. Из факта приравнивания продуктов самых различных видов труда в процессе обмена они делают утопическое заключение насчет устранения «привилегий денег», насчет установления рабочих денег и воцарения тысячелетнего царства равенства и справедливости. Деньги — не только всеобщий левеллер. Они в то же время — орудие самой деспотической, самой небывалой власти человека над человеком. В деньгах «общественная сила становится… частной силой частного лица»⁶⁶. Деньги, это — общественное признание, общественная власть, которую индивид несет у себя в кармане. На место прежних открытых форм социальной зависимости, основанной на прямом лишении свободы, на прикреплении к земле и т. п., капитализм выдвигает безличную власть капитала, проявляющуюся в виде всеподчиняющего влияния денег. Таким образом, анализ денег ярко обнаруживает, что величайшее неравенство является необходимой оборотной стороной того равенства, которое заложено в условиях товарного производства и обмена.

И именно потому, что в деньгах деспотическая власть индивида над обществом, являющаяся оборотной стороной слепого господства общественной стихии над личностью, достигает особенно яркого проявления, критика капитализма с первых же шагов избирает деньги своим излюбленным объектом. Однако от сентиментальных и утопических ламентаций насчет того «разврата», который деньги вносят в общественную жизнь, до действительного раскрытия сущности денег в товарно-капиталистическом обществе — огромная дистанция.

5. Противоречия, оставленные Рикардо #

В лице Рикардо буржуазная политическая экономия достигает своего высшего развития. И тем не менее обоснованное Рикардо определение стоимости товара количеством затраченного на его производство труда было недостаточным.

Маркс высоко ценил Рикардо за его стремление проникнуть в сокровенные тайны буржуазного общества, за бесстрашие, с которым он формулировал противоречия капиталистического производства. Рикардо был самым выдающимся из классиков, которые стремились проникнуть во «внутреннюю физиологию буржуазного общества», в сущность капиталистических отношений. Но ахиллесовой пятой Рикардо было неуменье перекинуть мост между сущностью и явлением, между законом и формами его осуществления. Метод Рикардо, как указывает Маркс, состоит в том, что «он исходит из определения величины стоимостей товаров рабочим временем и затем исследует, не противоречат ли остальные экономические отношения, категории этому определению стоимости, или насколько они это последнее модифицируют»⁶⁷.

Маркс указывает, далее, что этот метод имеет, с одной стороны, историческое оправдание, являясь необходимой ступенью в развитии науки, а с другой стороны, он «отличается научной недостаточностью» и приводит к ошибочным выводам. Ибо этот метод «перепрыгивает через необходимые промежуточные звенья и стремится показать непосредственным образом совпадение (Kongruenz) экономических категорий между собой»⁶⁸.

Но все дело в том, что явления непосредственно не совпадают с сущностью. Действительное соотношение сущности и ее многообразных форм проявления требует ряда посредствующих звеньев. «Задача науки состоит именно в том, чтобы объяснить как проявляется закон стоимости; следовательно, если бы захотели сразу «объяснить» все кажущиеся противоречащими закону явления, то пришлось бы дать науку раньше науки. В том-то и состоит как раз ошибка Рикардо, что он в своей первой главе о стоимости предполагает данными все возможные категории, которые еще должны быть выведены, чтобы доказать их адекватность закону стоимости»⁶⁹. Недостаток Рикардо заключался в том, что он не подвергал дальнейшему исследованию характер заключающегося в товарах труда. Он исследовал количественную сторону меновой стоимости, но даже не ставил вопроса о ее качественной стороне.

Рикардо «четко выработал определение стоимости товара рабочим временем»⁷⁰, но не исследовал формы стоимости. Он не понимал необходимости развития от товара к деньгам и придерживался совершенно ошибочной теории денег. Он не смог анализировать прибавочную стоимость как таковую в отличие от ее конкретных форм: прибыли, проценты, ренты. Все это имеет своим источником основную особенность его метода: стремление непосредственно подвести все многообразие явлений под открытый им закон определения величины стоимости рабочим временем. Его рационалистический метод упрекали в чрезмерной абстрактности. Маркс замечает, что его следовало бы упрекать скорее в недостатке абстракции. Ибо он не смог объяснить тех усложненных, многообразных форм, в которых только и могут проявляться законы в капиталистической действительности.

Рикардо жил, в отличие от Аристотеля, в эпоху, когда представление о равенстве уже получило прочность народного предрассудка. Поэтому он раскрыл, в чем, в сущности, состоит отношение равенства, проявляющееся в товарном обмене. Это отношение определяется трудом, а мерилом последнего является рабочее время. Но Рикардо не смог исследовать ни абстрактного труда, ни формы стоимости. Он придерживался ошибочной теории денег. Отсюда ясно, что у него не могло быть и глубокого объяснения отношения равенства и свойственных этому отношению противоречий.

Маркс отмечает, что у Рикардо есть «отдельные места», где он «прямо подчеркивает, что труд лишь потому служит имманентным мерилом величины стоимости, что «труд есть то, в чем различные товары являются одинаковыми, их единство, их сущность». И Маркс указывает: «Чего Рикардо не исследует — это особая форма, в которой представлен труд как единство товаров»⁷¹.

Этот недостаток теории стоимости Рикардо окрылил его противников из лагеря вульгарной экономий. Эта последняя лишь доктринерски истолковывает поверхностные и извращенные представления агентов капиталистического производства, опутанных отношениями этого производства. Один из героев вульгарной экономии, Бэли, выступил против рикардовского учения об абсолютной стоимости. Стоимость — это лишь отношение, за которым ничего не скрывается. Стоимость существует лишь в обмене. Что делает соизмеримыми товары, сами по себе несоизмеримые? — спрашивает Бэли и отвечает: деньги. Бэли является поистине родоначальником меновой концепции в политической экономии. Гильфердинг, Рубин и т. д. во многом повторяют зады теоретических откровений этого открытого апологета капитализма.

Бэли пользуется тем, что Рикардо не раскрыл действительных взаимоотношений закона и явления, не анализировал формы стоимости, не показал посредствующих звеньев между величиной стоимости и ее формой. В противовес Рикардо, ищущему закон явлений, но не могущему показать его связи с самими явлениями, Бэли провозглашает, что за фетишистической оболочкой товарных отношений нет никаких отличных от этой поверхности явлений законов. «Поверхностная форма, в которой меновая стоимость проявляется как количественное отношение, в каком обмениваются товары, есть по Бэли их стоимость. От поверхности идти далее вглубь не разрешается»⁷². Никакой стоимости, отличной от менового отношения товаров и лежащей в основе этого отношения, по мнению Бэли и его открытых и замаскированных единомышленников, нет. При товарно-капиталистическом производстве общественное отношение людей выступает как отношение между вещами (товарами). «Эту видимость наш фетишист принимает как нечто действительное и действительно верит, что меновая стоимость вещей определяется их свойствами как вещей, вообще является их природным свойством». В этой связи Маркс саркастически добавляет: «До сих пор ни один естествоиспытатель не открыл, какие природные свойства делают нюхательный табак и картины в определенной пропорции эквивалентами друг для друга»⁷³.

«Богатство (потребительная стоимость) есть атрибут человека, стоимость — атрибут товара, — писал Бэли. — Человек или общество богаты: жемчуг или алмаз драгоценны.. Жемчуг или алмаз имеют стоимость как жемчуг или алмаз»⁷⁴. Таким образом, Бэли, провозглашая стоимость, с одной стороны, лишь меновым отношением товаров, с другой стороны, изображал ее как абсолютное свойство вещи.

Рикардианцы не могли отбить нападения Бэли, так как «у самого Рикардо они не нашли ничего, что объяснило бы внутреннюю связь между стоимостью и формой стоимости, или меновой стоимостью»⁷⁵.

Вульгарную стряпню Бэли наголову разбивает Маркс. Маркс указывает, что Бэли «забывает даже простое рассуждение, что, когда у фунтов полотна — х фунтам соломы, это равенство между неодинаковыми вещами, полотном и соломой, делает их одинаковыми величинами. Это их бытие как чего-то одинакового должно же отличаться от их бытия как соломы и полотна. Не как солома и полотно они равны друг другу, а как эквиваленты. Одна часть равенства должна поэтому выражать ту же стоимость, что и другая часть. Стоимость соломы и полотна не должна быть следовательно ни соломой, ни полотном, а чем-то для обоих общим и отличным от обоих, как полотна и соломы. Что это такое? На это он не отвечает»⁷⁶.

Определение товарной стоимости количеством затраченного рабочего времени, разработанное Рикардо, оставило неразрешимым ряд вопросов, вокруг которых разгорелась полемика. Маркс в «К критике политической экономии» в конце главы о стоимости дает сжатую формулировку этих вопросов. Второй вопрос заключается в следующем: если стоимость товара равна затраченному на его производство рабочему времени, то стоимость рабочею дня равна его продукту. Иными словами, заработная плата должна быть равна продукту труда. Известно, что в действительности происходит обратное. Стало быть, говорит Маркс, «это возражение разрешается в проблеме: каким образом производство на основе определения меновой стоимости исключительно рабочим временем приводит к такому результату, что меновая стоимость труда меньше, чем меновая стоимость его продукта? Эту проблему мы разрешаем в исследовании капитала»⁷⁷.

Или, как Маркс формулирует этот же вопрос в «Теориях прибавочной стоимости»: «Трудность: стоимость товара определяется рабочим временем, Которого стоит его производство. Чем объясняется, что закон стоимостей не осуществляется в самом большом из всех обменов, служащем основой капиталистического производства, в обмене между капиталистом и наемным рабочим? Почему количество реализованного труда, которое рабочий получает в виде заработной платы, не равно количеству непосредственного труда, который он отдает в обмен на заработную плату»⁷⁸.

Ни Рикардо сам, ни тем более его последователи и ученики не были в состоянии разрешить этот вопрос. Более сложные отношения капиталистического производства они пытались объяснять непосредственно из общего закона, из закона стоимости. Они не могли найти посредствующих звеньев. Поэтому перед ними вставала «проблема, разрешение которой гораздо более невозможно, чем квадратура круга, которая может быть найдена алгебраически»⁷⁹. Они пытались разрешать противоречие между общим законом и более развитыми конкретными отношениями не путем отыскания посредствующих звеньев, а путем «прямого подчинения и непосредственного приспособления конкретного к абстрактному».

Рикардо распространяет определение стоимости рабочим временем на все товары, кроме труда. По его мнению, обмен одинаковых количеств труда имеет место лишь при обмене одного товара на другой. При обмене же товара на непосредственный труд происходит обмен неодинаковых количеств труда. Именно на неравенстве этого обмена базируется капиталистическое производство. «Рикардо не объясняет, как это исключение согласуется с понятием стоимости. Отсюда споры у его последователей. Но с верным инстинктом он делает исключение, которое в действительности не есть исключение, но является таковым в его понимании»⁸⁰.

Таким образом, не будучи в состоянии разрешить это противоречие реальной действительности, Рикардо во всяком случае не пытается скрыть или замазать самое противоречие. Наоборот, он признает существование этого противоречия и фактически сознается в своем бессилии объяснить его, трактуя это явление как исключение.

Не то получается у последователей Рикардо. Стремление затушевать глубокое противоречие живой действительности неизбежно приводит к тому, что их «системы» увязают в зыбучем песке самых плоских противоречий. Уже у ближайшего единомышленника Рикардо, у Джемса Милля, получается схоластика, которая у «бессовестного тупицы Мак-Кэллока» доведена «до неограниченного бесстыдства». Подобный метод разрешения противоречий ведет к тому, что это разрешение достигается лишь путем «словесной фикции», путем «фразы».

Маркс следующим образом характеризует сущность этого метода у Милля: «Где экономическое отношение, — следовательно также категории, которые его выражают, — содержит противоположности, представляет противоречие и именно единство противоречий, он, подчеркивает момент единства противоположностей и отрицает противоположности. Единство противоположностей он превращает в непосредственное тождество этих противоположностей»⁸¹.

И Маркс, далее, показывает, как Милль осуществляет свой метод на практике. Товар есть единство противоположностей: потребительной стоимости и стоимости. Противоположность потребительной стоимости и стоимости реализуется в виде раздвоения товара на товар и деньги. Уже в простом обращении поляризация противоположностей в товарах и деньгах находит свое развитие в том, что продажа и покупка являются различными моментами единого процесса, причем каждый из этих актов одновременно является своей противоположностью. Маркс ссылается при этом на свою критику Милля в «К критике политической экономии»⁸². На том основании, что каждая продажа есть покупка и наоборот, Милль отрицает возможность разрыва между покупками и продажами, превращает товарное обращение в простой продуктообмен и декларирует «метафизическое равновесие продаж и покупок». В конце концов ему все же приходится ввести контрабандным путем в меновую торговлю категории, взятые из обращения.

При помощи этого же метода Милль пытается разрешить то противоречие, что закон стоимости не осуществляется в самом большом из всех обменов, служащем основой капиталистического производства, а именно и обмене между рабочим и капиталистом. Чтобы разделаться с этим затруднением, Милль превращает наемного рабочего в простого товаровладельца, а обмен между рабочим и капиталистом превращает в обмен между простыми товаровладельцами. «Он разрешает трудность вопроса тем, что сделку между капиталистом и наемным рабочим, которая включает противоположность реализованного и непосредственного труда, он в своей фантазии превращает в обычную сделку между собственниками реализованного труда, между товаровладельцами»⁸³.

Этим путем Милль закрывает себе возможность понять специфическую природу отношений между рабочим и капиталистом. Он не только не разрешает затруднения, а, наоборот, увеличивает его. Противоречие с законом стоимости выступает еще резче. Рабочий, по утверждению Милля, продает не специфический, отличный от других товар. Он продает, будто бы, труд, реализованный в продукте, т. е. товар, ничем не отличающийся от любого другого товара. Но откуда тогда берется прибыль капиталиста?!

Таким образом, стремясь «превратить отношение рабочего и капиталиста в обычное отношение продавцов и покупателей товара», Милль все больше запутывается в противоречиях, которые да пытается разрешить при помощи «словесных фикций». Милль хватается за «видимость» сделок, чтобы объяснить ее природу. Так, он приходит к своей теории насчет того, что продукт труда делится на доли между капиталистом и рабочим.

Это построение Милля, в сущности, предвосхищало пресловутую «социальную теорию распределения», извлеченную на свет божий почти сто лет спустя Туган-Барановским в качестве последнего откровения науки и выдвинутую уже после войны Гильфердингом в качестве официальной теории социал-фашизма. Это построение, однако, нисколько не спасает положения, ибо вопрос тотчас же встает снова в другой форме: в какой пропорции делится продукт между рабочим и капиталистом, и какими законами определяется эта пропорция?

Маркс разоблачает эту увертку. Ведь то, что капиталист уплачивает рабочему в качестве заработной платы, «есть часть продукта, произведенного рабочим и уже превращенного в деньги. Часть продукта рабочего, которую капиталист присвоил себе, которая ранее отнята, поступает к рабочему в виде заработной платы».

6. Капитал #

«Посредствующие звенья» между товаром и капиталом, между стоимостью и прибавочной стоимостью смог раскрыть лишь Маркс. Он вскрыл сущность и формы капиталистической эксплуатации. Он показал переход от простого товарного производства к капитализму. Переход от товара и денег к капиталу отображает гигантский исторический процесс превращения простого товарного производства в капиталистическое товарное производство.

Утописты, твердящие о «равенстве обмена», негодуют по поводу денег, капитала, процента, по поводу тех категорий, которые это равенство «нарушают». И они выдвигают проекты «отмены» привилегированного положения денег среди других товаров, устранения «несправедливостей», связанных с капиталом, путем организации «взаимного и бесплатного кредита» и т. д. Основной чертой этих утопических представлений о «равенстве обмена» является их недиалектический характер. Утописты видят тождество, но не видят различий. Они видят единство, но не видят противоположностей. Они берут абстракцию, устраняя конкретность. Поэтому они толкуют о «равенстве обмена», не видя, что в этом равенстве необходимо заложено неравенство, что в товаре уже заложен зародыш тех противоречий, которые в процессе исторического развития раскрываются в деньгах, в капитале и т. д. Маркс же, вскрывая противоречия товарно-капиталистического производства, показывает истинный характер той «свободы» и того «равенства», которыми характеризуются общественные отношения товаропроизводителей. Он блестяще показывает, что эта «свобода» дополняется, с другой стороны, величайшей «несвободой», а «равенство» — «неравенством». Он исследует товар как элементарную экономическую клеточку товаропроизводящего общества и показывает все дальнейшее движение и развитие заложенных в товаре противоречий. Он показывает, как из среды «равноправных» товаров необходимым образом выделяется «бог товарного мира» — всеобщий эквивалент, деньги. Он показывает, далее, превращение денег в капитал и превращение законов собственности простого товарного производства в законы капиталистического присвоения.

По видимости сделка между капиталистом и наемным рабочим представляется сделкой равноправных товаропроизводителей. Эта видимость (или кажимость, как Ленин передает этот термин Гегеля в своих «Философских тетрадях») не есть лишь выдумка досужего ума, которую можно просто сбросить со счетов, как полагают .механисты. Кажимость также существенна, она составляет один из моментов противоречия, один из моментов бытия. «Кажущееся есть сущность в одном ее определении, в одной из ее сторон, в одном из ее моментов»⁸⁴. Именно этой стороной дела, этой формой капиталистическая эксплуатация отличается от предшествующих форм классовой эксплуатации. Но за этой внешней формой сделки скрывается существенно отличное содержание. Излюбленный прием апологетики — выдавать эту видимость явлений за их сущность. Этим самым достигается полное извращение действительности. Кажимость, не опосредствованная сущностью, выдаваемая за сущность, создает иллюзорное представление о действительности. Сделка обмена — только вводный акт к процессу капиталистического производства. Действительный же характер отношений между капиталистом и рабочим раскрывается лишь при переходе от этого вводного акта к самому производственному процессу.

Рабочий и капиталист вначале выступали в качестве товаровладельцев, обменивающихся принадлежащими им товарами. Теперь, в процессе капиталистического производства, они приобретают новые характеристики. Обмен между ними становится формальным. Он служит лишь прикрытием, иллюзорной оболочкой для отношений жесточайшей эксплуатации, неравенства, угнетения, принудительного рабства наемного труда. Замазывание, затушевывание этого действительного характера отношений между рабочим и капиталистом проходит красной нитью через всю апологетику капитализма, начиная с ее робких, «детских» шагов и кончая геркулесовыми столбами лжи и мошенничества. Известно, что изображение отношений между рабочим и капиталистом как отношений равноправных товаровладельцев было одним из излюбленных коньков Рубина.

Маркс показывает, как капиталистическое присвоение возникает не путем нарушения или фальсификации законов товарного производства и обмена, а, напротив, на базисе самого товарного производства, в ходе его дальнейшего развития и всеобщего распространения. Марксово учение о капитале и прибавочной стоимости, основанное на его учении о товаре и стоимости, показывает, как «равенство обмена» в силу имманентных законов товарного производства становится чисто формальным, как оно превращается в основу величайшего классового неравенства, когда-либо существовавшего в истории человеческого общества. Этим самым раскрывается до конца действительная природа «равенства», характеризующего отношения товарного производства. Этим раскрывается действительная сущность формального равенства, написанного на знамени буржуазии.

Маркс вскрыл двойственный характер труда, производящего товар. Но подобно тому, как товаропроизводящий труд есть единство конкретного и абстрактного труда, процесс капиталистического производства есть единство процесса труда и процесса увеличения стоимости. Классики знали определение стоимости рабочим временем, но не знали двойственного характера труда. Классики определяли сделку между рабочим и капиталистом как обмен непосредственного труда на труд овеществленный, живого труда на мертвый труд. Но они не были в состоянии разгадать загадку тех отношений, при которых мертвый труд подобно вампиру высасывает все соки из живого труда. И они тем более не были в состоянии объяснить, каким образом отношения капиталистической эксплуатации возникают не вопреки закону обмена эквивалентов, не путем нарушения эквивалентности обмена, а, напротив, на основе этого «равенства обмена».

При простом товарном производстве обмен выступает как обмен эквивалентов, равноценностей. Товаропроизводитель отчуждает продукт собственного труда, чтобы получить в обмен равноценный продукт чужого труда. Целью обмена служит удовлетворение разносторонних потребностей. Продукт труда является собственностью производителя. Продукт чужого труда производитель присваивает путем отчуждения продукта своего труда. Дальнейшее развитие товарного производства, переход от общества простых товаропроизводителей к капиталистическому товарному производству в корне изменяет дело: целью обмена между капиталистом и рабочим является для капиталиста приращение стоимости его капитала. Присвоение продукта чужого труда уже не опосредствуется отчуждением продукта собственного труда. И тем не менее обмен совершается на основании закона обмена равноценностей. Загадка разъясняется, когда анализируются конкретные исторические условия возникновения капиталистического способа производства, специфические особенности того товара, который является объектом сделки.

Маркс показал, как развитие товарного производства ведет к превращению в товар самой рабочей силы человека. В своем исследовании первоначального накопления Маркс обрисовал незабываемыми красками процесс создания исторических условий, при которых рабочая сила непосредственного производителя попадает на рынок в качестве товара. Рабочая сила — товар особого рода. Его основное специфическое отличие от всех остальных товаров заключается в том, что она — источник той субстанции, которая создает стоимость. Если стоимость рабочей силы определяется подобно стоимости других товаров тем количеством рабочего времени, которое потребно для ее производства и воспроизводства, то своеобразная потребительная стоимость этого товара осуществляется в процессе самого труда. Стоимость рабочей силы и стоимость, которую она производит, — не одно и то же. Этим «расщеплением единого и познанием противоречивых частей его» Маркс открыл путь для познания тайны прибавочной стоимости.

«Соответственно закону стоимости, действующему при обмене товаров, обмениваются эквиваленты, равные количества овеществленного труда, хотя одно количество овеществлено в предмете, а другое в живом человеке. Но этот обмен только служит введением в процесс производства, посредством которого на деле получают в обмен больше труда в живой форме, чем было затрачено в овеществленной форме. Поэтому большая услуга классической политической экономии в том, что она представила весь процесс производства как такой процесс между овеществленным трудом и живым трудом и таким образом представила капитал, в противоположность живому труду, лишь как овеществленный труд, т. е. как стоимость, увеличивающуюся посредством живого труда. Ее недостаток заключается здесь лишь в том, что экономисты, во-первых, были неспособны показать, как этот обмен большего количества живого труда на меньшее количество овеществленного труда соответствует закону обмена товаров, определению стоимости товаров рабочим временем, и, во-вторых, в том, что они поэтому обмен определенного количества овеществленного труда на способность к труду в процессе обращения непосредственно смешивают с происходящим в процессе производства всасыванием живого труда имеющимся в наличности в образе средств производства овеществленным трудом»⁸⁵.

Лишь Маркс смог раскрыть различную роль постоянного и переменного капитала в процессе капиталистического производства. Обмен переменного капитала на рабочую силу — эта сделка, происходящая на товарном рынке по всем законам эквивалентности обмена, является введением, вводным актом в процесс капиталистического производства. Присвоение же чужого, неоплаченного труда, составляющее живую душу капиталистического производства, происходит уже в самом процессе производства, который является единством процесса труда и процесса увеличения стоимости.

Таким образом, превращение денег в капитал распадается на два процесса. Первый происходит в сфере обращения. Это покупка-продажа/рабочей силы. Второй происходит в сфере производства. Это — потребление купленной капиталистом рабочей силы в процессе производства. Оба процесса взаимно обусловлены. Первый является введением ко второму, а второй непосредственно связан с первым.

Уже в своем письме к Энгельсу, посвященном краткому резюме содержания «К критике», Маркс блестяще характеризует истинный характер того «равенства», которое господствует в сфере обращения, где рабочий впервые встречается с капиталистом. Как известно, в «К критике» Маркс разбирает категории товара и денег. Однако ко времени написания этого первого выпуска своего основного труда Маркс имел уже в весьма разработанном виде все свое экономическое учение в целом. В письме к Энгельсу, о котором здесь идет речь, дается характеристика перехода от товара и денег к капиталу, выходящая за рамки содержания «К критике». Вот это место:

«Рассматриваемое само по себе, это простое обращение, — а оно есть поверхность буржуазного общества, в которой стерты более глубокие процессы, из которых оно (простое обращение) проистекает, — не обнаруживает никакого различия между субъектами обмена, кроме формального и мимолетного. Это — царство свободы, равенства и основанной на «труде» собственности. Накопление, как оно здесь выступает в форме собирания сокровищ, только при этих условиях есть результат большей бережливости и т. д. Пошлая манера, с одной стороны, проповедников экономической гармонии, современных фритредеров (Бастиа, Кэри и т. д.) применять к более развитым производственным отношениям и их антагонизмам это наиболее поверхностное и абстрактное положение как их истину. Пошлая манера прудонистов и тому подобных социалистов противопоставлять соответствующие этому обмену эквивалентов (или предполагаемого таковым) идеи равенства и т. д. неравенству и пр., к которому этот обмен приводит и из которого он исходит. Законом присвоения в этой сфере является присвоение посредством труда и обмен эквивалентов, так что обмен дает лишь ту же самую стоимость, но в иной материализации. Словом, здесь все «прекрасно», но все приходит к ужасному концу и как раз вследствие закона эквивалентности. Мы подходим теперь именно к 3. Капиталу»⁸⁶.

В этом отрывке замечательно сжато и выразительно схвачена самая суть проблемы. На поверхности буржуазного общества, в сфере обращения встречаются как будто лишь равноправные товаропроизводители, и различия между ними на первый взгляд кажутся мимолетными и случайными. Такова обманчивая видимость — обманчивая, если не вскрыты «более глубокие процессы», т. е. процесс производства и свойственные ему отношения производства. Именно эти «более глубокие процессы» лежат в основе обращения, определяют это последнее. Действительное соотношение «более глубоких процессов» и их формы проявления в равной мере недоступны пониманию как открытых апологетов капитализма, так и мелкобуржуазных «уравнительных» социалистов. Апологеты норовят выдать эти поверхностные отношения, оторванные от скрытого за ними содержания, за «истину», за сущность более развитых отношений и тем самым затушевать «антагонизмы», присущие последним. «Уравнительные» социалисты из лагеря фокусников обращения плоско, некритически изображают «обмен эквивалентов» земным воплощением небесной идеи равенства, не видя тех противоречий, которые таятся уже в этой поверхностной сфере обращения. Затем, они столь же плоско противопоставляют «идее равенства» фактическое неравенство и вопят по этому поводу, бессильные понять, что само это неравенство есть вполне закономерное и естественное следствие исторического развития товарного производства и его законов.

В «Капитале» Маркс незабываемыми красками живописует тот образ, в котором вводный акт покупки-продажи рабочей силы представляется обыденному сознанию агентов капиталистического производства и их псевдонаучных истолкователей. Вот эти строки, полные блестящего сарказма: «Сфера обращения, или товарного обмена, в рамках которой движется покупка и продажа рабочей силы, была в действительности истинным эдемом прирожденных прав человека. В ней господствуют только свобода, равенство, собственность и Бентам. Свобода. Ибо покупатель и продавец товара, например, рабочей силы, подчиняются лишь велениям своей свободной воли. Они вступают в договор как свободные, юридически равноправные лица. Договор есть тот конечный результат, в котором их воли дают себе общее юридическое выражение. Равенство. Ибо они относятся друг к другу лишь как товаровладельцы и обменивают эквивалент на эквивалент. Собственность. Ибо каждый из них располагает лишь тем, что ему принадлежит. Бентам. Ибо каждый из них заботится лишь о себе самом. Единственная сила, которая их сводит друг с другом и ставит во взаимные отношения, есть их эгоизм, личная выгода, частный интерес. Но именно потому, что каждый таким образом заботится только о себе и никто не заботится о другом, все они в силу предустановленной гармонии вещей или под покровительством всехитрейшего провидения осуществляют лишь дело их взаимной выгоды, общей пользы, общего интереса»⁸⁷.

Но если вульгарная экономия удовлетворяется подобными представлениями о сущности отношений между рабочим и капиталистом, то непредубежденный наблюдатель на первый же взгляд замечает здесь многообещающие симптомы тех процессов, которые совершаются по ту сторону сферы обращения, в области процесса производства: «При прощании с этой сферой простого обращения или товарного обмена, из которой рядовой фритредер… черпает взгляды, понятия, масштаб своих суждений об обществе капитала и наемного труда, — как будто кое в чем уже изменяются физиономии наших… действующих лиц. Бывший владелец денег шествует впереди как капиталист, владелец рабочей силы следует за ним как его рабочий; один многозначительно ухмыляясь и горя желанием приступить к делу; другой боязливо, упираясь, как человек, который отнес на рынок свою собственную шкуру и теперь не видит в будущем никакой перспективы, кроме одной: что эту шкуру будут дубить»⁸⁸.

Дальнейшее исследование Маркса показывает во всех подробностях, как реализуется эта перспектива: дубление шкуры рабочего капиталистом. Вскрываются все тайники капиталистической эксплоатации. Показывается, как капиталист эксплуатирует рабочего. Разбираются все особенности наемного рабства.

Продав свою рабочую силу, рабочий превращается в наемного раба капиталиста. «Рабочий работает под контролем капиталиста, которому принадлежит его труд»⁸⁹. Его рабочая сила становится лишь одной из форм существования капитала⁹⁰. Потребление купленной капиталистом рабочей силы происходит в процессе производства, который является вместе с тем процессом возрастания капитала. Производство прибавочной стоимости — такова цель всего процесса. Рабочий превращается в «персонифицированное рабочее время»⁹¹, подобно тому как капиталист выступает как персонифицированный капитал. В своей ненасытной жажде прибавочного труда капитал не знает границ. Он готов все 24 часа превратить в рабочий день. Он обнаруживает чудеса предприимчивости и изворотливости в деле повышения степени эксплуатации своих наемных рабочих. «При своей волчьей жадности к прибавочному труду капитал опрокидывает не только моральные, но и чисто физические максимальные пределы рабочего дня»⁹². Он грабит время рабочего. Он захватывает те минуты, которые необходимы для здорового сохранения тела, для пользования свежим воздухом и солнечным светом. Он лишает рабочего сна. Он хищнически растрачивает жизненные соки рабочего населения, подобно тому как корыстный земледелец хищнически истощает землю. Он в корне подрывает жизненную силу народа. Он беспощаден к жизни и здоровью рабочего.

Маркс подробно характеризует борьбу вокруг продолжительности рабочего дня. В этой борьбе сталкиваются два равных права, и потому решение принадлежит силе. Подводя итоги этой борьбе, Маркс исключительно ярко показывает коренное отличие, существующее между действительным положением рабочего в процессе производства и обманчивой видимостью, свойственной области обращения.

«Приходится признать, что наш рабочий выходит из процесса производства иным, чем вступил в него. На рынке он противостоял владельцам других товаров как владелец товара «рабочая сила», т. е. как товаровладелец товаровладельцу. Договор, по которому он продавал капиталисту свою рабочую силу, так сказать, черным по белому демонстрировал, что он свободно распоряжается самим собою. По заключении сделки оказывается, что он вовсе не был «свободным агентом», что время, на которое он свободно продает свою рабочую силу, есть время, на которое он принужден ее продавать, что в действительности пиявка не выпускает его до тех пор, пока еще «остается для высасывания хотя бы единый мускул, единая жилка, единая капля крови». Для «защиты» от своего змея-мучителя рабочие должны объединиться и, как класс, добиться государственного закона, мощного общественного препятствия, которое мешало бы им самим по добровольному контракту с капиталом продавать на смерть и рабство себя и свое потомство.

На место пышного каталога «неотчуждаемых прав человека» выступает скромная Magna Charta (великая хартия) ограниченного законом рабочего дня, которая, «наконец, выясняет, когда оканчивается время, которое рабочий продает, и когда начинается время, которое принадлежит ему самому. Quantum mutatus ab illo! (Как непохоже на прежнее!)»⁹³.

В процессе производства рабочий попадает под команду капитала. Штрафная книга фабриканта оказывается вполне достойной преемницей кнута надсмотрщика над рабами. Вся жизнь рабочего, каждый его шаг, принадлежит капиталу. Капитал, рожденный на базе мелкого производства, создает для себя адекватную основу в виде крупной машинной промышленности. На место формального подчинения труда капиталу выступает реальное. Вместе с тем происходит закрепощение формально «свободного» рабочего капиталу.

Капитал превращает процесс труда, этот естественный процесс между человеком и природой, в подневольную обузу, в проклятие, в подъяремное, постылое бремя для производителя. Труд лишается всех привлекательных черт. Производительная сила труда повышается путем разрушения и истощения рабочей силы как в промышленности, так и в земледелии.

Капитал объединяет многочисленных рабочих в процессе производства. Он развивает кооперацию наемных рабочих. Однако эта кооперация многих рабочих есть лишь результат деятельности капитала. «Связь их функций и их единство как производительного коллективного тела лежат вне их самих, в капитале, который их сводит воедино и удерживает вместе. Поэтому связь их работ противостоит им идеально как план, практически как авторитет капиталиста, как власть чужой воли, подчиняющей их деятельность своим целям»⁹⁴.

Уже в простой кооперации начинается процесс отделения духовных сил материального процесса производства от непосредственных производителей. Ори мануфактурном разделении труда эти силы противостоят рабочим «как чуждая собственность и господствующая над ними сила». Это разделение труда увечит рабочего, превращает его в «частичного рабочего». Крупная промышленность «отделяет от рабочего науку как самостоятельную силу производства и заставляет ее служить капиталу»⁹⁵.

Производительные силы труда выступают как производительные силы капитала. Капитал присваивает себе гигантские потенциальные силы, таящиеся в науке и технике. Подчинение сил природы человеку сопровождается подчинением человека слепым силам эксплуататорского строя.

Переход от простой кооперации и основанной на разделении труда мануфактуры к машинному производству, к фабрике, вносит существенные новые черты в отношения между капиталистом и рабочим. Лишь в виде машинного производства капитал создает себе адекватную базу. Лишь на основе машинного производства капитал реально подчиняет себе труд. Переход к машине революционизирует традиционные отношения. Выветривается патриархальщина в отношениях между капиталистом и наемным рабочим, унаследованная от предыдущей ступени — цехового производства. Поляризация классов делает гигантский шаг вперед.

Машины революционируют до основания «формальное опосредствование капиталистического отношения, договор между рабочим и капиталистом»⁹⁶. Машины открывают для капитала неистощимые золотые россыпи в виде женского и детского труда. Кровь и слезы детей рабочего класса перечеканиваются в звонкую монету. «На базисе товарного обмена предполагалось прежде всего, что капиталист и рабочий противостоят друг другу как свободные личности, как независимые товаровладельцы: один как владелец денег и средств производства, другой как владелец рабочей силы. Но теперь капитал покупает несовершеннолетних или полусовершеннолетних. Раньше рабочий продавал свою собственную рабочую силу, которой он располагал как формально свободная личность. Теперь он продает жену и детей. Он становится работорговцем»⁹⁷. Таким образом машины производят «революцию в правовом отношении между покупателем и продавцом рабочей силы»⁹⁸. Эта сделка лишается даже «видимости договора между свободными лицами»⁹⁹.

Развитие машинного производства неизмеримо расширяет власть капитала над рабочим. Машина становится конкурентом рабочего. Она лишает его работы и хлеба. Она обрекает на голод его семью. Она является «средством производства прибавочной стоимости»¹⁰⁰.

Рабочий становится придатком машины, принадлежащей капиталисту. Не рабочий применяет средства труда, а, наоборот, средства труда применяют рабочего. Капиталистическое разделение труда уродует рабочего. Противоречие между техническими потребностями крупной промышленности и ее общественной формой при капитализме «приводит к непрерывным гекатомбам рабочего класса, безмерному расточению рабочих сил и опустошениям, связанным с общественной анархией»¹⁰¹. Дамоклов меч безработицы нависает над рабочим классом постоянной угрозой: капиталистическое применение машин постоянно «угрожает вместе с средствами труда вышибить у него из рук и средства существования»¹⁰². Оно превращает всякий общественный прогресс в общественное бедствие… «Не прав ли Фурье, называя фабрики «смягченной каторгой»?»¹⁰³. Этим вопросом Маркс заключает характеристику капиталистической фабрики.

Когда после раскрытия противоречий капиталистического производства Маркс переходит к характеристике процесса производства, взятого «в постоянной связи и в непрерывном потоке своего возобновления»¹⁰⁴, т. е. к характеристике процесса воспроизводства, сама сделка обмена между капиталистом и рабочим принимает существенно отличный вид по сравнению с тем, как она представлялась на первый взгляд.

«Если производство имеет капиталистическую форму, то воспроизводство имеет такую же форму»¹⁰⁵. Капиталистическое производство, взятое в своей непрерывности, как повторяющийся акт, ярко показывает действительную сущность отношений между капиталистом и рабочим как в области обмена, так и в области производства. Анализ воспроизводства показывает единство производства и обмена.

Уже простое повторение сделки купли-продажи рабочей силы бросает свет на отношения, являющиеся условием и предпосылкой этой сделки. «Хотя капиталист и рабочий противостоят на рынке только как покупатель, деньги, и продавец, товар, но это отношение благодаря специфическому содержанию их торговой сделки с самого начала своеобразно окрашено, тем более, что при капиталистическом способе производства предполагается, что это выступление обеих сторон на рынке с тем же самым противоположным назначением постоянно повторяется или является постоянным… Противостоят друг другу в сфере обращения, на рынке в качестве покупателя и продавца. Их отношение как капиталиста и рабочего есть предпосылка их отношения как покупателя и продавца»¹⁰⁶.

В процессе производства деятельность рабочей силы, труд, овеществляется. Но рабочая сила принадлежит не рабочему, а капиталисту. Поэтому ему принадлежит и продукт труда.

Вводным актом в процесс капиталистического производства служит покупка рабочей силы капиталистом на определенный срок. Этот вводный акт постоянно возобновляется. Но рабочая сила оплачивается по истечении того срока, на который она была отчуждена. Стало быть, капиталист оплачивает ее уже после того, как она функционировала и произвела новую стоимость. «Часть продукта, непрерывно воспроизводимого самим рабочим, — вот что непрерывно притекает к нему обратно в виде заработной платы». Конечно, оплата рабочей силы производится в денежной форме. Однако это не изменяет существа дела. Ибо «иллюзия, создаваемая денежной формой, тотчас же исчезает, если рассматривать не отдельного капиталиста и отдельного рабочего, а класс капиталистов и класс рабочих. Класс капиталистов постоянно выдает рабочему классу в денежной форме чеки на часть произведенного рабочими и присвоенного капиталистами продукта. Эти чеки рабочий столь же регулярно отдает назад классу капиталистов, получая от последнего взамен причитающуюся ему самому часть его собственного продукта. Товарная форма продукта и денежная форма товара маскируют сделку»¹⁰⁷.

Стало быть, капиталист, который на рынке противостоит рабочему, как владелец денег — владельцу товара, на самом деле покупает рабочую силу, уплачивая его владельцу часть той стоимости, которая создается в процессе потребления купленной рабочей силы. Но если в процессе воспроизводства рабочая сила оплачивается созданной ею же стоимостью, то весь вообще капитал выступает как капитализированная прибавочная стоимость. Независимо от источника появления первоначального капитала в процессе непрерывного повторения производственных кругов старый капитал исчезает, капиталист давно истратил его первоначальную стоимость в процессе своего потребления. Если он тем не менее продолжает по-прежнему владеть капиталом, то ясно, что этот капитал представляет собой результат прибавочного труда рабочих — капитализированную прибавочную стоимость.

Отделение рабочего от средств производства является исходным пунктом капиталистического способа производства, постоянно вновь воспроизводится и увековечивается в процессе капиталистического воспроизводства. «Рабочий постоянно выходит из этого процесса в том же виде, в каком он вступил в него: как личный источник богатства, но лишенный всяких средств, для того чтобы осуществить это богатство для самого себя»¹⁰⁸. Рабочий воспроизводится как наемный рабочий. Это необходимый результат и вместе с тем необходимое условие капиталистического воспроизводства. Само индивидуальное потребление рабочего класса превращается в один из моментов процесса воспроизводства капитала. «Это — производство и воспроизводство необходимейшего для капиталиста средства производства самого рабочего»¹⁰⁹.

В самом деле, ведь если перед вами с одной стороны — миллиардер-собственник, а с другой стороны — рабочий, вся собственность которого исчерпывается его рабочей силой, то здесь разница чисто количественная, как уверяют софисты буржуазной апологетики: один владеет собственностью «в большем масштабе», другой — «в меньшем масштабе». Все к лучшему в этом лучшем из миров. Замена Маркса вульгарной экономией уже давно стала знаменем II интернационала.

Рабочий стал в такой же степени принадлежностью капитала, как и мертвый инструмент. «Римский раб был прикован цепями, наемный рабочий привязан невидимыми нитями к своему собственнику. Иллюзия его независимости поддерживается постоянной переменой индивидуальных хозяев-нанимателей и… юридической фикцией договора»¹¹⁰.

Уже процесс простого воспроизводства капитала означает не только воспроизводство товаров, но и воспроизводство самого капиталистического отношения. Еще в своих работах сороковых годов Маркс показал, что люди в процессе производства своей материальной жизни производят не только определенные продукты труда, но и те общественные отношения, при которых производятся эти продукты труда¹¹¹. В «Капитале» Маркс с железной логикой вскрывает особенности процесса капиталистического воспроизводства, который воспроизводит и увековечивает условия эксплуатации рабочего, постоянно воспроизводя отделение рабочей силы от условий труда. «Он постоянно принуждает рабочего продавать свою рабочую силу, чтобы жить, и постоянно дает капиталисту возможность покупать ее, чтобы обогащаться. Теперь уже не простой случай противопоставляет на товарном рынке капиталиста и рабочего как покупателя и продавца. Двойная мельница самого процесса постоянно отбрасывает последнего как продавца своей рабочей силы обратно на товарный рынок и постоянно превращает его собственный продукт в покупательное средство в руках первого. На деле рабочий принадлежит капиталу еще раньше, чем он продал себя капиталисту. Его экономическая неволя (Hörigkeit) одновременно и опосредствуется и маскируется периодическим возобновлением его самопродажи, переменою его индивидуальных хозяев — нанимателей и колебаниями рыночных цен его труда»¹¹².

Таким образом, анализ капиталистического воспроизводства окончательно разоблачает легенду насчет «равноправных» товаровладельцев, каковыми, будто бы, являются капиталист и рабочий. Иллюзия «свободной» и «равноправной» сделки между ними окончательно рушится. Экономическая несвобода, экономическое рабство наемного рабочего скрывается и затушевывается как раз тем актом купли-продажи рабочей силы, который на деле опосредствует отношение наемного рабства. Таким образом, вводный акт капиталистического производства, этот «истинный эдем прирожденных прав человека», предстает в своем истинном свете.

Дальнейший анализ Маркса, посвященный расширенному воспроизводству, имеет кардинальное значение для вскрытия действительной судьбы «равенства обмена» при капитализме. От простого воспроизводства воспроизводство капитала в расширяющемся масштабе отличается рядом новых черт. Оно представляет собой накопление капитала, т. е. превращение известной части прибавочной стоимости в капитал. Новый капитал представляет собой с самого начала не что иное, как капитализированную прибавочную стоимость. Его источником с самого начала является дань, вырываемая классом капиталистов у рабочего класса. В нем нет и никогда не было ни одного атома стоимости, который бы возник не из неоплаченного труда рабочего класса. «Собственность на прошлый неоплаченный труд выступает теперь единственным условием присвоения в растущем масштабе живого неоплаченного труда в настоящем. Чем больше накопил капиталист раньше, тем больше он может накоплять теперь»¹¹³.

Если раньше в качестве обманчивой видимости фигурировал «обмен эквивалентов», обмен плодов труда участников сделки, то теперь эта видимость исчезает. Капиталистическое присвоение предстает во своей наготе.

Маркс раскрывает содержание закона капиталистического присвоения и взаимоотношение этого закона с законом товарного производства и обмена. При этом обнаруживается, что закон капиталистического присвоения не только не означает нарушения законов товарного производства, но является, напротив, их продуктом и дальнейшим развитием. Этот анализ Маркса чрезвычайно важен для полного раскрытия содержания того «обмена эквивалентов», которым маскируется отношение капиталистической эксплуатации.

Прибавочная стоимость, выказанная первоначальным капиталом, является результатом покупки рабочей силы, совершенной в соответствии с законами товарного обращения. Более того, каждая единичная сделка покупки рабочей силы капиталистом, предшествующая капиталистическому производству, совершается по законам товарного обмена в том смысле, что капиталист всегда покупает рабочую силу, а рабочий ее всегда продает. Но это свидетельствует лишь о том, что «закон присвоения или закон частной собственности, покоящийся на товарном производстве и товарном обращении, открыто переходит благодаря своей собственной, внутренней, неустранимой диалектики в свою прямую противоположность»¹¹⁴.

И вслед за тем Маркс исключительно ярко характеризует эту диалектику развития: «Обмен эквивалентов, который выступал как первоначальная операция, обернулся таким образом, что обмен происходит лишь по видимости, благодаря тому, что, во-первых, часть капитала, вмененная на рабочую силу, сама есть лишь часть продукта чужого труда, присвоенного без эквивалента, и, во-вторых, — она должна быть не только возмещена создавшим ее рабочим, но возмещена с новым добавлением. Отношение обмена между капиталистом и рабочим становится, таким образом, только видимостью, принадлежащей к процессу обращения, только формой, которая чужда самому содержанию и лишь придает ему обманчивую внешность (mystificiert). Постоянная покупка и продажа рабочей силы есть форма. Содержание же заключается в том, что капиталист часть уже овеществленного чужого труда, беспрестанно присваиваемого им без эквивалента, снова и снова обменивает на большее количество живого чужого труда»¹¹⁵.

Первоначально собственность была основана на своем труде. На рынке противостояли друг другу лишь равноправные товаровладельцы. Теперь собственность означает для капиталиста право на неоплаченный чужой труд. Для рабочего же она означает невозможность присвоения своего собственного продукта. «Отделение собственности от труда становится необходимым последствием того закона, исходным пунктом которого было, по-видимому, не тождество»¹¹⁶.

Если на первый взгляд кажется, что капиталистическое присвоение «попирает ногами» законы товарного производства, то на самом деле оно возникает не из нарушения этих законов, а, напротив, из их точного применения. Закон обмена обусловливает лишь равенство меновых стоимостей товаров, которые обмениваются друг на друга. Их потребительные стоимости различны. Но потребительная стоимость товара — рабочая сила — обладает той особенностью, что в результате потребления этого товара создается новая стоимость.

Первоначальное превращение денег в капитал совершается по законам товарного производства. Тем не менее в результате капиталистического производства оказывается, что продукт труда принадлежит не рабочему, а капиталисту, что труд рабочего произвел не только возмещение стоимости его рабочей силы, но и прибавочную стоимость, попадающую в карман капиталиста, что рабочий в итоге остается тем же неимущим владельцем свободных рабочих рук, каким он был до начала всего процесса.

«Сказать, что появление наемного труда фальсифицирует товарное производство — значит сказать, что для того, чтобы товарное производство осталось нефальсифицированным, оно не должно развиваться. В той самой мере, в какой товарное производство по своим собственным имманентным законам развивается в производство капиталистическое, в той же самой мере законы собственности товарного производства превращаются в законы капиталистического присвоения»¹¹⁷.

В одной из рукописей «Капитала» Маркс подробно разбирает вопрос о взаимосвязи капиталистического и простого товарного производства, рассматривает товар как продукт капитала. Товар является исходным пунктом при анализе капиталистического способа производства, с другой стороны, он выступает как продукт капитала. Такой ход изложения соответствует также историческому развитию капитала, который возникает на базе простого товарного производства и ведет, затем, к превращению его в капиталистическое. Маркс намечает три пункта для разработки.

Во-первых, только капиталистическое производство делает товар всеобщей формой продукта. Во-вторых, при капитализме товаром становится и рабочая сила человека. В-третьих, «капиталистическое производство устраняет базис товарного производства, обособленное, независимое производство и обмен товаровладельцев или обмен эквивалентов. Обмен капитала и рабочей силы становится формальным»¹¹⁸.

Формальный характер меновой сделки между капиталистом и рабочим был впервые раскрыт и обоснован Марксом. Именно это открытие, являющееся естественным следствием всего марксова исследования капиталистического способа производства, послужило прочной основой для разоблачения буржуазной легенды о «равенстве» капиталиста и рабочего.

«Понадобились века для того, чтобы «свободный» рабочий в результате развития капиталистического способа производства добровольно согласился, т. е. был общественно вынужден к тому, чтобы продавать за цену средств привычного существования все активное время своей жизни, даже самую свою работоспособность, — продавать свое первородство за блюдо чечевичной похлебки»¹¹⁹. Маркс исследовал не только функционирование уже сложившегося, так сказать, «готового», капитализма, но и возникновение этого строя. В своем анализе первоначального накопления он разрушает дотла распространенные либеральные легенды и показывает действительный исторический процесс, в котором капитал рождается, «источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят»¹²⁰. Этот процесс менее всего похож на идиллию. Железом и кровью создаются исторические условия для господства капитала. Ничем не ограниченное насилие играет роль повивальной бабки при рождении капитализма, причем это насилие направляется против народных масс, которые тысячами различных способов превращаются в трудящихся бедняков», этот шедевр современной истории. Путем всевозможных форм грабежа и насилия происходит отделение производителя от средств производства. Не более привлекательными методами происходит накопление богатства в руках немногих. Так создаются исторические предпосылки, для того чтобы рабочий и капиталист могли встречаться на рынке и заключать между собой ту сделку обмена, которая превозносится апологетами капитализма как неопровержимое доказательство, «равенства» между ними.

«Исходным пунктом развития, создавшего как наемного рабочего, так и капиталиста, было рабство (Knechtschaft) рабочего. Развитие это состояло в смене формы этого порабощения, в превращении феодальной эксплуатации в капиталистическую»¹²¹.

Исследование Маркса показывает, что «только та форма, в которой этот прибавочный труд выжимается из непосредственного производителя, из рабочего, отличает экономические формации общества, например, общество рабства от общества наемного труда»¹²². Система наемного труда является ничем иным, как системой наемного рабства. Однако необходимо иметь в виду, что форма существенна. Форма. наемного труда создает совершенно иные перспективы исторического развития чем, скажем, форма античного рабства. Историческая миссия капитализма весьма существенно отличается от исторической миссии не только рабовладельческого, но и феодального строя. Капитализм выковывает класс-титан, берущий в свои руки дело освобождения человечества от всяких форм рабства, от всех форм эксплуатации человека человеком¹²³.

Анализ процесса капиталистического производства как процесса производства прибавочной стоимости, данный Марксом, служит основой для полного и окончательного разоблачения буржуазных представлений о равенстве. Марксов анализ товара, денег, капитала, прибавочной стоимости полностью раскрыл истинный характер буржуазного пониманий равенства. Маркс показал, что буржуазная идея равенства, как и все прочие «вечные и незыблемые» истины, есть не что иное, как слепок с отношений товарного производства. Этот слепок отображает лишь поверхностную видимость этих отношений. Но за видимостью, за внешней формой проявления скрывается в корне отличная сущность. Внутренняя сущность отношений была вскрыта Марксом, который вместе с тем показал, почему эта сущность проявляется в данных внешних формах.

Маркс обнажил реальное основание буржуазного истолкования равенства. Он показал, что корни этой идеи лежат в отношениях того способа производства, при котором на базе закона обмена эквивалентов создает величайшее неравенство, какое когда-либо существовало в истории человеческого общества; на основе «равенства обмена» вырывается глубочайшая пропасть между классами; путем обманчивой видимости сделки «равноправных товаровладельцев» осуществляется никогда ранее невиданный размах эксплуатации человека человеком.

Если лозунг формального равенства выдвигается буржуазией для обмана масс, для сокрытия действительного вопиющего социального неравенства, то есть одна область, где капитал действительно стремится к равенству. Эта область — эксплуатация рабочего класса, выжимание прибавочной стоимости из пролетариата, превращение пролетарского пота и крови в звонкую монету капиталистической прибыли.

«Равенство в эксплуатации рабочей силы — первое право человека для капитала»¹²⁴, — замечает Маркс саркастически при изложении поучительной борьбы вокруг рабочего дня. Условия эксплуатации рабочих для различных капиталистов должны быть одинаковы. Душа капиталиста в этом отношении изнывает по равенству. Это стремление к равенству в условиях эксплуатации нередко облегчало распространение рабочего законодательства на всю промышленность, когда рабочим удавалось предварительно пробить брешь в каком-либо одном пункте. «Так как капитал по своей природе левеллер, т. е, требует как своего прирожденного права человека равенства условий эксплуатации труда во всех отраслях производства, то законодательное . ограничение детского труда в одной отрасли промышленности становится причиной его ограничения в других отраслях»¹²⁵.

Но не только в условиях непосредственной эксплуатации капитал стремится осуществить равенство. Конкуренция капиталов стремится осуществить равенство также и в деле распределения высосанной из рабочих прибавочной стоимости между отдельными капиталистами. В III томе «Капитала» при анализе процесса уравнения нормы прибыв Маркс подробно описывает этот «капиталистический коммунизм», при котором отдельные капиталисты — эти «братья-враги» — выступают как бы участниками акционерного общества, как бы пайщиками, владеющими определенными долями совокупного общественного капитала.

Таким образом «равенство обмена» перерастает в капиталистических условиях в равенство эксплуатации и равенство дележа добычи. Этим завершен круг.

Примечания #