Фигурнов П. Критика антимарксистской «теории» кризисов Каутского #

Журнал «Под знаменем марксизма», 1931, № 3—4, с. 187—209

Кризисы, являясь синтезом всех противоречий капиталистического способа производства, с необходимостью вытекая из последнего, должны быть выведены из закономерностей движения общественного капитала, из воспроизводства общественного капитала.

Отсюда ясно, что кризисы, будучи присущи только капиталистическому способу производства, неразрывно связаны с воспроизводством капитала. Кризисы и воспроизводство представляют единство движения общественного капитала. Всякая попытка отрыва анализа кризисов от анализа воспроизводства капитала и наоборот, попытка отрыва анализа воспроизводства капитала от анализа кризисов ведет к антимарксистским, апологетическим выводам. Это ведет к тому, что воспроизводство, лишенное всех противоречий, превращается в мертвую, абстрактную схему, а кризисы, рассматриваемые вне движения общественного капитала, лишенные следовательно закономерного развития, превращаются в случайный фактор, не вытекающий с необходимостью из капиталистического способа производства.

Исходным пунктом действительного развития капиталистического способа производства, а следовательно исходным пунктом в анализе кризисов является товар. «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, представляет огромное скопление товаров, а отдельный товар его элементарную форму (его исходную форму), наше исследование начинается поэтому анализом товара» («Капитал», т. I, стр. 1).

Товар является «клеточкой» буржуазного способа производства, его простейшим явлением, его элементарной формой. В товаре имманентно, в потенции содержится зародыш всех противоречий капиталистического общества. Поэтому развитие товара, товарного хозяйства есть развитие противоречий, заключенных в товаре, развитие противоречий капиталистического способа производства.

Ленин, характеризуя диалектическое развитие объективного мира, характеризуя диалектическое развитие капиталистического способа производства, характеризуя диалектическое построение «Капитала» Маркса, пишет; «У Маркса в «Капитале» сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение буржуазного товарного общества — обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой «клеточке» буржуазного общества) все противоречия, зародыш всех противоречий современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост, и движение) этих противоречий и этого общества в его отдельных частях от его начала до его конца. Таков же должен быть метод изложения, изучения диалектики вообще, ибо диалектика буржуазного общества у Маркса есть лишь частный случай диалектики» (Ленинский сборник XII, стр. 324).

Здесь Ленин показал, что для диалектического познания капиталистического способа производства необходимо брать в качестве исходного пункта товар. Этот логический метод исследования всецело определяется историческим характером развития капиталистического способа производства: через возникновение товара, развитие простейших противоречий, заключенных в товаре, к развитию капиталистического способа производства со всеми его противоречиями, к его гибели.

Этим самым мы определили и исходный пункт кризисов, поскольку они являются синтезом всех противоречий капиталистического способа производства, поскольку в кризисах капиталистический способ производства проявляется во всей своей специфической определенности.

Беря в качестве исходного пункта кризисов товар, мы идем через познание развития товара к познанию движения капиталистического способа производства во всем его конкретном многообразии, мы идем к познанию необходимости кризисов в капиталистическом обществе.

Поскольку в товаре как экономической клеточке буржуазного общества заложены в потенции все противоречия капиталистического способа производства, постольку следовательно возможность кризисов, являющихся синтезом этих противоречий, заключается уже в товаре. В товаре, а следовательно и в простом товарном хозяйстве, действительно заключаются формальные возможности кризисов, но именно только формальные возможности, которые лишь с развитием товара, с превращением простого товарного хозяйства в капиталистическое хозяйство превращаются в реальные возможности кризиса, а затем и в действительные кризисы.

Кризисы присущи только капиталистическому способу производства, и обнаруживаются они как всеобщее перепроизводство капиталов, всеобщее перепроизводство товаров, т. е. перепроизводство средств производства и средств потребления, функционирующих как капитал. Следовательно, будет грубейшей тавтологией считать, что кризисы являются следствием перепроизводства как причины кризисов.

На этот путь объяснения кризисов плоской тавтологией встал Каутский, который пишет, «что кризис является следствием перепроизводства, стало прямо-таки общим местом, которого никто уже не оспаривает» (Каутский, «Теория кризисов», изд. 1923 г., стр. 29).

Здесь Каутский пустой тавтологии придает значение причины и следствия. Он не понимает, что всеобщее перепроизводство капиталов и есть кризис, и что следовательно объяснять кризис перепроизводством значит объяснять кризис кризисом В дальнейшем мы увидим, что под этой пустой тавтологией скрывается полное непонимание капиталистического характера кризисов.

Капиталистический характер кризисов сказывается уже в том, что перепроизводство в капиталистическом обществе не является абсолютным перепроизводством, т. е. таким перепроизводством, которое предполагает полное удовлетворение потребностей населения и избыток продуктов по сравнению с потребителями. Если бы это было так, то ни о каких кризисах не могло бы быть и речи.

Напротив, на основе капиталистического способа производства производится не слишком много продуктов, а слишком мало. И все же, несмотря на то, что в капиталистическом хозяйстве производится продуктов слишком мало для того, чтобы полностью удовлетворить потребности населения, мы имеем как имманентную закономерность, периодически повторяющуюся, не недопроизводство, а перепроизводство. Свое выражение это противоречие капиталистического способа производства находит в том, что во время кризиса при огромном перепроизводстве товаров жизненный уровень трудящихся снижается до чрезвычайно низкого, нищенского уровня.

Это всецело вытекает из того, что границей капиталистического производства является не удовлетворение потребностей потребителей, а сам капитал.

Исходным и конечным пунктом капиталистического способа производства, его единственным стимулом являются производство и присвоение прибавочной стоимости.

Сущность перепроизводства капитала Маркс выразил следующим образом: «Периодически средств труда и средств существования производится слишком много для того, чтобы они могли функционировать, как средства эксплуатации рабочих, дающих известную норму прибыли. Товаров производится слишком много для того, чтобы заключающуюся в них стоимость и содержащуюся в них прибавочную стоимость можно было реализовать и превратить в новый капитал при тех условиях распределения и отношениях потребления, которые определяются капиталистическим производством, т. е., чтобы этот процесс мог совершаться без постоянно возобновляющихся взрывов. Дело не в том, что богатств… производится слишком много, но периодически производится слишком много богатств… в его капиталистических антагонистических формах»¹.

Таким образом Маркс со всей определенностью подчеркивает тот факт, что кризисы, всеобщее перепроизводство носят антагонистический, капиталистический характер, выражающий антагонистическое противоречие между производством и потреблением, противоречие, определяемое более глубоким противоречием капитализма — противоречием между общественным характером производства и частным характером присвоения, которое выражается в противоречии между трудом и капиталом, между пролетариатом и буржуазией.

Итак, кризисы нужно рассматривать как выражение имманентных закономерностей капиталистического способа производства, как выражение тех противоречий, которые с необходимостью возникают в ходе капиталистического производства и прежде всего являются выражением противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения. Это противоречие, свойственное капиталистическому способу производства, сваливается не с неба, так же как и сам капиталистический способ производства, а является результатом развития противоречий простого товарного хозяйства. Следовательно и кризисы как синтез всех противоречий буржуазного способа производства, их зародыш, их формальную возможность необходимо выводить из простого товарного хозяйства, из товара как клеточки буржуазного общества.

Самой абстрактной и общей возможностью (формальной возможностью) кризисов является расщепление купли и продажи во времени и в пространстве Это всецело определяется противоречием, заключенным в товаре, между стоимостью и потребительной стоимостью. По мере развития товарного хозяйства это противоречие расширяется и углубляется, а вместе с этим создается и большая возможность распадения купли и продажи. С дальнейшим развитием противоречие между стоимостью и потребительной стоимостью разрешается в раздвоении товара на товар и деньги, и в то же время создается новое противоречие между товаром и деньгами. В основе этого противоречия его развития лежит противоречие между конкретным и абстрактным трудом. В дальнейшем эта формальная возможность кризисов развивается вместе с развитием простого товарного хозяйства Однако это развитие не выходит из пределов формальной возможности, поскольку речь идет о простом товарном хозяйстве.

Поскольку деньги функционируют как средство обращения, разрыв между куплей и продажей остается случайным, единичным. Он не может перекинуться на другие хозяйственные единицы. С развитием функции денег как средства платежа возможность кризиса становится более конкретной, так как разрыв между продажей и куплей оказывает свое действие на целую цепь хозяйственных взаимоотношений. Неуплата платежа в одном месте вызывает разрыв в ряде других мест. Это «различие между покупательным средством и платежным средством дает себя чувствовать весьма неприятным образом в эпоху торговых кризисов» (Маркс, «К критике полит. экон.», стр 192).

Но это в условиях развития капитала. При простом же товарном хозяйстве это различие не выходит из пределов формальной возможности кризисов. Последняя превращается в реальную возможность только при наличии капиталистического способа производства, который придает товарному хозяйству всеобщий характер, превращая самую рабочую силу в товар.

Таким образом реальное основание кризисы получают только при капиталистическом способе производства, развившемся из законов простого товарного хозяйства. Именно на основе развития товарного обращения, которое является исходным пунктом развития капитала, форма Т — Д — Т превращается в форму Д — Т — Д. Если деньги в товарном обращении являются последним продуктом развития товарной формы, то в капитале они являются первой формой проявления капитала. В этом — глубокое существенное различие между этими двумя формами.

Капиталистическое производство является также товарным производством, как и простое товарное хозяйство. Это — их общая основа. Но условия существования капитала отнюдь не исчерпываются только товарным и денежным обращением. Специфической особенностью капитала является образование рабочей силы как товара, а вместе с этим и товарная форма становится универсальной, всеобщей формой для всех продуктов труда.

В этом превращении труда в наемный труд и заключается то новое, что отличает капиталистический способ производства от простого товарного хозяйства. Образование наемного труда есть определяющий фактор образования промышленного капитала, который собственно и обуславливает капиталистический характер производства.

В условиях простого товарного хозяйства техника стоит на чрезвычайно низком уровне, что вытекает из самой природы этого хозяйства. Раздробленность производителей, отсутствие концентрации производства не дают объективной основы для быстрого развития техники, для быстрого развития производительных сил. Только при капиталистическом способе производства развитие техники получает объективную основу в обобществлении производства, где с развитием концентрации и централизации капитала происходит специализация общественного труда, развитие особых отраслей производства, объединение раздробленных процессов производства в один общественный процесс производства.

Именно капиталистический способ производства по мере того, как он овладевает общественным производством, способствует переворотам в технике и общественной организации труда, а вместе с тем развивает теснейшую взаимозависимость и взаимообусловленность отдельных предприятий, что является одним. из существенных моментов капиталистического способа производства. Это сразу же ставит во всей глубине вопрос о реальной возможности кризиса.

Приостановка сбыта, разрыв между куплей и продажей в условиях простого товарного хозяйства затрагивает только отдельные хозяйственные единицы. Даже развитие денег как средства платежа не создает реальности кризиса, т. е. не превращает единичный разрыв во всеобщий кризис. Единичный разрыв купли и продажи является здесь случайным разрывом, с необходимостью не вытекающим из данного способа производства. В условиях капиталистического способа производства прорыв в одном месте вызывает разрыв всей цепи капиталистического производства.

Таким образом реальная возможность кризиса состоит в том, что с развитием промышленности капитала, основой которого является наемный труд, развиваются концентрация и централизация капиталов, обобществляется процесс производства, развивается техника, а на основе этого развивается более тесная взаимозависимость, цепная связь отдельных предприятий, отдельных отраслей производства. Все это обуславливает всеобщий характер разрыва купли и продажи, что находит свое выражение в кризисе. В процессе развития капиталистического способа производства реальные возможности превращаются в действительность кризисов. Таким образом, простое товарное хозяйство, являясь историческим prius’ом по отношению к капиталистическому производству, на основе своих стихийных закономерностей, на основе закона стоимости с неизбежностью ведет к развитию производительных сил, к развитию техники, к развитию экономического неравенства, к отделению средств производства от непосредственного производителя, к образованию наемного труда, к образованию капиталистического производства. А вместе с превращением простого товарного хозяйства в капиталистическое и формальные возможности кризисов превращаются и реальные возможности, а затем и в действительность кризисов.

А теперь перейдем к Каутскому, для которого эта диалектика развития товарного хозяйства, а следовательно и развития кризисов, является тайной за семью печатями.

* * *

Каутский в своем «анализе» кризисов стоит целиком на антимарксистских позициях. Для него кризисы не являются синтезом всех противоречий буржуазного способа производства, с необходимостью возникающих из движения закономерностей последнего. Разрывая единство воспроизводства капитала и кризисов, Каутский пытается по существу доказать случайность кризисов для капиталистического способа производства, пытается доказать, что кризисы, их причины лежат не в движении капитала, капиталистического способа производства, а в простом товарном хозяйстве, не в классовом противоречии буржуазии и пролетариата, не в эксплуатации последнего, а во взаимоотношении отдельных товаропроизводителей. В дальнейшем мы увидим, что этот тезис Каутского принимает у него более определенный характер, имеющий непосредственную связь с «организованным капитализмом», со всей политикой социал-фашизма.

Каутский совершенно не понимает диалектического развития кризисов, развития их от формальной возможности до действительности, потому что он не видит качественного различия между простым товарным хозяйством и капиталистическим способом производства.

Однако послушаем самого Каутского.

«Перепроизводство может породить кризис лишь там, — пишет Каутский, — где производят для продажи, но не там, где производят для собственного потребления»². Такое голое утверждение является совершенно неверным. Простое товарное хозяйство тоже производит для продажи, однако оно не может породить кризис». Каутский же продолжает утверждать, что именно простое товарное хозяйство порождает кризис: «В товарном хозяйстве перепроизводство означает превышение производства над потребностями рынка, т. е. над спросом платежеспособных потребителей… Рыночный же спрос есть величина, которая в куда большей степени поддается изменению, чем абсолютная потребительская способность людей. Благодаря различнейшим обстоятельствам рынок сегодня быстро расширяется, а завтра столь же быстро суживается, и соответственно этому обнаружившееся сегодня недопроизводство принимает завтра характер перепроизводства, словом производство становится весьма относительным понятием Как подобное относительное перепроизводство может наступить в результате застоя в денежном обращении, может показать хотя бы следующий пример. Допустим, что промышленность представлена в лице одного портного, а продукт этой промышленности — в виде двух сюртуков. «Внутренний рынок» эта городская промышленность находит в сельском хозяйстве, представленном двумя крестьянами, из которых один приносит на рынок излишек своего продукта — мешок хлеба, а другой — бочонок вина и золотую монету в 20 марок».

Далее Каутский рассуждает. так, что если бы между этими товаровладельцами произошел взаимный обмен, то все-де обстояло бы благополучно и никакого кризиса не образовалось бы. «Но совсем другой оборот приняло бы дело, если бы винодел предпочел свою золотую монету завязать в чулок или если бы воздержался от покупки у портного сюртука и решил остаться при старом зипуне. В данном случае мы имеем перепроизводство в виде 1 сюртука. Но так как портной, не находя покупателя для своего сюртука, не имеет и денег для покупки хлеба у крестьянина, то последний ввиду отсутствия денег также лишается возможности приобрести второй сюртук портного, хотя он и сильно нуждается в нем. В результате портной терпит голод, крестьянин — холод, несмотря на то, что и хлеб и сюртук, необходимые для удовлетворения их потребностей, имеются налицо. В конце концов и винодел несет должное наказание за свою скупость, ибо не находит сбыта для своего вина. Повсюду таким образом начинает царить нужда и нищета. Само собой разумеется, что в действительности дело обстоит не так просто и рельефно, как это представлено нами здесь для большей наглядности. Но в этом примере даны основные черты кризиса, вытекающего не из абсолютного, а из относительного перепроизводства. В этом же примере обнаруживается и новый момент: кризис происходит от того, что один из крестьян не обратил свой доход на покупку предметов потребления, что он произвел и продал больше, чем потребил, другими словами — от недопотребления» (там же).

Мы нарочно привели столь длинное рассуждение Каутского о кризисе для того, чтобы читатель яснее представил всю «глубину» понимания Каутским кризисов.

Если раньше мы писали, что Каутский простой тавтологии придавал значение причины и следствия, т. е., что он перепроизводство считал причиной кризисов, то теперь мы видим, что он совершенно не понимает характера кризисов, характера перепроизводства. Если для Маркса перепроизводство есть явление, свойственное исключительно капиталистическому способу производства, следовательно, перепроизводство есть не что иное, как перепроизводство капиталов, перепроизводство товаров — средств производства и средств существования, — функционирующих как капитал, причем это перепроизводство является относительным перепроизводством, поскольку капиталистическое общество исходит не из абсолютных потребностей общества, а из платежеспособных потребностей, то для Каутского кризисы, перепроизводство отнюдь не являются присущими только капитализму, он «все основные черты» их находит и в простом товарном хозяйстве. Мало этого. Он и самое содержание перепроизводства выхолащивает до неузнаваемости: «Благодаря различнейшим обстоятельствам рынок сегодня быстро увеличивается, а завтра столь же быстро суживается, и соответственно этому обнаруживающиеся сегодня недопроизводство принимает завтра характер перепроизводства, словом, перепроизводство становится весьма относительным понятием». Из этого ясно, что перепроизводство. по Каутскому лишено всякой качественной определенности; «сегодня одно, а завтра другое» (там же).

Для Маркса перепроизводство в капиталистическом обществе является относительным перепроизводством, с определенным конкретным содержанием. Для Каутского «перепроизводство становится весьма относительным понятием», лишенным всякого определенного содержания. Отсюда — его непонимание различий между формальной возможностью кризисов и их действительностью. Пример с портным и крестьянином, где простой разрыв купли и продажи сводится Каутским к действительному содержанию кризисов, целиком это подтверждает. «В этом примере даны основные черты кризиса, вытекающего не из абсолютного, а из относительного перепроизводства»; последнее же обусловилось тем, что «винодел предпочел свою золотую монету завязать в чулок».

Вульгарнее всего дано Каутским объяснение недопотреблению. Недопотребление трудящихся не есть, согласно Каутскому, результат эксплуатации. Оно образуется потому, что один из крестьян не истратил всего своего дохода на покупку предметов, а предпочел деньги завязать в чулок. В результате образуется кризис от недопотребления. «В этом же примере обнаруживается и новый момент; кризис происходит от того, что один из крестьян не обратил весь свой доход на покупку предметов потребления, что он произвел и продал больше, чем потребил, другими словами — от недопотребления».

Итак, Каутский абсолютно не понимает качественного различия между простым товарным и капиталистическим хозяйством. Отсюда и его непонимание различия между формальной возможностью кризисов и их действительностью. Формальную возможность кризисов, расщепление купли и продажи Каутский возводит в сан основной причины кризисов, не понимая тем самым, что кризисы свойственны только капиталистическому способу производства и что следовательно причины и «основные черты» их нужно искать не в простом товарном, а в капиталистическом хозяйстве.

Обычно считают, что Каутский в теории кризисов стоит на позициях Сисмонди и Розы Люксембург, которые основной причиной кризисов считали недопотребление трудящихся масс. Этот распространенный взгляд совершенно не соответствует действительности. Правда, Каутский, как мы видели, также объясняет кризисы недопотреблением. Но «недопотребление», по Каутскому, коренным образом отличается от недопотребления, о котором говорят Сисмонди и Роза Люксембург.

Сисмонди, как и Роза Люксембург, понимал под недопотреблением недопотребление рабочего класса, тем самым связывал это недопотребление с эксплуатацией рабочего класса, с классовым характером капиталистического общества. Мы здесь не будем говорить о том, как Сисмонди, так и Роза Люксембург совершенно не поняли внутренних закономерностей капиталистического способа производства, а тем самым — истинного места в движении капитала, а следовательно и кризисов, недопотребления рабочего класса. Не понимая внутренних закономерностей капиталистического способа производства, они естественно отрывали недопотребление рабочего класса, — что безусловно является конкретным выражением противоречия между производством и потреблением, — от основного противоречия капитализма, противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения.

Каутский сделал значительный шаг назад по сравнению с Сисмонди и Розой Люксембург. Если последние недопотреблению придавали определенный капиталистический характер, выводя его из эксплуатации рабочего класса, то «недопотребление» Каутского ничего общего с капиталистическим способом производства, с эксплуатацией рабочего не имеет.

Недопотребление, по Каутскому, есть не недопотребление рабочего класса, вытекающее из эксплуатации последнего, а недопотребление простых товаропроизводителей, вытекающее из скупости и воздержания последних, поскольку они не захотели, по мнению Каутского, произвести нормальный товарообмен, а припрятали деньги в кубышку. Это и есть недопотребление, являющееся, по мнению Каутского, основной причиной кризисов.

Правда, Каутский считает, что недопотребление, а следовательно и кризисы носят здесь случайный характер. Но это противоречит самому же Каутскому. В самом деле, если на примере с простым товарным хозяйством «даны основные черты кризиса, вытекающего не из абсолютного, а из относительного перепроизводства», если налицо все условия кризисов, то последние должны носить не случайный характер, а необходимый, и следовательно должны повторяться периодически.

Каутский, считая, что все основные черты кризисов даны уже в простом товарном хозяйстве, следовательно там уже дана необходимость кризисов, делает вывод, что периодичность кризисов присуща только капитализму, и тем самым отрывает периодичность кризисов от их необходимости.

Однако, как ни путается Каутский по вопросу о характере кризисов, о необходимости и периодичности кризисов, как ни путает он простое товарное хозяйство с капиталистическим хозяйством, формальные возможности с действительностью кризисов, недопотребление в простом товарном хозяйстве с недопотреблением в капиталистическом хозяйстве, он все же проводит свою основную линию в определении решающей причины кризисов.

Кризисы в капиталистическом обществе так же, как и в простом товарном хозяйстве, Каутский выводит из недопотребления. «По времени возникновение этих кризисов, — пишет Каутский, — совпадает с периодом той острой нужды и нищеты, которыми повсюду сопровождались первые шаги крупного капиталистического производства. Это давало повод связывать кризисы с нищетой, т. е. объяснять их недопотреблением широких масс. Мы видели, как недопотребление может привести к кризису. Но в нашем примере, как нами уже было замечено, недопотребление было случайным явлением. В лице же пролетариата с развитием крупной промышленности был создан целый класс, недопотребление которого является необходимым следствием его социального положения. Именно в этом стали искать причины кризисов. Но недопотребление надо понимать не в физиологическом смысле, не как недоедание, а в социальном смысле, как потребление класса, отстающее от производства, не только сокращение потребления при одинаковом или растущем производстве, но и рост производства при одинаковом или даже усиливающемся, но усиливающемся более медленным темпом, потреблении ведет к недопотреблению»³.

Дальше он продолжает: «…капиталистический способ производства с естественной необходимостью ведет, с одной стороны, к ограничению личного потребления капиталистов (тоже «недопотребление»! — П. Ф.) и в силу этого, с другой стороны, к постоянному увеличению средств производства, к постоянному повышению производительности труда, следовательно к постоянному расширению производства средств потребления. Недопотребление эксплуатируемых теперь уже не уравновешивается соответственно личным потреблением эксплуататоров, и в этом коренится причина постоянной тенденции перепроизводства при существующем капиталистическом способе производства»⁴.

Здесь Каутский говорит уже не о недопотреблении простых товаропроизводителей, а о недопотреблении рабочего класса, при чем он выводит его (недопотребление) из социального положения последнего. Однако при более внимательном рассмотрении читатель замечает, что это «недопотребление» рабочего класса, по Каутскому, ничего общего не имеет с действительным недопотреблением рабочего класса. Каутский отрицает абсолютное обнищание рабочего класса, а в действительности оно имеет место и с развитием капитализма все более и более увеличивается. Дальше. Кризисы Каутский выводит из недопотребления, причем не столько из недопотребления рабочего класса, сколько из «недопотребления» капиталистов: «Недопотребление эксплуатируемых теперь уже не уравновешивается соответствующим личным потреблением эксплуататоров, и в этом коренится причина постоянной тенденции перепроизводства при существующем капиталистическом способе производства». Следовательно если бы недопотребление рабочего класса уравновешивалось потреблением капиталистов, то никакого кризиса и не было бы. Бедные капиталисты! Они и не знают, что причины кризиса, которые приносят им так много хлопот и в которых они обязательно ощущают относительный, исторический, переходящий характер капиталистического способа производства, лежит в них самих, в их «недопотреблении»!

Но Каутский не так наивен, как он представляется на первый взгляд. Основной мотив у него один, и он его твердо проводит. Каутский, видя основу кризисов в «недопотреблении», которое сводится им к простой неуравновешенности потребления рабочего класса с потреблением капиталистов, сводит по существу дело к тому, что кризисы в капиталистическом обществе носят случайный характер и что с развитием последнего, с его «организацией», с уничтожением анархии капиталистического способа производства, с притуплением, смягчением и уничтожением классовых противоречий кризисы будут уничтожены. Что касается основной причины кризисов — противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения, то Каутский нигде и ни разу этого вопроса даже и не поставил. Отсюда его непонимание специфичности недопотребления, отсюда его противопоставление социального недопотребления недопотреблению физиологическому. Это противопоставление социального недопотребления физиологическому нужно Каутскому для отрицания абсолютного обнищания рабочего класса. Каутский и сейчас вместе со всем II интернационалом с пеною у рта доказывает, что никакого абсолютного обнищания рабочего класса при капитализме не имеется. Это в то время, когда нищенское положение рабочего класса достигло своей наивысшей остроты.

Поскольку Каутский не заметил основного противоречия капитализма, противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения, постольку он и свои тощие рассуждения о кризисе свел исключительно к недопотреблению, при чем непосредственной причиной кризисов все-таки является «недопотребление» капиталистов Такие вопросы как движение воспроизводства капитала, пропорциональность и диспропорциональность воспроизводства, анархия капиталистического производства, влияние нормы прибыли на развитие производительных сил, на движение капитала; на образование кризисов прошли мимо Каутского. Напрасно только Каутский считает, что он излагает марксову теорию кризисов, так как все его основные положения в корне противоречат теории кризисов Маркса.

Каутский основную причину кризисов видит в неуравновешенности потребления рабочего класса с потреблением капиталистов, причем он совершенно отрицает всякую роль эксплуатации рабочего класса в образовании кризисов. Маркс недопотребление рабочего класса связывал с его эксплуатацией, с капиталистическим способом производства, с классовыми противоречиями; Маркс недопотребление рабочего класса выводил из основного противоречия капитализма — противоречия между общественным характером производства и капиталистической формой присвоения. Каутский обо всем этом даже и не заикается. Маркс нигде и никогда не вкладывал и не мог вкладывать в понятие недопотребления надуманную Каутским неуравновешенность, диспропорциональность между потреблением рабочего класса и потреблением капиталистов.

Каутскому, выхолостившему весь классовый антагонистический характер из кризисов, место не возле Маркса, даже не возле Сисмонди, а возле Туган-Барановского. Впрочем с этим согласен и сам Каутский, когда он пишет: «Идя различными путями, мы все же приходим с ним (т. е. с Туган-Барановским. — П. Ф.) к одинаковому выводу». И действительно Каутский сдержал свое слово. Он пришел к тем же выводам, которые сделал Туган, т. е. к выхолащиванию классовых противоречий, к «организованному капитализму».

Чтобы показать все глубокое различие между Марксом и Каутским, мы постараемся вскрыть действительный, эксплуататорский характер недопотребления рабочего класса и его роль в образовании кризисов.

* * *

Антагонистический характер единства производства и потребления при капиталистическом способе производства со всей силой обнаруживается в движении общественного капитала.

Движение общественного капитала с необходимостью предполагает рассмотрение общественного продукта не только по стоимости, но и по его натуральной форме, что и находит свое выражение в делении всего общественного производства на два больших подразделения — на I и II, на производство средств производства и производство средств потребления.

Уже этим делением общественного производства на два подразделения Маркс подводит научную базу под теорию воспроизводства и кризисов, ставит ее на правильные методологические рельсы. Поэтому Ленин и присоединяется к замечанию Булгакова, что: «В одном этом делении больше теоретического смысла, чем во всех предшествовавших словопрениях относительно теории рынков»⁵.

Деление всего общественного производства на два подразделения, имеющее исключительное значение для выяснения закономерности капиталистического способа производства, для выяснения проблемы реализации, до Маркса оставалось неразрешенным. Все попытки буржуазных экономистов выяснить и разрешить проблему реализации раздавались как раз потому, что она не сумели правильно поставить эту проблему. Они и не могли ее правильно поставить, поскольку проблема двойственного труда для них оставалась тайной за семью печатями.

Маркс проблему деления общественного производства на два подразделения разрешил (вскрыв тем самым и движение общественного капитала во всем его противоречивом многообразии), исходя из своего учения о двойственном характере труда. «На этой теории о двойственном характере труда покоится все понимание фактов» (Маркс).

Подойдем к этому вопросу поближе. При анализе движения общественного капитала, мы весь общественный товар рассматриваем как со стороны стоимостного, так и со стороны натурального выражения.

Почему мы при анализе движения общественного капитала весь общественный товар рассматриваем как по стоимости, так и по натуральной фирме? Потому, что здесь лежит исходный пункт для деления всего общественного производства на два подразделения. Потому, что здесь лежит исходный пункт для анализа единства процесса общественного производства, единства, состоящего из производства средств производства и производства средств потребления, выражающего собой единство производительного и личного потребления, единство производства и потребления.

Это единство противоположностей (антагонистическое единство, как мы потом увидим) всецело вытекает из двойственного характера товара, определяемого двойственным характером труда. Единичный товар мы рассматриваем как потребительную стоимость и как стоимость. Общественный товар также представляет собою потребительную стоимость и стоимость. Следовательно, когда мы говорим о стоимости и натуральном выражении всего общественного товара, то мы тем самым выявляем его двойственный характер, его стоимость и потребительную стоимость, которая и выражается в натуральной форме всего общественного продукта.

Таким образом становится ясным, что в основе деления общественного производства на два подразделения, вытекающего из двойственного характера товара, которое находит свое дальнейшее выражение в стоимостном и натуральном выражении общественного товара, лежит двойственный характер труда, поскольку последний определяет и самое двойственную природу товара. В этой связи антимарксистская, идеалистическая позиция Рубина, выбрасывающего из предмета политической экономии производительные силы, конкретный труд, потребительную стоимость, становится в особенности ясной. Механически разорвав двойственную природу товара, двойственный характер труда. Рубин тем самым не в состоянии объяснить такой простой, но имеющий огромнейшее значение для теории воспроизводства факт, как рассмотрение всего общественного товара по стоимости и по натуральной форме и вытекающее отсюда деление общественного производства на производство средств производства и на производство средств потребления. Тем самым Рубин совершенно не в состоянии понять движение общественного капитала во всем его конкретном, противоречивом многообразии. Механически разорвав двойственную природу товара, двойственный характер труда, Рубин тем самым уничтожил и противоречия, заключенные в товаре, как единстве противоположностей. А выбрасывая противоречия из товара, Рубин выбрасывает тем самым и все противоречия из капиталистического способа производства, поскольку последние с необходимостью развиваются из противоречий, заключенных в товаре⁶.

Конкретно это выражается в том, что противоречие между меновой и потребительной стоимостью, определяемое противоречием между абстрактным и конкретным трудом, находит свое дальнейшее развитие в специфически капиталистическом противоречии между производством средств производства и производством средств потребления, что выражает собою противоречие между производством и потреблением.

Таким образом из противоречивого единства товара мы выводим противоречивое единство всего капиталистического производства. Единство общественного производства с необходимостью включает в себя и различия: производство средств производства и производство средств потребления, производство и потребление.

Следовательно I подразделение и II подразделение, производство и потребление, это — единство противоположностей, которые находятся в антагонистическом противоречии между собою. Именно в антагонистическом противоречии. Это — определяющее специфическое свойство капиталистического способа производства.

Маркс в своих схемах простого и расширенного воспроизводства как раз и отразил это единство общественного производства, единство производства и потребления, единство, где определяющим моментом является производство средств производства, а не производство средств потребления, производство, а не потребление. Накопление в первой отрасли определяет накопление во второй. Здесь лежит объяснение и тому положению классиков марксизма, что производство само себе создает рынок.

Производство, определяя потребление, развивается быстрее последнего Но более быстрое развитие капиталистического производства приводит к относительному и абсолютному обнищанию рабочих масс, что в свою очередь ведет к суживанию потребления, к тому, что развитие производства задерживается этим суживающимся потреблением.

Это противоречие находит свое конкретное выражение в абсолютном обнищании трудящихся масс, что и подчеркивает со всей энергичностью Ленин.

«Противоречие между производством и потреблением, — пишет Ленин, — присущее капитализму, состоит в том, что производство растет с громадной быстротой, что конкуренция сообщает ему тенденцию безграничного расширения, тогда как потребление (личное) если и растет, то крайне слабо; пролетарское состояние народных масс не дает возможности быстро расти личному потреблению… Противоречие между производством и потреблением, присущее капитализму, состоит только в том, что растет национальное богатство рядом с ростом народной нищеты, растут производительные силы общества без соответствующего роста народного потребления, без утилизации этих производительных сил на пользу трудящихся масс» (Ленин, т. II, стр . 422).

В этом собственно и заключается антагонистический характер единства производства и потребления в капиталистическом обществе. И здесь лежит качественное различие единства производства и потребления в капиталистическом обществе от единства производства и потребления, допустим, в социалистическом обществе.

В социалистическом обществе мы имеем также единство производства и потребления, в котором примат лежит на стороне производства, в котором производство развивается быстрее потребления. Но здесь это единство носит не антагонистический характер. Производство, определяя потребление, развиваясь быстрее последнего, ведет не к суживанию, а наоборот, все более и более к расширению потребления, что приводит в свою очередь к дальнейшему развитию производства.

Итак, мы выяснили, что в капиталистическом обществе противоречие между производством и потреблением, вытекающее из развития противоречий товара, носит антагонистический характер, сводящийся к расширению производства при суживании потребления.

Это антагонистическое противоречие между производством и потреблением и находит свое выражение в кризисах. Но значит ли это, что противоречие между производством и потреблением является определяющей, основной причиной кризисов? Конечно нет. Противоречие между производством и потреблением само определяется более глубоким противоречием капиталистического способа производства — противоречием между общественным характером производства и капиталистическим характером присвоения. Капиталистическое производство основано на производстве товаров, меновых стоимостей, прибавочной стоимости. Следовательно с потреблением оно связано не непосредственно, а только в конечном счете, поскольку реализация стоимости и содержащейся в ней прибавочной стоимости связана с потреблением товаров, зависит от потребления.

Таким образом в капиталистическом обществе единство производства и потребления (единство противоположностей, где примат находится на стороне производства, так как границы потребления раздвигаются развитием производства) не уничтожается. Здесь оно только принимает специфическую, антагонистическую форму.

Конкретно это выражается в том, что расширение потребления рабочего класса означает уменьшение нормы прибыли, поскольку расширение потребления означает повышение заработной платы. Повышение заработной платы, повышение потребления рабочих означало бы понижение нормы прибыли, а тем самым уменьшение накопления капитала. Следовательно здесь мы имеем противоречие между потреблением трудящихся и накоплением капитала. Увеличение же накопления с неизбежностью ведет к уменьшению потребления рабочих. Таков антагонистический характер капиталистического накопления. Рост богатства на одном полюсе и рост нищеты на другом. Маркс этот закон определяет как абсолютный всеобщий закон капиталистического накопления.

Развитие этого закона приводит к абсолютному обнищанию рабочего класса. Тов. Ленин говорит по этому поводу следующее: «По данным буржуазных социологов, политиков, опирающихся на официальные источники, заработная плата рабочих в Германии возросла за последние 30 лет в среднем на 25%. За тот же период времени стоимость жизни повысилась по меньшей мере на 40%!.. Рабочий нищает абсолютно… Еще нагляднее однако относительное обнищание рабочих⁷.

Таково противоречие между производством и потреблением, определяемое капиталистическим способом производства, антагонистической формой присвоения.

Потребление рабочих покоится на чрезвычайно узком базисе, поскольку заработная плата определяется стоимостью рабочей силы. С развитием капитала и абсолютным обнищанием рабочего класса противоречие между производством и потреблением еще более обостряется. «Чем больше развивается производительная сила, тем более приходит она в противоречие с узким основанием, на котором покоятся отношения потребления» (Маркс).

Какое же влияние оказывает это все расширяющееся противоречие на движение капитала? Это противоречие ставит границы, предел развитию капитала, предел, который каждый раз преодолевается через кризисы с тем, чтобы воспроизвестись на более широкой основе. Конкретно это выражается в том, что, с одной стороны, к капиталистическому производству присуще стремление к беспредельному развитию капитала, его накоплению, а с другой стороны, узкий базис потребления задерживает это накопление, создает препятствия этому накоплению. Капиталистический способ производства стремится к максимальному производству товаров, т. е. стоимости и прибавочной стоимости, а реализация их упирается в узкий базис потребления. Капиталистическое производство постоянно стремится выйти за этот имманентный предел, создаваемый узким базисом потребления. Но тот способ, которым оно хочет этого достичь (стремление к высоким прибылям, к максимальному накоплению капитала, следовательно еще большему сокращению узкого базиса потребления), еще в большей степени увеличивает это противоречие, развитие которого с неизбежностью приводит к кризису, к перепроизводству капитала, к перепроизводству товаров. Каждый раз производится больше, чем это соответствует платежеспособному потреблению.

Однако «было бы простой тавтологией сказать, — пишет Маркс, — что кризисы вытекают из недостатка платежеспособного потребления или платежеспособных потребителей. Капиталистическая система не знает иных видов потребления, кроме оплачивающего, за исключением sub forma или “мошенники”. Если товары остаются нераспроданными, это не означает ничего иного, как то, что на них не находится платежеспособных покупателей, т. е. потребителей (раз товары покупаются в последнем счете для производительного или индивидуального потребления). Когда же этой тавтологии пытаются придать вид более глубокомысленного обоснования, утверждая, что рабочий класс получает слишком малую часть своего собственного продукта и что следовательно горю можно помочь, если он будет получать более крупную долю продукта, т. е. если его заработная плата возрастет, то в ответ достаточно только заметить, что каждый кризис подготовляется как раз периодом, когда совершается общее повышение заработной платы и рабочий класс в действительности получает более крупную долю той части годового продукта, которая предназначена для потребления. Такой период — с точки зрения этих рыцарей здравого и “простого” (!) смысла — должен бы напротив отдалить кризис. Итак, видно, что капиталистическое производство заключает в себе условия, которые не зависят от доброй или злой воли и которые допускают относительное благополучие рабочего класса только на время, да и то лишь в качестве буревестника по отношению к кризису»⁸.

Таким образом Маркс со всей решительностью подчеркивает тот факт, что кризисы нельзя объяснять недопотреблением рабочего класса. Если бы недопотребление действительно было основной причиной кризисов, то совершенно непонятно было бы образование начала кризиса в конце подъема, периода, когда заработная плата стоит на более высоком уровне, чем во время других фаз цикла. Этот факт должен бы отдалить кризис, а не быть в «качестве буревестника по отношению к кризису». Кроме того ведь недопотребление трудящихся характерно не только для капитализма. Оно существовало, как пишет т. Ленин, и в других самых различных хозяйственных режимах, однако кризисы — явление, свойственное исключительно капиталистическому способу производства. Следовательно недопотребление рабочего класса, которое действительно имеет место в капиталистическом обществе и которое с развитием капитализма все более и более усиливается, само требует объяснения, само определяется основным противоречием капитализма, а именно противоречием между общественным характером производства и частным характером присвоения.

Капитализму присуще стремление к безграничному развитию производительных сил, к безграничному накоплению. Это всецело определяется общественным характером производства. Но капитализм в своем развитии упирается в узкий базис потребления, всецело обуславливаемый капиталистическим способом производства, формой распределения, частным характером присвоения. А поскольку этот узкий базис потребления находит свое выражение в недопотреблении рабочего класса, постольку и оно (недопотребление) определяется этим частным присвоением.

Поскольку узкий базис потребления, выражающийся в недопотреблении рабочего класса, является препятствием развитию производительных сил, препятствием безграничному стремлению к накоплению, постольку оно (недопотребление) безусловно является причиной кризисов. Но причина эта не основная, а сама вытекает и определяется другой основной причиной — противоречием между общественным характером производства и частным характером присвоения.

Следовательно, если бы капиталистическое производство было непосредственно связано с потреблением, а не посредством производства стоимости и прибавочной стоимости, то отсутствовало бы и недопотребление рабочего класса. Следовательно отсутствовали бы и кризисы. Все, что произвело общество, было бы потреблено. Но такое абстрагирование есть абстрагирование от самого капиталистического способа производства.

Таким образом вся глубина марксовой теории воспроизводства и кризисов заключается в том, что она, не отрицая противоречия между производством и потреблением, не отрицая, что недопотребление рабочего класса является причиной кризисов, считает основной, определяющей причиной кризисов противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения, противоречие, из которого она выводит и противоречие между производством и потреблением. Следовательно она отводит последнему подчиненное место.

Тов. Ленин с особенной силой подчеркивает эту суть марксовой теории воспроизводства и кризисов в борьбе с народниками, идеологом которых в этом вопросе является Сисмонди.

«Из воззрения Сисмонди, — пишет т. Ленин, — …вытекало естественно и неизбежно то учение, что кризисы объясняются несоответствием между производством и потреблением… Научный анализ накопления в капиталистическом обществе и реализация продукта подорвали все основания этой теории, указав также, что именно в эпохи, предшествующие кризисам, потребление рабочих повышается, что недостаточное потребление (объясняющее будто бы кризисы) существовало при самых различных хозяйственных режимах, а кризисы составляют отличительный признак только одного режима — капиталистического. Эта теория объясняет кризисы другим противоречием, именно противоречием между общественным характером производства (обобществленного капитализмом) и частным индивидуальным способом присвоения…» Но спрашивается: отрицает ли вторая теория (т. е. марксова теория воспроизводства и кризисов. — П. Ф.) факт противоречия между производством и потреблением, факт недостаточного потребления? Разумеется, нет. Она вполне признает этот факт, но отводит ему надлежащее, подчиненное место как факту, относящемуся лишь к одному подразделению всего капиталистического производства. Она учит, что этот факт не может объяснить кризисов, вызываемых другим, более глубоким, основным противоречием современной хозяйственной системы, именно противоречием между общественным характером производства и частным характером присвоения»⁹.

«Таким образом отличие взглядов мелкобуржуазных экономистов от взглядов Маркса состоит не в том, что первые признавали вообще связь между производством и потреблением, а второй отрицал вообще эту связь (это было бы абсурдно). Различие состоит в том, что мелкобуржуазные экономисты считали эту связь между производством и потреблением непосредственною, думали, что производство идет за потреблением Маркс же показал, что эта связь лишь посредственная, что сказывается она лишь в конечном счете, ибо в капиталистическом обществе потребление идет за производством»¹⁰.

Таким образом и Маркс и Ленин со всей глубиной вскрыли антагонистический характер единства производства и потребления, определяемый противоречием между общественным характером производства и капиталистической формой присвоения. Из этого антагонистического характера единства производства и потребления классики марксизма выводили недопотребление рабочего класса, которое находит свое конкретное выражение в абсолютном обнищании последнего и которое является конечной причиной кризисов, определяемой более глубокой причиной, более глубоким противоречием — противоречием между общественным характером производства и частным характером присвоения.

Каутский же в противоположность классикам марксизма этого антагонистического характера единства производства и потребления не видит. А не видит он его потому, что не видит качественного различия между капиталистическим способом производства и простым товарным хозяйством. Не видит он также противоречия между общественным характером производства и капиталистической формой присвоения. Отсюда отрицание абсолютного обнищания рабочего класса. Отсюда выхолащивание классового эксплуататорского характера образования кризисов, отсюда выведение кризисов из простого товарного хозяйства как результата «недопотребления».

* * *

В своей работе «Материалистическое понимание истории» Каутский открыто выступает против марксизма не только по существу, но и но форме. Классические произведения марксизма — «Коммунистический манифест», «Капитал» — он считает устаревшими. Особенно откровенно выступает Каутский против теории кризисов, разработанной классиками марксизма. Это и немудрено. Марксова теория кризисов является центральной во всем учении марксизма. Следовательно борьба против марксовой теории кризисов есть борьба против марксизма, борьба против пролетариата, против социализма, в защиту буржуазии, в защиту капитализма.

Маркс доказал, что капиталистический способ производства является историческим, преходящим способом производства, подготовляющим через развитие, углубление и обострение своих внутренних противоречий свою собственную гибель, что находит свое выражение в социалистической, пролетарской революции. Маркс также доказал, что этот исторический, преходящий характер капиталистического способа производства находит свое выражение в кризисах, которые все более и более угрожают существованию капитализма.

Каутский отрицает исторический, преходящий характер капиталистического способа производства. Он считает, что уже одна постановка вопроса о преходящем характере капиталистического способа производства является не научным социализмом, а свойственна утопическому социализму.

Как верный певец капитализма, Каутский с восторгом воспевает, как разлагается феодализм под влиянием развивающегося капитализма, как он гибнет в результате буржуазных революций. Но как только речь заходит об уничтожении капитализма посредством социалистической революции, он сразу встает на дыбы.

«Будет ли и теперь дело обстоять таким же образом, — пишет Каутский, — как обстояло с феодализмом? Не суждено ли и капитализму также в конце концов принять такие формы, когда и он также сделается препятствием для дальнейшего экономического развития и даже препятствием ко всякой нормальной жизни вообще, так что спасение общества от экономической деградации так же потребует преодоления капитализма, как прежде это было необходимо по отношению к феодализму? В первой половине предыдущего столетия эта точка зрения могла находить себе подтверждение в тех угрожающих опустошениях среди рабочего класса, которые производил промышленный капитализм всюду там, где он мог беспрепятственно хозяйничать. При таких условиях социализм казался средством спасти пролетариат от полной гибели, а вместе с тем спасти от гибели и все общество. Подобное умонастроение характерно для утопического социализма. Но даже и Маркс с Энгельсом не могли вполне освободиться от него, по крайней мере вначале. В «Коммунистическом манифесте» мы читаем: «Современный рабочий вместо того, чтобы возвышаться с прогрессом промышленности, все более опускается ниже условий существования своего собственного класса. Рабочий становится нищим, и нищета развивается еще быстрее, чем население и богатство. Все более делается очевидным, что буржуазия не способна оставаться господствующим классом и возводить условия своего существования в норму, регулирующую весь общественный строй. Она неспособна к господству, потому что она не может обеспечить своему рабу даже его рабское существование, потому что она вынуждена довести его до такого состояния, в котором она должна кормить его, вместо того чтобы существовать на его счет. Общество не может более жить под ее властью; другими словами, жизнь буржуазии несовместима с жизнью общества» (Каутский, «Материалистическое понимание истории», стр. 540–541).

Каутский приводит эти пламенные слова творцов научного социализма для того, чтобы заявить, что: «это было правильно для английских отношений того периода, когда это писалось» (стр. 541), чтобы заявить, что «Коммунистический манифест» уже устарел для современного развития капитализма, где дело идет не к обострению классовых противоречий, не к все большему и большему абсолютному обнищанию рабочего класса, а к смягчению и уничтожению классовых противоречий, к прогрессирующему улучшению жизненного уровня рабочего класса. «Мы не можем поэтому теперь сказать, — продолжает Каутский, — что «капиталистическое производство губит источники всякого богатства: землю и работника», и благодаря этому само готовит себе конец самим ходом экономического развития» (там же, стр. 542).

Естественно после этого, что Каутский отрицает и тот факт, что кризисы являются выражением преходящего характера капиталистического способа производства, что они, разрушая производительные силы, угрожают существованию всего буржуазного общества. В «Коммунистическом манифесте» говорится, что «Буржуазные условия производства и обмена, буржуазные имущественные отношения, современное буржуазное общество, как бы волшебством создавшее такие могущественные средства производства и сообщения, походят на волшебника, который не в состоянии справиться с подземными силами, которые вызвал своими заклинаниями. Вот уже несколько десятилетий история промышленности и торговли представляет собою историю возмущения современных производительных сил против современной организации производства, против имущественных отношений этих условий жизни для буржуазии и ее господства. Достаточно назвать торговые кризисы, которые, возвращаясь периодически, все более и более угрожают существованию всего буржуазного общества» (подчеркнуто нами. — П. Ф.).

Каутский считает это место устаревшим и несоответствующим действительности. Мало того, Каутский опорачивает и I том «Капитала». «Правда, — пишет Каутский,—в знаменитой главе «Об исторической тенденции капиталистического накопления» говорится, что монополия капитала превращается в оковы того способа производства, который расцвел благодаря ему и вместе с ним, однако в I томе «Капитала» не содержится доказательств в пользу этого положения» (там же, стр. 594).

Дальше Каутский опорачивает II том «Капитала», совершенно умалчивает о III томе «Капитала» и «Теориях прибавочной стоимости», где Маркс блестяще доказал исторический, преходящий характер капиталистического способа производства, где он блестяще доказал, что кризисы, являясь выражением этого преходящего характера капитализма, все более и более угрожают существованию последнего.

Для Каутского это не так: «Однако нигде не показано, — пишет он, — что этот кризис должен в конечном счете принять характер, исключающий возможность продолжения производственного процесса в капиталистической форме» (стр. 544).

Опорочив «Коммунистический манифест», «Капитал», считая выводы этих классических произведений или недоказанными или устаревшими, Каутский делает уже более решительное заявление: «в настоящее время не имеет уже под собой никакой почвы мысль о том, что кризисы сбыта когда-нибудь достигнут такой интенсивности и продолжительности, что они будут означать конец дальнейшего существования капиталистического производства и сделают неизбежной замену его социалистическим регулированием» (стр. 546).

Здесь Каутский самым откровенным образом встает на апологетические позиции. В дальнейшем мы увидим еще рельефнее антимарксистское, социал-фашистское лицо Каутского. Присмотримся поближе к той «эволюции», которую проделал Каутский в области «теории» кризисов.

Как мы уже выше писали, основную причину кризисов Каутский видел с самого начала в неуравновешенности, в диспропорциональности потребления капиталистов с потреблением рабочего класса, причем роль эксплуатации последнего в образовании кризисов им совершенно отрицалась. Здесь как раз и лежит водораздел между Каутским, с одной стороны, и Сисмонди и Розой Люксембург — с другой.

В своей книге «Материалистическое понимание истории», следовательно значительно позже его первой работы о кризисах, Каутский повторяет свой тезис о диспропорциональности между потреблением рабочего класса и потреблением капиталистов как основной причины кризисов и решительно возражает против того, чтобы кризисы связывать с эксплуатацией рабочего класса. «Казалось, — пишет Каутский, — эксплуатация в капиталистическом обществе должна была бы приводить к перепроизводству. Ведь эксплуатируемые не могут потребить сами все то, что они производят. Капиталисты также не потребляют всей получаемой ими прибавочной стоимости, а большую часть ее накопляют. Таким образом производится все больше и больше, чем потребляется. Это должно вести к кризисам сбыта (характерно, что Каутский нигде не говорит о кризисе как о всеобщем перепроизводстве капитала, а только лишь о кризисе сбыта. — П. Ф.) с их огромными потерями капитала и с ужасающей безработицей; эти кризисы должны постоянно расти и привести к такому положению, что общество должно в конце концов задохнуться в собственном жиру. Согласно этой точке зрения источником кризисов является недопотребление масс. Маркс и Энгельс не были сторонниками этой идеи, которую защищал Сисмонди. Причину кризисов они связывали с существующими отношениями собственности, которые чем дальше, тем больше делаются преградой для производительных сил» (Каутский, «Материалистическое понимание истории», стр. 542–543).

Мы уже знаем, что Каутский решительно возражает против взглядов классиков марксизма по вопросу о кризисах. Возражает он также и против взглядов Сисмонди, который основную причину кризисов видел в недопотреблении рабочего класса, вытекающего из эксплуатации последнего. Отрицание роли эксплуатации в образовании кризисов естественно должно покоиться на отрицании эксплуатации, отрицании производства прибавочной стоимости как движущего мотива капиталистического производства. И Каутский действительно ставит все точки над «и», считая, что целью, движущим мотивом капиталистического производства, так же как и простого товарного хозяйства (это смешение капиталистического с простым товарным хозяйством проходит красной нитью по всему «учению» Каутского о кризисах, да и не только о кризисах), является не производство прибавочной стоимости, а личное потребление. «И при капитализме, — пишет Каутский, — производство ведется для потребления; производство продуктов, которые не могут быть потреблены, а следовательно не могут найти сбыта, должно было бы скоро приостановиться. Роза Люксембург предполагает разумеется, что капиталисты аккумулируют не ради личного потребления… но капиталист не дает своих продуктов даром, он продает их, чтобы на вырученные деньги купить другие продукты, которые он и потребляет. Следовательно его потребление является целью производства, которое он предпринимает. Верно то, что капиталисты, как замечает… Роза Люксембург, могут накоплять лишь путем «воздержания» от личного потребления, но так же обстоит дело и с крестьянином, который не потребляет известную часть своего зерна, оставляя его в качестве семян. Это воздержание от потребления в конечном счете имеет своей целью производство для потребления» (стр. 547, подчеркнуто нами. — П. Ф.).

Каутский и здесь выхолостил все специфическое, классовое содержание капиталистического производства. Это выражается прежде всего в том. что он, говоря о единстве производства и потребления, совершенно выбросил распределение продуктов, основанное на распределении средств производства. Тем самым он уничтожил антагонистический характер противоречия между производством и потреблением, являющимся специфической особенностью капиталистического способа производства.

Основное, что характеризует всякий способ производства, суть всякой экономической структуры общества, это — распределение средств производства, это — форма собственности на средства производства. Следовательно распределение средств потребления всецело зависит от распределения средств производства, являясь лишь следствием последнего. Так например капиталистический способ производства характеризуется монопольной собственностью на средства производства на одном полюсе и собственностью на рабочую силу — на другом. А это обуславливает и способ распределения продуктов потребления в капиталистическом обществе, способ, который находит свое ярчайшее выражение в абсолютном обнищании рабочего класса.

Отсюда ясно, что единство производства и потребления не исключает распределения, а наоборот с необходимостью предполагает его. И более того. Способ распределения, обуславливаемый способом производства, придает определенную качественную специфичность этому единству производства и потребления. Так. в капиталистическом обществе единство производства и потребления принимает определенный антагонистический характер. Поскольку же средства производства обобществлены, как например в социалистическом секторе советского хозяйства, постольку единство производства и потребления этого антагонистического характера не имеет.

Следовательно, когда мы говорим об единстве производства и потребления в капиталистическом обществе, необходимо подчеркнуть, что это единство носит антагонистический характер, определяемый антагонистическим способом распределения средств производства, что и находит свое выражение в том, что движущим мотивом и целью капиталистического производства является прибавочная стоимость, а не потребление, с которым оно связано не непосредственно, а только в конечном счете. В этом и заключается качественное отличие капиталистического способа производства от всех остальных, в том числе и от простого товарного хозяйства.

Всего этого конечно Каутский не понял, когда он продолжает твердить, что: «При капиталистическом способе производства также следовательно работают для личного потребления, как и при всяком другом способе производства» (стр. 548).

Все это показывает, что Каутский выхолащивает специфическую, качественную определенность капитализма, выхолащивает все его классовые противоречия. После этого становится совершенно ясно, что кризисы у Каутского не имеют абсолютно никакого отношения к классовым противоречиям в капиталистическом обществе и что недопотребление у Каутского теряет всякую классовую значимость.

Разделавшись с классовым, специфически капиталистическим характером образования кризисов, Каутский свой тезис о том, что в основе кризисов лежит недопотребление (вернее неуравновешенность, диспропорция между потреблением рабочего класса и потреблением капиталистов), конкретизирует тезисом о том, что в основе кризисов лежит диспропорция между производством и потреблением. «… Количество произведенных средств производства, — пишет Каутский, — и предметов потребления постоянно должно находиться в определенном соответствии друг с другом; всегда должна соблюдаться пропорциональность производства. Если пропорциональность нарушается, весь производственный механизм расстраивается и наступает кризис. Но как раз посредством этого кризиса весь производственный аппарат снова вводится в нужные границы, хотя и с большим ущербом для тех, кого это все затрагивает. Необходимая пропорциональность снова восстанавливается, и производство идет дальше» (стр. 548).

Здесь уже нет и намека на недопотребление даже в каутскианском смысле этого слова. Мы уже не говорим о том, что здесь, как и раньше, совершенно не отражен действительный капиталистический процесс воспроизводства.

Зато на сцену выступает количественная пропорция между производством и потреблением вообще, безотносительно к ее специфическому историческому содержанию. Какова сущность этой пропорции между производством и потреблением? Почему и как она нарушается? Каутский безмятежно проходит мимо этих вопросов. И это вполне естественно, поскольку он выхолостил из действительного процесса капиталистического воспроизводства все противоречивое содержание.

Но все эти «достижения» Каутского не удовлетворяют. Он успокаивается только тогда, когда переходит по этому мостику количественных пропорций целиком и полностью в объятии Туган-Барановского, правда, чрезвычайно «оригинальным» способом.

Туган-Барановский шел к выхолащиванию классового антагонистического характера капиталистического способа производства, к гармоническому развитию последнего от утверждения тезиса о полной независимости производства от потребления. Каутский же проделал несколько иной путь. Он шел от выхолащивания классовой, антагонистической сущности капиталистического общества, а следовательно и кризисов, к отрыву производства от потребления, с тем чтобы уже на этой «новой» основе чище проделать свою апологетическую работу.

От нарушения количественной пропорции между производством и потреблением как основы кризисов Каутский перешел к количественной пропорции между промышленностью и сельским хозяйством и нарушению этой пропорции как новой основы кризисов. «В большинстве случаев кризисы возникают от того, — пишет Каутский, — что сельскохозяйственное производство не способно к такому быстрому расширению, как промышленное производство, вследствие чего промышленное производство постоянно обгоняет его. Отсюда неизбежность наступающего время от времени несоответствия между тем и другим» (стр. 550). Каутский перечисляет и целый ряд других причин кризисов, как например война и пр., но все они носят случайный и не длительный характер. «Наоборот, различие в условиях производства промышленности и сельского хозяйства является не временным и не случайным, а длительным и неизбежным. Это различие ведет к тому, что рынок для промышленности не может увеличиваться так быстро и так легко, как растет сама, промышленность» (стр. 550).

Естественно, что этот переход от количественных пропорций между производством и потреблением к количественным пропорциям между промышленностью и сельским хозяйством с нарушениями этих пропорций не мог не означать полного и окончательного отрыва производства от потребления, следовательно не мог не означать полного отказа от деления всего общественного производства на два подразделения, деления, в основе которого лежит двойственный характер труда. Каутский так и пишет: «…путь к объяснению этих фактов (т. е. фактов образования кризисов. — П. Ф.) может нам дать не деление на средства производства и предметы потребления, а различие между промышленностью и сельским хозяйством» (стр. 551).

Этот вывод Каутского не таит ничего неожиданного. Напротив, он с неизбежностью вытекает из всего хода вещей. Последовательно проводимое выхолащивание антагонистического характера капиталистического общества обязывает к тому, чтобы всякие противоречия были уничтожены в корне, а для этого необходимо уничтожить деление общественного производства на два подразделения. Здесь, как мы видим, Каутский пошел дальше Туган-Барановского, который, уничтожив единство производства и потребления, логически не довел свою мысль до конца, не уничтожил деления всего общественного производства на два подразделения. Каутский здесь оказался последовательнее Тугана.

Но откуда же тогда вытекают кризисы в капиталистическом обществе? Для Каутского ответ на этот вопрос не представляет затруднений, поскольку он встал на путь разграничения всего общественного производства на промышленность и сельское хозяйство, где промышленность у него выступает как сплошная капиталистическая масса, лишенная всяких внутренних различий, а сельское хозяйство — как сплошная докапиталистическая масса. «В настоящее время, — пишет Каутский,—лишь промышленность является настоящей областью капиталистического производства. В сельское хозяйство капиталистическое производство мало проникло; так обстоит дело даже в высококапиталистических странах. Невольно под капиталистическим производством всегда подразумевается промышленность, а под докапиталистическими формами всегда имеется в виду сельское хозяйство» (стр. 551).

Кризисы как раз и вытекают, по Каутскому, из нарушения количественных пропорций между промышленностью и сельским хозяйством, между капиталистическим обществом и докапиталистической средой. Причина кризисов лежит следовательно не в капиталистическом обществе, а в докапиталистической среде, В. сельском хозяйстве, поскольку оно в своем развитии отстает от капитализма, от промышленности. Чем быстрее следовательно сельское хозяйство станет на путь капитализма, тем скорее будут уничтожены кризисы, и капитализм станет на путь бескризисного плавного развития Таков вывод, который с железной необходимостью вытекает из всей «теории» кризисов Каутского.

На этом покоится у Каутского и «теория» империализма, как завоевания аграрных областей капиталистической промышленностью Отсюда и защита империалистической политики как фактора, способствующего прогрессивному развитию отсталых, аграрных областей и переводу их на капиталистические рельсы.

Таким образом, если Роза Люксембург, исходя из своей «теории» реализации. выводила крах капитализма из абсолютной закупорки развития производительных сил, поскольку иссякает докапиталистическая сфера, то Каутский, исходя из положения о взаимоотношениях капиталистической промышленности и докапиталистического сельского хозяйства, делает прямо противоположные выводы. Капитализм не только не идет к краху, но по мере своего развития, по мере своего проникновения в докапиталистические области он все более и более укрепляется, становится все более и более жизнеспособным. Вместе с ростом капитализма растет все более и благосостояние рабочего класса, «… но тем все более излишним делается социализм. Чем больше растет благосостояние рабочих уже при капитализме, тем все в большей и большей степени они будут мириться с ним, сживутся с ним и будут отказываться от всяких рискованных экспериментов. Растущее смягчение классовых антагонизмов тем дальше отодвигает социализм вдаль, чем больше усиливается пролетариат. Судьба социализма в действительности связана с этим, а не аккумуляцией капитала и роста кризисов» (стр. 862). После этого восторженного вывода Каутский тут же начинает развивать «теорию» мирного врастания капитализма в социализм.

Итак, капитализм развивается, крепнет, становится все более и более жизненным, организованным… улучшается все более и более благосостояние рабочею класса… Смягчаются классовые противоречия… и социализм отодвигается все дальше и дальше… Это и есть так называемый «организованный капитализм», — капитализм плавного, бескризисного развития.

Такова социал-фашистская сущность «теории» кризисов Каутского.

* * *

В предисловии к общедоступному изданию II тома «Капитала» (изд. 1926 г.) Каутский пишет:

«Мы, социалисты, сами говорили, что кризисы неизбежны до тех пор, покуда будет существовать капиталистический способ производства (мы уже отлично видели, что скрывается за этой «марксистской» фразеологией. — П. Ф.). И напротив, именно капиталисты надеялись постепенно смягчить кризисы при помощи союза предпринимателей. … Таково было положение до мировой войны. Она вызвала большие перемены и в рассматриваемых нами областях».

Здесь Каутский пытается рабочего читателя ввести в заблуждение указанием на то, что мы-де всегда говорили, что кризисы присущи капитализму. Истинную апологетическую суть «теории» кризисов Каутского мы уже видели. Но Каутский здесь неспроста ссылается на свою «революционную» «теорию» кризисов. Он хочет убедить рабочий класс, что положение в развитии капитализма коренным образом изменилось: капитализм из кризисного развития переходит к бескризисному развитию.

Если раньше кризисы «…были результатом чисто экономических условий, мало поддававшихся влиянию капиталистической политики, то ныне… являются продуктом политики правительства и могли бы быть избегнуты при дальнейшем существовании капиталистического хозяйства, если бы политика правительств определялась бы немножко меньше соображениями военного и монополистического характера и немножко больше экономическим пониманием потребностей процесса обращения» (стр. 10).

Следовательно, чтобы это бескризисное развитие превратить в действительность. необходимо изменить экономически неграмотную политику правительства. Задача рабочего класса, по Каутскому, как раз и заключается в том, чтобы посредством активного влияния на политику правительства направить капитализм на рельсы бескризисного развития.

Каутский таким образом откровенно признается, что кризисы в капиталистическом обществе являются случайными, с внутренней необходимостью из развития последнего не вытекающими. Отсюда делается вывод, что при определенной рациональной политике правительства можно направить развитие капитализма на«плановый бескризисный путь развития. Этот вывод Каутского вполне закономерен. Он был подготовлен всем предшествующим «анализом» кризисов.

От объяснения кризисов «недопотребпением» простых товаропроизводителей, а потом «недопотреблением» рабочего класса, «недопотреблением», лишенным всякого классового эксплуататорского содержания, Каутский легко переходит к объяснению кризисов диспропорциональностью между «недопотреблением» капиталистов и «недопотреблением» рабочего класса, а потом диспропорциональностью между производством и потреблением вообще.

«Эволюция» Каутского на этом не останавливается. Он теперь уже вообще выкидывает потребление из капиталистического воспроизводства, и кризисы выводятся им из диспропорциональности между капиталистическим производством и докапиталистическим сельским хозяйством.

Здесь следует отметить чрезвычайно характерный путь Каутского: идя от выхолащивания классового содержания недопотребления рабочего класса к частному отрыву производства от потребления, а затем и к диспропорциональности между двумя видами производства, которая-де устраняется при рациональной политике правительства, при организации капиталистического производства.

Здесь полностью сказывается действительный апологетический, буржуазный характер «теории» кризисов Каутского, путь ее развития и полное родство с Туган-Барановским, о чем между прочим говорит и сам Каутский

Ясно, что попытка Каутского ввести рабочего читателя в заблуждение ссылкой на то, что случайность кризисов он относит только к послевоенному капитализму, что-де до войны кризисы носили закономерный характер есть попытка спрятать свою родословную.

Нет надобности подвергать критике Каутского по линии «случайности кризисов в послевоенном капитализме»; поскольку для каждого марксиста достаточно ясно, что основные закономерности капитализма свойственны как довоенному, так и послевоенному капитализму и что следовательно кризисы носят закономерный характер на всем протяжении развития капиталистического способа производства. Более того, с развитием капитализма все противоречия обостряются и углубляются и приводят через пролетарскую революцию к уничтожению всей капиталистической системы.

В свете современного мирового кризиса, развернувшегося на основе всеобщего кризиса капитализма, эти доводы Каутского о случайности кризисов особенно «убедительны».

Примечания #