Эскин М. Финн-Енотаевский как теоретик реставрации капитализма #

Сборник «Против воинствующего меньшевизма (финн-енотаевщина)», Ленинградское отделение коммунистической академии при ЦИК СССР, Институт экономики, Государственное социально-экономическое издательство, Москва — Ленинград, 1931 год, стр. 83–95.

Сейчас, после процесса «Промпартии», после обнаружения широкого развернутого контрнаступления классового врага в форме вредительства, когда в ответ на развернутое социалистическое наступление создался единый фронт от меньшевиков-эсеров до самых махровых черносотенцев, — проводить в стенах Комакадемии абстрактные, сухие академические аполитичные споры значило бы показать себя оторванными от жизни, от той классовой борьбы, которая происходит на фронте социалистического строительства. Больше того, это значило бы усугублять наметившийся отрыв теории от практики.

В лице Финна-Енотаевского мы имеем заядлого меньшевика, которого воротит при одной мысли о диктатуре пролетариата. Он один из крупнейших вредителей на идеологическом фронте. Он на теоретическом фронте, на основе известного разделения труда, творил то же самое преступное дело, что и Рамзин, Кондратьев, Громан и др. на фронте непосредственного социалистического строительства. Его писания на самые абстрактные темы проникнуты ненавистью к тому величайшему историческому делу, которое героически и победоносно творит рабочий класс под руководством коммунистической партии, они проникнуты духом вредительства. Финн великолепно понимает, что теория не догма, а руководство к действию, он, как сознательный классовый враг, который готов отдать свои силы и знания буржуазии на укрепление ее сильно пошатнувшихся устоев, не может не понимать, что рабочий класс своими гигантскими успехами обязан марксистско-ленинской теории, которая служила ему руководством в его творческой деятельности, которая озаряла его исторический путь движения. Поэтому он, как начетчик от марксизма, взял на себя труд опрокинуть теорию Маркса и таким образом обезоружить пролетариат. Но это, одна, — «разрушительная» сторона дела другая же — «созидательная» сторона дела заключается в том, что Финн пытается разрушить марксизм и на развалинах марксовой теории освещающей путь социализма, построить теорию реставрации капитализму, теорию, которая должна служить руководством к действию вредителей, руководством по подготовке к интервенции. Такова классовая суть творений Финн-Енотаевского. Вскрыть эту классовую контрреволюционную суть — такова была центральная задача доклада о Финне. Между тем в выступлении товарища Плотникова слишком большая доля была уделена абстрактному спору об абстрактном труде.

Финн, как теоретик реставрации капитализма в СССР, представляет еще интерес в том отношении, что на нем не трудно проследить и показать, как наши разбитые Октябрьской революцией отечественные меньшевики, не только в своей контрреволюционной практике, но и в теории идут по стопам мировых теоретиков социал-фашизма, показать, что путь ревизии марксизма построении контрреволюционной теории реставрации капитализма и социал-фашисткой теории мирного встраивания капитализма в социализм совпадает.

Установить связь между абстрактной вредительской теорией Финна и конкретной вредительской практикой Кондратьева, Громана, Базарова и др. возможно через некоторые промежуточные звенья. Для этого нужно хотя бы вкратце напомнить основные исходные теоретические положения теоретиков и практиков вредительства и проследить, какую лепту внес Финн в построение теоретического фундамента вредительства.

В борьбе за капиталистический путь развития нашего хозяйства, за развязывание рук «творческой фигуре деревни», т. е. кулаку, буржуазные реставраторы выдвигали и усиленно пропагандировали теорию о том, что СССР является неотъемлемой составной частью единого мирового хозяйства, что СССР должен быть включен в систему международного разделения труда. На практике это означало борьбу против важнейшего рычага социалистического строительства — монополии внешней торговли — под видом борьбы с «огульным протекционизмом», превращение СССР в аграрный придаток для империалистических хищников, подготовку страны для интервенции.

Они проповедовали равновесие, как высший постулат, причем в качестве идеала равновесия — на основе фантастической теории эмпирических закономерностей Громана — были взяты довоенные пропорции между промышленностью и сельским хозяйством, знаменитые 63 : 37. На практике это означало равнение на узкие места, борьбу против политики развернутого социалистического наступления, на капиталистические элементы, попытки обеспечить рост частного сектора, что получило свое выражение во вредительском отвергнутом проекте 15-летнего плана комиссии Осадчего, по которому продукция частной промышленности за 15 лет должна была увеличиться на 254%. Это означало, наконец, создание экономической опоры для интервенции и реставрации капитализма.

Они распространяли теорию потухающей кривой. На практике эта теория служила сигналом к борьбе с высокими темпами индустриализации, к увековечиванию нашей технической отсталости, увеличению нашей зависимости от капиталистических стран и ослаблению нашей обороноспособности в случае интервенции.

Они выдвигали теорию неизбежности кризисов недопроизводства в СССР. На практике эта теория служила сигналом к вредительству в области снабжения, служила основой для борьбы за увековечивание трудностей роста, усиления товарного голода, насаждения недовольства и подготовки таким образом населения к радостной встрече интервентов.

Они, наконец, проповедуют теорию господства стихии над планом.

Что означает эта теория на практике? На практике это означало борьбу против действенности и социалистической целеустремленности плана, против активного вмешательства пролетарской диктатуры в хозяйственные процессы страны, — в общем это означало борьбу против превращения нашей страны из страны нэповской в страну социалистическую. Это означало превращение нашего плана лишь в пассивное орудие предвидения стихийных капиталистических процессов, не изменяющего их.

На чем покоятся все эти теоретические положения, в чем заключается основа всех этих основ вредительства? Все эти положения покоятся на игнорировании диктатуры пролетариата, на отрицании качественных, принципиальных граней между СССР и капитализмом, на отождествлении экономики социализма с экономикой капитализма. Это положение является краеугольным камнем всей вредительской концепции. Не случайно Громан исходит из того, что наша экономическая структура характеризуется наличием «государственного капитализма, мелкого товарного производства и кооперативного хозяйства» (Громан). Доказать это исходное положение значит доказать, что хозяйству нашему присущи непреодолимые капиталистические тенденции, это значит доказать, что мы объективно идем по пути капиталистической реставрации, а что касается «Промпартии» и их соратников в лице Кондратьева, Громана, Базарова и др., то они выступают в этом случае лишь в роли носителей этой роковой исторической неизбежности.

Как известно, и Финн сходился с Громаном в характеристике наших госпредприятий как госкапиталистических, причем в качестве основного критерия для характеристики социально-экономической природы государственных предприятий он берет не способ соединения рабочей силы с средствами производства, не отношения внутри производства, а «антагонистические условия обмена и распределения» (см. его «Финансовый капитал и производительный», стр. 23).

Но если отрицание специфичности социально-экономической структуры советского хозяйства, отождествление наших закономерностей с закономерностями капиталистического общества, — если этот опорный пункт всей вредительской концепции, непосредственными вредителями лишь догматически утверждался, то Финн, как «человек науки», взял на себя труд путем развернутой ревизии марксистской политической экономии подвести под него теоретический фундамент, методологически его обосновать и в то же время замаскировать контрреволюционную суть этого исходного положения вредительства.

Финн пытается построить законченную, целостную теорию реставрации капитализма в СССР.

Каков путь, каков метод Финна в осуществлении этой задачи и выполнении социального заказа своего класса? Он осуществляет свою классовую задачу на идеологическом фронте путем механистического отождествления противоречий капитализма с противоречиями социализма, путем механистического отождествления товарообмена с продуктообменом, путем отрыва обмена от производства и, наконец, путем увековечивания капиталистических категорий. Финн даже ссылается на Ленина, который в заметках на книгу Бухарина указывает, что «антагонизм и противоречие совсем не одно и то же — первое исчезнет, второе останется при социализме». Это верно. Но верно ли то, что и в социалистическом хозяйстве остается противоречие между потребительной ценностью и ценностью, верно ли, что капитализм от социализма отличается лишь «антагонистическим характером потребления» (см. «Социалистическое хозяйство», 1930 г. №1–2, стр. 50)? Нет, все это понадобилось Финну для того, чтобы, прикрываясь именем Ленина, затушевать основные противоречия капитализма, замазать специфичность этих противоречий и таким механистическим путем уничтожить принципиальную грань между капитализмом и социализмом. Таково первое социал-демократическое открытие Финна.

Дальше Финн доказывает, что «общественное производство может быть плановое, тем не менее распределение осуществляется посредством оптового и розничного обмена продуктов, а это значит посредством товарной формы продукта, даже весь общественный процесс воспроизводства может регулироваться и в таком случае продукт рационального общественного производства все же имеет форму товара» (стр. 60). Наряду с отождествлением продуктообмена с товарообменом Финн механистически отрывает обмен от производства. Он открыто выражает недовольство по поводу той взаимозависимости между обменом и производством, которую устанавливает Маркс. «Не все ясно у Маркса насчет обмена, — говорит он. — Маркс обычно формулирует так, как будто бы обмен — лишь производное производства» (стр. 61). Если рассматривать обмен как нечто внешнее и обособленное по отношению к производству, если в то же время обмен, который отождествляется с товарной формой, и распределение рассматривать как сферу, определяющую социально-экономическую природу общественной формации, то сколько бы мы ни доказывали о последнем этапе НЭПа, о развитии социалистического продуктообмена, товар остается товаром, остаются неизменными рыночные отношения, остаются условия, порождающие стихию, и т. д. и т. п. В этом вопросе меньшевик-механист Финн смыкается с меньшевиком-идеалистом Рубиным, который всячески подчеркивает, что купля и продажа является основным типом производственных отношений. Но и тот и другой, каждый из них по своему, лишь обосновывают знаменитое положение австрийского социал-фашиста Реннера о том, что «социализация не может начинаться с производства. Захват фабрик, отчуждение предприятий, изгнание фабричной бюрократии — все это… не представляет пути к достижению цели» («Теория капиталистического хозяйства», стр. 319).

Финн, правда, делает вид, будто он спорит с идеалистом Рубиным, но этот спор напоминает по существу спор между различными участниками «Промпартии» о нефтепроводе, которым они преследовали цель отвлечь общественное внимание от своей вредительской деятельности и бесконечными спорами оттянуть начало строительства нефтепровода.

Итак, увековечение товарообмена, отрыв обмена от производства является важнейшим средством для «достижения основной цели», отождествления капиталистических и социалистических закономерностей. Таково второе социал-демократическое открытие Финна.

Затем Финн доказывает, что ценность и деньги являются не историческими, а логическими категориями, присущими в одинаковой мере не только капитализму, но и докапиталистическим общественным формациям и социализму. «Товарное обращение и денежное обращение, — говорит он, — не необходимо связаны с капиталистическим. Экономика переходного периода невозможна без меновой ценности, невозможна без товара и денег». Даже больше того: «и развитое социалистическое хозяйство… немыслимо без существования ценности, немыслимо без общего мерила ценности… Это значит, что и тогда перед нами будут деньги в смысле общего мерила и общего ордера, но которые не будут циркулировать и тогда продукты будут иметь цены…» и т. д. Все эти высказывания Финна о вечности основных капиталистических категорий опять-таки обнаруживают полное непонимание и игнорирование коренных сущностных противоречий капитализма, которые получают свое разрешение и адекватную форму движения в таких категориях как товар, деньги и т. д. Но вся эта вульгаризация марксистской политической экономии имеет свой глубокий политический смысл. Не случайно же меньшевик Финн солидаризировался с меньшевиком Громаном в характеристике наших госпредприятий как госкапиталистических. Коль скоро на нашу советскую почву механистически перенесены ценностные категории, трудно утверждать обратное. Да и весь политический смысл заключается в том, чтобы методологически оправдать эту контрреволюционную, социал-демократическую характеристику нашей экономической структуры. Коль скоро доказано, что в наших условиях действует закон ценности, что наше хозяйство движется и развивается на основе этого закона, то можно ли после этого возражать против требований Кондратьева, Громана и Базарова о необходимости включить СССР в систему мирового хозяйства, которое существует на основе этого же закона, против их утверждения о господстве стихии над планом, можно ли, наконец, возражать против важнейшего пункта концепции буржуазных реставраторов о том, что нам объективно присущи капиталистические тенденции, ежели закон ценности является господствующим в нашей системе. Нет, политический смысл увековечивания категории ценности Финном заключается именно в том, что все основные исходные положения вредительской концепции получают новое более «глубокое» теоретическое обоснование.

Итак, универсализацией и увековечением капиталистических категорий Финн пытается обосновать «методоло[#p90]гически» и замаскировать исходные теоретические позиции Громана, Базарова, Суханова и др. и таким образом оправдать контрреволюционную практику меньшевиков вообще и свою в частности.

Финн, прежде всего, распространяет на советское хозяйство закон стоимости, превращая его в вечную категорию.

Небезынтересно отметить, что предтечи современных социал-фашистов уже у истоков своей борьбы с марксизмом неоднократно избирали объектом своих нападок теорию стоимости. Как известно, Зомбарт в своей статье по поводу 3-го тома «Капитала» («Научн. обозр.»; 1898 г., № 3, № 4) заявил, что «ценность есть не эмпирический, а мыслимый факт» и является лишь «вспомогательным средством нашего мышления», а Шмидт назвал ценность «научной гипотезой». Такое отрицание исторической реальности категории ценности вызвало резкую критику со стороны Энгельса, который в своей статье «Закон ценности и норма прибыли» пишет: «Как Зомбарт, так и Шмидт не обращают должного внимания на то, что здесь дело идет не только о чисто логическом процессе, но и об историческом процессе и его идеологическом отражении, логическом исследовании его внутренней закономерности». Это не помешало отцу современного социал-фашизма Бернштейну снова объявить категорию ценности «теоретической фикцией» (см. излож. IV т. Капитала).

По этому же пути идет в своей ревизии марксизма достойный преемник Бернштейна, теоретик и практик современного социал-предательства Рубин. Последний, как известно, отрицает стоимость, как исторический приус (первопричина, изначальный — прим. оцифр.) по отношению к цене производства и, подобно Зомбарту, считает схемы Маркса из III т. Капитала, показывающие процесс образования различной нормы прибыли при условиях продажи по стоимости, сперва «вспомогательными схемами», а затем и «излишними». Таким образом, Зомбарт, Бернштейн, Рубин совершают подкоп под фундамент марксистской политической экономии, путем прямого отрицания закона стоимости, как «явления действительной жизни», как исторической реальности.

Апологетический смысл этой ревизии совершенно ясен. Ежели стоимость является «операцией мышления» и не отражает собой реального исторического процесса, то тем самым смазываются реальные внутренние противоречия товарного хозяйства, которые неизбежно порождают капитализм и приводят его к неизбежной гибели. Таким образом выхолащивается революционная суть марксистской политической экономии.

Каутский и его верный ученик Финн достигают этой же цели методом грубого механизма, методом увековечивания закона стоимости, равносильного отрицанию его исторической зависимости. По тому же пути шел Туган, объявивший, что «стоимость и ценность — две основные логические категории хозяйства» («Oснова», стр. 55).

Вся эта борьба с революционным марксизмом ведется под видом его дальнейшего развития, как это хочет изобразить Финн, или под видом скромного комментария Маркса, как это представляет Рубин. Но ведь и Зомбарт в свое время заявлял, что критика системы Маркса должна заключаться не в ее опровержении — этим, говорил он, пусть займутся политические карьеристы — а в ее дальнейшем развитии. А по существу современные теоретические оруженосцы социал-фашизма, чтобы обосновать свое предательство, вынуждены опровергать марксизм, возвращаясь на позиции буржуазной экономии домарксового и послемарксового периода, на позиции Смита в одном случае, Тугана, Зомбарта и социальной школы в другом. А до них на этот путь встал Туган-Барановский который признал, что «стоимость и ценность — две основные логические категории хозяйства» («Осн. полож.», изд. 1909 г., стр. 55).

Если на заре монополистического капитализма Каутский, Финн и иже с ними удовлетворялись ревизией наиболее близко соприкасающихся с революционной практикой проблем марксистской политической экономии, прикрываясь в то же время формальным признанием марксизма в наиболее абстрактных вопросах, связанных лишь через ряд промежуточных звеньев с политическими выводами, то теперь, в эпоху распада капитализма, в эпоху обостренной классовой борьбы, для них настала пора покончить все счеты с революционным марксизмом, который, как они убедились, не может быть использован в качестве теории мирного врастания капитализма в социализм, теории реставрации капитализма в СССР. Итак, современный этап ревизии марксизма социал-фашистами характеризуется тем, что они перешли от борьбы с марксизмом на отдельных участках к открытому развернутому наступлению на марксизм в целом, перешли к ревизии его глубочайших основ.

Задача марксистской мысли заключается в том, чтобы уловить путь, направление этой ревизии и своевременно разоблачить ее перед лицом мирового пролетариата. Теоретическая и практическая связь международного меньшевизма с нашими внутренними вредителями дает ключ к такому разоблачению, ибо профессора типа Финна, мечтающие о реставрации капитализма, пользовались для своих вредительских теорий оружием из арсенала Каутского. Ведь Каутский и Гильфердинг и II Интернационал в целом, оценивая современную эпоху как эпоху ультраимпериализма, эпоху, которая с их точки зрения характеризуется «хозяйственной демократией», «миром в промышленности» и т. п., мыслят его, в то же время как первый этап социализма. «Ограничивая безработицу, — говорит Бауэр, — мы побеждаем капиталистическую анархию и осуществляем кусок социализма». «Переход хозяйственной демократии к плановому хозяйству в современном обществе уже представляет собой большой кусок социализма» («Кампф», 1930 г., № 1, Цитир. по статье Гольдштейна «За индустриализацию», № 59).

Но эти рассуждения основаны на полном отрицании основных специфических различий между капитализмом и социализмом, на механистическом отождествлении закономерностей двух качественно различных общественных формаций. И это исходное положение социал-фашистов, которое, как видим, совпадает с исходным положением теоретиков и практиков реставрации капитализма в СССР, нуждается в теоретическом обосновании, которое мы находим у Каутского в форме увековечивания капиталистических категорий. Он, как и повторяющий его Финн, доказывает, что «социалистическое общество не будет в состоянии существовать без системы обмена продуктов» («Пролетарская революция и ее программа», стр. 197), отождествляя в то же время продуктообмен с денежным обменом, что следовательно должны сохраниться и орудия обмена, — деньги. «Он (социализм), — говорит Каутский, — не сможет обойтись без денег» (стр. 198). Он говорит далее, «что закон стоимости найдет свое осуществление в форме некой средней также в социалистическом обществе, несмотря на отмену частно-капиталистического производства и частной конкуренции» (стр. 202).

Эти же мысли он развивает в своем последнем труде «Материалистическое понимание истории».

Таким образом, идеологи наших отечественных меньшевиков обнаруживают глубокое родство душ с идеологами II Интернационала по всем основным линиям своей предательской деятельности. Их объединяет восстановление капиталистических отношений в СССР, как общая им всем цель контрреволюционного переворота. Они образуют единый фронт по внешней и внутренней подготовке интервенции. Они объединяются на почве прямого предательства рабочего класса, «отвратительного пособничества» и «прямого лакейства» перед международным капиталом. И те и другие, наконец, имеют общий социальный характер, являются агентурой одного и того же класса — крупной деревенской и городской буржуазии. Они, наконец, избрали общий путь ревизии марксизма, выхолащивания его революционной сути для приспособления марксистской теории к оправданию своей социал-интервенционистской практики.

Итак, российский меньшевизм является отрядом II Интернационала, не только осуществляющим свои планы, интервенции, но и создавшим вредительскую теорию реставрации капитализма, проводящим ревизию самых глубочайших основ марксизма.