Деборин Г. Об «Очерках критики политической экономии» Энгельса #

Журнал «Под знаменем марксизма», 1934, № 5, с. 130—148

В конце февраля текущего года исполнилось 90 лет со дня выхода в свет первого и последнего выпуска журнала Маркса и Энгельса «Немецко-французские ежегодники» («Deutsch-französische Jahrbücher»). Одна из наиболее интересных и важных статей Маркса и Энгельса, помещенных в этом двойном выпуске журнала, — это работа Энгельса «Очерки критики политической экономии». Спустя 15 лет Маркс в предисловии к «К критике политической экономии» называет эту статью Энгельса «гениальным очерком» и указывает, что их взаимная переписка началась со времени ее появления: «Фридрих Энгельс, с которым я со времени появления его гениального очерка критики экономических категорий (в «Немецко-французских ежегодниках») постоянно обменивался мыслями посредством переписки, пришел другим путем к тому же результату, что и я»¹.

Эпоха 40-х годов прошлого столетия, к которой относится работа Энгельса, была преддверием революционных событий 1848 г. Промышленный переворот, закончившийся около 20 лет назад в Англии, завершился уже и в Германии. Сложившийся и окрепший пролетариат начинает осознавать свои классовые интересы. Молодой рабочий класс Германии мощным голосом силезского и богемского революционных восстаний заявляет о своем существовании. После революционных событий в Лионе быстро развертывается чартистское движение в Англии. Растет рабочее движение Франции. Рабочий класс повсеместно начинает отделяться от мелкобуржуазных, либеральных течений, разрывает с ними. В соответствии с ростом и развитием революционного движения возникают различные социалистические и лже-социалистические течения и направления, всевозможные взгляды и теории.

В теснейшей, неразрывной связи с революционным движением 40-х годов — кануна революции 1848 г. — развертывается теоретическая и практическая революционная работа Маркса и Энгельса. В теснейшей, неразрывной связи с движением пробуждающегося пролетариата создаются все необходимые предпосылки для предстоящего создания стального монолита — марксистско-ленинской революционной теории, закладываются первые камни для создания фундамента величественного здания пролетарского мировоззрения, подготовляется почва для последующей сокрушительной критики теоретического наследия буржуазной мысли: немецкой идеалистической философии, английской политической экономии, а также утопического социализма — продукта первых, еще крайне робких шагов революционного движения. Именно в этот период Маркс и Энгельс переходят от теоретических увлечений ранних лет к созданию своей собственной теории, долженствующей стать боевым оружием пролетариата и его партийного авангарда в борьбе за осуществление пролетарской диктатуры, за создание коммунистического общества. Практическому осуществлению этой борьбы и ее теоретическому основанию и посвящается отныне вся жизнь, борьба и работа великих основоположников научного социализма и коммунизма.

В одном из своих писем Марксу в конце 1844 г. Энгельс заявляет: «В Кельне я провел три дня и был поражен невероятными успехами нашей пропаганды. Наши люди там очень деятельны, но чувствуется недостаток в надлежащей опоре. Пока наши принципы не будут развиты — в двух — трех книгах — и не будут выведены, логически и исторически, из предшествующего мировоззрения и предшествующей истории как их необходимое продолжение, вся эта работа останется половинчатой, и большинство наших будет блуждать как в темноте»².

Практический опыт революционного движения, активными деятелями которого были Маркс и Энгельс, настоятельно требовал своего теоретического обобщения. Социализм и коммунизм действительно нуждались в надлежащей теоретической опоре, долженствующей рассеять те неясности и сомнения, ту «темноту», в которой приходилось действовать передовой части рабочего класса и революционной интеллигенции Германии. Необходимо было теоретическое обоснование практической осуществимости коммунизма. На смену утопическому социализму необходимо было создать научный коммунизм — мировоззрение революционного пролетариата. И Энгельс всемерно торопит Маркса поскорее подготовить к печати собранные последним, материалы. «Постарайся скорее кончить свою книгу по политической экономии, хотя бы ты ею был не совсем удовлетворен. Все равно, головы уже созрели, и надо ковать железо, пока оно горячо»³. «Головы созрели». Необходимо молотом революционной теории выковать у пролетариата ясное и четкое представление о его месте и его роли в существующей капиталистической системе, о его классовых задачах и конечной цели, необходимо вскрыть движущие законы исторического развития, законы развития и гибели капиталистического строя, показав неизбежность пролетарской революции и установления диктатуры пролетариата, поднять рабочий класс на борьбу за осуществление его классовых задач.

Всячески торопя Маркса, Энгельс спешит окончить и свою работу «Положение рабочего класса в Англии», в которой четко и ясно, в чрезвычайно сильной и обличительной, красочной и внушительной форме выясняется положение и роль пролетариата в условиях капиталистического строя. Но еще ранее, за год до выхода «Положения рабочего класса в Англии», Энгельс опубликовал «Очерки критики политической экономии».

«Очерки критики политической экономии», как и «Положение рабочего класса в Англии», являются непосредственным результатом почти двухгодичного пребывания Энгельса в Англии. Это время, проведенное им в классической стране капитализма той эпохи, имело огромное значение для развития самого Энгельса, для выработки марксистского, революционного мировоззрения. В Англии Энгельс получил возможность изучить экономическую структуру страны: «социальный и политический строй, историю и литературу английского народа». Но центр тяжести его занятий лежал в области рабочего движения, развития социалистических теорий, а также политической экономии. Задумав большое исследование по социальной истории Англии, одну из глав которого должно было составить изложение положения рабочего класса, Энгельс до такой степени оказался захваченным и увлеченным этой ставшей для него важнейшей проблемой, что поспешил ее разработать отдельно, в самостоятельном труде, и бросить свой «обвинительный акт» в лицо английской и всей международной буржуазии, осветив рабочему классу его угнетенное, рабское положение в современном обществе. Вместе с тем Энгельс раскрыл перед рабочим классом широкие перспективы революционной борьбы, показав неизбежность пролетарской революции и торжеств коммунизма.

В этой связи Энгельс проявляет усиленный интерес к проблемам политической экономии. За сравнительно короткое время он овладевает огромным материалом, проработав как сочинения теоретиков политической экономии, так и конкретные экономические исследования. Энгельс показывает классовый характер всех этих работ. Во всей Англии, говорит он, не нашел, человека, который написал бы хоть одну удобочитаемую книгу «О положении громадного большинства «свободнорожденных» бриттов». Эта работа выпала на долю не англичанина, а иностранца. Но Энгельс тут же замечает, что рабочий класс не знает национальных предрассудков и национального тщеславия, свойственных буржуазии. Рабочие всего мира имеют единые интересы: они члены одной великой человеческой семьи. И Энгельс включает себя в состав членов этой великой семьи, указывая на то, что он навсегда останется чужим, иностранцем для буржуазии, но вовсе не для рабочих. Вместе с тем он отмечает, что его выступление направлено не только против английской буржуазии, но против буржуазии вообще, в том числе и немецкой: «Само собой разумеется, что я хотя и бью по мешку, но имею в виду осла (den Sack schlage und den Esel meine), а именно немецкую буржуазию, которой я достаточно ясно говорю, что она так же плоха, как английская, но далеко не так смела, последовательна и искусна в области живодерства»⁴. Так совершился переход Энгельса от философии к истории капитализма и к экономической теории.

Важнейшим и необходимым моментом на пути создания и отстаивания экономической теории пролетариата является критика и разоблачение буржуазных экономических теорий, борьба против них. Несмотря на то, что в «Очерках» Энгельса имеется еще много непоследовательностей и неточностей, несмотря на то, что критика буржуазной политической экономии была им не только не завершена, но, по сути дела, далеко еще полностью не развернута, тем не менее эту работу Энгельса можно со всей уверенностью рассматривать как эмбрион, как начало всей последующей титанической созидательной работы классиков марксизма-ленинизма. И понятно поэтому, что «Очерки критики политической экономии» Энгельса, ускорившие его сближение с Марксом, не могли не произвести на последнего огромного впечатления, ускорив направление его интересов в сторону экономической теории. В тетрадях Маркса наряду с выдержками из классиков политической экономии сохранились также и выписки из этой статьи Энгельса, высоко им ценимой.

Несомненно, что к этому же периоду относится и начало создания Марксом и Энгельсом диалектического и исторического материализма. Сам Энгельс 40 лет спустя следующим образом формулировал те выводы, к которым он пришел в манчестерский период своей жизни: «Живя в Манчестере, я воочию убедился, что экономические факты, которые совсем не играют роли или играли только незначительную роль в исторических сочинениях, выходивших до того времени, представляют решающую историческую силу, что экономические факты образуют основу, на которой возникают современные классовые противоположности, что эти классовые противоположности во всех странах, где они благодаря крупной промышленности развились в полной мере, следовательно, в особенности в Англии, являются в свою очередь основой формирования политических партий для партийной борьбы, а потому — для всей политической истории». Если в 1844 г. Энгельс 23 лет от роду сумел дать убийственную критику буржуазной политической экономии, а вместе с ней и буржуазного строя, то незаменимым орудием, обеспечившим преодоление буржуазной экономической теории, явилась в его руках революционная диалектика. Вооруженный ею, Энгельс приступает к вскрытию противоречий, присущих капиталистической системе общественного производства, пытается выяснить движущие законы исторического и экономического развития.

В «Очерках критики политической экономии» Энгельсу еще не удается полностью вскрыть классовые корни буржуазной политической экономии, выяснить ее содержание как теоретической защиты капитализма. Но тем не менее он четко и ясно заявляет о том, что экономическая теория возникает с развитием капиталистического способа производства, что она выражает собой «распространение торговли», что она является следствием взаимной зависти и жадности купцов, носит на своем челе печать самого отвратительного эгоизма». Хотя в этой работе Энгельс еще и не ставит со всей остротой вопроса о борьбе рабочего класса с классом капиталистов, но он достаточно сильно подчеркивает отделение «капитала от труда», все время настойчиво утверждает о торгашеском характере буржуазной политической экономии, о ее неразрывной связи с частной собственностью и капиталом. Именно благодаря такой постановке вопроса, именно потому, что Энгельс, критикуя буржуазную политическую экономию, вплотную подходит к выяснению классовой структуры капитализма и классовой сущности буржуазной экономической науки, он и может дать «Очерки критики политической экономии».

Историческое возникновение политической экономии относится к эпохе господства меркантильной системы. Критику буржуазной политической экономии Энгельс начинает с рассмотрения экономической системы меркантилизма. В сильных и ярких выражениях разоблачает он меркантильную практику и соответствующую ей теорию. Со всей силой своей обличительной иронии высмеивает он «наивное представление, что богатство заключается в золоте и серебре», решительно нападает на скряжничество и алчность меркантилизма. Энгельс показывает, как погоня за приумножением капитала привела к развитию торговых взаимоотношений, выясняя, что в основе этой торговли лежат «все та же старая жадность к деньгам и корыстолюбие». Вместе с тем он критикует теорию торгового баланса, выясняет истинный характер войн, как непосредственно вытекающих из развития капиталистической системы. Тысячи людей, заявляет Энгельс, были отданы на заклание во имя смехотворных иллюзий меркантильной системы: «Войны эти показали также, что торговля подобно разбою покоится на кулачном праве; без всякого зазрения совести старались хитростью или насилием выжать наиболее для себя выгодные торговые договоры»⁵.

Критика Энгельсом меркантилизма кратка и убедительна. Он спешит закончить эту вступительную часть своей работы для непосредственного перехода к рассмотрению экономической теории развитого капитализма, для перехода к критике «либеральных экономистов» буржуазии.

Процесс исторического развития капиталистического производства, указывает Энгельс, привел к промышленной революции XVIII в., а также к замене свободной торговлей всех меркантильных ограничений. Одновременно он указывает на односторонность буржуазной революции в Англии, которая оставила классовые противоречия, не изменила принципиальной сущности процесса общественного производства, ибо вопрос о правомерности частной собственности не только не был поставлен, но как раз буржуазная революция была построена на всемерном укреплении этой частной собственности, привела к дальнейшему, последовательному развитию ее принципов. Поэтому, заключает Энгельс, если установившаяся система производства и представляет собой известный, вполне необходимый прогресс, то она является лишь наполовину шагом вперед.

Эпоха промышленного капитализма породила классическую политическую экономию. Последняя выполнила известную положительную задачу, ниспровергнув экономическую теорию меркантилизма, отодвинув на задний план все мелочные местные и национальные соображения. В классической политической экономии впервые появляется теория частной собственности, исследование капиталистического хозяйства приобретает научный характер. Однако экономическая система классиков, хотя и является звеном научного прогресса, все же ограниченна и апологетична. Основной недостаток — внеисторическое рассмотрение экономических категорий, возвеличивание частной собственности, некритическое к ней отношение. Буржуазная политическая экономия не может выяснить противоречий капиталистического общества, ибо она не может выйти за пределы своих же собственных предпосылок. Но отсюда непоследовательность и двуличие классической экономии, которая стремится дать научный анализ капитализма и в то же самое время не может покинуть ограниченных позиций защиты частной собственности, отказаться от оправдания и защиты основных устоев капиталистической системы производства. «Новая экономия, — заключает Энгельс, — система торговой свободы, обоснованная в “Wealth of Nations” Адама Смита, оказалась тем же лицемерием, непоследовательностью и безнравственностью, которые свободное человечество ныне встречает во всех областях»⁶. И в силу этой своей двойственности и лицемерия, вследствие ограниченности своего кругозора, по причине своего одностороннего характера не смогла классическая политическая экономия правильно оценить и до конца опровергнуть экономическую теорию меркантильной системы, не смогла дать полный анализ экономики капитализма.

Молодой Энгельс в «Очерках критики политической экономии» намечает в общих чертах те основные линии преодоления классической политической экономии и ее критики, по которым направилась в дальнейшем творческая мысль Маркса. В 1844 г. Энгельсу удается уже установить ту двойственность исследования классической политической экономии, которую впоследствии подробно разобрал его лучший друг и приятель. В «Теориях прибавочной стоимости» Маркс подробно останавливается на противоречии экономической теории классиков — противоречии, обусловленном их классовой природой. Он показывает, что классическая политическая экономия, с одной стороны, занимается исследованием внутренней связи экономических явлений, но, с другой стороны, наряду с этим у классиков анализ зачастую, ограничивается той поверхностной видимостью, которая скрывает имманентные противоречия капитализма, той обманчивой поверхностью, в виде которой представляется капиталистическая экономика «несведущему в науке наблюдателю совершенно так же, как и человеку, практически участвующему и заинтересованному в процессе буржуазного производства. Эти оба способа понимания, из которых один проникает во внутреннюю связь, так сказать, в физиологию буржуазной системы, а другой только описывает, каталогизирует, рассказывает и подводит под схематизирующие определения понятий то, что внешним образом обнаруживается в жизненном процессе и притом так, как оно обнаруживается и проявляется; эти оба способа исследования у Смита идут непринужденно не только рядом друг с другом, но и переплетаются и постоянно противоречат друг другу»⁷.

Энгельс не только указывает на это противоречие классической политической экономии. Пророчески предсказывает он также и неизбежное усиление вульгарной апологетики в буржуазной экономической науке, неизбежное превращение политической экономии буржуазии в софистическую защиту существующего порядка. И это неизбежное вырождение экономической теории буржуазии доказывается Энгельсом на основе рассмотрения процесса исторического развития и потребностей буржуазии в классовой борьбе: «Чем больше приближаются экономисты к современности, тем дальше удаляются они от честности. С каждым прогрессом нашего времени необходимо усиливается софистическое мудрствование, чтобы удержать экономию на уровне века»⁸. И Энгельс предвидит, что с развитием капиталистического производства должен произойти раскол политической экономии, ее распадение на научную теорию, которая может быть только теорией пролетариата, и поверхностную экономическую апологетику класса капиталистов и их «теоретических» приспешников. «Непоследовательная и двойственная либеральная экономия необходимо должна снова распасться на свои составные части»⁹, — говорит Энгельс.

И мы должны сказать, что это пророческое предсказание Энгельса полностью оправдалось и осуществилось. Оглядываясь впоследствии на пройденный путь, Маркс писал: «Преемники же Смита, поскольку они не возвращаются к более старым, отвергнутым им способам понимания, могут в своих детальных исследованиях и этюдах беспрепятственно идти вперед и в то же время опираться на Адама Смита как на свою основу, независимо от того, примыкают ли они к эзотерической или к экзотерической части его произведения»¹⁰. «Развитие политической экономии и из нее же самой вытекающего противоречия идет параллельно реальному развитию содержащихся в капиталистическом производстве общественных противоречий и классовой борьбы»¹¹. С развитием противоречий капитализма и классовой борьбы вырастает новое, коренное противоречие между развившейся доподлинно научной марксистско-ленинской политической экономией, экономической наукой пролетариата, обосновывающей необходимость и неизбежность пролетарской диктатуры, и вульгарной экономической апологетикой буржуазии, означающей полное вырождение капиталистической науки. Работа Энгельса «Очерки критики политической экономии», представляя собой начало научной пролетарской критики буржуазной политической экономии и капиталистического способа производства, представляя собой первый камень в фундаменте политической экономии Маркса-Ленина, не только указывает на возможность распада политической экономии классиков, но и означает начало его практического осуществления.

Предсказание Энгельса стало явью. Величайшее обострение классовой борьбы пролетариата в ходе истории капитализма за истекшие 90 лет означало обострение всех видов, всех форм, всех методов этой борьбы. Теоретическая борьба пролетариата является и являлась одной из основных форм его борьбы. Экономическая теория, по существу, отвергнута буржуазией и ее приспешниками. Банкир и финансист Рикардо, теоретик буржуазии своего времени, третируется современной буржуазией и ее апологетами (с легкой руки Кэри) как «отец коммунизма». Экономисты и «теоретики» класса капиталистов всецело стоят на позиции защиты капитализма, его беспардонного восхваления. Они стремятся к теоретическому обоснованию и оправданию реакции во всех ее видах и формах, становятся защитниками фашизма, его теоретическими оруженосцами. Буржуазная экономическая мысль заживо разложилась, насквозь прогнила. Она является ярким выражением того загнивания, которое присуще империализму и которое сказывается во всех сферах политики, практики и теории. Она является тем регрессом, поборниками которого стали господствующие классы капиталистических стран. Этому живому смердящему трупу противостоит доподлинно научная экономическая теория Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина. Проникая в сокровенную глубь капиталистического строя, научно его анализируя, экономическая теория пролетариата вскрывает присущие ему противоречия, законы движения данного способа общественного производства. Марксистско-ленинская политическая экономия, являясь самой передовой наукой, непрерывно прогрессирует, развивается, обогащается. Теоретическое наследство основоположников пролетарской науки находится в верных руках нашей большевистской партии, ее вождя и теоретика товарища Сталина. В лице Иосифа Виссарионовича пролетариат выдвинул достойного преемника Маркса и Ленина, осуществляющего дальнейший прогресс, дальнейшее развитие и обогащение пролетарской, революционной науки.

Непреодолима пропасть между экономической теорией рабочего класса и схоластической, идеалистической вульгарщиной буржуазии. Вопреки этому наглядному факту социал-фашизм, выполняя функции главной социальной опоры диктатуры буржуазии, пытается отождествить их, для того чтобы скрыть буржуазный характер своих собственных воззрений, для того чтобы лишить пролетариат его теоретического оружия. Контрреволюционер, вредитель Рубин заявляет, что якобы «представители социального метода полностью согласны с идеями Маркса» ¹². Между тем эти «представители социального метода» в буржуазной политической экономии отстаивают взгляды, общие с воззрениями фашизма. Такой крупнейший представитель этого направления, как Othmar Spann, непосредственно принадлежит к оголтелой, реакционной банде германского фашизма. Какова же мерзость и подлость социал-фашизма, осмеливающегося выставить подобный возмутительнейший тезис!

Приступая к разбору взглядов классиков политической экономии, Энгельс указывает, что единственное положительное их завоевание заключается в «развитии законов частной собственности», в попытке установит законы экономического развития. Поэтому критика политической экономии должна быть вместе с тем также и исследованием экономических категорий капиталистического производства, установленных экономистами, должна сочетаться с выяснением действительного содержания этих категорий. И Энгельс вплотную приступает к рассмотрению экономических категорий, посвящая этому остальную часть своей работы.

Энгельс уже понимает, что экономические категории представляют собой абстрактные выражения реальных отношений, существующих в конкретной действительности. Поэтому он начинает с рассмотрения реальных явлений, с процесса производства, с обмена товаров, переходя затем к анализу стоимости как непосредственно обусловленной ими, вытекающей из этих явлений, «связанной с торговлей».

Анализ товара носит еще у Энгельса сильнейший отпечаток морального осуждения явлений буржуазной экономики. Впрочем, элементами подобного нравственного негодования пропитаны все «Очерки», что с несомненностью свидетельствует о сильнейшем влиянии взглядов социалистов-утопистов, полностью преодолеть которые Энгельс еще не успел к тому времени. Но гениальность этой работы ярко сказывается в том факте, что ее автор уже не останавливается на подобном моральном осуждении, а немедленно ставит вопрос о противоречиях, присущих данному способу производства.

Энгельс считает, что товарному производству присуще противоречие между общим и частным интересом. Общий интерес выражает собой взаимную связь производства, общественную сущность труда, свидетельствует о существовании общественных взаимоотношений, порождается ими. Тем самым «общий интерес» у Энгельса здесь представляет собой не что иное, как общественный характер человеческого труда, как довольно еще смутное, правда, представление об общественном труде товаропроизводителей. Частный интерес обусловлен существованием частной собственности и вытекающим из нее стремлением к максимальному личному обогащению. Опять-таки мысль Энгельса о частном интересе является началом разработки вопроса о частной стороне человеческого труда в условиях товарного производства.

Развивая свою мысль о противоречии между общественным трудом и частной собственностью, Энгельс выступает против представлений классиков о существовании «национального богатства», «национальной экономии» и т. п., доказывая, что в этих терминах сказывается попытка классической политической экономии выдавать капиталистическую собственность за всенародную собственность. Он считает, что при анализе буржуазного общества необходимо подчеркнуть частный характер всех его общественных отношений, т. е. тот факт, что все общественное существует в условиях господства частной собственности, обусловлено ею и связано с ней. Последняя не исключает представления о национальном богатстве, хотя оно принадлежит не обществу, а частным собственникам. Соответственно и политическая экономия буржуазии должна была бы именоваться «частнохозяйственной экономией».

Существование торговли выводится Энгельсом из господства частной собственности, из природы товарного производства. «Ближайшим следствием частной собственности является торговля, взаимный обмен потребностями жизни, купля и продажа»¹³. В условиях существования частной собственности невозможна иная передача товаров из рук в руки, как посредством процесса обмена, который дает возможность осуществить передачу товаров на основе частной собственности производителей. Поэтому при господстве частной собственности только посредством торговли и можно реализовать произведенное и закупить необходимое. Свободная торговля, считает Энгельс, уничтожила мелкие монополии, чтобы тем прочнее укрепилась и свободнее развилась одна великая монополия — собственность. Она сдружила народы, но дружбой воров, она уменьшила войны, чтобы тем более напиться в мирное время и обострить до крайности бесчестную войну конкуренции. Она разложила семью и уничтожила семейную общность имущества. Но этот процесс развития частной собственности и основанной на ней торговли, этот процесс разложения всех индивидуальных интересов прокладывает лишь дорогу великому перевороту, навстречу которому движется век, — примирению человечества с природой и самим собою»¹⁴.

Таким образом анализ противоречий господства частной собственности уже приводит Энгельса к мысли о необходимости «великого переворота». Он еще не формулирует, правда, сущности этого переворота. Однако Энгельс видит его смысл в дальнейшем развитии общественного производства, возникающего на основе уничтожения частной собственности и «индивидуальных интересов». А тем самым уже, подчеркнуто направление предстоящего переворота, которого не замечает буржуазный экономист, пребывающий в плену «экономического резонерства».

Энгельс непосредственно переходит к анализу стоимости. Он сразу же отмечает, что у экономистов фигурирует двоякая стоимость: абсолютная, или реальная, и меновая. Уже в этой работе Энгельс в отличие от всей буржуазной политической экономии ставит вопрос о том, что меновая стоимость представляет собой выражение через посредство обмениваемых товаров реальной их стоимости. Он указывает, что «в основании различия между реальной стоимостью и меновой стоимостью лежит факт — тот именно, что стоимость вещи отлична от так называемого эквивалента, даваемого за нее в торговле, т. е. что этот эквивалент не является эквивалентом. Этот так называемый эквивалент есть цена вещи»¹⁵. Энгельс указывает, что цена представляет собой не что иное, как меновую стоимость товара в условиях существования денег, т. е. что цена вытекает из сопоставления товаров и денег, представляет собой денежное выражение стоимости. Он ясно ставит вопрос, что цена может количественно отличаться от стоимости и что поэтому денежный эквивалент товара не является абсолютным его эквивалентом. Величина цены, указывает Энгельс, зависит от спроса и предложения, ее размер обусловливается конкуренцией. В случае же если спрос и предложение равны, взаимно покрывают друг друга, то тогда обмен является обменом эквивалентов и цена совпадает с реальной стоимостью.

Энгельс подробно анализирует эту реальную стоимость товаров. Он резко выступает против взглядов вульгарных экономистов, которые считают основой стоимости цену товаров и, игнорируя реальную стоимость, превращают ее в производную от цены. Тем самым автор «Очерков критики политической экономии» выступает против представлений о решающем значении процесса обращения. Он указывает, что настоящая сфера понятия стоимости — производство. Стоимость создается в процессе производства, а цена — всего лишь ее торговый эквивалент. Поэтому не цена является основой стоимости, а, как раз наоборот, в основе цены лежит стоимость товара. Политическая экономия, заключает Энгельс, переворачивает действительные отношения: «Так и все в экономии стоит на голове: стоимости, представляющая нечто первоначальное, источник цены, ставится в зависимость от последней, своего собственного продукта»¹⁶.

Утверждая о решающем и определяющем значении процесса производства, резко выступая против всевозможных теорий, выдвигающих на первый план процесс обмена, Энгельс тем самым опровергает те представления о господствующей роли процесса обмена, которые характерны для представителей современной буржуазной политической экономии и которые усиленно развиваются и защищаются социал-фашизмом. Здесь лишний раз обнаруживается, что энгельсовская критика классиков политической экономии и современных ему вульгарных экономистов имеет колоссальное значение также и для современности.

В «Очерках критики политической экономии» мы не находим еще анализа противоречия товара и двойственного характера человеческого труда, производящего товары. Вопрос о сущности стоимости зачастую смешивается Энгельсом с вопросом о факторах, влияющих на обмен товаров. Не поставлен еще вопрос о труде производителя как субстанции стоимости. Тем не менее энгельсовский анализ стоимости товара в ряде вопросов как бы несколько предвосхищает последующее рассмотрение этих проблем в «Капитале» Маркса, ибо постановка вопроса в «Очерках критики политической экономии», несомненно, дает материал для последующего положительного исследования, в известной степени намечая пути для него.

Энгельс указывает на долгий спор, имевший место между классиками политической экономии и французом Сэйем, о сущности стоимости. Английская политическая экономия считает, что стоимость товара определяется издержками производства, правильно отличая эту стоимость от меновой стоимости. Но когда англичане принимались доказывать это свое положение, то они совершенно ошибочно отправлялись от торговли и обмена. Издержки производства именно потому, говорили они, являются мерилом стоимости, что никто не станет продавать вещь дешевле того, что стоит ее производство. Тем самым в основе стоимости оказывалась меновая стоимость. Возражая классикам, Энгельс указывает, что если уж и говорить об издержках производства, то надо отправляться именно от производства, а не от торговли. Кроме того необходимо помнить, что не субъективные желания продавца и покупателя обусловливают продажу товара издержками производства, а действие конкуренции. Конкуренция же связана со спросом на товары, который предполагает определенную их полезность.

В противоположность англичанам француз Сэй считает, что стоимость вещи определяется ее полезностью. Но полезность вещи ведь «нечто чисто субъективное, абсолютно не поддающееся определению». Для того же чтобы достичь «сколько-нибудь объективного, по-видимому, общего решения» вопроса о полезности, необходимо помнить, что это общее решение намечается условиями конкуренции. Конкуренция же связана с предложением товаров, которое обусловлено производством, а стало быть, и его издержками.

Энгельс еще не видит, что в основе стоимости лежат не издержки производства, а абстрактный труд товаропроизводителей. Вместо противоречия товара, противоречия между стоимостью и потребительной стоимостью он анализирует противоречие между издержками производства и полезностью вещи, указывая, что оба эти фактора влияют на обмен товаров, энгельсовское понимание противоречия между издержками производства, под которыми он понимает категорию, связанную с частным трудом и частной собственностью, и полезностью, под которой он понимает общественную полезность, уже, несомненно, является основой для открытия и анализа противоречия между стоимостью и потребительной стоимостью, хотя все же еще отлично от последнего.

Энгельс выступает против односторонности как классиков, так и Сэйя. Он указывает, что каждая из спорящих сторон берет только одну сторону противоречия, проявляющегося в товарном обмене, софистически отбрасывая другой фактор и тем самым стремясь к уничтожению самого противоречия. Энгельс подчеркивает, что «стоимость какой-нибудь вещи включает в себя оба фактора, насильно и, как мы видели, безуспешно разъединяемые спорящими сторонами»¹⁷. Имеется вполне определенное противоречие товарного производства, и каждая из его сторон переходит в другую. Это противоречие не может быть уничтожено, пока не будет уничтожена частная собственность, ибо именно ею обусловлено появление данного противоречия. А уничтожение частной собственности означает вместе с тем также и уничтожение товарного обмена.

Издержки производства, о которых говорят экономисты, состоят, по их мнению, из трех элементов: земельной ренты, капитала и платы за работу. Анализ показывает, что в этих элементах производства в действительности содержится только два фактора: естественный, объективный элемент — земля, вернее, природа вообще, — и человеческий элемент, субъективный — труд, который включает в себя и понятие капитала, так как всякий капитал — это «накопленный труд» наемного рабочего. Человеческий труд включает, кроме физического элемента, простого труда, также и духовный элемент: изобретения, мысли, науки. «Итак, — заключает Энгельс, — мы имеем два элемента производства — природу и человека, а последнего, в свою очередь, в его физической и духовной деятельности».

Ближайшим следствием частной собственности является появление общественных противоположностей и противоречий. Конкуренция представляет собой необходимое следствие частной собственности. Последняя порождает также и противоположность конкуренции — монополию. Противоречие, присущее конкуренции, совершенно то же самое, что и противоречие самой частной собственности. Оно заключается в диаметральной противоположности общего и частного интереса. Частный интерес отдельного производителя заставляет его стремиться к максимальному обогащению и максимальному владению, иначе говоря, — к монополии. Поэтому «каждый должен желать себе монополии, тогда как все общество, как таковое, должно терять от монополии и потому должно ее устранить»¹⁸. Отсюда противоположность между конкуренцией и монополией, отсюда борьба между ними.

В противоположность всем и всяческим оппортунистическим, ревизионистским теориям, утверждающим, что монополия в условиях капитализма уничтожает конкуренцию, Энгельс, уже в этой своей работе вполне правильно ставит вопрос о соотношении конкуренции и монополии. Он указывает, что боевым лозунгом меркантилистов была монополия. Боевой же клич либеральной экономии, противопоставляемый ею лозунгу меркантилистов, — конкуренция. Но конкуренция и монополия, указывает Энгельс, вовсе не являются взаимно исключающими. Конкуренция предполагает монополию как и монополия предполагает конкуренцию. Обе взаимно порождают друг друга, ибо конкуренция вытекает из монополии частной собственности, монополия же — орудие конкурентов в той борьбе, которую они ведут. Исследование монополии и конкуренции заканчивается у Энгельса указанием, что уничтожение только одной из них невозможно. И монополия и конкурент должны будут совместно погибнуть, но это возможно только при уничтожении того принципа частной собственности, который вызвал их к жизни.

Эти замечания Энгельса, сделанные им в 1844 г., представляют собой исключительный интерес и для анализа монополии в условиях современного капитализма, хотя, конечно, монополия эпохи империализма существенно, принципиально отлична от монополии, существовавшей в условиях промышленного капитализма.

Закон конкуренции, продолжает Энгельс, является основным законом буржуазного общества. Он покоится на бессознательности участников. Никто не знает, сколько нужно производить для удовлетворения потребностей членов общества, никто не знает, как велик спрос или предложение. Существует противоположность между спросом и предложением, которая заключается в том, что «спрос и предложение совпадают друг с другом и именно поэтому никогда не могут совпасть». Предложение никогда не совпадает со спросом: оно то выше, то ниже его. Происходят бесконечные колебания во взаимоотношении спроса и предложения, которые влекут за собой изменения цен, последние вновь вызывают изменения предложения и т. д. «Так всегда происходит; никогда не бывает здорового состояния, а есть постоянная смена возбудимости и утомления, исключающая всякий прогресс, вечное колебание, никогда не приводящее к цели»¹⁹. И при этом несовпадении спрос и предложение все же совпадают, ибо за длительный промежуток времени в больших числах (вспоминая глубокую мысль Ленина) они все же сходятся.

Конкуренция — альфа и омега современной экономической жизни. Она пронизала все жизненные отношения. «Конкуренция — великий стимул, всегда подталкивающий к деятельности наш стареющий и дряхлеющий социальный порядок, или, вернее, беспорядок, но при всяком новом напряжении пожирающий и часть падающих сил. Конкуренция господствует над численным прогрессом человечества, она же господствует и над его нравственным прогрессом»²⁰. «Даже преступность регулируется конкуренцией!» — восклицает Энгельс.

Конкуренция означает взаимную борьбу. Борьба эта идет не только между самими капиталистами или между самими рабочими. Идет ожесточенная борьба и между различными общественными классами. Именно в этой борьбе все дело, в ней лежит центр тяжести современных экономических противоречий. Энгельс таким образом вскрывает классовый характер противоречий и производственных отношений капиталистического общества. Он показывает, далее, также и неизбежность обнищания рабочего класса, непосредственно связывая с этим обнищанием и причину экономических кризисов.

Обращаясь к вопросу о соотношении между капиталом и трудом, Энгельс отмечает, что капитал и труд были первоначально тождественными понятиями, имея в виду, очевидно, то время, когда средства производства не были отделены от рабочей силы, т. е. когда, собственно говоря, не было и капитала. Капитал, продолжает Энгельс, будучи результатом труда, снова становится в производстве материалом труда, и в этом сказывается единство средств производства и рабочей силы. Но в условиях существования частной собственности происходит раздвоение на капитал и противостоящий ему труд, на капиталистов и рабочих. В условиях буржуазного общества, пророчески указывает Энгельс, это раздвоение, эти общественные противоположности должны обостряться с каждым днем и постоянно усиливаться.

Главным фактором производства является труд. Он источник богатства. «Капитал — ничто без труда, без движения», — говорит Энгельс, тем самым давая ту постановку вопроса, которая впоследствии будет развернута в «Капитале», когда Маркс особенно подчеркнет, что «капитал можно понять лишь как движение, а не как вещь, пребывающую в покое»²¹. Этот труд, продолжает Энгельс, не в почете у буржуазной политической экономии. Вопрос о распределении произведенных продуктов определяет конкуренция, или утонченное право сильного. Продукт, произведенный трудом рабочего, противостоит ему в виде заработной платы, и в этой противоположности сказываются те противоречия, которые неизбежны в условиях существования частной собственности.

Во всякой борьбе, утверждает Энгельс, побеждает сильнейший. В борьбе различных классов капиталистического общества сила отнюдь не находится на стороне рабочего. Он слабее и капиталиста и земельного собственника, ибо, для того чтобы существовать, рабочий должен непрерывно работать, в то время как земельный собственник живет на земельную ренту, а капиталист — на доход со своего капитала. При распределении произведенных продуктов большая их часть достается капиталисту и земельному собственнику, в то время как рабочему достается лишь самое необходимое. Больше того, с развитием капитализма происходит и рост безработицы и уменьшение заработка у работающего. Рабочий класс нищает. Крупные капиталисты обогащаются, поглощая по праву сильного мелкий капитал и мелкую земельную собственность. Этот процесс обнищания рабочего и централизации капитала должен привести, по словам Энгельса, к тому, что «в конце концов мир будет делиться на миллионеров и нищих, крупных землевладельцев и бедных поденщиков. Никакие законы, никакие дележи земельной собственности, никакие случайные дробления капитала ничуть не помогут, — результат этот должен наступить»²². Противоречие одновременного существования богатства и нищеты налицо, как бы ни хотели не видеть истину буржуазные экономисты.

Даже наука способствует этому процессу, ибо буржуазная наука находится на службе капитала и все результаты ее развития достаются только господствующим классам. Эта наука направлена против труда, она оказывает мощную поддержку капиталистам и землевладельцам в их борьбе против рабочего. Буржуазная наука способствует увеличению производительности труда и потому уменьшению спроса на человеческие руки. Буржуазная наука ведет к увеличению безработных и уменьшению заработной платы.

Это обнищание рабочего класса вовсе не вытекает из развития производительных сил общества. Производительные силы, находящиеся в распоряжении человечества, неизмеримы. Производительность как земли, так и промышленности может быть бесконечно повышена с помощью приложения капитала, труда и знания. При иных общественных условиях, в коммунистическом обществе, это развитие производительных сил дало бы обществу возможность уменьшить до минимума выполняемую человеком работу. Капиталистическое общество преисполнено противоречий. Вместо того чтобы всесторонне использовать результаты общественного развития, капитализм частью напрягает производственные возможности до предела, однако вместе с тем другая часть имеющихся производительных сил остается неиспользованной. Одна часть земли подвергается наилучшей обработке, тогда как другая остается невозделанной. Одна часть капитала обращается с необыкновенной быстротой, другая же лежит мертвой. Часть рабочих работает до полного изнеможения, в то время как другая часть остается без работы. И Энгельс указывает, что циклический характер развития капиталистического производства также свидетельствует о противоречивости капитализма. Избыточный капитал существует наряду с избыточным населением, заключает Энгельс, предвосхищая тем самым те мысли, которые были развиты впоследствии Марксом в XV главе III тома «Капитала».

Буржуазная политическая экономия, продолжает Энгельс, конечно, не желает замечать всех этих противоречий, ибо они опровергают ее теоретическую систему. И для того чтобы соблюсти видимость соответствия между теорией и фактами, была изобретена теория народонаселения Мальтуса. Энгельс подвергает эту теорию сокрушительной критике, он считает ее гнусной и низкой, он оценивает ее как отвратительное издевательство над природой и человеком.

Теория Мальтуса утверждает, что причиной нищеты является свойственная населению тенденция размножаться несравненно быстрее, чем растет производительность земли и производство предметов существования. В основе теории Мальтуса, замечает Энгельс, тем самым лежит утверждение, что человек производит меньше, чем он сам потребляет. Этот тезис был опровергнут даже еще и Алисоном, доказавшим, что всякий взрослый человек может произвести больше, чем он сам потребляет. Если бы даже тезис Мальтуса был правилен, то перенаселение было бы вечным законом существования человеческого рода. «Если мы хотим быть последовательными, то должны признать, что земля была уже перенаселена, когда существовал один только человек»²³. Прямой вывод, делаемый из теории Мальтуса его последователем Марком, — необходимость организовать государственные учреждения для безболезненного умерщвления детей бедноты. (Как тут не вспомнить современных фашистских теорий «стерилизации» части взрослого рабочего населения капиталистических стран, что должно дать одновременно и «улучшение расы», и «устрашение» революционеров, и устранение перенаселения, должно явиться наиболее «простым» способом ликвидации безработицы и всех прочих бедствий капитализма!)

Энгельс со всей резкостью обрушивается на теорию Мальтуса, на рассуждения Марка, беспощадно вскрывая их классовый характер и их разоблачая. Он доказывает, что производительность земли может быть безгранично увеличена теми мероприятиями, применение которых несет с собой развитие науки. Не говоря уже о наличии колоссальных масс свободной, невозделанной земли, ибо обрабатывается всего одна треть имеющейся в распоряжении человека земельной площади, одно лишь применение мелиорации может более чем в 6 раз повысить производительность земли.

Мальтус, продолжает Энгельс, намеренно подтасовывает факты. Трудящееся население умирает от голода не в результате недостатка жизненных средств, а как раз среди богатства и изобилия. В этом и заключается суть противоречий капитализма. И «если бы Мальтус не смотрел на вопрос так односторонне, он должен был бы увидеть, что избыточное население, или рабочая сила, всегда связано с избыточным богатством, избыточным капиталом и избыточной земельной собственностью. Население бывает слишком велико лишь там, где слишком велики производительные силы вообще»²⁴, факты чрезвычайно ярко подчеркивают ошибочность производимого Мальтусом смешения средств существования вообще со средствами потребления, достающимися рабочим. Энгельс отмечает, что товары поступают в распоряжение рабочего отнюдь не в соответствии с действительным его спросом на эти товары, с действительной его в них нуждой. Спрос и потребление рабочего класса — вовсе не действительный спрос и не действительное потребление. Они не являются абсолютными, их размер ограничен платежеспособностью покупателя, размерами стоимостного эквивалента, находящегося в его распоряжении. Рабочий получает товары только в строгом соответствии с размерами его заработной платы. Поэтому уровень потребления рабочего всецело определяется его зависимостью от капиталиста. Рабочему перепадает лишь самое необходимое, одни только средства существования, да и то в мизерном количестве, в то время как большая часть продуктов делится между капиталистом и землевладельцем. Этим и объясняется бедственное положение рабочего в условиях капитализма. Уменьшается не общая масса производимых товаров, а то их количество, которое достается на основе платежеспособного спроса рабочему-потребителю. Нет никакого естественного закона убывающего плодородия и уменьшающейся производительности, а есть капиталистический закон обнищания рабочего класса.

Таким образом в своей критике Мальтуса Энгельс приходит к целому ряду чрезвычайно важных выводов о противоречиях капитализма и движущих законах его развития, вскрывая, сущность всеобщего закона капиталистического накопления. Он отмечает, что теория Мальтуса оказалась тем самым безусловно необходимым промежуточным звеном, бесконечно подвинувшим нас вперед в борьбе пролетариата. «Благодаря ей, как и вообще благодаря экономии, мы стали обращать наше внимание на производительную силу земли и человечества и, преодолев это экономическое отчаяние, навсегда застраховали себя от страха перед перенаселением. Из нее мы черпаем самые сильные экономические аргументы в пользу социального преобразования… Благодаря этой теории мы познали самое глубокое унижение человечества, его зависимость от условий конкуренции; она показала нам что в последней инстанции частная собственность обратила человека в товар, производство и потребление которого также зависят лишь от спроса; что вследствие этого система конкуренции отдала и ежедневно отдает на заклание миллионы людей; все это мы увидели, и все это побуждает нас покончить с этой приниженностью человечества пулом уничтожения частной собственности, конкуренции и противоположности интересов»²⁵.

Энгельс переходит к вопросу о земельной ренте. С самого начала он указывает, что причина возникновения земельной ренты — монополия частной собственности на землю, при ограниченности этой последней. С этим утверждением, отмечает Энгельс, согласны также и все экономисты. Но в дальнейшем между ними вновь возникают разногласия. Рикардо считает, что земельная рента возникает вследствие разницы между доходностью участка, приносящего ренту, и самого худшего из всех обрабатываемых. Определение Рикардо во всяком случае недостаточно, ибо оно предполагает, что худшие участки не приносят земельной ренты, а потому немедленно перестают обрабатываться при малейшем изменении спроса. С другой стороны, в определении Рикардо совершенно выпадает монополия частных собственников на землю — причина происхождения земельной ренты. Возражавший Рикардо полковник Томпсон считает, что земельная рента возникает вследствие ограниченности земли и конкуренции арендаторов. Это определение подчеркивает происхождение земельной ренты, но упускает из виду различие в плодородии земельных участков.

Энгельс считает, что как определение Рикардо, так и определение Томпсона являются односторонними и потому половинчатыми и неверными. Все моменты, как отмеченные Рикардо, так и высказанные Томпсоном, ярко проявляются в земельной ренте, и их необходимо поэтому соединить воедино для получения правильного определения. «Земельная рента есть соотношение между производительностью участка, его природной стороной (которая свою очередь состоит из природных свойств и человеческой обработки, труда, затраченного на ее улучшение), и человеческой стороной, конкуренцией»²⁶, предполагающей вместе с тем и монополию.

В вопросе о земельной ренте опять-таки заметен тот громадный шаг вперед, который делает Энгельс по сравнению с Рикардо, подготавливая тем самым почву для последующей, полной «Критики политической экономии».

Если Рикардо видит только дифференциальную земельную ренту, то у Энгельса имеются уже вполне отчетливые моменты понимания абсолютной земельной ренты. Это заметно и в его постановке вопроса о роли конкуренции и монополии на худшем участке земли, а также в последней части вышеприведенного определения. Вместе с тем у Энгельса имеется также и разделение дифференциальной земельной ренты на дифференциальную ренту первую и дифференциальную ренту вторую, когда он указывает, что производительность земельного участка определяется не только природными свойствами земли, но и теми изменениями в ее качестве, которые вносит обработка земли человеком, затрата им труда для ее улучшения.

Энгельс подчеркивает, что землевладелец — такой же грабитель и эксплуататор, как и купец. «Он грабит, монополизируя землю. Он грабит эксплуатируя в свою пользу рост населения, который повышает конкуренцию и с ней стоимость его земельного участка, обращая в источник своей собственной выгоды то, что явилось результатом не его личных усилий, то, что чисто случайно досталось ему. Он грабит, когда сдает свою землю в аренду, присваивая себе в конечном счете все мелиорации, сделанные его арендатором. Вот где тайна все растущего богатства крупных землевладельцев»²⁷. И автор «Очерков критики политической экономии» вновь заключает, что только устранение частной земельной собственности, являющейся основным злом и источником всех бедствий, может оздоровить человеческое общество.

Энгельс считает, что все разобранные им противоречия капитализма ведут к кризисам. Он критикует утверждение Рикардо о невозможности всеобщего перепроизводства, противопоставляя этому тезису действительные факты капиталистического развития. Рост и усиление обнищания рабочего класса, централизация капитала, исчезновение средних слоев населения идут такими темпами, что «в конце концов мир. будет делиться на миллионеров и нищих, крупных землевладельцев и бедных поденщиков». Кризисы совершенно неизбежны в условиях капитализма, они всецело обусловлены его экономической структурой. Энгельс указывает, что экономические кризисы наступают, ныне так же правильно, как прежде большие эпидемии, и приносят с собой еще больше бедствий нежели те. Пророчески указывает он, что с развитием капитализма неминуемо должна возрастать острота экономических кризисов и усиливаться их универсальный характер. Энгельс предвидит, что это углубление и усиление экономических кризисов должны в свою очередь способствовать развитию и усиливать обострение противоречий капитализма, что, наконец, вызовет такую социальную революцию, какая и не снится школьной мудрости экономистов.

В этой работе Энгельса еще не поставлен вопрос о диктатуре пролетариата, ее сущности и значении. Энгельс еще не говорит о том, каким путем должны быть претворены в жизнь завоевания социалистической революции. Он указывает только, что пролетарская революция уничтожит все противоречия капитализма, ликвидирует его фабричную систему. Фабричная система капитализма построена на основе использования капиталом против труда всех величайших завоеваний науки и техники, в частности и особенности машинного производства. Энгельс заявляет, что изучению влияния машинного производства на рабочего, изучению всей фабричной системы капитализма и разоблачению в связи с ней лицемерия буржуазных экономистов, выступающего здесь с особенной отчетливостью, с особенным блеском, им будет посвящено специальное исследование. Это исследование — «Положение рабочего класса в Англии», которое вышло в свет через год в Германии.

Девяносто лет, без малого столетие, прошло с тех пор, как 23-летний Энгельс поднял знамя борьбы против буржуазной экономической науки как составную часть теоретической борьбы пролетариата, составную часть всей его борьбы с капитализмом. Почти уже столетие, как буржуазным воззрениям начали противопоставляться научно обоснованные взгляды пролетариата. Девять десятков лет, как начата критика политической экономии и как буржуазной науки и как капиталистической действительности.

«Марксизм есть научное выражение коренных интересов рабочего класса», — указывает товарищ Сталин. История возникновения и развития марксизма есть вместе с тем история осознания пролетариатом его коренных, классовых интересов, история развертывания его классовой борьбы. Революционная теория марксизма, развитие которой началось за несколько лет до революционных событий 1848 г., в сравнительно короткий период становится могучей силой, мощным орудием познания и изменения мира пролетариатом. Экономическая теория рабочего класса, возникновение которой также началось накануне 1848 г. и начало которой кладут гениальные «Очерки» Энгельса, вскоре развертывается в целостную воинственную и революционную «Критику политической экономии».

Девяносто лет прошло с того момента, как началось создание экономической теории марксизма. «Более восьмидесяти лет прошло с тех пор, как марксизм выступил на арену» (Сталин) в качестве руководящей линии, компаса пролетарской борьбы, борьбы за диктатуру рабочего класса. За истекшие десятилетия мировая история, международный пролетариат прошли гигантский путь. В свете революционных политических и теоретических итогов этих лет борьбы рабочего класса многое в ранней работе Энгельса кажется нам теперь наивным, многое незакончено и недоговорено, многое еще сказано только в порядке постановки вопроса, а иногда даже и несколько примитивно. Но все это отнюдь не может умалить и не умаляет значения работы Энгельса. В ней поднято знамя критики экономической теории и практики буржуазии, в ней поставлен вопрос борьбы, в ней раздается голос пробуждающегося пролетариата.

За истекшие десятилетия гигантский путь пройден также и марксистско-ленинской теорией. Критика капиталистического строя эпохи промышленного капитализма, вопрос о необходимости которой был поставлен в 40-х годах прошлого столетия, была осуществлена Карлом Марксом в результате долгих лет упорного труда, напряженной теоретической и практической революционной работы. Всепроницающим оружием материалистической диалектики вскрыл он сокровенные тайники капиталистической системы, полностью проанализировав присущие ей противоречия, установив законы движения, законы развития и гибели капиталистического общества, показав на этой основе неизбежность социалистической революции и диктатуры пролетариата. Владимир Ильич Ленин в новых исторических условиях развитий капитализма и классовой борьбы рабочего класса — в условиях империализма — продолжил марксову критику капиталистического строя как и критику экономических взглядов буржуазии и ее всевозможных прихлебателей. Ленин развил и обогатил экономическую науку пролетариата, поднял ее на высшую ступень, дав научный анализ и сокрушающую критику империалистической стадии капитализма, разработав в этой связи все проблемы экономической теории. Ленин вскрыл загнивание и паразитизм империализма, его переходный, умирающий характер, открыл новые возможности пролетарской революции, пути и методы установления диктатуры пролетариата. Марксизм-ленинизм прогрессирует, развивается и обогащается и в современную эпоху — эпоху всеобщего кризиса капиталистической системы, эпоху построения социалистического общества в СССР. Это дальнейшее развитие марксистско-ленинской теории, ее обогащение новым опытом революционной борьбы международного пролетариата осуществляется величайшим теоретиком современности, вождем и руководителем партии большевиков и всего рабочего класса Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Его проникновенный анализ и глубочайшее научное изучение современного капитализма, его гениальное теоретическое исследование процесса создания социалистического общества в Советском союзе вооружают большевистскую партию СССР как и коммунистические партии всего мира, вооружают весь международный пролетариат знанием внутренних движущих сил исторического развития, пониманием законов предстоящего движения, грядущего исторического развития.

За истекшие годы марксизм-ленинизм одержал величайшую историческую победу в СССР. Вооруженный революционной теорией, рабочий класс добился полной победы в Советской стране. Практически осуществлены принципы марксизма-ленинизма. Уже построен под руководством товарища Сталина фундамент социалистической экономики. Большевистская партия ведет рабочий класс и колхозное крестьянство СССР на борьбу за создание бесклассового, социалистического общества во втором пятилетии. «Марксизм-ленинизм добился того, что он одержал полную победу в одной шестой части света, причем добился победы в той самой стране, где марксизм считали окончательно уничтоженным. Нельзя считать случайностью, что страна, где марксизм одержал полную победу, является теперь единственной страной в мире, которая не знает кризисов и безработицы, тогда как во всех остальных странах, в том числе и в странах фашизма, вот уже четыре года царят кризис и безработица. Нет, это не случайность. Да, мы обязаны своими успехами тому, что работали и боролись под знаменем Маркса, Энгельса, Ленина»²⁸.

Истекшие десятилетия были годами непрерывной ожесточенной борьбы рабочего класса также и в области теории. Марксизму-ленинизму пришлось столкнуться с многочисленными противниками, зачастую гораздо более серьезными и опасными, нежели те, против которых выступил Энгельс в 1844 г. Марксизм-ленинизм в лице Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина провел колоссальную борьбу не только с самыми различными и разнообразными буржуазными теориями, но и со всевозможными лжесоциалистическими, мелкобуржуазными, оппортунистическими и всякими иными взглядами. Марксистско-ленинская теория победила в этой исторической борьбе.

Исключительную роль в исторической победе пролетариата сыграла борьба Ленина и Сталина против скрытых, замаскированных врагов рабочего класса, в первую очередь против социал-демократии. «Диалектика истории такова, — указывал Владимир Ильич, — что теоретическая победа марксизма заставляет врагов его переодеваться марксистами. Внутренне сгнивший либерализм пробует оживить себя в виде социалистического оппортунизма»²⁹. Социал-фашизм является главной социальной опорой диктатуры буржуазии. Свою контрреволюционную борьбу социал-демократия прикрывает лживыми заявлениями о мнимом согласии с теорией Маркса, пытается скрыть истинное существо своих взглядов «марксистской» фразеологией.

В области экономической теории в нашем Советском союзе эта борьба II интернационала против марксистско-ленинской революционной теории проводилась меньшевиком, контрреволюционером Рубиным. Антимарксистские, антиленинские теории последнего, его теоретические взгляды были разоблачены и разгромлены нашей партией и ее Центральным комитетом под непосредственным руководством товарища Сталина, лично доказавшего классовую сущность и контрреволюционный характер рубинщины. Борьбе против рубинщины пытались воспрепятствовать немногие защитники его взглядов, к числу которых принадлежал автор настоящей статьи. В течение нескольких лет, начиная с конца 1928 г. вплоть до начала 1930 г., в нескольких статьях, печатавшихся на страницах журнала «Под знаменем марксизма», он выступал в роли защитника теоретических взглядов социал-фашиста Рубина.

Ленин и Сталин блестяще разоблачили всех замаскированных врагов пролетариата и предателей его дела, сумели вдребезги разбить как их «теоретические» ухищрения, так и их практическую политику. Социал-фашизм и контрреволюционный троцкизм, а также правый уклон и «левый» оппортунизм потерпели жесточайшее поражение.

Буржуазная теоретическая, в частности экономическая, мысль уже давно перестала быть научной. Она заживо сгнила и разложилась. Потрясающий регресс буржуазной науки сказывается в умственном и идейном убожестве современных «теоретиков» буржуазии, скудости и ничтожности всех их рассуждений.

Свою слабость в области теории, связанную с общей слабостью класса капиталистов, вынужденного прибегать для удержания власти к фашистским методам осуществления своей диктатуры, буржуазия пытается прикрыть заявлениями об якобы произведенном ею «уничтожении марксизма». Гитлеровский министр пропаганды, фашист Геббельс, заявляет: «Через 50 лет ни один человек в мире не будет больше знать, существовал ли вообще когда-либо марксизм. Мировая идея фашизма победит, а с коммунистической партией Германии будет покончено навсегда». У подобных уверений, кроме желания, нет более никакого основания. «Der Wunsch ist Vater des Gedankens» («Желание — отец мысли»). Смешно рассчитывать уничтожить марксизм и коммунизм хотя бы с применением таких сильнодействующих средств, как топор палача, пуля фашистского убийцы, церковное молебствие насильника и тому подобными способами, составляющими содержание фашистского арсенала. Товарищ Сталин с присущей ему глубиной и четкостью уже дал должный насыщенный и обоснованный ответ подобным лживым утверждениям. «Говорят, что на Западе, в некоторых государствах уже уничтожен марксизм. Говорят, что его уничтожило будто бы буржуазно-националистическое течение, называемое фашизмом. Это, конечно, пустяки. Так могут говорить лишь люди, не знающие истории. Марксизм есть научное выражение коренных интересов рабочего класса. А уничтожить рабочий класс невозможно»³⁰, Марксизм-ленинизм непобедим. Он не может быть уничтожен, как не может быть уничтожен рабочий класс. Великое учение Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина ведет рабочий класс всего мира к окончательной победе над капитализмом. Зреет и будет назревать революционный кризис. Фашистская диктатура ускоряет развитие революционного движения рабочего класса. Утверждениям фашизма об уничтожении марксизма рабочий класс всего мира ответит пролетарской революцией, полной, повсеместной победой марксизма-ленинизма.

Примечания #