Азарин М. Против меньшевистской концепции русского империализма #
Сборник «Против воинствующего меньшевизма (финн-енотаевщина)», Ленинградское отделение коммунистической академии при ЦИК СССР, Институт экономики, Государственное социально-экономическое издательство, Москва — Ленинград, 1931 год, 75–82.
Я намерен сделать несколько замечаний по поводу взглядов Финн-Енотаевского относительно русского империализма. Взгляды эти отчасти связаны с его общей концепцией природы империализма.
Надо прежде всего сказать, что учение Финн-Енотаевского о характере русского империализма не основано на изучении фактов, связанных с дореволюционным капитализмом в России, на анализе происходивших в нем качественных изменений; выводы Финна не соответствуют действительному ходу экономического развития в России, они не научны. «Учение» Финн-Енотаевского о русском империализме характерно своей специфической тенденциозностью. Оно является попыткой обосновать меньшевистские утверждения о «неправомерности» социалистической революции в России.
В связи с вопросом о русском империализме была, как известно, довольно оживленная дискуссия. В рядах исследователей коммунистов дискуссировалось главным образом два основных вопроса: о времени, когда в России произошло перерастание старого капитализма в империалистическую стадию развития, и о характере империализма в России. Было много теоретических боев, иногда в спорах звучали схоластические нотки, как, например, при попытках «окончательного установления» срока возникновения империализма в России. Однако при всех разногласиях все исследователи марксисты-ленинцы, занимавшиеся изучением русского империализма, сходились на одном: в России до революции капитализм несомненно перерос в империалистическую стадию своего развития со всеми характерными для нее особенностями, как возникновение монополий, сращение промышленного и банковского капитала и т. д. Единственным «исследователем», который выступил в СССР с особой точкой зрения, расходящейся с выводами всех исследователей-коммунистов, явился Финн-Енотаевский. Он отрицает перерастание старого русского капитализма в империализм.
«Нет данных для утверждения, что в период после революции 1905 г. промышленный капитал у нас, сращиваясь с банковым капиталом и быстро развиваясь, достигает в последний период подъема до войны высшей стадии и становится системой финансового капитала».
Это свое утверждение относительно характера капитализма в России Финн-Енотаевский не устает повторять на протяжении всей своей книги «Финансовый капитал и производительный». На стр. 133 этой книги Финн вновь формулирует этот свой вывод.
«Монополистический капитал в 900-х годах, несмотря на свои высокие формы, носил все же характер до-империалистический» (курсив Финна. М. А.).
Необходимо отметить, что это свое положение Финн даже не пытается доказать. В его книге нет развернутого анализа структурных изменений в хозяйстве дореволюционной России. Финн почти не приводит ни фактов, ни цифр, если не считать нескольких неубедительных ссылок на Оля. Финн лишь многословно и бездоказательно пытается опорочить выводы исследователей-коммунистов, по отношению к которым он не жалеет терминов, могущих засвидетельствовать его, Финна, всяческое пренебрежение к этим, как он говорит, «молодым из ранних» исследователям. При этом методы, которыми Финн пытается опорочить выводы этих исследователей, носят не только не научный, но просто обывательский характер.
Финн, например, прибегает к следующему аргументу. Он напоминает, что еще в 1914 г. буржуазный экономист профессор А. Зак отмечал грандиозное развитие теснейшей хозяйственной связи между банками и промышленностью, отмечал, что с исключительной быстротой развивались операции банков по финансированию промышленности. Заявляя, что эти выводы проф. Зака — буржуазного экономиста — сходятся с выводами исследователей-коммунистов, Финн пытается на этом основании скомпрометировать выводы исследователей-ленинцев. Для доказательства своего положения, будто в дореволюционной России развитие капитализма не достигло своих высших форм, Финн рассказывает анекдоты, — приглашая верить им на слово, — о том, как он, Финн, разговаривал с несколькими знакомыми ему банкирами или банковскими дельцами, «не пожелавшими быть названными», и как собеседники ему сообщили, что хотя банки действительно энергично завязывали связи с промышленностью, однако это носило исключительно спекулятивный характер, органического же сращения не было.
Впрочем, Финн обосновывает свою теорию о характере русского капитализма и некоторыми «собственными соображениями».
Финну представляется, что во время кризиса не может быть роста концентрации капитала, роста монополии. Он издевается над утверждениями, как он выражается, «наших новейших исследователей», что в период кризиса 1900–1908 гг. происходило бурное развитие концентрации капитала и монополии. Особенно издевается Финн-Енотаевский над анализом хода концентрации капитала в работах было тт. Ванага, Ронина, Грановского и M. Н. Покровского и их стремлением установить время, когда концентрация капитала переходит в монополию, характерную для эпохи империализма. Все дело в размерах концентрации, все зависит от перехода количества в качестве, — когда же эти размеры (были у нас достигнуты? Неужели «во время застоя (курсив Финна M. A.) 1900–1908 гг.?» — так рассуждает Финн-Енотаевский. На свой вопрос, он тут же отвечает:
«Вот тут-то и обнаруживается все ложное положение этих “новейших” исследователей. Им приходится отрицать монополистическое движение у нашего капитала до революции 1905 г. Им приходится утверждать, что „количество перешло в качество” во время застоя!»
Так «зло» иронизирует Финн-Енотаевский над выводами исследователей-коммунистов. Между тем он здесь ставит в комичное положение только самого себя, проявляя полнейшее непонимание законов концентрации капитала. Ведь именно во время кризисов и депрессий концентрация капитала происходит в гигантских размерах и приводит к усиленному росту концентрации и возникновению монополий. Ленин по этому поводу пишет: «Кризис в громадных размерах усиливает тенденцию к концентрации и монополии».
Этих основных экономических явлений, свойственных кризисам, не видит и не понимает Финн-Енотаевский. Конкретно в отношении кризиса 1900–1908 гг. Финн — в противоположность исследователям, над которыми он столь необоснованно иронизирует, — не проделал ни малейшего анализа фактического хода экономического развития.
Но если у Финна отсутствует учет конкретной обстановки рассматриваемого периода, отсутствует подлинно научный подход к изучению развития предвоенного капитализма, — зато очень явственно проскальзывают определенные «научные» тенденции. Финн развязно пытается обвинить в тенденциозности исследователей-коммунистов. Он обвиняет их в том, что они
«поставили себе задачу доказать „гигантский рост” нашего промышленного капитализма до войны, развития в нем высшей ступени, системы „финансового капитала”, и таким образом доказать объективную возможность перехода у нас до войны к государственному социализму» (стр. 134).
Не трудно видеть из всех построений Финна, что у него-то тенденции диаметрально противоположны, а именно — доказать, что никакого роста капитализма до войны не происходило, что никаких высших форм капитализм в России не достигал, что никакой системы финансового капитала в России не было и что, следовательно, никаких объективных предпосылок для перехода к социализму не существовало. Задача Финна состоит в том, чтобы доказать правильность меньшевистских установок о «неправомерности» Октябрьской революции. Такова меньшевистская сущность «учения» Финн-Енотаевского.
В другой своей работе — «Карл Маркс и новейший социализм» — Финн-Енотаевский особенно наглядно выявляет свои меньшевистские взгляды на Октябрьскую революцию и ее предпосылки.
«Революции 1917 и последующих годов, — утверждает он на стр. 78, — не были по своему социальному существу пролетарскими. Они произошли в „оконечностях” буржуазного общества, в отсталой стране… Маркс всегда указывал на необходимость экономической зрелости условий для успеха социальной революции».
Доказать же, вопреки действительности, отсутствие этой зрелости было, как мы видели, основной задачей Финна-Енотаевского.
Меньшевистские уши концепции Финн-Енотаевского проглядывают с полной отчетливостью в следующей тираде:
«За семь лет господства грубого насилия (речь идет о диктатуре пролетариата в СССР. М. А.) человечество прошло обратный курс истории, докатываясь временами до варварства, а местами и дикости. Оправдались таким образом опасения Маркса, что грядущие революции начнут с повторения глупостей прежних, и опасения Энгельса относительно преждевременного перехода власти к пролетариату. Социализм получил удар, — это несомненно. Не на разрушение, не на грубую силу, а на накопление материальных и духовных сил и научное их приложение в интересах общечеловеческих возлагает свои надежды марксистский социализм» («Карл Маркс и новейший социализм», стр. 153).
Любопытно и характерно то обстоятельство, что по вопросу о финансовом капитале представления Финна очень близки к механистическим взглядам товарища Бухарина на природу финансового капитала. Либо финансовый капитал господствует в стране полно и безраздельно, либо ни о какой системе финансового капитализма не может быть и речи — так, примерно, представляет себе дело Финн-Енотаевский. Он пишет:
«Ошибочно говорить о руководстве, о распоряжении капиталистической промышленностью в стране, где оперировали скопом и врассыпную отсталые формы капитала, где, царили в деревне докапиталистические отношения и где экономический процесс во всем его целом шел примитивно стихийно» (стр. 139).
Всем памятно, какой уничтожающей критике подверг Ленин на VIII партсъезде аналогичные теории Бухарина, не понимавшего, что империализм есть лишь надстройка над старым капитализмом со всеми свойственными ему особенностями.
Меньшевистской концепцией проникнута вся книга Финн-Енотаевского «О финансовом капитале и производительном». В ней он возрождает каутскианскую теорию ультра-империализма и выступает — хотя и чрезвычайно неудачным и беспомощным — критиком ленинской теории империализма. В то же время Финн-Енотаевский открыто выступает апологетом капитализма.
Теория движения капитализма Маркса — Ленина представляется Финн-Енотаевскому «более чем рискованной».
«Очень заманчиво, — пишет он, — представлять теорию движения капитализма Маркса, как подтверждающую „точным научным анализом” то, что было лишь „догадкой, хотя и гениальной, Сен-Симона”, как это делает Ленин в заключении своего „Империализма”. Но это более чем рискованно». (стр. 144).
Основное положение Ленина о том, что империализм это «переходный или вернее умирающий капитализм», Финн-Енотаевский считает неверным или, как он завуалировано выражается, «неточным». Это положение Ленина Финн-Енотаевский решил опровергнуть, дав оценку современного состояния мирового капитализма. То, что Финн написал по этому поводу, поистине является «пищей для богов». Накануне небывалого в истории мирового кризиса капиталистического хозяйства Финн дал следующую бесподобную его оценку:
«В мировом хозяйстве происходит несомненный прогресс производительных сил и в производстве, и в обмене, по сравнению с довоенным временем. Нет поэтому основания для решительных утверждений, что капитализм не сможет раздвинуть в ближайшем будущем и своих производственных отношений так, что они дадут ему возможность использовать эти производительные силы в сфере производства и обмена. И, сделав зигзаги, монополистический капитализм достиг бы тогда на командующих мировых хозяйственных высотах высшего положения, чем до войны» (стр. 148).
Так опровергает Финн-Енотаевский Ленина. Этот прогноз Финна о тенденциях развития мирового капиталистического хозяйства, сделанный им накануне мирового кризиса капитализма, является лишь иллюстрацией марксова положения о том, что истинность всякой теории проверяется практикой. Практика, мировая экономическая действительность, наголову разбила беспомощный лепет апологета капитализма Финн-Енотаевского.
Финн мечтает о том, что мировой империализм «может проделать еще ряд цикловых, спиральных и все расширяющихся движений в мировом масштабе», ему грезится дальнейший пышный расцвет и развитие мировой системы империализма, дальнейший рост на этой основе производительных сил. Каутский теоретически ставил вопрос об ультра-империализме, Финн-Енотаевский попытался, как мы видели, обосновать каутскианскую теорию «анализом» современного империализма.
Финн даже не скрывает, что в его задачу входит защита и развитие социал-фашистской теории Каутского. «Дело, конечно, не в том, пишет он, назвать ли эту фазу сверхимпериализмом или просто империализмом». Уже из этих слов видно, что Финн отнюдь не возражает против теории ультра-империализма Каутского.
По сути дела книжка Финн-Енотаевского «О финансовом капитале» есть попытка защитить, обосновать программу II Интернационала, лишь несколько ее «улучшив». В заключительной части своей книги Финн анализирует теоретическую часть гейдельбергской программы социал-демократии. Из шести пунктов этой программы три основных и решающих Финн-Енотаевский принимает безоговорочно, три остальных он слегка «подправляет». И в заключение Финн-Енотаевский выражает уверенность, что эта программа социал-империалистов окажется «приемлемой для марксистов без различия направлений». Финну угодно считать социал-фашистов марксистами. В действительности же и гейдельбергская программа, и теоретическая стряпня Финн-Енотаевского, не содержа ни грана марксизма, являются социал-фашистской программой защиты и реставрации умирающего капитализма.