Проблема продукции и революции
«Под знаменем марксизма», 1922, №01 – 02
Владимир Виленский (Сибиряков)
Существует такая сказка, в которой один неудачник с путаной головой, перепутав свадьбу с похоронами, вместо приветствия встретившимся веселящимся провозглашает: «Канун да ладан!» Неудачник это делает от чистого сердца, но веселящиеся усмотрели в этом насмешку и больно побили неудачного путаника.
В положении такого путаника в апреле 1917 года оказался небезызвестный экономист Петр Маслов, когда он по поводу законодательного установления 8‑мичасового рабочего дня, — первой реальной победы русских рабочих, — обратился с «открытым письмом» к советам рабочих и солдатских депутатов, в котором он предостерегал рабочий класс, заявляя, что без развития производительных сил, без развития промышленности, это завоевание ничего не даст, так как падение индустрии поведет к безработице и к уничтожению рабочего класса.
Содержание этого письма очень понравилось буржуазии, которая тогда уже начинала чувствовать, что почва колеблется под ее ногами, и в аргументах П. Маслова она надеялась найти средство против надвигающейся опасности. Письмо было широко перепечатано буржуазной печатью, которая усиленно расхваливала П. Маслова.
Но для рабочего класса это «открытое письмо» прозвучало тогда насмешливым — «Канун да ладан». И, пожалуй, вышло так, что П. Маслов оказался с помятыми боками. Не знаем, по чьей вине, но он оказался в колчаковии, в Сибири, и после многих пережитых тяжелых минут сейчас подает о себе весть новой написанной им книгой «Мировая социальная проблема»[1], в которой он пытается обосновать свою правоту и историей «открытого письма» 1917 года.
Однако, ни та горечь, которой пропитана эта последняя книга П. Маслова, ни те аргументы, заимствованные из трехлетнего «критического опыта меньшевизма», ни, наконец, те выводы, которые он делает, отнюдь не могут служить доказательством правоты отмеченного нами выше выступления Маслова. И с этой стороны новая книжка П. Маслова выглядит немного комически, но в ней есть много такого, что является чрезвычайно интересным и заслуживающим того, чтобы о ней поговорить.
* * *
П. Маслов считает, что большинство современных экономистов подменяют науку о народном хозяйстве наукой о частном хозяйстве. Он считает, что до сих пор главное внимание экономистов обращалось на хозяйственную деятельность капиталиста и на результаты этой деятельности с его точки зрения. По его же мнению, перед политической экономией стоит задача «найти закономерность в распределении и перераспределении производительных сил, направление, в котором оно происходит, и причины, вызывающие его».
Эти мысли П. Маслов высказывал еще десять лет тому назад в своей книге «Теория развития народного хозяйства», и поэтому они новизны не представляют. Но автор пытается сейчас найти в опыте войны и революции подтверждение необходимости выдвижения этой проблемы, которую он отождествляет с мировой социальной проблемой, от успеха разрешения которой зависит будущее человечества.
Новым также для рассматриваемого автора является стремление использовать опыт русской пролетарской революции и результаты ее хозяйственной перестройки на новых началах, для того чтобы подкрепить свою основную мысль, что в основе благоприятного разрешения социальной проблемы должна лежать проблема продукции.
В этом отношении работа П. Маслова представляет как бы теоретическое обоснование того течения, которое на протяжении всех четырех лет кричало о неприемлемости «потребительского» социализма большевиков. Однако, стараясь быть объективным, автор, в конечном счете, всех современных социалистов берет за одни скобки и делает вывод, что по существу современное понимание социальной проблемы для всех социалистических партий является пониманием как проблемы распределения, и что необходимость процесса накопления национального капитала, как не сознавалось точно так же значение различного характера потребления.
Процесс накопления национального капитала и выяснение форм непроизводительного потребления, — два основных момента, два фокуса, вокруг которых вертится все содержание рассматриваемой нами книги. Выдвигая проблему продукции миллионов мелких хозяйств, пользующихся примитивной сохой, автор возражает против иллюзорных утопий электрификации, полагая, что для России накопление национального капитала связано именно с этими мелкими хозяйствами и должно пойти по пути длительного накопления при сокращении многочисленных форм непроизводительного потребления.
Капитализм должен смениться другой, более прогрессивной, с точки зрения трудящихся, формой хозяйства, но какой? — спрашивает П. Маслов, и в своем заключении отвечает: — очевидно, такой формой организации хозяйства, которая обеспечивает увеличение продукции, т. е. увеличит и процесс производительного труда, накопления и продуктивность индивидуального труда.
Мировая война и ее последствия принесли непримиримые противоречия. Производительные силы упали, а непроизводительные затраты (напр., вооружение) не прекращаются. Буржуазия для сохранения своей власти не умеет найти других путей, кроме увеличения непроизводительных расходов на вооружение армий; но и рабочий класс не считается с состоянием производительных сил, стремится к увеличению своей доли, независимо в каком положении находятся производительные силы их страны — таков заключительный вывод П. Маслова. А отсюда приговор для русского опыта решения социальной проблемы:
«Опыт русской революции показывает, что обнищание и обострение социальных противоречий, благоприятное для социальных потрясений, неблагоприятно для решения социальной проблемы».
Таково примерно существо содержания книжки П. Маслова.
* * *
Мы не собираемся отрицать факт обнищания современной России, также как не собираемся оспаривать существа самой проблемы продукции, которая у нас сейчас поставлена на очередь и о которой речь будет идти ниже; но мы, конечно, не можем считать круг развития русской революции замкнутым и рассматривать ее как нечто законченное, дающее основание для окончательных выводов.
Если что и можно считать закончившимся, то, может быть, с некоторой натяжкой, это можно сказать относительно периода вооруженной борьбы русского пролетариата, которая была затяжной, кровавой, очень разрушительной и которая наложила свой неизгладимый след на все, связанное с этим периодом так наз. сейчас «военного коммунизма», где все было подчинено задачам военной целесообразности и нуждам военной обороны.
Но вряд ли разрушительный процесс войны можно сочетать с творческими производительными задачами, которые выдвигаются экономистом, ставящим перед собою проблему продукции. Война есть тоже продукция, но только разрушения — это аксиома. И, очевидно, здесь возможно или лицемерно сокрушаться о бесцельности и ненужности подобного рода разрушений, или принимать это разрушение, как факт, и производить его количественный учет, быть может, только порою принимая меры к возможному уменьшению этого разрушения.
Именно в таком положении на протяжении четырех лет находилась Советская Россия, перед рабочим классом и крестьянством которой была дилемма: отбиться от вооруженного врага и быть, наконец, самому себе хозяином, или вместе с поражением получить реставрацию прошлого.
Но, может быть, именно эта реставрация-то и несла разрешение проблемы продукции? Нет, конечно, П. Маслов так отвечает на этот вопрос: «Решать вопрос о том, сумеет ли это сделать Советская власть, я не берусь, но должен заметить, что власть генералов Колчака, Деникина и Врангеля оказалась неспособной разрешить проблему продукции».
А раз так, то тем более рабочему классу России не следовало было отказываться от борьбы за удержание взятой в октябре в свои руки политической власти.
Сам П. Маслов в своем последнем труде признает, что критика капиталистического строя, сделанная Карлом Марксом и другими социалистами, настолько сильна и соответствует действительности, что все попытки многочисленных ученых экономистов бороться и опровергнуть эту критику никаких результатов не дали. Между тем русские рабочие как раз следовали по пути, намеченному марксизмом, который этот путь видел в захвате рабочими власти для осуществления социалистического строя через уничтожение капиталистических отношений, что должно было в конечном счете привести к улучшению положения рабочего класса и к уничтожению противоречий капиталистического общества.
Пролетариат России в союзе с крестьянством взял в свои руки власть и этим как бы осуществил основную предпосылку теории марксизма. Вместе с переходом власти в руки пролетариата перешли и орудия и средства производства из частных рук в общественную собственность. Но этот захват власти и орудий и средств производства отнюдь не был моментальным и не совершился в один день или даже месяц. Нет, это коренная ошибка наших критиков, этот переходный период борьбы шел свыше четырех лет и закончился только в тот момент, когда мы отбили последнего врага на наших многочисленных фронтах и поставили вопрос о мирном хозяйственном строительстве.
Вся сумма роста непроизводительных расходов, обрастания безобразными бюрократическими извращениями, система пайкового обеспечения непроизводительных элементов и т. п. — это, по существу, военные издержки революции. Без подобного рода издержек, конечно, никакая война не обходится. Прямо или косвенно, но оплачивать приходится не только непосредственные средства борьбы, но и такие отношения как союз, нейтралитет и т. п. Поэтому ясно, что длительный период борьбы со всеми ее последствиями лишил наших противников надлежащей перспективы, а потеряв ее, они, подобно П. Маслову, стали оперировать такими экономическими фактами нашего недавнего прошлого, которые с точки зрения экономической теории имеют, конечно, только относительную ценность.
Поэтому, вряд ли всерьез можно говорить для этого периода о возможности процесса накопления. Очевидно, здесь законен был только один процесс — процесс перераспределения производительных сил в сторону сужения производства и уменьшения общей продукции, что, собственно, и должно было в конечном счете привести к обнищанию страны.
* * *
Переход от вооруженной борьбы к возможностям мирного строительства позволил для нас поставить вопрос о проблеме продукции и подойти к ней практически со всей решительностью, свойственной большевикам.
Но было бы, конечно, большим заблуждением считать, что большевикам было органически чуждо понимание необходимости проблемы продукции. Формулируя социальную проблему — «Социализм — это распределение и учет» — Ленин, конечно, не хуже П. М. Маслова, понимал, что предпосылкой для учета и распределения должно являться производство. Но, как говорят, всякому овощу бывает свое время. Точно также в условиях осажденной крепости приходится думать не столько насчет проблематических возможностей откуда-нибудь получить что-нибудь, сколько о том, как правильнее учесть и распределить имеющееся в реальности.
И если формула «Социализм — это распределение и учет» — вообще верна для будущего разрешения социальной проблемы, то, не менее она была верна в качестве практического лозунга в условиях русской действительности 1918 – 1920 гг., когда РСФСР являлась крепостью, находящейся в капиталистическом окружении.
То перераспределение производительных сил, которое мы сейчас производим в сторону производственных задач, может с несомненной ясностью свидетельствовать, что, получив возможность начать восстановление своих хозяйственных сил, мы взяли верный курс, поставив перед собою две задачи: первая — накопление сырьевых ресурсов, могущих служить базой для развертывания наших производительных сил, и, вторая — стимулирование производительности труда, создавая необходимые условия для освобождения его от непроизводительных форм.
Переход от продразверстки к продналогу, с предоставлением свободного товарооборота, представляет меру, которая должна стимулировать производительные силы сельского хозяйства, т. е. вести к накоплению сырьевых ресурсов. Переход на хозяйственный расчет в промышленности есть предпосылка стимулирования нашей фабрично-заводской промышленности, что, совместно с свободным товарооборотом нашей кустарной промышленности, кладет первые кирпичи в общий фундамент к общему поднятию развития наших производительных сил.
В отношении отказа от непроизводительных форм труда, сейчас идет пересмотр и ревизия всего наследства от периода вооруженной борьбы. Принцип хозяйственного расчета дает твердые основания для борьбы с теми хозяйственными извращениями, которые могли у нас вырасти на почве жестокой военной необходимости вчерашнего дня.
Но было бы ошибкой думать, что этот огромный процесс перевода на новые рельсы хозяйственной жизни Советской России может совершиться в один день. Конечно, этого быть не может в условиях русской действительности, где превалирует пространство и численность населения, — этот хозяйственный процесс будет длительным, а преобладающие формы мелкого полунатурального хозяйства должны придать всему этому периоду характер периода капиталистического первоначального накопления, свойственного крестьянским странам.
Эта сложность и длительность процесса несомненно осложняется целым рядом моментов той политической действительности, вне пределов которой нельзя, конечно, рассматривать хозяйственный процесс восстановления производительных сил РСФСР.
П. Маслов правильно отмечает, что трагизм капиталистического общества и его хозяина — буржуазии заключается в том, что для сохранения своей классовой власти у нее нет другого пути, как увеличения непроизводительных расходов на армию. К сожалению, в условиях современной действительности капиталистического окружения у первой пролетарской республики на пути к сокращению непроизводительных расходов стоит тоже такое препятствие. Пока мир не обеспечен прочно для РСФСР, последней приходится, конечно, мириться с непроизводительными расходами на Красную Армию. Это, конечно, минус для проблемы продукции сегодняшнего дня.
Но, если для буржуазно-капиталистического государства это есть обычное положение, то для пролетарского это — временная вынужденная необходимость, которая может отпасть с переходом хотя бы к милиционной системе вооруженных сил.
Другим моментом, чрезвычайно важным для разрешения проблемы продукции, является отказ от непроизводительных форм личного потребления для капиталистического общества, выражающегося в роскоши для немногих. Пролетарское государство имеет возможность в общей массе положить этому предел, что мы имели возможность проверить на опыте нашей вынужденной системы сугубой уравнительности. Во всяком случае пролетарское государство имеет возможность стремиться в большей степени, чем капиталистическое, к наиболее производительному использованию своего дохода с точки зрения общественного хозяйства.
Таким образом, правильность намеченной линии и ряд соображений общего принципиального порядка говорят за то, что Советская Россия может и должна рассчитывать на возможность разрешения проблемы продукции.
* * *
В капиталистическом обществе процесс накопления идет обычно по линии развертывания производительных сил, сначала в области обмена и средств передвижения товаров, и только затем, во второй своей фазе, переходит в область производства.
Очевидно, процесс первоначального накопления, который должно будет пережить наше хозяйство, пойдет тоже по этой линии. Но уже сейчас нетрудно предвидеть, что, наряду с сельским хозяйством и развертыванием торгового капитала, в общем развитии производительных сил страны должна занять соответствующее место крупная промышленность, которая, хотя и в растерзанном виде, но существует у нас.
Это тем более, что крупная промышленность должна явиться основной базой для пролетарской власти. На основе восстановления крупной промышленности пролетариат может рассчитывать на укрепление своих рядов новыми резервами, способными усилить его в борьбе за переустройство современного общества.
Крупная промышленность, и очень значительная в своей основной части — зданиях, машинах и инструментах, существует. Хуже дело обстоит с т. н. переменным капиталом в виде сырья и рабочей силы, испытывающей продовольственные затруднения, т. е. по-существу лежащие в том же недостатке сырья — хлеба. Отсюда и вытекает та связь и зависимость между производительными силами сельского хозяйства и крупной промышленности.
У нас процесс хозяйственного восстановления пошел одновременно по всем указанным выше направлениям. И если стимулированное к усилению производительности свободным оборотом сельское хозяйство должно реализовать недостающее нам сырье, то хозяйственный принцип самоокупаемости, расчета-выгоды и т. п. должен перевести нашу крупную промышленность к руководству принципами наибольшей экономии, т. е. наименьшей затраты для получения наибольших результатов.
Орудия и средства производства, которыми сейчас в крупной промышленности владеет в Советской России рабочий класс, являются одним из элементов, определяющих продукцию страны и развитие ее производительных сил. Другим элементом является живой труд пролетариев, от которых требуется не только производительный труд, но его интенсификация.
Ссылаясь на опыт капиталистического общества и на практику военного периода советского строительства, П. Маслов отмечает, что устранение конкуренции или соревнования, а равно стимула личной заинтересованности доказало неизбежность падения общей продуктивности и понижения средней производительности труда.
В этом отношении известная доля правды есть, но на наш взгляд основная причина падения производительности заключается в общей изношенности, как орудий и средств производства, так равно и живой силы, которая не в меру, если так можно выразиться, голодала, холодала и, конечно, была физиологически ослаблена в качестве движущей и производящей силы.
Только подкормив изголодавшихся рабочих, только приведя их, так сказать, в нормальное рабочее состояние, можно думать об рационализации труда путем его уплотнения, интенсификации и т. п. Учитывая все это, Советская власть собственно и ставила себе главной задачей в труднейшие годы военных и продовольственных затруднений — подкормить рабочих, не дать им погибнуть от истощения, отсюда и появился тот классовый паек, который худо или хорошо, но выполнил эту задачу.
* * *
Необходимость, вытекающая из медленного темпа развития революции на Западе, ставит нас в необходимость рассматривать проблему восстановления производительных сил в рамках РСФСР, находящейся в капиталистическом окружении. Но это отнюдь не будет теми национальными рамками, которые ставит себе П. Маслов, когда он говорит о «национальном капитале», о «национальном доходе» и т. п.
РСФСР сейчас представляет огромную федерацию народов, входивших ранее в Российскую империю. О национальной связности здесь мало приходится говорить, как и о каком-то едином национальном капитале, все это не более как условность. И если мы сейчас ставим проблему развития производительных сил России, то мы конечно имеем в виду всю федерацию, рамки которой могут быть сужены или раздвинуты в зависимости от обстоятельств.
С этой точки зрения для нас несколько иначе стоит вопрос о противопоставлении «национального капитала» иностранному капиталу, как это делает П. Маслов, когда он говорит, что национальный капитал, особенно в отсталой стране, накопляясь, реализуется в ней в виде орудий и средств производства, тогда как иностранный капитал вывозит прибыль из эксплуатируемой им страны, чем, разумеется, задерживает ее развитие.
Старая колониальная политика европейского капитала давала возможность ставить вопрос таким образом потому, что европейский капитал в колониях не встречал на своем пути препятствий. Ни черный, ни желтый материки не могли, конечно, противопоставить силе этого капитала свою силу, способную обуздать хищничество европейского капитала. Но разве может эта прошлая практика быть сравнением с той концессионной политикой, на которую указывает П. Маслов? Конечно нет. Здесь в основе лежит другое соотношение сил. РСФСР бедна, она нуждается в материализованном капитале в виде орудий производства; но она сильна, и это знают все, кому надлежит это знать.
Отсюда следует, что взаимоотношения иностранного капитала с объектом эксплуатации должны быть построены на иных основаниях, чем это подсказывала бы старая практика. К сожалению, здесь сейчас можно только строить, предполагая, так как конкретного опыта пока еще нет. Но несомненно, что реальное соотношение сил направит разрешение этого вопроса именно в эту сторону.
Несмотря на замедлившийся темп западно-европейской революции, для рабочего класса нет, конечно, оснований терять революционную интернациональную перспективу, которая может сулить расширение завоеваний пролетарской революции значительно больше рамок нынешней Советской Федерации России, а это, конечно, заставляет под иным углом рассматривать концессионную практику иностранного капитала, которая вне национальных перегородок превращается в простое перемещение и приложение капитала там, где он будет более производителен.
* * *
Опыт советского строительства народного хозяйства не удовлетворяет П. Маслова. Пугает его главным образом обнищание и обострение социальных противоречий, которые мало благоприятствуют разрешению социальной проблемы, отождествляющейся в его понимании с проблемой продукции.
Он видит в капитализме положительные стороны за способность развертывания процесса производительного труда, накопления и продуктивность индивидуального труда. И если для П. Маслова возможна смена экономических форм, то она должна идти по линии более прогрессивной с точки зрения процесса продукции.
Но, когда он обращается к опыту русской пролетарской революции, то этой прогрессивности он не то чтобы не допускает, а просто сомневается в ее возможности. И, собственно, нам кажется, что его сомнение не столько относится к русскому опыту, сколько к самой природе современной социальной проблемы.
Ему кажется, что в современном понимании социалистами и рабочими социальной проблемы, как средства значительно и немедленно улучшить положение рабочих при сокращении труда, неизбежно ведет к сокращению продукции и к падению производительных сил, т. е. как раз к обратным результатам, которые может себе ставить задача разрешения социальной проблемы.
Получается в своем роде порочный круг, из которого экономист П. Маслов не видит выхода.
А отсюда невольно напрашивается мораль, что рабочему классу как будто бы невыгодно заниматься революциями, если он думает так же, как П. Маслов, серьезно заняться проблемой продукции. Выходит так, что проблеме продукции рабочий класс должен принести в жертву свои классовые интересы и неотъемлемое право на улучшение своего положения, т. е. продать за чечевичную похлебку теоретических измышлений Маслова свое революционное первородство.
Плесенью старого ревизионизма веет от такой новизны и работы П. Маслова. И опять некстати и насмешливо для русского пролетариата звучат сделанные им выводы. Русский пролетариат не отрицает проблемы продукции, он согласен, что ею нужно заняться, для того чтобы подвести основание под взятые им политические завоевания. Но он эту задачу решает не путем отказа от революционной встряски, голода, холода, обнищания и тысячи других неприятных последствий всякой борьбы, а именно через борьбу со всеми ее последствиями: ибо в этой борьбе он видит основную предпосылку к разрешению социальной проблемы.
Примечания
[1] Издана в г. Чите 1921 г.