Классовая теория и история: Капитализм и коммунизм в СССР
2002
Стивен Резник, Ричард Вольф
Введение
Эта книга предлагает новую интерпретацию рождения, эволюции и смерти СССР. В значительной степени мы полагаемся на имеющуюся литературу. Однако «излишковая»* теория класса, которую мы находим у Маркса и используем для анализа советской истории, резко отличается от теорий, используемых как ее защитниками, так и ее критиками. Таким образом, наше внимание к многочисленным классовым структурам, которые взаимодействовали на протяжении всей советской истории, позволяет нам извлечь и сформулировать утверждение, отсутствующее в имеющейся литературе. Этот тезис выливается в два особенно противоречивых момента: (1) что определенный тип капиталистической классовой структуры включал в себя действительное классовое содержание советского «социализма», и (2) что коммунизм имел место и принимал форму коммунистического типа классовой структуры только в очень ограниченных, подчиненных сферах советской экономики. Наш акцент на классе основывается на более ранних работах*. Поэтому ниже мы только обобщаем особую «излишковую» концепцию класса, которую мы применяем по ходу повествования. Применение нашего классового анализа к коммунизму, к государственной форме капитализма и к советской истории продолжает попытку ввести класс — в его специфическом «излишковом» определении — как в популярных, так и в научных дискуссиях о том, как работают общества и особенно о том, как они должны быть изменены. Противостояние между капитализмом и социализмом/коммунизмом, как в глобальном масштабе, так и в СССР, было центральной частью истории ХХ века. Выделяя определенные классовые характеристики уроков и наследия этой конфронтации, мы надеемся таким образом придать конфликтам этого столетия более развитое классовое сознание.
В отличие от других исследований, эта книга начинается (часть первая) с систематического классового анализа нового типа того, что такое коммунистическая экономическая система и как она работает. Основываясь на учении Маркса, мы разрабатываем концепцию коммунизма, которая определяется как особая, не эксплуататорская классовая структура. К какому бы другому виду коммунизма ни обращался Маркс и другие (например, «бесклассовому» или «основанному на потребностях»), тип, разработанный на основе классового анализа Маркса, сам по себе является своеобразной коммунистической классовой структурой[1]. Нашей целью при разработке понятия коммунистической классовой структуры и изучении некоторых ее разновидностей является постановка следующего вопроса и ответ на него: создал ли когда-нибудь СССР какие-либо формы коммунистической классовой структуры, и если да, то где, когда и что с ними случилось?
Во второй части предложен параллельный анализ капиталистической классовой структуры и её разновидностей. Среди последних, мы выделяем частную и государственную формы. Мы исследуем возможности и последствия общественного устройства, в котором государственные чиновники, а не частные лица, присваивают излишки, созданные рабочими на производственных предприятиях. Различая частный и государственный капитализм (с точки зрения того, как они организовывают производство и распределение излишка), мы создаём, отличное от большинства ранее применявшихся по отношению к СССР, определение государственного капитализма. Мы посвящаем 4 главу объяснению этой разницы. При разработке нового понятия государственного капитализма наша цель заключается в постановке и ответе на вопрос: создал ли СССР государственный капитализм, и, если да, то где, когда и с какими последствиями для эволюции советского социализма?
Два вступительных раздела книги позволяют гораздо более широкой третьей части утверждать, что СССР не только не достиг, но и не пытался достичь коммунизма (ни как классовой структуры, ни, тем более, как бесклассовой) в масштабах всего общества. Вместо этого, на протяжении всей своей истории СССР представлял собой, главным образом, государственную форму капитализма. Большевистское революционное государство заменило частную форму капитализма, преобладавшую в промышленности до 1917 года, на государственный капитализм. Как мы покажем, Ленин говорил то же самое, а также надеялся пойти дальше в направлении классовой структуры без эксплуатации, получившей разное название: как социализм или как коммунизм. Сталин и последующие лидеры отказались от этой надежды и переименовали советский государственный капитализм в «социализм». В их понимании социализм был бесклассовым обществом, возглавляемым партией рабочего авангарда, которая контролировала государство[2]. Это вместе с государственной собственностью и управлением производством сделали советское общество противоположностью (и более высокой ступенью) капитализма. Такой социализм был первым шагом на пути к более полноценному будущему, которое они называли «коммунизмом», где работа должна была основываться на способностях, а распределение продуктов на потребностях. Наша цель — показать, что советский социализм был не столько шагом к коммунизму, сколько государственной капиталистической классовой структурой.
С 1917 по 1960‑е годы советский государственный капитализм преодолел несколько серьёзных экономических кризисов, добившись значительных успехов. Он мобилизовал свои собственные ресурсы, как первый в мире провозглашенный и устойчивый, хотя и осаждённый, социализм. Он повсюду создал глобальную сеть поддержки, основанную на противниках капитализма. И его самоопределение собственного государственного капитализма как социализма, а значит, и отрицание капитализма, стало стандартной концепцией противостояния «двух великих систем» двадцатого века для большинства людей с обеих сторон. Однако советский государственный капитализм в конце концов столкнулся с рядом проблем, которые оказались непреодолимыми. По мере того, как экономический спад 1970‑х годов перерос в общий социальный кризис 1980‑х годов, наметился крах. Далее мы покажем, что СССР прошёл полный цикл. Тогда как революция 1917 года заменила частный капитализм государственным, кризис 1980‑х послужил толчком к движению в противоположном направлении. Такая синусоида (oscillation), русского капитализма отобразила колебания между частной и государственной формами капитализма, которые также были характерны для капитализма в других странах (в том числе государственному капитализму стран союзников СССР).
Классовый анализ, используемый в разработке утверждений, представленных в этой книге, вытекает из марксистской традиции, но ни привычным образом, ни с обычным результатом. Марксизм, на данный момент, — богатейший и наиболее разработанный кладезь классовой критики капитализма. Таковым он стал за последние 100 лет, как только он вышел за пределы Европы чтобы стать глобальной совокупностью огромного количества теоретической и практической борьбы, нацеленной на антикапиталистическое классовое преобразование. Всё более углубляющееся разнообразие марксистской традиции сделало марксизм неограниченным ресурсом для анализа. Из всех конкурирующих теорий мы используем один вид классового анализа, на наш взгляд, наиболее убедительный, чтобы критиковать другие теории, используемые как защитниками, так и критиками Советского Союза по крайней мере последние 70 лет.
Ключевое различие между их анализом классов и нашим заключается в отличии понятия «класс» как такового. Официальная советская, как и большинство других концепций класса, зачастую основаны на отношении к власти и/или отношении к собственности. При определении класса по отношению к собственности, население делится на классы согласно тому, как много и каким именно имуществом они владеют или не владеют: богатые против бедных. При определении класса по отношению к власти, население делится на тех, кто отдаёт приказы, и тех, кто эти приказы выполняет: начальники против подчинённых. Короче говоря, эти виды подходов к классовому анализу фокусируются на общественном распределении собственности и власти. Согласно классической экономической формулировке, капитализм представляет собой частную форму собственности и частные рыночные сделки, в то время как социализм и коммунизм представляет из себя государственную собственность и спланированное государством распределение. Отсюда следует, что социализм наступает тогда, когда государство, в качестве представителя всего общества, во-первых, отнимает частную собственность у её владельцев и обобществляет ее, и во-вторых, отменяет частные рыночные сделки (таким образом устраняя власть частных рыночных агентов), и заменяет их государственным планированием как основным механизмом распределения всех ресурсов и продуктов[3].
Мы же определяем классы иначе. Для нас классы определяются по тому, как общество организует производство, присвоение и распределение прибавочного продукта. Проще говоря, такое определение классов предполагает, что во всех обществах часть людей взаимодействует с природой с целью производства определенного количества продукта. Суммарное количество произведенного продукта всегда превышает ту долю, которая возвращается к этой части населения (к трудящимся) для потребления и воспроизводства. Это превышение есть «прибавочный продукт». Вторая часть населения получает этот прибавочный продукт непосредственно от производителей. Наконец, третья часть получает перераспределенную долю прибавочного продукта от второй части. Любая классовая структура общества подразумевает организацию населения по принципу отношения к прибавочному продукту: как его (1) производители, (2) как те, кто его присваивают (и следовательно распределяют), и/или те, (3) кому достается его перераспределенная часть.
Как детально показано в первой части, в классовой структуре коммунистического общества производители и те, кто присваивают — одни и те же люди, тогда как классовое разделение при капитализме состоит в том, что производители и те, кто присваивают — люди разные. Просвоители излишка эксплуатируют производителей поскольку и именно потому, что первые из них не являются производителями. В части 2 показано, как капиталистическая классовая структура может принимать одну из двух форм. При частном капитализме один или несколько человек без официальной должности в государственном аппарате функционируют как присвоители прибавочного продукта/эксплуататоры, тогда как при государственном капитализме присвоители прибавочного продукта/эксплуататоры состоят из одного или группы государственных должностных лиц.
Подавляющее большинство исследователей социализма и коммунизма, как сторонники, так и оппоненты, описывали класс с точки зрения того, кому какая собственность принадлежит и кто какой властью обладает. СССР был, таким образом, социалистическим или коммунистическим в экономическом отношении, потому что в нём была упразднены частная собственность и рынок (частная власть), замененные на коллективную собственность и государственное планирование. Критики Союза ставили под сомнение его социалистические или коммунистические качества главным образом на тех же двух основаниях: не было осуществлено подлинного или действительного упразднения частной собственности и рынка, и/или были недостаточно полно и неформально предоставлены полномочия рабочим для осуществления контроля над государством и производством. Большинство исследователей по обе стороны игнорировали социальную организацию излишка. Лишь малая часть уделила ему немного внимания как чему-то вторичному и производному от ключевого вопроса о том, как распределялись собственность и власть.
Наше исследование, напротив, выдвигает на передний план социальную организацию излишка. Таким образом, мы исследуем, как революция 1917 года изменила производство, присвоение и распределение излишка. После определения того, как изменились собственность и распределение власти, у нас остается главный вопрос: как эти изменения повлияли на социальную организацию излишка? Фактические изменения в структуре собственности и власти в СССР, с одной стороны, не делают эту проблему менее значимой, с другой же, не дают ответа на поставленный вопрос. Изменения в социальном распределении собственности и власти, важные сами по себе, не определяют, как изменилась социальная организация излишка.
Как показано в этой книге, изменения, внесённые советской революцией в распределение собственности и власти, не отменили базовой организации излишка — то, каким образом советские люди были разделены на производителей и присвоителей излишка, и получателей частей этого излишка распределенного в их пользу присвоителями. Организация промышленного излишка в СССР — приоритетное направление советской экономической политики на протяжении его истории — оставалась капиталистической. СССР изменил капиталистическую классовую организацию с частной на государственную. Например, вместо частных советов директоров, присваивающих произведенный промышленными рабочими излишек, в СССР присвоителями выступали государственные чиновники. Масса промышленных рабочих, как и до 1917 года, производила излишек, который присваивался другими и распределялся ими же, опять же, между другими людьми.
Данная книга стремится показать важные выводы, полученные при анализе понятия класса определяемое по отношению не к собственности или власти, а к излишку. Мы полагаем, что это определение класса, главное открытие Маркса, было в основном забыто в марксистской традиции после него. Возрождение, развитие и систематическое применение определения класса порождает новые интерпретации своеобразной классовой структуры коммунизма, колебаний капитализма между частной и государственной формами, а также взлета и падения СССР, что и представлено в этой книге.
История марксизма и история СССР глубоко переплетены. Это неудивительно, учитывая приверженность как большевиков, так и последующего руководства исключительно к марксистской теории применительно к истории, экономике и собственной политике. Эти марксистские теории определяли класс исходя из отношения к собственности и власти. Советские лидеры властно и эффективно настаивали на применении именно этих теорий и определений в ущерб другим. Примечательно, что критики советского социализма — марксисты и немарксисты — почти всегда соглашались с теми же определениями и теориями, независимо от того, насколько их выводы противоречили выводам сторонников Советов. Поскольку мы отвергаем общие для них определения понятия класса по отношению к собственности и власти, а вместо них используем излишковое определение, наша оценка конфронтации капитализма/социализма и ее воплощение в истории СССР отличается от всех их оценок. Таким образом, эта книга — неизбежное критическое отношение как к марксизму, так и к выработанным историям СССР.
Учитывая эти цели, это введение должно прояснить, что не входит в перечень наших задач. Мы не историки, и это, в основном, не труд по эмпирической истории. Мы ценим и признаем богатство эмпирической истории, доступной нам в разнообразных аспектах[4]. Если наше переосмысление побудит других предпринять подробное практическое исследование советской и других историй, мы будем рады, но такое исследование не является задачей данного труда.
Рамки нашего исследования вдобавок ограничены нашей сосредоточенностью на классовых структурах СССР: их взаимодействие с большим советским обществом и влияние на него. Следовательно, мы концентрируемся в большей степени на внутренних аспектах советской истории, чем на внешних силах, которые помогли ее сформировать. [У нас] нет никаких намерений приуменьшить важность последних. Таким образом, качество и количество продукции, произведенной на протяжении всей советской истории, представляет для нас интерес только косвенно (имея большую значимость для других теоретиков). Наше внимание направлено в большей степени на характеристики класса, чем на связи между советскими людьми, которые производили, присваивали и участвовали в распределении излишков. Конечно, мы заинтересованы в исследовании собственности и власти (наряду с культурой, религией и многими другими аспектами советского общества), но в первую очередь в рамках их связи с классом с точки зрения отношения к излишку. Мы выдвигаем это здесь на передний план потому, что в этом смысле класс игнорируется в других теориях. Суть заключается во внесении общественной организации излишка в аналитическую схему, используемую в дальнейшем, чтобы понять постоянную борьбу между капитализмом и социализмом[5]. Мы подходим к конкретной истории СССР как к важной главе в этой борьбе.
Да и в основном мы не моралисты (каких есть и было так много среди исследователей СССР). [Мы] уделили незначительное внимание морали, связанной, к примеру, с политикой царизма до 1917, или практике нэпманов и кулаков в 1920‑х, или политике врагов СССР во времена холодной войны. Также мы стараемся придерживаться в большей степени аналитического подхода, чем нравственного, когда рассматриваем вопрос отказа большевиков в 1920‑х от данных ранее обещаний по обобществленнию домашних хозяйств, или коллективизации сельского хозяйства в 1930‑х, или привилегий государственным чиновникам и партии. Все же нравственная сторона делает эту книгу более живой. Осознание, что капиталистическая классовая структура выжила и процветает в современном обществе, якобы наиболее склонному к ее отмене, затронуло наши эмоции и подстегнуло нашу исследовательскую работу. Провал СССР в преодолении капитализма, и важные шаги, сделанные рядом марксистов, положившие начало попыткам объяснить этот провал, убедили нас в необходимости существенного и коренного переосмысления[6]. Эта книга представляет несколько базовых уроков, как теоретических, так и практических, вынесенных из советского опыта, для нынешних и будущих общественных движений, направленных на развитие человеческого общества за пределы капитализма.
Примечания
* В оригинале «the «surplus» theory of class». По всей видимости, в англоязычной литературе помимо категорий «surplus value» (прибавочная стоимость), «surplus product» (прибавочный продукт), «surplus labour» (прибавочный труд) и т. д. имеется понятие «surplus», являющееся родовым по отношению к вышеупомянутым понятиям. Как мы видим, в русскоязычной марксистской литературе на сегодняшний день сложилась норма перевода прилагательного «surplus» как «прибавочный (-ая)» и в этом смысле понятие «the „surplus“ theory of class» стоило перевести как «„прибавочная“ теория класса».
Однако, как читатель увидит далее, эта теория класса, развиваемая Резником и Вольфом, получила свое название из-за того, что она, в отличие от других теорий класса, во главу угла ставит «social organization of the surplus» — общественный способ того, как в том или ином обществе организованы производство и распределение результатов труда, которые остаются за вычетом того, что требуется для простого воспроизводства этого общества. Как мы видим, в данном контексте «surplus» используется как существительное. В русскоязычной марксисткой литературе принято переводить существительное «surplus» как «излишек» (ср.: «a surplus of money» (Marx & Engels Collected Works, vol. 35, p. 281) и «денежный излишек» (Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений, 2‑е изд., т. 23, с. 285); «All labour must leave a surplus» (Ibid., p. 516) и «Всякий труд должен оставлять некоторый излишек» (Там же, с. 523, примечание); «a surplus for manufactures» (Ibid., p. 717) и «излишек для мануфактур» (Там же, с. 738) и др.).
Поскольку Резник и Вольф говорят об этой категории в смысле общего как для капитализма, так и для коммунизма, то нами принято решение везде в тексте переводить «surplus», когда оно употребляется как существительное, как «излишек», когда оно употребляется как прилагательное в устойчивых выражениях (surplus value, surplus product, surplus labour etc.), — как «прибавочный (-ая)»; и наконец, когда оно употребляется как прилагательное в неологизмах (surplus theory of class), — как «излишковый».
Несмотря на очевидную необычность и странность такого перевода, мы сознательно пошли на это в виду двух соображений. Во-первых, единообразие и связность категорий в данной книге. Во-вторых, из-за того, что другие обсуждавшиеся нами варианты («прибавочная теория класса» и «прибавочнопродуктовая теория класса»), звучат не менее странно для русскоязычных читателей.
Если у вас есть предложения по улучшению перевода или вы хотите присоединиться к нашей команде — пишите в личные сообщения ВК (https://vk.com/raoooof). — Прим. перев.
* См. Resnick, Stephen A., and Richard D. Wolff. 1986. «What Are Class Analyses?» In Research in Political Economy 9, ed. by P. Zarembka. Greenwich: JAI Press, 1 – 32. и Resnick, Stephen A., and Richard D. Wolff. 1987. Knowledge and Class. Chicago: University of Chicago Press.
[1] В другой работе (см. Resnick, Stephen A., and Richard D. Wolff. . 1988. «Communism: Between Class and Classless.» Rethinking Marxism 1 (Spring): 14 – 48) мы показали, как работа Маркса позволяет выделить особую коммунистическую классовую структуру. Мы считаем, что такая коммунистическая классовая структура не только подразумевается экономическим учением Маркса, но и является подходящей моделью того, что мог бы представлять собой любой возможный коммунизм в СССР. Для нас очевидно, что тот тип коммунизма, который был определен в понятиях бесклассовости (системы труда, основанного на способностях, и системы распределения, основанного на потребностях), никогда не был адекватным описанием того, что на самом деле происходило в СССР. Действительно, его лидеры обычно признавали это, определяя советскую действительность как социализм и его конечную, будущую цель как коммунизм. Напротив, коммунизм, задуманный как классовая структура, в которой те же люди, что производят излишек, также коллективно его присваивают, существенно отличается от всех эксплуататорских классовых структур, является альтернативой им. Так, например, в капиталистических, феодальных и рабовладельческих классовых структурах люди, производящие излишек — не те же самые люди, которые его присваивают и распределяют. В первой части книги разработано и систематизировано определение такой коммунистической классовой структуры.
[2] Использование Сталиным и его последователями термина «бесклассовое» подчёркивает различие между их понятием класса (которое они выводят из Маркса) и понятием класса, лежащим в основе этой книги. По их определению класс — это вопрос собственности, в частности, собственности на средства производства. Классовая система — это такая система, в которой одни люди владеют больше, чем другие. Таким образом, руководство СССР в конце концов решило, что, поскольку они обобществили собственность, т. е. превратили её всю (или почти всю) в коллективную собственность, то они тем самым упразднили классы. Эта точка зрения резко отличается от нашего подхода, при котором любое перераспределение собственности оставляет открытым вопрос о том, изменились ли вообще производство, присвоение и распределение излишка, и если да, то каким образом. Например, если коллективизация собственности оставляет одни группы в обществе производителями, а другие — присвоителями, то наш классовый анализ отвергает любые представления, подобные распространённым в СССР, о том, что классы были упразднены.
[3] Маркс описывает эти три части капитализма следующим образом: «…мы рассматриваем капиталиста как то лицо, которое 1) непосредственно присваивает всю созданную прибавочную стоимость и 2) распределяет эту прибавочную стоимость так, что в этом дележе участвуют он сам, денежный капиталист и собственник земли.” (Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений, 2‑е изд., т. 26, ч. I, c. 84.
[4] В этой книге особое место занимают историки СССР, чьи интересы и теоретическая точность (theoretical sensitivities) предоставили нам материал, тесно связанный с интересующим нас предметом — классовым анализом. Многие из них были марксистами, такие как Добб, Карр и Байков; некоторые — нет, такие как Ноув. Хотя с тех пор появились новые данные и литература — некоторые из них мы приводим — альтернативные теоретические концепции, применяемые к советской истории, не сильно изменились за довольно большой период времени. Таким образом, при выборе вторичных источников мы руководствовались скорее содержательными подходами историков (historians’ substantive approaches), нежели датами их публикации.
[5] Мы стремимся убедить как тех, кто игнорирует любое понятие класса, так и тех, кто использует другие понятия класса, но игнорирует или приуменьшает излишковое понятие класса.
[6] В тексте мы цитируем многих марксистов (так же как и многих немарксистов), чья работа была в той или иной степени полезна в обосновании наших доводов. Однако мы признаём особый долг перед писателем Чарльзом Беттельхеймом (См. Bettelheim, Charles. 1976. Class Struggles in the USSR: First Period, 1917 – 1923, trans, by B. Pearce. New York: Monthly Review Press. и Bettelheim, Charles. 1978. Class Struggles in the USSR: Second Period, 1923 – 1930, trans, by B. Pearce. New York: Monthly Review Press.). Его классовый анализ (определяющий класс условиями власти, а не условиями излишка) дал замечательное понимание СССР того, что он считал неудачами в построении коммунистической экономики и общества. То, что мы узнали благодаря нему, прояснило, почему мы должны действовать по-другому и каким именно образом.