ФИЗИОКРАТЫ
Исаак Рубин
Глава 9. Экономическое состояние Франции в середине XVIII века
Прежде чем приступить к истории физиократической школы, необходимо обрисовать в общих чертах экономическое состояние Франции в середине XVIII века. Физиократическая школа привлекала к себе внимание широких кругов общества прежде всего своей программой возрождения сельского хозяйства и своим протестом против меркантилистической политики. Чтобы понять появление физиократической школы, мы должны, поэтому, познакомиться с состоянием сельского хозяйства и судьбами меркантилистической политики во Франции XVIII века.
Меркантилистическая политика проводилась во Франции с наибольшей последовательностью начиная со времени правления Кольбера (1661 — 1682 годы), знаменитого министра Людовика XIV. Кольбер считается классическим представителем меркантилизма; иногда его ошибочно принимали даже за родоначальника меркантилистической политики, которой поэтому и давали название «кольбертизма». В действительности, однако, Кольбер лишь с большей последовательностью проводил характерную вообще для эпохи раннего капитализма политику насаждения мерами государственной власти торговли, судоходства и промышленности. Кольбер надеялся таким путем, во-первых, поднять благосостояние страны и открыть новые источники для пополнения государственной казны, страдавшей от постоянных дефицитов, и, во-вторых, политически ослабить феодальную аристократию. Чтобы развить внутреннюю торговлю, Кольбер хотел уничтожить таможни между отдельными провинциями и заставы на дорогах и мостах, принадлежавшие отдельным феодалам. Но эту попытку таможенного объединения страны Кольберу, вследствие противодействия отдельных провинций и феодалов, удалось осуществить лишь для одной части Франции; только Великая Французская Революция докончила эту работу таможенного объединения всей Франции. В целях развития внешней торговли, Кольбер заботился о росте судоходства, построил значительный флот, поощрял торговлю с Индией, завел колонии в Америке. Во внешней торговле он проводил систему так называемого «торгового баланса», запрещая или затрудняя ввоз иностранных промышленных изделий и поощряя премиями вывоз французских изделий. Кольбер не останавливался ни перед какими затратами, чтобы насадить во Франции новые отрасли промышленности, особенно работающие на вывоз. Он содействовал устройству суконных, полотняных, шелковых, кружевных, ковровых, чулочных, зеркальных и т. п. мануфактур, выдавал их устроителям субсидии, премии, беспроцентные ссуды, освобождал их от налогов и предоставлял им монопольное право фабрикации. Чтобы обеспечить промышленности дешевые рабочие руки и сырье, Кольбер запрещал вывоз из страны хлеба и сырья, к величайшему ущербу для сельского хозяйства.
Насаждая промышленность за счет государственной казны, Кольбер вместе с тем подчинял ее строжайшему государственному контролю. Чтобы обеспечить французским товарам победу над иностранными конкурентами, правительство заботилось об их высоком качестве. Многочисленные регламенты и инструкции точно определяли длину и ширину материй, число нитей основы, способ окраски и т. п., вплоть до мельчайших деталей выделки. В первые годы правления Кольбера было издано около 150 регламентов с правилами выделки и окрашивания тканей, а одна только инструкция 1671 года содержала в себе 817 статей относительно «окраски шерстяных материй всех цветов и изучения употребляемых при этом составов и снадобий». Для надзора за выполнением этих правил назначались особые инспектора мануфактур, которые производили осмотр товаров в мастерских и на рынках, вмешивались во все детали производства, делали обыски и т. п. Товар, изготовленный с нарушением правил, конфисковывался и выставлялся к позорному столбу, с указанием имени промышленника или купца. Штрафы и конфискации сыпались на нарушителей правил. Эта строгая регламентация промышленности, введенная Кольбером, приобрела при его преемниках еще более мелочный и стеснительный характер.
На первых порах казалось, что меркантилистическая политика Кольбера и его преемников увенчалась, блестящим успехом: Франция заняла одно из первых мест в ряду торговых и промышленных наций Европы. Но уже вскоре после смерти Кольбера, в начале и еще более в середине XVIII века, стала очевидна непрочность этих успехов. Правда, французская промышленность, производившая предметы роскоши для нужд двора и аристократии, не имела соперников, и многие из этих предметов роскоши получили даже название «французских товаров». Версальский двор затмил своим блеском все другие европейские дворы, и Париж стал признанным законодателем мод и вкусов для всей Европы. Но эти внешние успехи покоились на непрочном основании. В стране с преобладающим крестьянским населением, разоренным поборами помещиков и налогами, капиталистическая промышленность в широких размерах не могла развиться. Вместо того, чтобы стать источником доходов для государства, новые «мануфактуры» требовали по-прежнему льгот и субсидий и поглощали часть государственных средств. Число централизованных мануфактур оставалось незначительным, и в большинстве своем это были просто раздаточные конторы, раздававшие работу кустарям. Мечты о завоевании для французской промышленности обширных внешних рынков и колоний не оправдались. В середине XVIII века борьба между Францией и Англией за господство на мировом рынке кончилась победой Англии, которая отняла французские колонии в Америке и утвердилась в Индии. В важнейшей отрасли промышленности, суконной, Англия заняла первое место. Мелочная регламентация промышленности, на которую Кольбер возлагал большие надежды в смысле улучшения качества выделки товаров, на самом деле стала помехой для введения технических улучшений, вносила однообразие в производство и мешала промышленникам быстро приспособляться к требованиям рынка. Как отметил интендант мануфактур Бакелан, регламенты стесняли предприимчивость мануфактуристов, останавливали конкуренцию и препятствовали изобретательности. «Свобода предпочтительнее регламентации, — писал он в 1761 году, — она по крайней мере не может причинить вреда, регламенты же всегда опасны, а многие из них нелепы». В середине XVIII века из среды предпринимателей и даже правительственных чиновников все чаще раздавались голоса, настойчиво требовавшие отмены той стеснительной регламентации промышленности, которая составляла характерную черту меркантилистической политики.
Но, конечно, наибольшим тормозом для роста капиталистической промышленности во Франции являлась не стеснительность меркантилистической политики самой по себе, а тот факт, что политика эта проводилась в стране с обнищавшим крестьянством, при одновременном сохранении сеньориального строя и абсолютной монархии. При развитом сельском хозяйстве французская промышленность могла бы рассчитывать на обширный внутренний рынок, особенно принимая во внимание многочисленность населения в тогдашней Франции (в начале XVIII века около 18 миллионов, в то время как в Англии количество населения не превышало 5 — 6 миллионов). Но отсталое и разоренное сельское хозяйство Франции представляло собой слишком узкую базу для роста капиталистической промышленности. Покупательные силы полуголодающего крестьянства, вынужденного отдавать бóльшую часть своего скудного урожая помещикам и государству, были ничтожны. Крестьяне не имели средств для покупки промышленных изделий и сокращали свои потребности до минимума. По словам Юнга, посетившего Францию перед революцией, крестьяне не носили ни чулок, ни башмаков, иногда ходили и без лаптей. Бретонские крестьяне с ног до головы одевались в дерюгу, из которой обыкновенно выделываются грубые мешки. Меркантилистическая попытка Кольбера построить блестящую мануфактурную промышленность на спине раздетого и разутого крестьянина неизбежно должна была кончиться крахом, и в середине XVIII века во Франции все более распространялось убеждение, что первым условием прочного роста капиталистического хозяйства являются подъем сельского хозяйства и отмена феодальных пережитков в деревне.
Действительно, сельское хозяйство во Франции находилось в XVIII веке в состоянии величайшего упадка и разорения. Правда, к этому времени крепостное право, за ничтожными исключениями, уже исчезло, и личность крестьянина была свободной. Но земля крестьянина была еще обременена целым рядом феодальных платежей и повинностей. Лишь небольшая часть крестьянства владела землей на праве полной частной собственности (аллодиальная собственность). Большинство же крестьян владело так называемой чиншевой землей. Крестьянин-чиншевик тоже являлся как бы собственником своей земли, которую он мог продавать и передавать по наследству. Но собственность эта была ограничена феодальными правами сеньора-дворянина. Каждый приход имел своего верховного господина, сеньора. Последний иногда владел в данном приходе небольшим куском земли или замком, иногда же не имел здесь даже замка и никогда в свой приход не заглядывал. Тем не менее все крестьяне данного прихода обязаны были уплачивать ему ежегодно денежный чинш, размер которого определялся обычаем и не менялся. На некоторых землях денежный чинш заменялся уплатой натурой: крестьянин отдавал сеньору 1/10, 1/8, иногда даже ¼ урожая (так называемый шампар). Кроме того, при продаже крестьянской земли или переходе ее после смерти крестьянина к его наследникам, новый владелец уплачивал сеньору известную сумму денег.
Еще хуже было положение малоземельных и безземельных крестьян. Частью они занимались кустарными и отхожими промыслами или нанимались в батраки, частью же брали в аренду кусок земли у сеньора или другого собственника земли, уплачивая им за это натурой половину урожая. Не имея средств на обзаведение, эти арендаторы — половники (называвшиеся так потому, что они отдавали собственнику земли половину урожая) нередко получали от землевладельца семена, скот или несложные сельскохозяйственные орудия. Если и крестьяне-чиншевики за неимением средств обрабатывали землю примитивным способом, то еще хуже велось хозяйство на землях, арендованных половниками. Лишь небольшая часть земель, принадлежавших дворянству, духовенству, королю и богатым буржуа, бралась крупными участками в аренду более богатыми крестьянами или арендаторами-фермерами, которые вкладывали в хозяйство значительный капитал и вели его на более рациональных началах. В отличие от Англии, где фермерская аренда получила в XVIII веке широкое распространение одновременно с улучшением и рационализацией сельского хозяйства, во Франции она встречалась гораздо реже. Во французской деревне XVIII века буржуазные формы земельной собственности и аренды играли еще незначительную роль по сравнению с чиншевой собственностью и половнической арендой, опутанными целым рядом пережитков феодального строя.
Не меньшим бременем, чем сеньориальные поборы, ложились на крестьянское хозяйство государственные налоги. Абсолютная королевская власть требовала огромных сумм на содержание централизованной бюрократии и армии. Меркантилистическая политика погони за колониями и внешними рынками приводила к бесконечным разорительным войнам. Немало средств поглощала также поддержка новых мануфактур. С другой стороны, отняв после длительной борьбы политические права у аристократического дворянства, королевская власть постаралась вознаградить последнее устройством блестящего двора, учреждением множества придворных и иных должностей для дворян, укреплением их сеньориальных прав на землю, изъятием от платежа налогов и т. п. От основного прямого налога (так называемой «тальи») дворянство совершенно освобождалось, духовенство откупалось от него ежегодным взносом определенной суммы денег. Горожане также частью уклонялись от платежа тальи и других прямых налогов, которые таким образом всей своей тяжестью ложились на низшее сельское население, т. е. на крестьянство. Последнее же страдало и от косвенных налогов, особенно от налога на соль. Размеры и способы взимания налогов часто менялись, и крестьянин заранее не знал, какую сумму с него будут требовать. Чаще всего правительство сдавало взимание налогов на откуп богатым финансистам-откупщикам, которые сильно на этом наживались; иногда казне доставалась только меньшая половина общей суммы взысканных налогов.
Государственные налоги, к которым прибавлялась также церковная десятина, истощали крестьянское хозяйство. Незадолго до революции герцог Лианкур указывал, что фискальная политика, основанная на «привычке постоянно требовать денег у земледельца и не давать ему взамен ничего», сильнейшим образом тормозила прогресс сельского хозяйства. Другим тормозом являлась политика хлебных цен. Со времени Кольбера французское правительство начало более решительно проводить меркантилистическую политику понижения хлебных цен, во-первых, с целью удешевления сырья и рабочих рук для промышленности и, во-вторых, чтобы обеспечить прокормление городского и в первую очередь парижского населения. Вывоз хлеба за границу был запрещен, ввоз же его из-за границы допускался. Внутри страны хлебная торговля подвергалась строжайшей регламентации: запрещалась продажа хлеба вне рынков и обратный вывоз его из города; из опасения спекуляции и поднятия цен деятельность хлебных торговцев была сильно стеснена, отсутствовало свободное передвижение хлеба между отдельными провинциями. В итоге дороговизна хлеба в одних местностях сопровождалась обесценением его в других, хлебные цены резко колебались по отдельным годам. Сельское хозяйство страдало одновременно и от низкого уровня цен на хлеб и от неуверенности, порождаемой постоянными их колебаниями.
Разоряемое сеньориальными и государственными платежами и страдая от политики хлебных цен, крестьянское хозяйство не могло накоплять средств для улучшения сельскохозяйственной техники. Преобладало трехпольное хозяйство, а во многих местах сохранялось еще двухполье. Травосеяние вводилось лишь в некоторых северных провинциях. Чересполосица и принудительный севооборот задерживали распространение технических культур, животноводство было в жалком состоянии, поля почти не удобрялись. Тощий скот, деревянная соха и борона, — таков был инвентарь французского крестьянина в то самое время, когда в английском фермерском хозяйстве уже господствовал плодосмен, процветало животноводство и употреблялись железные сельскохозяйственные орудия. Неудивительно, что урожаи во Франции далеко уступали английским, не превышая обычно сам-пять, и что за время с начала XVIII века до революции Франция пережила 30 голодных годов.
Низкая производительность сельского хозяйства, вместе с господствовавшими до середины XVIII века низкими ценами на хлеб, сокращала приходный бюджет крестьянина, в то время как сеньориальные и государственные платежи (вместе с церковной десятиной) напрягали до последней степени его расходный бюджет. Как метко выразился Тэн, французский крестьянин дореволюционной эпохи напоминал собой человека, погруженного по горло в воду и при малейшем волнении рискующего захлебнуться. За исключением небольших групп зажиточных крестьян и фермеров, подавляющая масса крестьянства жила в вечной жестокой нужде, не доедая и не сводя концов с концами. В 1740 году епископ Массильон писал: «Наш деревенский люд живет в ужасной нищете, без кроватей, без мебели, большая часть даже питается половину года ячменным и овсяным хлебом, который составляет их единственную пищу и который им приходится вырывать изо рта у себя и своих детей, чтобы уплатить налоги». Известный статистик Моро-де-Жонес следующим образом характеризовал положение бретонского крестьянина перед революцией: «Из четырех снопов, получаемых им с поля, один принадлежал сеньору, другой — приходскому священнику или приору соседнего монастыря, третий всецело уходил на платеж налогов, четвертый — на покрытие издержек производства». Если этот расчет и является преувеличенным, то, во всяком случае, нередко половина валового урожая уходила на государственные и сеньориальные платежи, а за вычетом семян (достигавших вследствие низких урожаев почти 1/5 части сбора) едва оставался хлеб для прокормления земледельца. Подчас сеньориальные и государственные платежи взимались с валового, а не с чистого сбора, не принимая даже в расчет вычета на семена: в таких случаях на прожиток крестьян, особенно половников, иногда ничего не оставалось.
Описанные условия не только делали невозможным расширение и улучшение земледелия, но глубочайшим образом нарушали даже процесс простого воспроизводства сельского хозяйства в прежних размерах. Во многих местностях сельское население вымирало, в других — земледельцы уходили в отхожие промыслы или пополняли многочисленные ряды нищих. Маркиз Тюрбильи заметил в 1760 году, что половина удобных к обработке земель пустует и на каждом шагу можно встретить поля, заброшенные возделывателями. Путевые заметки Артура Юнга дают яркую картину упадка сельского хозяйства в большинстве местностей Франции, за исключением немногих счастливых провинций. В одной провинции, по его словам, треть земли вовсе не возделывается, а остальные две трети носят явные признаки разорения; в другой он не встречает «ничего, кроме нищеты и плохих всходов»; в третьей «полунищие половники продолжают держаться самых нерациональных порядков земледелия, не допускающих никаких улучшений и делающих бедность наследственной».
Деградация сельского хозяйства во Франции, XVIII века являлась ярким признаком вопиющего противоречия между потребностями развития производительных сил и устарелыми социально-политическими порядками. Развитие капиталистического хозяйства во Франции было невозможно без подъема сельского хозяйства, а необходимым условием такого подъема сельского хозяйства являлась замена сеньориального строя буржуазными формами землевладения. В середине XVIII века было уже очевидно, что устарелые, феодальные формы земельной собственности, при которых права собственника на землю были ограничены правами других лиц (например, право собственности крестьянина-чиншевика было ограничено правом сеньора на платежи и повинности), должны быть заменены буржуазной формой частной собственности на землю. Но такая замена могла произойти в двух противоположных формах, в зависимости от того, перейдет ли земля, которая при феодальном строе находилась в совладении помещика с крестьянами, в частную собственность первого или последних. Первый путь означал, что крупный землевладелец постепенно сгонит с земли крестьян-чиншевиков и половников и начнет сдавать землю в аренду крупными участками богатым фермерам. Такой процесс насаждения крупной капиталистической аренды и обезземеления большинства крестьян произошел в Англии, которая стала страной крупного землевладения. Второй путь предполагал, что крестьянская земля будет освобождена от всех сеньориальных платежей и повинностей и перейдет в полную частную собственность крестьян. По этому пути пошла Великая Французская Революция, из которой Франция вышла страной мелкого крестьянского землевладения.
Но в середине XVIII века путь революционного разрешения аграрного вопроса казался еще исключенным. В это время могло еще казаться, что подъем и рационализация обнищавшего сельского хозяйства возможны только, по примеру Англии, в виде распространения крупной фермерской аренды, уже немало содействовавшей успехам английского сельского хозяйства. Такого рода капиталистическая аграрная реформа была бы прежде всего в интересах фермеров и богатых слоев крестьянства, т. е. сельской буржуазии или так называемого «сельского третьего сословия». В известной мере такая реформа пошла бы на пользу и землевладельцам, которые сохранили бы право собственности на землю и получали бы арендную плату. Проповедниками такого рода аграрной реформы и явились в середине XVIII века физиократы, которые предлагали разрешить историческую задачу подъема сельского хозяйства посредством замены сеньориального строя капиталистической фермерской арендой.
В своей программе физиократы заботились о создании благоприятных условий для развития капиталистического сельского хозяйства. Мы видели, что во Франции первой половины XVIII века сельское хозяйство страдало, во-первых, от малой производительности земледелия и низких урожаев, во-вторых, от низких цен на хлеб и, в‑третьих, от тяжелых сеньориальных повинностей и государственных налогов. Первые две причины уменьшали доход земледельца, третья напрягала до крайности его расходный бюджет. Физиократы в своей программе требовали устранения всех перечисленных неблагоприятных условий. Во-первых, они отстаивали необходимость рационализации земледелия по примеру английского фермерского хозяйства. Во-вторых, они горячо нападали на меркантилистическую политику снижения хлебных цен и требовали свободной торговли и свободного вывоза хлеба за границу. В‑третьих, они выдвинули программу полного освобождения фермерского класса от налогов и переложения всех налогов на ренту землевладельцев.
Но физиократы не ограничились проповедью реформ в интересах поднятия сельского хозяйства и обогащения сельской буржуазии. Под свою практическую программу они старались подвести теоретический фундамент. Они доказывали, что только при осуществлении указанных реформ будет обеспечен нормальный ход процесса общественного воспроизводства и будет получаться значительный чистый доход (или «чистый продукт», по их терминологии). В своей теории общественного воспроизводства и в теории чистого продукта (или прибавочной стоимости) глава физиократов Кенэ дал первую попытку анализа капиталистического хозяйства в целом. Практическая программа физиократов потерпела крушение, но их теоретические идеи, освобожденные от односторонностей и ошибок, были восприняты и развиты дальше последующими экономическими направлениями (классической школой и Марксом) и обеспечили за Кенэ бессмертную славу одного из основателей современной политической экономии.
Глава 10. История физиократической школы
Физиократическая теория была выработана во Франции в середине XVIII века. Но вся первая половина этого века может рассматриваться как эпоха предшественников физиократии.
Разорение крестьянства и упадок сельского хозяйства обратили на себя внимание еще в конце XVII века. Уже тогда Лабрюйер рисовал мрачную картину нужды крестьян, а Фенелон писал, что народ голодает, обработка земли заброшена и «Франция превратилась в разоренный и лишенный провианта госпиталь». Экономист Буагильбер (1646— 1714 г.г.), называвший себя адвокатом сельского хозяйства, выступил против кольбертовской политики снижения хлебных цен и требовал свободного вывоза хлеба за границу. Он утверждал, что «никогда не бывает народ столь несчастным, как при дешевой цене хлеба». Он выступал также против меркантилистической преувеличенной оценки роли денег, которым, по его мнению, следует отвести лишь скромную, служебную роль средства для облегчения обмена. Одновременно с Буагильбером известный маршал Вобан требовал облегчения налогового бремени, разоряющего крестьянство. Буагильбер за свои сочинения впал в немилость, а Вобан умер в тот самый день, когда книга его была торжественно сожжена рукой палача.
Дальнейшее развитие тех же идей дал позднее маркиз д’Аржансон (1694 — 1757 г.г.). Борьба против меркантилистического протекционизма привела его к принципиальной защите полной свободы торговли. «Не вмешивайтесь (laissez faire), — таков должен быть девиз каждой публичной власти». У Аржансона впервые часто встречается эта знаменитая формула фритредерства: «Laissez faire» (впоследствии дополненная — вероятно, Гурнэ, —словами: «et laissez passer»).
К середине XVIII века у некоторых мыслителей, таким образом, уже встречались отдельные идеи и практические требования, впоследствии вошедшие в систему физиократов. Но с середины XVIII века эти идеи и требования стали предметом оживленного обсуждения и для широких общественных кругов. Деградация земледелия и застой промышленности, обнищание крестьянства и постоянные дефициты казны делали и для широкой публики очевидною несостоятельность старого режима. Во Франции началась предреволюционная эпоха недовольства и брожения, проектов реформ и поисков новых социальных и философских формул. Экономические вопросы также стали с начала 1750‑х годов предметом обсуждения в книгах и журналах, в великосветских салонах и в правительственных комиссиях. Неудачи правительственной хлебной политики содействовали распространению в широких кругах общества убеждения в необходимости отмены прежних запрещений и ограничений хлебной торговли. Отчасти под влиянием общественного мнения, правительство в 1754 г. разрешило свободную перевозку хлеба между отдельными провинциями, хотя и оставило в силе запрещение вывоза хлеба за границу.
В эти годы повышенного общественного интереса к экономическим вопросам на сцену выступили две группы экономистов: одни из них группировались вокруг Гурнэ, другие вокруг Кенэ. Обе группы родились из оппозиции меркантилистической политике запрещений, монополий и регламентации. Но в то время как Кенэ отвергал эту политику во имя интересов сельского хозяйства и сельской буржуазии, Гурнэ требовал прежде всего отмены тех ограничений, которые тормозили свободное развитие городской промышленности и торговли (цехи, промышленная регламентация, внутренние таможни). Гурнэ и его последователи интересовались преимущественно практическими вопросами и не оставили теоретически ценных трудов, в отличие от школы Кенэ.
Франсуа Кенэ (1694 — 1774 г.г.), родившийся в семье мелкого землевладельца полукрестьянского типа, собственным упорным трудом пробился в люди. Медик по образованию, он заслужил репутацию выдающегося врача и издал ряд научных трудов по медицине и биологии. В 1749 году он был приглашен ко двору в качестве постоянного врача известной мадам Помпадур, фаворитки Людовика XV, а через три года был назначен также врачом при самом короле.
В это время Кенэ, достигший уже 55-летнего возраста, забросил свои научные занятия медициной и отдал свои силы разработке экономических вопросов, волновавших общественное мнение того времени. Уже в первых своих статьях, напечатанных в 1756 — 1757 г.г. в знаменитой «Энциклопедии», Кенэ объяснял упадок сельского хозяйства тяжестью налогов и искусственным понижением хлебных цен вследствие запрещения вывоза хлеба за границу. Уже в этих статьях Кенэ рисовал преимущества крупного фермерского хозяйства и рекомендовал привлекать в деревню зажиточных фермеров, которые могли бы вложить крупные капиталы в сельское хозяйство.
Теоретическое обоснование своих взглядов Кенэ дал в позднейших трудах. В 1758 г. он создал свою знаменитую «Экономическую Таблицу» и в дополнение к ней написал «Общие принципы экономической политики земледельческого государства». В этих двух работах изложены основные положения экономической теории и экономической политики Кенэ. Философскую основу своей теории Кенэ изложил в 1765 году в работе о «Естественном праве»[1].
Если разработка физиократической теории принадлежала всецело одному Кенэ, то ее популяризаторами и пропагандистами выступали его талантливые последователи, группировавшиеся вокруг него и образовавшие тесно сплоченную физиократическую школу или «секту», как называли ее противники[2]. Наиболее деятельными из них были маркиз Мирабо Старший и Дюпон-де-Немур (меньшую роль играли Мерсье де ла Ривьер, Летрон, Бодо). Оригинальным и самостоятельным мыслителем из последователей физиократии можно считать только Тюрго, никогда, впрочем, не принадлежавшего к числу членов «секты» в узком смысле слова.
Пропаганду своих идей физиократы вели в книгах и журналах, в салонах и в правительственных комиссиях. Одно время физиократы даже забрали в свои руки издававшийся правительством официозный журнал, но, будучи вскоре вытеснены оттуда, обзавелись собственным журналом «Эфемериды». С 1767 года начались регулярные еженедельные собрания физиократов в салоне Мирабо в Париже, служившие в течение десяти лет сплочению единомышленников и вербовке новых членов. Собрания эти немало содействовали распространению «агрономической моды» в широких кругах общества. Физиократические идеи привлекали к себе всеобщее внимание, ими интересовались, с одной стороны, Вольтер и Руссо, а с другой — коронованные особы вплоть до Екатерины II.
Но по мере распространения идей Кенэ, все более обнаруживалось, что физиократия, как общественное течение, добивающееся определенной общественной реформы, в условиях предреволюционной Франции обречена на неудачу. Франция неотвратимо шла навстречу революции, в которой широкие народные, в том числе и крестьянские массы, под руководством городской буржуазии, смели королевскую власть и дворянские привилегии. Попытка физиократов избежать аграрной революции посредством аграрной реформы, проводимой в интересах немногочисленной, сельской буржуазии при помощи королевской власти и некоторых кругов дворянства, не имела никаких шансов на осуществление. Своей приверженностью к абсолютной монархии физиократы отмежевали себя от господствующего общественного течения той эпохи, от «энциклопедистов» — идеологов прогрессивной городской буржуазии. Одновременно физиократы вызвали нападки против себя со стороны защитников непосредственных экономических интересов торгово-промышленной буржуазии (в том числе и последователей Гурнэ). С их стороны физиократы подвергались ожесточенным нападкам за свое учение о «непроизводительности» торгово-промышленного класса и за свое требование свободного вывоза хлеба за границу. Физиократическому идеалу земледельческого государства, вывозящего хлеб за границу и ввозящего оттуда дешевые промышленные изделия, известный экономист Галиани[3] в 1770 году противопоставил идеал развитого промышленного государства, которое потребляет весь производимый в стране хлеб и даже ввозит добавочное количество хлеба из-за границы. В вопросе о вывозе хлеба резко столкнулись интересы сельского хозяйства и промышленности, и либеральный закон 1764 г. о свободном вывозе хлеба за границу был в 1770 г. отменен.
Надежды на осуществление физиократической программы оживились опять во время министерства Тюрго (1774 — 1776 г.г.)[4]. Назначенный министром финансов, Тюрго сделал попытку провести ряд важных реформ. Он восстановил свободу внутренней хлебной торговли, издал закон об упразднении цехов и свободе промыслов, заменил натуральную дорожную повинность, обременительную для крестьянства, денежными платежами, падавшими на всех землевладельцев, в том числе и на дворян. Реформы Тюрго вызвали сильнейшее недовольство реакционных общественных кругов (придворной аристократии, дворянства, финансовых откупщиков), приведшее к отставке министра-реформатора. Абсолютная монархия и землевладельческий класс, вопреки надеждам физиократов, оказались неспособными к проведению общественных реформ, и Франция быстро шла навстречу грозным событиям Великой Революции.
Падение Тюрго было последним ударом, довершившим крах физиократии как определенного общественного течения. Крах практической программы физиократов оказался вначале роковым и для судьбы их теоретических идей: последние на долгие годы и десятилетия были преданы забвению или служили предметом грубейших насмешек. В середине XIX века Маркс один из первых указал на огромные научные, заслуги физиократов, скрытые под причудливою формой и ошибками их теории. Конец XIX и начало XX столетий были временем реабилитации физиократов. Тщательное изучение их теоретических идей подтвердило полностью высокую оценку, данную им Марксом, и в настоящее время славу основателя политической экономии у Адама Смита оспаривает Франсуа Кенэ.
Глава 11. Социальная философия физиократов
Мы знаем, что физиократы считали необходимым заменить мелкое крестьянское хозяйство крупным фермерским и хотели гарантировать фермерам свободный вывоз хлеба за границу и свободу от налогов. Какими же средствами надеялись они осуществить свою программу? В ответе на этот вопрос физиократы резко расходились с просветителями — передовыми идеологами городской буржуазии. Резко критикуя режим абсолютной монархии, просветители противопоставляли ей в качестве политического идеала конституционную монархию с разделением властей (Монтескье) или же демократическое государство, основанное на идее народного суверенитета (Руссо). Тем самым просветители, хотя и не договаривая своей мысли до конца, ставили перед буржуазией задачу революционного завоевания политической власти. Иначе решали политический вопрос физиократы, которые являлись сторонниками просвещенного абсолютизма, абсолютной монархии, «единой власти, стоящей выше всех различных исключительных интересов, которые она должна подавлять» (Кенэ). От просвещенного монарха ожидали физиократы проведения рекомендуемых ими экономических реформ.
Многие авторы указывали на логическое противоречие между монархическими взглядами физиократов и их экономическими требованиями возможно большей свободы для индивидуума. Но эта приверженность физиократов к монархии может быть объяснена их общей социально-классовой позицией. Физиократы не столько опирались на уже существующую сельскую буржуазию, еще не многочисленную и не влиятельную, сколько стремились создать благоприятные условия для экономического роста этого класса. Мечтать в таких условиях о завоевании политической власти для сельской буржуазии было явно безнадежно. Свержение монархии обещало передать власть либо в руки еще цеплявшегося за свои политические привилегии дворянства, либо в руки молодой и богатой городской буржуазии. А обе эти перспективы грозили крахом физиократической программе. Находящееся у власти дворянство не допустило бы налоговой реформы в физиократическом духе и взвалило бы налоговое бремя на фермерский класс. Городская же буржуазия, завоевавшая власть, могла бы еще усилить, — как опасались физиократы, — ненавистную меркантилистическую политику поощрения торговли и промышленности за счет сельского хозяйства. Раз свержение или ослабление монархии с усилением политической роли дворянства или городской буржуазии грозило полным крахом программе физиократов, последним не оставалось ничего другого, как возложить все свои надежды на абсолютную монархию и объявить себя ее сторонниками.
Но, конечно, физиократы высказывались за сохранение абсолютной монархии никоим образом не для того, чтобы последняя продолжала свою разорительную политику поддержки феодальных и меркантилистических привилегий. По мнению физиократов, эти привилегии противоречат разуму, «естественному праву», вечным и неизменным законам, которые предначертаны навеки творцом мира и обязательны как для отдельных людей, так и для государственной власти. Король не должен издавать законы по своему произволу, так как в этом случае издаваемые им законы могут оказаться противоречащими естественному праву и принести только неисчислимый вред. Незнанием вечных законов естественного права и объясняется обилие вредных «положительных» законов, издававшихся государством. Чтобы избежать расстройств и беспорядка в общественной жизни, король должен строго сообразовать все свои законы с предписаниями естественного права. Политическим идеалом физиократов являлся «легальный деспотизм», т. е. монархия, выполняющая веления естественного права, или, как увидим ниже, поощряющая развитие буржуазного хозяйства.
Итак, физиократы ставили произвольному законодательству короля преграду в виде вечных и нерушимых естественных законов, стоящих выше «положительных» законов государства. В этом отношении физиократы придерживались учения о «естественном праве», развитого передовыми буржуазными мыслителями XVII века (Гроций, Гоббс, Локк). В борьбе против устарелых феодальных порядков буржуазия выдвигала требования нового общественного строя, в котором она усматривала разумный и справедливый «естественный порядок». В противовес привилегиям, освященным авторитетом короля и законов, она освящала свои требования авторитетом высших и вечных естественных законов, перед которыми должны почтительно преклониться короли и положительные законы государства. В чем же заключался этот идеальный «естественный порядок», осуществления которого требовали мыслители XVII — XVIII веков? В сущности, они понимали под ним буржуазный общественный строй, освобожденный от феодальных пережитков и предоставляющий отдельным индивидуумам возможность беспрепятственного преследования своих выгод на основе свободного соревнования (конкуренции) с другими членами общества. Право личности на удовлетворение своих естественных потребностей и на приобретение необходимых для этого вещей, право личной свободы (т. е. освобождение личности от крепостного права), свобода частной собственности (т. е. освобождение собственности от феодальных повинностей и ограничений), свободное соревнование индивидуумов (т. е. отмена феодальных и цеховых ограничений хозяйственной деятельности), — таковы были важнейшие «естественные права» личности, осуществления которых требовали идеологи буржуазии.
Учение о естественном праве сыграло огромную революционную роль тарана, разбивавшего твердыни феодального режима и абсолютной монархии. Наиболее радикальные мыслители XVIII века требовали обеспечения «естественных прав» личности не только в экономической, но и в политической области, т. е. демократизации государственного строя (учение Руссо об общественном договоре и народном суверенитете). Физиократы, в согласии со своими консервативными политическими тенденциями, старались смягчить революционное острие теории естественного права и отказывались делать из нее политические выводы. Но зато им принадлежит заслуга наиболее последовательного приложения идей естественного права к сфере экономической жизни. Они признали «естественным порядком» совокупность экономических условий, необходимых для беспрепятственного развития буржуазно-капиталистического хозяйства (прежде всего в сфере земледелия). Законы буржуазного хозяйства были объявлены ими естественными законами, нарушать которые законодатель не вправе. Этим физиократы, с одной стороны, содействовали освобождению хозяйственной жизни от вмешательства государственной власти; с другой стороны, они положили начало понятию внутренней, «естественной» закономерности хозяйственной жизни, независимой от произвола и вмешательства законодателя.
Естественное право с самого начала приобретает у физиократов экономический оттенок и определяется у Кенэ, как «право человека на вещи, пригодные для его пользования». Однако в эту формулу, которая более радикальным мыслителям давала повод критиковать неравное распределение вещей между богатыми и неимущими классами общества, Кенэ спешит внести ограничение: естественное право человека сводится к праву «лишь на те вещи, пользования которыми он может достигнуть». Но для того, чтобы обеспечить себе фактическое приобретение вещей, «требуются известные физические и интеллектуальные способности, а также инструменты и орудия». Неравенство в способностях и «ресурсах» (т. е. богатстве) людей создает огромное неравенство в пользовании ими своим естественным правом. В то время как для мыслителей коммунистов (Мабли) и даже для более радикальных идеологов мелкой буржуазии (Руссо) такое неравенство означало нарушение естественного права и давало повод к критике частной собственности, Кенэ легко мирится с этим неравенством, как неизбежно «вытекающим из известной комбинации законов природы». Имущественное неравенство есть неизбежное маленькое зло, с которым приходится мириться ввиду огромной пользы частной собственности, поощряющей трудолюбие людей. Естественное право сводится, таким образом, к праву человека на свободное приложение своего труда и к праву частной собственности. «Личная свобода и собственность гарантированы людям извне естественными законами, на которых покоится основной строй благоустроенных обществ».
Эту формулу можно еще упростить, так как и личная свобода представляет собой не что иное, как особый вид собственности: это — «личная собственность», или право индивидуума на свободное приложение своего труда. Из личной собственности вытекает «движимая собственность», или право человека на вещи, созданные его трудом. Наконец, человек, который при помощи своего труда и движимых вещей привел девственную землю в пригодное для земледелия состояние, навсегда приобретает «земельную собственность». Естественное право человека сводится в сущности к перечисленным трем видам собственности, тесно между собой связанным. Повторяя в учении о собственности мысли Локка, физиократы, однако, делают характерное отступление. В то время как Локк сомневается в праве человека на завладение площадью земли, которой он не в состоянии обработать собственными своими силами, физиократы оправдывают существование крупной земельной собственности по следующим двум мотивам: во-первых, землевладельцы или их предки произвели в свое время затраты (труда и движимых вещей) на приведение земли в пригодное для обработки состояние; во-вторых, только при прочно гарантированной собственности на землю в последнюю будут вложены большие капиталы, — условие, необходимое для процветания земледелия. Физиократы согласны оставить за крупными землевладельцами их землю, лишь бы они сдавали ее в аренду фермерам-капиталистам.
Как видим, учение физиократов о естественном праве носит на себе явные черты двойственности их социально-экономической программы, как умеренно-буржуазной. Поскольку, с одной стороны, физиократы склонялись к политическому компромиссу с монархией и экономическому компромиссу с крупным землевладением, они объявляли себя сторонниками первой и оправдывали последнее. Постольку, с другой стороны, они ценой такого социально-политического компромисса надеялись добиться свободного развития капитализма в чисто экономической области, они объявляли «естественным порядком» буржуазный экономический строй, основанный на частной собственности и освобожденный от пережитков феодализма. Обеспечение «личной собственности» означало освобождение производителя от крепостного права, от феодальных и цеховых пут. Гарантия «движимой собственности» означала утверждение власти капитала и торжество свободной конкуренции в товарном обмене. Наконец, под «земельной собственностью» физиократы понимали буржуазную форму землевладения, освобожденного от сеньориальных порядков и предполагающего капиталистическую аренду.
Для того, чтобы в народном хозяйстве установился описанный «естественный порядок», необходимо устранить стеснительную опеку государства. Пусть последнее откроет широкое поле действию естественных законов или свободной игре индивидуальных интересов, а на себя возьмет только работу об устранении искусственных преград, тормозящих действие этих естественных законов. «Что требуется для благоденствия нации? Обрабатывать землю с возможно бóльшим успехом и предохранять общество от воров и нищих. Осуществление первого требования предписывается собственным интересом каждого, осуществление же второго поручается правительству». Горе стране, если правительство, не ограничиваясь скромной задачей охраны общественной безопасности от злокозненных лиц, начнет вмешиваться в хозяйственную деятельность отдельных индивидуумов. В противовес меркантилистической политике строгой регламентации хозяйственной деятельности отдельных индивидуумов, физиократы видели в этой регламентации лишь источник постоянных беспорядков и нарушений мудрых и неизменных естественных законов. В свободной и нестесняемой деятельности индивидуумов физиократы усматривали лучшую гарантию осуществления «естественного порядка» в народном хозяйстве. Физиократы были горячими сторонниками экономического индивидуализма, характерного вообще для идеологии молодой буржуазии.
Глава 12. Крупное и мелкое земледелие[5]
Экономическая теория физиократов, к разбору которой мы переходим, имела своей задачей исследование и открытие естественных законов хозяйства. Физиократы были уверены, что им удалось найти вечные и неизменные законы хозяйства, согласные с законами природы и наиболее выгодные для человеческого рода. Но при этом физиократы, сами того не сознавая, за естественные законы хозяйства принимали законы буржуазного хозяйства. Предметом своего теоретического исследования и идеалом своей экономической политики физиократы избрали крупное фермерское хозяйство капиталистического типа. В этом предпочтении сказались как социально-классовые симпатии физиократов, так и преобладающий интерес их в проблеме максимального роста производительных сил сельского хозяйства. Мы видели выше, до какой степени деградации и разорения дошло сельское хозяйство Франции к середине XVIII века. Оздоровление хозяйственной жизни и государственных финансов Франции было невозможно без подъема производительности сельского хозяйства, а такой подъем мыслился физиократами только в форме капиталистического фермерского хозяйства.
В современной им Англии физиократы видели пример быстрого распространения крупных ферм и одновременной рационализации сельского хозяйства. Контраст между отсталым трехпольным хозяйством французского мелкого крестьянина и усовершенствованным плодопеременным хозяйством английского фермера бросался в глаза. Физиократы стали рьяными защитниками новых приемов агрикультуры. Для поднятия производительности сельского хозяйства необходимо, по их мнению, ввести плодопеременную систему, поднять животноводство, перейти к стойловому кормлению скота, широко пользоваться удобрением, расширять посевы технических культур. Но такое рациональное хозяйство требует вложения крупных капиталов и может вестись только на крупных фермах. Физиократы поэтому становятся защитниками «крупной, богатой и научной культуры», которую они противопоставляют отсталой крестьянской «мелкой культуре».
Физиократы не уставали подчеркивать малую производительность хозяйства крестьян-чиншевиков и половников. Мелкие крестьяне работают при помощи самых примитивных орудий, не имеют достаточного количества скота и почти не удобряют полей. В результате этого количество получаемого ими с земли продукта ничтожно, его едва хватает на удовлетворение самых насущных их потребностей. «Половники, сами влачащие жалкое существование вследствие нерациональной культуры, доставляют средства существования, не достаточные даже для населения бедной страны». Никакого «чистого продукта» или чистого дохода, сверх необходимых для работника средств существования, мелкое земледелие почти не дает. Отсюда следует, что для поднятия производительности сельского хозяйства необходимо заменить мелкие крестьянские хозяйства крупными фермами. «Земли, предназначенные для культуры зерновых хлебов, следует соединять, по возможности, в большие участки, эксплуатируемые богатыми фермерами; так как в крупных земледельческих предприятиях, сравнительно с мелкими, издержки на содержание и ремонт менее значительны, расходы гораздо ниже, а чистый продукт несравненно значительней. Многочисленность мелких фермеров невыгодна для населения». В согласии с этими словами Кенэ, Тюрго также отдает решительное предпочтение фермерской аренде перед хозяйством крестьян-чиншевиков или половников: «Этот способ отдавать землю в аренду выгоднее всех других как для собственников, так и для земледельцев[6]; он устанавливается повсеместно, где имеются богатые земледельцы, могущие делать предварительные затраты на обработку; а так как богатые земледельцы могут приложить к земле больше труда и лучше удобрять ее, то здесь получается громадное возрастание в продукте и увеличение дохода от земли».
Физиократы, следовательно, предлагали аграрную реформу, направленную к разрыву тех феодально-сеньориальных связей, которые соединяли дворянина-землевладельца с крестьянином-чиншевиком или арендатором-половником. Земля постепенно должна очищаться от мелких чиншевиков и половников и отдаваться землевладельцем, как неограниченным частным собственником, в аренду крупными участками фермерам, каковыми могут быть только более богатые крестьяне или состоятельные арендаторы, переселившиеся из города. Беднейшим же слоям крестьянства не остается, по-видимому, ничего другого, как работа по найму в качестве сельских рабочих (батраков) у новых фермеров. Сеньориальные повинности заменяются добровольным договором между землевладельцем и арендатором, мелкое крестьянское хозяйство полуфеодального типа — крупной капиталистической арендой. Такого рода аграрная реформа явилась бы своего рода компромиссом между сельской буржуазией, которая извлекла бы из нее большие выгоды, и крупными землевладельцами, которые сохранили бы право собственности на землю и получали бы арендную плату. Сеньориальный строй в деревне, тормозивший развитие производительных сил, был бы заменен более прогрессивным капиталистическим сельским хозяйством. Но реформа эта была бы проведена целиком за счет широких крестьянских масс, которые были бы, по примеру Англии, обезземелены и пролетаризованы.
Физиократов, однако, такая перспектива нисколько не страшила, а, наоборот, казалась им единственным выходом из кризиса сельского хозяйства и рисовалась в радужных красках: «Количество фермеров все увеличивалось бы… мелкое землевладение постепенно исчезало бы, а доходы собственников и налоги возрастали бы пропорционально умножению продуктов с земельных владений, обрабатываемых богатыми земледельцами». Физиократы требовали от государственной власти даже активных мер поощрения фермерского хозяйства за счет крестьянского (например, освобождения фермеров от службы в милиции, которой подлежали мелкие крестьяне, освобождения от дорожной повинности).
Но для насаждения в широких размерах фермерского хозяйства необходимо привлечение в деревню возможно большего числа арендаторов-капиталистов. Привлечение капиталов в сельское хозяйство, — такова основная задача, преследуемая физиократами. «Правительству следует привлекать в деревни скорее богатства, чем людей; в людях недостатка не будет, раз имеются богатства; но без последних все погибнет, земли утратят свою ценность, и королевство очутится без ресурсов и без сил». Вся система экономической политики, рекомендуемая физиократами, должна содействовать привлечению капиталов из города в деревню, из торговли и промышленности в сельское хозяйство. Для этой цели должны служить высокие хлебные цены, делающие сельское хозяйство особенно выгодным занятием. Для этой же цели необходимо гарантировать фермеру неприкосновенность вложенных им в землю капиталов, освободить его от личных повинностей и от земельного налога, который целиком должен падать на землевладельца. «Необходимо, чтобы существовала полнейшая безопасность для свободного помещения богатств в земледелие и совершенная свобода в торговле продуктами». В противном случае «зажиточные обитатели, столь необходимые для своего дела, перевезли бы свои богатства, затрачивавшиеся на земледелие, в города, с целью воспользоваться там привилегиями, которые невежественное правительство из особенной склонности к горожанам, этим людям наживы, предоставляет городам». Величайший вред меркантилистических мероприятий и заключается в том, что они при помощи искусственного поощрения торговли и промышленности, при помощи системы государственных займов и налоговых откупов «отвлекают финансы от земледелия и лишают деревни богатств, необходимых для улучшения земельных имуществ, эксплуатации и культуры земель».
Легко убедиться, в какой мере неправильно было бы изображать физиократов протестантами против капиталистического хозяйства, проповедниками возвращения к патриархальным земледельческим занятиям на лоне природы. Не патриархальное земледелие натурального типа, а товарное земледелие, производящее на рынок и организуемое фермерами-капиталистами, — является идеалом физиократов. Неудивительно поэтому, что физиократы дали первый и лучший анализ капиталистического хозяйства вообще и роли капитала в производстве в частности. Они проникнуты сознанием, что только приложение капитала к земледелию повышает производительность последнего и дает возможность извлекать из него «чистый продукт» (чистый доход). Мелкое крестьянское хозяйство никакого чистого продукта на доставляет. Чем больше капитал, затрачиваемый на земледелие, тем больше количество доставляемых последним продуктов, тем меньше издержки на единицу продукта, тем выше чистый доход от земледелия. Капитальные затраты земледельцев, говорит Кенэ, должны быть достаточно велики, так как «при недостаточности затрат издержки на культуру соответственно повышаются и приносят менее чистого продукта». «Чем меньше затраты, тем менее пользы приносят государству люди и земли». Иначе говоря, чем меньше общая сумма вложенного капитала, тем бóльшая сумма издержек приходится на единицу продукта и, следовательно, тем ниже производительность земледелия. Приложение обширных капиталов составляет необходимое условие повышения производительности земледелия.
Отсюда следует, что когда физиократы говорят о земледелии как единственном источнике богатств, они имеют в виду не земледелие вообще, а капиталистическое земледелие. Когда чистый продукт они выводят из земли, они имеют в виду только землю, оплодотворенную капиталом. Поэтому правильную формулировку физиократической теории следует видеть в словах Кенэ, когда он говорит, что «единственным источником доходов земледельческих стран являются земли и капиталы[7] предпринимателей», вложенные в земледелие, иначе говоря, земледелие, организованное на капиталистических началах. Земля сама по себе, без помощи приложенного капитала, не обладает чудесной способностью доставлять чистый продукт. Ввиду этого «наиболее плодородные земли ничего не стоили бы при отсутствии богатств (капиталов), необходимых для производства издержек на культуру земель». Итак, функция капитала в производстве заключается в огромном повышении производительности земледелия, источником чистого дохода является только земля плюс приложенные к ней капиталы, т. е. капиталистическое земледелие.
Что же представляет собой этот капитал, выполняющий столь важные функции в производстве? Так как физиократы интересуются прежде всего влиянием капитала на поднятие производительности земледелия, то естественно, что капитал они рассматривают с вещественно-технической стороны, как совокупность средств производства в широком смысле слова. В противовес меркантилистическому смешению капитала с деньгами, физиократы настойчиво подчеркивают, что не деньги сами по себе, а покупаемые на них средства производства, содействующие повышению производительности труда, составляют капитал. «Осмотрите фермы и мастерские», —говорит Кенэ, — и вы увидите, в чем состоит фонд этих столь драгоценных затрат. Вы найдете там строения, скот, семена, сырой материал, «движимость и инструменты всякого рода. Все это, без сомнения, стóит денег, но ничто из этого не является деньгами». В таких же выражениях описывает капитал и Тюрго: «Чем более обработка усовершенствуется и расширяется, тем крупнее затраты. Необходим скот, пахотные орудия, строения для скота и хранения продуктов. Надо, кроме того, оплачивать и содержать до жатвы такое количество людей, которое соответствует размерам обработки». Физиократы, следовательно, были родоначальниками так называемого «народно-хозяйственного» понятия капитала (как совокупности произведенных средств производства), до сих пор фигурирующего в буржуазной экономической науке. Такое понимание капитала, хотя и страдающее полным игнорированием его социальной стороны, представляло, однако, по сравнению с меркантилистическим учением тот прогресс, что переносило центр исследования из сферы обмена в сферу производства.
Физиократы, как видно из приведенных цитат, дали анализ различных вещественных элементов, из которых состоит капитал. В состав последнего они включают скот и сельскохозяйственные орудия, семена, средства существования для рабочих, корм для скота и т. п. Помимо анализа вещественных частей капитала, физиократы дали также впервые деление капитала с точки зрения быстроты его обращения: они, как увидим в следующей главе, отличали основной капитал от оборотного.
Глава 13. Общественные классы
Физиократы, как мы видели, и в своей практической программе и в своих теоретических рассуждениях имели в виду крупное земледелие капиталистического типа, предполагающее обособление класса земельных собственников от класса фермеров-капиталистов, организаторов производства. Очевидно, что, кроме этих двух классов, существует также класс непосредственных производителей, а именно наемных сельскохозяйственных рабочих (батраков). Существование этого класса физиократам было известно, но обычно все их внимание сосредоточено на противопоставлении первых двух классов: землевладельцы фигурируют у Кенэ под названием «собственников», фермеры — под названием земледельцев или «производительного класса». Подобно тому как «третье сословие» (буржуазия) во Франции XVIII века включало в свой состав также наемных рабочих, еще не успевших выкристаллизоваться в отдельный общественный класс, точно так же в схемах Кенэ сельскохозяйственные рабочие составляют лишь задний фон земледельческого или производительного класса, не выделяясь в отдельный класс. Это и неудивительно, принимая во внимание слабое развитие в ту эпоху классовых противоречий между капиталом и трудом. Рабочий класс не играл еще самостоятельной роли в общественной жизни, и отношения между фермерами и их рабочими мало занимали мысль Кенэ. Его внимание привлекали к себе: противоречие интересов между городом (промышленностью и торговлей) и деревней (земледелием), во-первых, и внутри сферы земледелия — противоречие интересов между землевладельцами и фермерами. Отсюда понятно трехчленное классовое деление общества у Кенэ: в сфере сельского хозяйства он отличает класс землевладельцев от «производительного» класса (фермеров); им обоим он противопоставляет городское торгово-промышленное население под названием «непроизводительного» класса (куда входят и лица либеральных профессий, прислуга и т. д.).
Каждый из последних двух классов (т. е. производительный и непроизводительный классы) в действительности распадается на два различных класса: предпринимателей и наемных рабочих. Большая заслуга Тюрго и заключается в том, что он ясно подчеркнул это обособление классов: «Весь класс, занятый изготовлением бесконечного разнообразия произведений промышленности, распадается, так сказать, на две группы: с одной стороны, на предпринимателей-мануфактуристов и фабрикантов; все они являются обладателями больших капиталов, которые они употребляют для приобретения прибыли, давая работу за счет своих затрат; второй класс состоит из простых ремесленников, которые не имеют ничего, кроме своих рук, которые авансируют предпринимателям только свой ежедневный труд и вся прибыль которых сводится только к получению заработной платы». Такое же обособление классов происходит и в среде «производительного», земледельческого класса: «Класс земледельцев так же, как и фабрикантов, распадается на два рода людей: на предпринимателей или капиталистов, делающих затраты, и на простых рабочих, получающих заработную плату». Трехчленное классовое деление Кенэ превращается, таким образом, у Тюрго в пятичленное. Для ясности классовое деление у Кенэ и Тюрго может быть изображено в виде следующей схемы:
Классовое деление у Кенэ | Классовое деление у Тюрго |
1. Класс землевладельцев | 1. Класс землевладельцев |
2. Производительный (земледельческий) класс | 2. Фермеры-капиталисты |
3. Сельские рабочие | |
3. Непроизводительный (торгово-промышленный) класс | 4. Промышленные капиталисты |
5. Промышленные рабочие |
Хотя Кенэ дает только трехчленное деление, но, как уже было замечено, в своих рассуждениях он также предполагает существование наемных рабочих. Мы поэтому считаем возможным видеть в схеме Тюрго более ясную и последовательную формулировку взглядов самого Кенэ.
Остановим теперь наше внимание на сельском хозяйстве, в котором друг другу прежде всего противостоят класс землевладельцев и класс фермеров. Рассмотрим особенности каждого из этих классов.
Землевладельцы, по учению Кенэ, получили свою землю по наследству или путем покупки от тех лиц, которые первоначально ей завладели. Эти лица при помощи своего труда и движимых вещей впервые привели девственную почву в состояние, пригодное для земледельческой культуры: они произвели работы по корчеванию леса, обсушению или обводнению земли, огораживанию, провели дороги и т. п. Благодаря этим основным, так называемым «земельным затратам» землевладельцы навсегда закрепили за собой право собственности на землю. Как собственники земли, они получают от арендаторов-фермеров арендную плату (или ренту), равную всему чистому доходу или «чистому продукту», который остается за вычетом из валового дохода фермера сделанных им издержек производства.
Фермеры арендуют у названных землевладельцев землю на более или менее длительный срок и ведут на ней хозяйство при помощи собственного капитала. Фермер должен вложить в дело двоякого рода капиталы: во-первых, он должен сразу затратить большую сумму денег на покупку мертвого и живого сельскохозяйственного инвентаря (сельскохозяйственные орудия, скот), который медленно изнашивается и может служить в течение многих лет, например, в течение 10 лет; во-вторых, фермер ежегодно тратит на текущие расходы определенную сумму, которую он целиком получает обратно по истечении года из продажной цены своего урожая; сюда-относятся расходы на семена, на корм скоту, на заработную плату рабочим (или, что то же самое, на средства существования для рабочих). Итак, фермер вкладывает в дело, во-первых, основной капитал или, как выражается Кенэ, «первоначальные авансы»; и, во-вторых, оборотный капитал или «годичные авансы». Особенное значение Кенэ придает увеличению основного капитала: чем он больше, тем хозяйство производительнее. Кенэ предполагает, что размер основного капитала должен быть в 5 раз больше размера оборотного капитала; например, весь класс фермеров вкладывает в земледелие в виде основного капитала 10 миллиардов рублей, а в виде оборотного 2 миллиарда руб., итого 12 миллиардов руб.[8]
Что же выручают фермеры из своего хозяйства? Собравши жатву и продавши ее, они из вырученных сумм должны прежде всего покрыть все издержки производства, т. е. весь оборотный капитал и изношенную (в течение года) часть основного капитала. Весь класс фермеров в целом должен прежде всего выручить оборотный капитал в 2 миллиарда руб., израсходованный: 1) на сырой материал (семена и пр.) и 2) на средства существования для всех участников производства, т. е. для наемных рабочих и, кроме того, для самих фермеров и их семей. Как видим, Кенэ соединяет вместе средства существования для рабочих (т. е. заработную плату рабочих) с средствами существования, которые потребляются самими фермерами (и покупаются ими из их прибыли). Расходы фермеров на собственное потребление относятся им не к прибыли, а к необходимым издержкам производства: фермеры как бы выплачивают сами себе заработную плату (хотя бы и в повышенном размере), которая, как и заработная плата рабочих, представляет собой одну из частей авансированного оборотного капитала.
Кроме возмещения всего оборотного капитала (2 милл.), фермеры в конце года получают, по предположению Кенэ, также 10% на всю сумму вложенного в дело основного капитала, т. е. еще 1 милл. руб. Однако эта сумма в сущности не является прибылью на капитал. Кенэ предполагает, что она представляет собой только возмещение изношенной в течение года части основного капитала плюс возмещение потерь от возможных несчастных случаев (неурожаи, наводнения, град и т. п.), иначе говоря, амортизационный и страховой фонд. Если, например, основной капитал (орудия, скот и т. п.) стоимостью в 10 милл. руб. служит в течение 10 лет, то очевидно, что каждый год изнашивается 1/10 часть его, и для сохранения основного капитала в постоянно исправном виде необходимо ежегодно расходовать на его ремонт и восстановление 1 милл. руб. (страховые суммы мы здесь оставляем в стороне).
Итак, фермеры, вложившие в хозяйство капитал в 12 милл. руб., получают по истечении каждого года 3 милл. руб., из которых 2 милл. руб. возмещают оборотный капитал, а 1 милл. руб. (или 10 % на основной капитал) возмещает изношенную часть основного капитала. Если весь урожай продан фермерами за 5 миллиардов руб., то излишек в 2 милл. руб. сверх издержек производства составляет чистый доход или «чистый продукт», уплачиваемый землевладельцам в виде арендной платы. Сами фермеры не получают никакого чистого дохода, а получают лишь возмещение израсходованного капитала. Единственная польза, извлекаемая ими из процесса производства лично для себя, заключается в получении для себя и своей семьи необходимых средств существования (хотя бы в большем количестве и лучшего качества, чем получаемые рабочими). Фермеры, следовательно, хотя и являются капиталистами, не получают никакой прибыли на свой капитал, а получают лишь необходимые средства существования или нечто вроде заработной платы (хотя бы в повышенном размере[9]).
Такое непонимание социальной природы фермерского дохода и игнорирование категории прибыли является одной из главнейших ошибок физиократов. Фермер выступает в их изображении одновременно как капиталист, вкладывающий в дело значительный капитал, и как работник, получающий лишь заработную плату. На его основной капитал начисляется, правда, доход в размере 10%, но и этот доход представляет собой не прибыль, а лишь возмещение капитала. Кенэ чувствует, что фермер извлекает какой-то доход, пропорциональный величине вложенного им капитала, но он не хочет представить этот доход как чистый доход (прибыль), остающийся за покрытием издержек производства. Как защитник фермерского класса, Кенэ хочет, выражаясь современным языком, «забронировать» за ним минимальный доход (прибыль), огражденный от притязаний жадных землевладельцев и расточительного правительства. А для этого не остается другого средства, как объявить, что весь доход фермеров состоит только из возмещения капитала и необходимых для них средств существования, что он не содержит в себе никакого чистого дохода (прибыли), который у них можно было бы отнять для нужд землевладельцев или государства. Чтобы сделать доход фермера неприкосновенным, Кенэ перенес его из рубрики чистого дохода в рубрику возмещаемого капитала или издержек производства, оставив в рубрике чистого дохода одну только ренту землевладельцев. Чтобы сохранить прибыль за фермером, Кенэ одел последнего в костюм рабочего или крестьянина, получающего только необходимые средства существования.
Другая причина игнорирования фермерской прибыли заключается в отсталости хозяйственных условий Франции ХУШ века, где фермеры были немногочисленны и тонули в море крестьян и половников. Арендатора-фермера во Франции того времени не всегда ясно отличали от арендатора-половника, а последний, действительно, извлекал из своего хозяйства только необходимые средства существования (как и крестьяне). Кроме того, фермер часто сам работал в хозяйстве наряду с своими рабочими и как бы сливаясь с ними. Социальная природа фермера как капиталиста еще не успела выкристаллизоваться с достаточною ясностью; фермер, крестьянин, половник и сельский рабочий были еще связаны друг с другом рядом мало заметных переходов.
Мимоходом нам пришлось уже упомянуть о третьем классе людей, занятых в земледелии, о наемных сельских рабочих, которых Кенэ не выделяет в особую группу.
Эти сельские рабочие продают фермерам свой «труд» или рабочую силу, получая от них заработную плату. Каков же размер последней? По учению физиократов, размер заработной платы не превышает минимума, необходимого для поддержания существования рабочих. Как говорит Кенэ, «высота заработной платы и, стало быть, удовлетворения, которое наемные рабочие могут получить, фиксирована и сведена к минимуму сильнейшей конкуренцией, которая не прекращается среди них». Заработная плата зависит от цены средств питания рабочих, прежде всего хлеба. «Поденная плата ремесленника устанавливается довольно естественным путем в соответствии с ценой хлеба». Еще более ясную формулировку этого, так называемого «железного закона заработной платы», имевшего много сторонников среди «меркантилистов XVII— XVIII веков, дает Тюрго, который поэтому часто и считается его автором: «Имея выбор между значительным количеством работников, наниматель предпочитает того, кто соглашается работать за самую низкую цену. Работники должны поэтому друг перед другом понижать цену за свой труд. При таком положении вещей во всех родах труда должен установиться, и в действительности устанавливается, такой порядок, что заработная плата работника ограничивается лишь минимумом».
До сих пор мы говорили о сельскохозяйственном населении, которое состоит из землевладельцев, фермеров и сельских рабочих. Что касается торгово-промышленного населения, то Кенэ объединяет его под названием «непроизводительного класса», а Тюрго различает в нем две различные социальные группы: предпринимателей и наемных рабочих. Если, как мы видели, физиократы смешивают фермера-капиталиста с крестьянином и сельским рабочим, то в еще более грубой форме они повторяют ту же ошибку в применении к промышленности. В изображении Кенэ фермер, хотя и не получает прибыли, является, однако, капиталистом в том смысле, что авансирует значительные средства, во-первых, на основной капитал и, во-вторых, на наем рабочих. Промышленники же в изображении Кенэ выступают в виде ремесленников, не делающих никаких затрат на основной капитал и на наем рабочих. Эти ремесленники (члены «непроизводительного класса») затрачивают только сырой материал и свой личный труд, а выручают из продажной цены изготовленных ими изделий только возмещение сырого материала и стоимость необходимых средств существования для себя и своей семьи. Прибыль промышленников, как и фермеров, физиократами игнорируется, принимая у них вид «пропитания» ремесленника или «заработной платы» рабочего. Промышленники, как и фермеры, получают только возмещение капитала или издержек производства, а именно издержек на сырой материал и издержек на пропитание себя и своей семьи во время работы. Такому теоретическому смешению промышленного капиталиста с ремесленником могла содействовать немногочисленность крупных капиталистических предприятий во Франции XVIII века и продолжавшееся еще преобладание ремесла.
Глава 14. Чистый продукт
Анализ классового деления общества приводит нас к центральному пункту физиократической доктрины, к учению об исключительной производительности земледелия. По учению физиократов, земледелие является «производительным» занятием, так как земледельческий продукт не только возмещает все сделанные фермером издержки производства, но и доставляет сверх того некоторый излишек, «чистый продукт» или «чистый доход», уплачиваемый в виде ренты землевладельцу. Промышленность[10] же является «непроизводительным» занятием, так как стоимость промышленных изделий не превышает величины издержек производства. Только в земледелии происходит возрастание богатств, и создаются в виде чистого продукта новые богатства сверх возмещения богатств, затраченных на земледельческий процесс.
Ниже мы увидим, что это учение об исключительной производительности отличается двойственным характером. Иногда физиократы говорят, что земледелие доставляет «чистый доход», т. е. излишек меновой стоимости сверх стоимости издержек производства; иногда же они говорят, что земледелие доставляет «чистый продукт», т. е. излишек предметов потребления сверх количества их, необходимого для прокормления самих земледельцев. Иначе говоря, под исключительной производительностью земледелия физиократы понимают то способность земледелия доставлять избыточную сумму стоимости, то способность его производить избыточное количество материальных продуктов. Ценностная производительность земледелия смешивается с физической производительностью земли, — двойственность, сообщающая учению физиократов путаный и противоречивый характер.
Что побудило мысль физиократов искать объяснения «чистого дохода»? Их побудил к этому тот факт, что стоимость промышленных изделий содержит в себе только издержки производства (плюс прибыль), тогда как стоимость земледельческих продуктов включает в себя, кроме этих элементов, также ренту, уплачиваемую землевладельцам. Перед физиократами стояла в сущности проблема ренты: как объяснить повышенную стоимость земледельческих продуктов, проявляющуюся в том, что она не только возмещает издержки производства и дает прибыль фермеру, но доставляет также избыточную сумму стоимости, земельную ренту?
У физиократов, однако, проблема ренты приобретает другой вид благодаря тому, что они, как мы видели выше, игнорировали прибыль и включали доход фермера (и промышленника) в необходимые издержки производства. Если прибыль включается в издержки производства, то вся проблема получает следующий вид: почему стоимость промышленных изделий возмещает только издержки производства или капитал, стоимость же земледельческих продуктов доставляет, сверх возмещения издержек производства, еще избыточную стоимость, чистый доход? Из избытка над издержками производства плюс прибыль рента превращается в избыток над издержками производства, т. е. в прибавочную стоимость. Рента, которая на самом деле является, наравне с прибылью, частью прибавочной стоимости, принимается за единственный вид прибавочной стоимости, за единственный чистый доход. Проблема ренты превращается в проблему чистого дохода или прибавочной стоимости.
Но если физиократы поставили проблему прибавочной стоимости, то разрешить ее они не сумели. Правильное разрешение этой проблемы возможно только на основе правильной теории стоимости. У физиократов же теория стоимости была мало разработана и, поскольку она имеется у них, она не может объяснить происхождение прибавочной стоимости. По учению физиократов, стоимость продукта равна издержкам его производства, и, следовательно, при продаже продукта по его стоимости никакого чистого дохода (или прибавочной стоимости) получиться не может. Физиократы отличали: 1) «основную цену» продукта, т. е. его себестоимость или издержки его производства, и 2) «цену продавца из первых рук», т. е. цену, по которой продукт продается непосредственным производителем. Поскольку речь идет о промышленных изделиях, физиократы утверждали, что, при полной свободе конкуренции между промышленниками (ремесленниками), продажная цена их изделий имеет тенденцию упасть до уровня издержек производства (включающих и необходимые средства существования для самого промышленника). «Цена продавца из первых рук» не превышает «основной цены» (себестоимости) продукта, и никакого «чистого дохода», сверх возмещения издержек производства, промышленность не дает.
В учении о стоимости физиократы, следовательно, придерживались теории «издержек производства» и, исходя из нее, вполне последовательно отрицали возможность получения в промышленности чистого дохода или прибавочной стоимости. Но как только физиократы переходили в сферу, сельского хозяйства, их теория стоимости наталкивалась на факт существования чистого дохода (ренты). Откуда же получается эта рента как избыток стоимости продукта над издержками производства? Очевидно, по отношению к земледельческим продуктам «цена продавца из первых рук» превышает «основную цену» на всю сумму ренты. А это значит, что закон издержек производства неприменим к земледельческим продуктам, которые подчиняются совершенно другому закону стоимости, чем промышленные изделия.
Какому же закону стоимости подчиняются земледельческие продукты? Кенэ пытался в одном месте доказать, что, вследствие быстрого роста населения, спрос на земледельческие продукты всегда превышает их предложение, и потому эти продукты продаются по повышенной цене, превышающей издержки их производства: избыток первой над последними и составляет чистый доход (ренту). Но в сущности такое утверждение, что цена земледельческих продуктов всегда превышает их стоимость, равносильно полному отказу от теории стоимости.
Попытка Кенэ объяснить происхождение чистого дохода из повышенной стоимости земледельческих продуктов потерпела крах. Путь объяснения прибавочной стоимости на основе теории стоимости, — методологически единственный правильный путь, — оказался закрытым для физиократов, которым не осталось иного выхода, как ступить на другой, принципиально ложный путь. Раз невозможно вывести чистый доход из повышенной стоимости земледельческих продуктов, нельзя ли объяснить его происхождение совершенно независимо от меновой стоимости продуктов? Если невозможно доказать повышенную ценностную производительность земледелия, не попробовать ли вывести чистый доход непосредственно из повышенной физической производительности земли? Так пришел Кенэ к центральной идее физиократического учения, что источник чистого дохода следует искать в физической производительности земли.
Выше мы видели, что проблема ренты превратилась в проблему чистого дохода. Теперь проблема чистого дохода превращается в проблему «чистого продукта»: появление в земледелии избытка стоимости продукта над стоимостью издержек производства объясняется физической производительностью земли, которая доставляет избыток продуктов в натуре сверх количества продуктов, затраченных в качестве издержек производства. Вопрос о сравнительной стоимости продукта и издержек его производства устранен и заменен вопросом о сравнительных количествах продуктов в натуре, с одной стороны, затраченных на производство, с другой стороны, полученных в результате урожая. Для того чтобы можно было сравнивать урожай в натуре с издержками производства в натуре, физиократы прибегают к двум упрощениям: во-первых, они игнорируют издержки производства, составляющие основной капитал (плуги, орудия и т. п.), и принимают, что издержки производства в земледелии состоят только из земледельческих же продуктов или зерна (семена, корм скоту, средства существования для земледельцев); во-вторых, из перечисленных издержек производства они придают наибольшее значение средствам существования для земледельцев. Раз издержки производства отождествляются со средствами существования для земледельцев, то вопрос об избытке урожая в натуре над издержками производства превращается в следующий вопрос: откуда получается избыток средств существования, доставленных урожаем, над средствами существования, необходимыми для прокормления самих земледельцев во время работы?
Появление этого избытка физиократы объясняют физической производительностью земли, способностью ее создавать новую материю. Физиократы, вслед за английским экономистом Кантильоном, утверждают, что в земледельческом процессе природа создает новую материю сверх имевшейся раньше, промышленность же не в состоянии увеличить количество материи и ограничивается приданием ей разной формы. По словам Кенэ, работа сапожника «состоит лишь в придании сырому материалу известной формы»; это — «простое производство форм, а не реальное производство богатств». В земледелии происходит «порождение или создание богатств», «реальное приращение» материи. В промышленности же происходит только «присоединение» к сырому материалу издержек на средства существования ремесленников, и готовое изделие является лишь результатом такого соединения сырых материалов и средств существования, уже имевшихся в наличности до начала промышленного производства и доставленных земледелием. В земледелии происходит «умножение» богатств, в промышленности — лишь «сложение» богатств. Яркое выражение этой мысли дал итальянский физиократ Паолетти: «Дайте повару известное количество гороха, из которого он должен приготовить вам обед. Он подает вам его на стол хорошо сваренным и приготовленным, но в том же количестве, в каком он его получил. А дайте то же количество садовнику, чтобы он доверил его земле, и, когда придет время, он отдаст вам по крайней мере вчетверо более того, что получил. Вот истинное и единственное производство». Только земледелие рождает новую материю взамен потребляемой и уничтожаемой человечеством. Промышленность же, бессильная создавать новую материю, лишь преобразовывает, видоизменяет ее форму.
При помощи земледелия материя, вещество природы, извлекается из внешней природы и переходит в распоряжение человеческого общества. Для человеческого общества земледелие порождает новую материю. Так как большая часть этой материи состоит из средств существования для людей, то земледелие есть не только источник новой материи, но и единственный источник средств существования для людей. А это значит, что земледелие доставляет средства существования не только для самих земледельцев, но и для других классов общества. «Труд земледельца, и только один он, воспроизводит не только те средства существования, которые он сам уничтожил, но также и те, которые уничтожают все прочие потребители». Отсюда проистекает важнейшее социальное преимущество земледельческого класса, который «всегда может существовать на плоды трудов своих. Непроизводительный же класс, предоставленный самому себе, не мог бы обеспечить себе какое бы то ни было существование с помощью одного своего непроизводительного труда», если бы не получал средств существования от земледельцев.
Итак, земледелие доставляет необходимые средства существования не только для земледельцев, но и для других членов общества. Но ведь, как нам известно, именно из необходимых средств существования состоит заработная плата рабочих (сельских и промышленных). Отсюда следует, что земледелие является источником заработной платы не только для земледельческого, но и для промышленного населения. «То, что земледелец трудом производит на своей земле сверх удовлетворения собственных потребностей, составляет единственный источник заработных плат, которые получают другие члены общества за их труд» (Тюрго). Земледельцы, отдавая часть средств существования промышленному классу в обмен за его изделия, тем самым как бы выплачивают этому классу его содержание или заработную плату. Земледельцы составляют класс, оплачивающий труд промышленного населения; последнее «состоит на жалованья» у земледельческого класса.
Изложенный ход мысли физиократов может быть резюмировал в виде следующего ряда положений, из которых каждое дает характеристику земледелия:
- земледелие есть источник ренты (как избытка стоимости продукта над издержками производства плюс прибыль фермера);
- земледелие есть источник чистого дохода (как избытка стоимости продукта над издержками производства, в число которых скрытым образом включена и прибыль фермера);
- земледелие есть источник новой материи, поступающей в распоряжение общества для удовлетворения потребностей его членов;
- земледелие есть источник чистого продукта (как избытка земледельческого продукта над продуктами, затраченными в процессе производства);
- земледелие есть источник избыточных средств существования сверх необходимых; средств существования самих земледельцев;
- земледелие сеть источник средств существования не только для земледельческого, но и для промышленного населения;
- земледелие есть источник заработных плат, оплачивающих труд промышленного населения.
Физиократы исходят из факта повышенной ценностной производительности земледелия, как источника ренты или чистого дохода. Объяснения этого явления они ищут в физической производительности земледелия как источника новой материй и в натуральной форме его продуктов как средств существования. От этого физического «первенства» земледелия физиократы переходят опять к социальному первенству его как единственного источника заработных плат, который кормит и «содержит» промышленное население.
Таким образом все учение физиократов о чистом доходе проникнуто коренным дуализмом ценностной и физической точек зрения. Физиократы допустили две основных ошибки. Во-первых, между земледелием и промышленностью не существует той коренной физической разницы, которую видели физиократы. Земледелие, вопреки мнению последних, не производит новой материи, а лишь превращает материю, рассеянную в почве, влаге и воздухе, в материю хлебных зерен, т. е. придает материй вид, пригодный для удовлетворения человеческих потребностей. Но ведь то же самое имеет место и в промышленности. Нельзя также видеть особое преимущество земледелия в содействии сил природы человеческому труду, ибо такое же содействие сил природы (пара, электричества, и т. п.) имеет место и в процессе промышленного труда.
Вторая и принципиально более важная ошибка физиократов заключалась в том, что из особой физической производительности земледелия, — если бы даже таковая существовала, — нельзя выводить повышенную стоимость его продуктов. «Ошибка физиократов происходила от того, что они смешивали увеличение материи, которое, благодаря естественному произрастанию и размножению, отличает земледелие и скотоводство от мануфактуры, с увеличением меновой стоимости» (слова Маркса). Физиократы не подозревали, что неспособность промышленного труда создавать новую материю не исключает способности его быть источником прибавочной стоимости. Если бы физиократы не игнорировали прибыли капиталиста и не включали ее искусственным образом в издержки производства, они убедились бы, что и промышленность доставляет, сверх возмещения издержек производства, прибыль или чистый доход. С другой стороны, физиократы не понимали, что увеличение количества земледельческих продуктов в натуре, приписываемое ими повышенной физической производительности земли, еще не означает возрастания суммы меновой стоимости этих продуктов. Физиократы смешивали производство продуктов в натуре (потребительных стоимостей) с производством меновой стоимости. В этом смешении отразились отсталые условия французского земледелия XVIII века, переживавшего переходную стадию от натурального хозяйства к меновому.
Несмотря на глубокие ошибки физиократического учения о чистом доходе, оно заключало в себе плодотворные идеи, впоследствии развитые экономической наукою. Проведя резкую грань между издержками производства (капиталом) и чистым доходом, физиократы правильно признали основною особенностью капиталистического хозяйства производство прибавочной стоимости и перенесли вопрос о происхождении прибавочной стоимости из сферы обмена в сферу производства.
Что касается первого пункта, то физиократы видели решающий признак процветания хозяйства в росте чистого дохода. Увеличение последнего (т. е. прибавочной стоимости) составляет, по их мнению, главную задачу производственного процесса. Ошибочно приписывая способность доставлять чистый доход только земледелию, физиократы вполне последовательно делали отсюда тот вывод, что только земледелие является «производительным» занятием. В основе их ошибочного учения об исключительной производительности земледелия лежала, таким образом, правильная мысль, что, с точки зрения капиталистического хозяйства, производительным может быть признан только труд, доставляющий прибавочную стоимость.
Вторая и еще бóльшая заслуга физиократов заключается в том, что они перенесли вопрос о происхождении прибавочной стоимости из сферы обмена в сферу производства. Меркантилистам прибавочная стоимость была известна преимущественно в виде торговой прибыли, в которой они усматривали не что иное как надбавку, которую торговец делает к цене товара. Источником прибыли, по мнению, меркантилистов, является сфера обмена, и в частности внешняя торговля, которая поэтому и признавалась ими наиболее выгодным занятием. Физиократы резко отвергали это меркантилистическое учение о торговле как источнике чистого дохода (прибыли). Торговля, по их мнению, не приносит стране никаких новых богатств, так как, при полной свободе конкуренции и отмене всех исключительных монополий и ограничений, торговля сводится к обмену одного натурального продукта на другой равноценный продукт. «Я вижу в торговле только обмен ценности, на равноценность без производства, даже в том случае, когда обмен этот выгоден в силу каких-нибудь обстоятельств тому или другому из контрагентов или даже им обоим. В действительности всегда можно предположить, что он выгоден для обоих, так как оба контрагента обеспечивают себе наслаждение богатствами, которые они могут получить лишь с помощью обмена. Но разве в подобных случаях не происходит всегда только обмен богатств одной ценности на другие богатства равной ценности? Следовательно, тут совсем не может быть какого-либо действительного увеличения богатств». Торговля, при всей ее пользе и необходимости, не может быть признана «производительным» занятием. Источник новых богатств (чистого дохода) следует искать не в обмене, а в самом производстве (в земледелии).
Изложенное учение физиократов об эквивалентности обмениваемых вещей предполагает, что продукты имеют определенную стоимость еще до вступления их в процесс обмена. «Образование цены всегда предшествует покупкам и продажам». «Действительная цена продуктов устанавливается до их продажи». В этих словах Кенэ высказал в высшей степени важное теоретическое положение, — развитое впоследствии Марксом, — что стоимость продуктов устанавливается в процессе производства, еще до вступления их в процесс обращения.
Меркантилисты признавали внешнюю торговлю наиболее выгодным занятием на том основании, что она дает стране возможность, во-первых, получать бóльшую стоимость в обмен за меньшую и, во-вторых, обменять продукт в натуре на деньги или благородный металл. В своем учении об эквивалентности обмениваемых продуктов физиократы опровергли первый из этих меркантилистических предрассудков; в своей теории денег они ополчились против второго. По их мнению, следует стремиться к тому, чтобы произвести возможно больше продуктов в натуре, а сбыт их или превращение в деньги не представляет особой трудности и не доставляет особой выгоды. «Разве чувствуется большая потребность в покупщиках, чем в продавцах? Разве более выгодно продавать, чем покупать? Разве деньги предпочтительнее жизненных благ? Не являются ли эти самые блага настоящим объектом всякой торговли, именно обычными богатствами, посредством которых приобретаются деньги, циркулирующие лишь для облегчения взаимного обмена этих самых богатств?».
Деньги представляют собой не настоящее богатство, а лишь средство для более удобного обмена друг на друга настоящих богатств, каковыми являются потребительные стоимости. «Деньги не представляют из себя настоящего национального богатства, которое беспрестанно потреблялось бы и воспроизводилось бы; деньги не порождают денег». Поэтому «не в денежных запасах, а в возрождающихся богатствах состоит благоденствие и сила государства». Деньги исполняют только роль «посредствующего знака между покупками и продажами». Монета «не имеет иного назначения, как облегчать обмен товаров, служа посредствующим знаком между продажами и покупками». «Следует, стало быть, думать не о деньгах, а об обмениваемых предметах, которые имеешь продать и купить; в одних только этих обменах и заключается выгода, которую хотят обеспечить себе контрагенты». Меркантилистическая политика привлечения в страну денег при помощи благоприятного торгового баланса ошибочна. Следует заботиться не об увеличении количества денег в стране, а об умножении земледельческих продуктов; при изобилии продуктов и выгодных ценах на них страна не будет испытывать недостатка и в наличных деньгах. Не увеличение количества денег при помощи торговли, а увеличение количества продуктов при помощи производства (земледелия) обеспечивает стране возможно больший чистый продукт или чистый доход.
Глава 15. «Экономическая таблица» Кенэ
Ознакомившись с учением физиократов о разных общественных классах и отраслях производства, мы можем перейти к разбору знаменитой «Экономической Таблицы» Кенэ, в которой краткими штрихами набросана картина воспроизводства и распределения всего общественного продукта между отдельными классами и отраслями производства.
«Экономическая Таблица» была впервые написана Кенэ в 1758 г. и отпечатана в небольшом числе экземпляров в придворной типографии. Этот первоначальный текст Таблицы пропал и лишь в 1894 году был найден одним ученым в бумагах Мирабо. Жалобы на неясность и непонятность Таблицы побудили Кенэ издать в 1766 г. «Анализ Экономической Таблицы», изложение которого мы ниже, даем. Физиократы превозносили Таблицу как величайшее научное открытие; Мирабо сравнивал открытие Таблицы с изобретением письма и денег. Противники же физиократов осыпали насмешками это «мало вразумительное произведение», остававшееся еще в середине XIX века «загадкой сфинкса» (выражение Энгельса), которую научная мысль не сумела разгадать и использовать. Маркс один из первых указал на огромное научное значение Таблицы, признанное теперь всеми исследователями.
Переходим к разбору Таблицы. Мы уже знаем, что общество делится Кенэ на три основных класса: 1) класс «собственников» (землевладельцы, включая короля и духовенство); 2) «производительный» класс (фермеры, являющиеся представителями всего земледельческого населения) и 3) «непроизводительный» класс (торгово-промышленное население, лица свободных профессий и т. п.). Как же распределяется между этими тремя классами весь произведенный в течение года общественный, продукт?
Возьмем момент окончания одного производственного года и начала следующего года, а именно осеннее время, когда производительным классом (который ниже будем называть фермерами) уже собран весь урожай, стоимость которого предполагается равной 5 миллиардам рублей. Для получения этого урожая фермеры затратили в течение истекшего года: 1) оборотный капитал в 2 милл. руб. (на прокормление всех земледельцев, корм скоту, семена и т. п.) и 2) на ремонт и возобновление основного капитала (орудий, скота) 1 милл. руб. (или 10% общей стоимости основного капитала, равной 10 милл. руб.). Итого затрачены фермерами 3 милл. руб., а получен урожай в 5 милл. руб. Избыток в 2 милл. руб., этот чистый продукт или чистый доход, доставляемый земледелием, уходит в виде ренты или арендной платы землевладельцам (которых ниже будем называть «собственниками»). Эта арендная плата в 2 милл. руб. была уже уплачена в начале истекшего года наличными деньгами фермерами землевладельцам, у которых эти наличные деньги и находятся в настоящий момент. Наконец, «непроизводительный» класс (который ниже будем называть «промышленниками» вступает в новый производственный год с запасом промышленных изделий в 2 милл. руб., изготовленных им в течение истекшего 1 года.
Итак, к началу нового производственного года наши три класса обладают следующими запасами продуктов и наличных денег:
- фермеры имеют запас земледельческих продуктов в 5 милл. руб. (из них пищевые продукты на 4 милл. руб. и сырье для промышленной переработки на 1 милл. руб.);
- собственники имеют запас наличных денег в 2 милл.руб.[11] полученных ими в начале истекшего года от фермеров в виде арендной платы;
- промышленники имеют запас промышленных изделий в 2 милл. руб.
Теперь начинается процесс обмена или обращения между названными тремя классами, заключающийся в ряде совершаемых между ними актов купли-продажи. Для ясности изложения мы даем здесь две схемы, из которых первая изображает передвижение продуктов, а вторая — передвижение наличных денег между отдельными классами[12].
1. Схема товарного обращения по Кенэ
2. Схема денежного обращения по Кенэ
Как видно из I схемы, первым актом обращения является покупка собственниками у фермеров пищевых продуктов на 1 миллиард руб. для собственного прокормления в течение наступающего года. Пищевые продукты на 1 милл. руб. переходят в первом акте обращения от Ф к С, а наличные деньги на ту же сумму, наоборот, от С к Ф (см. схему II). В итоге первого акта обращения получается следующее распределение продуктов и денег: фермеры имеют земледельческие продукты на 4 милл. руб. (из них пищевые продукты на 3 м. р. и сырье на 1 м. р.) и наличные деньги на 1 м. р.; собственники имеют пищевые продукты на 1 м. р. и наличные деньги на 1 м. р.; промышленники имеют промышленные изделия на 2 м. р.
Во втором акте обращения собственники на остающиеся у них наличные деньги в 1 милл. р. покупают у промышленников промышленные изделия для собственного потребления; эти изделия переходят от П к С, а деньги, наоборот, от С к П. В итоге второго акта обращения: Ф имеют земледельческие продукты на 4 м. р. и наличные деньги на 1 м. р.; С имеют пищевые продукты на 1 м. р. и промышленные изделия на 1 м. р.; П имеют промышленные изделия на 1 м. р. и наличные деньги на 1 м. р.
В третьем акте обращения промышленники на полученные от собственников наличные деньги в 1 м. р.[13] покупают у фермеров пищевые продукты, необходимые им для прокормления в течение года. В итоге третьего акта обращения: Ф имеют земледельческие продукты на 3 м. р. (из них пищевые продукты на 2 м. р. и сырье на 1 м. р.) и наличные деньги на 2 м. р.; С имеют пищевые продукты на 1 м. р. и промышленные изделия на 1 м. р.; П имеют промышленные изделия на 1 м. р. и пищевые продукты на 1 м. р.
В четвертом акте обращения фермеры на деньги, только что полученные от промышленников, покупают у них же на 1 м. р. промышленные изделия, которые, по нашему предположению, состоят из орудий и инструментов, необходимых им для ремонта и возобновления основного капитала. После четвертого акта: Ф имеют земледельческие продукты на 3 м. р. (из них пищевые продукты на 2 м. р. и сырье на 1 м. р.), промышленные изделия на 1 м. р. и наличные деньги на 1 м. р.; С имеют пищевые продукты на 1 м. р. и промышленные изделия на 1 м. р.; П имеют пищевые продукты на 1 м. р. и наличные деньги на 1 м. р.
Наконец, в пятом акте обращения промышленники на только что вырученные деньги покупают у фермеров сырье на 1 м. р., необходимое им для промышленной переработки. После пятого акта обращения: Ф имеют пищевые продукты на 2 м. р. (остающиеся у этого класса для его собственного прокормления), промышленные изделия на 1 м. р. и наличные деньги на 2 м. р.; С имеют пищевые продукты на 1 м. р. и промышленные изделия на 1 м. р.; П имеют пищевые продукты на 1 м. р. и сырье для переработки на 1 м. р.
Изложенная схема Кенэ, при всей своей простоте, являлась первой гениальной попыткой изобразить в виде единого целого весь общественный процесс воспроизводства, обращения, распределения и потребления продуктов. Кенэ хочет показать ход общественного процесса воспроизводства, т. е. вскрыть условия возможности непрерывного, периодического повторения производственного процесса. Кенэ начинает свою Таблицу с момента уборки урожая, когда произведен весь годичный общественный продукт, рассматриваемый им как одно целое. По окончании производства этот продукт входит в процесс обращения, состоящий из ряда актов купли-продажи. Таблица сводит весь процесс обращения к пяти актам купли-продажи между разными классами. На самом деле каждый из упомянутых в Таблице актов обращения состоит из множества единичных сделок купли-продажи между отдельными лицами. Например, акт № 1 на самом деле объединяет многие тысячи отдельных покупок, совершаемых землевладельцами у фермеров; но Таблица объединяет все эти покупки как однохарактерные в один акт (№ 1). Каждый акт обращения интересует Кенэ с его социально-классовой стороны, поскольку он содействует переходу продуктов от одного общественного класса к другому. Поэтому сделки купли-продажи, совершаемые между членами одного класса (например, фермерами друг у друга), не включаются Кенэ в его схему обращения.
Процесс обращения охватывает у Кенэ не только движение продуктов в натуре, но и движение наличных денег в направлении, противоположном движению продуктов. Схема Кенэ ясно показывают, что движение денег носит вторичный подчиненный характер и лишь обслуживает движение продуктов. Обращение продуктов на общую сумму в 5 м. р. обслуживается суммой наличных денег в 2 м. р. При этом одна половина денег (1 м. р.) обслуживает только обращение продуктов на 1 м. р (акт № 1), другой же миллиард руб. наличных денег, переход: из рук в руки, обслуживает целых четыре акта обращения (акты №№ 2, 3, 4 и 5). В итоге все наличные деньги в 2 милл. руб., которые до начала процесса обращения находились в руках класса С, по окончании его очутились в руках класса Ф. Что же делает с ними последний? Он передает их по окончании процесса обращения классу С в качестве арендной платы за наступающий новый год. Эта односторонняя передача денег в сумме 2 милл. руб. от класса Ф классу С обозначена на нашей второй схеме двумя пунктирными линиями (№ 6), из которых каждая обозначает переходы 1 милл. руб.[14] В итоге вторая схема ясно показывает безостановочное круговое движение денег, переходящих из рук в руки и возвращающихся к исходному пункту: 1 милл. руб. переходит от С к Ф, а потом обратно к С; другой миллиард руб. передвигается от С к П, от П к Ф, от последнего к П, а от него обратно к Ф, после чего переходит в качестве арендной платы к С.
Благодаря описанному процессу обращения весь общественный продукт без остатка оказался распределенным между разными общественными классами, причем распределение продукта совершилось таким образом, что делает возможным возобновление процесса производства в прежнем размере. Фермеры имеют пищевые продукты на 2 милл. руб. для прокормления на целый год себя и работников (также на семена, корм скоту и т. п.), а также промышленные изделия на 1 милл. руб. (инструменты, орудия и т. п.) для возобновления изношенной части основного капитала. Они, следовательно, получили возмещение всего своего оборотного капитала и изношенной части основного и могут начать опять в прежних размерах процесс производства, который доставит им через год урожай стоимостью в 5 милл. руб. Промышленный класс имеет необходимые средства пропитания (на 1 милл. руб.) и сырые материалы (на 1 милл. руб.) и при помощи обработки последних изготовит в течение наступающего года промышленные изделия опять на сумму в 2 милл. руб. Так как стоимость промышленных изделий равна стоимости сырья плюс стоимость потребленных промышленниками средств существования, то очевидно, что промышленность не дает никакого чистого дохода. Фермеры и промышленники имеют, таким образом, достаточный запас продуктов как для личного потребления, так и для повторения процесса производства. Наконец, и землевладельцы имеют необходимые для годичного потребления пищевые продукты и промышленные изделия.
Кенэ в своей Таблице рассматривает случай «простого воспроизводства», т. е. воспроизводства в прежнем масштабе. Но ему отлично известны и два других типа воспроизводства: воспроизводство в расширенном масштабе и воспроизводство в сокращенном масштабе. Различие между ними заключается в различной величине производимого чистого продукта или, — так как величина последнего зависит от размера капитала, вложенного в земледелие, — в различной величине этого капитала. Если сумма издержек производства, затрачиваемых на земледелие, возрастает (за счет сумм, входящих в чистый доход землевладельцев, или за счет фонда издержек, затрачиваемых на промышленность и воспроизводящихся в неизменяющемся размере), то возрастает чистый продукт и, следовательно, весь воспроизводимый общественный продукт. Если фонд земледельческих издержек остается в прежнем размере, «безусловно необходимом для поддержания земледельческой культуры in status quo или для возмещения расходов земледельца», происходит воспроизводство в прежнем масштабе. Наконец, если «земледельцам не обеспечивают обратного получения всех произведенных расходов», что приводит к сокращению фонда земледельческих издержек, масштаб общественного воспроизводства сокращается; в этом случав «затраты, богатства, полезные предприятия, необходимые занятия, продукты, доходы, население, — все это уменьшается вследствие непреодолимой силы. В этом состоит физический закон, установленный природой и дающий возможность судить о прошлых, настоящих и будущих судьбах государств по тому поведению, которого они держались или держатся в настоящее время». Этот «физический закон, установленный природой», и есть основной закон общественного воспроизводства, который гласит: процветание, стационарное состояние или деградация народного хозяйства зависят от расширения, стационарного состояния или сокращения фонда земледельческих издержек или, иначе говоря, капитала, принадлежащего фермерскому классу. Нет других средств для процветания государства, кроме увеличения капитала, вложенного в земледелие, и нет никаких средств предотвратить деградацию государства, если нарушаются необходимые законы воспроизводства, т. е. если растрачивается и съедается (налогами или чрезмерно высокой арендной платой) капитал фермерского класса. Отсюда вытекают два основных принципа экономической политики физиократов: во-первых, необходимо путем введения свободной торговли и поднятия цен на хлеб усилить приток капитала в земледелие; во-вторых, необходимо оградить этот земледельческий капитал от чрезмерных притязаний землевладельцев и государства.
Глава 16. Экономическая политика
Физиократы горячо отстаивали свободу торговли и промышленности от вмешательства государства. Они требовали отмены меркантилистической политики строгого и мелочного регламентирования хозяйственной жизни. Физиократы были идеологами фритредерства (свободной торговли) и в этом отношении являлись предшественниками классической школы. Но существует коренное различие между фритредерством физиократов и фритредерством классиков, — различие, вытекающее из их различной социально-классовой позиции. И физиократы, и классики протестовали против меркантилистической политики, обогащавшей отдельные привилегированные круги торговой буржуазии; и те и другие требовали подчинения интересов торгового капитала интересам производительного капитала. Но, в то время как классики под последним понимали прежде всего промышленный капитал и хотели открыть дорогу мощному росту промышленности, физиократы ставили на первый план интересы производительного сельскохозяйственного капитала. Классики выступали защитниками промышленной буржуазии и от свободной торговли ожидали ввоза в Англию дешевого иностранного хлеба; физиократы же как защитники сельской буржуазии видели в свободной торговле и свободном вывозе хлеба средство поднятия цен на хлеб. Классики были представителями промышленного фритредерства, физиократы — представителями аграрного фритредерства.
Меркантилистическая политика вызывала ожесточенные нападки физиократов за то, что она, по их мнению, создавала резкое расхождение цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты: первые непомерно дорожали от монополий цехов, промышленников и торговцев, цены же на хлеб искусственно понижались запрещением вывоза хлеба за границу. Это расхождение цен (называемое в настоящее время «ножницами») физиократы хотели устранить: они добивались повышения цен на хлеб и понижения цен на промышленные изделия.
Под свои практические требования физиократы старались подвести теоретический фундамент, они хотели теоретически доказать пользу высоких хлебных цен. Для этой цели они пользовались своей теорией воспроизводства, которая занимает центральное место в физиократической системе. Под воспроизводством физиократы понимают возобновление затраченного капитала (или издержек производства), сопровождающееся также производством чистого продукта (прибавочной стоимости). Воспроизводство в этом смысле имеет место только в сельском хозяйстве, в промышленности же (и в торговле) чистый продукт не создается. Очевидно, что всякий переход капиталов из сельского хозяйства в промышленность сопровождается сокращением общего процесса воспроизводства (ибо в промышленности капиталы возобновляются или циркулируют без всякого «приращения»); переливы же капиталов из промышленности в сельское хозяйство приводят к расширению процесса воспроизводства и к увеличению чистого дохода. Отсюда вытекает, что, в интересах нормального продолжения и возможного расширения процесса воспроизводства, нельзя допускать перелива капиталов из сельского хозяйства в промышленность (и торговлю) и, наоборот, следует поощрять перелив капиталов в обратном направлении. Для этой цели и должны служить высокие цены на хлеб. Они делают сельское хозяйство наиболее выгодным занятием и привлекают в него новые капиталы; благодаря этому возрастает «фонд земледельческих издержек» и с ним вместе чистый продукт (чистый доход), процесс воспроизводства происходит в расширенном масштабе, и все народное хозяйство получает мощный стимул к процветанию и расширению.
Из учения о пользе высоких цен на хлеб вытекает основное правило экономической политики: «Государство не должно стремиться к понижению цены на съестные припасы и товары». «Лишь высокие цены могут обеспечить и поддержать благосостояние народа и государства при помощи успехов земледелия. Вот альфа и омега экономической науки». Под высокими или «хорошими» ценами Кенэ имеет в виду не чрезмерное вздорожание хлеба в годы неурожая, — вздорожание, чередовавшееся во Франции с обесценением хлеба и вносившее величайшую неуверенность в народное хозяйство, — Кенэ хочет добиться высокого и вместе с тем устойчивого уровня хлебных цен, господствующего у «торговых наций», т. е. на мировом рынке, и превышающего уровень цен в земледельческой стране, каковой являлась Франция. Но, чтобы поднять уровень хлебных цен во Франции до уровня хлебных цен на мировом рынке, надо открыть французскому хлебу свободный и широкий доступ на мировой рынок. Отсюда настойчивая борьба физиократов против меркантилистических запрещений вывоза хлеба за границу. Первоначально под «свободой торговли» физиократы понимали прежде всего свободу вывоза хлеба за границу; свободный же ввоз хлеба из-за границы Кенэ считал возможным допускать лишь в годы неурожая. Свобода торговли, следовательно, проповедовалась Кенэ главным образом постольку, поскольку она требовалась в интересах сельского хозяйства. Только у учеников Кенэ лозунг «свободы торговли» получил более широкий и абсолютный характер, и чаще стала повторяться знаменитая фритредерская формула: «laissez faire, laissez passer».
Физиократы добивались свободы торговли не только как средства для поднятия цен на сельскохозяйственные продукты, но и как средства для понижения цен на промышленные изделия. Свободный ввоз дешевых изделий из промышленных стран (Англии и других) подорвет монополию местных мануфактур и цеховых мастеров, — вздувающих цены на свои изделия в ущерб для земледельцев, являющихся их потребителями. Пусть не говорят, что иностранцы наводняют Францию дешевыми изделиями и разорят местных промышленников. Страна только выиграет, если французские промышленники найдут для себя невыгодным продолжать производство и перенесут свои капиталы в сельское хозяйство как более прибыльное занятие: ведь каждый рубль, вложенный в сельское хозяйство, доставляет чистый доход, в то время как в промышленности он циркулирует без всякого «приращения». «Земледельческая нация должна покровительствовать внешней активной торговле сырьем посредством внешней пассивной торговли изделиями ручного труда, которые она может купить с выгодой для себя за границей». Продажа хлеба за границу по высоким ценам и покупка дешевых иностранных промышленных изделий, — таков идеал внешней торговой политики физиократов, продиктованный интересами сельского хозяйства и фермерского класса.
Итак, первая выгода свободной торговли заключается в обеспечении стране «выгодной цены в ее продажах и покупках» (т. е. высокой цены на земледельческие продукты и низкой цены на промышленные изделия). Вторая выгода ее заключается в том, что взаимная конкуренция торговцев заставляет их довольствоваться меньшим вознаграждением и низводит их торговую прибыль до уровня необходимых средств существования. Только при свободе конкуренции промышленники и торговцы вынуждены отказаться от своих чрезмерных монопольных прибылей, ложащихся всей своей тяжестью на земледельческий класс. Отсюда вытекает знаменитый VIII принцип Кенэ: «Экономическая политика должна поощрять лишь производительные издержки и торговлю сырьем (т. е. производство и обращение земледельческих продуктов. — И. Р.), непроизводительные же издержки (т. е. промышленность и торговлю. — И. Р.) предоставить самим себе». Именно для того, чтобы уменьшить для земледельческого класса бремя «содержания» промышленности и торговли, последние должны быть освобождены от вмешательства государства и должны стать ареной неограниченной взаимной конкуренции промышленников и торговцев (как туземных, так и иностранных), которая низведет уровень их промышленной и торговой прибыли к необходимым средствам существования.
Свободная торговля казалась физиократам средством повернуть «ножницы» в противоположную сторону, в сторону понижения цен на промышленные изделия до уровня необходимых издержек производства и повышения цен на сельскохозяйственные продукты до уровня цен мирового рынка. Но фермерский класс нуждался в защите не только против меркантилистической политики одностороннего поощрения торговли и промышленности за счет сельского хозяйства. Необходимо было также оградить его интересы от чрезмерных притязаний землевладельцев и государства. В 9‑й главе мы видели, что нередко у земледельца после взноса арендной платы и налогов едва оставалось количество хлеба для скудного пропитания. Понятно, что при таких условиях лица, обладающие капиталом, не обнаруживали желания снимать земли в аренду. Для привлечения капиталов в земледелие необходимо было гарантировать фермерам, что арендная плата и налоги (вместе с церковной десятиной) в совокупности не будут превышать суммы «чистого дохода», остающейся за покрытием капитала и фермерской прибыли. Требованием такой гарантии и являлось физиократическое учение о налогах.
Физиократы требовали замены всех видов прямых и косвенных налогов единым прямым поземельным налогом, падающим на «чистый доход». Налог должен быть пропорциональным чистому доходу и может повышаться только при возрастании последнего. А так как чистый доход получается в виде арендной платы (или ренты) землевладельцами, то налог должен падать исключительно на землевладельцев и должен составлять определенную часть получаемой ими ренты[15]. Физиократы, следовательно, проектировали единый налог на землевладельческую ренту, — проект, впоследствии выдвигавшийся многими буржуазно-радикальными реформаторами (в том числе Генри Джорджем). Во Франции XVIII века этот смелый проект, равносильный, по выражению Маркса, «частичной конфискации земельной собственности», означал также отмену налоговых изъятий для дворянства, так как единый налог должен был взиматься со всех землевладельцев, в том числе и дворян.
Под свое требование налоговой реформы, как и под свой лозунг свободной торговли, физиократы старались подвести теоретический фундамент. Таким теоретическим фундаментом служило их учение о чистом доходе и воспроизводстве. Стоимость всего годичного продукта делится, как мы знаем, на две части: одна возмещает затраченный капитал (издержки производства, в которые скрытым образом включалась и прибыль фермера); избыток сверх этого составляет чистый доход. Очевидно, что первая часть составляет «неприкосновенный» фонд, который имеет вполне определенное назначение, а именно должен быть опять вложен в производство. Только чистый доход представляет собой «свободный» фонд, которым можно «располагать по усмотрению» и который может быть израсходован на нужды землевладельцев, государства и церкви (а также на дальнейшее улучшение земли). Всякий налог, который падал бы не на чистый доход, а на фермерский капитал, уменьшил бы фонд земледельческих издержек, сделал бы невозможным воспроизводство в прежнем размере, привел бы к сокращению чистого дохода и к разорению самих землевладельцев и государства. «Ни в коем случав не следует взимать налога с богатств земельных фермеров: затраты государства на земледелие должны рассматриваться как неприкосновенный фонд, который необходимо тщательно сохранять для получения налога, дохода и средств существования для всех классов граждан; в противном случае налог вырождается в средство грабежа, истощая и быстро разрушая государство». Неприкосновенность фермерского капитала в интересах правильного хода процесса воспроизводства, — таково основное требование физиократов в области налогов.
Но, если фермерский капитал должен остаться неприкосновенным, нельзя ли возложить налоговое бремя на заработную плату рабочих или же на торгово-промышленный класс? Физиократы отвергают оба эти проекта. Так как рабочие получают лишь необходимые средства существования, то обложение их налогом необходимо приведет к возрастанию их заработной платы, которое должно быть оплачено «лицами, нанимающими рабочих», т. е. теми же фермерами-капиталистами. Что касается торговцев и промышленников, то в условиях свободной торговли они, как нам известно, выручают только свой капитал (издержки производства) и необходимые средства существования. Обложение налогом торгово-промышленного оборота неизбежно вызвало бы повышение промышленных и торговых издержек, оплачиваемых в последнем счете земледельческим населением. Так как промышленность и торговля не создают никаких новых богатств (чистого дохода) сверх циркулирующего в них капитала, то всякий налог на промышленность и торговлю, как и на рабочий класс, упадет в последнем счете на земледелие и будет взиматься либо из фермерского капитала, либо из чистого дохода. В первом случае он, как уже отмечено, повлечет за собой нарушение всего хода воспроизводства и разорение страны. Если же налог в последнем счете будет переложен на чистый доход, не лучше ли сразу взимать его с чистого дохода, этого единственного резерва «свободных» средств? Такое прямое взимание налога с чистого дохода (т. е. с ренты землевладельцев) обходится дешевле и, кроме того, дает возможность точно соразмерять величину налога с размером чистого дохода.
Рассмотренные нами основные принципы экономической и налоговой политики физиократов находились в теснейшей связи как с их общей социально-классовой позицией, так и с их теоретическими воззрениями. Введение свободной торговли и единого поземельного налога должно было открыть путь росту капиталистического земледелия. Освобождение хлебной торговли от произвольной административной регламентации и подчинение ее стихии «вольного» мирового рынка с его выгодной повышательной конъюнктурой, с одной стороны, ограждение фермерского капитала от притязаний землевладельцев и казны и ограничение аппетита последних сферой чистого дохода (ренты), с другой стороны, — должны были содействовать приливу капиталов в земледелие, реорганизации его на капиталистических началах и обогащению фермерского класса. Вместе с тем эти принципы экономической политики являлись логическим выводом из теоретических законов воспроизводства, открытых Кенэ. Для нормального хода процесса воспроизводства необходимо оградить фермерский капитал: во-первых, от уменьшения его в процессе обращения или обмена между сельским хозяйством и промышленностью, — а для этого нужна свободная торговля с высокими ценами на хлеб и дешевыми промышленными изделиями; во-вторых, от уменьшения его путем вычетов из него на нужды землевладельцев и государства, — а для этого требуется ограничение арендной платы и налогов размерами чистого довода, т. е. введение единого налога на ренту. Подобно тому как экономическая теория физиократов направлена на открытие законов капиталистического воспроизводства, так их экономическая политика должна обеспечить нормальный ход этого процесса воспроизводства. Но, как мы видели в главе о естественном праве, физиократы принимают открытые ими законы капиталистического воспроизводства за вечные и неизменные «естественные» законы. Понятно поэтому, что и свои принципы экономической политики они выдают за веления естественного закона. Свобода торговли объявляется ими «священной свободой, которую можно рассматривать как резюме всех прав человека»; точно так же и «обложение налогами подчинено творцом природы определенному порядку», предписанному естественными законами и совпадающему с налоговой программой физиократов. Философская концепция естественных законов, теоретические законы воспроизводства и принципы экономической политики, — все эти части физиократической системы неразрывно связаны между собой единством социально-классовой позиции, выражением которой эта система являлась.
Глава 17. Теоретическое наследие физиократов
Теоретическая заслуга физиократов заключается прежде всего в их попытке вскрыть механизм капиталистического хозяйства в целом. Меркантилисты занимались исследованием отдельных экономических явлений, преимущественно злободневных и представляющих практический интерес. В лучшем случае они ограничивались изучением причинной связи между несколькими отдельными явлениями; теория торгового баланса, выясняющая связь между движением товарного ввоза и вывоза и колебаниями вексельных курсов, представляет собой наивысшее обобщение, до которого поднялась мысль меркантилистов. Физиократическая же теория носит широко обобщающий характер и хочет вскрыть связь всех основных явлений капиталистического хозяйства. Вот почему теория общественного воспроизводства как единого процесса, охватывающего все стороны экономической жизни, составляет центр физиократической системы.
Теория общественного воспроизводства, изложенная в «Экономической Таблице» Кенэ, представляет наиболее ценное теоретическое наследие физиократов. В ней экономическая мысль, недавно еще целиком погруженная в обсуждение отдельных практических вопросов, обнаружила такую силу обобщения, которая имеет мало подобных себе примеров. Отбросив в сторону все частности и детали, Кенэ в нескольких смелых и гениально простых штрихах рисует весь процесс капиталистического воспроизводства, включающий в себя производство, обращение, распределение и потребление продуктов. Мысль Кенэ поднимается здесь до величайших обобщений: все народное хозяйство мыслится им в виде обмена веществ между сельским хозяйством и промышленностью, все общество — в виде совокупности основных общественных классов; рассеянные по всей стране продукты производства сливаются им в единый общественный продукт, который посредством нескольких основных актов обращения (из которых каждый является обобщением бесчисленного множества однохарактерных актов купли-продажи) распределяется между главными общественными классами. Представление о хозяйстве как периодически повторяющемся процессе воспроизводства; представление о народном богатстве как продукте ежегодно возобновляющегося процесса производства; представление о распределении национального продукта между отдельными общественными классами, — все эти фундаментальные идеи классической политической экономии, развитые далее Смитом и Рикардо, принадлежат Кенэ.
Несмотря на отдельные ошибки и несуразности, встречающиеся в «Экономической Таблице», можно сказать, что в общем и целом теория общественного воспроизводства, созданная силами одного Кенэ, оказалась наиболее зрелым и продуманным его творением. Основные идеи ее вошли в неприкосновенный фонд экономической науки и до сих пор продолжают в ней жить. В какой мере эта теория общественного воспроизводства опередила свой век, видно из того, что классики не только не дали дальнейшего развития ее идей, но остались в этой области позади Кенэ. Тем более относится это к эпигонам классической школы, которые также не сумели извлечь пользу для науки из плодотворных идей, заложенных в «Экономической Таблице». В то время как работа Кенэ в других областях (в проблеме прибавочной стоимости, капитала, заработной платы, денег) развивалась дальше и исправлялась Смитом и Рикардо, в разработке теории общественного воспроизводства он не нашел продолжателей в течение более ста лет. Только Маркс поднял нить исследования, исходившую от Кенэ, и во втором томе «Капитала» дал исправление и завершение теории общественного воспроизводства, заложенной в «Экономической Таблице».
Теория общественного воспроизводства приводит нас непосредственно к проблеме капитала и прибавочной стоимости, разработка которой составляет вторую огромную научную заслугу физиократов. Под воспроизводством физиократы понимали производство продукта, возмещающего своей стоимостью затраченный капитал и доставляющего сверх того некоторый избыток, чистый доход (прибавочную стоимость). Процесс воспроизводства включает в себя, таким образом, возмещение капитала и производство прибавочной стоимости. Своим резким противопоставлением издержек производства (капитала) и чистого дохода (прибавочной стоимости) физиократы метко охарактеризовали капиталистическое хозяйство как хозяйство, имеющее своей задачей производство прибавочной стоимости. Этим противопоставлением они внесли бóльшую ясность как в проблему капитала, так и в проблему прибавочной стоимости.
В отличие от меркантилистов, внимание которых было обращено на капитал в его денежной форме, физиократы выдвинули понятие производительного капитала как совокупности средств производства. Они дали первый и лучший для своего времени анализ капитала как со стороны его вещественных элементов, так и с точки зрения быстроты его обращения. Под именем «первоначальных» и «годичных авансов» они ввели плодотворное деление капитала на основной и оборотный, целиком воспринятое Смитом и господствующее в науке до сего дня. Недостаток физиократического учения о капитале (как и учения классиков) заключается в игнорировании его социальной формы, в сосредоточении внимания на технической функции средств производства, фигурирующих в роли капитала. Но этот недостаток, — смешение социальной формы хозяйства с его материально-техническими основами или превращение специфических законов капиталистического хозяйства в вечные и неизменные законы всякого хозяйства, — физиократы разделяют с классической школой. Этот недостаток присущ всякому научному течению, ограниченному буржуазным кругозором и принимающему буржуазную форму хозяйства, за вечную и «естественную» форму хозяйства вообще. А именно таким представлением были проникнуты прогрессивные идеологи буржуазии в тот период, когда последняя выполняла еще революционную роль в борьбе с остатками феодальных порядков.
С еще большей силой выступает тот же основной недостаток в учении о чистом доходе (прибавочной стоимости). Благодаря игнорированию прибыли, физиократы знали прибавочную стоимость только в одной форме, в форме земельной ренты. Поэтому источник прибавочной стоимости они искали в особенностях земледелия. Проблема взаимоотношений между разными общественными классами (проблема прибавочной стоимости) была спутана с проблемой взаимоотношений между разными отраслями производства. После неудачной попытки объяснения прибавочной стоимости (ренты) из повышенной стоимости земледельческих продуктов, физиократам не оставалось другого исхода, как искать ее источник в физической производительности природы. Избыточную сумму стоимости физиократы смешали с избыточным продуктом в натуре, производство стоимости — с производством материи, ценностную производительность земледелия — с физической производительностью земли. Так пришли физиократы к физически-натуралистическому решению проблемы прибавочной стоимости, к своему учению о природе как источнике стоимости, к теории исключительной производительности земледелия. Здесь сказалась ограниченность физиократической мысли не только кругозором буржуазного хозяйства, но еще более узким кругозором наиболее отсталой отрасли последнего, полунатурального сельского хозяйства. Эта ограниченность кругозора наложила печать на всю физиократическую теорию и привела к неправильному пониманию роли промышленности и к игнорированию промышленной прибыли[16]: раз производство прибавочной стоимости смешивается с производством материи, то промышленность является «непроизводительным» занятием, не доставляющим никакого «чистого дохода»; раз промышленность не доставляет чистого дохода, то промышленная прибыль есть не более как возмещение необходимых средств существования для промышленного капиталиста. Физически-натуралистическое решение проблемы прибавочной стоимости, учение о непроизводительности промышленности и игнорирование прибыли, — этой основной категории капиталистического хозяйства, — эти тесно связанные между собой ошибки составляют главный порок физиократической теории и чаще всего давали противникам последней повод к нареканиям и насмешкам. В большей мере, чем прибыли, посчастливилось у физиократов другой форме дохода, присущей капиталистическому хозяйству, заработной плате. Кенэ и Тюрго дали одну из лучших для своего времени формулировок железного закона заработной платы, развитого впоследствии Рикардо и имеющего в науке сторонников до сего дня.
Однако, при всем ложном решении проблемы прибавочной стоимости, за физиократами остается величайшая заслуга четкой постановки этой проблемы и перенесения ее из сферы обмена в сферу производства. Меркантилисты знали чистый доход только в виде торговой прибыли, «прибыли от отчуждения», получаемой от обмена не-эквивалентных продуктов и означающей выигрыш одного из обменивающихся контрагентов за счет другого. Физиократы впервые поставили вопрос об абсолютном, а не относительном доходе, о возможности приращения богатств (стоимости) даже при условии обмена эквивалентных продуктов. Очевидно, что такое приращение стоимости происходит не в процессе обмена, а в предшествующем ему процессе производства. Мысль, что стоимость создается в процессе производства и определяется до вступления продукта в процесс обращения, принадлежит физиократам и составляет необходимую основу теории прибавочной стоимости. Если меркантилисты (особенно Петти) дали одну из первых формулировок теории трудовой стоимости, то физиократам принадлежит заслуга постановки проблемы прибавочной стоимости (хотя дать правильное решение ее они не могли в силу отсутствия у них правильной теории стоимости). Дальнейшее движение науки заключалось в попытке синтеза теории стоимости с теорией прибавочной стоимости (Смит, Рикардо), синтеза, осуществленного с успехом только Марксом.
Примечания
[1] Из остальных сочинений Кенэ наиболее замечательны: «Анализ Экономической Таблицы», «Китайский деспотизм» и диалоги о торговле и ремесленном труде.
[2] Последователи Кенэ называли себя «экономистами», но стали известны в обществе под кличкой физиократов, после того как Дюпон издал работы Кенэ под громким заглавием: «Физиократия или естественное устройство правительства, наиболее выгодное для человеческого рода». Физиократия означает «господство природы».
[3] См. о нем выше, главу седьмую.
[4] Тюрго родился в 1727 г., умер в 1781 г. Главное его сочинение: «Размышления о создании и распределении богатств» написано в 1766 г., напечатано в 1769 — 1770 гг.
[5] Под земледелием здесь, как и всюду ниже, понимается вообще сельское хозяйство.
[6] Под собственниками понимаются землевладельцы, а под земледельцами — арендаторы.
[7] Кенэ употребляет термин «авансы» в смысле капитала, авансированного на производство.
[8] Цифровые примеры здесь, как и ниже, нами взяты из «Анализа экономической Таблицы» Кенэ, с переименованием ливров в рубли.
[9] Только у Тюрго мы встречаем ясное указание, что фермеры (как и промышленные капиталисты) получают, кроме возмещения затраченного капитала и заработной платы за свой личный труд в предприятии, также «прибыль, равную доходу, который они могли бы получить от капитала без всякого труда». Тюрго же один из первых пытается дать теорию прибыли и определить ее величину. По его мнению, прибыль на капитал равна сумме ренты, которую владелец данного капитала получал бы, если бы затратил свой капитал на покупку участка земли; если за 100 000 руб. можно купить участок земли, приносящий чистый доход (ренту) в 5 000 руб., то капитал в 100 000 руб. должен приносить прибыль в 5 000 руб., т. е. уровень прибыли установится в 5%. Ошибка Тюрго заключается в том, что он выводит величину прибыли из цены земли, тогда как на самом деле, наоборот, цена земли изменяется в зависимости от изменений уровня прибыли (и процента). При уровне процента в 5% участок земли, доставляющий чистый доход в 5 000 руб., будет продаваться за 100 000 руб. при уровне процента в 10% цена того же участка земли не будет превышать 50 000 руб.; Пример Тюрго показывает, что даже наиболее передовые умы среди физиократов продолжали еще искать объяснения законов капиталистического хозяйства (в данном случае уровня прибыли) в специальной сфере сельского хозяйства (в данном случае в цене земли). В этом сказалась отсталость хозяйственных условий Франция и продолжающееся преобладание сельского хозяйства. Объяснение высоты прибыли у Тюрго имеет много черт сходства с объяснением высоты процента у Петти (см, выше, седьмую главу).
[10] О торговле, которая так же является «непроизводительным» занятием, см. ниже.
[11] Весь запас наличных денег в обществе ограничен этого суммой в 2 миллиарда руб., находящейся к началу года в руках землевладельцев. У самого Кенэ сумма денег предположена равной 3 милл. руб., до это не меняет дела.
[12] В схемах каждая линия обозначает акт обращения на сумму в 1 миллиард руб. Направление стрелок показывает, от какого и к какому общественному классу передвигаются продукты и деньги (в каждом акте деньги движутся в противоположном направлении, чем продукты). Цифры показывают последовательность отдельных актов обращения. Квадрат с буквой Ф обозначает класс фермеров, с буквой П — промышленников и буквой С — собственников (землевладельцев).
[13] Так как промышленники в акте обращения № 3 передают фермерам те самые деньги, которые в акте № 2 были получены ими от собственников, то в схеме денежного обращения линия № 2 непосредственно переходит в линию № 3 (а последняя в линию № 4 и далее в линию № 5). Эта непрерывность линий показывает передвижение одних и тех же монет из рук в руки. В схеме же товарного обращения каждая линия прерывается, не переходя непосредственно в другую, так как каждый продукт передвигается в Таблице только один раз, от производителя к потребителю.
[14] Движение же денег в двусторонних актах купли-продажи (т. е. внутри сферы товарного обращения) обозначено у нас на второй схеме сплошными линиями (под №№ 1, 2, 3, 4 и 5).
[15] В «Анализе Экономической Таблицы» Кенэ предполагает, что из всей суммы чистого дохода 4/7 остаются у землевладельцев, 2/7 достаются в виде налога государству, a 1/7 в виде десятины — церкви.
[16] Только Тюрго отличался более широким кругозором и в большей мере склонен был считаться с интересами промышленности и торгово-промышленной буржуазии. В связи с этим находится и обнаруженный им больший теоретический интерес к проблеме прибыли (см. выше, 13‑ю главу).