Теоретический анализ Ленина
«Под знаменем марксизма», 1925, № 1 – 2
И. Разумовский
Ходячее противопоставление «практика» Ленина «теоретику» Марксу основывается, по большей части, на том вульгарном понимании «революционной практики», которое решительно осудил Маркс еще в своих тезисах о Фейербахе. «Революционизирование» мира, его «изменение» невозможно без его «объяснения», без «теоретической критики», без глубокого теоретического анализа, революционная борьба немыслима без ее теоретического обоснования. И в то же время это теоретическое обоснование становится более глубоким, теоретический анализ более «конкретным» в самом процессе этой революционной борьбы, в подытоживании ее опыта – одним словом, в самой «практике». Это, становящееся сейчас аксиоматическим, очевидным для всех, основное взаимоотношение между революционной теорией и революционной практикой не должно упускаться из виду при оценке теоретического значения ленинского наследия. Будучи величайшим стратегом современного революционного движения пролетариата, Ленин не может не быть и глубочайшим социальным теоретиком современности, прямым продолжателем теоретических начинаний Маркса, на оселке практики непрерывно проверяющим, развивающим далее и углубляющим основы марксистской теории. И если его теория зачастую растворена в его практике, то зато его практика насквозь пропитана теорией, говорит о теории, учит теории.
Точно таким же образом должно мыслиться вообще соотношение между теоретическим наследием Маркса-Энгельса и Ленина. Ленинизм ни в коем случае не может противопоставляться марксизму, но должен мыслиться как дальнейшее «подытоживание опыта», как дальнейшее развитие, углубление и конкретизация марксова учения. И такое признание, разумеется, нисколько не уменьшит оригинального значения теоретических построений Ленина: сказать «то же» по отношению к иной исторической обстановке, к усложнившимся условиям развернувшейся борьбы, проверить все это на новом опыте, конкретизировать это «то же» в его разнообразных исторических вариациях – разве это не лучший, подтверждаемый многовековым развитием научной теории, способ сказать другое?
Это относится, в частности, и к важнейшему орудию теоретического мышления Маркса и Ленина, к формам их научного, теоретического анализа. Совершенно очевидно, что и здесь мы должны исходить из тех же теоретических основ, искать той же совершенно необходимой исторической и логической преемственности. Между тем, именно здесь может легко побудить к соблазнам вульгарных «противопоставлений» различная и не всегда определенная терминология, употребляемая обоими авторами. Ведь метод Маркса мы привыкли представлять себе, как абстрактно-аналитический метод, и такое определение даже закреплено за ним отдельными марксистскими теоретиками. Между тем, у Ленина мы, как хорошо известно, чаще всего читаем именно о конкретном анализе, «конкретном анализе данного». Какова же роль абстракции в процессе этого конкретного анализа и имеется ли какое-либо различие между методом Маркса и методом Ленина? В настоящей беглой заметке мы попытаемся несколько осветить названную тему, которая, несомненно, подлежит более основательной и углубленной разработке.
I.
Характер научного анализа у Ленина, в конечном счете, обусловливается его марксистским пониманием взаимоотношений между общественным бытием и общественным сознанием: «Общественное бытие независимо от общественного сознания людей. Из того, что вы живете и хозяйничаете, рожаете детей и производите продукты, обмениваете их, складывается объективно необходимая цепь событий, цепь развития, независимая от вашего общественного сознания, не охватываемая им полностью никогда. Самая высшая задача человечества – охватить эту объективную логику хозяйственной эволюции, эволюции общественного бытия в общих и основных чертах с тем, чтобы возможно более отчетливо, ясно, критически приспособить к ней свое общественное сознание и сознание передовых классов всех капиталистических стран»[1]. Здесь определяются и цель и пределы всякого научного анализа в социальной области: охватить объективную логику общественного развития в ее общих и основных чертах, возможно более правильно и критически приспособив к ней свое общественное сознание.
Ленин опирается, таким образом, на два основных момента материалистической теории познания: а) на признание относительного характера, «исторической условности пределов приближения наших знаний к объективной, абсолютной истине»[2], на то, что, не охватывая полностью объективной истины, мы можем лишь избирать более верно направление, ведущее к ее познанию; б) на признание, тем не менее, существования этой объективной истины, независимой от нашего общественного сознания, объективной, общественной закономерности – объективной логики общественного развития.
«Критическое приспособление» к объективной закономерности, «охват» ее в общих и основных чертах – это, иными словами, познание характера причинной связи, господствующей в независимом от нас общественном бытии.
Ленин согласен с мнением Фейербаха о том, что объективная причинность «лишь приблизительно верно» отражается человеческим представлением. Он цитирует слова Энгельса, в «Анти-Дюринге». «Причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковое, только в применении к данному, отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия». И по этому поводу замечает: «Следовательно, человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса» (стр. 150). Далее Ленин высмеивает попытки заменить в понимании «причинной связи» выражения «закон», «необходимость», другим словом «функциональное соотношение»; он указывает, что в теоретико-познавательном отношении важен вопрос, существует ли эта объективная закономерность независимо от свойств нашего ума, а не то, «какой степени точности достигли наши описания причинных связей» (стр. 157). Теоретико-познавательное утверждение независимой от свойств нашего сознания объективной причинной связи Ленин, таким образом, выдвигает на первый план, ибо без него следует замена физической необходимости «необходимостью логической» (Мах) или утверждение, что познание создает для опыта организующие формы и заменяет причинный хаос упорядоченным миром отношений и т. д. (Богданов).
Однако было бы совершенно неверно думать, исходя из этого, что Ленин вовсе не придавал значения тому, в каких формах познается эта объективная причинная связь, какие «отношения» устанавливаются нашим познанием – не «для опыта», а в самой изучаемой причинной закономерности. Напротив того: после того, как уже решен основной теоретико-познавательный вопрос и признана существующая вне нас объективная причинная связь, на этой дальнейшей стадии познания становится важным и возможно более отчетливое «приспособление к объективной логике бытия» нашего сознания, возможно более полное выявление, описание и определение взаимоотношений в пределах объективной закономерности. Ибо такое «определение» дает в результате объяснение общего характера причинной связи, применительно к тому или иному особому определенному случаю.
Так, – несколько ниже, – Ленин отвергает все попытки применить к области общественных наук биологические понятия: «на деле никакого исследования общественных явлений, никакого объяснения метода общественных наук нельзя дать при помощи этих понятий» (стр. 335). В другом месте Ленин высказывается против такого понятия, которое «охватывает лишь наиболее бросающиеся в глаза черточки происходящего у нас перед глазами процесса. Оно показывает, что наблюдатель перечисляет отдельные деревья, не видя леса. Оно рабски копирует внешнее, случайное, хаотическое, оно изобличает в наблюдателе человека, который подавлен сырым материалом; и совершенно не разбирается в его смысле и значении»[3]. Критикуя определение капитализма, данное некоим Герцем, Ленин считает бессмысленной «попытку внести в общее понятие все частные признаки единичных понятий, или, наоборот, избегнуть столкновения с крайним разнообразием явлений – попытку, свидетельствующую просто об элементарном непонимании того, что такое наука»[4]. Этих примеров достаточно, чтобы показать, что для Ленина форма теоретического анализа, научные понятия, в качестве его орудия имели не малое значение. При помощи правильного их подбора обеспечивается более правильное отражение объективной логики общественного развития путем правильно построенных определений происходит объяснение той или иной конкретной причинной связи явлений. Потому что «дать определение» – «это значит прежде всего подвести данное понятие под другое, более широкое»[5]. Но этим «прежде всего» дело не ограничивается: можно различать определение явления в его, так сказать, статическом разрезе, в его конкретных особенностях, и определение генетическое, устанавливающее связь и взаимозависимость явления с более общим процессом развития. Так, определяя империализм и указывая на «недостаточность коротких определений, раз из них надо особо выводить весьма существенные черты того явления, которое надо определить», на «условное и относительное значение всех определений вообще, которые никогда не могут охватить всесторонних связей явления в его полном развитии», Ленин приводит важнейшие экономические особенности империализма. Но, наряду с этим, он дает и иное определение империализма, как «особой стадии развития капитализма», подводя таким образом общественную форму империализма под более общий процесс развития капиталистических отношений[6]. Последнего рода определения, несомненно, наиболее ценны, поскольку они представляют причины и следствия, как развивающиеся одна из другой формы одного и того же движущегося, развивающегося содержания, как проявление в частном процессе развития более общей закономерности. А в таком «представлении» причинной связи и заключается принцип ее объяснения, поскольку мы не претендуем на то, чтобы объяснить предельно-широкое понятие «причинной связи вообще», а ограничиваемся сведением более конкретных случаев причинной зависимости к более общим формам той же причинной закономерности.
Как указывает Гегель, «в действии нет такого содержания, которого не было бы в причине» и «только в действии причина является причиной». Однако нельзя останавливаться на понятии взаимодействия между ними, так как это взаимодействие «само должно быть понято. Для этого не должно оставлять обе стороны отношения в их непосредственной форме…: их должно признать моментами третьего» (Энцикл., 153, 156). Объяснение той или иной конкретной формы причинной связи заключается, стало быть, в том, что взаимоотношение причины и следствия представляется, как проявление более общей закономерности, более общих отношений между явлениями. Объясняя характер тех или иных общественных явлений, мы должны, стало быть, формулировать «сырой материал внешнего, случайного, хаотического» в пригодных для научного анализа понятиях, установить закономерность и необходимость изучаемой причинной зависимости, выявить корни этой закономерности в обусловливающих данных причинную связь тех или иных общих отношениях.
Отсюда ясно, что имеет в виду Ленин, когда говорит, что «марксизм видит свой критерий в формулировке и в теоретическом объяснении идущей перед нашими глазами борьбы общественных классов и экономических интересов»[7] или когда он предлагает «объяснить народнические идеи, показать их материальное основание в современных наших общественно-экономических отношениях»[8]. Ленин указывает на различие приемов объяснения у марксистов и народников, не видящих в случайном и индивидуальном общего и закономерного, между тем, как «марксист, ведя теоретический спор, ограничивается доказательством необходимости и неизбежности (при данной организации общественного хозяйства)» данного явления[9]. Но одного признания необходимости и неизбежности данных общественных фактов еще не достаточно. Констатируя, например, явление эксплуатации при капитализме, марксист считает недостаточным одно констатирование их или осуждение, как это делают народники, но «считает необходимым объяснить и связать вместо эти явления эксплуатации, как систему известных производственных отношений, как особую общественно-экономическую формацию, законы функционирования и развития которой подлежат объективному изучению»[10]. Анализ материальных общественных отношений сразу дал возможность подметить повторяемость и правильность и обобщить порядки разных стран в одно основное понятие «общественной формации». Только такое обобщение и дало возможность перейти от описания (и оценки с точки зрения идеала) общественных явлений к строго-научному анализу их»[11]. Наблюдение правильности и повторяемости изучаемых фактов является первым признаком, сведение индивидуального к социальному вторым необходимым признаком действительной общественной науки. «Теория же классовой борьбы потому именно и составляет громадное приобретение общественной науки, что устанавливает приемы этого сведения индивидуального к социальному с полнейшей точностью и определенностью. Во-первых, эта теория выработала понятие общественно-экономической формации. Таким путем, этой теорией был применен к социальной науке тот объективный, общенаучный критерий, повторяемость, возможность применения которого к социологии отрицали субъективисты… Во-вторых, действия «живых личностей» в пределах каждой такой общественно-экономической формации… были обобщены и сведены к действиям… классов, борьба которых определяла развитие общества»[12]. Становится понятным теперь также, какое значение имеет для научного анализа возможно более точная формулировка в форме научного понятия связи изучаемого факта со всей общественно-экономической формацией, и почему, например, понятие «кустарной промышленности» Ленин считает «абсолютно непригодным для научного исследования понятием», потому что в нем обнаруживается «смешение самых разнообразных типов экономической организации»[13]. Формулировать известное отношение – это и значит сделать первый шаг к объяснению этого отношения, ибо таким образом в самой нашей формулировке уже устанавливается связь данного отношения с определенной общественно-экономической формацией.
Понятие «общественно-экономической формации», как это справедливо подчеркивал Ленин, имеет для социальной теории огромное методологическое значение. Оно дает возможность охватить «сырой материал» общественных явлений, выделив в ней основные и производные моменты, содержание и форму. Оно устанавливает связь и взаимозависимость изучаемых общественных фактов в пределах обусловливающей их общественной закономерности. Наконец, оно позволяет охватить и «объективную логику общественного развития», учитывает, стало быть, текучесть и изменчивость социальных явлений. Здесь полезно сопоставить то образное сравнение с «социальным организмом», которое, как и Маркс, иногда делает Ленин, и которое, разумеется, ничего общего не имеет с социальным организмом – социологией т. н. «органической школы»[14]. Ленин выявляет таким путем лишь специфическую внутреннюю закономерность, свойственные общественно-экономической формации «особые законы зарождения, функционирования и перехода в высшую форму, превращения в другой социальный организм»[15]. Этим выражением Ленин хочет лишь сказать, что «Маркс положил конец воззрению на общество, как на механический агрегат индивидов, допускающий всякие изменения по воле начальства (или все равно, по воле общества и правительства), не подчиненной объективной закономерности[16]. «Диалектическим методом, – читаем мы и в другом месте, – в противоположность метафизическому – Маркс и Энгельс называли не что иное, как научный метод в социологии, состоящий в том, что общество рассматривается как живой, находящийся в постоянном развитии организм (а не как нечто механически сцепленное и допускающее поэтому всякие произвольные комбинации отдельных общественных элементов), для изучения которого необходим объективный анализ производственных отношений, образующих данную общественную формацию, исследование законов ее функционирования и развития»[17].
Но социологическое понятие «общественно-экономической формации» и составляющих эту последнюю производственных отношений ценно еще с одной стороны. Оно позволяет увидеть в обществе организм «живой» не только в смысле обусловливающей его связь и развитие единой закономерности, но и в отношении составляющих его живых социальных групп, классов: представить поэтому определенную форму производственных отношений, как форму классового антагонизма интересов и устремлений. Это дает возможность применять тот «сальтовитальный метод»[18], перекинуть тот мостик между теорией и практикой, который необходимо должен лежать в основе всякого социального анализа. «Капитал», – по словам Ленина, – показал читателю всю капиталистическую общественную формацию, как живую – с ее бытовыми сторонами, с фактическим социальным проявлением присущего производственным отношениям антагонизма классов, с буржуазной политической надстройкой» и т. д.[19]. Объяснение при помощи понятия «общественно-экономической формации» потому-то и является последовательно-объективным, что оно всегда вместе с тем вскрывает в изучаемых социальных явлениях присущую им форму классового антагонизма. В отличие от узкого объективиста, говорящего лишь о необходимости данного исторического процесса, «материалист констатирует с точностью данную общественно-экономическую формацию и порожденные ею антагонистические отношения»… Он «вскрывает классовые противоположности и тем самым определяет свою точку зрения». Он «говорит о том классе, который «заведует» данным экономическим порядком, создавая такие-то формы противодействия другим классам». Он «выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость»[20].
Таким образом вскрытие классового антагонизма, классовых тенденций, классовой борьбы – конечная цель социального исследования и, вместе с тем, необходимая основа объяснения социальных явлений. Именно непонимание этого или нежелание понятие и отличает «узкий объективизм, ограничивающийся доказательством неизбежности и необходимости процесса и не стремящийся вскрывать в каждой конкретной стадии этого процесса присущую ему форму классового антагонизма, – объективизм, характеризующий процесс вообще, а не те антагонистические классы в отдельности, из борьбы которых складывается процесс»[21]. Может показаться, при недостаточной вдумчивости, что мы имеем здесь некоторое разноречие. Что же является, в самом деле, основным двигателем общественного процесса и конечной целью всякого объяснения причинной зависимости социальных явлений: присущая ли общественно-экономической формации определенная закономерность или тот или иной классовый антагонизм? В самом деле, мы читаем выше, что антагонистические, классовые отношения порождаются общественно-экономической формацией, вытекают из этой последней. Отвечая, например, на вопрос, «как и почему именно так, а не иначе, складываются отношения между кустарями по производству данного продукта», марксист «видит, что эта организация есть товарное производство… Поэтому, заключает марксист, при таком устройстве общественного хозяйства экспроприация производителя и эксплуатация его совершенно, неизбежны и т. д.»[22]. «Трудность в том, – говорится в другом месте, – чтобы дать себе полный отчет в основе борьбы двух классов… Эту борьбу нельзя понять, как закономерное общественное явление, если не свести ее к объективным тенденциям экономического развития»[23]. Между тем, с другой стороны, по словам Ленина, все недостатки воззрений народника заключаются именно в том, что «он не смотрит на различные группы участвующих в производстве лиц, как на творцов тех или иных форм жизни; он не задается целью представить всю совокупность общественно-экономических отношений, как результат взаимоотношения между этими группами»[24]. Спрашивается что: же является причиной, а что результатом?
Но совершенно очевидно, что это противоречие только кажущееся и может представляться таковым лишь при метафизическом разграничении классов и экономики, которое так часто отличало меньшевистских теоретиков. «Политическая экономия занимается вовсе не «производством», а общественными отношениями людей по производству, общественным строем производства. Раз эти общественные отношения выяснены и проанализированы до конца, – тем самым определено и место в производстве каждого класса»[25]. «Социолог-материалист, делающий предметом своего изучения определяющие общественные отношения, тем самым уже изучает и реальных личностей, из действий которых и слагаются эти отношения»[26]. Проанализировать общественные отношения до конца – это значит, тем самым, и вскрыть классовый антагонизм, этим общественным отношениям свойственный.
Понятно теперь, почему Ленин может одновременно и представлять совокупность общественно-экономических отношений, как результат взаимоотношений между классами, и сводить классовую борьбу к ее «основе», выводить ее из закономерности, присущей общественно-экономической формации. Ибо, в сущности, — мы имеем здесь не столько объяснение одного посредством другого, сколько изображение с двух сторон одного и того же общественного процесса. Общественно-экономическая формация, общественные отношения – это объективная сторона этого процесса, подлежащая объективному исследованию. Классовый антагонизм, предполагающий противоположность интересов и требований – это общественно-субъективная сторона, отображение в общественном сознании тех же производственных, классовых отношений. Если выразить соотношение между этими двумя сторонами в терминах «содержания» и «формы», то общественно-производственные отношения, реальное соотношение классовых сил, обусловленное их положением в системе производства, окажется содержанием, а та же реальная классовая противоположность, представленная, как антагонизм интересов, требований, идеалов – идеологической формой того же общественного процесса.
Проанализировать «до конца» – это значит выяснить реальное, обусловливаемое положением в производстве и обусловливающие систему производства, отношение классов, их общественные действия, из коих складываются эти отношения, и представить эти действия и отношения в форме антагонизма классовых интересов, требований идеалов. «По каким признакам, – спрашивает Ленин, – судить нам о реальных «помыслах и чувствах» реальных личностей? Понятно, что такой признак может быть лишь один – действия этих личностей… общественные действия личностей, т. е. социальные факты»[27]. «Наличность эксплуатации всегда будет порождать как в самих эксплуатируемых, так и в отдельных представителях «интеллигенции» идеалы, противоположные этой системе… Марксист исходит из того же идеала (что и народник. И. Р.), но сличает его не с «современной наукой с современными нравственными идеями», а существующими классовыми противоречиями, и формулирует его поэтому не как требование науки, а как требование такого-то класса, порожденное такими-то общественными отношениями (которые подлежат объективному исследованию) и достижимое лишь так-то вследствие таких-то свойств этих отношений»[28]. «Свести к интересам классов» – это не значит объяснить социальное явление интересами классов (сами интересы находят себе объяснение в положении классов в производстве), но лишь представить тот же социальный факт, выразить те же социальные действия и отношения в соответствующей, пригодной для практического действия форме. В этом-то и заключается основная особенность вышеуказанного «сальтовитального метода», связывающего теорию с практикой. Форма, пригодная для объективного, теоретического анализа – понятия общественно-экономической формации, общественных отношений, объективной закономерности – эта форма должна необходимо дополняться в марксистской теории, при анализе «до конца» идеологическим отображением тех же реальных классовых отношений, позволяющим, не нарушая объективного характера анализа, соединять с ним моменты оценки и действия. Вот что означают слова Ленина: «материалист вскрывает классовые противоположности и тем самым определяет свою точку зрения». С другой стороны, «материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке событий прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»[29]. Только при этом условии объяснение становится «рычагом изменения мира»[30].
II.
Все вышеуказанные соображения о формах объяснения причинной закономерности социальных явлений, об освещении при анализе «до конца» общественных отношений и объективной и общественно-субъективной стороны общественного процесса, о связи теории с общественной практикой мыслителя и т. д. – важны здесь для нас не с точки зрения их обще-социологического и методологического, в широком смысле, общего характера и основных тенденций теоретического анализа, проводимого Лениным. С той же точки зрения должен получить освещение и вопрос о соотношении формы и содержания в диалектике общественного развития, в взаимозависимости отдельных сторон процесса, о переходных стадиях этого последнего.
В цитированном выше замечании Ленин указывает, что диалектика требует рассмотрения общественной жизни, как чего-то «живого», находящегося в постоянном развитии. Общественный процесс необходимо представлять себе, как бесконечный поток общественного содержания, принимающего все новые и новые формы: при этом более общие формы, в свою очередь, становятся содержанием частных, специфических характерных для более ограниченного исторического этапа, имеющих местное значение, форм. Общественные отношения – такова та наиболее общая форма состояния производительных сил, которая служит содержанием всех названных частных форм. Однако и эта наиболее общая форма оказывается различной для различных, исторически сменяющих одна другую систем производства: каждый раз новое соотношение классовых сил и классовых интересов образует основу «общественно-экономической формации», которая, по словам Ленина, «дает содержание общественному процессу». Противопоставление формы содержанию, как это отметил еще Гегель, является совершенно необходимым моментом «рефлексии», необходимым методологическим приемом теоретического анализа, даже в том случае, когда сознается их взаимозависимость и возможность превращения одной в другое. Только таким путем удается установить основу и производные элементы общественной жизни, выявить общую закономерность, находящую себе частные проявления.
Поэтому Ленин, подобно Марксу, тщательно отграничивает «сущность» явления, его классовое «содержание», его «основные тенденции» от «форм проявления» этой сущности, этого содержания, этих тенденций. «Форма борьбы может меняться…, но сущность борьбы, ее классовое содержание не может измениться», пока существуют данные классы. «Подменять вопрос о содержании борьбы… вопросом о форме борьбы… – значит опускаться до роли софиста»[31]. «Одно дело – основные тенденции крестьянского разложения, другое дело – формы его в зависимости от местных условий»[32]. «Иная историческая обстановка… видоизменяет только формы проявления одних и тех же капиталистических отношений»[33]. Первоначальная ступень теоретического анализа и заключается в выяснении «политико-экономической» сущности форм, их классового содержания, лежащих в основе их общей закономерности, основного классового антагонизма.
Однако задача научного анализа не ограничивается установлением сущности общественного процесса, основной закономерности, основного классового антагонизма. Необходим далее и анализ «особых форм общественно-экономических отношений»[34], конкретных форм проявления основной закономерности, движущего процесс классового противоречия, – как вскрытие этого классового противоречия в конкретных формах. Поскольку это общее отношение, основной антагонизм может получить «разнообразные вариации» в указанных особых формах, постольку «вскрытие» соотношения классов должно сопровождаться и исследованием специфических форм его проявления в этих конкретных формах общественных отношений.
Конкретные формы одного и того же общественного содержания выступают как отдельные стороны общественного целого, общественного процесса в его целом. Поэтому, для разъяснения, например, вопроса о внутреннем рынке для русского капитализма «безусловно необходимо показать связь и взаимозависимость отдельных сторон того процесса, который происходит во всех областях общественного хозяйства»[35]. Показать связь и взаимозависимость сторон – это и значит, иными словами, представить их, как различные и вместе с тем между собой связанные формы проявления единой закономерности, основного классового антагонизма. Задача анализа в том, чтобы выявить и связь разных сторон и особые, специфические черты каждой из них[36]. Так, напр., «тот же самый рост капитализма проявляется в других частях страны или других отраслях промышленности совершенно иначе; …необходимо самым строгим образом различать эти процессы»[37].
Представив различные стороны в качестве форм проявления одних и тех же общественных, классовых отношений, мы очень часто убеждаемся в том, что внешне сосуществующие стороны и формы общественного целого в действительности являются различными стадиями развития названных отношений. Нужно остерегаться того, чтобы не противопоставлять «две последовательные стадии развития данного явления, как особые случаи»[38]. Во избежание такого смешения поэтому и нужно «подвергнуть объективному анализу законы функционирования и развития»[39], – произвести «анализ последовательных форм и разнообразных проявлений», например капитализма в промышленности[40]. «Начав с наиболее простых и примитивных форм» и «следя за их развитием»[41] необходимо помнить то положение Маркса, что наиболее простая категория может выступать в своей полной истине лишь на высшей ступени данного развития, в неразвитых же формах она может проявляться и ранее: это предопределяет и соответствующий подбор простых форм и категорий, подвергаемых анализу[42].
Отличительной чертой ленинского анализа является не только, внимательное отношение к специфическим, конкретным особенностям формы, что и отличает его от простого догматически-дедуктивного развития общих положений, – но и особое внимание, уделяемое им отдельным моментам развития формы. В противном случае, мы бы не всегда могли отчетливо подметить выражаемое изменением формы изменение и развитие общественного содержания. Движение общественного содержания, – т. е. все большее подчинение основной закономерности всех частных социальных фактов, все большее обострение классового антагонизма, – не всегда проявляется в перерыве постепенности со стороны формы: развитие и смена форм могут зачастую носить и более непрерывный характер, когда, по выражению Ленина; одна форма перерастает в другую. Так, экономическая стачка в годы революции перерастает в политическую, а политическая в восстание[43], буржуазная революция перерастает в социалистическую в 1917 г., коммунизм, после победы пролетариата, начинает, при посредстве постепенных фаз, развиваться из капитализма[44]. Отсюда и относительный, условный характер всяких граней, и тщательное изучение переходных ступеней и стадий развития. Теоретический анализ приспосабливается ко всем этим разновидностям, стадиям, переходам, более или менее сложным формам проявления классового антагонизма. Он не ограничивается одними «огульными данными»[45]. Он учитывает обстановку, переходы между классами, между общественными формами, он «умеет видоизменять постановку вопроса и приемы исследования применительно к различным формам процесса»[46], он учитывает и все посторонние, усложняющие обстоятельства[47], помня, что новое содержание пробивает себе дорогу через все и всяческие формы[48]. Одним словом, «здесь потребуется в первую голову и больше, чем где бы то ни было, изображение процесса в целом, учет всех тенденций и определение их равнодействующей или их суммы, их результата»[49].
Но учитывать все стороны, формы проявления, исторические стадии и специфические особенности общественного процесса и дать их «равнодействующую» можно только под определенным углом зрения: в противном случае, мы не будем иметь цельности понимания и уподобимся тем буржуазным эклектикам, которые из-за деревьев не видят леса (как известно, одно из частых выражений Ленина). «Подделка эклектизма под диалектику легче всего обманывает массы, дает кажущееся удовлетворение, якобы учитывает все стороны процесса, все тенденции развития, все противоречивые влияния и пр., а на деле не дает никакого цельного и революционного понимания процесса общественного «развития»[50]. Рассмотреть все стороны и особенности, учесть все тенденции, но под углом определенных производственных отношений и классовых противоречий, всюду установить основной факт, выявить самое важное и характерное обстоятельство, выявить то «особое звено», за которое нужно ухватиться, чтобы вытащить всю цепь – такова задача марксистского анализа. Так, избрав тот «уголок», который «воплощает в себе квинтэссенцию современных общественных отношений» и «рассматривая весь современный хозяйственный строй под углом отношений, сложившихся в этом «уголке», получаешь возможность разобраться в основных взаимоотношениях между различными группами участвующих лиц, а следовательно, и рассмотреть основное направление развития данного строя»[51]. Рост капиталистических монополий при империализме – «это последнее обстоятельство есть самое важное, только оно выясняет нам историко-экономический смысл происходящего»[52]. В том, что «буржуазное государство может смениться государством пролетарским только насильственной революцией, такой и именно такой взгляд на насильственную революцию… лежит в основе всего учения Маркса и Энгельса»[53]. Стакан имеет бесконечное количество сторон, свойств, качеств: «если мне нужен стакан сейчас, как инструмент для питья, то мне совершенно не важно знать, вполне ли его цилиндрическая форма и действительно ли он сделан из стекла но зато важно, чтобы на дне не было трещины, чтобы нельзя было поранить губы, употребляя этот стакан». Равным образом, и профсоюзы – «не с одной стороны школа, а с другой нечто другое – а со всех сторон, при данном споре, профсоюзы суть школа хозяйничанья, школа управления»[54]. Точно также в своей критике русских поклонников эмпириокритицизма, Ленин в качестве основы всех своих построений выдвигает выяснение, «на чем свихнулись» русские махисты. Основные общественные отношения, основной классовый антагонизм, основные и наиболее характерные для каждого конкретного случая обстоятельства, окрашивающие в свой цвет изучаемое целое и дающие возможность обобщить, связать внешне кажущиеся различными моменты – таков основной стержень теоретического анализа у Ленина.
Мы видим, и в специально экономическом исследовании, и при разрешении того или иного конкретного, политического вопроса, применение Лениным совершенно аналогичных методологических приемов: отыскивание «корней», «сведение» к главному», к основному и освещение всего производного, частного с точки зрения этого основного в каждом отдельном случае, представление его в качестве различных форм проявления однородного содержания. Но диалектика учит рассматривать связь явлений в их развитии. Поэтому необходимо, при последовательном анализе, освещение не только того, что развивается, – сущности, содержания, и того, в каких формах оно развивается, но также и того, к чему развивается данное содержание[55]: ближайших тенденций этого развития. Охват частных социальных фактов под углом определенной общественной формации, определенных классовых отношений получает полный смысл лишь тогда, когда определяющие общественные отношения, обусловливающие классовый антагонизм, мыслятся, как непрерывно развивающиеся общественные отношения, как непрестанно нарастающий и обостряющийся классовый антагонизм. С точки зрения назревающей формы проявления общественных отношений, обостряющегося противоречия классовых интересов, усиливающейся классовой борьбы, в переходе к ним, в обнаружении их должен заключаться анализ данной формы или данной политической ситуации. В постоянном выявлении, что «уже есть то-то, но еще нет» более полной формы обнаруживающейся тенденции, должно заключаться их историко-генетическое рассмотрение. Отсюда ясно, почему с марксизмом «непримирим… дух затушевания и сглаживания самых коренных противоречий, что задачей марксистского анализа должно быть выявление «дальнейшего обострения и углубления противоречий»[56]. Аналогичным образом обстоит дело и в разрешении практических вопросов: как при историко-генетическом анализе социальных явлений, в полюс их «определения» должны войти все обнаруживающиеся в них общие тенденции развития, так и на практике в полюс «определения» предмета должны войти и практический опыт прошлого, и практическая, требующая непосредственного удовлетворения потребность, ближайшее «назначение» предмета, «связь предмета с тем, что нужно человеку»[57]. Но обнаружение тенденций общественного развития предполагает и их оценку «с точки зрения определенного класса», составляющего одну из сторон «развитого до конца» общественного отношения: социалистическая критика характера и тенденций социального развития является поэтому завершающим моментом марксистского теоретического анализа[58]. Теоретическая работа должна указать «выход из данных порядков, на который указывает экономическое развитие»[59].
Уже из всех изложенных особенностей теоретического анализа у Ленина того, что он называет обычно «конкретным анализом данного в его обстановке и его развитии» – явствует соотношение в этой форме аналитического исследования «абстрактного» и «конкретного», «теории» и «опыта», рационального и эмпирического. Ленин неоднократно зовет к изучению фактов, к исследованию опыта и отвергает всякого рода априорные построения: «Это самый наглядный признак метафизики, с которой начинала всякая наука: пока не умела приняться за изучение фактов, всегда сочиняли a priori общие теории, всегда остававшиеся бесплодными»[60]. Ленин называет догматическим «изложение, не опирающееся на изображение конкретного процесса»[61], он предлагает «не подгонять под готовые выводы, не сочинять дефиниций», а заняться конкретным экономическим исследованием[62]. Он отличает от последовательного материализма «одностороннюю прямолинейность»[63], которая может «взять одну черту, довести ее, при помощи абстракции предположений до абсурда, – отбросить все остальные особенности… сложного процесса»[64]. Но, наряду с этим, Ленин, как хорошо известно, придает огромное значение и чистой революционной теории. Он видит, напр., в «Капитале» образец «чисто теоретического анализа» процесса образования земледельческого капитала[65]. Он учит умению «приложить общие и основные принципы коммунизма к своеобразию отношений»[66]. В своем «Развитии капитализма в России» Ленин предпосылает чисто «теоретические положения абстрактной политической в экономии» фактической стороне и т. д. Совершенно очевидно, что для Ленина абстрактное мышление, «чистая теория» играет немалую роль в его конкретном анализе.
Какова же роль научной абстракции? Все дело в том, что за изучение фактов нужно «уметь приняться». Задача теории – «дать постановку вопроса», которая совершенно необходима для марксиста[67]. Поставить же вопрос – это значит выяснить, характер каких производственных отношений носит данное социальное явление. Стало быть, теория имеет для дальнейшего исследования направляющее, методологическое значение. И Ленин дает единственно правильное освещение соотношения между теорией и методом, весьма полезное для искоренения всяких теоретических блужданий по этому поводу. Теория (марксизм. И. Р.) состояла в том, что для «освещения» истории надо искать основы не в идеологических, а в материальных общественных отношениях. Недостаток фактического материала не давал возможности применить этот прием к анализу… «гентильной организации». Впоследствии же анализ ее «дает блистательное подтверждение материалистического метода». Теория претендует только на объяснение одной капиталистической общественной организации и никакой больше. Если применение материализма (метода? И. Р.) к анализу и объяснению одной «общественной формации дало такие блестящие результаты, то совершенно естественно, что материализм в истории становится не гипотезой уже, а научно проверенной теорией; совершенно естественно, что необходимость такого метода распространяется и на остальные общественные формации»[68]. Иными словами, научная теория есть не что иное, как тот же примененный к объяснению общественных форм и проверенный метод. Отсюда следует, что абстрактное чисто-теоретическое мышление понимается всегда Лениным в методологическом его значении: оно дает «постановку вопроса», определяет направление конкретного исследования, создает для этого последнего соответствующую рациональную модель, под углом зрения которой происходит исследование конкретных фактов, изучение «опыта».
Каково же значение в этом теоретическом процессе фактических данных, эмпирического? Все дело в том, что, по Ленину (и это в полном согласии с Марксом), «чисто-эмпирического» и не существует для теоретического познания. Ибо фактические данные подбираются и группируются не по случайным, внешним признакам, но под углом зрения метода, научной теории. Фактические данные, таким образом, только подтверждают, иллюстрируют теорию, характеризуют несколько ближе, конкретизируют основные общественные отношения, указывают на отклонения от общей закономерности и вариации этой последней, но уже подход к изучению их совершается под углом зрения тех же общественных отношений. Отсюда ясно, что чисто-теоретический анализ представляет из себя необходимую ступень конкретного анализа, его необходимое введение. Совершенно очевидно также, что «конкретный анализ» Ленина есть одновременно и «абстрактный анализ» и в этом отношении не представляет никакой противоположности абстрактно-аналитическому методу Маркса. И у Маркса, как хорошо известно, это первоначальное «абстрактное» не остается таким и не получает догматического развития, но постепенно все более «конкретизируется» на пути применения его к историческому материалу. Конкретный анализ, таким образом, есть не что иное, как правомерное и правильное использование абстракции, использование теоретической истины для изучения фактического материала, определение различных вариаций, в которых реализуется это основное теоретическое положение и углубление, таким путем, нашего понимания указанной истины. И, разумеется, такое правомерное и правильное использование абстракции ничего общего не имеет с догматическим «доведением этой истины до абсурда», со «стремлением искать ответов на конкретные вопросы в простом логическом развитии общей истины». «Конкретный анализ положения и интересов различных классов должен служить для определения точного значения этой истины в ее применении к тому или иному вопросу»[69]. Таким образом, мы здесь имеем несомненно проверку на опыте, на фактах, но это лишь дальнейшая проверка и конкретное уточнение того, что уже является не гипотезой, а проверенной на всем предыдущем историческом опыте теоретической истиной. Всё различие между применением одного и того же метода Марксом и Лениным можно усмотреть разве лишь в том, что Марксу приходится иметь дело с ранними ступенями развития той же общественной теории, когда она является еще преимущественно «методом» и нуждается в длительной проверке ее на каждом историческом звене генетического развития. Ленин же имеет ужо дело с проверенной долгим опытом научной теорией, а потому, минуя ее прежнее историческое и логическое развитие, он может непосредственно переходить к исследованию при ее помощи нового фактического материала.
Лучшим подтверждением этих положений могут служить те приемы, которые употребляет Ленин при статистическом подсчете – в своих «Развитии капитализма», «Новых данных о земледелии» и др. работах. Ленин придает большое значение «вопросу о группировке материала». Указывая на ряд ошибок у современных ему статистиков, он считает самым важным «суметь выдвинуть существенные отличия, признаки»[70]. Так, важно деление крестьян по группам, которые можно выделить лишь приблизительно, но обязательно нужно выделить[71]. Нужно брать также средние данные, которые не затушевывали бы процесса разложения крестьянства. Нельзя делить по «наделам», так как жизнь обходит эти юридические рамки[72]. Ленин предлагает, для достижения определенных статистических результатов, комбинировать методы подсчета и т. п. Совершенно очевидно, что у Ленина, при подходе к статистическим данным, уже имеется определенное теоретическое представление об изучаемых процессах и он ставит своей задачей по этим данным изучить основные черты того или иного явления[73]. Это вытекает и из самого его определения задач статистики. «Статистика должна иллюстрировать установленные всесторонним анализом общественно-экономические отношения, а не превращаться в самоцель»[74]. То же читаем и в другом месте: «Лишь после того, как выяснена сущность этих форм и их отличительные особенности, имеет смысл иллюстрировать развитие той или иной формы посредством обработанных надлежащим образом статистических данных»[75]. Таким образом, теоретические положения не выводятся из статистических данных, но, наоборот, предпосылаются изучению этих данных. Статистика же, кроме иллюстрации положений, установленных; анализом, полезна еще тем, что помогает уточнить и конкретизировать эти положения в их конкретном применении. Так, например, «после анализа, статистика занятий всего населения России может и должна быть использована для приблизительного определения того, на какие основные категории делится все население России по своему классовому положению»[76]. И само собой разумеется, что в статистических приемах Ленина нет ничего неправомерного: г.г. Карышевы, Каблуковы etc, которых критикует Ленин, подходя к статистическим данным якобы чисто-эмпирически, в действительности также предпосылали им те или иные абстрактные предпосылки, но лишь путаные и не проверенные глубоким анализом.
Отметим кстати, что, если теоретическая абстракция является необходимой предпосылкой и введением ко всякому конкретному анализу, то не меньшую роль играет она и на дальнейших ступенях того же конкретного анализа. Так, если мы абстрагируем задерживающие разложение крестьянства факторы, как кабалу, ростовщичество и т. д., то «подобное абстрагирование представляется однако приемом вполне законным, ибо иначе нельзя изучать внутренний строй экономических отношений в крестьянстве»[77]. Точно так же ленинский «анализ реализации продукта в капиталистическом обществе исходил из предположения об отсутствии внешней торговли: выше уже было отмечено это предположение и показана его необходимость при таком анализе»[78]. «Чтобы рассуждать о значении финансового капитала в деле вывоза, надо уметь выделить связь вывоза специально и только с проделками финансистов», иначе мы будем «обходить и затушевывать как раз суть дела»[79]. Всякое вообще выделение основных отношений, «особого звена» и т. п. необходимо сопровождается абстрагированием от побочных условий. «Когда решается какой-нибудь сложный и запутанный общественно-экономический вопрос, то азбучное правило требует, чтобы сначала был взят самый типичный, наиболее свободный от всяких посторонних, усложняющих влияний и обстоятельств случай и уже затем от его решения восходили далее, принимая одно за другим во внимание эти посторонние и усложняющие обстоятельства»[80]. Важно лишь не «абстрагироваться» от основных условий общественной системы[81].
Так, в процессе постоянного применения абстрактной теории, в процессе постоянного абстрагирования от всего побочного и усложняющего при установлении общего и постоянного возвращения к этому усложняющему и варьирующемуся, для связи общего с частным, – и протекает тот конкретный анализ фактически данного, который позволит впоследствии «указать связь между отдельными… сторонами процесса и дать общую картину этого процесса»[82]. Зато и сама «правильная революционная теория» получает в этом процессе свое дальнейшее углубление и новое подтверждение: она «в свою очередь не является догмой, а окончательно складывается лишь в тесной связи с практикой действительно массового и действительно революционного движения»[83].
[1] Материализм и эмпириокритицизм, издание 1920 г., стр. 332. Курсив всюду наш.
[2] Там же, стр. 132.
[3] Империализм как новейший этап капитализма, Г. И. Укр., 1922 г, стр. 85.
[4] Г.г. критики в аграрном вопросе, т. IX, Гиз, стр. 87.
[5] Материализм и эмпириокритицизм, стр. 143.
[6] Империализм как новейший этап капитализма, стр. 58 – 59.
[7] Экономическое содержание народничества. Гиз, стр. 59.
[8] Что такое «друзья народа», т. I, стр. 153.
[9] Экономическое содержание народничества, стр. 26.
[10] Там же, стр. 103.
[11] Что такое «друзья народа», т. I. стр. 71.
[12] Экономическое содержание народничества, стр. 73 – 74.
[13] Развитие капитализма в России, изд. «Моск Рабочий», 1923, стр. 319.
[14] Ср. отзыв о Ланге: Экономическое содержание народничества, стр. 112.
[15] Экономическое содержание народничества, стр. 73.
[16] Что такое «друзья народа>, стр. 73.
[17] Там же, стр. 93.
[18] Материализм и эмпириокритицизм, стр. 190.
[19] Что такое «друзья народа», стр. 72.
[20] Экономическое содержание народничества, стр. 65.
[21] Экономическое содержание народничества, стр. 162.
[22] Там же, стр. 70.
[23] Аграрный вопрос, т. IХ, стр. 466.
[24] Развитие капитализма в России, стр. 425.
[25] Там же, стр. 425.
[26] Там же, стр. 23.
[27] Экономическое содержание народничества, стр. 69.
[28] Там же, стр. 79.
[29] Экономическое содержание народничества, стр 65.
[30] Аграрный вопрос, т. IX, стр. 437.
[31] Империализм как новейший этап капитализма, стр. 49.
[32] Развитие капитализма в России, стр 83.
[33] Там же. стр. 244, сравн. стр 209.
[34] Аграрный вопрос, т. IX, стр. 32.
[35] Развитие капитализма, стр. 1, сравн. Империализм, стр. 1.
[36] Там же, стр. 317.
[37] Там же, стр. 231.
[38] Экономическое содержание народничества, стр. 140.
[39] Что такое <друзья народа», стр. 86.
[40] Развитие капитализма в России, стр. 717, сравн. стр. 819.
[41] Развитие капитализма в России, стр 327.
[42] Там же, стр. 412.
[43] Детская болезнь «левизны» в коммунизме, II, 1920, стр. 12.
[44] Государство и революция, стр. 96.
[45] Развитие капитализма в России, стр. 210.
[46] Том IX. стр. 234.
[47] Там же, стр. 392.
[48] Детская болезнь «левизны» в коммунизме, стр. 96.
[49] Там же, стр. 246.
[50] Государство и революция, стр. 24, сравн. Еще раз о профсоюзах.
[51] Развитие капитализма в России, стр. 413.
[52] Империализм как новейший этап капитализма, стр 49.
[53] Государство и Революция, стр. 25.
[54] Еще раз о профсоюзах.
[55] Империализм как новейший этап капитализма, стр. 23.
[56] Империализм как новейший этап капитализма, стр. 82, 74.
[57] Еще раз о профсоюзах.
[58] Империализм как новейший этап капитализма, стр. 82 и др.
[59] Что такое «друзья народа», т. I, стр. 207.
[60] Там же, стр. 74.
[61] Экономическое содержание народничества, стр. 20.
[62] Материализм и эмпириокритицизм, стр. 334.
[63] Т. X, стр. 308.
[64] Развитие капитализма в России, стр. 26.
[65] Развитие капитализма в России, стр. 106.
[66] Детская болезнь «левизны» в коммунизме, стр 81.
[67] Развитие капитализма в России, стр 113; т. IX, стр. 154.
[68] Что такое «друзья народа», стр. 80, 76.
[69] Развитие капитализма в России, стр. VI.
[70] Т. IX, стр. 226, 236.
[71] Там же, стр. 449.
[72] Развитие капитализма в России, стр. 53.
[73] Там же, стр. 28.
[74] Развитие капитализма в России, стр. 354.
[75] Там же, стр. 313.
[76] Там же, стр. 352.
[77] Там же, стр. 115.
[78] Там же, стр. 25.
[79] Империализм как новейший этап капитализма, стр. 79.
[80] Т. IX, стр. 332.
[81] Развитие капитализма в России, стр. 133.
[82] Развитие капитализма в России, стр. 11.
[83] Детская болезнь «левизны» в коммунизме, стр. 9.