Феликс Эдмундович Дзержинский
«Избранные сочинения» том 2, редакция 3, стр. 489.
Речь на совещании ответственных работников ВСНХ СССР 9 июля 1926 г.
Темп развития и аппарат
Я созвал настоящее совещание для того, чтобы мы все вместе, ответственные работники ВСНХ, посовещались и всерьез обсудили, что нужно делать для того, чтобы двинуть более быстрыми шагами дело улучшения нашего аппарата, аппарата промышленности. Это тем более важно, что именно промышленность является той основной базой, на которую опирается развитие всех остальных отраслей и всей мощи государства. Вместе с тем она является тем самым узким местом, которое определяет силы государства, мощь его и которое определяет те трудности, которые мы сейчас переживаем.
Для того чтобы аппарат наш работал бесперебойно и правильно, для этого в первую очередь необходимо осознание тех задач и той линии, которую этот аппарат и наши органы промышленности должны вести. Мы имеем основную линию наших задач и нашей работы, которая сформулирована съездом, как генеральная линия. Это — линия на индустриализацию страны.
В вопросе преодоления товарного голода, т. е. увеличения продукции государственной промышленности, в вопросе качества, в вопросах нашей политики цен наша линия всегда оставалась и остается неизменной, и нашими работниками достаточно осознана правильность этой политики цен. Мы эту кампанию провели в отношении отпускных цен, сейчас мы принимаем зависящие меры для снижения розничных цен и ищем по этому пути разрешения целого узла самых сложных вопросов и взаимоотношений различных элементов.
Далее, совершенно осознан вопрос значения плановости нашего народного хозяйства, представляющего одно целое. Мы не можем поэтому вести и не должны вести ведомственной линии, изолированной линии промышленности от остального хозяйства. Наша линия должна идти по твердой намеченной линии планового хозяйства, как единою народного хозяйства нашего Союза.
Затем нет двух мнений относительно значения проблемы специалистов и вопроса, какую роль в нашей системе управления должно играть знание дела. То же и относительно вопросов производительности труда и изыскания всяких мероприятий для того, чтобы эту производительность труда поднять и чтобы материальная база создателей этих ценностей, т. е. рабочих, могла расти.
Нами уже понята и осознана необходимость равняться в нашем хозяйстве не по довоенным индексам, не по индексам довосстановительного момента, а равняться по мировым индексам. Вместе с тем перед нами совершенно ясно и определенно стоит задача в отношении частного капитала в смысле необходимости такой постановки и такого разрешения этого вопроса, чтобы частный капитал не мешал развитию государственной промышленности и всего национализированного народного хозяйства, а, наоборот, чтобы он был вовлечен в той мере, в какой это необходимо.
Все эти задачи весьма трудны и для своего разрешения ставят другую основную задачу — задачу изыскания в нашей экономике, в нашей хозяйственной системе необходимых средств. Как фокус всей проблемы и явился тот лозунг, который вышел из наших недр,— лозунг величайшего режима экономии.
В тех условиях, в которых нам придется разрешать наши задачи,— а нам придется разрешать их в условиях известной конкуренции как с частным капиталом, так и с внешними враждебными нам силами,— ясно, что мы не должны и не можем потерять темпа. И в самом деле, если говорить относительно частного капитала, то хотя он в абсолютных цифрах и относительно по сравнению с государственными средствами, с государственным хозяйством и его размерами составляет незначительную величину, однако он может представлять реальные опасности, и нужна огромная работа в этой области.
Мне вчера рассказывал Кузнецов из своего изучения Украины, что там 30 коп. частного капитала производят такую же работу, как наш рубль или 1 руб. 20 коп. Частный капитал оборачивается в три-четыре раза быстрее и, таким образом, он, имея в три-четыре раза меньше средств, может произвести ту же самую работу, что и мы, имеющие большие средства. Это показывает, что наш аппарат, наше умение управлять капиталами, наше умение оборачиваться очень недостаточно и что поэтому вопрос темпа играет для нас колоссальнейшую роль.
Ни для кого не тайна, что в связи с забастовкой английских горняков мы безусловно являемся тем объектом, на который обращено враждебное внимание капиталистических хищников. Мы знаем, что всяческие перевороты, как будто бутафорские, которые в соседних странах происходили, что они совершаются не без участия тех сил, которые направлены против Советского Союза.
Поэтому вопрос темпа играет колоссальную роль.
Организационный фетишизм
Условия нашей внутренней и внешней ситуации требуют от нас довести работу нашего аппарата до максимальной четкости, до максимально быстрого темпа. Необходима полная четкость и ясность в ответственности, необходимо знание аппарата. Наши средства и энергия наших аппаратов не должны растрачиваться беспланово, ибо затем не хватило бы средств для основных задач индустриализации, рационализации, поднятия производительности труда и т. д.
Мне недавно говорили, что в одном из крупнейших трестов на содержание аппарата тратится до 40% по сравнению с тем, что платится рабочим. Этот расход показывает, что эта организация никуда не годится, раз она производит расход в таком размере на свое содержание. Мы должны со всей резкостью, со всей смелостью революционеров подойти к вскрытию всех тех недочетов, которые имеются в наших аппаратах,— как в нашем аппарате Высшего совета народного хозяйства в центре, так и местных органов — у трестов, на заводах и т. д., для того чтобы, оголивши, выявивши эти отрицательные стороны, легче было бы их сбросить.
Мы страдаем организационным фетишизмом. Нам кажется, что, для того чтобы организовать какое-нибудь дело, для того чтобы построить что-нибудь, достаточно взять бумагу, сесть в свой кабинет и написать: «Принять энергичные меры», «Изыскать средства» и все прочее и т. д., и т. д. Это нам кажется достаточным. Нам кажется достаточным взять карандаш и начертить генеалогическое дерево с развернутыми кружками. Поставить там кружок, тут кружок, один кружок этим ведает, другой кружок другим ведает, третий — третьим и т. д.; и вот, нарисовав картину, организовали. При этом организационном фетишизме, при этом бюрократизме стираются живые люди, между тем как работу руководства и управления нельзя механизировать. Это работа мозговая, индивидуальная, хотя вместе с тем она глубоко коллективна, глубоко общественна. Не учреждения работают, а люди работают в учреждениях. Центр тяжести должен заключаться в ответственности работающих, в противопоставлении организационному фетишизму живых людей, ответственных людей.
В самом деле, как у нас протекает работа? Я начну с себя. Благодаря тому, что отвечают не лица, хорошо знающие то или другое дело, а учреждения, возглавляемые этими лицами, я нахожусь в таком положении, что должен сидеть в грудах бумаги, и когда ко мне приходят те живые люди, которые создают жизнь, я говорю, что у меня нет времени их принять. Они идут к тому ответственному человеку, который может решить вопрос. Ясно, что все устремление у них — к этому одному, двум, трем лицам, которые стоят во главе. Но осуществить это невозможно, и благодаря этому работа делается невозможной.
Сила бумаги
В ВСНХ приходят бумажки с тем или иным требованием, и, для того чтобы избежать волокиты, стали посылать много бумаг на мое имя, думая тем самым обойти волокиту. И вот приходит 100 — 200 бумаг на имя Дзержинского. Разве я могу все просмотреть, да сплошь и рядом я бы не понял их вовсе. Я смогу дать оценку линии, общую директиву, когда знающие люди в аппарате проработают вопрос. И вот бумага начинает ходить из рук в руки, пишутся резолюции, и она путешествует по инстанциям. Я недавно видел такую картинку. Резинотрест показывал, я об этом говорил на съезде ОЭТ, замечательную картинку. Бумага, которая просит сообщить калькуляционные цены на изделия, должна пройти 32 руки, отложиться в два дела в самом правлении треста. Но это не только в Резинотресте, но и в Высшем совете народного хозяйства то же самое.
Мы скоро направляем отчетный доклад по структуре ВСНХ и самодеятельности. Доклад вот этакой толщины. Спрашивается, какой член СТО может это прочесть? Ни один член СТО прочесть этого абсолютно не в состоянии, а мы этот доклад пишем, отнимаем время у людей, чтобы те, кто решает и руководит, совершенно не читали его.
Наша система управления такова, какой она могла быть и какой она должна была быть четыре-пять лет тому назад, когда мы не имели подбора работников, не имели базы, на которую мы могли бы опереться для того, чтобы взять и повести то дело, которое мы вырвали из рук буржуазии. Нужно, чтобы не было такой сложной структуры, как теперь, нужно, чтобы не было той бюрократической системы, когда мы не знаем, что делаем, а знают это другие и бумаги в наших портфелях. Мы докладываем на основании данных, цифр и головокружительных отчетов, которые мы требовали с мест. При этом мы изменяем те цифры, которые мы требуем от трестов, а тресты от заводов, и этим самым делаем дающих эти цифры не ответственными за них. Точно так же поступают и с нами. От нас требуют сведений и в Госплане и в других учреждениях, наши цифры режут и меняют.
Все отчеты доведены до такой степени, что они превратились в свою прямую противоположность, они утеряли всякий смысл, а мы, однако, тратим на них громадное количество времени. Мы загружаем этой отчетностью наши тресты и заводы.
Что надо сделать?
Я думаю, что мы должны заменить систему централизованной ответственности ответственностью всех ответственных работников. Должны быть четкость и ясность, кто за что отвечает, и поэтому, мне кажется, необходимо ввести и у нас, в наших органах, если можно так выразиться, приписную ответственность работников. Мы должны ввести личную ответственность, чтобы было известно, кто чем занимается, что изучает и за что отвечает, в какой мере.
Сейчас, когда я получаю из того или другого отдела, или того или другого треста тот или иной доклад или предложение, я не знаю, кто собственно отвечает за это. Конечно, председатель треста за все отвечает, но это ответственность бюрократического характера. Он отвечает постольку, поскольку не умеет подобрать людей, создать аппарат и дать линию, но за самую работу должны быть ответственны те товарищи, те работники, которые выполняют данное дело. Поэтому мне кажется, что каждая работа должна быть подписана, а не визирована тем, кто ее сделал, на какой бы стадии иерархической лестницы он ни находился. Если есть работники, которые аккумулируют в своей голове знания, а то, что не могут аккумулировать в голове, держат в книжке в виде цифр и прочих данных, они должны быть всем известны, кто имеет дело с данным вопросом.
Я об этом писал в своем приказе, по он, однако, не приведен в исполнение.
Если мне нужно знать, как обстоит дело с кампанией по снижению розничных цен на соль пли другие изделия, я передаю председателю торговой комиссии, он — секретарю, секретарь — в отдел и там идет по инстанции. Я не знаю, кто этим занимается, кто за это отвечает. Можно сказать, что это нарушение иерархии, когда задание идет непосредственно тем работникам, которые внизу. Ничего подобного, иерархия должна быть, но не бессмысленного характера.
Я должен сказать, что бесконечная коллегиальность, комиссии, совещания и т. д. сыграли свою роль, но теперь превратились в помеху.
Конечно, личное общение, присущее коллегиальности, имеет громаднейшее значение, но единоличие, которое мы должны теперь формулировать в противовес коллегиальности, никоим образом не исключает личного общения. Если соответствующий начальник имеет своего помощника, если у них нет уверенности, что они оба одинаково решат, тогда помощник должен докладывать начальнику, как он этот вопрос разрешил. Начальник может его корректировать, может исправлять и т. д. Безусловно, нам необходимо ввести режим личного общения с теми, кем мы управляем и кому мы поручаем ту или иную работу. Нужно видеть живого человека, чтобы знать что-нибудь по тому или по другому делу. Никакой отчет и доклад не может сказать того, что сам живой человек скажет. Такие же отношения личного общения должны быть у наших трестов с заводами.
Далее, я думаю, что нам нужно категорически отказаться от больших докладов. Если нужно научный труд написать, дать анализ, указать проблемы,— это другой вопрос. Но доклады по текущему управлению, по вопросам управления и отчетности должны быть краткие. Надо просто написать: ввиду того-то и того-то прошу то-то и предлагаю то-то и то-то. Тут надо мотивы привести, но не доказывать эти мотивы, а в конце написать, что докладчик по этому вопросу такой-то.
Когда я, например, идя в СТО, буду идти с чистой совестью? Тогда, когда все доклады и предложения прочитал. Если мне понадобится, я могу вызвать докладчика, причем он не будет много мне говорить, а ответит мне по существу именно то, что я должен знать.
Затем наши предложения должны быть краткими, четкими, реальными и конкретными, а не так, как у нас часто бывает, когда мы хотим решить задачу, а в голове у нас ничего нет, и пишем поэтому что-нибудь вроде: «Принять меры» и т. п.
Очень много времени уходит на совещания и комиссии. Должен сказать, что при нашей системе они не всегда неизбежны. Нельзя сказать, что их не должно быть, потому что ряд вопросов требует согласования, но максимально сократить совещания и комиссии, безусловно, можно, поскольку мы расширяем систему личной ответственности.
Согласование вопросов превращается у нас часто в карикатуру; открываются прения, преют, в то время как наперед можно сказать, какое будет решение. Наконец, сплошь и рядом согласовать вполне возможно простым телефонным разговором.
Конечно, мы быстро устранить тех недочетов, которые имеются, не можем. Мы в очень значительной степени зависим от других, например, в смысле требования всяких отчетов и данных. Мы должны сопротивляться. Я повторяю, что мы должны сопротивляться там, где это по закону можно, нужно сопротивляться, чтобы нас не дергали туда и сюда, точно так же, как мы не должны других дергать. Мы должны сократить всевозможные увязки, заседания, посылку бесконечных сведений и т. д., и т. д.
Вот если мы так поставим вопрос во всех ячейках управления сверху донизу, то действительно нам удастся провести режим экономии и нам удастся найти средства для технического возрождения, для индустриализации, для ослабления товарного голода. Только тогда, когда мы действительно в этой области проведем режим экономии, только тогда — это совершенно очевидно для всех — поднимется производительность нашего управленческого аппарата и руководственного труда, только тогда мы сможем принять все меры для того, чтобы кампания по производительности труда на фабриках и заводах была поставлена во всем объеме.
Заключительное слово
Понятно, что, говоря об ответственности, я не имел в виду судебной ответственности, по которой идут в тюрьму.
Если я подписываю все и вся, то ясно совершенно, я отвечаю как Председатель ВСНХ, как известное лицо. Я безусловно отвечаю, когда трест летит вверх тормашками и банкротирует и когда такой вопрос разбирается в СТО, я сижу и готов сквозь землю провалиться. Но почему Дзержинский должен отвечать, а не коренной работник, который фактически является ответственным?
Ясно, что есть ряд таких товарищей, которых мы не видим, которых бюрократический аппарат заволакивает. Каждый ответственный работник болеет душой. Есть очень доброкачественный материал, и много его, но мы не умеем использовать. Разве вы не замечаете, что те творческие задачи, которые мы ставим, увлекают людей, у людей есть любовь к делу, которым они занимаются и которое ведут. И мы знаем, что инженер-специалист горного дела является энтузиастом своего дела. По Главметаллу, могу сказать, лично видел людей, которые, не знаю как, болеют за этот металл.
Ответственность должна заключаться в том, чтобы каждый работник, который имеет в себе силы быть ответственным, который является ответственным, чтобы он был всем известен, чтобы он брал на себя ответственность. Мне говорят здесь относительно самой механики подписей, механики докладов и т. д. Я думаю, что если я возьму товарища, который умеет писать, и ему буду диктовать и высказывать свои мысли, то разве это значит, что он ответственен за этот доклад? Конечно, нет. Но если человек сидит на этом деле, если он спец по этому вопросу, если он знает это дело и у него все необходимые сведения в кармане и он в любой момент может дать их, то, конечно, такой товарищ является ответственным.
У каждого должна быть амбиция, известное честолюбие, каждый имеет имя и лицо. Ведь на заводе каждый рабочий хочет иметь лучшую квалификацию. А почему у нас в органах управления товарищ только пишет, а там после, куда это идет, кто это читает, ему все равно. Нужно каждую работу соответственным образом квалифицировать.
Мне кажется, что Гуревич перегнул палку, когда говорил о расширении прав, когда говорил, что нужно лицензии выдавать непосредственно трестам. Простите, пожалуйста, при нашем недостатке валюты, когда имеются 5 хлебов для 5 тысяч, как мы можем расширять права? Мы можем расширять права в том случае, если удастся воздействовать на увеличение экспорта, т. е. на получение актива в валюте. При том, что сейчас делается, было бы преступным расширять права для трестов. Как мы можем расширять права трестам сейчас, когда живем в ужасном финансовом положении? Как мы можем при том положении, когда все тресты нуждаются в государственных деньгах, предоставлять им большую свободу? Этого ни в коем случае делать нельзя, ибо они перевернутся, обанкротятся. Разве наш текстильный синдикат, у которого колоссальный коэффициент вздорожания, разве он может распоряжаться средствами так, как хочет? Ни в коем случае, потому что мы — единое хозяйство. Это зарезало бы другие отрасли промышленности, нарушило бы пропорцию.
Говорить о правах рановато. Если мы собрались и говорим о системе управления, мы должны найти у себя собственные недочеты и что мы можем сделать своими средствами.
Когда я говорил о чрезмерном бюрократическом централизме, я имел в виду и тресты и заводы. Я утверждаю, что цифры, которые дают нам тресты, раздуты, что они фантастичны. Та отчетность, которую мы собираем, есть фантастика, квалифицированное вранье. Дело в том, что у нас нет ответственности за цифры. Что значит ответственность за цифры? Это значит не то, что мы под суд отдадим ответственного работника за неправильные цифры, а просто мы доведем до общего сведения, что вот имярек такой-то врал, обманул, надул. Мы должны это довести до сведения нашей общественности.
Мы не должны так жить, как сейчас живем. У нас система такова, что она поощряет эту фантастику. Почему трест за эти цифры, которые он дает, общественно неответственен? Потому, что он дает такие-то и такие-то цифры, а мы ему переделываем, а нам в Госплане переделывают. При этой системе выходит так, что ты можешь врать сколько угодно. Мы знаем наперед, что ты врешь, и я заранее допускаю, что даются цифры неправильные, какая же тут может быть ответственность!
Мы должны бороться с такой системой во что бы то ни стало, но я не придумал никакого рецепта. Я ищу, товарищи. Я вижу, что эта задача очень сложная. Я побывал в Югостали, в Южмаштресте и, после того как я там побывал, я пришел к очень печальным заключениям. Нам нужно переделать нашу систему, нам нужно иные пути найти. Если я вас здесь собрал, то для того, чтобы мы совместно нашли какой-нибудь выход.
Что я вам предлагаю? Я предлагаю вам мои мысли для разрешения тех задач, которые сейчас стоят перед нами. Никто из вас не отрицает, что эти задачи стоят. Я говорю, что принцип, который мне кажется абсолютно верным,— это дружная семья и ответственность в том смысле, что каждый за свое дело несет известную ответственность. Как я себе мыслю технические пути проведения этой работы? Должна быть определенная связь, совершенно новая связь с трестами. Для того чтобы управлять каким-нибудь делом, каким-нибудь трестом, какой-нибудь отраслью, мы должны иметь определенные данные и определенные данные не по тресту, не эти проклятые средние, которые очень хороши для общих выводов, для планирования в широком масштабе, но никуда не годятся, когда нужно управлять, когда нужно дать конкретные указания о деятельности каждого треста. Нам нужно, чтобы тресты в определенные сроки присылали те данные, без которых мы не можем выполнить нашей работы. Эти данные нужны для работы, потому что без них мы не в состоянии управлять своим делом. Но за эти данные товарищи должны нести ответственность. Не должны нам присылать различных предположений в десятках пудов и т. д. У треста должна быть так поставлена работа, чтобы можно было проверить, если это нужно, у него на месте.
Какой смысл имеют такие фолианты? Ими можно только запутать дело. Ведь вот когда был спор о производительности труда, когда начал т. Струмилин рассчитывать и оказалась производительность труда выше довоенной, а зарплата ниже, то видно было сразу, что это чепуха. В статистике очень легко можно запутаться ученым людям. Они складывают, затем берут среднюю взвешенную, геометрически взвешенную, и если в основном были цифры неправильные, выводят черт знает что. Ясно совершенно, что человека, который не знает, скорее надуют, а человек, который следит за всеми проявлениями жизни, сразу видит: ты тут надуваешь. Человек сведущий едет на место, и, таким образом, мы имеем живую связь, которая говорит, правильны или неправильны представленные данные. И если подтвердится, что представили неправильные данные, этих обманщиков нужно гнать вон. Вот вся ответственность, никакого суда не нужно в таком деле. Если человек не справляется с делом, — уходи, дай место другому.
Мне кажется, что если бы мы сказали каждому главку и управлению, без чего мы обойтись не можем, количество цифр и документов можно было бы сократить раз в тысячу.
Тут товарищи говорили, что для согласования требуется много времени. Это есть доказательство, что у нас механика согласования плохо поставлена, что у нас нет взаимного достаточного доверия, которое обязательно должно быть.
Согласование необходимо. Я — председатель Главметалла, а без отдела финансовой политики никак не могу управиться, никак не могу без него разрешить вопросы и входить с ходатайствами в высшие органы. Как может быть Главметалл отделен от Сахаротреста, от Донугля и т. д.? Этого никак нельзя.
Одной из причин наших недочетов, хотя и косвенной, является то, что мы работаем со слишком большим напряжением, что мы работаем без всякого резерва. Те указания, которые были даны в циркуляре о составлении промышленно-финансового плана, где уделено большое внимание роли резерва, имеют большое значение. Если бы наши тресты этим руководствовались и выдерживали бы эту линию, то нам гораздо легче было бы разрешить все те вопросы, которые сейчас являются столь трудными.
Я еще хотел успокоить наших товарищей из Цугпрома и других, которые указывают на опасность сношений председателя ВСНХ и вышестоящих инстанций непосредственно с товарищами, от которых их отгораживает несколько этажей. Я должен сказать следующее. Мы должны различать две линии связи — линию сношений и линию подчинения. Линия сношений должна быть такова, что вы можете сноситься с тем, с кем вы должны снестись в интересах дела. Не запрещайте делать этого и председателю ВСНХ. Вы говорите, что нельзя этого вводить в систему. Я говорю: я без вас решать не должен,— это дезорганизует, если устанавливается непосредственная линия подчинения. Линия подчинения должна остаться. Я не предлагал спутать все линии подчинения, но если мне нужно получить справку или разработать вопрос, и я во избежание волокиты посылаю задание непосредственно тому, кто этим делом занимается, то здесь нет никакой спутанности. Я думаю, что когда бумага приходит на предприятие, регистратор или тот, кто этим ведает, должен послать бумагу тому, кто непосредственно этим делом занимается, но этот товарищ, который работает, должен докладывать своему начальнику и сказать: дай директиву. Так следует понимать то, что я говорил по этому вопросу.
«Торгово-промышленная газета», № 156, 11 июля 1926 г.